Текст книги "Спокойной ночи, красавчик"

Глава 47

– Зачем парню писать жене, что он едет домой, а потом прятать машину на складе? – Спрашивает Энни в телефон. Она сидит на полу в комнате Маргарет, прислонившись спиной к стене, и пьет из бутылки «Миллер Хай Лайф». Вот до чего ее довели. Еще нет десяти утра, а она уже пьет теплое пиво, украденное из столовой пансионата, и просит «Сири[64]64
  Siri – облачный персональный помощник и вопросно-ответная система, приложение для Айфон.


[Закрыть]» объяснить, почему муж написал ей, а затем спрятал свою машину на складе «Стор-Мор» на 9-м шоссе, в десяти минутах от его офиса.

По вашему запросу: «зачем парню писать жене, что он едет домой, а потом прятать машину на складе», в Интернете найдено следующее, сообщает «Сири».

Энни просматривает результаты.

Как подготовить свой автомобиль на длительное хранение, форум сайта «Эдмундс».

Расскажите истории о вашем адском бывшем (и как не попасться на крючок, когда он звонит!)?

Последнее сообщение было опубликовано два года назад в блоге женщины по имени Мисти.

Энни потягивает пиво, гадая, что сказала бы Мисти. Может быть, то же самое. Возможно, как и Франклин Шихи, Мисти подумала бы, что Сэм написал Энни, а потом спрятал свою машину, потому что Сэм из тех парней, что исчезают в трудные времена, подтверждая, что яблоко и вправду не падает далеко от яблоньки. И, может быть, Мисти повторила бы и другое мнение, которым Франклин Шихи поделился в утренней газете: полиция больше ничего не может сделать.

«Все показывает наличие плана, причем явно хитроумного, – сказал шеф полиции Франклин Шихи. – Остается лишь предполагать, что Сэм Статлер не хочет, чтобы его нашли».

Энни по второму разу листает результаты запроса, когда телефон в ее руке звонит. Это доктор Элизабет Митчелл, ее декан.

– Я получила ваше сообщение, Энни. Все в порядке?

– Я подумала над вашим предложением взять отпуск, – говорит Энни. – И хотела бы его принять.

Доктор Митчелл на мгновение замолкает. – Я сожалею о том, что вам пришлось пережить, Энни. Когда бы вы хотели выйти в отпуск?

– Сейчас? – Предлагает Энни. – Я разослала имейлы другим сотрудникам факультета, узнать, смогут ли они разделить нагрузку, и надеюсь, что…

– Не беспокойтесь о своих занятиях, – говорит доктор Митчелл. – Я возьму их на себя. И мы сможем все возобновить, когда вы вернетесь.

Энни благодарит ее и вешает трубку, понимая, что вряд ли вернется. Ради чего? Чтобы жить в Честнат-Хилле, одной в этом доме? Чтобы не дать себе успеть передумать, Энни открывает электронную почту с сообщением от тети и дяди, которое пришло вчера поздним вечером.

Мы забронировали тебе билет на самолет до Парижа, – писал ее дядя. – Рейс улетает через два дня, так что у тебя есть время все закончить. Мэдди встретит тебя и отвезет домой. Вопрос еще открыт. Только скажи, и мы оплатим билет.

«Спасибо», – набирает Энни. – Я с радостью прилечу.

Она нажимает «Отправить» и допивает остатки пива, когда открывается дверь. Энни думает, что это Маргарет, вернувшаяся с прической от стилиста, который приходит каждую неделю, но это Джозефина с корзиной чистого белья для Маргарет. – Энни, – произносит она, увидев Энни сидящей на полу с пивной бутылкой у ног. – Что вы делаете?

– Живу своей лучшей жизнью, – отвечает Энни.

Джозефина издает смешок. – Это вам на пользу. – Она показывает корзину с бельем. – Я хотела это разложить, но могу вернуться позже.

– Я сама, – говорит Энни, вставая. – Мне бы не помешало отвлечься.

Джозефина делает паузу, одарив Энни взглядом, говорящим: «Я прочла газетную статью об исчезновении твоего мужа-должника и не знаю, что сказать». – Как вы держитесь? – спрашивает она.

