Текст книги "Команда «Наутилуса»"

Собранные раковины выложили на стол, и все уселись вокруг него. Гольм взял одну из раковин и показал, как с помощью небольшого железного крючка можно вытащить моллюска из его жилища. С помощью особого острого ножа, называемого скальпелем, он отрезал переднюю часть вынутого моллюска и маленькими щипчиками (пинцетом) вынул оттуда продолговатый орган – язык животного. Затем, обмыв язык в спирте, завернул его в бумажку и положили внутрь, тщательно вымытой и высушенной раковины. По словам Гольма, таким образом всегда препарируются моллюски.

Найдя в лежавшей на столе груде хороший экземпляр так называемой пурпурной раковины (багрянки), доктор сказал, что покажет язык этого животного под микроскопом. При увеличении в двести раз, легко было рассмотреть ряды зубов на языке. Для сравнения Гольм показал еще язык береговой ракушки (литторины). У нее зубы оказались менее остры, зато круглее, чем у багрянки.

Приготовив таким способом все раковины, Гольм запаковал их в ящик, чтобы с первым же почтовым пароходом отослать на родину.

– Я очень рад, что ваша работа кончилась, – заметил Больтен, – мне уже опротивел этот запах гнили и падали.

– А нам так необходимо приучить наши носы ко всевозможным запахам, – с гордостью заявил Франц, – естествоиспытатель не должен обращать внимание на такие пустяки.

Покончив с раковинами, Гольм принялся за морских ежей и звезд, с которыми, впрочем, хлопот было немного. Их поместили в банки, на дно которых была положена вата, переложили ватой и залили спиртом.

Из раковины гигантской тридакны – они бывают иногда весом до двухсот килограммов – доктор вынул моллюска, а саму раковину велел отнести в трюм парохода. Раковина была слишком тяжела для пересылки почтой.

Глава седьмая

Цейлон. – Земляные пиявки. – Олени. – Слон и пантера. – Развалины древнего города. – Сингалезцы. – Хижины на деревьях. – Обитатели сингалезских хижин. – Ночное приключение. – Черепаха и Руа-Роа. – Гейзер. – Удивительные оладьи. – Алмазные россыпи.

«Наутилус» благополучно достиг Цейлона и, миновав гавани Галле и Коломбо, бросил якорь у самой северной оконечности острова, в нескольких десятках метров от берега. Стоянка была не особенно удобной и путешественников пришлось высаживать на лодке, но зато местность была совершенно пустынна и представляла богатый материал для исследования.

Ни проводников, ни лошадей достать было негде, поэтому все отправились по песчаному берегу пешком, захватив с собой пару матросов. Всего отправились семь человек. Каждый имел при себе одеяло, мешок с провизией, бутылку с водой, ружье, револьвер, кое-какие вещицы для подарков; натуралисты, кроме всего этого, несли еще и свое снаряжение. Они намеревались пройти поперек всего острова и рассчитывали затратить на это от четырех до шести недель.

Вскоре в лощинах между песчаными дюнами начали попадаться небольшие рощицы, в которых пальмы преобладали над другими деревьями. Некоторые были очень высоки – стволы в 20–30 метров составляли только опушки, а за ними виднелись такие гиганты, что, казалось, вершины их подпирали чуть ли не небо.

По мере удаления от берега местность становилась все живописнее, а растительность богаче. Насекомые, птицы и мелкие зверьки очень оживляли картину и придавали ей особую прелесть.

Набрав плодов, путешественники уселись под тенью коричного дерева. Скромный завтрак показался им очень вкусным после длинной прогулки.

– Однако здесь, должно быть, очень много мелких насекомых, – сказал Франц. – У меня что-то ползает по всему телу.

– У меня тоже, – заметил Больтен, – хотя в воздухе незаметно ни комаров, ни москитов.

– Ах, проклятые, как кусаются! – воскликнул Гольм. – Кажется, у меня на спине их целая куча.

