Текст книги "История Византийской империи. Эпоха смут"

Возвращаясь к арабским походам, повторяемым каждую весну движением на Константинополь из Кизика, мы должны признать их вполне неудавшимися и соединенными для арабов с громадными потерями. Сознав бесполезность семилетних усилий, арабы должны были отказаться от продолжения борьбы и на возвратном пути у берегов Памфилии близ Силея испытали сильную бурю, которая истребила часть флота, тогда как остатки подверглись нападению со стороны стратига кивиррэотской фемы. Наконец, и сухопутное войско на обратном пути от Константинополя сделалось легкой добычей византийских вождей Флора, Петроны и Киприана, которые убили 30 тыс. арабов. Можно думать, что Византии осталось воспользоваться благоприятным положением дел и поправить свои дела на границах Сирии, где арабы достигли значительного преобладания. Ослабление арабов скоро отразилось на состоянии взаимных отношений в Сирии. Христианское население Ливана – жители гор, недоступных для арабов, известные под именем мардаитов, – начало делать нападения на Сирию и Палестину; со стороны же Малой Азии заслоном против арабских нападений начинают быть обширные славянские колонии, организованные в фемы. Таковы были основания, побудившие калифа Моавию искать соглашения с Константином Погонатом и заключить с ним мир на 30 лет. Между условиями этого мира следует в особенности отметить уплату ежегодной дани в пользу империи.

Это был первый успех христианской империи над арабами. Царь Константин Погонат первый в длинной серии византийских царей оказал важную услугу христианству и европейской культуре, задержав победоносное движение арабов и поставив им серьезную преграду в укреплениях Константинополя. Услуга его была сознана и современниками, что видно из слов летописца, сказавшего в повышенном настроении: «Узнав об этих событиях, жители западных стран, как каган аварский и выше его владеющие короли, экзархи и кастальды и самые сильные из западных народов, послали к царю послов с дарами и просили утвердить и любовь с ними. Уступая их просьбам, царь утвердил и с ними мир, как верховный владыка. И была великая тишина на Востоке и Западе» [14]. Под несколькими замысловатыми выражениями, под которыми подразумеваются европейские государи VII в., несомненно следует читать и франкского короля, и лангобардских герцогов Италии, и, может быть, вестготских властителей Испании. Все эти государи до известной степени были в сфере влияния империи.

Этими событиями, сулившими мир и спокойствие тогдашнему историческому миру, мы заканчиваем первый том истории Византии. Летописец помышлял о всеобщей тишине при рассказе о событиях конца VII в., между тем сколь далеко было человечество от этой вожделенной тишины, о которой оно мечтает, но к которой нимало не приближается на протяжении целых тысячелетий, доступных нашему изучению. И сколько ударов готовил еще мусульманский мир как христианской столице империи, так и западноевропейскому человечеству! Тем не менее

 
Тьмы низких истин мне дороже
Нас возвышающий обман.
 

Иконоборческий период (717–867 гг.)

Глава I
Характеристика периода. Лев Исавр. Отражение арабского нашествия

Почти все VIII столетие и первая половина IX характеризуются общим термином «иконоборческого периода». Этот период не только носит во главе имя Льва Исавра, но и тесно связан с этим именем главными течениями, берущими начало в царствование этого императора, и теми реформами в законодательстве, которые падают на его время, обнимая военное дело и гражданские отношения по преимуществу земледельческого класса. Не потому, однако, занимающему нас периоду усвоено наименование иконоборческого, чтобы вопросом о борьбе за почитание икон исчерпывались все интересы, но потому, что умственная, нравственная и политическая жизнь общества в это время более или менее зависела от иконопочитания и направлялась стоявшими в борьбе партиями почитателей икон и противников почитания икон (иконокласты – иконоборцы). Но если, выясняя значение термина, мы стали бы отправляться от одного лишь внешнего представления о почитании икон или гонении против иконопочитателей, то наше понимание периода было бы и односторонне, и весьма недостаточно. Уже давно и многими было отмечено, что иконоборческие цари вооружались, главным образом, против суеверий современного общества и что предпринятые ими реформы направлялись ко благу подданных, в интересах государства. Нельзя, кроме того, оставлять без внимания, что и тесно понимаемый вопрос о почитании икон не ими поставлен на очередь, а занимал умы многих христианских деятелей и ранее VIII в.

