Текст книги "История Византийской империи. Эпоха смут"

Глава IX
Мусульманство и Византия

В высшей степени важно выяснить начало сношений и враждебных столкновений между арабами и христианской империей. Еще в 629 г. будто бы Магомет обращался с посланием к царю, предлагая ему подчиниться новому вероучению. Если это предание и не имеет под собой реальной почвы, то, во всяком случае, характеризует настроение первоначальных деятелей и политическую миссию мусульманства. Следует припомнить, что в Византии в это время царствовал Ираклий, военный гений высокого качества, нанесший неизлечимую рану Персидскому царству и умевший прекрасно использовать материальные средства, какие могла дать Византия. Понял ли Ираклий все значение организовавшейся в его время политической силы в Аравии или нет? Из тех мероприятий, какие он принял для защиты Сирии от арабских вторжений, можно скорей заключить, что византийский император не распознал в арабах серьезного врага и поэтому не считал нужным выступить против него со всеми средствами, какими империя могла бы располагать в последние годы его жизни после победоносной войны с персами.

К сожалению, известия о первых столкновениях арабов и греков в Сирии до такой степени скудны или переполнены фантастическими измышлениями торжествовавшего победителя, что по ним трудно судить о реальной действительности и о причинах, обусловливавших успех арабов и поражения византийцев. Правда, в нескольких случаях положительно отмечаются измена со стороны начальников греческих гарнизонов и добровольный переход на сторону мусульман осажденных крепостей. Подобные явления находят себе объяснение в дурной системе византийского управления, в религиозных притеснениях и в суровых денежных поборах, которые побуждали искать лучших условий жизни под арабским господством. С другой стороны, материальные выгоды войны в странах с богатой и старой культурой, военная добыча из взятых городов, в значительной части поступавшая в распоряжение воинов, наконец, воинственный характер арабского населения, привыкшего к постоянной войне, – все это были весьма благоприятные условия для объяснения невероятных успехов арабских завоеваний в Сирии, Палестине и Месопотамии.

Выше было говорено, что на границе империи с независимыми арабскими племенами постепенно возникали полузависимые от Византии вассальные княжения, правители которых обязывались оберегать границы и служить империи за определенные денежные выдачи. Таково было княжество гассанидов на северо-востоке Аравии, в соседстве с Сирией; таково же было княжество лахмидов на северо-западе Аравии по течению Тигра, служившее разделом между Персией и Аравией. Население этих владений принадлежало к арабскому племени, но вследствие продолжительных культурных влияний из соседних империй вело уже оседлый род жизни и скорей примыкало к персам и грекам, чем к бедуинам, по своим склонностям и роду жизни. Первые попытки привлечения этих полукультурных племен в новый религиозный и политический союз, основанный Магометом, привели арабов к военным столкновениям с Византией, которая не могла быть холодной зрительницей того, как вассальному княжеству гассанидов начали угрожать арабские завоевания. Первые попытки проникнуть в Сирию относятся еще ко времени Магомета. В 628 г. арабы неосторожно прошли до Мертвого моря, где при Муте трехтысячному отряду их нанесено было сильное поражение. Абу-Бекр движением на Сирию хотел занять умы сильно волновавшихся арабов и отвлечь их внимание от внутренних споров о наследстве по случаю смерти Магомета.

В начале 634 г. [1] по усмирении повстанцев Абу-Бекр послал Халида ибн Сайда с 7-тысячным отрядом в Сирию против греков и союзных с ними арабов. Этот поход пользовался такой большой популярностью, что скоро составилось еще несколько отрядов охотников идти в Сирию, чтобы вести войну с неверными и отомстить за поражение при Муте. С течением времени посланы были таким образом еще три отряда в помощь первому. Но разделение власти между многими вождями было препятствием к успешным военным действиям, хотя Абу-Бекр в надежде на легкую победу назначил для каждого отряда особенную цель. Так, Абу-Убейда долго оставался под Босрой, на границе пустыни и Палестины, ввиду энергичного сопротивления, оказанного ему жителями города, между тем как Халид ибн Саид прошел до Дамаска и потерпел здесь полное поражение. Чтобы придать больше единства мусульманским предприятиям и быть в состоянии выступить против неприятеля большими массами, Абу-Бекр отказался от ранее составленного плана и приказал отдельным вождям идти на соединение и, кроме того, потребовал от военачальника Халида ибн Мелида, который вел самостоятельные военные действия в Персии, помощи сирийским войскам. Следствием подобных мер было то, что арабам сдалась Босра и что они могли сосредоточить свои силы на осаде главного города Сирии, богатого и торгового Дамаска.