Руа-Роа запустил руку под свою куртку и с ужасом увидел, что пальцы его покрыты кровью…

Все вскочили, не зная куда деваться от нестерпимой боли, – казалось, что кожу кололи тысячи тонких булавок. Франц сорвал с себя куртку и рубашку: вся спина и плечи его были покрыты множеством маленьких тоненьких темно-коричневых червячков, присосавшихся к телу наподобие пиявок.

Убедившись, что это действительно земляные пиявки, Гольм со смехом закричал:

– Забирайте скорее все и бежим отсюда! Сопротивление здесь бесполезно: земляные пиявки водятся обыкновенно мириадами. От них нет спасения, кроме бегства.

– Побежим к речке, – сказал Ганс, – может быть, в воде мы избавимся от пиявок, да и боль утихнет, а то она просто невыносима.

– Скорее, скорее, не то кровопийцы – посмотри, как они покраснели, – высосут у нас всю кровь! – кричали путешественники, забирая свои вещи, и опрометью пустились к речке. Холодная, свежая вода несколько успокоила раздраженную кожу. Принесенных с собой пиявок уничтожили, а новых на берегу не оказалось. Невольное кровопускание не имело дурных последствий, и все это приключение только возбудило общую веселость, особенно когда натуралисты принялись стирать свое испачканное кровью белье и сушить его на солнце.

По берегам реки растительность была еще роскошнее, кроме того, здесь и животных встречалось больше. У воды теснились стаи колпиц, на ветвях деревьев качались зеленые попугаи. Везде валялись зрелые кокосовые орехи, а перечные растения вились по стволам пальм, образуя красивые зеленые гирлянды. Нигде не было видно ни тропинки, ни признаков жилья.

На удобном месте, вблизи ручья, где ветви образовывали непроницаемый шатер, у подножия отвесной скалы, путешественники решили провести ночь. Они устроили из одеял что-то вроде палатки для тех, кто не захотел бы спать под открытым небом, и стали располагаться на ночлег.

Воздух сделался прохладнее, когда солнце начало спускаться за горизонт, но все-таки было так тепло, что одеяла пришлось употребить только для постели. Перед палаткой зажгли большой костер и этим спугнули с деревьев стаи зеленых попугаев, а также и птиц-носорогов. Пока еще не видно было только обезьян, вообще не очень многочисленных на Цейлоне.

Франц с одним из матросов взялся караулить в первую очередь, между тем как товарищи их крепко уснули. На открытых местах было светло, почти как днем: полная луна и ярко горевшие звезды давали достаточно света. Караульные вполголоса разговаривали между собой, вспоминая далекую родину. Вдруг в кустах что-то зашумело – они в испуге схватились за ружья. Из-за деревьев показались красивые олени, которые целым стадом пришли сюда на водопой. Стройные, с большими глазами и закинутыми назад рогами, они не обнаружили никакого страха при виде людей и спокойно прошли в нескольких шагах от караульных. Маленькие детеныши бежали возле матерей, большой самец с могучими ветвистыми рогами, по-видимому вожак стада, шел впереди всех.

– Не будем стрелять, Мат, – прошептал Франц, – провизии у нас еще довольно, а без нужды жаль убивать таких красивых животных.

– Да, это правда. Только мне кажется, что место нашей стоянки не совсем безопасно, – сказал матрос.

– Почему же?

– Чего доброго – сюда же, на водопой, могут прийти и не такие кроткие звери, как олени.

Как бы в подтверждение его слов, вдали раздался такой шум и топот, словно приближалась тяжелая артиллерия. Послышался громкий трубный звук, затрещали сучья, и скоро на противоположный берег ручья вышло стадо слонов, между которыми виднелось и несколько детенышей. Олени не обратили никакого внимания на это соседство и спокойно продолжали утолять жажду.

Франц осторожно разбудил своих товарищей, чтобы и они смогли полюбоваться на толпившихся у ручья слонов и оленей – такую картину нечасто приходится видеть.

