Текст книги "История Византийской империи. Эпоха смут"

Прибыв в Капую, Карл пригласил к себе для переговоров беневентского князя, который между тем заперся в укрепленном Салерно и отправил к Карлу своего сына Ромуальда. На вторичное приглашение явиться лично Арихис отправил со знатным посольством второго своего сына, Гримоальда. Карл, очевидно, не желал резкими мерами возбуждать Арихиса и ограничился тем, что удержал у себя заложником одного из беневентских принцев. В это же время произошел разрыв между Карлом и царицей Ириной по делу о брачном союзе Константина VI с дочерью Карла Ротрудой. Вследствие каких причин прерваны были переговоры о браке, в настоящее время судить трудно, но важно то, что непосредственно затем обнаружены были секретные переговоры Арихиса с царицей Ириной. Именно: из донесения папы Адриана Карлу [23] видим, что Арихис хлопотал перед византийским двором о пожаловании ему сана патрикия и права на управление Неаполитанским дукатом. Со своей стороны он готов был признать над собой верховную власть императора и – что в особенности любопытно – принять у себя византийские обычаи в стрижке волос и в одежде. Предполагалось, кроме того, что шурин его, Адельхис, выступит на помощь ему со вспомогательным византийским отрядом. Из того же письма папы видно, что из Константинополя отправлены были два спафария, которым было поручено доставить Арихису пожалованные знаки его достоинства: расшитые золотом одежды, шпагу и грамоту на звание пагрикия [24].

Нужно согласиться, что Арихис ставил большую ставку: он становился с пожалованьем ему патрикийского звания представителем политических интересов Византии в Южной Италии и достигал посредством соглашения с Византией того, чего не удавалось достигнуть в союзе с Каролингами. Что же касается Византии, то в беневентском князе и вместе римском патриции она приобретала прекрасное средство вновь поставить вопрос об экзархате и об утраченных владениях в Средней Италии. Так, по крайней мере, рисуется положение дел в глазах папы, который передает похвальбу Адельхиса, что он двинется с войском в Равенну. Фактически греко-лангобардский союз не имел положительных результатов. Арихис умер в августе 787 г., не дождавшись прибытия византийского посольства. Что же касается военной высадки, то она, не будучи поддержана со стороны Беневента, окончилась постыдным поражением Адельхиса и бывших с ним греческих вождей.

Немного выступив из границ занимающего нас царствования, мы надеемся найти для себя оправдание в чрезвычайной важности событий, которые предстояло нам выяснить. Было бы трудно понять, как мог Константин V Копроним и его ближайшие преемники помириться с потерей экзархата и с утратой влияния в Италии. Рассмотрение положения дел в Неаполитанском дукате и в Беневенте убеждает, что Византия не теряла надежды на восстановление утраченного влияния и что в самой Южной Италии были такие элементы, на которые она в нужное время могла опереться.

Глава VIII
Семейство Константина V. Лев IV. Ирина и Константин

Давно уже замечено, что при довольно частой смене царствующих династий нередко случалось, что императорская власть попадала в руки людей совершенно скромного происхождения и не получивших достаточного образования. Но такова была обстановка придворной жизни и таковы были традиции при константинопольском дворе, что уже во втором поколении являлись члены царской семьи, вооруженные всеми знаниями, какие могла давать тогдашняя школа. Хотя об иконоборческой эпохе сложилось одностороннее представление, будто тогда совершенно погасло образование, но в действительности при исаврийских царях школьное образование не переставало быть предметом забот правительства и различных учреждений, как это будет видно ниже. Что касается царской семьи, следует думать, что здесь в особенности крепко держались раз установившиеся порядки, по которым царские дети получали наилучшее для того времени образование.

В семье иконоборческих императоров по странному сочетанию случайностей жили традиции старого времени даже по отношению к иконопочитанию. Первая жена Константина происходила из семьи хазарского кагана. Обращенная в христианство еще до замужества и получив имя Ирины, она, с 731 г. живя в Константинополе, была свидетельницей борьбы Льва III против иконопочитателей и осталась до конца жизни верной последовательницей почитания святых икон. Самым лучшим выражением царившего в царской семье направления, которое, конечно, исходило от царицы Ирины, служат обычаи и характер дочери Ирины и Константина, царевны Анфусы. Она представляла в себе редкое сочетание глубокого благочестия, доходившего до аскетических подвигов, с делами благотворительности. Она отказалась от брака и окончила свою жизнь в монастыре; все свое состояние употребила на устройство приюта для сирых детей и на помощь страждущему человечеству. Таково было направление воспитания при дворе Константина. От этого же брака родился в 750 г. сын Лев, впоследствии занявший царский престол.

