Текст книги "Кланы Альфанской Луны"

Она кивнула медикам-симулакрумам, которые приблизились и склонились над воскресшим, но раненым человеком.

Используя компактную рентгеновскую установку, старший симулакрум осмотрел внутренние органы пострадавшего, определяя места наибольших повреждений. Затем обернулся к напарнику; роботы быстро обменялись информацией, и младший симулакрум открыл дверцу у себя на боку и извлек оттуда картонную коробку, которую тут же вскрыл.

В коробке находилась искусственная селезенка – в свете фар полицейских машин Чаку удалось разобрать надпись на коробке. А роботы между тем начали оперировать: один сделал анестезирующий укол, другой своей специальной хирургической рукой начал резать кожную ткань раненого в районе брюшной полости.

– Пойдемте, – сказала Джоанна Чаку, который с интересом наблюдал за работой медицинских симулакрумов. – Нам здесь больше делать нечего.

Засунув руки в карманы пальто, маленькая и стройная, она вернулась к такси, и села на заднее сиденье, дожидаясь Чака. Вид у нее был усталый.

Когда машина тронулась, Чак сказал:

– Я впервые наблюдал, как работают медицинские симулакрумы.

Он находился под впечатлением от увиденного – еще раз воочию убедился, какие огромные возможности присущи этим искусственным псевдолюдям, сконструированным и изготовленным фирмой «Дженерал Дайнэмикс». Конечно, Чак много раз видел симулакрумов ЦРУ в работе, но здесь все было совсем по-иному. Здесь врагом была не просто группа людей с другой политической ориентацией – врагом была сама смерть.

А в его предстоящей работе с симулакрумом Мэйджбумом цель совершенно иная: смерть будет не врагом, а союзником.

Чаку стало ясно, что после всего увиденного он никогда не расскажет Джоанне Триест о своих планах. И, в таком случае, разумно ли продолжать встречаться с ней? Вынашивать план убийства и в то же время поддерживать знакомство с сотрудником полиции. Абсурд. Разве он враг самому себе?

И не является ли такое, поистине странное сочетание видоизмененным позывом к самоубийству?

– Даю полдоллара, если расскажете, о чем вы сейчас думаете, – сказала Джоанна.

– Что? – Чак вздрогнул.

– Я не Смайл Раннинг Клам и не умею читать мысли. Вы сейчас такой серьезный; мне кажется, вас беспокоят семейные проблемы. Как бы мне улучшить ваше настроение? – Она задумалась. – Сделаем так: когда приедем, зайдем ко мне и… – Она залилась краской, очевидно вспомнив слова липкой плесени. – Мы только выпьем, – сдержанно добавила она.

– Согласен, – кивнул Чак, тоже припоминая предсказание ганимедянина.

– Послушайте, – сказала Джоанна. – То, что какой-то там ганимедский сплетник всюду сует свой нос из-за идиотской способности к телепатии и псевдодоброты, вовсе не означает… – Она замолчала, разволновавшись; глаза возбужденно сверкали. – Бог с ним. Знаете, мне кажется, он потенциально опасен. Ведь у ганимедян такие амбиции… Помните условия, на которых они вступили в земно-альфанскую войну? Они все такие – стремятся разнюхать побольше и предугадать последствия… – Джоанна наморщила лоб. – Наверно, вам следует подыскать себе другую квартиру, чтобы быть от него подальше.

«Уже немного поздно», – спокойно подумал Чак. Машина остановилась у дома Джоанны. Чак увидел современное здание, спроектированное просто и со вкусом, но, как и у большинства домов недавней постройки, значительная частью его находилась под поверхностью земли. Вместо того чтобы подниматься вверх, оно опускалось вглубь.

– Я живу на шестнадцатом подземном этаже, – предупредила Джоанна, когда они спускались в лифте. – Все равно что шахтер в забое… Наверно, это неприятно для тех, кто страдает клаустрофобией.

Минуту спустя она философски добавила, отпирая ключом дверь:

– С точки зрения безопасности жить на такой глубине очень даже неплохо. Представляете, если альфанцы снова нападут? Приятно осознавать, что между тобой и ядерным взрывом – пятнадцать уровней. Да и вообще, здесь как-то спокойней.

