Текст книги "Солдаты холодной войны"

Глава пятнадцатая

Не было такого оружия в воображении человеческого мозга, которое они бы одобрили.

Генри Киссинджер

Сид Дрелл укрепил свой статус посвященного, приняв приглашение присоединиться к небольшой группе ученых, консультирующих Генри Киссинджера по вопросам оборонных технологий.

Существование такой группы не являлось секретом, но действовала она преимущественно в тени, часто имея дело с конфиденциальными вопросами, связанными с безопасностью. Пол Доти, химик-органик из Гарварда, организовавший группу по просьбе Киссинджера, подружился с Киссинджером, когда он был коллегой по факультету, и они работали вместе на семинаре по контролю над вооружениями, организованному Гарвардским университетом и Массачусетским технологическим институтом в начале 1960-х годов. Они оба принимали участие в нескольких конференциях Пагуошского движения, встречах известных ученых, научных работников и общественных деятелей, впервые состоявшихся в 1957 году в Пагуоше, Новая Шотландия, Канада. Их цель состояла в изучении опасности, которую представляет ядерное оружие. Когда Киссинджер открыл свой офис в Западном крыле в Белом доме в 1969 году, он попросил Доти, работавшего над Манхэттенским проектом и обучавшегося позднее в Университете Колумбии вместе с Энрико Ферми и другими известными физиками, сформировать группу ученых для консультирования по техническим аспектам вопросов обороны.

Доти набрал мощную команду: Сид Дрелл, Ричард Гарвин и Пиф Панофски, Джек Руина, инженер-электротехник МТИ, Джордж Ратдженс, политолог и физико-химик МТИ, а также Георгий Богданович Кистяковский, химик из Гарварда и бывший советник по науке Эйзенхауэра. Доти и его коллеги шутливо называли себя «Мафией».

Киссинджер не очень хорошо разбирался в научно-технических делах. Хотя он написал острые эссе и ставшую популярной книгу о ядерной стратегии, он не знал многого из военной техники ядерной эры. В определенный момент поняв, что Киссинджер совершенно не понимал принципов работы радара, Дрелл подготовил ему базовый учебник для начинающих, который читался как пособие для средней школы. Он начинался такими словами: «Радар – это электронный прибор для обнаружения и определения положения объектов, расположенных на расстоянии. Термин «радар» является акронимом, аббревиатурой, образованной из начальных букв фразы на английском языке radio detection and ranging (радиообнаружение и дальнометрия). Радар был изначально изобретен для предупреждения о приближающихся самолетах, но с тех пор трансформировался в многопрофильную сенсорную технику широкого применения».[287]287
  Документы Сидни Дрелла от 5 августа 1971 года, из личного досье Сидни Дрелла.


[Закрыть]

В связи с тем, что Киссинджер и Никсон расширили американские боевые операции в Юго-Восточной Азии, Кистяковский в срочном порядке вышел из этой группы, за ним последовал Ратдженс. «Джордж ушел довольно скоро, потому что он действительно не мог вынести того, что он расценивал как лицемерие и двойные стандарты со стороны Генри и администрации Никсона, – говорил Р. Гарвин. – Мы много спорили об этом – это нас не касалось, мы там находились только для того, чтобы давать ответы на вопросы, проводить исследования для Генри, в основном касающиеся таких вещей, как РГЧИН и ракетная оборона, а также имели дело с контролем над вооружениями, предоставляя какую-то информацию о технических характеристиках и угрозах».[288]288
  Интервью Ричарда Гарвина 25 ноября 2008 года.


[Закрыть]

Гарвин вспоминал, что Киссинджер чувствовал себя неловко в работе с большим устоявшимся Научно-консультативным комитетом при президенте во главе с Ли Дубриджем, бывшим президентом Калифорнийского технологического института (Калтех). На раннем этапе работы в администрации Никсона Киссинджер набросал на полях доклада НККП, который попал в Овальный кабинет: «Нам надо убрать НККП из процесса выработки стратегии».[289]289
  Памятная записка Сидни Дрелла, из личного досье Сидни Дрелла.