Император Ираклий собрал значительное войско для защиты Сирии, но оно было разбито арабами летом 633 г. близ Дамаска; новое войско, состоявшее из 80 тыс., встретилось с арабами на р. Ярмук, в небольшом расстоянии от Тивериадского оз. Здесь арабам в первый раз предстояло сразиться с многочисленной и организованной армией, и здесь в особенности могло иметь гибельные последствия соперничество между вождями. Халид ибн Саид, превосходя других умом и храбростью и понимая важное значение предстоящих событий, убеждал своих товарищей пожертвовать личным самолюбием и подчиниться начальству того, кто будет избран на то общим голосом. Вожди согласились избрать эмиром Халида и выполнили тот план сражения, какой им был предложен. Битва при Ярмуке была одной из самых кровопролитных в истории арабских войн. Три раза мусульмане должны были отступать перед натиском византийской конницы и снова вступать в бой, т. к. стоявшие сзади жены не допускали их до беспорядочного бегства. Наконец Халиду удалось отрезать неприятельскую конницу от пехоты и ударить всеми силами на византийский лагерь, расположенный между рекой и близлежащими горами. Поражение христиан было полное, ибо часть потонула в реке, другая часть погибла от меча мусульман. Одержанной при Ярмуке победой арабы обеспечили за собой успех последующего завоевания Сирии.

Дальнейший ход событий падает на время калифа Омара (634–644), который приказал сирийским отрядам осаждать Дамаск. Абу-Убейда, стоявший во главе осаждавшего отряда, выделил небольшие части из него, чтобы наблюдать за греческим войском, посланным на выручку Дамаску, и поставил город в отчаянное положение. Начальник дамасского гарнизона, родственник царской семьи Фома, пытался воодушевить жителей города на борьбу с мусульманами, обнадеживая их скорой помощью извне. В течение 70 дней происходили ожесточенные стычки под стенами города; но как помощь не приходила, то жители Дамаска принуждены были сдаться. Они вступили с Абу-Убейдой в переговоры об условиях сдачи, стараясь выговорить для желающих право выйти из города, взяв с собой свое имущество. В это время другой вождь, Халид, ворвался в город и начал беспощадно опустошать его, пока Абу-Убейда не потребовал от него соблюдать выговоренные жителями условия сдачи. Таким образом главный город Сирии был потерян для Византии, причем со стороны Ираклия не было принято чрезвычайных мер к защите этой важной провинции.

Правда, император следил за ходом военных дел из Едессы, но нельзя не видеть, что Босра, Дамаск и другие города оборонялись лишь своими силами или теми незначительными гарнизонами, какие в них содержались, и что главный вождь византийской армии, брат царя Феодор, после нанесенного ему поражения при Ярмуке не принимал более участия в войне с арабами. Следует еще заметить, что арабы оказались весьма снисходительны к христианскому населению завоеванных городов; так, в Дамаске они оставили за духовенством несколько христианских церквей, ограничившись небольшим налогом на жителей в пользу мусульманских благотворительных учреждений. Судьба Сирии и Палестины казалась решенной бесповоротно; император Ираклий, удаляясь с Востока в свою столицу, озаботился тем, чтобы главная святыня Иерусалима, Животворящее древо креста Господня, не попалась в руки мусульман, и перенес его в Константинополь.