Она открыла дверь. В прихожей мягким дымчатым светом зажглись лампы.

Внезапно по глазам ударила яркая вспышка. Чак, таращась ослепленными глазами, не сразу разглядел стоящего в прихожей человека с фотоаппаратом в руках. И сразу узнал его.

– Привет, Чак, – сказал Боб Альфсон.

– Кто это? – вскрикнула Джоанна. – Что он здесь делает? Альфсон произнес:

– Не волнуйтесь, госпожа Триест. Я адвокат жены вашего любовника. Нам нужны улики для процесса о разводе, который, между прочим… – Он посмотрел на Чака. – Суд назначен на следующий понедельник на десять утра в зале судьи Бриззолара. – Адвокат улыбнулся. – По просьбе вашей жены мы перенесли заседание на более ранний срок. Ей необходимо закончить дело как можно скорее.

– Вон отсюда, – спокойно произнес Чак. Направляясь к двери, Альфсон сказал:

– С большим удовольствием. Хочу все-таки сообщить одну интересную деталь: у меня в аппарате особая пленка. Уверен, она знакома вам, Риттерсдорф, по работе в ЦРУ. Страшно дорогая, но очень полезная вещь. – Он пояснил, обращаясь к обоим:

– Я только что сделал снимок замедленного действия. Знаете, что это такое? На пленке отразится не то, что вы делали сейчас, а то, чем будете заниматься здесь в течение следующих тридцати минут. Мне кажется, судью Бриззолара это заинтересует.

– Мы ничем не будем заниматься здесь в следующие тридцать минут, – ледяным тоном произнес Чак, – потому что я ухожу. Он отодвинул адвоката в сторону и зашагал к лифту. «Мне нельзя оставаться здесь», – думал он.

– А зря, – хмыкнул Альфсон. – Я надеялся, что на пленке запечатлеется кое-что интересное. А вам разве не все равно? Это же просто техническое устройство, которое поможет госпоже Риттерсдорф добиться справедливого решения суда. Кроме того, должна состояться формальная презентация улики. А вы лишаете меня такого удовольствия!

Чак обернулся, ошарашенный.

– Но это же грязное вторжение в личную жизнь…

– Полноте, милейший господин Риттерсдорф, никакой тайны личной жизни не существует уже последние лет пятьдесят, – с улыбкой заметил Альфсон. – Вы же работаете в разведке, дорогой мой. Поэтому не пудрите мне мозги.

Он неторопливо пошел по коридору, миновал Чака и не спеша подошел к двери лифта.

– Да, если вам потребуется копия пленки…

– Нет, – отрезал Чак. Он пристально следил за адвокатом, пока тот не скрылся в кабине лифта.

– Послушайте, вы все равно можете зайти, – предложила Джоанна, – ведь мы ничем таким заниматься не собираемся…

Она придержала для Чака дверь, и тот нерешительно прошел в квартиру.

– Его действия, конечно, незаконны. Но, думаю, такое часто случается при бракоразводных процессах.

Девушка прошла на кухню и занялась приготовлением коктейлей; Чак слышал позвякивание кубиков льда в стаканах.

– Как насчет «Зеленого Ягуара»? У меня есть целая бутылка…

– Что угодно, – мрачно произнес Чак. Джоанна принесла коктейли; он машинально взял свой стакан. «Хорошо же, любимая женушка, – мысленно повторял он. – Ты сама не оставляешь мне выбора…»

– Вы такой печальный, – сказала Джоанна. – Но это действительно ужасно. То, что сделал этот негодяй с фотоаппаратом. Все они лезут к нам в душу: сначала Смайл Раннинг Клам, потом…

– Не все еще потеряно, – произнес Чак. – Я знаю, как нам заняться любовью тайно – чтобы никто не узнал об этом.

– Как?

Чак Риттерсдорф не ответил, продолжая молча потягивать коктейль.

Глава 6

С высоких полок над головой Игнатия Ледебура ринулись вниз кошки: сначала три старые рыжие и одна пестрая бесхвостая, затем несколько полусиамских с усатыми пушистыми мордочками и, наконец, иссиня-черный молодой кот. Последней, тяжело колыхая большим животом, спрыгнула пятнистая кошка с приплодом в брюхе. На полу к кошкам присоединился пес, и вся компания, сгрудившись у ног Игнатия, сильно замедляла его продвижение к двери хижины.

