Текст книги "Спокойной ночи, красавчик"

Глава 43

Я смотрю, как Энни говорит по телефону в машине. Бедняжка, одна в их новый «юбилей». Они с Сэмом отмечают каждую новую неделю. Я знаю, потому что в моей библиотеке оказалась записная книжка Сэма с заголовком «Энни, юбилейные напитки». Напитки были расписаны наперед на каждый вторник, и я представляю, как мило выглядели Сэм и Энни, чокаясь бокалами с дорогим алкоголем.

– Вам нужен столик? – Молодая женщина смотрит на меня из-за барной стойки. Ее руки целиком в татуировках – скорее всего, оскверняя собственное тело, она мстит своим родителям.

– Нет, спасибо, – говорю я, глядя, как Энни отъезжает от тротуара. – Я только что вспомнил. Мне кое-куда нужно.

Моя машина нелегально припаркована на стоянке банка. Я завожу мотор, но не двигаюсь с места.

Мне ужасно жаль Энни.

Мне жаль, что я не могу рассказать ей, в каком раздрае был Сэм вчера, в «счастливый час». Он почти не слушал, когда я рассказал ему о своем единственном опыте игры в футбол. Говорить об этом было нелегко. Мне было семь лет, и я умолял маму отговорить отца заставлять меня играть, но она отказалась. Я стоял у линии на поле, кто-то протянул мне мяч, и следующее, что я помню – мальчик из моей школы, в три раза больше меня, швырнул меня на землю. Я не мог дышать и был настолько уверен, что умираю, что, когда, наконец, отдышался, разрыдался прямо на стадионе Сандерс, на глазах у отца и половины жителей Уэйна, штат Индиана. И что сказал Сэм, когда я закончил свой рассказ? Ничего. Он просто сидел, неподвижно уставившись в стену, а затем ни с того, ни с сего, заговорил об Энни, рассказывая, как сильно ее любит, и как встревожен тем, что она переживает.

Но по мне, она в порядке. Может быть, слегка худовата, и эти мешки под глазами говорят о том, что она спит не так хорошо, как следовало бы, но она достаточно здорова, чтобы принарядиться и пойти выпить. Это хорошая новость.

Я похлопываю сумку с тремя банками лукового супа-пюре на пассажирском сиденье рядом с собой и завожу машину. Стейк Солсбери взбодрит Сэма.

Дождь то вспыхивает, то гаснет в свете моих фар, когда я следую за грузовиком с логотипом сантехники по главной улице и вдоль железнодорожных путей. Этот парень едет так медленно, что я предполагаю, что ему платят за часы. Я приоткрываю окно на дюйм, вдыхая пьянящий запах древесного дыма и демократии, и сворачиваю на Черри-Лейн. В доме Пиджен горят почти все лампы; предполагаю, она потеряла интерес к изменению климата, раз сжигает столько ископаемого топлива. Я приближаюсь к мосту, когда замечаю что-то на дороге и жму на тормоза.

Нет. Пожалуйста, боже мой, нет.

Я выключаю мотор, беру сумку с продуктами с пассажирского сиденья, и выхожу из машины под холодный, резкий дождь. Это Сэм. Посреди улицы, с испачканным лицом; рукава университетской толстовки, которую я ему одолжил, одной из моих любимых, разорваны и в грязи. – Нет, Альберт, – просит он, и я вижу, что он плачет. – Пожалуйста. Я так близко.

– Сэм? – Я сильнее сжимаю хватку на горловине сумки, пока иду к нему. – Куда это ты собрался, Сэм?

– Домой, Альберт, – говорит он, и его рыдания теряются в барабанной дроби дождя. – Пожалуйста, я просто хочу домой.

– Домой? – Я поднимаю сумку над головой, моя голова кружится, и мое зрение затуманивается. – Но ты же дома, Сэм. – Треск трех банок лукового супа-пюре о его сильную, идеально выточенную челюсть, оказывается громче, чем я ожидал. – Идем, – говорю я, когда он падает к моим ногам. – Поедим стейка.