Успехам арабов в Сирии и Палестине после падения Дамаска не было никаких преград. Вскоре были завоеваны Гомс, древняя Эмеса, Баальбек, или древний Илиополь; очередь доходила до Иерусалима. Прежде чем приступить к военным действиям, арабы вступали в переговоры с городскими управлениями, предлагая им обсудить нижеследующую формулу, образец которой сохранился по случаю переговоров с Газой: «Наш повелитель приказал начать с вами войну, если вы не согласитесь принять нашего закона. Присоединяйтесь к нам, будьте нам братьями, и мы не сделаем вам зла. Если не захотите этого, платите нам дань, а мы будем защищать вас от тех, кто будет вредить вам. Если же и на это не согласны, то знайте, что мы будем вести с вами войну до тех пор, пока не исполнится воля Божия». Арабы сдерживали обещание и давали весьма щедрые милости тем городам, которые сдавались им без сопротивления. И любопытно отметить, что в Месопотамии на почве персидской державы арабы не имели таких легких побед, как в областях Византийской империи. С другой стороны, не бывало случая, по крайней мере, в первые годы арабских завоеваний, чтобы персы, перешедши под власть арабов, непосредственно обращались в мусульманство, между тем как во владениях византийского императора эти случаи были не редки. «В религиозном отношении, – говорит по этому случаю Вейль, – христиане, переходя под власть мусульман, только выигрывали в свободе, ибо магометане не вмешивались в их духовные дела, а что касается политической стороны, то верные раз данному слову калифы довольствовались очень умеренной данью, вследствие чего мусульманское господство было гораздо мягче, чем власть императора, который в истинном смысле слова высасывал кровь из отдаленных провинций. Это обстоятельство объясняет ту баснословную легкость, с какой завоеван был мусульманами Египет» [2].

Возвращаемся к победоносному шествию по Сирии. За подчинением Дамаска в 636 г. последовала сдача других городов Сирии. Главное начальство над арабскими войсками имел Абу-Убейда, который из Гомса шел на север Сирии и взял Антиохию и Алеппо. В то же время другие арабские отряды имели задачей подчинение Палестины и занимали приморские города от Лаодикеи до Газы. Несколько более затруднений доставила осада Кесарии и Иерусалима в 638 г. Иерусалим и по своему укрепленному положению, и по своему исключительному значению в христианском мире составлял предмет особенного внимания со стороны арабов и потому, что как место Гроба Господня он имеет священное значение и для мусульман. Но жители города с успехом выдерживали осаду, пока голод не заставил их вступить в переговоры. Главная роль здесь принадлежала патриарху Софронию, который известен своей борьбой против монофелитства.

Сдача города последовала на весьма выгодных условиях для христиан, но понять подробности весьма не легко, т. к. известный акт, излагающий привилегии, предоставленные Омаром Иерусалиму, не может считаться подлинным актом Омара. Во всяком случае, не подлежит сомнению то, что сам Омар присутствовал при заключении договора с христианами. Предание говорит, что патриарх Софроний поставил непременным условием сдачи Иерусалима личное присутствие наместника пророка, и что Омар согласился исполнить это желание патриарха Софрония. Простота в обращении и суровый образ жизни произвели сильное впечатление на христиан, когда они увидели, как Омар – повелитель сильного государства – путешествует на верблюде, довольствуясь самым необходимым для удовлетворения своих потребностей: мешок с рисом и финиками и сосуд с водой. Заключив договор, Омар посетил Иерусалим и сделал распоряжение о постройке знаменитой мечети на месте прежнего храма Соломонова.

Теперь, что касается привилегий, которыми и доселе пользуется патриархат и которые в большинстве основываются на грамоте Омара, то вкратце они заключаются в следующем. Христиане сохраняют жизнь и имущества, храмы их неприкосновенны, они пользуются свободой исповедания своей веры, но не препятствуют желающим из их среды переходить в мусульманство. Как подданные калифа они должны платить наложенную на них подать. В сущности это весьма важные привилегии, гарантирующие жизнь и свободу вероисповедания, на основании которых впоследствии христиане могли приобрести себе и некоторые гражданские права.

Почти в то же время, как шли завоевания в Сирии и Палестине, с не меньшим успехом мусульмане распространялись в Месопотамии и Персии. Полузависимое от Персии арабское владение под управлением династии Лахмидов прежде всего должно было испытать на себе подъем арабской силы, причем Персия, только что окончившая войну с Византией, не в состоянии была оказать вассальному государству достаточной поддержки. Еще при Абу-Бекре подчинены были Гира и некоторые другие города и уничтожено полунезависимое существование Лахмидов. При Омаре военные действия в Месопотамии поручены были тому же Абу-Убейде, которого военные подвиги мы отметили при изложении событий в Сирии и Палестине. В 634 г., вскоре после победы над греками при Ярмуке, мусульмане потерпели от персов поражение в Месопотамии в битве, называемой «битва у моста». Персы не сумели воспользоваться этим обстоятельством вследствие кровавых переворотов и придворных интриг, которые надолго отвлекли внимание их от государственных задач. Наконец власть получил Иездегерд, случайно спасшийся от общей гибели царского дома Сасанидов, которому удалось вновь собрать значительное войско для отражения арабов.