[Закрыть] Доклад, подготовленный группой экспертов по вопросам военной стратегии, был составлен Дреллом. «Генри был советником по национальной безопасности, поэтому первое, что он сделал, было попытаться сократить влияние советника президента по науке, – сказал Гарвин. – Он не любил соперничающие центры силы. НККП был непредсказуемым».[290]290
  Интервью Ричарда Гарвина 25 ноября 2008 года.


[Закрыть] Доти считал, что Киссинджер был настроен подозрительно по отношению к экспертной организации Дубриджа потому, что у нее был свой собственный доступ к президенту, и потому, что он не знал большинства ее членов. «Мне казалось, ему нужна была какая-то независимая группа», – говорил Доти.[291]291
  Интервью Пола Доти 20 мая 2009 года.


[Закрыть]

Дрелл описывал причины создания группы Доти в тезисах, которые он подготовил в сентябре 1970 года на встречу с преемником Дубриджа, Эдвардом И. Дэвидом-младшим, инженером-электриком лаборатории Белла.

«Сообщить Дэвиду о том, что создание «Мафии» вызвано нашей озабоченностью по поводу острой необходимости для Киссинджера и СНБ в научных консультациях для переговоров по ОСВ для последующего доклада президенту. Однако научные рекомендации не должны поступать от НИОКР МО или АКВР (Научно-исследовательское и опытно-конструкторское управление при министре обороны и Агентство по контролю над вооружениями и разоружению). Мы убедили Киссинджера в том, что считаем, что ему очень необходима техническая поддержка, и что без независимой консультации, такой, какую должен был бы предоставлять НККП, он будет заложником НИОКР МО. А это, по нашему мнению, было опасно. С учетом этого, неофициальным образом мы превратились в замену НККП из-за плохих отношений между Киссинджером и Дубриджем. Все, что мы говорили, делалось при полной поддержке, с ведома и благословения Ли».[292]292
  Памятная записка Сидни Дрелла «Темы для разговора с д-ром Дэвидом» от 23 сентября 1970 года, из личного досье Сидни Дрелла.


[Закрыть]

Команда Доти хорошо сработалась. Их рекомендации затрагивали широкое поле деятельности, включая физику, химию, биохимию, ядерное оружие, разведку и военные технологии. Панофски, плодовитый автор, четко замечающий детали, штамповал многие из их документов. Дрелл разбирался во многих технических проблемах, у него были хорошее политическое чутье и способность видеть картину в целом. Все с уважением относились к интеллектуальному блеску Гарвина. «Гарвин был самым умным и самым оригинальным, но совершенно не соображал по поводу ценности той или иной хорошей идеи», – вспоминал Доти.[293]293
  Интервью Пола Доти 20 мая 2009 года.


[Закрыть] Руина, всегда практичный и прагматичный, помогал устанавливать консенсус по трудным вопросам, а Доти вносил в дискуссии свой многолетний опыт работы в сфере контроля над вооружениями.

Киссинджер твердо придерживался расписания контактов с группой, встречаясь с ней почти ежемесячно, часто в Ситуационной комнате Белого дома. Встречи, как правило, проходили вечерами, когда наступал какой-то просвет в плотном графике Киссинджера и люди могли просочиться в Белый дом с меньшими шансами быть замеченными репортерами и сотрудниками аппарата. Иногда они возвращались рано утром следующего дня для продолжения разговора. Народ догадывался, что Киссинджер, стремившийся заработать доверие Никсона и его ближнего круга, не горел желанием, чтобы его видели, заседающим с группой интеллектуалов из Кембриджского и Калифорнийского университетов. «Мы просто знали, что продолжение нашей работы зависело от того, как долго мы будем оставаться в тени», – говорил Доти.[294]294
  Интервью Пола Доти 20 мая 2009 года.


