Текст книги "Странные встречи славного мичмана Егоркина"

Егоркин и «Хэллоуин по-кубански»

Как-то раз, где-то уже в 90-х годах, выпал мне отпуск на осень, – рассказывал Егоркин, – А я и не расстроился! Летом-то, кстати, и у нас на Севере, очень не плохо, да! Да и на жарком юге мне уже «Тяжек воздух нам земли» – говаривал один персонаж Пушкина.

Но на родной Кубани осень – так и вообще – шик и блеск! Овощные базары там в это время полны! И арбузы, и виноград, и даже хурма! А сколько там автобочек с живой рыбой из зарыбленных разной серебристой живностью прудов! Эй, радуйся, душа!

Она, душа, все же, где-то около желудка и вкусовых рецепторов, чтобы там не говорили! Верьте мне – давно живу!

А что? Даже классики пишут: «после вкусного обеда… главный герой… находился в благодушном настроении». Во! Душа благая! Въезжаете?!

Да и торговали тогда по-божески, а не как сейчас, будто в крайний раз в голодный год, если по ценам судить, никакие инородцы казакам цены на их продукцию на станичных базарах, да на городских ярмарках и рынках диктовать не смел.

Хочу я посмотреть на тех героев, которые бы тогда хотя бы попробовали! Вы тоже? Вот то-то!

Тогда еще все совесть имели во вполне приемлемых пределах! А жадность – она от Гордыни да с Запада – прямыми поставками. Насмотрелся я – было время! Хотя, если уж честно, пусть и не совесть, тогда здравый ум это самое хапужничество тормозил. Потому, что покупателя раз и навсегда потеряешь. А где другого взять? То-то и оно! А где нам его, здравый-то взять? Ага!

– Подался Егоркин в философию! – понимающе кивнул доктор Рюмин.

– В это же самое время – отмахнулся нетерпеливо Палыч-сан от Рюмина и продолжал: – в октябре – ноябре, начинают уже птицу бить, вино молодое подходит. Это все знают, у нас даже праздники в его честь есть, вроде французского «божоле».

А чача, такой виноградный самогон, из свежего виноградного жмыха и домашний самогон же из молодой, еще наполненной жизненными соками, пшеницы втихую, безо всяких фанфар и реляций, гонится в достойных количествах. И никто этот декалитраж никогда не сочтет, он статистике не подвержен!

Тут Егоркин облизнулся. Заметив это, Рюмин громко резюмировал:

– Ага, видали! Палыч-сан сглотнул слюну, когда стакан чачи представил! Скрытый, то есть – латентный алкоголик! – удовлетворенно сказал доктор, будто сам лично сделал Палыча алкоголиком. От избытка чувств он даже зажмурился, как довольный кот.

– Ах ты, Пилюлькин, клизматрон несчастный! Обрадовался, садюга!!

– возмутился до самых печенок старый мичман, – это у меня от избытка слов в горле и во рту пересохло! – зарычал Палыч-сан, налил себе стакан живого Кольского пива и осушил его в два глотка.

Народ показал доктору «желтую карточку».

Воспитанный деликатный Бардин ненавязчиво намекнул, что, вообще-то, за такие провокации в приличном интеллигентном обществе ненавязчиво бьют некоторых шибко заумствующих. Егоркин согласно кивнул и продолжил: – Народ в станицах ходит веселый, удовлетворенный после сбора богатого урожая щедрой кубанской земли.

Свадьбы, опять же, играют, да еще какие, праздники семейные и церковные справляют станичники, да как песни поют… – припомнил Егоркин, и на глаза навернулась непрошеная сентиментальная слеза.

– Расчувствовался, блин! Старею! – пояснил он, – Эх, люблю Кубань, и если бы не Север да не флот, разве бы я с ней смог разлучиться? Давно бы уже вернулся бы, да уезжать от нас – как резать по живому. Тут все – и юность, и молодость, и – друзья. Да и дорогие сердцу могилы уже есть на нашей земле, тут, неподалеку.