Глава 44

Франклин Шихи ждет Энни в своем внедорожнике, когда она подъезжает к полицейскому участку. – Запрыгивайте, – говорит он. – Прокатимся.

Она колеблется, но все же садится. Они молчат, пока Шихи выезжает из городка и едет по пустынной дороге вдоль железнодорожных путей. Спустя три минуты молчания они въезжают на стоянку склада «Стор-Мор[62]62
  Stor-Mor Storage – амер. компания по хранению различной крупной техники (в ангарах и на открытых площадках), так же предлагает услуги по переезду, транспортировке грузов, аренде грузовиков, прицепов и т. д.


[Закрыть]». – Здесь столько лишнего пространства, что должно хватить места для еще одной пары, – сказала Энни Сэму во время своего первого визита в город, когда они сидели на этой парковке на переднем сиденье «Короллы» его матери, целуясь, как школьники. За обедом она умоляла его показать ей все места, где ее еще незрелый будущий муж убеждал наивных девочек-подростков Честнат-Хилла позволить ему залезть к ним в трусы.

Сэм с радостью согласился и свозил ее в заброшенный авто-кинотеатр; в ТЦ, за магазином беспошлинной обуви; а потом сюда, на склад «Стор-Мор», где они с Энни дурачились на переднем сиденье, и где сегодня днем полиция обнаружила новенький «Лексус» Сэма, припаркованный в одном из блоков. В идеальном состоянии.

– Он оставил его здесь около шести вечера в день исчезновения, – сообщает ей Шихи, когда они стоят перед блоком 12, наблюдая, как техник на переднем сиденье наносит порошок для поиска отпечатков пальцев.

– Зачем ему это делать? – спрашивает Энни, оцепенев.

– Чтобы полицейские отвлеклись на поиск того, чего они не найдут.

– Тогда как же вы его нашли?

– Здесь недавно кто-то хулиганил, и управляющий решил просмотреть записи с камер наблюдения. Увидел, как в ночь шторма подъехала эта машина, и узнал ее по новостям.

Энни резко поворачивает голову к Шихи. – А есть запись с Сэмом?

Шихи на мгновение задерживает на ней взгляд. – Идемте со мной.

Она идет за ним к зданию, напоминающему деревянный сарай. Внутри – металлический стол с тремя теле-мониторами и разбросанными пустыми пластиковыми стаканчиками из-под кофе. В углу, на обшарпанном кресле с колесиками, сидит полицейский, уткнувшись в свой телефон. Увидев Шихи, он быстро гасит экран и прячет телефон в нагрудном кармане. – Шеф.

– Это жена доктора Статлера, – говорит Шихи. – Покажи ей запись.

Коп подкатывается к столу, разворачивает монитор экраном к Энни. Она видит застывшее изображение размытой машины, которая начинает двигаться, когда полицейский жмет кнопку на клавиатуре. «Лексус» Сэма въезжает в блок 12. Через несколько секунд на экране появляется фигура. Мужская. Закрывая дверь, мужчина поворачивается спиной к камере, достает из-под мышки зонтик и открывает. Когда он поворачивается к камере, зонт закрывает ему лицо, и полицейский останавливает запись. – Это лучшее, что у нас есть, – говорит он.

– Вы можете это увеличить? – Спрашивает Энни. Полицейский приближает изображение и поднимается, чтобы уступить Энни кресло. Она садится и наклоняется ближе к экрану, ее сердце болезненно сжимается, когда она узнает пиджак. Шерстяной блейзер «Мэдисон Фит» из «Брук Бразерс», классического темно-синего цвета. Пиджак, который она сама выбрала Сэму. Тот самый, из его кабинета.

– Вы можете подтвердить, что это ваш муж? – Говорит Шихи. Энни кивает, не в силах произнести ни слова.

Шихи тяжело вздыхает. – Простите, Энни. Я знаю, что это нелегко.