При взгляде на слонов Руа-Роа в первое мгновение так испугался, что хотел убежать. В нем еще не совсем заглохла вера в Ангача и злых духов, и он никак не мог поверить, чтобы такие большие животные не питались человечьим мясом.

– Не стреляйте этих великанов, – жалобно просил он, – кто знает, что они замышляют?

– Да разве ты забыл, Руа-Роа, что мы тебе рассказывали о слонах? Почему же ты их так боишься? – спросил улыбавшийся доктор.

– Вы все равно не сможете взять с собой такое громадное животное. Так зачем же убивать их? – заметил смущенный малагаш.

– Положим, мясо его нам не нужно, – отвечал Гольм. – Но мне хотелось бы достать парочку слоновых клыков. Какого ты мнения об этом, Франц?

– Мы с тобой спрячемся за деревьями, – отвечал Франц, которому очень хотелось выстрелить в слона, – слоны туда не проберутся. А кто трусит, тот может залезть на деревья.

– Правильно! – воскликнул один из матросов. – Я пойду с вами.

Видя, что всех очень интересует охота на слонов и что отговорить от нее никого не удастся, Руа-Роа захватил свое ружье и пошел вслед за Гольмом и Францем. Ганс и Больтен поместились у ручья, чтобы в случае надобности напасть на слонов с противоположной стороны. Второй матрос остался на карауле у палатки.

Доктор, Франц и малагаш забрались в самую чащу арековых пальм и тамариндов. Здесь, окруженные десятком толстых стволов, они были в полнейшей безопасности от нападения слонов. Один Руа-Роа чувствовал себя неспокойно и беспрестанно хватался за грудь, где прежде у него висели всевозможные амулеты. Эти амулеты он давно уже отдал в коллекцию Гольма.

– Надо целиться в того большого слона, что стоит направо от маленьких, – прошептал Гольм Францу и поднял ружье. Но только что он хотел выстрелить, как малагаш слегка дотронулся до его плеча.

– Посмотри, – сказал он, – в кустах показалась голова какого-то зверя.

Гольм опустил ружье.

– Зверя, ты говоришь? Где же? – А! Да это пантера!

Молнией мелькнул над кустарником свирепый хищник и, сделав огромный прыжок, бросился на маленького слоненка. Испуганные олени шарахнулись в сторону и быстро исчезли. Беспокойно заметались на деревьях разбуженные шумом попугаи. Нападение было так неожиданно, что слоны не успели еще опомниться, как пантера повалила на землю слоненка и впилась ему в горло.

Старые слоны не намеревались, однако, оставить безнаказанной такую дерзость. Их грозный рев смешался с ревом пантеры, они били ее клыками и наступали все ближе и ближе, тесня врага со всех сторон. Пантера защищалась отчаянно. Она то рвала зубами хоботы слонов, то пускала в дело когти, но борьба одного против десятка врагов была слишком неравна. Пантера упала. Слоны принялись топтать ее ногами и растоптали в какую-то бесформенную массу.

В этой ожесточенной схватке особенно сильно пострадал один из старых слонов-самцов. Куски мяса были вырваны из его хобота, во многих местах кожа висела клочьями. Он ревел от боли и с бешенством продолжал топтать уже растоптанную пантеру.

– А может, и у этой пантеры были детеныши, для которых она старалась запастись пищей? – проговорил доктор. – В природе идет вечная борьба. Сильный одолевает слабого. В качестве сильнейших мы должны положить конец страданиям раненого слона, все равно он не протянет долго. Стреляй, Франц!

Раздались два выстрела. Слон грузно рухнул на землю.

– Ну, вот теперь у нас есть отличные клыки! – воскликнул Гольм и хотел подойти к слону. Но матрос предостерег его, чтобы он был осторожнее, так как слоны умеют притворяться мертвыми, да и оставшиеся товарищи могли вступиться за убитого. Поэтому все переждали, пока испуганные выстрелом животные не скрылись в лесу, и тогда уже пошли осматривать поле битвы. Трава была истоптана, земля взрыта и облита кровью. Повсюду валялись обломанные сучья и сломанные деревца, посреди всего этого лежали трупы убитых слонов и пантеры. Скоро клыки, с помощью топора, были вырублены, и путешественники уже направились было обратно к лагерю, как вдруг где-то неподалеку послышался жалобный писк.