[Закрыть]

Гарвина волновали интриги Киссинджера. «Я был категорически против секретности, с какой он и Никсон руководили правительством. Я был шокирован. Однажды я сказал: «Это очень опасно. Если президент, паче чаяния, умрет, люди из Министерства обороны и Государственного департамента неверно истолкуют наши цели. Они просто делают свое дело». И он сказал: «Я бы хотел, чтобы они неверно истолковали то, чем я занимаюсь».[295]295
  Интервью Ричарда Гарвина 25 ноября 2009 года.


[Закрыть]

Как бы эта группа ни придерживалась секретности, но однажды утром в начале ноября 1972 года все открылось, когда Киссинджер вошел в комнату в Белом доме, где они собрались, в сопровождении Орианы Фаллачи, итальянской журналистки, и ее операторской команды. Запись Киссинджера с Доти и всей компанией не появилась в Соединенных Штатах, но ее показали в Европе, где некоторые из ученых были хорошо известны и которых многие знали. «Так Генри сам раскрыл существование этой группы», – сказал Гарвин.[296]296
  Интервью Ричарда Гарвина 25 октября 2009 года. Интервью и последующий краткий очерк о Киссинджере, который сделала Фаллачи, включали видеоматериал с секретными документами Белого дома, что вызвало большое огорчение у Киссинджера, когда передачу дали в эфир. Киссинджер описывает это интервью и выражает сожаления по поводу высказываний в своей книге The White House Years (Boston: Little, Brown, 2009), pp. 1409–140.


[Закрыть]

Ученые, допущенные к работе с секретными материалами, подготовили десятки подробных документов для Киссинджера. Их исследования затрагивали широкий круг вопросов контроля над вооружениями, включая переговоры об ограничении стратегических вооружений с Москвой, и вопрос о том, следует ли Пентагону пересмотреть его планы ведения ядерной войны. В сопроводительном письме своим коллегам-ученым, которые совместно разрабатывали проект документа по контролю над вооружениями, Руина с легкой иронией писал: «Название прилагаемой песни “Почему бы не дать шанс переговорам ОСВ?”.[297]297
  Письмо Джека Руины группе Доти от 28 декабря 1969 года, из личного досье Пола Доти.


[Закрыть]

Группа Доти давала технические консультации на всех этих фронтах, почти всегда ратуя за установление более высокого уровня контроля над вооружениями. Группа потратила много времени на изучение технологии разделения боеголовок и связанных с этим последствиями. Ученые настаивали на том, чтобы Киссинджер добивался немедленного моратория с Москвой на испытания РГЧИН или запрета на РГЧИН как составной части соглашения о ядерном оружии, по которому Вашингтон вел переговоры с Кремлем. По воспоминаниям Доти, Киссинджер неохотно вникал в технические вопросы, связанные с РГЧИН. В итоге Киссинджер отмахнулся от этой проблемы, и Соединенные Штаты с Советским Союзом вложили большие средства в оснащение своих ракет разделяющимися головными частями. По мнению Гарвина, Киссинджер не был расположен сцепиться с Пентагоном по вопросу о РГЧИН всего лишь через несколько месяцев после того, как он оказал сопротивление усилиям военных расширить противоракетную оборону. Позднее Киссинджер сам высказывал сожаление по поводу своего согласия с РГЧИН. «Оглядываясь в прошлое, я бы сказал, что хотел бы с бо́льшей тщательностью продумать последствия для мира наличия РГЧИН в 1969 и 1970 годах, чем я это делал фактически», – сказал он корреспондентам на вводном брифинге в 1974 году.[298]298
  Walter Isaacson, Kissinger (New York: Simon & Schuster, 1992), p. 322.