По смерти Ирины Константин женился второй раз на Марии, о которой почти ничего не известно и которая, по-видимому, скоро умерла. Наконец, третья его супруга была Евдокия, происходившая из фамилии Мелиссинов. От нее родилось пять сыновей: Христофор, Никифор, Никита, Анфим и Евдоким. В 768 г. члены царской семьи возведены были при торжественной церемонии в придворные ранги. Царица Евдокия провозглашена августой, следующие за Львом сыновья возведены в сан кесарей, а Никита получил сан нобилиссима. Старший сын Лев был соправителем отца с юных лет, будучи коронован еще в 750 г. Большое значение в истории как царского семейства, так и вообще в направлении дальнейшей внутренней политики исаврийского дома имел брак наследника престола с афинянкой Ириной, который совершен был в 768/79 г. Греческие патриоты любят выставлять этот факт в доказательство значительного культурного положения Афин в VIII в. и вместе с тем в опровержение тех историков, которые указывают на крайнее ослабление эллинского элемента в это время вследствие иммиграции славян.

По нашему мнению, ввиду известных обычаев византийского двора, наблюдаемых при выборе невест царям и наследникам престола посредством оповещения по всему государству о том, чтобы более известные красавицы были представлены ко двору, едва ли может говорить в пользу или против Афин то обстоятельство, что невеста будущего императора Льва IV избрана была из этого города. К сожалению, историк Феофан не сообщает подробностей ни о происхождении Ирины, ни о ближайших обстоятельствах, при которых последовало приглашение ее в Константинополь, хотя из данного им описания сделанной ей встречи можно видеть, что это было действительно большое торжество. «1 ноября 8 индикта прибыла афинянка Ирина из дворца Иерии в Константинополь в сопровождении больших и малых судов, украшенных шелковыми тканями. Ей устроена была встреча высшими лицами города, которые приветствовали ее вместе со своими женами» [1]. Через день патриарх совершил ее обручение с царем Львом в церкви Фара, а 17 декабря она была коронована августой в триклине Августеона.

Вместе с царицей Ириной, женщиной твердого характера и воли, в царский двор вошел такой элемент, какого в нем до сих пор не было. Иконоборческие императоры, несомненно, имели сильную поддержку относительно своей церковной политики в восточных элементах, и весь период, который мы теперь изучаем, представляет колебание между эллинскими и восточными традициями. Привлечение гречанки – и притом весьма энергичной и умной – ко двору было уже большим завоеванием со стороны партии иконопочитателей. На долю Ирины выпала редкая судьба для обыкновенной женщины, родившейся в скромной обстановке. Через пять лет после ее вступления во дворец умер император Константин, и престол перешел к супругу ее Льву IV, который вполне подчинился влиянию своей жены. Можно сказать, что со времени смерти Константина в течение почти 30 лет Византийская империя направляема была властной рукой царицы Ирины, с именем которой соединяются весьма крупные события и которая вместе с тем столько же обрисовывает эпоху иконоборческого периода, как и свекор ее, царь Константин V.

Сначала в качестве влиятельной супруги Льва IV, потом с 780 г. в качестве правительницы за своего малолетнего сына Константина VI, наконец, как самостоятельная и самодержавная распорядительница империи Ирина оставила глубокий след в истории. В характере ее деятельности, правда, остаются не совсем выясненные обстоятельства, именно в том отношении – что следует отнести к ее личному почину и что приписать влиянию ближайшей среды. Приняв на себя задачу осуществить надежды иконопочитателей и реагировать против церковной политики иконоборческих императоров, Ирина вошла в самое русло тогдашнего исторического течения и сделалась предметом восхваления – с одной стороны и жестоких порицаний – с другой. Но весьма вероятно, что честолюбие и властолюбие были главными качествами Ирины, достигшей престола благодаря своей красоте. Вся история ее отношений к сыну не может быть оправдана ни требованиями политики, ни государственной необходимостью, что до известной степени могло бы быть принимаемо в соображение при других подобных же возмущающих душу отношениях[33]33
  Например, отношение Петра Великого к сыну.