Кроме почитания икон, иконоборческим движением были затронуты самые существенные вопросы христианского вероучения: о воплощении Бога-Слова, о Богородице, а также подвергались колебанию обряды и формы богослужения. Независимо от сего иконоборческий период нанес большой удар монастырям и монастырскому роду жизни, возбудив сомнение в правильности и целесообразности того явления, что множество здоровых и могущих приносить пользу обществу людей оставляет гражданские обязанности и идет в монастыри, что на монастыри затрачивается значительная часть труда и что монастырям и богоугодным учреждениям принадлежала чуть ли не треть всей государственной земли. Отсюда видно, что иконоборческий период есть период реформ, глубоких и разнообразных перемен во всех условиях религиозной, гражданской и политической жизни Византийского государства и потому заслуживает особенного внимания.

Если нужно было бы назвать в истории Византии наиболее рельефный период, которым резко характеризуется византинизм и который дает тон всему дальнейшему историческому развитию, то, конечно, таким следовало бы признать именно период, начинающийся со Льва Исавра и продолжающийся до Василия Македонянина. Иконоборческая эпоха задела за живое самые чувствительные струны человеческого существа; тогда люди боролись не на живот, а на смерть из-за отвлеченного принципа, живо интересуясь ходом религиозной борьбы и жертвуя для торжества идеи самыми дорогими интересами. Как выше сказано, иконоборческие цари не только боролись против поклонения иконам, но выступали с реформами, и в этом состоит основной факт, по которому иконоборческой эпохе принадлежит глубоковажное значение в истории Византии.

Усвояя иконоборческому периоду капитальное значение в истории и считая его наиболее выразительным проявлением византинизма, мы должны отметить еще, что самый исторический материал, составляющий содержание истории VIII и IX столетий, т. е. самая этнографическая основа, к началу этого периода получает разнообразные примеси от иммиграции новых элементов. Повторились, правда в меньшем объеме, те явления, какие имели место в эпоху переселения народов и которые вызвали падение Западной империи. В течение VII в. славянами окончательно была занята значительная часть Балканского полуострова, что не могло не придать совершенно нового характера дальнейшему развитию истории стран, заселенных новыми обитателями. В желании обезопасить себя со стороны Балканского полуострова и ослабить волны движения славян, византийское правительство принимает ряд мер к заселению ими Малой Азии; с этой целью практиковалась система правительственной колонизации славянами тех областей, которым угрожало арабское завоевание. Но эта мера, в свою очередь, создавала ряд непредвиденных затруднений на Востоке. Существенным мотивом, который до известной степени объясняет судебную реформу и земледельческий закон исаврийских царей, должны быть признаны славянская иммиграция и колонизация византийских областей новыми подданными. Исаврийские цари должны были посредством нового законодательства, частью опиравшегося на обычное право славян, определить условия жизни мелкого земледельческого класса и согласовать его гражданское положение с существовавшими в империи законами.

В такой же мере административная и законодательная деятельность Льва зависела от славянской колонизации Балканского полуострова и некоторых частей Малой Азии, как его религиозная политика до известной степени была обусловлена и частью подготовлена мусульманскими завоеваниями и влиянием магометанства. Ислам вырос на почве исторических и культурных условий, какие представляли в то время две империи на Востоке: Персия и Византия. Отторгнув от Византийской империи Сирию, Палестину, Египет, Африку и некоторые острова, мусульманство своими военными успехами ограничило пределы империи, лишило ее большинства инородческих элементов и содействовало большему сцеплению родственных этнографических групп. Как в нынешней Турции освобождение находившихся под властью ее чуждых народов способствовало сцеплению и национальному возрождению турок, так и в прежней Византии потеря областей с инородческим населением сопровождалась усилением эллинского национального самосознания, выразившегося в выработке идеи ортодоксальности. Хотя византийское православие с отпадением названных выше областей утратило в своем объеме, но взамен того оно выиграло в цельности и крепости. Реакционные элементы на перифериях группируются в усилившихся религиозных сектах; православное же византийское царство, опираясь на эллинское национальное начало, приобретает тот характер исключительности и филетизма, с которым Византия вступает в средние века и который отличает византинизм как исторический принцип.