[Закрыть]

В общем и целом Киссинджер, казалось, был безразличен ко многим рекомендациям группы Доти. Когда его спросили много лет спустя об этой группе, Доти сказал, что сильное презрение ее членов к Никсону мешало им справедливо оценивать новые системы вооружений. «Не было такого оружия, которое мог бы вообразить человеческий мозг, чтобы они его одобрили, – говорил он в смущении. – Настроение сильно отличалось от того, которое было на семинарах в Гарварде (по вопросам контроля над вооружениями), на которых мы говорили: тут обычная проблема. У них было мнение – я, может быть, не очень справедлив к ним, – что эта администрация была не той, которую они хотели бы видеть, и что основной подход Никсона, состоявший в объединении проблем воедино и отказе от выделения вопроса о контроле над вооружениями в отдельную проблему, в продолжении усилий по укреплению обороны во время проведения переговоров, ничто из этого им не нравилось. А потом были проблемы типа Камбоджи, так что и им, и нам было не совсем удобно.

Я всегда говорил: тот факт, что мы с чем-то не согласны, не означал, что я не уважал их. Это была выдающаяся группа».[299]299
  Интервью Генри Киссинджера 27 января 2009 года.


[Закрыть]

Когда Дреллу передали о замечании Киссинджера по поводу их неукротимой ненависти в отношении новых видов вооружений, он засмеялся: «Это так похоже на него. Таков наш Генри».[300]300
  Интервью Сидни Дрелла 6 октября 2009 года.


[Закрыть]

Несмотря на различия между Киссинджером и группой Доти, Дрелл оставался на связи с Киссинджером. «Я считал, что он предоставил нам определенную возможность, и это не был просто треп», – говорил Дрелл.

Доступ к Киссинджеру оказался весьма важным по одному из самых значительных решений в области оборонной техники, принятых во время пребывания Никсона на посту президента. Речь шла о разработке нового спутника-шпиона, который мог давать Вашингтону практически моментальные снимки советских военных объектов. В отличие от основанных на пленках громоздких систем, при которых требовалось несколько дней для доставки изображений из космоса на монтажные столы фотодешифровщиков, новая технология могла при помощи электроники передавать снимки на наземные станции буквально через секунды после фотографирования. Использовалась прорывная технология Лаборатории Белла в Нью-Джерси, в которой два ученых создали основу для цифрового изображения, изобретя полупроводниковые приборы. С их помощью световая энергия превращается в электрические заряды, которые можно хранить, точно измерять и превращать в цифровые данные, передаваемые электронным путем.[301]301
  Ученые из Лаборатории Белла Уиллард С. Бойл и Джордж Э. Смит получили Нобелевскую премию по физике за 2009 год за развитие полупроводниковых приборов.


[Закрыть] В ЦРУ Бад Уилон понял широкие перспективы применения спутника-шпиона. Он пришел к верному выводу о том, что изобретение Лаборатории Белла, позже ставшее известным как зарядное парное устройство, может быть соединено с усовершенствованными оптическими системами, чтобы получить в итоге электронно-оптический спутник.

У военно-воздушных сил и их благодетелей в Пентагоне были другие планы. Они выступали за развитие усовершенствованного варианта серийного спутника с пленочной основой, получившего кодовое название «ФРОГ[302]302
  Аббревиатура FROG (Film Readout GAMBIT) означает Систему СПСГ, т. е. считывания пленки со спутника «Гамбит» (на смену спутникам «Солнечная корона» пришли спутники «Гамбит-1» с фотокамерой КН-7, «Гамбит-3» КН-8 и «Гексагон» КН-9). – Прим. перев.


[Закрыть]».[303]303
  President’s Foreign Intelligence Advisory Board, Memorandum for President’s File, Subject: President’s Foreign Intelligence Advisory Board Meeting with the President, June 4, 1971, National Security Archive Electronic Briefing Book: Science Technology and the CIA, Doc. 32. Original source: National Archives, Nixon Presidential Materials, President’s Office Files.