На пороге лежали останки мертвой крысы: собака, крысолов-терьер, поймала ее вчера вечером, а кошки съели то, что сочли нужным. Игнатий слышал их возню, когда засыпал. Ему было жалко крысу, которая, очевидно, прибежала подкормиться к куче отбросов, скопившихся у двери хижины. Крыса ведь тоже хотела жить, как и всякая божья тварь. Однако пес не понимал этого – инстинкт убийства прочно сидел в его маленьком мозгу. Обвинять, таким образом, было некого. К тому же Игнатий боялся крыс – в отличие от своих земных собратьев у них были очень проворные лапы, которые, в сочетании с острыми когтями, представляли собой весьма грозное оружие. Они были очень сильны, эти крысы.

На глаза Игнатию попался давно вышедший из стоя трактор, ржавевший во дворе уже несколько лет. В свое время Игнатий притащил его сюда, терзаемый смутной надеждой о его починке. А пока пятнадцать (или их было шестнадцать?) детей Игнатия резвились в нем, переговариваясь друг с другом при помощи уцелевшего автоответчика машины.

Он не мог найти то, что искал: пустой пластиковый пакет из-под молока, чтобы разжечь огонь и приготовить завтрак. Эх, придется снова ломать доску. Игнатий подошел к большой куче Древесного лома, лежавшей во дворе, и начал копаться в ней, стараясь выбрать доску, которая сломалась бы от удара ноги, если прислонить ее к стене хижины.

Игнатий замерз, стоя на холодном утреннем воздухе, и пожалел о том, что потерял свитер. Во время одной из своих долгих прогулок он прилег отдохнуть и подложил свитер под голову… Проснувшись, он пошел дальше, совершенно забыв про него. Ну и ладно… Черт с ним. Игнатий, конечно же, не мог вычислить, где оставил его; ему смутно припоминалось, что он шел тогда в направлении Адольфвилла. Свитер лежал, вероятно, где-нибудь в десяти днях пути, не меньше…

Из соседнего домика вышла женщина – однажды она была его женой, но недолго: надоела ему, когда он нажил от нее двоих детей. Женщина закричала на большого белого козла, забравшегося в огород. Козел продолжал жевать, не реагируя на женщину, пока та не подбежала и не пнула его ногой. Козел взбрыкнул и запрыгал прочь; свекольная ботва по-прежнему торчала у него из пасти. Вспугнутые козлом утки бросились врассыпную, крякая изо всех сил. Игнатий расхохотался. Утки на самом деле воспринимали жизнь слишком серьезно…

Переломив доску, Игнатий вернулся в хижину; кошки бежали следом, и Игнатию не удалось вовремя захлопнуть дверь – одна все же проскочила внутрь, – затем присел на корточки перед небольшой чугунной печуркой и стал разводить огонь.

На кухонном столе под грудой одеял спала его нынешняя жена Элси. Она обычно не вставала до тех пор, пока Игнатий не растопит печь и не приготовит кофе. Игнатий не обвинял ее за это: в такое холодное утро никому не хотелось подниматься. Да и весь Гандитаун просыпался поздно, за исключением, пожалуй, тех гебов, которые блуждали всю ночь.

Из-за отгороженной одеялом спальни появился голый ребенок, который, засунув в рот палец, стал молча наблюдать, как Игнатий разводит огонь.

Из-за одеяла доносилось бормотание старенького телевизора, изображение у которого давно не функционировало? Дети не видели, что происходило на экране, а только прислушивались к исходящим от него звукам.

«Надо бы наладить его», – машинально подумал Игнатий, но особого желания делать это он не испытывал, поскольку резонно полагал, что до того, как заработал передатчик с Высот Да Винчи, жизнь на Луне была гораздо спокойнее.

Собравшись приготовить кофе, Игнатий обнаружил, что кофейник погнут, а ситечко, торчавшее недавно из носика, исчезло. Решив, что тратить время на поиски бессмысленно, Игнатий догадался просто заварить кофе в кипятке: налил воды в кастрюлю и поставил на газовую плитку. Когда вода закипела, он высыпал в кастрюлю полную горсть – сколько смогла захватить рука – молотого кофе. Густой кофейный аромат наполнил хижину. Игнатий с удовольствием вдыхал его.