– Если не считать того, что я пью теплое пиво в десять утра, то вполне неплохо, – говорит Энни, ставя бутылку на стол. – Я завтра уезжаю, на некоторое время. И пришла сказать это Маргарет. – Энни складывает белье на кровать. – Мне не по себе из-за всего этого, если честно. Теперь ее некому будет навещать.

– С ней все будет в порядке, Энни, – говорит Джозефина, протягивая руку к корзине. – Здесь все ее любят, а еще этот волонтер приходит два раза в неделю, водит ее на «Бинго». Мы все называем его «ее парнем». – Она быстро сжимает руку Энни, выходя из комнаты. – Мы позаботимся о ней, обещаю.

Пять минут спустя Энни уже приводит в порядок вещи в ванной Маргарет, повторяя слова Джозефины. Что-то не дает ей покоя. Она закрывает шкафчик с лекарствами и выходит из комнаты. В коридоре тихо, за стойкой регистрации сидит молодая женщина, которую Энни не знает. – Я могу вам помочь? – бодро спрашивает она.

– Да, – говорит Энни. – Джозефина сказала, что к моей свекрови Маргарет Статлер приходил волонтер. Я была не в курсе, и мне любопытно, кто это.

– Ну конечно. – Девушка смотрит вниз и стучит по клавиатуре. – О, – говорит она, закатывая глаза. – Вы имеете в виду Альберта Биттермана? – Она наклоняется вперед и понижает голос. – Между нами говоря, этот парень – та еще заноза в заднице.

Глава 48

Сэм отрезает последний кусок жесткого, безвкусного мяса, слушая, как Альберт бродит по дому. Его разбитая челюсть пульсирует, он медленно жует, представляя, каково будет снова спать в своей постели. Он это практически ощущает – как снова примет душ, стоя под тугим потоком горячей воды из душевой панели от «Кохлер», имитирующей настоящий дождь; он разорился на нее, как человек, собирающийся получить 2 миллиона долларов. Энни стоит рядом с ним, намыливая голову шампунем «Пантин» – тем же, каким пользовалась ее мать, с запахом, столь отчетливо напоминающим ему о жене. – У тебя ушло много времени, чтобы понять, – говорит она, мазнув пеной по его лицу. – Это было очевидно с самого начала. Он не хотел тебя убивать. Ему была нужна твоя помощь.

– Ты опять права, моя сообразительная жена, – шепчет Сэм. Он слизывает остатки мяса с ножа и подносит его к свету. – И не волнуйся, Альберт, помощь уже на подходе.

* * *

Альберт стучит почти в полночь, и Сэм уже готов. Он садится и ставит таймер на сорок пять минут.

Игра началась.

Волосы Альберта зачесаны назад с помощью геля, под мышкой зажат блокнот.

– Ты закончил? – Спрашивает Сэм.

– Да, – говорит Альберт. – Простите, что беспокою вас так поздно, но вы сказали, что это срочно.

– Так и есть. – Сэм машет ему рукой. – Присядь. Мне не терпится услышать, что ты нашел. – Альберт опускает ключ в передний карман отглаженных брюк цвета хаки и садится на кровать, не сводя глаз со своих туфель – блестящих черных мокасин. Сэм молчит, отмечая позу Альберта. Его руки сжаты на коленях, челюсти стиснуты. – Начинай, – говорит Сэм.

– В общем, – говорит Альберт, – я полностью согласен с тем диагнозом, который вы поставили этому пациенту. То, что мы здесь рассматриваем – это хрестоматийный случай взрослого человека с расстройством привязанности. По факту, я даже был бы более конкретен и сказал бы, что у него присутствует множество признаков тревожного типа привязанности.

– Неужели? – Сэм вздыхает с притворным облегчением. – Хорошо. Расскажи мне об этом. С самого начала.

– Хорошо. – Альберт открывает свой блокнот. – Как вы знаете, из-за неспособности младенца выжить самостоятельно, каждый ребенок рождается с примитивным стремлением получить удовлетворение своих потребностей от своих основных опекунов, обычно родителей. Это называется теорией привязанности. Младенцы, которые чувствуют себя в безопасности, развивают надежные привязанности. А те, кто нет, подобно нашему пациенту, развивают ненадежные привязанности. Став взрослыми, они, как правило, очень тревожны, имеют негативный образ себя, действуют импульсивно и живут со страхом отвержения, настолько сильным, что он может стать изнурительным. Это может оказать значительное влияние на отношения, которые они развивают, став взрослыми.