Все стали прислушиваться, и когда писк явственно раздался снова из-за кустов, поспешно направились в ту сторону.

Через несколько минут Франц, бежавший впереди всех, увидел под ветвями ворох сухой травы, а на нем двух маленьких котят. Заслышав шаги и голоса путешественников, котята-пантеры смолкли и начали презабавно открывать свои беззубые рты, пытаясь укусить Франца за руку.

– Я так и думал, – произнес доктор, – что забота о детенышах заставила пантеру забыть об обычной осторожности и напасть на слоненка посреди целого стада. Что же мы станем делать с пискунами?

– Следует убить их, – предложил Больтен, – тогда они никому уж никакого вреда не принесут.

– Конечно, лучше сразу покончить с ними, чем обрекать их на голодную смерть, – согласился и Ганс.

– А я вот что думаю, – сказал Франц. – Завтра мы, наверное, встретим туземцев и тогда постараемся рассказать им, где находится гнездо. Торговцы зверями дадут им хорошую цену за котят-пантер.

– Отлично придумано, – заявил доктор, – для нас зверьки не нужны, так пусть ими воспользуются туземцы.

Путешественники внимательно осмотрели местность и заметили, где именно была сделана находка. Затем Гольм с матросом взвалили на плечи слоновые клыки, и все пошли обратно к палатке. Во вторую смену караулить вызвались Гольм и Руа-Роа, остальные же крепко проспали до следующего утра.

Солнце стояло уже высоко, когда на другой день, подкрепившись завтраком, путешественники отправились в дальнейший путь по густому лесу, поражавшему на каждом шагу разнообразием и роскошью растительности. Громадные пространства на низменных местах долины были покрыты кокосовыми и иными пальмами: в промежутках попадались целые рощи кофейных, кардамоновых, коричных и хлебных деревьев, тут же росло черное дерево, а также и туземные «качу» и «джамбу». Все это было так громадно, пышно, зелено и нарядно, что поражало даже после тропической растительности на материке Африки.

Вскоре путешественники наткнулись и на более интересное – это были развалины какого-то города, разбросанные посреди дремучего леса пальм и других деревьев. Остатки каменных стен простояли здесь, может быть, в течение тысячи лет, как немые свидетели того, что на этом месте когда-то жили люди, построившие такие величественные здания. Из-под густой зелени виднелись ступени гранитных лестниц, обломки колонн, фундаменты домов, неразмытые даже тропическими ливнями, виднелся выложенный камнем бассейн, правда, теперь уже без воды. И над всеми этими остатками раскинули свои зеленые кроны тамаринды и кокосовые пальмы, обвитые вьющимися растениями.

Натуралисты с восхищением смотрели на эту прекрасную картину, созданную природой на развалинах человеческих жилищ. Там, где когда-то возвышались к небу величественные постройки, теперь лежали груды камней и шелестели ветви деревьев. Там, где когда-то шумела людская толпа, теперь мирно паслись малабарские козы да прятались под камнями крысы.

Путешественники застрелили на обед одну из коз и убили пару крыс для коллекции. Из обломков камней устроили очаг, развели огонь и на принесенной с собой сковороде принялись жарить мясо. Развалины ожили.

Гольм с молодежью отправился собирать плоды. Они нашли развалины буддийского храма, внутри которых еще сохранился род жертвенника. Одинокая смоковница, по туземному «бо», с толстыми развесистыми сучьями и широкими листьями, стояла рядом с жертвенником. Стаи птиц ворошились в ее ветвях, а под ее тенью паслись козы.

– Когда-то, тысячи лет тому назад, здесь проповедывались догматы индийской религии, – задумчиво проговорил Гольм, – каждый из этих камней говорит о культурной жизни целого народа, построившего этот храм. А теперь это место служит убежищем диким зверям, а может быть, и не менее диким людям…

– Когда же мы наконец увидим этих людей? – спросил Франц.