[Закрыть] Система ВВС позволяла наземным службам периодически активировать устройство для считывания данных на борту воздушного судна, которое передавало копию фотоснимка на землю. 4 июня 1971 года на встрече с президентом Эдвин Лэнд, говоря от имени Консультативного совета по внешней разведке при президенте, описал «ФРОГ» как «осторожный выбор», который «использует существующее оборудование и технологии». Он сказал, что электронно-оптическая система является «рискованным выбором, таким, который будет представлять собой лишь минимальный технический прогресс». Он настаивал на вмешательстве президента Никсона во внутреннюю борьбу вокруг финансирования той или иной системы.

Никсон сказал, что «внимательно изучит» этот вопрос, но с учетом того, что министр обороны Мелвин Лейрд встал на сторону ВВС, вопрос остался нерешенным. Для того чтобы выйти из тупика, Дрелл и Гарвин отправились к Киссинджеру. «Сид и я тщательно составили сверхсекретное, написанное от руки с кодовым номером письмо, которое было вручено лично Киссинджеру в такой момент, который казался тогда последней возможностью получения положительного решения для электронно-оптической системы», – вспоминал Гарвин. Оба ученых ознакомили Киссинджера с этим вопросом на встрече в Ситуационной комнате. Их доклад был убедителен. 23 сентября 1971 года Киссинджер уведомил Лейрда и других высокопоставленных официальных лиц в том, что Никсон одобрил развитие системы ЦРУ и прекратил финансирование системы ФРОГ.

Новая система спутников, разработанная ЦРУ и компанией «Локхид», дала Соединенным Штатам новый мощный инструмент ведения шпионажа за Советским Союзом из космоса. Официальные лица в Вашингтоне могли рассматривать снимки советских военных комплексов, заводов и других объектов через короткий промежуток времени после пролета спутника над советскими объектами. Первые снимки были переданы Джимми Картеру в день его инаугурации в качестве президента. Эти фотографии показывали принятие им президентской присяги на ступенях Капитолия.

Со временем разногласия по поводу вьетнамской войны подорвали отношения между Киссинджером и группой Доти. Доти, который больше всех дружил с Киссинджером, когда группа была создана в 1969 году, разочаровался в том, как завершался первый срок президентства Никсона в 1972 году. «Мою тесную дружбу с ним на самом деле прервало тогда то, что он фактически продлил войну на четыре года», – сказал Доти. С тех пор Доти и Киссинджер редко общались. «Я видел его в последнее время только один раз, – сказал он в мае 2009 года, сидя в своей кембриджской квартире с видом на реку Чарльз. – Он всегда просил меня останавливаться в Нью-Йорке, если я оказываюсь там транзитом, но я больше не путешествую».[304]304
  Интервью Пола Доти 20 мая 2009 года.


[Закрыть]

Ни Киссинджер, ни Дрелл даже не предполагали, что они воссоединятся однажды в стремлении освободить мир от ядерного оружия.

Глава шестнадцатая

На этот раз я хочу написать тебе не «открытое» письмо, а самое обычное и поблагодарить тебя от всего сердца.

Андрей Сахаров

Когда президентство Никсона находилось под угрозой краха летом 1974 года, Сид Дрелл отправился в Советский Союз для участия в семинаре, организованном советской Академией наук. Это оказалось поворотным моментом в его карьере. В Москве он встретился и подружился с Андреем Сахаровым, видным советским физиком, создателем ядерного оружия и борцом за права человека. Оба они были естественными союзниками, сошедшимися в их общем интересе к физике и к вопросу об опасности ядерного оружия. Их дружба, поддержанная неослабевающей защитой Дреллом Сахарова в годы его внутренней ссылки с 1980 по 1986 год, укрепила озабоченность Дрелла в связи с ядерным оружием.