Омар назначил в персидский поход заслуженного и авторитетного вождя, бывшего в родстве с Магометом, Саада ибн Аби-Ваккаса, который явился на персидскую границу с 30-тысячным войском. Произошла большая битва при Кадесии в 636 г., которая окончилась полным поражением персов и вследствие которой арабы сделались обладателями Месопотамии. Эта битва имеет громадное значение в истории мусульманства, и арабская поэзия разукрасила сражение у Кадесии разнообразными вымыслами. Для укрепления за собой важной в военном и торговом отношении области, имевшей ключ к Персидскому заливу и передававшей в руки завоевателей один из торговых путей в Индию, арабы построили недалеко от слияния рек Тигра и Евфрата крепость, из которой вырос богатый и торговый город Босра, владевший морскими судами и командовавший Персидским заливом.

Следствия утверждения арабов в Месопотамии были громадного значения. Для персов оставалось мало надежды спасти провинции, лежавшие на восток от Тигра со столицей Мадаин (Ктесифон), куда теперь направились замыслы арабских вождей. Хотя Иездегерд держался некоторое время в своей столице, но, когда арабское войско за Евфратом доведено было до 60 тыс. и когда персидские города стали сдаваться арабам без большого сопротивления, Иездегерд принужден был оставить Мадаин и ночью, забрав небольшую часть сокровищ, ушел в провинцию Мидию и заперся в крепости Гольван на большой торговой дороге, ведущей в Багдад. Мусульманский вождь, вступив в огромный и богатый город, почти покинутый своими жителями, припомнил слова Корана, относящиеся к египтянам, утонувшим в Черном море: «Как много садов покинули они и ручьев и нив, как много чудных и восхитительных мест, которыми наслаждались».

Приказав снести все оставленные сокровища в Белый дворец, Аби-Ваккас отделил пятую часть в казну на церковные и благотворительные учреждения, а остальное разделил между воинами. Добыча оказалась так велика и такой цены, что на долю каждого простого воина, принимавшего участие в войне, досталось около 3 тыс. рублей. Из сокровищ, найденных в Ктесифоне, особенно поразили победителей золотой конь, серебряный верблюд с золотым верблюжонком и в особенности драгоценный ковер, украшенный дорогими камнями и представлявший рисунок из цветов, фруктов и деревьев. Арабы так мало понимали в то время значение произведений искусства, что разрезали удивительный ковер на куски и разделили его между начальными людьми [3]. Взятием Мадаина нанесен был окончательный удар Персидскому царству; на всем пространстве от Ниневии до Сузы арабам не было оказано значительного сопротивления, так что Персия с 637 г. могла считаться арабской провинцией. На развалинах Ктесифона основан был арабами город Куфа, сделавшийся административным центром мусульманской провинции.

Уже в эти первые годы неимоверных успехов арабского оружия над византийскими и персидскими военными силами появилось новое слово, обозначавшее совершенно новое явление – переход христиан в мусульманство. Таковые переходы были весьма обычны в первое время арабских завоеваний, особенно в Сирии, где и вошел в употребление термин µαγαοίτης, µαγαοίζω для обратившихся в мусульманство христиан.