Его желание вскоре исполнилось. Едва только общество собралось вокруг костра, чтобы попробовать жареной козлятины, как невдалеке раздвинулись кусты и оттуда выглянули желто-коричневые красивые лица. Черты их выражали сметливость и добродушие, черные волосы волнами ниспадали на сильные плечи. На головах у них были небольшие белые шапочки, а в руках – копья.

В первую минуту неожиданное появление туземцев несколько испугало путешественников, и они невольно схватились за ружья. Доктор встал и направился им навстречу, но темные фигуры тотчас же скрылись в кустах. Убедившись в мирном настроении пришельцев, туземцы понемногу вышли из кустов на поляну. Их было человек двадцать, одетых в белые шапочки, куртки и короткие передники из легкой ткани. Жестами они старались показать, что не имеют плохих намерений. Тогда и белые приблизились к ним, протягивая руки в знак дружбы. При ближайшем знакомстве оказалось, что многие из сингалезцев, как они сами себя назвали, кое-как говорят и понимают по-английски. Скоро завязался общий разговор. Несколько минут спустя новые знакомые уже сидели вперемежку с путешественниками вокруг костра. Только пять человек сингалезцев остановились в некотором отдалении, как будто не смея подойти ближе.

– Позови же сюда своих товарищей, Типо! – обратился доктор к вождю, уже успевшему сообщить свое имя и звание. – Отчего они так дичатся нас?

Сингалезец отрицательно покачал головой.

– Эти люди – мои рабы, – сказал он, – они не смеют сидеть в моем присутствии или разделять со мной пищу. Говорить же они могут только тогда, когда я их спрошу о чем-нибудь.

– Но на сегодня ты сделаешь исключение, дорогой Типо, хотя бы для нас, – произнес Больтен, дружески взяв руку вождя. – Эти бедняки, твои рабы, – такие же люди, как и ты сам.

– Они принадлежат мне, – отвечал вождь, – как отцы их принадлежали моему отцу, а дети будут принадлежать моим детям.

– И неужели нет никакого выхода из этого положения? Неужели дети рабов непременно должны быть рабами?

– Конечно! Разве в твоей стране люди точно так же не разделяются на вождей, свободных и рабов?

Больтен стал возражать против такого предположения.

– Уверяю тебя, – сказал он, – что у нас нет рабов, друг Типо, у нас все люди свободны. Поэтому-то мы и просим тебя позволить твоим слугам сесть к костру вместе с нами.

Но гордый вождь остался непреклонен. В его глазах эти люди были совсем не равные ему, не товарищи, а существа низшие, рабы, которых он брал с собой для различных услуг. Мнение вождя на этот счет вполне разделяли и его спутники. Нигде, кажется, не соблюдается так строго различие между сословиями, как у этих детей лесов Цейлона. Вообще же они оказались очень вежливыми и настолько любезными, что сами предложили путешественникам проводить их внутрь острова, а также пригласили их посетить свою деревню. Однако от всякого угощения они отказывались и ни за что не хотели попробовать даже мяса дикой козы. Они с видимым отвращением отказались от мяса и предпочли поесть сухих лепешек из маниока, поданных им рабами на зеленых листьях.

Закончив обед, путешественники все вместе отправились в деревню сингалезцев, хотя для натуралистов она и не представляла особого интереса. Сингалезцы стояли уже на довольно высокой ступени развития, носили одежду, умели выделывать хорошее оружие и вели нечто вроде торговли своими изделиями. Но как спутники в более дикие области Цейлона они были неоценимы, а потому все очень обрадовались, когда Типо предложил себя в проводники с условием, что ему и его людям хорошо заплатят.

– Ведды, обитающие на нашем острове, – сказал он, – очень грязный и дикий народ. Они едят все, что попадется, и спят на земле, как наши рабы.

Франц с изумлением взглянул на вождя.