Подсобка давит клаустрофобией. – Можете отвезти меня домой?

– Конечно. Сейчас попрошу сержанта.

Энни встает и выходит наружу. Двое мужчин в нейлоновых куртках стоят у ворот, прикуривая от общей спички. – Я знал старика этого парня, – говорит один из них, когда она проходит мимо. – Видно, верно говорят: какой отец, такой и сын.

Глава 45

Что-то жужжит в ухе Сэма, и он открывает глаза.

Вокруг кромешная тьма и холод.

Он стоит на четвереньках посреди улицы, прямо на мосту. Он видит дом Сидни Пиджен в сотне футов от себя. Наверху горит свет, и у окна стоит какая-то фигура. Прищурившись, Сэм успевает разглядеть под бейсболкой густые каштановые кудри. Окно открыто, и подросток машет Сэму. – Ты меня видишь! – Кричит Сэм, радостно размахивая в ответ. – Это я! Сэм Статлер! – Он начинает хихикать, ожидая, что мальчишка сейчас помчится от окна вниз по лестнице, где ворвется в гостиную Сидни и найдет взрослого, чтобы позвонить 911. Но малец этого не делает. Вместо этого он продолжает плавно махать рукой, и внезапно Сэм понимает, что ошибся. Парнишка не подает ему сигнал, он его даже не видит. Он разгоняет дым от косяка в руке, закрывает окно, выключает свет и исчезает.

Сэм перекатывается на спину, ощущая во рту кислый привкус крови. Свет фар приближаются к холму; чья-то машина. Должно быть, это Сидни возвращается из тренажерного зала. Она выскочит из своего минивэна и спросит, какого черта он делает посреди дороги в такую погоду…

Мотыльки снова набрасываются на него, и Сэм открывает глаза, в желудке поднимается желчь, когда он вспоминает удар в лицо и понимает, что он не снаружи. Его вернули в дом и заперли в комнате. Сэм подтягивается, чтобы сесть, и ощупывает стену, пока пальцы не находят дверь. – Выходи, выходи, где бы ты ни был, – хрипит Сэм. Его горло воспалено, а рот убийственно болит; он тянется к щеке и обнаруживает глубокую рану. – Меня пора переодеть и побрить, Альберт. Ты же не хочешь, чтобы я позвонил «Домашним Ангелам Здоровья» и сообщил о нарушении первого принципа в их гребаном руководстве для сотрудников: «Когда хорошо выглядишь, хорошо себя чувствуешь!» Ты, мелкий сумасшедший говнюк?

Наконец его пальцы нащупали выключатель. Яркий свет на мгновение ослепляет, но затем Сэм промаргивается, прогоняя туман, и осматривает свою одежду, стены вокруг и груды коробок у ног.

Сэм ошибся. Он не в комнате. Он в гардеробной.

До двери рукой подать, и Сэм наклоняется к ручке. Дверь открывается, свет изнутри освещает кровать с лоскутным одеялом и его кресло. Сэм откидывается обратно. Это гардероб в «его» комнате. Он внимательно рассматривает коробки. Как минимум две дюжины коробок, аккуратно сложенных у стены, на каждой аккуратным почерком написано: «Агата Лоуренс».

Агата Лоуренс. Женщина, которая умерла в этой комнате.

Сэм снова подтягивается в сидячее положение, спину пронзает боль. Он дотягивается до верха стопки и тянет вниз коробку. Та падает прямо на его гипсовые повязки, содержимое рассыпается по полу вокруг. Сэм ждет и прислушивается. Пока тихо. Он берет толстую черную книгу, переворачивает и читает на обложке: Чарльз Лоуренс, 1905–1991. Внутри – черно-белая фотография молодой пары и двух мальчиков, позирующих на крыльце Дома Лоуренсов.

У Сэма начинается приступ смеха. – Зачем он запихнул меня в гардероб?