[Закрыть] [2].

Наследник престола Лев по прозванию Хазар, как родившийся от матери хазарского происхождения, имел 26 лет от роду, когда умер Константин V в сентябре 775 г. Скоро обнаружилось, что новый царь далеко не обладал нужными по обстоятельствам времени качествами, чтобы держать грозным на границах имя империи. И на западной, и на восточной границе почувствовалось отсутствие твердой руки и определенной системы. Но в особенности вредно было колебание во внутренней, т. е. главнейше церковной, политике. Будучи искренним приверженцем иконоборческой системы, Лев, однако, отступал от практики, принятой в предыдущие царствования по отношению к монашеству, равно как не делал подбора лиц при назначении на высшие церковные должности, и провел много из черного духовенства на митрополичьи кафедры, чем, естественно, поднял надежды иконопочитателей [3].

Лучшая страница к характеристике Льва принадлежит писателю Феофану, и мы приведем здесь его рассказ. «Царь Лев начал брать полной рукой из сбережений, оставленных его отцом, и тем расположил к себе войско и народ. Некоторое время казался благочестивым и другом Святой Богоматери и монахов, почему назначал на важнейшие митрополичьи кафедры лиц из черного духовенства. Производил большие военные наборы в фемах и увеличил полки. Вследствие этого представители гражданского населения фем вместе с большим количеством войска обратились к Льву с просьбой принять в соимператоры сына его Константина. Он же отвечал им: сын у меня один, и я боюсь исполнить ваше желание, так как в случае, если мне приключится смерть во время его малолетства, вы убьете его и изберете в цари другого. Но они с клятвой удостоверяли его, что не допустят никого в цари, кроме его сына, если бы Бог и послал по его душу. Так народ надоедал от Вербного воскресенья до Великого четверга, собираясь в ипподроме и заявляя просьбы. Наконец, в Святую пятницу он приказал им дать клятву, и поклялось все войско на Честном и Животворящем древе, как представители фем и сената, так и городские тагмы и все горожане и представители ремесленных цехов в том, что не допустят на царство никого, кроме Льва и Константина и потомства их, и дали собственноручную запись в этой клятве. И на следующий день, в Великую субботу, вышел царь в трибунал 19 аккубитов и возвел в сан новелиссима брата своего Евдокима, так как следующего за ним по старшинству Анфима возвел в тот же сан сам отец их, Константин. И проследовал царь в Великую церковь с двумя кесарями и тремя новелиссимами и с малолетним Константином и, переменив одежду, вошел на амвон с сыном своим и патриархом. И народ, вошедши в церковь, положил свои записи на святую трапезу. Царь же держал такую речь: вот, братья, я исполняю вашу просьбу и возвожу сына моего в цари, вы принимаете его от Церкви и от руки Христа. И все воскликнули: Сын Божий, будь поручителем, что от Твоей руки принимаем кира Константина, царя и что будем защищать его и умрем за него. На следующий день, который был Великое воскресенье Пасхи, 24 апреля, индикта 14, на рассвете царь вышел с патриархом в ипподром, и там на переносном алтаре в присутствии всего народа патриарх сотворил обычную молитву, и затем царь короновал своего сына. И затем в процессии проследовали в Великую церковь два царя с двумя кесарями и тремя новелиссимами. После того как проследовали цари, прошла и царица Ирина в сопровождении школ, несущих знамена, и вошла чрез подъем Халки в катихумений Великой церкви. В мае того же индикта раскрыт был заговор Никифора, кесаря и брата царя, в котором принимали участие некоторые спафарии и страторы и другие царские мужи. И царь, собрав силенций в Магнавре, сообщил народу о том, что против него было говорено. Они единогласно потребовали предать смерти того и другого[34]34
  В заговоре замешаны оба кесаря, Никифор и Христофор.


[Закрыть], хотя забыли клятвопреступники, в чем давали присягу отцу их: не допускать по смерти его насилий по отношению к его детям. Царь же, наказав заговорщиков и постригши их, сослал их в заточение и под стражу в Херсон и окрестные места».