Вот жена говорит – консервативный я, боюсь, мол, свою жизнь изменить. А чего спешить хорошее-то менять? Я ничего в этом плохого не вижу!

Народ его мысленно поддержал, согласно кивая. У каждого были свои резоны.

– Ну вот, слушайте! – продолжал Александр – приехал я тогда в свою станицу, в родительский дом, отдохнул, а потом прошелся по знакомым с детства улицам. Строго говоря, нет уже тех улиц, старенькие родовые казачьи дома-куреня с щитами-ставнями на окнах, обращенные во двор. Была такая особенность – строились-то они тогда, когда набеги абреков были не в редкость! Сакли-дома кавказцев тоже так строились – казаки непременно хаживали с ответными визитами, и не совсем, чтобы с дружественными. Такие законы были! Дикие времена. Только силу и уважали! Да еще – справедливость!

Теперь эти исконные дома заменили добротные высокие домищи-замки, поприбавилось разных новых людей, беженцев из всяких горячих и нагревающихся точек. Даже в станицах кавказцев стало больше, чем потомков казаков, да и вообще – славян. Хоть, конечно, кто же скажет, каких только кровей в казаках-то нет? Даже одежда у нас была, кстати, не так уж и давно, как у горцев местных, как наиболее подходящая к местным условиям.

Прямо посреди улицы повстречал двух своих былых одноклассников, да еще с одним из них вместе и на службу призывались, и в морпехе, здесь, рядом, в Сателлите срочную служили. Обнялись, по плечам и спинам так настучали друг другу от радости, что синяки, наверное, были.

Короче, этот Михаил, а по школьному прозвищу Михей, пригласил нас отметить встречу у него во дворе. Да еще, подумав, обещал пригласить, по такому случаю, еще кое-кого из нашей «старой гвардии».

– Только ничего не покупай! – строго предупредил меня здоровенный Михей, – все уже есть, а чего не хватит – найдем, даже не выходя за забор! – похвастался он, походя, своими достатками. Казацюра! Это в крови у наших!

Мишка на бегу махнул мне рукой, сел на свою потрепанную «Ниву», газанул с места и упылил по улице по своим важным делам.

В назначенное время я входил в дом, известный мне еще с далеких, сладкой памяти, школьных лет. Меня уже ждали – в дальнем углу двора тянулся в небо веселый светло-синий дымок, по-залихватски потрескивая углями и выстреливая искрами.

У солидного мангала из толстой прокопченной нержавейки, сидел и колдовал над ведром с замаринованным мясом мой друг детства Сашка, по прозвищу Интеллигент (за любовь к чтению), а ныне – инженер-механик хозяйства. Он умело нанизывал на шампуры крупные, сочные куски бастурмы, окружая их ломтями помидоров и «синеньких», так у нас баклажаны зовут. Вокруг остро пахло луком, чесноком, какой-то зеленью, и нашими особыми специями. Он что-то напевал себе под нос из местного репертуара.

Были еще два старых друга детства, с ними мы когда-то входили в сборную по борьбе. Все они нашли себя на родной земле! Кроме меня.

Эх, недаром, видно, меня маманя попрекала: «Кровь цыганская!», намекая на одну действующую легенду отцовского рода. Тяга к перемене мест была с юности! А ремесло военного моряка подходило для этого как нельзя лучше!

Друзья неподдельно обрадовались моему появлению – хитрый Михей держал мой приезд в секрете. Сюрпризы делать он любил! Это у него ни отнять, ни прибавить!

От радости встречи в глотках заметно пересохло, и мы с удовольствием выпили отличного свежего пива, причем, местного колхозного производства.

Проныра-председатель где-то нашел, по дешевке аппаратуру для крошечного пивного заводика, народных умельцев. Так варили пиво для себя, да и все ингредиенты – тоже все свои первого класса!