В числе других признаков, характеризующих период, следует указать еще на то, что византийский престол был занимаем в это время двумя инородческими династиями: исаврийской и армянской. Обе династии, выставившие ряд весьма способных и даровитых правителей, старались придать эллинизму то место в империи, какое ему могло принадлежать по праву, причем иконоборческая система служила обычным орудием административного и законодательного воздействия. Весьма любопытно, что в провинциях возникают попытки к организации независимых княжений. Среди узурпаторов выделяются смелостью и талантливостью самозванцы славянского происхождения.

Каким образом среди полной дезорганизации и общего расстройства государственного порядка, какое замечается в конце VII в., могла образоваться такая способная и энергичная сила, какую представляет собой Лев Исавр, – это остается неразрешимой загадкой. С 695 г., когда был низвергнут последний представитель дома Ираклия, Юстиниан II, наступил двадцатилетний период анархии, во время которого власть переходит в руки бунтовщиков и авантюристов, поддерживаемых своевольными военными частями. Порядок до известной степени сохранялся еще в столице и больших городах, сельское же население провинций находилось в брожении и часто не знало, на чьей стороне держаться; армии, посылаемые против внешних и внутренних врагов, бунтовали; славяне и арабы – одни со стороны Европы, другие из Азии – угрожали самому существованию империи. В это время шесть императоров лишились престола насильственным образом, из них четыре погибли от руки палача. Было бы излишне упоминать о нравственных и культурных условиях среды, в которой вырос Лев Исавр, тем более что известия о происхождении и ранних годах его жизни крайне скудны и разноречивы.

Попытаемся, однако, собрать сведения об условиях, в которых образовался характер такого важного исторического лица, которым обозначается определенная эпоха в истории. По одним известиям, Лев происходил из Германикии, что в Северной Сирии; по другим – из горной Исаврии, что в южной части Малой Азии, против острова Кипра. Основываясь на том, что в Исаврии есть город Германикополь и что исаврийское происхождение Льва подтверждается как традицией, так и эпитетом «исавр», сросшимся с его именем, мы можем географический термин «Германикия» вполне отождествить с городом Исаврии Германикополем. Установить происхождение Льва из этой горной области важно и в том отношении, что здесь же он имел одного из главных помощников в подготовке иконоборческого движения.

В горных областях Тавра, составлявших в конце VII в. границу византийских и арабских владений, происходило усиленное брожение умов на религиозной почве, вызванное успехами мусульманства и направлявшееся к подрыву православия. В юные годы Льва последовало переселение части его соплеменников и сородичей во Фракию, в первое царствование Юстиниана II. Первые шаги политической карьеры Льва сделаны были во Фракии, где он оказал содействие царю Юстиниану II, когда тот с помощью болгар шел против Византии, за что был обласкан и принят на военную службу с офицерским чином спафария. Несмотря на крайнюю жестокость этого царствования и на систематические преследования против личных врагов Юстиниана, Льву удалось избежать опасностей и даже особенно выдвинуться на служебной лестнице. На него было возложено важное поручение отправиться на Кавказ и попытаться воздействовать на Грузию и Колхиду в том смысле, чтобы подготовить здесь союз против арабов, замышлявших движение на Кавказ. Эта миссия, полная всяких приключений и неожиданностей, исполнена была Львом с успехом и дала ему возможность запастись опытом и знанием для предстоявшей ему впереди деятельности. В 713 г. по возвращении в Константинополь он нашел на престоле Анастасия, т. к. Юстиниан и его преемник Филиппик были уже убиты, который вознаградил заслуги Льва тем, что назначил его стратигом фемы Анатолика. Уже это назначение главнокомандующим самой важной и обширной фемы ставило Льва в число первых государственных людей Византии, а личные его связи со стратигом соседней фемы Армениак Артаваздом, за которого он скоро затем выдал дочь свою Анну, передавали в его руки главный нерв, приводивший в движение политику империи, именно военные силы страны. Эти два вождя держали в своих руках судьбы империи, в то время находившиеся в крайней опасности вследствие сухопутного и морского движения на Константинополь арабов.

