Текст книги "История Византийской империи. Эпоха смут"

Приведенные выше факты и сделанные из них выводы позволяют приходить к заключению, что не усиление власти начальствующих военными отрядами в провинциях составляет цель и содержание фемного устройства. С одной стороны, система фем спасла империю от неминуемой гибели и дала ей возможность выдержать сильный натиск со стороны внешних врагов; с другой – в смысле эволюции военных учреждений она заменяет систему наемных отрядов и национализирует имперское войско.

Глава VIII
Арабы. Магомет

Во все время существования империи ни одному народу не пришлось играть такой роли в истории Византии, как арабам. Не только как носители военного и завоевательного принципа, но и как основатели нового культа, арабы слишком глубоко затронули самые основы Византийской империи, поколебали ее устои и не раз угрожали самому существованию государства.

Как религия, выросшая на почве исторической эволюции и отвечавшая религиозным и культурным потребностям своего времени, мусульманство имело громадное влияние на судьбу самого православного христианского мира, т. к. распространилось по тем областям, которые искони были христианскими и составляли достояние патриархатов Антиохийского, Александрийского и Иерусалимского. Усилившись главным образом на счет областей, отнятых от империи, арабы составили громадную политическую и военную силу, которая приобрела мировое значение посредством развития флота, торговли и широкого распространения научных и художественных занятий. Византийская империя, и без того заявлявшая определенно выраженное стремление ограничивать местные провинциальные тяготения и все направлять в пользу Константинополя и пришедшая уже к возвышению кафедры константинопольского патриарха над другими восточными патриархатами, с потерей обширных провинций на Востоке быстро приближается к полному осуществлению заложенного в ней принципа византинизма, который направляется к преобладанию эллинской народности над всеми другими.

Никому, конечно, не могло казаться возможным, чтобы за пределами империи в VII в. образовалась новая культурная сила, которая обладала бы таким избытком духовных и материальных средств, каким заявило себя мусульманство уже в первой половине VIII в. По-видимому, византийские государственные люди более считались с тем народом, который в VII в. занял почти весь Балканский полуостров и большими массами колонизовал Малую Азию. В самом деле, славянам, которые заняли культурные области в Европе и распространились до Адриатического моря и Архипелага, открывалась в VII в. безграничная историческая перспектива. Отдельные колонии их выдвигаются в соседство с германцами, итальянцами, греками и на Востоке в значительных массах поселяются в Малой Азии; местные элементы, встреченные в занятых ими местах, не были так плотны, чтобы угрожать их благополучию. Но славянам не удалось создать политического и этнографического центра; не оказалось у них такого вождя, который соединил бы разрозненные племена, находившиеся в подчинении своих родовых старшин, в одно целое и дал бы им определенную задачу как цель их деятельности. Вследствие этого историческое воспитание славянского племени значительно замедлилось и в дальнейшем встретило такие препятствия, каких не было в VII в.

Трудно, конечно, разрешить вопрос о психологических мотивах, дающих тот или иной характер историческим деятелям. Одно не может подвергаться сомнению, что народы и царства создаются под воздействием сложных причин, которые действуют постепенно и в своей эволюции представляют множество разнообразий. Нужно отказаться от мысли, что мусульманство является творческим произведением одного лица и что Магомет может быть понят вне физической и культурной обстановки, в которой он воспитался и вырос.

Площадь, занимаемая Аравией, составляет громадное пространство в 2500 км длины и около 1000 ширины. На этом пространстве и ныне едва ли можно считать более 5 млн жителей. Весьма важно установить, что население Аравии не только с самых древних времен, но и после разделяется на оседлое и кочевое и что Аравия только в некоторых частях, в особенности по берегу Красного моря, где находятся плодородные области Геджас и Иемен и еще в самом центре (Неджед), способна к культуре, а в большинстве представляет песчаную пустыню, доступную кочующим племенам. По сторонам от Неджеда частью вследствие влияния морских сношений и частью соседства с двумя культурными странами – Персией и Византией обнаруживаются начатки политической организации и культурной оседлой жизни задолго еще до Магомета. В точности определить, какая цивилизация была в Аравии до появления Магомета, пока еще не удалось, но на основании многочисленных указаний следует принимать, что цивилизация была, и притом в весьма отдаленные времена. Достаточно указать на сношения Соломона с царством Сабейским (в Иемене) и на данные, сообщаемые ассирийскими и южноарабскими памятниками [1], из которых усматривается, что Аравия находилась в оживленных культурных сношениях с восточными империями.