Эта прекрасная страничка, выхваченная прямо из придворного журнала и напоминающая по своей документальной точности официальный акт, бросает некоторый свет на внутреннюю политику при Льве IV. Здесь прежде всего обращает на себя внимание участие фем во внутренней политике и заявленное представителями фем требование приобщить к царской власти малолетнего сына Льва Константина, которому тогда было не больше пяти лет. Исаврийская династия по смерти Константина V уже была хорошо обеспечена в смысле престолонаследия, т. к. у Льва IV было пять братьев, из коих два носили сан кесаря, а остальные – нобилиссима, не говоря о том, что и в прямом потомстве Льва уже был наследник в лице Константина. Приобщение этого последнего к власти и коронование было весьма обычным в византийской практике, так что во все времена можно находить правительственные акты, выходящие от двух царей. Почин в смысле кооптации обыкновенно принадлежал верховной власти, домогательство же фем, выставленное в приведенном месте Феофана, представляется довольно странным и неожиданным. Оно может иметь себе объяснение в последующих сценах жестокой борьбы из-за власти между Ириной и ее сыном и в исключительной роли, какую играют в это время военные отряды как в церковной политике, так и в борьбе между матерью и сыном.

Исаврийская династия, как по своему происхождению, так и по коренной политике, тянет к Востоку. Малоазийские провинции пользуются особенным вниманием иконоборцев, точно так же малоазийские фемы платят приверженностью к династии. Итак, нужно думать, что под представительством фем здесь следует подразумевать азиатские фемы. В царствование Льва упоминаются следующие фемы в Азии: Анатолика, Армениак, Опсикий, Фракисийская и Вукелларий; последние две образованы уже при исаврийцах [4]. Весьма может быть, что и некоторые из других фем, относимых к позднейшему времени, на самом деле существовали уже в это время, как можно объяснять выражение: «Умножил полки, сделал большие наборы по фемам». Но сущность вопроса сводится к тому, что умножение полков и наборы не могут быть поставлены в причинную связь с требованием фем короновать Константина. В приобщении к власти малолетнего царевича был прямой и необходимый интерес самого Льва, и, следовательно, вся сцена, разыгранная на Страстной неделе 776 г., была искусно подготовлена и поставлена правительством Льва на тот конец, чтобы принять от войска и сената, и городских сословий публичную присягу на верность наследнику престола Константину. Что для этого потребовалась чрезвычайная мера подстрекательства фем к настойчивому выступлению в ипподроме, достаточным тому объяснением служит непосредственно затем раскрытый политический заговор, в котором были замешаны два старшие члена царской семьи, братья царя – Никифор и Христофор, имевшие целью, как можно догадываться, поставить вопрос о престолонаследии иначе, чем этого желал император. В дальнейшем увидим, что честолюбивая императрица Ирина, имевшая влияние на дела и при жизни своего мужа, должна была в качестве регентши принять решительные меры против притязаний на власть со стороны кесарей – братьев своего мужа.

С точки зрения внешней политики главное внимание привлекали к себе болгарские дела, как это было и в царствование Константина. Но для Льва IV не представлялось возможным продолжать здесь наступательную политику, тем более что внутренние смуты, происходившие в Болгарии, давали Византии возможность поддерживать и увеличивать своих приверженцев даже при дворе хана. Весьма вероятно, что к соперничеству отдельных племен и родовых старшин из-за власти присоединилась и борьба славянского и болгарского элементов, которым предстояло пережить значительный период, прежде чем слиться в одно политическое и национальное тело. Немаловажным успехом для Византии считалось то обстоятельство, что в 777 г. хан Телериг бежал в Константинополь и здесь принят был с особенным почетом. Очень важно отметить, что империя относится к болгарскому владетелю как к государю, ему пожалован был сан патрикия, и, кроме того, он введен был в царскую семью посредством брака с родственницей царицы Ирины. Первый также раз летопись отметила тот факт, что бывший хан принял в Константинополе христианство и вступил в условия культурной жизни. Оказывая покровительство хану Телеригу, империя заручилась действительным средством влиять на болгарские партии и в случае нужды угрожать непосредственным вмешательством. Т. к. на несколько лет прекращаются затем известия о войнах на западной границе, то вполне основательно заключать, что здесь взаимные отношения основывались на прежних мирных договорах и имели мирный характер.