Никогда магометанский мир не представлялся столь грозным и могучим, даже в XV и XVI вв., как в период, к которому мы приступаем. В начале VIII в. арабы угрожали христианской Европе с двух сторон: с крайнего Востока – нападением на Константинополь и Фракию, с отдаленного Запада – предприятиями против Испании и Южной Франции. С горячим пылом и рвением, не знавшим препон, и с сознанием превосходства перед всеми христианскими народами, которые везде уступали победоносно наступавшему мусульманству, арабские вожди и повелитель правоверных, казалось, приближались к осуществлению заветной и столь часто выражаемой мысли о подчинении калифу всего известного тогда мира. Особенно важно отметить, что положение дел в империи было тогда крайне опасно и благоприятствовало враждебным против нее замыслам.

С 695 г., со времени изгнания из Константинополя Юстиниана II, продолжался целых 20 лет период анархии, когда престол переходил из рук в руки, от одного авантюриста или избираемого бунтующей армией честолюбца к другому. Калиф Сулейман, с 715 г. ставший во главе мусульманского мира, находил все основания воспользоваться этими обстоятельствами для движения на Константинополь и приказал готовить флот на берегах Сирии. Предшественник Льва на престоле византийской империи Анастасий (713–716) секретно отправил небольшую эскадру, чтобы уничтожить приготовленный арабами материал для постройки кораблей. На суда был посажен отряд из фемы Опсикий под начальством логофета Иоанна. Но эта эскадра взбунтовалась против своего вождя, провозгласила царем некоего Феодосия и вместо выполнения данного ей поручения предпочла движение на Родос, а потом к столице, чтобы свергнуть Анастасия и возвести своего избранника Феодосия. Анастасий отказался от власти и с согласия своего более счастливого соперника стал жить в Солуни частным лицом. Но правление Феодосия продолжалось недолго.

О вступлении Льва Исавра на престол любопытные сведения находятся у писателя Феофана. Хотя это скорей народное предание, занесенное без достаточной критической оценки в летопись, но в нем сохранилось настроение современности и непосредственное отношение к совершившимся событиям. Лев Исавр как стратиг обширной фемы непосредственно был заинтересован арабскими военными планами и наблюдал за движениями их и приготовлениями к походу. Но и то, что происходило в столице вследствие возмущения фемы Опсикий и избрания в цари Феодосия, не могло не занимать его внимания. Именно фема Опсикий вместе с «готогреками» заняла силой столицу, прогнала из нее партию низверженного императора и, вместе с тем, произвела в городе страшную резню. Успех фемы Опсикий возбудил зависть той фемы, которою командовал Лев Исавр; она провозгласила императором своего стратига, не признав Феодосия, заодно с фемой Анатолика была фема Армениак.

Лев Исавр, как сказано выше, тщательно наблюдал за арабским движением; арабский полководец Сулейман вступил с ним в переписку: «Зная, что власть над ромеями должна перейти к тебе, я прошу тебя придти к нам, чтобы переговорить о мире» [1]. Сарацины, подступив к городу Аморию, провозглашают Льва царем и убеждают жителей последовать их примеру. Между тем Лев в ответ на полученное письмо спрашивал: если сарацины желают мира, то зачем они осаждают Аморий? «Приходи только, – отвечал Сулейман, – и я отступлю». После трехдневного пребывания у сарацин и после продолжительных переговоров Лев понял, что они не намереваются отступить. Тогда, пригласив их на пир, он пытался выведать их намерения. Во время пира ему донесли, что сарацинские всадники окружили место стоянки; но один сарацинский воин объяснил, что это сделано ради поимки вора, убежавшего из лагеря с большой суммой денег. «Не беспокойтесь, – сказал стратиг, – куда бы он ни скрылся, от нас он не уйдет».