Арабы готовились перенести свои военные предприятия в Египет, где их ожидали не менее блестящие успехи, чем в Сирии и Месопотамии. Представляется неразрешимой загадкой вопрос о том, почему исконные владетели так легко подпадавших арабскому господству богатых и населенных областей не приняли надлежащих мер к защите и не оказали арабам серьезного сопротивления. Если принять в соображение, что занимающие нас события относятся к царствованию Ираклия, который обнаружил беспримерные таланты искусного полководца в войнах с персами и в защите столицы от нападений аваров и славян, то слабость византийского военного напряжения, обнаруженная в столкновениях с арабами, должна казаться еще более загадочной. Как будто у Ираклия не стало более ни людей, ни денег для отражения гораздо более важного врага, чем персы; как будто в Константинополе иссякло религиозное одушевление ввиду неимоверных поражений, испытанных империей одинаково как на поле брани, так и в области религиозных убеждений. Мусульмане выступали не только против политической власти византийских императоров, но и против христианской империи; совместное существование мусульманства и христианства казалось бы невозможным, т. к. та и другая религии имеют притязание на мировластительство. Выяснить с достаточной рельефностью роль царя Ираклия в событиях последнего десятилетия его царствования далеко еще не удалось историкам, т. к. нельзя же успехи арабов объяснять истощением империи после персидских походов. Напротив, арабы обогащались, делая завоевания в богатых и культурных областях, т. к. находили везде большую добычу в деньгах и дорогих предметах. Попытаемся рассмотреть некоторые подробности первых столкновений между мусульманами и христианами.

Прежде всего успеху мусульман в византийских областях содействовали во многих случаях иудеи, подвергавшиеся крайнему преследованию в Византии и искавшие защиты и покровительства у мусульман. В Иерусалиме и Эдессе происходили страшные сцены убийства и насилия над иудеями, которые охотно служили арабам против греков, надеясь под господством первых на лучшее устройство судьбы. В рядах арабских отрядов поэтому было всегда значительное число иудеев, прекрасно знавших страну и местные условия и оказавших громадные услуги завоевателям. Следует, далее, взвесить то обстоятельство, что сам Ираклий ни разу не становился во главе войска, назначенного действовать против арабов. Хотя, начиная с 632 г., т. е. с первых мусульманских походов в Сирию, Ираклий находился поблизости от театра военных действий, именно в Эдессе и Дамаске, но поручил войско полководцу Сергию, который при Газе был разбит и взят в плен. Начальник Босры Роман, напуганный предложением сдать город, убеждает своих подчиненных согласиться на требование платить небольшую дань и во время сражения изменнически предает город врагам. Во время начавшейся осады Дамаска Ираклий отступил на север и следил за ходом дел из Эдессы; при этом значительную роль играли стенобитные машины, приготовленные для арабов перебежчиками из византийского лагеря. Посланный на помощь Дамаску брат царя Феодор был разбит арабами, между тем арабы вступили в переговоры с осажденными и обещали им в случае сдачи значительные привилегии, какими и воспользовался сдавшийся арабам Дамаск. После сдачи этого города Ираклий перешел в Антиохию и назначил начальником своих отрядов перса Ваана.

После потери Дамаска Ираклий, видимо, потерял надежду на благоприятный исход дел в Сирии и Палестине. Трусость, измена и предательство были почти обычными явлениями в истории арабско-греческой войны. У Ираклия недостало энергии вооружиться против крайней деморализации, какая овладела большинством его подданных, да и сам он становился жертвой болезненных предчувствий. Постигшее Палестину страшное землетрясение и появление кометы в виде копья, обращенного на Константинополь, тревожило умы и лишало последних надежд на благоприятный исход событий. К этому присоединились неприятности в собственной семье Ираклия и угрызения совести за незаконный брак с Мартиной, в котором многие хотели видеть причину всех несчастий, постигших империю. Находясь в крайне удрученном состоянии, Ираклий собрал в антиохийском храме духовенство и народ и советовался с ними насчет переживаемых событий. Раздался голос одного старца, присутствовавшего в собрании: «Мы терпим справедливое воздаяние за наше забвение Евангелия, за беспорядки, ссоры, насилия и за отдачу денег в рост». Император принял эти слова сказанными на свой счет, склонил голову и подумал, что своим присутствием он вредит делу веры Христовой. В этих расположениях, свидетельствующих о крайнем нравственном ослаблении, Ираклий решился возвратиться в Константинополь. Что он считал положение дел вполне безнадежным, видно из того, что, принимая это решение, он отправился предварительно в Иерусалим и взял с собой драгоценную христианскую святыню, недавно им же освобожденную из персидского пленения, Честное древо креста Господня. Говорят, что, оставляя Сирию, Ираклий несколько раз повторил с глубоким горем: «Прощай, Сирия, прощай навсегда!»