– На земле? – произнес он. – Что же, разве вы живете на деревьях?

– Конечно, – отвечал тот. – Свободные веллалы всегда устраивают себе жилища на деревьях.

– Да это невозможно! А домашних животных как же втаскиваете туда? А кушанье где готовите? – вмешался Ганс.

– Для животных и рабов устроены хижины на земле, там же варят и кушанье. Ты скоро все сам увидишь, – отвечал Типо.

Через некоторое время глазам путешественников представились большие огороженные поля, засаженные маисом, маниоком и бобовыми растениями. Плантации кофейного и коричного дерева занимали большие пространства. Но больше всего поразила путешественников сама деревня: посреди обширной открытой поляны стояло несколько гигантских деревьев, по большей части хлебных и тамариндов. На каждом дереве был устроен, словно гнездо, красивый домик, сделанный из стеблей бамбука. Нижние сучья дерева были обрублены так, что представляли достаточно простора для основания этой постройки, а верхние ветви, согнутые и переплетенные бамбуком, образовывали стену и крышу домика, окружая его в то же время и зеленой листвой. Небольшие отверстия, заменявшие окна и двери, были завешаны цыновками. Эти воздушные жилища, обвитые цветущими растениями, имели такой красивый и оригинальный вид, что ими нельзя было не залюбоваться. Для входа служили веревочные лестницы, которые на ночь поднимались кверху, и тогда в домик не мог проникнуть снизу ни зверь, ни человек.

Каждое дерево было окружено высокой живой изгородью из бамбука. Надо сказать, что бамбук – полезнейшее растение тропических стран. Из него строят хижины, приготовляют домашнюю утварь, посуду и мебель, его молодые побеги едят. К изгороди примыкали постройки: хлевы для кур и коз – единственных домашних животных сингалезцев – и хижины рабов. У подножия дерева были сложены очаги из обломков камней, принесенных из развалин города. Над очагами висели железные котлы, а рядом лежали плоские камни для растирания маниока.

Типо отворил дверь одной из самых просторных хижин, назначенных для рабов.

– Я знаю, – сказал он, – ваш народ не стыдится спать на земле. Вот вам жилище, располагайтесь в нем, как вам будет удобнее. Мои рабы принесут вам маниока и плодов. Но если вы захотите поесть мяса, то должны сами добывать и готовить его.

С этими словами вождь удалился, и путешественники остались одни. Хижина, назначенная для них, имела щелей еще больше, чем тюрьма на Мадагаскаре, но зато и воздуха в ней было много. Из свежего пахучего мха, принесенного рабами, сделали постели, длинный выдолбленный ствол бамбука служил вместо ведра для воды, а съестные припасы были сложены в угол. Устроившись и переменив одежду, путешественники отправились с визитом к жене гостеприимного вождя. Франц первым вскарабкался по веревочной лестнице в дом сингалезца.

– Пожалуйста, не входите все разом, – закричал он оттуда, – а то клетка не выдержит тяжести, и нам придется совершить не совсем приятный, хоть и скорый спуск вниз.

Гольм взобрался вслед за Францем, а Больтен с Гансом и Руа-Роа пошли осматривать деревню. Матросы отправились стирать белье в ручье.

Под вечер явились и рабы с маленькими пантерами, чуть живыми от голода. Чтобы накормить их, привели из хлева красивую малабарскую козу с серебристой шерстью. Сначала она никак не хотела исполнять материнских обязанностей по отношению к потомству своих закоренелых врагов, но в конце концов дело наладилось. Через четверть часа котята, насосавшись молока, уже спали, свернувшись клубочком возле козленка, а их приемная мать не только не прогоняла их, а даже иногда лизала. Франц поспешил сделать фотографический снимок с этой трогательной картины.

На ночь котята были помещены вместе с козами в хлеве. Там они и должны были оставаться до тех пор, пока у них не вырастут зубы и не начнут просыпаться кровожадные инстинкты. Тогда сингалезец намеревался отослать их в Галле, а оттуда – в Европу.