Вступив в сношения с жителями Амория, Лев внушает им бодрость и советует крепко держаться. В это время пришел для свидания со Львом епископ Амория, сарацины же потребовали выдачи его. Стратиг скрыл у себя епископа и приказал своему служителю: «Переодень его в другую одежду, и пусть под видом дровосека или водоноса уйдет он в горы!» А затем, желая освободиться от сарацин, он говорит им: «Пойдемте к эмиру, там переговорим обо всем». Взяв с собой свиту из 200 человек и как бы желая охотиться, он поехал влево, а сопровождавшие его сарацины спрашивают: «Куда идешь?» – «А вот хочу расположиться станом на этой поляне». – «Нехорошо поступаешь, – сказали арабы, – мы не идем с тобой». На другой день стратиг посылает в арабский лагерь своего доместика гвардии к Сулейману и приказывает сказать: «Я положился на ваше слово, а вы коварно хотели задержать меня, вот почему я ушел». Между тем в сарацинском лагере обнаружилось недовольство действиями Сулеймана: «Что держишь нас под стенами, а не позволяешь делать наезды?» И войско, собрав палатки, отступило от Амория.

Обезопасив Аморий от сарацин и поставив в нем гарнизон под начальством турмарха с 800 воинов, сам Лев отступил в Писидию. Арабский же вождь Мослема, зная, что между стратигом и царем Феодосием существует вражда, и желая подкупить стратига лаской и иметь с ним мир, приказал не подвергать опустошению подчиненные ему области. Тогда стратиг дает знать Мослеме: «Хотел бы видеть тебя, но я раз положился на слово Сулеймана, а он хотел захватить меня, теперь я боюсь». – «Вижу, – говорит посланному Мослема, – что твой господин шутит, потому что я совсем не делал нападений на его область». Тогда Мослема написал стратигу: «Приходи ко мне, будем в мире, и я все исполню, чего желаешь» – Лев, видя, однако, постоянное приближение Мослемы, хотя и в обход фемы Анатолики, сам отступил на запад, прибыл в Никомидию и после одержанной победы над сыном царя Феодосия весной 717 г. был избран царем в Константинополе. Избрание происходило с соблюдением установленных форм, т. к. Лев имел в свою пользу и голос патриарха и согласие Феодосия, за него же были сенат и народ. Получив через патриарха, обещание со стороны Льва, что его жизнь не подвергнется опасности, Феодосий сложил с себя власть и принял пострижение, проводя остаток жизни в Ефесе.

Рассказанные здесь события, почти дословно заимствованные из летописи Феофана, ставят Льва Исавра в особенно близкие отношения с арабскими вождями Сулейманом и Мослемой, которые вступили уже на византийскую территорию и приготовляли согласованное нападение на Константинополь. Для выяснения характера политической и религиозной деятельности царя Льва в высшей степени важно установить те основания, по которым ему усвоено было наименование арабофила, или зараженного сарацинскими воззрениями, и помимо его религиозных взглядов, которые современникам казались близкими к мусульманским, выделить в летописных известиях серию повествований о непосредственных его сношениях с арабскими вождями. Реальность и правдоподобность этих повествований может быть подтверждена, между прочим, географической обстановкой и упоминанием мест и городов, около которых арабы проходили и где останавливались, имея в виду не подвергать опустошению фему Анатолику [2].

Возвращаясь к изложению похода арабов на Константинополь, мы можем смело утверждать, что если бы высшая военная власть не попала благовременно в такие искусные руки, то, конечно, империя не могла бы устоять против напора арабов. Стоит лишь принять в соображение, что против Византии стоял теперь враг, далеко превосходивший Восточную империю по силе и военным средствам. Не в том было главное преимущество мусульманского мира, что в начале VIII в. он простирался от Инда до Атлантического океана, что, не довольствуясь обширными азиатскими и африканскими приобретениями, он перебросился в Европу и завладел Испанией и Южной Францией; существенная опасность была в неимоверной самонадеянности арабов, в том настроении всего мусульманства, что для правоверных нет более такого врага, с которым можно было бы серьезно считаться, и что, следовательно, нет более непреодолимых препятствий к распространению ислама. Калиф Сулейман посылал в Европу своего брата, дав ему лучшую армию, какую когда-либо выставляли арабы. Заранее уверенный в успехе своего предприятия, он дал обещание лично прибыть на театр военных действий, если того потребуют обстоятельства. Предварительные сношения Мослемы со стратигом фемы Анатолики, по-видимому, имели целью установление такого рода соглашения, в котором нашли бы примирение интересы Льва и арабов. Во всяком случае, по арабским преданиям, был заключен договор у Льва Исавра с арабским вождем [3].