Несколько иначе представляется дело на восточной границе. В 778 г. предпринят был поход в Сирию, в нем приняли участие стратиги: Фракисийской фемы Михаил Лахано-дракон, Анатолики – Артавазд, Вукеллариев – Тачати, Армениака – Каристероци и Григорий – Опсикия; здесь перечислены все тогдашние фемы, поставившие 100 тыс. войска. Целью похода были пограничные с арабами области в Сирии, дело завязалось у Германикии, которая могла бы быть легко взята, если бы Лаханодракон, подкупленный неприятелем, не отступил от города и не начал опустошать страну. В последовавшей затем битве императорские войска одержали победу над арабами, следствием которой было окончание похода. Но в следующем году арабы вступили в Малую Азию и осаждали Дорилей, главный город Анатолики. Византийцы не приняли на себя труда вести с арабами формальную войну, и то, что предпринято было в настоящем случае, входит в обычную практику на будущее время. Войско расположено было малыми отрядами по отдельным укреплениям и имело задачей, не вступая в сражение с главными силами, предупреждать конные наезды с целями опустошения и грабежа и уничтожать пастбища и фураж. Это немедленно принесло добрые плоды. После того как арабская кавалерия продержалась 15 дней под Дорилеем и уничтожила пастбища и запасы в ближайших местах, за недостатком продовольствия ей необходимо было отступать назад, потому что кони стали гибнуть от бескормицы. На возвратном пути арабы продержались один день под Аморием, но, найдя его хорошо защищенным, должны были отказаться на этот год от дальнейших действий. Но в 780 г. снова повторился арабский наезд в фему Армениак; стратиг Лаханодракон нанес этому отряду арабов полное поражение, причем погиб Осман, сын калифа Мади.

В сентябре 780 г. последовала смерть императора. Летопись отмечает, что он позволил себе взять одну драгоценную корону из церкви св. Софии, прельстившись украшавшими ее каменьями, и что его постигло наказание за это безбожное дело. С другой стороны, ходил слух, что Льва отравила супруга его, Ирина. Сыну Льва, Константину, было 10 лет, когда умер отец его. Хотя вопроса о престолонаследии не могло существовать, потому что Константин уже 5 лет был коронован, тем не менее «неисповедимыми судьбами промысла», по выражению летописца, за малолетством сына царскую власть делит с ним его мать, благочестивейшая царица Ирина. Двадцать с лишком лет потом дела Византийской империи направляются женской рукой, и большинство событий внутренней и внешней политики конца VIII в. носит печать ожесточенной борьбы между разными партиями, тонкой интриги и страстности.

Если принять во внимание живые силы, бодрость и победоносное движение к Востоку со стороны Каролингов, если оценить благовременность искусно поставленных ими на очередь важных исторических, церковно-политических и национальных задач, то, конечно, сцены мелкой интриги, заговоры, членовредительство, ссылки и позорные наказания, которыми наполнена современная история Византии, весьма определенно решали бы вопрос о сравнительной ценности восточной и западной истории в занимающую нас эпоху, если бы в этой борьбе, питающейся низменной интригой и мелкими честолюбиями, не обнаруживались иногда высокие идейные стремления, самоотверженная преданность отеческим преданиям и верованиям, наконец, если бы в истории Византии мы пренебрегли созидательными этнографическими элементами, которые имеют постоянную тенденцию эмансипироваться от эллинизма в церковном и политическом отношении, пытаясь создавать самостоятельные политические организации.

Хотя роль царицы Ирины подле своего десятилетнего сына и царя определялась совершенно ясно обычаем и законом, но скоро по смерти Льва IV, «прошло лишь 40 дней», как обнаружен был политический заговор, имевший целью государственный переворот в пользу кесаря Никифора. Эти пять дядей малолетнего царя, носившие титулы кесарей и нобилиссимов, хотя сами не отличались ни талантами, ни характером, постоянно были орудием в руках других честолюбцев, составляя враждебную Ирине партию. На этот раз во главе заговора стояли лица высокого административного положения, приверженцы иконоборческой династии, подозревавшие, быть может, в Ирине будущую восстановительницу православия. Это были логофет дрома Григорий, бывший стратиг фемы Армениак Варда, доместик экскувиторов Константин, друнгарий 12 островов Феофилакт и другие, т. е. самые крупные представители военной и морской администрации. Но царица Ирина на этом первом важном деле своего царствования обнаружила в достаточной степени и свою жестокость, и настойчивость. Все замешанные в заговор были подвергнуты телесным наказаниям, пострижены в монахи и сосланы в заточение; что же касается членов царской семьи, с ними поступлено было гораздо проще. Кесарей и нобилиссимов царица приказала постричь в духовный сан, и в ближайший праздник Рождества эти подневольные священники должны были служить в церкви св. Софии и в довершение всего «раздавать народу св. причастие» [5]. Таково было выступление Ирины против своих ближайших родичей и первых чинов в государстве.