В византийскую эпоху пограничные арабские области были вовлечены в историческую жизнь и подверглись разнообразным влияниям, шедшим из Византии и из Персии, т. к. обе империи в целях обороны от бедуинов находили полезным поддерживать то или другое пограничное племя и платить жалованье его шейху, чтобы он оберегал границу против других кочевых племен. Так образовались два арабских владения: одно на Евфрате, где господствовали лахмиды, другое – на границе Сирии под управлением гассанидов. В византийских летописях представители того и другого дома нередко упоминаются под именем филархов, которые то стоят в дружественных отношениях с империей, то изменяют ей и поступают на жалованье к Персии. Оба эти пограничные владения служили посредствующим органом в сношениях между вольными бедуинами и культурными империями. Почти беспрерывные войны между Персией и Византией в VI в., в которых арабы принимали деятельное участие, дали возможность этим последним не только жить войной и грабежом, но и постепенно приходить к мысли о слабости сил империи и о возможности начать с ней самостоятельную борьбу за преобладание на Востоке.

Из гассанидов наибольшей известностью пользуется Гариф или Арефа византийской летописи, современник Юстиниана, носивший сан патрикия и владевший арабами с титулом короля. Наиболее знаменитым в королевстве лахмидов был Эль-Мундир, или Аламундар (V в.). Уже в середине V в. в Центральной Аравии обнаруживается попытка соединения нескольких племен в одно политическое целое и стремление направить соединенные силы арабов на север, где соплеменники их – гассаниды и лахмиды – постоянно обогащались добычей во время войн Персии и Византии. Таково было соединение арабских племен под главенством племени Кинда; этот союз был чрезвычайно опасен потому, что мог соединиться с гассанидами или лахмидами, и императору Анастасию в 503 г. с большим трудом удалось усмирить воинственного шейха Гарифа и направить его против государства лахмидов. Таким образом, движение между арабскими племенами обнаруживалось в разных местах. Византийское правительство, следуя всегдашней своей политике, выработанной в сношениях с варварами, старалось держать равновесие между вассальными арабскими владетелями; но должна была наступить пора, когда арабы поймут свои выгоды и перестанут служить орудием чужой политики. Это случилось после того, как войны между греками и персами окончились в VII в. полным разгромом Персии, и когда византийское правительство попустило персам и арабам разрушить пограничное княжество лахмидов и тем лишить свои владения в Месопотамии естественной защиты.

Не менее значительны были другие влияния, постепенно действовавшие на приморские области Аравии и приготовлявшие здесь почву для национального подъема. Противоположность между Севером и Югом хорошо определена в Библии: беспокойные бедуины Севера, сыны Измаила, и оседлое и затронутое издавна культурой население Юга, жители государства Сабейского, или Савского. Провинции по берегу Красного моря, Геджас и Иемен, с весьма отдаленных времен отличались иным характером жизни, чем другие части Аравии, что обусловливалось торговым значением упомянутых областей. Таково описание Иемена у Масуди: «Там можно видеть прекрасные здания, великолепные деревья, каналы и реки, прорезывающие страну во всех направлениях [2]. Путешественник мог пройти эту страну от одного конца до другого, не испытав солнечного зноя, на всем пути он находил достаточную тень, ибо деревья покрывали всю эту страну. Обитатели пользовались всеми удобствами жизни и в обилии имели все необходимое. Плодородная земля, чистый воздух, ясное небо, многочисленные источники, сильное государство, твердое правительство – все способствовало тому, чтобы сделать из этой страны обетованную землю. Жители отличались благородством характера и благорасположенностью к иностранцам и к путешественникам». Благоприятные условия жизни этой части Иемена зависели от знаменитых водяных заграждений Мареба, построенных тою царицей, которая посетила Соломона. От этих заграждений зависело плодородие страны, благополучию которой положен был конец прорывом заграждений, последовавшим около первого столетия христианской эры.