Мои мурманские рыбные вялено-копченые гостинцы оказались куда как кстати. Хотя уж Кубань с ее Черным и Азовским морями уж никак недостатком рыбы не обижена, что ты!

И я тоже получил свою долю восхищения и благодарности! И вот тут уже никто и ничто не мешало нам отметить встречу старый друзей, как следует, как у нас положено.

– А по-моему – встрял Коромыслин, – только мурманские и возят сейчас рыбу. Как гостинец! А умные люди покупают ее на Большой земле во всяких супер-гипер-маркетах! Причем, прямо под домом, куда идут в гости. И, заметьте, за ту же цену!

– Ну, не всю и не каждую! – огрызнулся упрямый Палыч-сан – наша местная все равно – другая. И все равно – лучше! Так я продолжаю: Время летело быстро за дружескими разговорами – а помнишь, а помнишь… Словно и не было этих прожитых лет! Боже мой, даже страшновато становилось, скольких уже лет! А меж друзей и ровесников груз прожитого как-то незаметно сполз с плеч, даже помолодели мои друзья на какие-то минуты, или мне показалось? А подо все это было довольно прилично уже выпито. А разве это грех в таком случае?

Недаром же ученые люди говорят: «Хотите помолодеть? Так хоть альбомы выпускные или армейские посмотрите!». А тут встреча вживую! Так живые же люди – и разве обойдутся они без выпивки и закуски! И пусть вражины не надеются!

Меж тем, быстро темнело. Кто-то вдруг вспомнил, что сегодня бывший наш заокеанский супостат и вероятный противник справляет свой Хэллоуин. Фильмов-то мы про это насмотрелись в свое время достаточно! И тут, кстати, друзья и вспомнили, что в станице поселился какой-то фермер-канадец, предки которого давным-давно ушли еще вместе с Врангелем и поселились в Канаде. А его самого, после развала Союза, непреодолимо потянуло на родные земли. Ничего, трудится, старается, приживается, но уж очень всему удивляется! Денег своих извел многозначную цифру, а воз и ныне там – говорила братва. Да и местный диалект пока освоил как-то не очень… Вежливый, здоровается, но сближаться не спешит! Как потом оказалось, он еще и сам всех удивляет… Но об этом – потом!

Мы выпили еще по одной, в бутылях – опустело, в головах – зашумело, Казаки уже подумывали, что пора бы и завершать, или, наконец, перебираться в дом хозяина.

– Фигня-вопрос! – хвастливо воскликнул Михей, – сейчас всё будет! Он уже собрался лезть в погреб за подкреплением, да глянул он за ограду. Вдруг из-за деревьев, прямо к нам двинулась какая-то тень. В неверном свете догорающего костра мы увидели поблескивающую черную фигуру, горящие глаза на уродливой морде, длинные светящиеся клыки, торчащие из краснеющей пасти!

Через разобранный просвет в старом плетне это чудище медленно входило, продираясь сквозь смородиновую изгородь, прямо к нам во двор. За его спиной угрожающе шевелились черные крылья. Дикий холод пробежал по моей спине.

– У-у-у! – завыло оно страшным голосом.

Эх,… твою мать! – в ответ на это хором вскричали мы. Затем дружно вскочили и побежали вглубь двора. Я, пятясь, прикрывал отход гражданского населения. А тупое Чудище решило, что мы кинулись наутек, и перешло на бодрую рысь, преследуя отступающих.

Могло бы, между прочим, и не спешить! Вот просто надо было встать и чуть подождать на месте. И дождаться!

Мы, конечно, струхнули всерьез, но чтобы бросить свой двор, стол с выпивкой и закуской? Ага, прямо щас! Не дождутся поганые вороги!