– Хммм, давай посмотрим. – Это голос Энни, пробивающийся сквозь боль в его затуманенном мозгу. – Он запихнул тебя в гардероб с коробками мертвой женщины. Может быть, потому что он… – Она замолкает, ожидая, что Сэм заговорит. – Ну же, давай, придурок. Думай.

– Потому что он хочет, чтобы я в них заглянул? – Спрашивает Сэм.

Энни молчит.

Сэм бросает альбом и бегло просматривает остальные бумаги, разбросанные по полу гардеробной: оригиналы архитектурных чертежей, вырезки из газет 1930-х годов об основании «Лоуренс Кемикал», письма с военного корабля в Тихом океане. Ящик за ящиком он находит финансовые документы, банковские выписки, пенсионные счета. Из одного из ящиков выпадает фотография: девочка-подросток с ярко-рыжими волосами. На ней свитер-кардиган и джинсы, в пальцах зажата сигарета, и Сэм сразу узнает в ней, в этих огненно-рыжих волосах, женщину с фотографий в рамках на полке библиотеки Альберта. Это была не мать Альберта, как предполагал Сэм. Это была та самая женщина – Агата Лоуренс.

Он возвращается к коробке, из которой выпала фотография, и находит в ней коробок поменьше, в котором лежат два аккуратных ряда незапечатанных желтых конвертов. Сэм выбирает один и достает письмо.

23 августа 1969 года

Привет, красавчик.

Я приехала в Принстон сегодня утром, и он такой же помпезный и буржуазный, как я и предполагала. Мои родители настояли на том, чтобы меня подвезти, и я еле дождалась, пока они уедут. Я в восторге от мысли, что мне не придется говорить с ними, хотя бы три месяца. Прощай, семья, и скатертью дорога. Кампус кишит телевизионными камерами, репортеры полны решимости услышать, каково нам, первым женщинам, поступившим в университет. Декан устроил специальный прием для всех нас, и пока мы пили вино внутри, толпа пещерных мужланов протестовала, держа плакаты с надписью «Верните старый Принстон». Бедняги, с ними никто в жизни не переспит.

Сэм складывает пожелтевший листок бумаги и кладет его обратно в конверт, затем пробирается пальцами к передней части коробки и первому письму. 24 июля 1968 года. Чикаго.

Привет, красавчик…

Сэм прислоняется спиной к стене, игнорируя пульсирующую боль в голове и мерзкое ощущение в желудке, и начинает читать все с самого начала.

Глава 46

Я отдергиваю дрожащей рукой занавески и отваживаюсь выглянуть во двор. Слава богу. Стервятники улетели.

Трое из них («журналисты») кружили вокруг с прошлой ночи, когда общественность узнала, что автомобиль Сэма обнаружили на складе «Стор-Мор» на 9-м шоссе. Им хватило наглости парковаться на моей подъездной дорожке, разрывать мой газон следами своих шин и нацеливать свои чудовищные камеры на мой дом. «Дополнительные кадры». Я слышал, именно это сказал один из них, пока я этим утром сидел, забаррикадировавшись в своей спальне и ожидая, когда они уйдут. Они не убирались, пока не отсняли, что хотели, то и дело громко отпуская шутки о том, как, черт возьми, машина этого парня оказалась на складе.

Я расскажу вам, как, стервятники: я взял тайный ключ и спустился в кабинет Сэма на следующее утро после бури, а когда увидел его там, на полу, и вспомнил, что я сделал (последовал за ним и ударил лопатой), то запаниковал. Я надел пару латексных перчаток и воспользовался картой из его бумажника, чтобы открыть счет в интернете. Я запер Сэма в его кабинете, а сам поехал в «Стор-Мор», попав туда по пин-коду, который пришел на его телефон, (я выудил его из кармана пиджака Сэма). А потом я вернулся домой, под ледяным дождем по пустынным улицам и понятия не имея, что делать.

Но потом Энни привела меня к Стивену Кингу, и я ясно осознал, что мне нужно сделать: самому вылечить Сэма и все исправить.