Но это не внушило осторожности Никифору и его братьям, они еще будут участвовать в новых интригах, равно как царица Ирина будет с новой и более изысканной жестокостью отстаивать свою власть. Можно догадываться, что мысль о возведении на царство старшего из кесарей была разделяема не только перечисленными выше лицами, но что она была распространена даже в провинциях. В начале 781 г. был назначен на военный пост стратига Сицилии патрикий Елпидий, который, по-видимому, занимал этот пост и ранее. В апреле дошел слух до столицы, что Елпидий стоит на стороне кесарей, т. е. что он возмутился против правительства Ирины. Ввиду неспокойного положения дел в Южной Италии и неопределившихся отношений к папе, Ирине не могло не внушать серьезных опасений возмущение Елпидия. Она послала в Сицилию спафария Феофила, поручив ему захватить патрикия и представить в Константинополь, но оказалось, что Елпидий имеет в Сицилии преданную ему партию и войско и что взять его не так легко. Императрица, однако, воспользовалась тем обстоятельством, что в Константинополе оставалась жена Елпидия с детьми. Она подвергла несчастную женщину телесному наказанию, постригла и заперла в государственную темницу, а между тем подготовлялась к решительным действиям и против мужа ее.

В следующем году изготовлен был флот, а из фем набран был отборный экипаж; во главе назначенной в Сицилию экспедиции поставлен патрикий Феодор, которому и удалось сломить сопротивление Елпидия. Весьма любопытно, что, потеряв надежду на успех своего дела, Елпидий вместе с дукой Никифором ушел к арабам в Африку, которые приняли его с царскими почестями, хотя и не воспользовались его именем для открытого движения против Византии. Чтобы не возвращаться другой раз к трагической судьбе царских дядей, упомянем теперь же, что в 792 г. снова было раскрыто движение в пользу провозглашения Никифора царем; на этот раз во главе движения стояли константинопольские войска. Тогда старших членов царской семьи постигла роковая судьба: Никифор был ослеплен, а остальные братья поплатились усечением языков. Наконец, в 797 г., когда и сам Константин VI был уже ослеплен по приказанию своей матери, вновь составился заговор, имевший целью государственный переворот в пользу одного из представителей исаврийской династии, хотя теперь все они были изувечены и сделаны негодными для деятельности. Нет сомнения, что теперь Никифор с братьями, искалеченные и содержавшиеся в заключении на Босфоре в Ферапии, были жалкими орудиями чужой интриги, чего, впрочем, не скрывает историк Феофан [6]. Им помогли освободиться из заключения и заставили спастись затем в церковь св. Софии, где обещали провозгласить одного из них царем. Но преданный императрице евнух Аэций захватил их в церкви, причем никто не оказал сопротивления в защиту несчастных царевичей, и сослал их в заточение в Афины, где как в отечественном городе Ирины они были под верной охраной и не могли более внушать опасности.

В рассуждении характера Ирины и в смысле оценки ее непомерного честолюбия и властолюбия следует вникнуть в отношения ее к собственному сыну, которому она соцарствовала. Прежде всего в высшей степени важно отметить, что в 781 г., когда Константину было 11 лет, она затеяла чрезвычайно умный с точки зрения общей политики шаг: соединить брачными узами первый на западе царственный дом Каролингов с императорским домом. В связи с этим проектом, который для своего осуществления нуждался в посредничестве папы, несомненно тогда уже назревала мысль о соединении Восточной и Западной Церквей посредством отмены иконоборческих эдиктов. С этой целью в 781 г. Ирина снарядила торжественное посольство из сакеллария Константа и примикирия Мамала и поручила им просить дочь короля франков Карла по имени Ротруда за сына ее Константина. Стороны пришли к соглашению, и переговоры сопровождались обручением. До совершения брака послан был ко двору Карла евнух и нотарий Елисей, чтобы обучать франкскую принцессу греческому языку и литературе и знакомить с обычаями Византийской империи [7].