Он не помнил, как долго стоял так, греясь и вдыхая аромат кофе, глядя на огонь и прислушиваясь к потрескиванию досок в печке, когда постепенно обнаружил, что ему начало являться видение.

Завороженный, он не двигался с места; в хижину тем временем проникла кошка, забралась в раковину и принялась жадно поглощать остатки пищи, скопившиеся в ней. Вид кошки и ее чавканье смешались с другими изображениями и звуками в голове Игнатия. Видение усиливалось.

– Хочу на завтрак пшенную кашу, – заявил голый ребенок. Ледебур не отвечал, поскольку видение полностью завладело им и перенесло в другие края. Или, скорее, в край столь реальный, что ему не было места в осязаемом мире, он находился где-то за рамками пространственного восприятия: его не было ни здесь, ни там. А что касалось восприятия временного…

Казалось, этот край существовал всегда, но как раз из-за этого-то и не обладал определенностью. По всей вероятности, то, что видел, вообще не имело временных границ: никогда не начиналось и, вне зависимости от того, чем занимался Игнатий, никогда не завершалось, поскольку было слишком необъятным. Возможно, что видение Игнатия совершенно выпадало из привычного течения времени.

– Эй, – сонно пробормотала Элси. – Кофе готов?

– Подожди, – буркнул Игнатий.

– Я чувствую запах кофе, черт возьми. Где же он? Элси с трудом переместилась в сидячее положение и откинула одеяла, обнажив голое тело со свисающими грудями.

– Мне плохо. Блевать тянет. А твои оглоеды опять, наверно, ванную заняли.

Она съехала со стола и сделала неуверенный шаг к двери ванной.

– Чего это ты так застыл? – подозрительно спросила она. – Опять задумался?

– Помолчи, – отмахнулся Игнатий.

– Что значит «помолчи»? Сам предложил мне жить здесь. Я не хотела уходить от Фрэнка!

Войдя в ванную, она яростно хлопнула дверью. Дверь снова открылась; Элси снова толкнула ее и придержала ногой.

Видение, однако, закончилось. Игнатий разочарованно обмяк, взял кастрюлю с кофе и подошел к столу. Скинув одеяла на пол, он взял две кружки, остававшиеся на столе со вчерашнего ужина, и наполнил их кофе из кастрюли. По поверхности напитка в кружках плавал плотный слой разваренной кофейной гущи.

Из ванной донесся голос Элси:

– Ты что, опять впал в этот твой так называемый транс? Как Господь Бог, наблюдаешь за потусторонним миром? – В ее тоне сквозило непреодолимое отвращение. – Итак, я не только должна жить с гебом, но и постоянно терпеть его бесконечные трансы, словно он шиз. Ты кто, геб или шиз? Да от тебя воняет, как от геба. Приди же, наконец, в себя!

Она спустила воду в унитазе и вышла из ванной.

– Да еще всегда огрызаешься, как ман. Терпеть не могу, когда ты огрызаешься.

Она увидела кружку с кофе на столе и отхлебнула из нее.

– Почему ты не процедил кофе? Опять ситечко потерял? Теперь, когда видение ушло, Игнатий не мог вспомнить, на что оно было похоже. Так случалось со всеми видениями. КАК ОНИ СООТНОСЯТСЯ С РЕАЛЬНЫМ МИРОМ? Игнатий всегда задавался этим вопросом.

– Я видел чудовище, – сказал он. – Оно наступило на Гандитаун своей гигантской лапой и раздавило его. Гандитаун исчез, осталась только дыра.

Игнатий пригорюнился: ему было жалко Гандитаун. Он любил его больше всех остальных мест на Луне. Потом вдруг Игнатию стало страшно, так страшно, как никогда раньше. Он ведь ничего не мог поделать! Чудовище нельзя остановить, оно придет и пожрет всех, даже могущественных манов со всеми их умными идеями и неиссякаемой энергией. Погибнут и пары, которые пытаются защитить себя от всего возможного и невозможного.