– Каким образом? – Уточняет Сэм.

– Я составил список. – Альберт достает из блокнота листок бумаги. – Мне его прочесть?

– Пожалуйста.

– Во-первых: взрослые с тревожным типом привязанности ведут себя безрассудно и нестабильно, временами становятся контролирующими, – зачитывает он. – Во-вторых: поскольку в детстве им не хватало безопасности, они постоянно требуют подтверждения того, что они особенные для своего партнера, в попытке унять свою тревожность. В-третьих: они верят, что их партнер «спасет» или «завершит» их – желание, которое другой человек не способен выполнить. – Альберт кладет записи себе на колени. – Как вы видите, даже когда они ищут близости и чувства безопасности, цепляясь за своего партнера, их безрассудные действия фактически его отталкивают. – Альберт хмурится. – Очень печально, то, почему он такой.

Сэм прочищает горло. – Ты говоришь о его детстве?

– Да. Его мать умерла при родах, и он остался с эмоционально отстраненным отцом, который редко проявлял к нему внимание, не говоря уже о привязанности, – объясняет Альберт. – Конечно, у него будет расстройство привязанности, когда он вырастет.

– Совершенно верно. – Сэм указывает на Альберта и кивает. – Я совсем забыл про его мать. Сколько ему было, когда она умерла?

– Шесть дней от роду.

– Да, это жесть. – Сэм качает головой. – Напомни еще раз: почему она умерла?

Альберт в замешательстве поднимает голову. – Не уверен, что помню. – Он облизывает палец и отлистывает блокнот назад. – Вот. – «Мать, причина смерти». О. – Он хмурится. – Вы оставили это пустым.

– Правда? – Уточняет Сэм. – Дай посмотреть. – Он открывает ящик соседнего стола и достает блокнот, впечатленный твердостью своей руки.

– Место рождения – Чикаго, – бормочет Сэм, читая свои записи. – О… – он тычет пальцем куда-то в страницу, изображая удивление. – Я все неправильно понял. Мать этого пациента не умерла во время родов.

– Она не умерла? – Переспрашивает Альберт.

– Нет. Она прожила до шестидесяти семи лет. Она была вынуждена отдать ребенка на усыновление, когда ему было шесть дней от роду, супружеской паре в Уэйне, штат Индиана. Ее звали Агата Лоуренс, и она была твоей биологической матерью. – Сэм закрывает блокнот и смотрит Альберту в глаза. – Пациент, о котором мы говорим – это вы, Альберт. Или мне следует звать вас Красавчиком?

Глава 49

Я отшатываюсь назад. – Как вы?..

– Вы хотели, чтобы я узнал, – объясняет доктор Статлер, откидываясь на спинку кресла.

– Нет, я…

– Да ладно, Альберт. – Сэм смеется. – Это же как из справочника по психологии. Вы засунули меня в гардероб со своей историей рождения. Это ваше подсознание искало моей помощи.

– Нет, это не так, – я встаю. – Мне нужно идти.

– Садитесь, Альберт. И мы поговорим.

Я колеблюсь, а затем снова сажусь, сжав кулаки. – Если вы не возражаете, я хотел бы задать вам несколько вопросов. – Доктор Статлер открывает чистую страницу и щелкает ручкой. – Когда и как вы узнали, что Агата Лоуренс была вашей биологической матерью?

Я колеблюсь, считаю до десяти. Сделай это: скажи ему. – В прошлом году, – говорю я. – Когда я получил письмо от адвоката из Нью-Йорка. – Я сижу за кухонным столом, ем жареные ребрышки с белым рисом из одноразового пластикового контейнера. Я сортирую почту и жду викторину «Рискуй!» Сначала я натыкаюсь на письмо с логотипом адвоката, на дорогой шелковистой льняной бумаге. «Дорогой мистер Биттерман», громко декламирую я Сэму по памяти. – «Нашу фирму наняли, чтобы найти вас по важному семейному делу». Они пригласили меня в свой офис на Манхэттене, чтобы обсудить все лично. Предложили оплатить дорогу. – Сэм внимательно наблюдает за мной. – Первый класс на скоростном поезде.