Какие обстоятельства заставили императрицу через шесть лет изменить намерение по отношению к родственному союзу с Карлом и искать невесты сыну между красивыми девицами империи, это трудно выяснить [8]. Если есть основание предполагать, что Ирина после VII Вселенского собора почувствовала себя гораздо ближе к неограниченной власти, чем это было раньше, и стала опасаться, чтобы знаменитый и тогда уже франкский король не сделался неудобным для нее советником ее сына, и чтобы, с другой стороны, франкская принцесса не внесла нежелательных для нее новшеств, то, конечно, разрыв брачных переговоров после сделанного уже обручения и по капризу Ирины остается фактом, характеризующим холодность и бессердечность царицы.

В 788 г. для Константина была найдена невеста в лице Марии из фемы Армениак. Справедливо ли мнение, что Константин против желания согласился на этот брак, это трудно решить; но хорошо известно, что это супружество было не из счастливых. Независимо от того отношения между матерью и сыном становились тем более натянуты и недоверчивы, чем более подрастал Константин и чем отчетливей он стал судить об окружающей его действительности. Мать держала его в удалении от дел, он не пользовался ни влиянием, ни почетом. Все склонялось перед тогдашним временщиком, патрикием и логофетом дрома, т. е. министром путей сообщения, Ставракием, который давал чувствовать и молодому царю свое над ним превосходство. Очень легко понять, что подобными натянутыми отношениями спешили воспользоваться как те, которые были на стороне Ирины и ее религиозной политики, так и те, которые стояли за права теперь уже почти устраненной от власти исаврийской династии и были приверженцами церковной политики иконоборцев.

В 790 г. созрел заговор, имевший целью низвержение Ставракия и ссылку его в Сицилию. 9 февраля было в Константинополе землетрясение, вследствие которого жители вышли из своих домов и проводили время в садах, на площадях или вообще старались держаться под открытым небом. Сама царица с сыном удалилась в загородный квартал св. Маманта. Пользуясь общим перепугом и смятением, заговорщики думали воспользоваться этим временем для выполнения своего плана, но Ставракию донесли заблаговременно о готовящемся покушении, и он принял свои меры. Жестокая расправа постигла сообщников Константина. Это были магистр Петр, патрикий Феодор Камулиан и Дамиан, протоспафарий Иоанн Пикридий. Их наказали, и постригли, и сослали в заточение по разным местам. Раскрыто было и участие царя Константина в этом заговоре; хотя его не судили и не подвергали публичному наказанию, но Ирина, говорят, жестоко разбранила его, нанесла ему удары и подвергла его на несколько дней домашнему заключению [9]. Это был критический момент в отношениях между матерью и сыном. Ирина еще ревнивей стала оберегать свою власть и приказала в публичных актах свое имя ставить впереди имени сына. С этого же времени под влиянием злых советников она начала придумывать благовидные поводы, чтобы устранить сына от власти. Уже ей нашептывали близкие люди, что в судьбах Промысла решено не допускать до царствования ее сына и что ей чрезвычайно легко будет получить согласие на то от войска и сената.

Ирина решилась на чрезвычайную меру, потребовав присяги от войска: «Пока ты живешь, не допустим, чтобы был у власти твой сын». Все шло по желанию царицы, пока присяга принималась в европейских фемах, но дело приняло иной оборот, когда стали снимать присягу в Азии. Здесь мы находим столько реальной правды и дипломатической точности у писателя Феофана, что берем страницу у него в дословной передаче [10]. «Снимавшие присягу явились в фему Армениак. Но фема не изъявила согласия присягать в том смысле, что не допустим к власти твоего сына, пока ты живешь, равно как фема не желала, чтобы имя Ирины провозглашалось ранее Константина, но чтобы было по-старому». Из дальнейшего оказывается, что правительство, до известной степени предвидя нежелательный оборот дела в азиатских фемах, где династия исаврийцев имела исконных и искренних приверженцев, заблаговременно поставило верных людей во главе каждой фемы в той надежде, что им удастся оказать давление на народ и войско. Когда же в Армениаке обнаружилось движение в пользу Константина, то туда был послан с особенными полномочиями начальник царской стражи, спафарий Алексей Мусулем, человек популярный в этой феме и, может быть, сам по происхождению армянин. При этом произошло следующее: «Спафария Алексея задержали в феме и поставили над собой стратигом, а собственного стратига, патрикия Никифора, взяли под стражу и провозгласили царем одного Константина. Когда слух об этом прошел по стране, то войска прочих фем, прогнавших своих стратегов, тоже провозгласили одного Константина». Это уже было военное возмущение, неожиданный для царицы политический переворот.