Кроме того, в видении присутствовало еще кое-что. За чудовищем пряталась еще более злая сила. Игнатию удалось разглядеть, как она накрывала их маленький мир бесформенным гнилым студнем, от прикосновения которого все обращалось в гниль: почва, цветы, деревья. Чашка этого студня могла погубить всю Вселенную; она принадлежала существу, которое явно замыслила недоброе. Существу, которое ЖЕЛАЛО СОТВОРИТЬ ЗЛО.

Значит, понял Игнатий, на этот мир надвигались две напасти: чудовище, готовое раздавить Гандитаун, и скрывающаяся за ним злая сила. Две напасти, однако, не действовали заодно: каждая шла своим, отдельным путем. Чудовище имело женский облик, злая сила – мужской. И… Игнатий закрыл глаза, вспомнив самую страшную часть видения. Эти двое собирались вступить в смертельную схватку между собой. Но это не была борьба доброго и злого начал, а слепая, бессмысленная междоусобица двух совершенно разложившихся сущностей, каждая из которых была столь же порочна, как и другая.

Битва должна была начаться здесь и закончиться, вероятно, гибелью одного из начал. Сейчас они уже находятся на пути к этому миру, чтобы воспользоваться им, как полем брани для своей бесконечной войны.

– Приготовь мне яичницу, – приказала Элси. Игнатий неохотно порылся в захламленном шкафчике, висевшем рядом с раковиной, в поисках нераспечатанной картонной упаковки с яйцами.

– Вымой сковородку, – сказала Элси. – Я оставила ее вчера в раковине.

– Хорошо.

Он открыл холодную воду и начал тереть покрытую коркой поверхность сковородки скомканным куском газеты.

«Интересно, – думал он, – способен ли я повлиять на исход борьбы? Поможет ли привнесение доброты между этими двумя началами?»

Он мог бы сконцентрировать все свои способности и попытаться. Не только ради существования Луны, Семи Кланов, но и для пользы самих злых начал. Чтобы облегчить гнетущую их чудовищную ношу.

Это была многообещающая идея, и пока он тер сковородку, то продолжал молча оценивать ее. Не стоит говорить Элси, она просто пошлет его к черту. Она не подозревала о его способностях, поскольку он никогда не открывал их ей. Находясь в нужном настроении, он мог проходить сквозь стены, читать чужие мысли, лечить болезни, навлекать порчу на плохих людей и посевы, влиять на погоду – словом, почти все, что угодно, находясь в нужном настроении… Эти способности вытекали из его святости.

Даже подозрительные пары принимали его за святого.

Впрочем, как и все остальные на Луне, включая вечно озабоченных, агрессивных манов, – когда те находили время отвлечься от своих забот и заметить его.

– Итак, если кто и способен спасти наш маленький мир от Двух приближающихся темных существ, так это я, – проговорил Игнатий. – Таково мое предназначение.

– Не наш мир, а нашу Луну, – проговорила Элси с ненавистью. Она стояла у печки, натягивая на себя одежду, которую сняла вчера вечером. Элси носила уже месяц, и Игнатий с радостью наблюдал, как она превращалась в настоящую гебшу – для этого не требовалось ничего более.

А быть гебом – хорошо. Потому что гебы нашли Путь Очищения, освободившись от всего наносного.

Открыв дверь хижины, Игнатий вышел на холодный утренний воздух.

– Куда собрался? – крикнула Элси ему вслед.

– На Совет, – сказал Игнатий.

Закрыв за собой дверь, он тронулся в путь, преследуемый котами, на поиски Омара Даймонда, своего духовного коллеги среди шизов.

* * *

С помощью своей сверхъестественной способности к телепортации, Игнатий Ледебур стал перемещаться по Луне, материализуясь то здесь, то там, пока, наконец, не обнаружил Омара Даймонда, заседавшего в адольфвилском зале Высшего Совета вместе с представителями всех кланов. Игнатий завис на уровне шестого этажа высокого каменного здания, подлетел поближе к окну и стал барабанить по стеклу, пока те, кто находился внутри, не заметили его и не пошли открывать.