Все было бы прекрасно, если бы Сэм не решил вскрыть замок на двери и порыться в моих личных вещах, включая фиолетовые папки, не говоря уже о праве человека на личную жизнь.

Я знаю, что он это сделал. Доказательством был тот беспорядок, что он оставил мне убирать. Папки, порванные на корешках, опрокинутые ящики, охранный ордер, на который подал заявление сын Линды – все это было свалено в кучу посреди комнаты. Если бы Сэм мне позволил, я бы сам все объяснил.

Все очень просто. Мы с Линдой были друзьями, и ей нравилось, что я рядом. Все испортил ее тупоголовый сынок, который выставил наши отношения в неверном свете, намекая на что-то неуместное. С самого первого дня я знал, что он меня невзлюбил – называл «сестрой Найтингейл[63]63
  Флоренс Найтингейл – основоположница современной системы ухода за больными. Символ самоотверженности. Аристократка, ставшая сестрой милосердия и потратившая жизнь на спасение десяток тысяч людей.


[Закрыть]», чего я не понимал, пока не почитал о ней. Но не имело значения, что он там думал, ведь меня наняли не для заботы о самом Хэнке, а присматривать за его матерью, с шести вечера до девяти утра, четыре раза в неделю. За Линдой Пеннипис, самым добрым человеком на свете.

Тремя месяцами ранее, в возрасте восьмидесяти девяти лет, у нее случился инсульт. Она не могла говорить, но я видел по ее глазам, как ей нравилось проводить со мной время. В те ночи, когда она не могла уснуть, мы допоздна пересматривали что-нибудь с Мэри Тайлер Мур. Я кормил ее своими кукурузными хлопьями «Келлогс», которые агентство выдавало всем, кто работал в ночную смену. Она молча смотрела телевизор, но я чувствовал, какую радость это ей доставляет. Пока не появился Хэнк и все не разрушил. Я проглатываю отвращение, вспоминая, как он вошел на кухню, а я стоял у плиты в халате Линды и готовил омлет. Меня уволили, и часа не прошло.

Видишь, Сэм, я бы рассказал. Я говорил, что этому есть хорошее объяснение. Точно так же, как есть хорошее объяснение для другого большого вопроса, которым ты наверняка задаешься. Как получилось, что я заполнил целую папку фактами о тебе? Одно слово: судьба.

Момент, когда судьба вмешалась ради нас: список из одного пункта.

1. Пекарня, как раз перед обедом, в первый вторник апреля. Я сидел в кабинке в мужском туалете, раздумывая, стоит ли жаловаться, что чай, который я только что выпил, недостаточно горячий, а ты стоял у раковины снаружи и говорил по телефону о своей угасающей мечте об идеальном офисе. Я все это выслушал: местечко, откуда ты приехал, пропахло марихуаной, и риэлтору больше нечего было тебе показать. Ты сказал, что едешь навестить мать, и я понятия не имел, пока не открыл дверь, что это вы – доктор Сэм Статлер, блестящий психотерапевт из статьи «Двадцать вопросов» в местной газете, чьи труды я так одержимо читал. Мне больше нечем было заняться, и поэтому я решил последовать за вами на своей машине, вверх на гору, к «Бурным водам». Я объезжал стоянку, пока вы сидели в своем роскошном автомобиле, и вот тогда-то, в момент озарения, мне пришла в голову идея: я мог бы предоставить вам идеальное помещение под офис.

Зачем мне это делать, спросишь ты? Потому что я хороший парень. Потому что я забочусь о людях, Сэм, и ценю работу, которую ты проделал, помогая другим осмыслить травмы их детства. Настолько, что я поехал домой и распечатал листовку. Мне потребовалось не более получаса, чтобы найти твою машину, припаркованную за банком, и подсунуть объявление на твое лобовое стекло. И о, чудо, ты позвонил буквально через несколько минут.