Начинало темнеть. Смолкло пение птиц. Типо втащил наверх лестницу своего жилища, и путешественники тоже отправились на покой. Вскоре все крепко заснули после дневных трудов. Караулить не приходилось, потому что хищные звери не отваживались переступать за ограду деревни.

Так прошло несколько часов. Месяц стоял высоко на небе, кругом было тихо, только листья смоковницы слегка шелестели от легкого ветерка. Вдруг доктор проснулся. Ему показалось, что его кто-то окликнул.

– Франц, ты звал меня? – спросил он.

Ответа не было, и ровное дыхание Франца показывало, что он спит покойным сном.

Доктор приподнялся и стал вглядываться в слабо освещенную внутренность хижины. Ничто не указывало на присутствие здесь живого существа, но Гольм отлично понимал, что его разбудил какой-то шум, и потому внимательно прислушивался.

Долгое время было тихо, но вот на крыше что-то зашевелилось, забегало все сильнее и сильнее. Гольм догадался, что это, должно быть, крысы-пасюки, которых кто-то преследовал. Немного спустя раздалось громкое шипение, писк, что-то тяжелое упало на пол хижины.

Одним прыжком Гольм очутился на ногах. Затрещала спичка, пламя свечи осветило внутренность хижины. На полу лежала большая крыса, а вокруг нее обвилась кольцами серовато-синяя ядовитая змея. Длинный тонкий язык был высунут изо рта. Змея шипела, раздраженная неожиданным препятствием и падением. Почти машинально раздавив змею сапогом, Гольм поднял свечу кверху и, осветив всю хижину, увидал, что с крыши спускается еще несколько змей – во всех углах виднелись их блестящие шкурки. Одна из них упала ему прямо на руку, заставив его содрогнуться.

– Франц, – проговорил он. – Франц! Проснись!

– Что?.. – пробормотал тот со сна. – Хорошо…

– Вставайте! – закричал тогда Гольм. – Здесь у нас змеи, и притом ядовитые.

Крик его разбудил всех. Вид змеи всегда пугает человека, поэтому неудивительно, что град палок и камней полетел в крышу и в стеньг, лишь только обитатели хижины зажгли свечи и увидели нежданных гостей. Все подняли такой шум и крик, что сингалезцы проснулись и сбежались – одни совсем голые, другие только в передниках, а третьи вооруженные с головы до ног. Узнав в чем дело, Типо с удивлением покачал головой.

– Мы никогда не убиваем змей, которые водятся в наших домах, потому что они уничтожают крыс и мышей, – объяснил он.

– Но как же вы можете спать в то время, как у вас над головами висят ядовитые гадины?

– Конечно, можем. Они не делают нам никакого вреда и мы им тоже. Впрочем, их почти никогда и не бывает на деревьях.

– Знаете что, – предложил Гольм, – давайте и мы подвесим наши одеяла к деревьям. Оставаться здесь, полагаясь на добродушие змей, было бы слишком рискованно.

– Что это ползет? – воскликнул Больтен, – вот здесь, мне кажется…

Он не докончил. Гольм с первого взгляда на паукообразное животное с поднятым кверху хвостом, на конце которого виднелся крючок, признал в нем скорпиона.

– Этого еще не хватало! – в отчаянии вскричал он. Типо и остальные сингалезцы засмеялись.

– Это совсем не страшное животное, – проговорил вождь. – Оно питается насекомыми и приносит нам большую пользу. Неужели в вашей стране нет ни змей, ни скорпионов?

– Да разве вас и они не кусают? – спросил Больтен.

– Случается, но редко. Мы их оставляем в покое.

– Что же, у вас есть чародей, который заклинает и змей, и скорпионов? – шутя заметил доктор.

– О, да! Каждая деревня имеет своего чародея, – отвечали ему хором сингалезцы.

Гольм обратился к своим спутникам.

– Наши гамаки принесут нам во всяком случае больше пользы, чем заклинания всех чародеев мира.