Казак бьется за свой двор, как у последней черты! Нам просто нужно было оружие для сражения с нечистью. Всякий там чеснок, осина и святая вода и другие киносредства борьбы с демонами вылетели из наших голов. Мы давно приучены напрочь не верить кино и телевизору – там, мол, только врут или сказки рассказывают! Нас же влекло старое и испытанное подручное оружие – колы и дубины. Если под рукой нет гранатомета – вполне сгодится. Но лучше бы…

Мы быстро добежали до кучи сучьев и стволов старых фруктовых деревьев, спиленных во время осенней чистки своего сада моим другом, и аккуратно сложенных им у сарая – все равно куда-то еще сгодится! Сгодилось!

Быстро расхватали их, выбрав себе оружие по силам да по руке, и приготовились к активной обороне. Михей схватил приличный кусок ствола старой сухой груши (килограмм на двадцать – ей-Богу, не вру!) и попер в атаку – как Илья Муромец на Змея Горыныча, размахивая своей здоровенной увесистой палицей.

Я говорил, что Чудище дождется? Конечно, оно дождалось! Вот тут бы «вампиру» поганому и лечь на обратный курс, да дать полный форсаж с разворота!

Но этот недоделок не понял, что его сейчас будут плющить в блинчик, как старое ржавое ведро. Желающих столько, что хоть очередь расписывай! Жаль, партсекретарь бывший не пришел, он бы расписал! Да только сидел он где-то, на весь мир обиженный, переживал депресняк от крушения великих идей. Впечатлительный был, да и то сказать – что жил, то и – даром! Обидно! Жалко мужика!

Колька орет: – Вяжи эту падлу, щас прямо к батюшке попрем, пусть он беса изгоняет! Пусть он по специальности, блин, хоть раз в жизни поработает!

А еще кто-то на бегу, по-деловому так, интересовался у народа, сойдет ли абрикосовый кол в сердце гада, или за натуральной осиной куда надо сгонять? Михея обогнал неистовый сухощавый Артем. Нет, мужики, это вампиру очень повезло, как мы потом поняли! Догнав, он врезал своим тонковатым для этого дела суком по голове нечисти. Однако с разбегу не попал, и сук стукнул ему прямо по хребту.

Видно, великолепная чача уже сбила ему метки в блоке наведения и прицел дал сбой. Да еще спружинили крылья, смягчили удар и спасли вампиру позвоночник!

А к месту уже радостно и дружно подлетали другие борцы с нечистью, станичные истребители вампиров. Правда. До сего момента они об этом не знали!

По советской привычке, желающие отмолотить сказочное чудище построились в очередь – между плодовых деревьев было тесновато.

Наконец до вампира дошло, что дело плохо! Он заорал истошным голосом: – Ребьята, стойте! Это я, Эндрю! Праздник, джёок, шьютка, Хэллоуин! – и дрожащими руками потащил с себя резиновую маску. Но не так быстро, как это бы надо. Да и не все его как следует расслышали!

И интеллигент Сашка был уже рядом, кол свой он уже бросил, но с криком «Бей в глаз, не порти шкурку!», прямым в голову свалил «вампира», как кеглю. А кто-то уже на излете промахнулся и врезал ему ногой туда, откуда рос его шикарный хвост.

Лежачего в наше время у нас не били, это в крови твердо гнездилось, хотя желание такое прямо-таки перло из нас. Все тут побросали свое «оружие» и принялись изощренно материться. Вот теперь мы все жутко испугались! Ведь запросто могли бы убить человека, который сдуру решил их всех разыграть. Надо сказать, это ему удалось! Премию за творчество он уже получил! «А не добавить ли ему до Нобелевской?» – витали в воздухе народные сомнения.

Артем орал: – Баранья твоя башка! А если бы мы трубы водопроводные похватали, которые Михей на огороде для системы полива припас? За тебя, дятла заморского, мы могли бы и срок получить по трем-четырем статьям сразу, да и тяжкий грех на себя принять, орясина импортная!