Военные действия Мослемы после отступления от Амория заключались в том, что он, захватив Пергам, подступил к Абидосу, где вошел в сношения с арабским флотом, состоявшим из 1800 кораблей, и переправил сухопутное войско на европейскую сторону Еллиспонта, в провинцию Фракию. Заняв некоторые фракийские города, он прошел берегом Мраморного моря до столицы, куда прибыл 15 августа с тем, чтобы начать правильную осаду Константинополя с суши и с моря. Между прочим, известно, что вокруг сухопутных стен он приказал вырыть ров и сделать высокий вал, поверх которого вывел каменное заграждение. К первому сентября прибыл и флот из больших военных кораблей, который должен был отрезать столицу от сношений с европейскими и азиатскими ее провинциями, а главное – пресечь сношения с Черным морем и с черноморскими городами Херсонисом и Трапезундом.

Осада Константинополя продолжалась целый год. Теперь является вопрос: каким образом город оказался в таком состоянии защиты, что все усилия арабов оказались безуспешными, и они потерпели под Константинополем громадные потери? Прежде всего, по воззрению историка Феофана, Лев Исавр одержал над арабским вождем большую дипломатическую победу [4]. Это нужно понимать в том смысле, что Лев затягивал дело переговорами и личными объяснениями, желая выиграть время. От венчания на царство в марте 717 г. прошло 5 месяцев до обложения столицы врагами. Этим временем и воспользовался, сколько мог, новый царь для защиты. Правда, сухопутные и морские стены находились в хорошем состоянии; для флота была защищенная стоянка в Золотом Роге. Необходимые запасы были заготовлены своевременной доставкой их в казенные магазины. Кроме того, сделано соглашение с болгарами, чтобы они тревожили своими нападениями арабский стан. Обыкновенно приписывают заслугу в этом отношении Льву, но, конечно, часть следует приписать его предшественнику Анастасию. В общем нужно сказать, что грекам нельзя было меряться количеством сил с врагами, но у них было преимущество искусства и техники; они умело воспользовались теми сравнительно небольшими средствами, какие были в их распоряжении.

Главную роль должен был играть в осаде флот. Он был разделен на две части в видах более тесного обложения: одна часть поставлена была у азиатского берега между Халкидоном и нынешней Модой, другая расположена у европейского берега от Галаты по Босфору. «Благочестивый царь», как здесь случайно назван царь Лев, вообще не пользующийся расположением дошедших до нас писателей, выждал время, когда течением из Босфора и ветром большие военные суда выведены были из надлежащего положения, направил на неприятельский флот свои суда с страшным «морским» огнем и произвел в нем громадные опустошения: «Одни суда, объятые огнем, отнесены к городским стенам, другие утонули в глубине; наконец, некоторые отнесены были к островам Оксии и Платии». Неприятели, хотя и сильно пострадавшие от действия огня, решились, однако, немедленно поправить дело и вместе с тем отомстить за поражение. Именно: Сулейман посадил на суда отборных воинов в полном вооружении и, приблизившись к стенам города, сделал попытку взять стены с моря. Но и это предприятие оказалось безуспешным, т. к. константинопольский гарнизон не допустил арабов к стенам и снова нанес им поражение своим огнем, бросаемым вниз на неприятеля. Хотя царь приказал снять цепь, которая запирала вход в Золотой Рог, но неприятель не посмел воспользоваться этим, боясь ловушки, а отступил в Босфор, к Стении.