Никто из них не был в то время готов призвать к безоговорочному уничтожению ядерного оружия, но оба они полагали, что рост ядерных арсеналов выходит из-под контроля и что позарез нужны новые соглашения по контролю над вооружениями. «Необходимо, – писал Сахаров, – прилагать усилия систематически, хотя и с большой осторожностью, для полного ядерного разоружения, основанного на стратегическом паритете в обычных вооружениях».[305]305
  «Письмо Сахарова Дреллу от 3 февраля 1983 года» в: Kenneth W. Thompson, ed., Sidney Drell on Arms Control (Lanham, MD: University Press of America, 1988), p. 97.


[Закрыть] Когда Дрелл перечитал это заявление 1983 года в 2011 году, он улыбнулся. «Он говорил именно то, что мы говорим сейчас», – сказал он.[306]306
  Интервью Сидни Дрелла 6 октября 2009 года.


[Закрыть]

Перед поездкой в Москву Дрелл восхищался Сахаровым издалека. Несмотря на то что он был одним из авторов советской водородной бомбы, испытанной впервые в 1953 году, Сахаров не был связан с властью, поскольку ставил под вопрос репрессии в отношении инакомыслящих и писал об опасностях ядерной войны. Дрелл был особенно впечатлен убедительным эссе этого русского под названием «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе». В этом своем послании Сахаров писал в 1967 году (на Западе статья была опубликована в 1968 году): «Человечество стоит перед угрозой гибели цивилизации и физического уничтожения от бесконтрольного наращивания термоядерных арсеналов и нарастания конфронтации. Устранение этой угрозы имеет безусловный приоритет перед всеми остальными проблемами международных отношений (я много раз об этом писал и считаю необходимым повторить еще раз). Поэтому так важны переговоры о разоружении, дающие проблеск надежды в темном мире самоубийственного ядерного безумия»[307]307
  Указанная цитата содержится в работе А. Д. Сахарова «О стране и мире», Москва, июнь 1975 года. – Прим. перев.


[Закрыть].[308]308
  Sidney Drell and Sergei P. Kapitza, eds., Sakharov Remembered: A Tribute by Friends and Colleagues (New York: American Institute of Physics, 1991), p. 118.


[Закрыть]

По мере обострения своих разногласий с Кремлем Сахаров помог создать Комитет по правам человека в СССР в 1970 году. В 1973 году он опубликовал открытый призыв в поддержку тех, кто критикует Кремль, и за это насильно отправляется в психиатрические больницы. В обществе, в котором даже мягкое инакомыслие пресекается при помощи силы, гневный протест Сахарова можно было приравнять к объявлению войны Кремлю.

Дрелл и Сахаров сразу же понравились друг другу, когда познакомились в Москве. Помимо общего интереса в науке и ядерном оружии, они разделяли страсть к музыке, много читали, очень активно участвовали в жизни вокруг них и были полны решимости, каждый по-своему, поддерживать науку на высоком моральном уровне.

Сахаров пригласил Дрелла к себе домой на семейный ужин.[309]309
  Высказывания Сидни Дрелла в Стэнфордском университете 21 февраля 1980 года и в Национальной академии наук 13 ноября 1988 года, Архивы Гуверовского института, досье Сидни Дрелла.


[Закрыть] Дрелл никогда не забывал этот благоприятный случай, хотя бы потому, что его визиту предшествовало посещение квартиры Сахарова полицией, как самого последнего примера преследования со стороны властей. Соседи, по сообщению полиции, пожаловались на шумную вечеринку, которую устроил Сахаров накануне вечером. Сахаров рассказал Дреллу, что «шумом» было домашнее оперное пение двух звезд миланского оперного театра «Ла Скала», гастролирующего в Москве, которые неожиданно зашли к нему домой, чтобы выразить свое восхищение. По их словам, самым лучшим способом было спеть – что они и сделали.