– Боже мой, Ледебур, – сказал манский делегат Говард Строу, – да от вас воняет, как от козла. Два геба в одном помещении

– Фу-у. – Он повернулся ко всем спиной, отошел в дальний угол зала и встал там, уставившись в пространство и пытаясь сдержать свой благородный манский гнев.

Делегат от паров Габриэль Бэйнс осведомился:

– Какова цель данного вторжения, скажите на милость? Мы же заседаем.

Игнатий Ледебур молча присоединился к Омару Даймонду, мысленно сообщив ему о необходимости их незамедлительной встречи наедине. Омар понял его, согласился, и сразу же, объединив свои телепортационные способности, они покинули зал заседаний; через мгновение они уже шли по травянистому лугу, на котором росли грибы. Некоторое время оба молчали, забавляясь сшибанием грибов.

Наконец Омар сказал:

– Мы уже обсуждали вторжение.

– Они собираются высадиться в Гандитауне, – кивнул Игнатий. – Я испытал видение – те, кто придет сюда, намереваются…

– Знаю, знаю, – раздраженно перебил Омар. – Мы понимаем, что это загробные силы; я уже ознакомил делегатов с этим фактом. От загробных сил нельзя ждать ничего хорошего, ибо они тяжелы. Как плотские души, они зароются в почву, осядут в лоно нашей планеты и станут частью ее.

– Нашей Луны, – сказал Игнатий и хихикнул.

– Да, Луны. – Омар прикрыл глаза, продолжая все так же уверенно шагать по траве, будто видел, куда шел. Игнатий понял, что он впал в моментальный, сознательный транс. Все шизы были склонны к этому, и Игнатий ничего не сказал – он ждал.

Омар Даймонд остановился и пробормотал что-то неразборчивое. Игнатий вздохнул и уселся на траву. Омар застыл рядом, погруженный в транс. Не было слышно ни звука, кроме отдаленного шума деревьев, доносившегося с края луга.

Внезапно Омар произнес:

– Соедините свою энергию с моей, и мы сумеем рассмотреть захватчиков так ясно, что… – Его слова снова превратились в бессвязное бормотание. Игнатий – даже у святых терпение имеет границы – опять вздохнул.

– Вызовите Сару Апостлс, – снова заговорил Даймонд. – Втроем мы сможем отобразить такой реальный образ захватчиков, что они материализуются на наших глазах, и мы проследим за их высадкой.

Направив мысленную волну, Игнатий вошел в контакт с Сарой Апостлс, мирно дремавшей в своей хижине в Гандитауне. Он почувствовал, как она проснулась, заворочалась, заскрипев раскладушкой, потом стала зевать, охать и, наконец, с трудом поднялась на ноги.

Игнатий Ледебур и Омар Даймонд напряженно ждали, и вскоре перед ними возникла Сара, одетая в мужской пиджак, брюки и старые кроссовки.

– Прошлой ночью, – объявила Сара, – я видела сон. Какие-то существа вертятся поблизости. Они собираются заявить о себе.

Ее круглое лицо выражало озабоченность и несло на себе отпечаток страха, что придавало ему сморщенный, безобразный вид. Игнатию стало жалко ее. Сара, особенно в критических ситуациях, имела склонность поддаваться разрушительным эмоциям; ее чувства были слишком привязаны к собственному телу и его недугам.

– Садитесь, – сказал Игнатий.

– Мы должны заставить их появиться СЕЙЧАС, – сказал Омар. – Здесь, в этом месте. Начнем.

Он склонил голову. Двое гебов последовали его примеру, и все трое пустили в ход свои многократно усиленные парапсихологические способности. Настроившись друг на друга, они работали в унисон; время текло незаметно – они полностью потеряли представление о нем – пока, наконец, то, что они ждали, не набухло поблизости гигантской почкой.

– Вот они, – произнес Игнатий и открыл глаза. Сара и Даймонд тоже посмотрели на небо и увидели опускающийся на свой реактивный выхлоп чужой корабль. Они добились своего.

Изрыгая из хвоста пар, корабль приземлился в сотне метров от них. С точки зрения Игнатия, это был очень большой корабль – самый большой из всех, которые ему доводилось видеть. Он тоже чувствовал страх, но, как всегда, ему удавалось сдерживать его. Прошло уже много лет с тех пор, как он перестал обращать на свои страхи серьезное внимание.