Через несколько минут сложенные одеяла были развешаны на больших сучьях, и путешественники улеглись снова. Тут они могли ожидать посещения какой-нибудь любопытной белки, попугая или совы, но змей и скорпионов опасаться было нечего.

Когда все затихло, из хижины снова послышался шум, визг и шипение. Гольм не мог заснуть всю ночь, так неприятно подействовало на него соседство змей. Он был очень рад, когда наступило утро и можно было спуститься на землю. Путешественники познакомились в этот день с домашним хозяйством сингалезцев. Они показали им, как из сока пальм изготовляется очень вкусный напиток, как делают муку из корней маниока посредством железной терки. Кофе сингалезцы возделывали, но не пили его, довольствуясь козьим или кокосовым молоком.

Между различными породами кур, которых в деревне было множество, особенно красивы были большие черные куры с тремя пурпурными полосами на голове и шее. Петухи этой породы были очень драчливы и задорны и долго бежали за путешественниками, ударяя их клювами по сапогам. На полях красовались павлины, сверкая на солнце ярким оперением.

– Это что за чудовище ползет там? – воскликнул вдруг Руа-Роа, готовый уже обратиться в бегство и не решавшийся сделать это из-за боязни насмешек. – Франц! Посмотри – что это такое?

Скоро страх пересилил все колебания Руа-Роа – в два прыжка подскочил он к ближайшему дереву и взобрался на него.

– Берегись, Франц! – кричал он оттуда. – Чудовище приближается к тебе.

Большая черепаха медленно подползала к тенистому тамаринду и принялась рыть яму, отбрасывая землю назад. Страх Руа-Poa еще более усилился при виде столь необычайного поведения чудовища. Несомненно, это какой-то злой дух, который столкнет путешественников в заранее приготовленную для них могилу.

Малагаш и руками, и головой делал различные знаки белым, но те только смеялись и грозили ему пальцами, чтобы он не закричал.

Черепаха тем временем окончила свою работу и уселась в яме. Тогда Франц, к величайшему ужасу Руа-Роа, вскочил на спину чудовища. Малагаш забыл в эту минуту свой страх и не верил глазам. Как мяч скатился он с дерева и, подбежав к черепахе, тоже стал на ее панцырь в твердой решимости спасти своего брата или погибнуть вместе с ним.

– А теперь смотри, что я сделаю с этим злым духом, – проговорил Гольм.

И, вынув из-за пояса маленький острый топор, он одним взмахом отрубил голову черепахи. Франц соскочил на землю и стащил с черепахи малагаша, который не мог от изумления прийти в себя.

– Это каменное существо, – бормотал он, – не только движется, а и содержит в себе кровь…

– Успокойся, дружище, – уговаривал его доктор, – ты сейчас увидишь, что под твердой оболочкой находится тело обыкновенного животного. Помоги нам перевернуть этого злого духа на спину.

Все пятеро принялись за работу, перевернули черепаху на спину, а затем вырезали лучшие куски мяса на суп и жаркое. Все очень обрадовались, что у них дня на два хватит такого вкусного блюда, потому что маниоковые лепешки, кокосовое масло и вареная зелень не очень то нравились европейцам, привыкшим к мясу.

Во время возни с черепахой Гольм, дотронувшись до земли, с удивлением заметил, что она совершенно теплая.

– Неужели это солнце так согрело ее? – спросил он.

Все начали исследовать почву. Руа-Роа отошел немного в сторону и нашел, что там земля гораздо холоднее.

– Странно, – проговорил доктор, – это нужно разузнать хорошенько.

Натуралисты принялись за тщательный осмотр местности и открыли за леском небольшую долину, круто спускавшуюся в овраг, посредине которого бил фонтан горячей воды на высоту шести-восьми метров. Над фонтаном стояло густое облако водяного пара, кругом не было и признаков растительности.

– Так вот в чем дело! – воскликнул Гольм. – Тут протекает горячий ключ – гейзер. Вот почему песок был такой горячий в некоторых местах.