И я сделал все, как ты хотел, Сэм. Профессиональное освещение. Самоочищающийся унитаз. Органическая краска. Я даже делал то, чего ты не смог: я навещал твою мать. (Любой человек с двумя глазами и биноклем мог увидеть, что ты перестал входить в пансионат вскоре после того, как переехал в этот городок.) На их сайте есть заявка для волонтеров, и бинго! Прозвучало забавно. Я знаю, что меня там не любят. Я вижу, как люди смотрят на меня, игнорируя предложения, которые я оставляю в ящике для предложений, но мне все равно, Сэм. Потому что я играл с твоей матерью в «Бинго» два раза в неделю не ради их удовольствия. Я делал это, чтобы помочь тебе.

Но пока я ничего не могу сказать Сэму, потому что в последний раз я видел его вчера, когда затащил его обмякшее тело в гардероб, как только появился первый журналист. Я боялся, что Сэм очнется и начнет кричать, и кто-нибудь его услышит. Меня так мучает чувство вины за то, что я сделал, что я до сих пор не могу заставить себя спуститься туда.

Я знаю, теплая ванна меня расслабит. Я ищу соль для ванн Агаты Лоуренс, которую, помнится, видел в шкафу, и вдруг слышу жужжание, доносящееся откуда-то из глубины дома. Не в спальне и не в коридоре; когда я спускаюсь по лестнице, звук становится громче по мере приближения к кухне. Наконец я выхожу в коридор, к комнате Сэма.

– Хорошо, что ты дома. – Голос Сэма изнутри звучит на удивление твердо. – Войди. Мне от тебя кое-что нужно. – Поколебавшись, я возвращаюсь на кухню за ключом, спрятанным в кармане фартука. Сэм сидит в своем кресле, когда я заглядываю внутрь, и что-то пишет в блокноте. – Заходи, – говорит он, жестом приглашая меня войти, а затем протягивает руку, чтобы заставить замолчать зуммер часов на столе рядом с ним.

– Что вам нужно? – Нервно спрашиваю я.

– Твоя помощь. – Меня переполняет стыд, когда он поднимает на меня глаза, и я вижу рваную рану на его губе и распухшую скулу левой щеки. – С пациентом.

– Пациентом? – переспрашиваю я, сбитый с толку. – Я не понимаю…

– Я объясню позже. – Он возвращается к своим записям. – Мне кажется, это очень срочно. Вот… – он вырывает страницу из блокнота и протягивает мне. – Взгляни.

Я медленно подхожу к нему и беру листок из его рук.

– Я описал тебе все, что знаю об истории болезни пациента, перечне имеющихся проблем и своих предположениях относительно диагноза. Я бы хотел, чтобы ты оценил мою работу.

– Оценил вашу работу, – повторяю я настороженно, уверенный, что это какая-то подлая шутка. – Но почему?

Сэм миг колеблется, потом бросает ручку и складывает руки на коленях. – Все твои подслушивания через вентиляцию окупились, Альберт. Я прочел записи, которые ты делал о моих клиентах, в твоей фиолетовой папке. Я сказал это однажды и повторю снова. У тебя подходящий склад ума.

– Правда?

– Да. Я впечатлен. И, хотя, в конце концов, я захочу обсудить несколько других вещей, которые нашел в твоих папках, я хотел бы, чтобы сначала ты помог мне с этим. – Он кивает на бумаги в моих руках. – Это старое дело, оно уже давно меня мучает. Мне бы не помешала твоя помощь, если ты не возражаешь.

Я просматриваю его записи. – Я совсем не против, – бормочу я. – Вообще-то, для меня это большая честь.

– Хорошо. И еще я хочу поскорее поужинать. Этот стейк Солсбери, если не возражаешь. И пожалуйста, Альберт, на этот раз настоящее столовое серебро.

– Да, Сэм. Все, что захочешь.

– Спасибо, и я бы предпочел, чтобы ты обращался ко мне, как следует. – Он берет ручку. – Доктор Статлер.

Я киваю и пристыженно поворачиваюсь. – Конечно. Я приготовлю вам еду, а потом сразу же приступлю к работе.