Понятное дело, что выступление моего друга детства я привожу в некотором смягченном адаптированном смысловом переводе. Не с английского, конечно, а с интенсивного русского матерного на более-менее приличный язык.

Наконец, канадец стянул свой покалеченный, но, надо сказать, отличный и правдоподобный костюм, и сказал: – Когда я хотьел шутить, то тоже бояться – как бы из вас кто не умер от разрыва сердца. Но теперь я отшень рад, что у меня, кажется, все же нет разрыва печени или селезенки от ваших шутливых дубинок. Неужели вы совсем не испугались?

– Еще как испугались, – заверили мы его, – А то с чего бы мы вчетвером на одного с кольями-то кинулись? С оружием-то оно спокойнее, оно, оружие, какое ни есть, а спокойствие дает! Если, конечно, пользоваться им умеешь. Это инстинкт! А так бы, если бы не испугались, так подождали бы, пока ты подойдешь, а Михей тебе промеж глаз засветит. Мы бы тебя потом откачали, да и посмотрели бы кто ты, да и из чего ты, кстати!

Казаки сдержанно посмеялись.

– Это еще что, – встрял присутствующий на вечеринке дед Михея, ветеран Семеныч, по прозвищу Щукарь. Да-да, прозванный так в честь того самого шолоховского деда, за длинный язык и вредный характер. Дед Семеныч – это наш вечный старик, ибо никто из нас не мог припомнить его хотя бы пожилым.

– Как-то раз, летом, Колька с Васькой, вы их знаете, поддали выдержанной трехлетней чачи и решили сократить себе путь, двинув через посадки. Да ты, Мишка, помнить должен! И к-а-а-ак вперлись эти калоголики прямо на ульи походной пасеки, жители которых аккурат возвращались по своим домикам.

От мужиков разит таким букетом пота и самогона, что лошади бы падали оземь, а собаки обегали бы, как дикого лесного кабана. Пчелки-то этого ужас как не любят! Ну и радостно накинулись на этих орлов! Только перья от них полетели! Когда тебя атакует тьма-тьмуща озверелых мохнато-полосатых бестий – это я вам скажу – неприятно, и даже больно! И мне когда-то доставалось!

Кусают через секунду! Бедняги рванули, куда глаза глядят! Глядели их глаза в сторону старого ставка, с зеленой водой и утиным пометом. Вода его воняла тухлыми яйцами на всю округу, как то самое знаменитое озеро Провал в Пятигорске. Бывал там – так в нос, как лопатой, шибает! Но бедолагам выбирать все равно было особенно не из чего!

Они туда и влетели, спасаясь от погони! А когда пчелы, наконец, отстали, они вылезли и вперлись в расположение полевого стана.

Решили помощи поискать – ведь боль и зуд от укусов такие, что я те дам! Иной раз люди от укусов напрочь мерли!

А когда медсестричка в темноте увидела их распухшие рожи, она так заблажила от ужаса, что женское население передислоцировалось в разные стороны, разбежалось, иначе говоря. Казаки же прибежали с разным дрекольем, но подступали к ним также без особого задора. Вот у них тогда были рожи так рожи! Метр в поперечнике, не меньше! Ей-бо, не вру! Ночью увидишь – до утра не заснешь! А ежели во сне когда привидится такое – можешь и не проснуться! И «Скорую помощь» даже не тревожь!

Из-за распухших губ они и говорили-то не очень внятно, то и признали-то их не сразу. А только – по одежке, а могли бы и покалечить и вообще – жизни решить Кольку-то с Васькой, вот. Да запросто! Вот страх-то был, прямо с ужастью!

А вы со своей резиной – так это все фигня на постном масле! – дед завершил свой рассказ. Презрительно сплюнув, он подкрутив усы. И предложил немедля налить: – И чего ждем, да как бабы, лясы точим? Градус-то уходит! – резонно укорил он всех нас.