– О чем вы подумали, когда прочли это письмо?

– Я думал, это мошенники, – говорю я. – Один из тех «Нигерийских принцев[65]65
  «Нигерийские письма» – распространенный вид «мошенничества с предоплатой» через спам в электронную почту.


[Закрыть]», что хочет забрать мою последнюю тысячу долларов. Единственной семьей, что у меня осталась, был мой отец. Если предположить, что он все еще жив. И если бы он хотел со мной связаться, то ему стоило лишь ответить на рождественскую открытку – я шлю ему такие каждый год. – Тяжелый телефон в моих руках, телевизор выключен, слабо пахнет жареной едой из «Счастливого Китайца» внизу, а я набираю номер телефона, напечатанный на фирменном бланке. – На звонок ответила женщина-адвокат, – рассказываю я доктору Статлеру. – Я спросил ее, не шутка ли это, и она ответила, что предпочла бы поговорить лично. Она говорила всерьез.

– Кто-нибудь сопровождал вас в Нью-Йорк?

Я смеюсь. – Да, конечно. Например, кто? Моим единственным другом была Линда, и даже если бы ее сын не подал заявление на охранный ордер, агентство никогда бы не разрешило мне взять ее с собой в Нью-Йорк. На Пенсильванском вокзале я пробрался сквозь толпу ворчливых людей на верхний этаж, где мужчина в мятом костюме, от которого пахло сигаретами, держал табличку с моим именем. Он подвел меня к черной машине, в карман сиденья передо мной были втиснуты две бутылки теплой воды из «Польского источника[66]66
  «Poland Spring» – марка бутилированной воды по названию источника из города Польша, графства Андроскоггин, штата Мэн, США. Компания была основана в 1845 году, Хирамом Риккером. Сейчас это дочерняя компания Nestlé.


[Закрыть]».

– Их офис был на Парк-Авеню, и симпатичная молодая женщина провела меня в конференц-зал. – Там был поднос с бейглами с сырой рыбой, и уже очищенная клубника. Кто-то постучал, а затем вошли четыре человека в костюмах, сели вокруг меня в форме буквы «U» и показали мне фотографии женщины с буйными рыжими кудрями и очками в ярко-синей оправе. – Мне сказали, что она родила меня пятьдесят один год назад в больнице под Чикаго, штат Иллинойс.

– Я читал ее записи о беременности и родах, – вставляет доктор Статлер. – Довольно травмирующе.

– Мой отец был каким-то парнем, с которым она познакомилась на семейном отдыхе в Доминиканской Республике. Его фамилию она так и не спросила. Ей было семнадцать, она была лучшей в классе, и ее отец не мог допустить такого позора. Они все организовали. «Школа-интернат», так ее называли. Когда она приехала, там было еще пять девочек. Старшей было двадцать два, младшей – четырнадцать, все из семей со связями. Она ухаживала за мной в одиночестве почти десять часов, и ей разрешили видеться со мной несколько раз в день в течение следующих шести дней, прежде чем милая пара из Индианы смогла меня усыновить.

– Это ее опустошило, – произносит доктор Статлер. – То, что она вас отдала. Но у нее не было права голоса в этом вопросе. – Он кладет блокнот на колени и складывает руки. – Каково вам было все это узнать?

– Наконец-то все обрело смысл, – отвечаю я. – Слова моего отца, что я не его. Я всю жизнь был ничьим. Но больше всего я был взволнован встречей с ней. В пятьдесят один год я получил шанс обрести семью.

– И что же?

– Мне сказали, что она умерла. – Я помню шок, когда та женщина мне это сообщила, и то, как щипал свою ладонь, чтобы не заплакать. – Она искала меня всю свою жизнь, но ей пришлось умереть, чтобы меня найти. По крайней мере, так мне объяснил адвокат. Только после ее смерти суд согласился раскрыть бумаги на усыновление. Они были обязаны – чтобы дать мне знать, что она назвала меня единственным наследником семейного поместья Лоуренсов.