Два года спустя Дрелл и Сахаров встретились снова на научной конференции в Тбилиси, грузинской столице. Они разговаривали часами о физике, контроле над вооружениями, правах человека и литературе в ходе нескольких неофициальных обедов, ужинов и чаепитий. В частном дневнике Дрелл отмечал, что Сахаров и его жена Елена Боннэр «считают Фолкнера величайшим американским писателем; «Один день Ивана Денисовича» – это самая лучшая книга Солженицына; «Раковый корпус» – следующая, а его Гулаг [ «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына] важнее всего для истории».[310]310
  Описание поездок Сидни Дрелла, 6 августа 1976 года, Архивы Гуверовского института, досье Сидни Дрелла.


[Закрыть]

Дрелл согласился провезти кое-какие диссидентские бумаги на Запад и сложил их вместе со своими собственными записями в свой багаж, спрятав, среди прочего, в свои носки. «Мне понадобился почти целый час для того, чтобы найти разные письма и документы, разложенные среди моих других материалов и на мне самом, которые я вывозил, потому что я их так хорошо спрятал», – отмечал он.[311]311
  Описание поездок Сидни Дрелла, 6 августа 1976 года, Архивы Гуверовского института, досье Сидни Дрелла.


[Закрыть]

Для Дрелла Сахаров был святым – ученый и человек совести и мужества, готовый бросить вызов Кремлю. Однажды он назвал его «великим ученым и красноречивым и смелым оратором, выступающим за права человека, непокорным и твердым человеком небывалого мужества и разумности, деятельный пример борца за свободу и достоинство человеческого духа».[312]312
  Высказывания Сидни Дрелла в Рокфеллеровском университете 1–2 мая 1981 года, Архивы Гуверовского института, досье Сидни Дрелла.


[Закрыть]

Сахарову была присуждена Нобелевская премия мира в 1975 году, однако Кремль не позволил ему отправиться в Норвегию для ее получения. В 1980 году секретная полиция КГБ выселила его из московской квартиры и отправила в Горький, промышленный город, закрытый для иностранцев, куда он был сослан на следующие шесть лет. Хотя он фактически был под домашним арестом и без телефонной связи, Сахаров сумел передавать письма и материалы в Вашингтон через членов своей семьи и друзей. Дрелл поддержал его дело с большим запалом. В направленном им потоке писем и петиций коллегам-ученым, в Белый дом, Конгресс и в Кремль, в выступлениях на международных конференциях Дрелл стал одним из самых преданных защитников Сахарова. Однажды по какому-то поводу в декабре 1981 года он объявился без приглашения в советском консульстве в Сан-Франциско вместе с Полом Флори, коллегой из Стэнфорда, чтобы вручить заявление в поддержку Сахарова. Его просьбы за воротами были такими настойчивыми, что русские в конце концов пригласили его внутрь на короткую, но безрезультатную беседу.

Сахаров, который несколько раз объявлял изнурительные голодные забастовки в Горьком для того, чтобы выразить протест по поводу его ссылки, с признательностью использовал связь с Дреллом, чтобы обратиться к иностранным ученым и руководителям. В 1983 году он подготовил статью «Опасность термоядерной войны», которая была представлена в виде открытого письма Дреллу и перепечатана в журнале «Форин афферз».[313]313
  Andrei Sakharov, «The Danger of Thermo-Nuclear War: An Open Letter to Dr. Sidney Drell», Foreign Affairs 61, no. 5 (Summer 1983).


[Закрыть]

Эти два человека не всегда соглашались по вопросам контроля над вооружениями. В статье в «Форин афферз» Сахаров предлагал одобрить с оговорками американский план строительства ракет MX, рассматривая его как шаг, который в конце концов придаст стимул переговорам по ядерным вооружениям. Дрелл не соглашался, полагая, что новые виды оружия привнесут новый элемент нестабильности в советско-американское ядерное противостояние, поскольку окажутся уязвимыми в случае советского удара.[314]314
  Письмо Сидни Дрелла Андрею Сахарову от 20 сентября 1983 года, Архивы Гуверовского института, досье Сидни Дрелла.