Красное море имело громадное значение в мировой торговле как в древнее время, так и в средние века. В Южной Аравии рано создались промышленные и торговые общества. На юго-востоке Аравии в провинции Гадрамаут находится местность, производившая во всем мире знаменитый и дорогой ладан, а на юго-западе была добыча золота. Значение Аравии во всемирной торговле усилилось во время Юстиниана, т. к. постоянные войны с Персией закрыли обычные пути, которыми сирийское и египетское население с побережья Средиземного моря поддерживало свои сношения с Персией и Индией. Эта торговля пошла теперь двумя путями в обход владений персидского царя: один – северней Каспия, другой – Красным морем. Таким образом через Аравию шли вина греческих островов, шерстяные ткани Милета, пурпур тирский, манускрипты Египта и Пергама, товары Индии, слоновая кость и черепаховые изделия Африки, рабы, китайский шелк, обезьяны, павлины. Часть товаров направлялась водой, часть шла транзитом, караванами через Аравию.

При трудностях плавания на Красном море с древних времен сделался известным сухопутный караванный путь между Иеменом и Сирией. Он шел через область знаменитого ладана (Гадрамаут) в страну Сабейскую, затем береговой плодородной полосой через Мекку и Медину к Синайскому полуострову на Петру и Газу, где был главный склад товаров, привозимых в Европу и вывозимых на Восток. Эта страна была разделена на несколько самостоятельных государств, между которыми Сабейское занимало первое место. Чтобы понять, почему, однако, в событиях VII в. историческая роль выпала не на долю Иемена, а более северной провинции Геджаса, нам нужно коснуться религиозного движения Аравии.

Геджас составляет плодородную долину между двумя горными кряжами, из коих один идет вдоль моря, другой – к области Неджед. Эта долина самой природой была указана как главный караванный путь между Сирией и Южной Аравией. На этом пути лежали два места, получившие громадную известность в истории: Мекка и Медина, в древности Макораба и Ясриб. Здесь были главные станции караванной дороги, и уже в древнее время эти два города получили довольно большое значение. Население их было смешанное, особенно было много северных колонистов. Известно, что во время Магомета в Северном Геджасе было много еврейского населения; это обстоятельство следует принимать в соображение, когда встречаемся с указанием, что основание святилища в Мекке и начала арабской религии относятся к Аврааму. Не подлежит сомнению, что это смешанное население с течением времени усвоило арабский язык и нравы и в Мекке имело свое религиозное и политическое средоточие в поклонении Каабе. Зарождение в Мекке культа, которому суждено было получить громадное историческое значение, объясняется именно торговым значением Мекки.

Процесс религиозного и политического возвышения Мекки толкуется следующим образом. Т. к. город находился на границе между старым Сабейским царством и пустыней, населенной свободными и дикими племенами, для которых торговые караваны были всегда привлекательной целью ради хищнических нападений, то для жителей Мекки и ее окрестностей было в высшей степени важно принять меры к защите идущих на север караванов, и самым лучшим средством было поставить торговлю под защиту чуждых и для местных бедуинов страшных богов. Возник союз из племен Геджаса, которые жили от караванной торговли; он имел средоточие в поклонении Каабе и получил с течением времени большое значение между дикими арабскими племенами. В Мекке ежегодно совершались весенние религиозные празднества, на которые стекались отовсюду поклонники и на которых устраивались ярмарки. Уже с давних пор время подобных праздников и обмена произведений между культурными обитателями Геджаса и дикими сынами пустыни наблюдалось как совершенно исключительный период в году, когда нельзя было посягать на чужую жизнь и собственность. Таким образом, еще задолго до Магомета было священным обычаем не только в Геджасе, но и между арабами пустыни наблюдать мир в течение четырех месяцев, и во все это время каждый спокойно мог идти в Мекку, устроить там свои дела и возвратиться домой.