– Здесь значится – девяносто два миллиона долларов.

– И семейный дом в Честнат-Хилле, штат Нью-Йорк, – добавляю я. – У меня не было работы несколько месяцев. Я не знал, что еще делать, и поэтому переехал сюда, в ее дом. Я крепко зажмуриваюсь, вспоминая, как открыл входную дверь и впервые вошел в дом. Все было так, как она оставила, пыль осела на мебели и скапливалась в углах.

– Она писала тебе письма. – Доктор Статлер достает что-то из своего блокнота: один из ее бледно-желтых конвертов, внутри письмо, написанное почерком, который я теперь обожаю.

– Двести три штуки, – подсказываю я. – Она была уверена, что когда-нибудь я узнаю ее, и свою семью. Они были сложными людьми. – Я не отрываю глаз от пола. – И она тоже.

Часы дважды жужжат. Доктор Статлер ерзает в кресле. – Похоже, наше время истекло.

– Разве? – Спрашиваю я.

– Да, мне пора немного поспать.

Когда он тянется, чтобы отключить зуммер, я вижу время. Уже почти час ночи. – Извините, – говорю я, пристыженный тем, что заставляю его бодрствовать так поздно. – Я потерял счет времени. – Я встаю и спешу к двери.

– Возвращайтесь завтра утром, Альберт, – предлагает доктор Статлер, когда я открываю дверь. – В десять. Мы начнем там, где закончили. Хотите, чтобы я это записал?

– Нет, – отвечаю я. – В десять утра. Я запомню. – Я выхожу в коридор. – Спокойной ночи, доктор Статлер.

Он улыбается мне самой теплой улыбкой, которую я когда-либо видел. – Спокойной ночи, красавчик.

Глава 50

Франклин Шихи драматично вздыхает на другом конце провода. – Не знаю, – говорит он. – Но я не уверен, что волонтерство в доме престарелых считается подозрительным, Энни. И если это так, то извините, мне пора ехать в католический центр, чтобы арестовать мою семидесятидевятилетнюю мать.

Энни закрывает глаза, представляя, как прижимает его к стене за шею. – Я не утверждаю, что волонтерство, как концепция, подозрительно, Франклин, – размеренно произносит она. – Но дело не только в этом.

– А в чем же еще? – спрашивает он.

– Офисное помещение, – поясняет она. – То, что он сделал для Сэма, было ужасно великодушно. Щедро до крайности, себе во вред.

– Щедро до крайности? – переспрашивает Шихи. – Вы слишком долго жили в мегаполисе, госпожа Поттер. Вы забыли, что есть добрые люди.

То же самое сказал Сэм, когда она впервые выразила свой скептицизм по поводу Альберта Биттермана и его «щедрого» предложения. Энни не спала почти всю ночь, снова разыскивая договор аренды и просматривая их с Сэмом диалоги, пытаясь собрать воедино все, что знала об Альберте Биттермане-младшем, новом владельце исторического Дома Лоуренсов.

Чудаковатый. Именно это слово Сэм использовал, чтобы описать домовладельца, обязывающего Сэма иногда с ним выпить и помочь с делами по дому: вынести мусор и подмести дорожку. Сэм чувствовал себя в долгу и никак не мог забыть о своей удаче.

– Он позволил Сэму самому спроектировать офис, – объясняет Энни Франклину. – Сэм есть Сэм, а это значит, что все стоит целое состояние. Это чересчур даже для «любезности» провинциального городка. А теперь я узнаю, что он еще и навещал мать Сэма?

Энни попросила девушку-регистратора показать ей его досье. Альберт Биттерман, пятьдесят один год, начал работать волонтером в «Бурных водах» в прошлом месяце. Задание: вечер «Бинго», каждую среду и пятницу. Энни поспрашивала вокруг. Никто его не знал, кроме как волонтера, который оставил много комментариев в поле для предложений. Вернувшись домой, она погуглила его имя, обнаружив только автора детской книжки и преподавателя городского планирования. Никто из них, как она догадывалась, с ним не совпадал.