Сара, однако, побелела как полотно, увидев, как корабль перестал дрожать, внизу корпуса открылся люк, и захватчики приготовились исторгнуть себя из гигантского металлического чрева.

– Заставьте их приблизиться, – проговорил Омар Даймонд, снова плотно сжав веки. – Пусть они узнают о нашем существовании. Мы заставим их обратить на себя внимание и воздать нам почести.

Игнатий сразу присоединил к нему свою энергию; перепуганная Сара Апостлс помогала мужчинам в меру ослабленных сил.

Из люка корабля выдвинулся трап. Показались две фигуры, которые стали спускаться по трапу на землю.

Игнатий с надеждой в голосе спросил у Омара:

– Должны ли мы сотворить чудо?

Посмотрев ему в глаза, Даймонд с сомнением проговорил:

– Какое чудо? Обычно я не занимаюсь чудесами. Сара сказала:

– Вместе с Игнатием мы можем сотворить чудо. – Потом обратилась к Игнатию:

– Почему бы нам не поразить их призраком Вселенского Паука, прядущего паутину судьбы, которая ограничивает всю нашу жизнь?

– Согласен, – сказал Игнатий и стал концентрировать мысленную энергию для вызова паука.

Перед двумя фигурами, преграждая им путь, возникло сверкающее многообразие гигантских прядей – мгновенное творение неутомимого Паука Судьбы. Фигуры застыли на месте.

Одна из них проговорила что-то непроизносимое.

Сара расхохоталась.

– Если вы позволите им смешить вас, – сурово предупредил Омар Даймонд, – то мы потеряем над ними власть.

– Простите меня, – сказала Сара, не в силах подавить приступ смеха.

Но было уже слишком поздно: сверкающие остатки паутины растворились, а вместе с ними, к ужасу Игнатия, растворились также Омар Даймонд и Сара Апостлс – он понял, что остался один. Их Триумвират распался из-за минутной слабости.

Игнатий обнаружил, что поле исчезло, а вместо травы он сидит на куче мусора рядом с собственной хижиной в центре Гандитауна.

Значит, захватчики восстановили контроль над своими действиями. Возобновили выполнение собственных планов.

Поднявшись на ноги, Игнатий направился к двум фигурам с корабля, которые стояли, неуверенно озираясь вокруг. Под ногами Игнатия возились и бегали коты; зацепившись за одного из них, он чуть было не распластался по земле. Ругаясь сквозь зубы, он оттолкнул кота и попытался восстановить равновесие, а заодно и достойное выражение лица перед захватчиками. Однако это оказалось непросто. Потому что позади него открылась дверь хижины и появилась Элси. Она умудрилась испортить даже этот, последний рубеж обороны против захватчиков.

– Кто это такие? – заорала она. Игнатий раздраженно ответил:

– Не знаю. Сам собираюсь выяснить.

– Скажи им, чтобы убирались отсюда к дьяволу, – поговорила Элси, уперев руки в бока. Когда-то она несколько лет принадлежала к клану манов и все еще не растеряла заносчивой агрессивности, приобретенной на Высотах Да Винчи. Не представляя себе, против кого выступает, она настроилась весьма серьезно…

«Возможно, – подумал Игнатий, – она даже будет сражаться открывашкой для консервов или сковородкой».

Такие мысли развеселили Игнатия, и он стал хохотать; а когда он начинал смеяться, его уже ничем нельзя было остановить. В таком состоянии Игнатий и предстал перед двумя захватчиками.

– Что вы находите таким смешным, скажите, пожалуйста? – поинтересовался один из них, женщина.

Игнатий, растирая слезы, проговорил:

– Вы что, не помните, как приземлились дважды? Не помните Вселенского Паука? Нет?

Ему было ужасно смешно: захватчики оказались абсолютно нечувствительны даже к объединенным парапсихологическим усилиям Святого Триумвирата. Для них этого как бы вовсе не происходило; захватчики даже не испытали галлюцинаций, хотя на это были потрачены все мыслимые усилия Игнатия Ледебура, Сары Апостлс и Омара Даймонда. Игнатий все смеялся и смеялся; тем временем к двум захватчикам присоединился третий, затем четвертый.