[Закрыть] Он сказал Сахарову об этом в письме. Сахаров в Горьком с большим трудом отслеживал кампанию, которую вел Дрелл от его имени в передачах радиостанции «Свободная Европа», преодолевая помехи, чинимые советскими властями. Сахаров был очень признателен за поддержку. В датированном 1 июня 1981 года письме, которое было переправлено на Запад друзьями, он писал:

Дорогой Сидни!

На этот раз я хочу написать тебе не «открытое» письмо, а самое обычное и поблагодарить тебя от всего сердца.

Люся [Елена] и я продолжаем верить, что в том бесконечно далеком мире, в который отправились наши дети и в котором они живут сейчас, есть люди (их совсем немного), не забывшие их или нас, ты один из них. Я ощущаю это почти физически, вижу тебя своим мысленным взором в твоем клетчатом костюме (хотя ты, возможно, одет сейчас совсем по-другому). Мы не знаем, что произойдет, и очень обеспокоены. С того времени как у меня украли портфель, я больше не занимаюсь наукой. У меня нет на это ни сил, ни времени. Так или иначе, но надо как-то восстановить украденное, и у меня складывается такое чувство, что мне надо поторопиться. Пока-пока. Всех благ.

Несмотря на все препоны, оба ученых также продолжали сопоставлять записи по физике. «В Тбилиси ты как-то задал мне оставшийся в памяти вопрос (возможно, то были размышления вслух), почему заряд протона точно равен заряду позитрона», – писал Сахаров в письме, переправленном в конце 1981 года.[315]315
  Письмо Андрея Сахарова Сидни Дреллу от 8 декабря 1980 года, Архивы Гуверовского института, досье Сидни Дрелла.


[Закрыть] Сахаров продолжал выяснять этот вопрос в деталях, включая несколько сложных математических уравнений.

Дрелл был сильно взволнован, в декабре 1986 года получив известие о том, что Михаил Горбачев решил освободить Сахарова и разрешить ему вернуться в Москву. Он написал Сахарову в конце месяца: «Довелось услышать чудесную новость о том, что вы сейчас уже вернулись в свою квартиру в Москве и готовы и в состоянии снова возобновить нормальное существование. Это самая лучшая новость за долгое время для многих ваших друзей».[316]316
  Письмо Сидни Дрелла Андрею Сахарову от 23 декабря 1986 года, Архивы Гуверовского института, досье Сидни Дрелла.


[Закрыть] Дрелл был рад получить приглашение посетить Москву от советской Академии наук вскоре после освобождения Сахарова и встретился со своим другом в Москве в мае 1987 года. Оба вновь встретились в Стэнфорде в августе 1989 года. К тому времени Сахаров стал самым откровенно высказывающимся членом советского парламента, открыто бросающим вызов Горбачеву и коммунистической партии. Быстрая трансформация Сахарова из диссидента, которому заткнули рот, в политика и глас народа была мощным сигналом перемен, которые Горбачев поощрял в советском обществе. Сахаров умер через несколько месяцев после их стэнфордской встречи.

Дрелл вплоть до сегодняшнего дня вспоминает Сахарова с теплотой и любовью. Когда-нибудь он будет вспоминать строки, которые написал для некролога: «Андрей Сахаров был одним из тех очень редких людей в истории, о которых можно сказать, как сказал Анатоль Франс в надгробной речи на похоронах Эмиля Золя, отмечая его настойчивость и эффективность в стремлении к справедливости в деле Дрейфуса: “Его судьба и его храбрость соединились и наделили его величайшей из судеб. Он был явлением совести человечества”.[317]317
  Drell and Kapitza, eds., Sakharov Remembered, p.x.


[Закрыть]

Сахаров был также человеком, который указал Дреллу путь к достижению цели ядерного разоружения.