Культ Каабы не был исключительным для определенного числа племен; напротив, сделаны были все облегчения для приобщения к нему самых отдаленных арабов пустыни. Каждое племя, примкнувшее к политическому союзу, имевшему центр в Мекке, получало право поставить в храме своего собственного идола, так что всего в нем было до 360 идолов. Терпимость простиралась так далеко, что в Каабе были изображения Авраама и девы Марии с Иисусом, а равно идолы разных чуждых народов. Каждый араб мог видеть в Каабе свое собственное божество и обращаться к нему в случае нужды за помощью и советом. Но более других чтимым идолом был агатовый истукан, принадлежавший племени Корейш, а выше его был Черный камень, который составляет главную святыню мусульман и до настоящего времени. По свидетельству европейских путешественников, которым удалось его видеть, это кусок базальта красно-коричневого, почти черного цвета, вулканического происхождения. В настоящее время он состоит из дюжины кусков.

К VI в. в религиозном настроении арабов произошли большие перемены. Живая вера в богов из камня и дерева подверглась сомнению и критике. Хотя над народными божествами возвышался Ил, или Аллах, но он стоял далеко от сознания арабов, у него не было ни храмов, ни богослужения, чтобы приблизить его к народу; необходимо было облечь почитание его в определенные обряды и создать религиозную догматику и церковную иерархию. Давно уже высказывалась мысль, что по своим воззрениям на божество арабы могли без особенных затруднений принять или иудейство, или христианство. Иудеев было в Аравии значительное количество, некоторые арабские племена усвоили себе еврейский закон, а в Иемене иудейство было даже государственной религией. Но Магомет нашел иудейство не совсем пригодной для своего народа верой. Что касается христианства, оно имело в Аравии многих приверженцев и входило в Аравию двумя потоками: из Абиссинии и из Сирии. В Иемене на Синае между арабами Сирии было много христиан, но получить христианскому догмату влияние над арабским народом не пришлось, потому что его отвлеченные логические построения и умозрения слишком далеки были от психики араба и не отвечали на его реальные запросы. Из еврейских и христианских воззрений в VI в. выработалось монотеистическое направление, в котором нашло многих приверженцев учение об едином Боге и о воздаянии за дела, содеянные в настоящей жизни. Те, которые примыкали к этому направлению, носили имя ханифов; они одинаково отрицали как иудейство, так и христианство и стояли на пути к образованию особого религиозного учения, которое наиболее отвечало бы потребностям арабов.

Происхождение Магомета и годы его детства разукрашены преданием и вымыслом. Выпавшая ему на долю историческая роль была так велика, что современникам и ближайшим потомкам естественно было видеть в нем провиденциальное существо, самым рождением и обстоятельствами жизни предназначенное к исключительной сверхчеловеческой роли. По преданию, он родился в Мекке в 571 г., но настаивать на этой дате нет твердых оснований, как и на другой дате – 570 г. Происхождением своим он обязан не очень значительной семье, которая, хотя имела отношение к святилищу, но не отличалась ни богатством, ни связями. Отец его Абдуллах занимался торговым делом, но умер в молодых годах, оставив жену свою Амину беременною. Магомет родился по смерти отца и получил очень небольшое состояние, которое едва было достаточно для скромной жизни. По смерти матери мальчик поступил на попечение деда своего, а затем дяди Абу-Талиба, который также жил в бедности и не мог доставить племяннику обеспеченной жизни и воспитания. Вследствие этого детские годы Магомет, или Мохаммед, провел в чужих людях, нанимаясь пасти стада у состоятельных обывателей Мекки. Это было занятие унизительное, за которое брались люди весьма скромного происхождения, женщины и рабы.

Юные годы жизни пророка разукрашены вымыслом и не представляют реальных фактов, которые могли бы служить к характеристике его. На 24 году жизни с ним случилась важная перемена, имевшая большое влияние на дальнейшую его судьбу. Он познакомился с богатой вдовой, ведшей караванную торговлю, и поступил к ней на службу приказчиком. Путешествие с караваном не только расширило его кругозор и дало случай завязать новые знакомства, но позволило ему войти в доверенность своей госпожи, которая оценила его и предложила ему обручиться с ней. Это и была известная Хадиджа, которую так уважал и любил Мохаммед, несмотря на разность лет (ей было 40 лет), что никогда не забывал ее и после ее смерти и имел привычку ставить ее качества и добродетели в пример другим своим женам. Весьма вероятно, что во время торговых путешествий на север он мог войти в сношения с христианами и беседовать с ними о вере.