Но в ближайшем будущем предстояли новые потрясения. Западная граница империи опиралась на завоевания в Африке, сделанные еще при Юстиниане ровно за сто лет перед теми событиями, к изложению которых здесь мы приступаем. После легких побед над Гелимером Юстиниан в 534 г. торжественно заявил, что по милосердию Божию присоединены к империи Африка, Ливия и все тамошние провинции. Фактически это не соответствовало действительному положению дел, т. к. власть императора простиралась лишь до Нумидии, а западные провинции до Гибралтара (три Мавритании) оставались, за исключением нескольких приморских мест, вне влияния империи. Кроме того, предстояло удовлетворить разнообразные притязания африканского населения. Известно, что с вандалами византийское правительство мало церемонилось: они частью были перебиты, частью выселены в азиатские провинции, образовав там особые полки, частью, наконец, лишены имущественных и гражданских прав [4]. Что касается романского населения и интересов католической Церкви, в этом отношении Юстиниан расточал щедрые милости, о которых громко свидетельствуют признания епископов, собравшихся на соборе в Карфагене и выражавших свою радость по случаю восстановления императорской власти в Африке.

Но при всем том в завоеванной провинции дела обстояли не совсем благополучно. Туземцы Нумидии и Мавритании, различные колена берберийского происхождения хранили выжидательное положение и, приняв подданство императора и дав ему заложников, группировались около своих племенных князей и выжидали удобного случая, чтобы показать свою самостоятельность и напасть на города и селения, принадлежавшие культурному романскому элементу. Означенные колена имели уже довольно прочную организацию, составляя значительные союзы колен под одною военною властью и будучи в состоянии выставить в случае нужды до 30 тыс. конных воинов. Местные кочевые и полузависимые племена были в состоянии свергнуть византийское господство, если бы между ними было больше согласия и сознания общих интересов. Только благодаря взаимной вражде племен и кровавой мести византийскому главнокомандующему удавалось иметь дело не с целым народом, а с отдельными коленами и в каждом частном случае получать перевес над врагом. Вследствие назначения в Африку опытных и энергичных генералов, патрикиев Соломона и Германа, которым вручалась гражданская и военная власть, Юстиниану удалось потушить восстание берберийских племен, к которым присоединилась и часть войска, и после решительных побед, одержанных над повстанцами в 539 г., дать вновь завоеванной провинции сравнительное спокойствие, безопасность и благосостояние.

После Юстиниана значение африканских владений приобретало большее и большее значение вследствие естественных богатств, мира и высокой культуры, какою пользовалась эта страна, находившаяся далеко от центра, а равно вследствие экономической зависимости Константинополя от подвоза хлеба из африканских портов. Ввиду признания исключительной важности западных владений империи правительство императора Маврикия решило ввести в администрации Африки важные реформы, подчинив ее одному лицу, в руках которого соединена была гражданская и военная власть, с титулом экзарха. Таким образом на западе рядом с Равеннским экзархатом возник Африканский, к которому были причислены следующие области: проконсульская провинция, Бизацена, Нумидия и Мавритания, острова Сардиния и Корсика [5].

В начале VII в. Африканский экзархат имел во главе патрикия и экзарха Ираклия, который достиг в Африке почти неограниченной власти во время правления Фоки, и которого сын, освободив империю от тирании Фоки вступил на престол в 610 г. В этих событиях с особенной ясностью выступила чрезвычайно важная роль провинции Африки и стоявшей во главе провинции фамилии Ираклиев. Т. к. в движении против Фоки участвовали не только регулярные африканские войска, но и контингенты от полузависимых мавританских и берберийских племен, то понятно, что успех революционного движения, выдвинувший Ираклия, тесней скрепил Африканский экзархат с империей и объединил в общей идее подчинения потомкам Ираклия разноплеменный состав экзархата. Нельзя здесь не вспомнить того обстоятельства, что раз, находясь в отчаянном положении вследствие угрожающего положения от персов, Ираклий принял решение в 619 г. оставить Константинополь и перенести столицу империи в Карфаген. Только настоятельные увещания патриарха Сергия и просьбы населения удержали царя от принятого решения. Особенное внимание Ираклия к Африканскому экзархату видно и в том, что управление им доверялось царским родственникам, пользовавшимся исключительным доверием Ираклия. Таков экзарх Никита, двоюродный брат царя, сын его дяди Григория. Впоследствии во главе экзархата был сын упомянутого Никиты.