– Что вы предлагаете, Энни? – Говорит Франклин. – Этот домовладелец вашего мужа… Что? Убил его и избавился от машины? Дайте угадаю. Вы слушаете эти подкасты с историями реальных преступлений.

Она устало вздыхает.

– Госпожа Поттер… – Франклин тоже тяжело вздыхает. – Мне не хотелось вам это говорить, но ваш муж был не тем человеком, каким вы его считали. Он скрыл от вас долг в сто тысяч. Он не навещал мать и не оплачивал ее счета. И, ах да, он получил доверенность на ее финансы за две недели до исчезновения. – У Энни перехватывает дыхание. – Да, именно так. Мы обыскали все вокруг, опросили людей в «Бурных водах», и мы знаем и об этом. Можете считать нас бездарными копами, которые не могут и шнурки себе завязать, но мы знаем, что делаем. Итог, Энни: он патологический лжец, а вы его брошенная жена, хватающаяся за соломинку. – Энни слышит скрип его кресла. – И помните, Энни. Вы привлекательная женщина, и впереди у вас много счастливых лет. Как я говорю своим дочерям, не тратьте свое время не на того парня.

– Спасибо, Франклин. Это хорошее напоминание. – Энни вешает трубку, на долгие секунды задерживая дыхание, а затем в ней поднимается волна гнева – слишком сильная, чтобы она могла ее сдержать. Она кричит во весь голос и швыряет телефон через комнату. Тот отскакивает от диванных подушек и с треском падает на пол. Энни боится смотреть, но проверяет; нижняя половина экрана разбита вдребезги. Она падает на диван, роняет голову на руки и смеется. – Что ж, сегодня очень плохой день, – бормочет она.

– Франклин Шихи прав, ты же знаешь. – Это голос Сэма с противоположного дивана.

– Иди нахрен, – шепчет она.

– Ладно, но ты и вправду хватаешься за соломинку.

– Ты так думаешь? – огрызается Энни. – Думаешь, это – хвататься за соломинку, Сэм? Тогда погоди, я кое-что тебе покажу. – Она подбирает с пола телефон и щурится в разбитый экран, ища в Гугле каталог телефонных номеров в «Дейли Фримен».

– Харриет Игер, – раздается после первого же гудка.

– Это Энни Поттер. Мне нужно задать вам один вопрос.

– Хорошо, – говорит Харриет.

– На днях вы сказали, что получили несколько сообщений о том, что у Сэма роман с пациенткой. Можете сказать, кто их прислал? – В этом что-то было. С тех пор, как Энни об этом услышала, она не могла выкинуть это из головы.

– Энни, не беспокойтесь об этом, – отвечает Харриет. – Это был всего лишь какой-то псих, и больше ни…

Энни ее обрывает. – У вас осталось это письмо?

– Нет, извините. Я все удалила.

– Ладно, спасибо, – произносит Энни, прежде чем повесить трубку. Она прижимает ладони к глазам. Вот и все. Это все, что я могу сделать.

Ее телефон жужжит сообщением.

«Не терпится встретиться. Ты уже в машине?»

Это Мэдди. Энни смотрит на часы. «Выезжаю через полчаса». Она нажимает «Отправить» и встает. Она находит паспорт и билет на кухонной стойке и кладет их в сумочку.

Когда спустя мгновение звонит телефон, Энни не может разобрать имя под разбитым стеклом. Она предполагает, что это Мэдди, но нет – это перезванивает Харриет Игер.

– У вас есть секунда?

– Да, – говорит Энни, садясь за кухонный стол.

– Наш разговор слышала моя коллега, – говорит Харриет. – Оказывается, она проверила зацепку о предполагаемой пациентке, с которой сбежал ваш муж. Я подумала, что вы захотите это знать.

– И что же?

– И это определенно было ложью, – добавляет Харриет.

– Как вы это узнали?

– Один из репортеров порасспрашивал в университете, где предположительно училась эта воображаемая пациентка, и там не было никого, кто подходил бы под описание.

– Студентка университета? – Энни чувствует укол страха. – А что это было за описание?

– Какое это имеет значение? – Спрашивает Харриет. – Наводка-то оказалась фальшивой.

– Пожалуйста, дайте описание.

– Подождите, – вздыхает Харриет. – Я спрошу.