Нет сомнения, что до своего выступления на общественную деятельность в качестве проповедника новой религии Мохаммед разделял верования своих единоплеменников. Когда и вследствие каких причин он вступил на новый путь мышления и открытого исповедания оригинальных взглядов на Бога и обязанности человека по отношению к Высочайшему Существу, это остается до сих пор загадкой. Здесь перед нами выступают психологические мотивы, которых происхождение и первые обнаружения едва ли удастся когда-нибудь уловить и объяснить. Нельзя останавливаться на мысли, что Мохаммед был ловкий обманщик: он и сам верил в получаемые им внушения свыше, и верили в его искренность те лица, которые ближайше могли наблюдать за ним. Более основания в том предположении, что он получил от своей матери в наследство нервную болезнь, которую доктор Шпренгер называет мускульной истерией. С Мохаммедом часто случались приступы нервной болезни, которые имели большое значение в его видениях, предсказаниях и повелениях, непосредственно получаемых им от архангела Гавриила. Будучи по своей природе мечтателем, Мохаммед любил задаваться теоретическими вопросами и беседовал с христианами и иудеями об их вере. Выше мы указывали, что всего ближе рисует нравственное и религиозное состояние Мохаммеда религиозная арабская секта ханифов; по всей вероятности, первая стадия религиозного развития пророка шла именно в этом направлении. Если далее допустить, что в период от женитьбы на Хадидже до выступления на проповедь новой религии Мохаммед продолжал делать торговые путешествия, которые необходимо ставили его в сношения с людьми разных вер, то нет оснований отрицать и непосредственных влияний на него со стороны иудеев и христиан, которых было много и в Южной и Северной Аравии [3]. Независимо от того среди самих арабов Мекки, даже между близкими к Мохаммеду людьми, замечалось уже колебание относительно веры в принятую от предков религию. Многие уже решили этот вопрос про себя, прежде чем Мохаммед решился открыто начать борьбу с суеверием.

Это произошло, когда ему исполнилось 40 лет. Он жил с семьей в недалеком расстоянии от Мекки, на горе Хыре, в пустынной и скалистой местности, ища уединения и избегая общества людей. Здесь в одной пещере он впал в тревожное забытье, и ему было видение. По собственным словам Мохаммеда, к нему приблизилось необыкновенное существо – в последующих видениях это обыкновенно был архангел Гавриил – и заявило к нему требование, которое новейшие ученые понимают различно. «Ыкра», – сказало ему видение, что значит «читай» или «проповедуй», по другому толкованию. Мохаммед два раза отказывался исполнить это требование, наконец, после троекратного повторения подчинился, и тогда видение исчезло, и он пробудился от сна, и «слова видения как бы были написаны у него в сердце». Как бы ни толковать эти слова, которые потом включены были в Коран[18]18
  Это пять первых стихов 96 суры: «Читай во имя Господа твоего, Который создал человека из комочка крови, читай, Господь твой преблагий, Который даровал знание посредством пера, научил человека тому, чего раньше не знал»


[Закрыть], это первое видение нужно рассматривать как начало его общественного служения. С тех пор он часто подвергался воздействию таинственной силы, которая внушала ему действия и слова, легшие в основание преподанного им учения. Основой учения Мохаммеда были единобожие и нравственные отношения человека к божеству. Эта идея вносила совершенно иные понятия в религиозные представления арабов Мекки, чем то было до сих пор, и хотя старые верования подверглись колебанию и сомнениям, но с ними предстояло Мохаммеду выдержать продолжительную и упорную борьбу.