Один из мужчин-захватчиков, оглядевшись, вздохнул.

– Боже, что за мусорная свалка. Чистая помойка. Как вы считаете, неужели везде будет так?

– Но вы можете помочь нам, – сказал Игнатий. Ему удалось, наконец, овладеть собой. Указав на проржавевший корпус трактора, он попросил:

– Может быть, вы будете столь любезны, что выделите механика для починки моего сельскохозяйственного оборудования? Если бы мне оказать некоторую помощь…

– Конечно, конечно, – сказал один из захватчиков. – Мы уж точно поможем очистить это место. – Он с отвращением наморщил нос, очевидно почувствовав или увидев что-то неприятное.

– Заходите в дом, – предложил Игнатий. – Я угощу вас кофе. Он направился к двери хижины; после некоторой заминки трое мужчин и женщина неохотно последовали за ним.

– Должен извиниться за тесноту моего жилища, – сказал Игнатий. – И за некоторый беспорядок.

Он толкнул дверь, и на этот раз большей части котов удалось проскочить в хижину; нагнувшись, Игнатий стал хватать их одного за другим и выкидывать наружу. Четверо захватчиков неуверенно прошли внутрь и, озираясь, остановились. На их лицах не было заметно радости.

– Садитесь, раз пришли, – предложила Элси, стараясь соблюсти законы гостеприимства. Она налила в чайник воды и поставила его на плитку, чтобы вскипятить воду для кофе, – Освободите скамейку, – посоветовала она гостям. – Сбросьте куда-нибудь барахло. Можете на пол.

Четверо захватчиков неохотно, с заметным отвращением, скинули грязную детскую одежонку на пол и уселись на скамью. На их лицах застыло неопределенное, отсутствующее выражение, и Игнатий поинтересовался почему.

Женщина, запинаясь, проговорила:

– Не могли бы вы…, как-то очистить ваш дом? Я хочу сказать… Как вы можете жить в таком… – Она взмахнула рукой, не в силах продолжать.

Игнатий ощутил нечто вроде раскаяния. Но… Находилось так много разных, более важных дел. А времени так не хватает… Ни он, ни Элси так, наверно, и не сумеют выбрать его, чтобы навести порядок. Конечно, нехорошо держать жилище в таком бардаке, однако… Игнатий пожал плечами. Возможно когда-нибудь… А захватчики, вероятно, могут помочь. Может быть, у них есть симулакрум-уборщик. У манов тоже были симулакрумы-уборщики, но они стоили слишком дорого. Вот если бы захватчики предоставили ему симулакрума бесплатно…

Из-под шкафа выбралась крыса и побежала по полу. Женщина-захватчик, увидев ее страшные когти, в ужасе закрыла глаза и застонала.

Игнатий, занятый приготовлением кофе, хихикнул. Никто ведь не просил их приходить сюда: если им не нравится Гандитаун, они могут уйти.

Из-за одеяла вылезли несколько ребятишек и молча уставились на пришельцев. Те сидели неподвижно, напряженно ожидая, пока им приготовят кофе, и стараясь не замечать чистые, вопрошающие глаза детей.

* * *

В адольфвилском зале заседаний Высшего Совета гебский депутат Якоб Симион внезапно сообщил:

– Они приземлились. В Гандитауне. Сейчас они у Игнатия Ледебура.

Разъяренный Говард Строу выкрикнул:

– А мы здесь просиживаем стулья! Довольно болтать – нужно уничтожить их. У пришельцев не может быть здесь никаких дел – вы не согласны? – Он толкнул Габриэля Бэйнса в бок.

– Я согласен. – Бэйнс отодвинулся от манского делегата. – А откуда вы знаете? – спросил он у Якоба Симиона. Геб издал легкий смешок.

– Разве вы не заметили кое-кого в зале? Не ощутили присутствия астральных тел? Сюда приходил Игнатий Ледебур и увел с собой Омара Даймонда. Вы забыли об этом, потому что этого на самом Деле не было: захватчики сделали так, поделив три на один и два.

Безнадежно уставившись в пол, деп произнес:

– Значит, уже слишком поздно: они высадились, Говард Строу издал короткий, лающий смешок.