– Мишка, где ты запропал? Гришка, чего встал? А ну, помоги брату! – командовал Семёныч, решив, что если власть валяется, ее надо немедленно брать в собственные руки!

Решили пить мировую. Благо, оставалось еще полно и выпивки. Хитрый Михей припрятал пол-забутылированного боекомплекта в пустовавшем арыке для полива, а теперь их поднес, как подносчик орудия во время жаркого боя.

Надо сказать, что выпить все запасы хмельного в казачьем доме практически невозможно, и особенно – осенью. И с закуской тоже проблем не случалось. Всяких солений-варений хозяйки столько навертят, что и сами счет теряют! Ну, если только к синюге какому попадете, но таких у нас не всякий найдет, да и никто их не ищет!

А тогда, после такого стресса подорванная наша психика просто требовала алкогольной компенсации для растворения адреналина. Подраться-то толком не удалось, и адреналин бурлил в жилах, требуя выхода.

Сашка сокрушенно цокал языком, виновато рассматривая здоровенный, иссиня-черный в густых сумерках, синяк на лице Эндрю. Он упорно и злорадно разрастался.

– Что, художник, едрена корень, любуешься своим твореньем? – поинтересовался я невинным тоном.

– Да, ладно, не переживай! – успокаивал Артем канадца, – фингалы украшают мужчину. Правда, в более раннем возрасте. Но зато, ты теперь никогда не забудешь этот свой дурацкий праздник. Мы – тоже!

– А я теперь понимаю, почему у вас Хэллоуин запрещен православной церковью, – прикладывая холодную металлическую кружку к синяку, и морщась от боли, сказал Эндрю. – После праздника у вас просто бы не хватило мест в госпиталях – для шутников, а в милицейских камерах – для тех, кого попытались испугать. И еще хорошо, что у вас не продают оружия – вы бы перестреляли друг друга серебряными пулями.

– Вот уж и прямо! – хором обиделись мы, – где столько серебряных пуль набрать? Да еще патроны ими снарядить заранее надо… а мы наперед не думаем, нам сразу подавай!

Да уж нашли бы – где! – проворчал Семеныч, – даже у нас в станице – в кого ни плюнь – одни таланты!

– Ну, покалечили бы кое-кого, да, было бы! Но это только поначалу, на другой год – уже меньше, а потом бы и к вашим дурацким вампирам привыкли и били бы потом их даже не очень-то больно. А на третий год уже бы даже и не трубами и колами, а так, врукопашную. Может быть!

– Да и подумаешь, новость – так у нас и на другие праздники дерутся, а на Масленицу – так вообще. А знаешь, как раньше молотились! У-У-У! Вот это массовка была! А хотя и у нас был и есть праздник, на который молодежь тоже ходила ряжеными во всякую нечисть! Вот ты и наденешь свой костюм в ночь перед Рождеством – успокоили мы его.

– Как бы не так! Вот уж нет! – горячо возразил канадский казак Эндрю. – А вдруг кто из винтовки, или там, из гранатомета врежет? С вас станется!

– А тебе, знаешь ли, привыкать надо к нашим обычаям! Ты же – казак, если по крови, то – наш! А кровь-то – всему основа! Книжки-то читаешь? Мы вот возьмемся за твое воспитание. Как раньше говорили – на поруки тебя возьмем! А синяки – да у нас редко какая дружба начинается без хорошей драки. В детстве так бывало, что… эх, приятно вспомнить, да!

– А теперь, значит так: бери свой стакан. То, что в нем – куда лучше вашего виски вместе с бренди! Выдохни и выпей! Боль – как рукой снимет! И знаешь что – ты у себя на земле! Вот давай за нее и за наше знакомство! И пошел он на фиг, этот их дурацкий Хэллоуин!

– Пошель он на фиг! За нас! Прозит!

Вот так я в первый и последний раз отметил Хэллоуин по-кубански! – заключил Александр Павлович. Наступала загадочно-манящая пауза перед новым рассказом.