Первыми и самыми искренними приверженцами Мохаммеда были его домашние. Это была преданная ему жена Хадиджа, которая искренне веровала в его пророческое призвание и всеми мерами защищала его против насмешек и нападений и поддерживала своим влиянием и преданностью. За ней следовали ее дочери и приемный сын Али, младший сын Абу-Талиба, дяди пророка, равно как Зейд, единственный раб в семье Мохаммеда. Таково было первоначальное зерно новой религиозной общины. Для распространения учения Мохаммеда имело большое значение то обстоятельство, что к нему присоединился богатый купец Абу-Бекр, человек положительного характера и влиятельного положения. Он с энергией и убеждением принялся за распространение нового учения и оказал ему большую поддержку и своими материальными средствами. В ближайшем родственном кругу Мохаммеда также последовали обращения; таковы Зобейр, Ваккас, в особенности Отман из влиятельного рода Омайя, вместе с принятием нового учения женившийся на Рокайе, дочери пророка. В пятый год откровения (ок. 615 г.) присоединился к новой вере Омар, юноша 26 лет, необыкновенного роста и большой физической силы. Ему суждено было играть весьма важную роль в религиозной общине, складывавшейся вокруг Мохаммеда. Он отличался трезвым взглядом на вещи, не останавливался перед препятствиями для достижения задуманной цели и для торжества нового учения был незаменимый человек. Есть мнение, что без Абу-Бекра и Омара ислам никогда бы не получил распространения. Мохаммеду всегда недоставало практического смысла и такта. Абу-Бекр и Омар дополняли его, доводя до необходимого заключения его идеи и часто давая им практическое направление. Мохаммед думал, Абу-Бекр говорил, Омар действовал – такова роль каждого в этой удивительно стройно и гармонично составленной троице.

Хотя между последователями Мохаммеда были люди с характером и наделенные способностями, но следует признать, что они происходили большей частью из среднего класса и не были многочисленны. На первых порах учение Мохаммеда распространялось медленно и мало затронуло жителей Мекки. Мало того, большинство отнеслось с насмешками к его притязанию объявить себя божественным посланником и издевалось над его сношениями с небесными существами, которые дают ему обязательные для людей повеления. Что касается влиятельных и богатых людей, которым принадлежала власть в Мекке, то они к новому учению отнеслись с подозрительностью и опасением. Это были представители родов Омейяды, Махзумы и др., которые видели в учении Магомета не только подрыв веры, но угрозу их авторитету и влиянию в Мекке. Шейх Омейядов, Абу-Софиан, в особенности был весьма серьезным противником, потому что пользовался уважением среди местных арабов и относился с большим презрением к пророку. Омейяды будут играть религиозно-политическую роль в истории мусульманства как дамасские халифы, и с Абу-Софианом мы встретимся в дальнейшем изложении истории Магомета. Другой род, Махзумы, в лице своего представителя Ибн-Могиры пытался оспаривать авторитет пророка, уличая его в самозванстве и противоречиях.

Первые годы положение пророка было весьма мало обеспечено и в смысле личной безопасности, и в смысле приобретения новых приверженцев. Как принадлежащий к роду Хашима, Магомет мог найти защиту и покровительство в лице своего дяди Абу-Талиба, который был и представителем рода. Когда к нему обращались противники учения Магомета с требованием, чтобы он заставил молчать Магомета или лишил его своего покровительства, то Абу-Талиб с достоинством указывал на то, что нельзя воспретить каждому свободно выражать свое мнение. Но если Магомет как член рода Хашима мог находить защиту у своего шейха, то этот последний не мог отстоять его авторитета как пророка и посланника Божия. Насмешками и издевательством Магомет доводим был до крайнего раздражения, так что с трудом мог показываться в народных сборищах. Те из приверженцев пророка, которые не имели влиятельных защитников, в особенности женщины и рабы, подвергались явным оскорблениям и насилию, некоторые даже поплатились жизнью. Тогда часть верующих отправлена была в Абиссинию, которую Магомет считал почти вполне разделяющею его воззрения. К этому же времени (ок. 615 г.) относится очень важный факт в истории развития учения Магомета, именно попытка приблизиться к религиозным воззрениям жителей Мекки и представителей враждебных ему родов. Ему предстояло сделать небольшую уступку в практике единобожия и ввести в свой культ некоторых богов соседних арабских племен. На этом очень настаивали его враги, обещая ему сделать с своей стороны значительную уступку, признав в нем пророка Божия и прекратив таким образом уже обострившуюся вражду между жителями Мекки. Сделанная Магометом уступка, нашедшая выражение в 53 суре Корана, считается признаком крайнего ослабления и ставится Магомету в большой упрек. Именно он удовлетворил желание враждебной партии, объявив, что богини Лат, Оза и Манат заслуживают поклонения, но скоро понял, что этим наносил удар своему религиозному принципу, и публично отказался от приведенных выше слов, назвав их внушением сатаны.