Между тем умер калиф Сулейман, так энергично относившийся к войне с Византией, не успев ни послать нужных подкреплений, ни дать распоряжений относительно продолжения войны. По принятым мусульманами обычаям в прежнее время, военные действия против Константинополя продолжались только весной и летом, а на зиму флот отходил в более безопасное место. На этот раз осада продолжалась без перерыва и принесла арабам много разочарований, к каким они далеко не были приготовлены. Мы видели, что сухопутное войско стояло лагерем под стенами города. За расстройством флота надежды арабов могли еще основываться на действиях с суши. Но до глубокой осени не слышим ни об одном серьезном деле с этой стороны: в инженерном искусстве и в защитительных сооружениях византийцы были учителями средневековых народов и не позволили арабам придвинуться к стенам города. Но главное бедствие для арабов было в условиях климата. Зима оказалась необычайно суровой, окрестности Константинополя в продолжение трех с лишком месяцев были покрыты обледенелым покровом, так что в лагере Мослемы погибла от бескормицы большая часть верблюдов и лошадей, а равно и воины, привыкшие к теплым зимам родины, не вынесли суровости фракийских холодов. В этом была причина крушения всего мусульманского предприятия против Царяграда. Неудача похода ясно определилась уже в конце 717 г. Но в наступившем 718 г. новые неблагоприятные для арабов обстоятельства приготовили им небывалое поражение и непоправимые бедствия, от которых нельзя было скоро оправиться.

Весной прибыли две новые эскадры с подкреплениями: одна из Александрии в 400 судов, она стала якорем в Босфоре; другая из 360 судов шла из Африки с военными запасами и продовольствием и остановилась, не доходя до Константинополя из опасения греческого огня, в гаванях Вифинии. Между тем арабские моряки, набранные из египетских христиан, ввиду сомнительного исхода войны решились бежать на сторону христиан и ночью прибыли в Константинополь и сообщили императору точные сведения о двух эскадрах: «От дворца Иерии до города море покрыто судами». Эти сведения побудили императора принять немедленное решение – «послать против неприятельского флота огненосные корабли с сифонами». «Нападение сопровождалось полным успехом: одни корабли сделались жертвой пламени, другие посажены на мель, иные захвачены в плен. Взяв добычу и запасы, наши с радостью возвратились», – говорит Феофан, у которого заимствуем все относящиеся сюда подробности [5].

Сухопутная армия старалась еще держаться во Фракии. Но ей приходилось бороться с страшными лишениями по недостатку съестных припасов и фуража для скота. Высылаемые отряды для отыскания продовольствия один за другим были отрезываемы и не привозили ожидаемых припасов; в этом отношении большую услугу Византии оказали болгары, погубившие значительное число врагов. Вследствие указанных обстоятельств в лагере обнаружились голод и болезни, погубившие огромное число воинов. «И многие настигли их бедствия в это время, так что самим опытом познали они, что Бог и Пречистая Дева и Богоматерь блюдут сей город и христианское царство».

Все указанные обстоятельства не могли не поднять дух населения в столице и ее окрестностях. Стали происходить из города вылазки на судах; море очистилось до такой степени, что рыбачьи лодки появились у островов и городских стен, и никто не препятствовал им заниматься ловлей рыбы. В Малой Азии шел на выручку осаждавшей столицу армии отряд под начальством Мордасаха. Но, когда этот отряд был поблизости Никеи и Никомидии, царские мужи, скрываясь в засадах с военными людьми, неожиданными нападениями и наносимыми поражениями не допустили его до соединения с армией Мослемы и заставили спасаться бегством. Таким образом, для предводителя мусульманского войска не оставалось другого выбора, как снять осаду и начать отступление. Велика была радость в Константинополе 15 августа 718 г., когда жители города узнали, что остатки арабского войска посажены были на суда и что город освобожден от осады. В самом деле, это была одна из лучших армий, какую только выставлял мусульманский мир против христиан, и она погибла почти без остатка.

До какой степени чувствительны были потери арабов, видно из подсчета, сделанного писателем по отношению к возвратившимся к сирийским берегам кораблям. После страшной бури, испытанной вновь при выходе из Дарданелл, и после разных потерь в Архипелаге возвратилось к берегам Сирии только пять судов. Что касается остатков сухопутной армии, то она высадилась в одной из гаваней Мраморного моря и возвратилась в Дамаск сухим путем; но она потеряла под Константинополем более 100 тыс. и возвратилась в весьма жалком состоянии. Так окончилось это военное предприятие арабов, в сущности в первый раз испытавших такую серьезную неудачу, которая считается событием мировой важности. Греческий историк Лампрос [6] сравнивает эти события с греко-персидской войной и называет Льва Мильтиадом средневекового эллинизма.