До какой степени непрочно было положение столицы империи ввиду постоянных угроз со стороны персов и аваро-славян и как в этом отношении Запад, где уже прекратились волнения и передвижения народов, представлял более безопасности и спокойствия сравнительно с Востоком, видно на примере императора Константа II, который в 662 г. пытался перенести столицу в Рим и в течение шести лет жил в Сицилии, управляя отсюда восточными делами. Под мудрым управлением экзархов провинция Африка достигла в VII в. высокого благосостояния и богатства. Христианская проповедь имела большой успех между язычниками и приобщила к культурным областям многочисленные языческие племена Бизацены и Мавритании, епископы новообращенных стран принимали участие в соборах, собиравшихся в Карфагене. Торговля и промышленность африканских областей, сношения с Египтом и с Сицилией обогащали страну и создавали из нее непрерывающуюся цепь цветущих селений и городов [6]. Первые впечатления арабов при ознакомлении с Египтом и Африкой полны энтузиазма и изумления перед богатством городов, роскошной природой и множеством добычи, какая доставалась завоевателям.

Первые попытки арабов проникнуть в Египет относятся к 634 г., когда еще не было окончено завоевание Персии, Сирии и Палестины. Но на сей раз опасность миновала. Ираклий сосредоточил все силы, какими располагала Африка, и приказал стратигу Пентаполя идти навстречу врагу. Может быть, сделаны были некоторые послабления в пользу берберов, которым предоставлены незащищенные области. По свидетельству арабских источников, к тому времени византийцы постепенно отступали перед туземцами, переводя свои гарнизоны в большие города и оставляя туземному населению равнины и открытые места и довольствуясь более или менее призрачной властью над прежними подданными, почти достигшими независимости [7]. Существенными недостатками византийского господства, подтачивавшими в самом основании авторитет власти христианского императора, была финансовая система, в особенности же упорная церковная политика, стремившаяся к проведению единства в религиозных воззрениях. Большинство египетского населения принадлежало к монофизитскому толку, в особенности в Верхнем и Среднем Египте. Император как исповедник учения о двух естествах во Христе всеми мерами стремился провести на Востоке идею религиозного единства и для этого издал известную формулу «экфесис», которою имел в виду сблизить враждующие партии. К несчастью, его религиозная политика встретила большое недовольство в Африке, где учение о двух естествах и волях сделалось символом господствующей византийской политической и народной партий, а монофизитизм и монофелитство слились с освободительными притязаниями местного африканского населения, в особенности коптов.

Ко времени арабского вторжения в Египет вражда между коптами и греками в особенности получила большое напряжение на почве религиозных несогласий. Т. к. мусульманам было хорошо известно положение дел в византийских владениях Египта, то понятно желание Омара воспользоваться возгоревшейся с новой силой борьбой для торжества религии пророка. Считая, однако, это предприятие весьма серьезным, Омар не сразу уступил настоятельным требованиям лучшего тогдашнего полководца, уже получившего известность завоеваниями в Палестине, Амру ибн Аасу, который считал нужным предпринять поход в Египет. Говорят, что Омар послал арабскому вождю следующее письмо касательно похода: «Если это письмо попадет в твои руки прежде, чем вступишь в Египетскую землю, то воротись назад; а если уже ты перешел границу, то продолжай поход». Амру прочитал это письмо уже по переходе за границу и на собственный страх пошел к столице фараонов Мемфису. Первый укрепленный пункт, в котором находился гарнизон, оказавший сопротивление арабам, был в Фарме (Пелузий), поблизости нынешнего Порт-Саида. Здесь Амру простоял 30 дней и взял город при помощи коптов. Затем через Бильбейс арабский вождь направился к Вавилону, на левом берегу Нила, где получил из Аравии значительные подкрепления. Эта местность находится поблизости от нынешнего Каира и получила важное значение в истории мусульманского господства в Египте как столица арабских завоевателей.