Таким образом, эта временная уступка больше повредила Магомету, поколебав его авторитет между его приверженцами, чем принесла пользы. Что же касается враждебной партии, то она еще более ожесточилась против всего рода Хашима и подвергла его отлучению, прекратив с ним браки и всякие житейские сношения. К этому присоединилось новое несчастие. В 619 г. умер представитель рода Хашима и защитник Магомета Абу-Талиб, а через несколько месяцев его постиг другой удар, именно смерть преданной ему жены Хадиджи, которая была самым верным его союзником.

Под влиянием личных огорчений и неудач, которые преследовали Магомета, в его душе постоянно складывалось и с течением времени получало более и более резкую форму то настроение, которому дано такое господствующее положение в нравственном учении ислама о предопределении и в фанатизме. Только избранным и предопределенным суждено принять истинную веру, прочие от века осуждены на погибель. Бог ведет к вере кого хочет и оставляет в заблуждении кого заблагорассудит. Неумолимая судьба и строгий догмат предопределения отнимают у человека всякую возможность направлять свою деятельность посредством усилий воли к познанию истины и веры. «Известно, – говорит Мюллер, – что это воззрение, которое сначала в Коране не было строго проведено, а выступило на первый план лишь с течением времени, переработано было в магометанской догматике в учение о безусловном фанатизме, которое и доныне неразрывными цепями сковывает духовную жизнь магометанского Востока. Сам Магомет никогда не доходил в этом отношении до конечных выводов. Логическая последовательность его не занимала» [4].

Отчаявшись в успехе своей проповеди в Мекке, где число его приверженцев не выходило из небольшого круга людей среднего состояния, Магомет сделал попытку найти точку опоры в соседнем городке Таифе, но там встретили его злыми насмешками и надругательствами. «Если бы Аллах, – говорили ему, – хотел послать пророка, то неужели он не мог найти кого получше тебя». Но, хотя попытка в Таифе была весьма неудачна, тем не менее выход из затруднительного положения оказывался именно в сношениях с арабскими племенами соседних с Меккой городов. Мы приходим к громадной важности факту в жизни Магомета и в истории ислама – к бегству пророка из Мекки в Медину в 622 г.

Сношения с жителями Ясриба, получившего имя Медины после бегства Магомета, были столько вопросом крайней необходимости, сколько политического сознания взаимной пользы задуманного соглашения. Прежде всего между арабскими племенами этих городов были постоянные распри и взаимная ненависть, утихавшая лишь в священные месяцы путешествия в Мекку; приняв на себя защиту Магомета и проповедуемого им учения, мединцы надеялись не только свести счеты с мекканцами, но и приблизиться к обладанию святилищем Каабы. Независимо от того в Медине происходили раздоры между двумя родами, которые грозили довести город до полного ослабления, а еврейское население города громко говорило о близком пришествии Мессии и обещало вместе с этим явлением полный переворот в социальной жизни города. Т. к. проповедь Магомета о новом политическом и социальном строе могла быть многими отождествляема с учением ожидаемого Мессии, то в Медине для Магомета была приготовлена весьма благоприятная почва, о которой он имел ясное представление. В 622 г., в марте дядя Магомета Аббас заключил соглашение с представителями Медины, прибывшими в Мекку на поклонение, причем определены были условия, на которых приверженцы Магомета принимались в Медину, и обязательства мединцев следовать учению, провозглашенному пророком. Вследствие этого соглашения большинство приверженцев Магомета небольшими группами в числе 150 человек переправилось в Ясриб, а корейшиты, не успевшие принять мер против этого переселения, решились наложить руку на Магомета, Абу-Бекра и Алия, которые еще оставались в Мекке. Было составлено постановление, по которому все роды корейшитского племени должны избрать по одному представителю от каждого рода и сообща убить Магомета. Благодаря осторожно принятым мерам Магомету удалось обмануть бдительность корейшитов и тайно пробраться в Ясрибу, которая с того времени получила наименование Медины, или Города Пророка. Этот факт считается эрой летосчисления мусульман и относится к 16 июля 622 г. Пророку было тогда 52 года от роду.