Текст книги "Сумма теологии"

Относительно второго следует рассмотреть такое положение: считается, что истина есть не только в соединяющем и отделяющем интеллекте. Ведь Философ говорит в третьей книге «О душе» (430b 27): подобно тому как чувства всегда истинны в отношении свойственного им чувственно воспринимаемого, так и интеллект всегда истинен в отношении «того, что есть». Но соединения и отделения нет ни в чувстве, ни в интеллекте, познающем «то, что есть». Следовательно, истина не только в соединении и отделении, осуществляемых интеллектом.

Соединяющий и отделяющий интеллект, то есть составляющий субъектно-предикатные конструкции, утвердительные или отрицающие.

2. Кроме того, Исаак говорит в книге «Об определениях», что истина – соответствие вещи и интеллекта. Но вещам может соответствовать как интеллект, постигающий сложное, так и постигающий простое; точно так же и чувство, ощущающее вещь так, как она есть. Следовательно, истина не только в соединяющем и отделяющем интеллекте.

Исаак Израэли (845–940), иудейский врач и философ, живший в Египте, главный труд – «Книга определений», над комментарием к ней Фома работал в конце жизни. Фома приписывает Израэли приводимое определение истины, но на самом деле это высказывание Авиценны, которое затем анонимно цитировалось Вильгельмом Оксерским, Александром Гальским, Филиппом Канцлером и др.

Но этому противоречит то, что говорит Философ в шестой книге «Метафизики» (1027b 27): относительно простого и «того, что есть» не существует истины, ни в разуме, ни в вещах.

Отвечаю: следует сказать, что, как говорилось ранее (q. 16, a. 1), истинное есть, согласно своему первичному смыслу, в интеллекте. Но так как всякая вещь истинна согласно тому, что она имеет форму, свойственную ей по природе, то необходимо, чтобы и интеллект, коль скоро он познающий, был истинным, когда он обладает подобием познанной вещи, которое становится его формой в процессе познания. По этой причине истина определена согласно сообразию интеллекта и вещи. Поэтому познать это сообразие – значит познать истину. Но ее никоим образом не познает чувство. Ведь хотя зрение обладает подобием видимого, все же оно не познает соотношения, которое есть между увиденной вещью и тем, что оно само приняло от нее. Интеллект же может познать собственное сообразие с умопостигаемой вещью; но он не постигает его, когда он познает о чем-то «то, что оно есть». Однако когда он судит, что с вещью обстоит дело так, что она как бы есть эта форма, которую он постиг относительно этой вещи, то лишь тогда он познает и высказывает истину. И это он делает, соединяя и отделяя: ведь в каждом предложении он или прилагает к некоей вещи, обозначенной как субъект, некоторую форму, обозначенную как предикат, или отделяет ее: и из этого ясно видно, что чувство истинно по отношению к любой вещи, как и интеллект, когда он познает «то, что есть»; но не в том смысле, что он познает или утверждает истину. Подобным образом происходит с несоставными речами. Поэтому истина может быть в чувстве или в интеллекте, познающем «то, что есть», как в некоторой истинной вещи, но не как познанное в познающем, что подразумевает имя «истинное»; ведь совершенство интеллекта есть истинное как познанное. И поэтому, говоря в собственном смысле, истина есть в соединяющем и отделяющем интеллекте, но не в чувстве и не в интеллекте, познающем «то, что есть».

И из этого следует разрешение возражений.

Относительно третьего следует рассмотреть следующее положение: считается, что истинное и сущее – необратимы. Ведь истинное, в собственном смысле, есть в интеллекте, как сказано (q. 16, a. 1), но сущее же – в вещах; следовательно, они необратимы.

2. Кроме того, то, что распространяется на сущее и на не-сущее, необратимо с сущим. Но истинное распространяется и на сущее и на не-сущее; поскольку истинно положение «то, что есть – есть»; и «то, что не есть – не есть». Следовательно, кажется, что «истинное» и «сущее» необратимы.

3. Кроме того, то, что соотносится как первичное и последующее, по-видимому, необратимо. Но истинное, как кажется, первичнее сущего, ведь сущее постигается только на основании истинного. Следовательно, кажется, что они необратимы.

Но этому противоречит то, что говорит Философ в первой книге «Метафизики» (993b 30): «То же самое расположение вещей в бытии и в истине».

Отвечаю: следует сказать, что, подобно тому как благое имеет смысл желаемого, так же и истинное имеет отношение к познанию. Но насколько что-либо имеет от бытия, настолько оно познаваемо. Поэтому говорится в третьей книге «О душе» (431b 21), что благодаря чувству и интеллекту «душа, некоторым образом, есть всё». И поэтому как благое обратимо с сущим, так и истинное. Но как благое добавляет к сущему смысл «желаемого», так и истинное добавляет соотношение с интеллектом.

1. Относительно первого следует сказать, что истинное есть и в вещах, и в интеллекте, как сказано (q. 16, a. 1). Но истинное, которое есть в вещах, обратимо с сущим в отношении субстанции, в то время как истинное, которое есть в интеллекте, обратимо с сущим, как проявляющееся с явленным – это относится к смыслу истинного, как уже сказано. Хотя можно сказать, что сущее также есть в вещах и в интеллекте, как и истинное; но надлежит истинному быть изначально в интеллекте, сущему же – изначально в вещах; и это происходит так, потому что истинное и сущее отличаются по смыслу.

2. Относительно второго следует сказать, что не-сущее не имеет в себе того, благодаря чему оно познавалось бы; все же оно познается настолько, насколько интеллект делает его познаваемым. Поэтому истинное утверждается о не-сущем, поскольку не-сущее есть некое сущее в разуме, – то есть постигнутое разумом.

3. Относительно третьего следует сказать: когда говорится, что сущее может быть постигнуто только рассматриваемое как истинное, то это может быть понято двояко. Во-первых, может пониматься так, что сущее постигается, только если из постижения сущего возникает его смысл как истинного; и в этом случае сказанное истинно. Во-вторых, может пониматься так, что сущее может постигаться, только если постигнут его смысл как истинного; и это ложно. Но истинное может постигаться, только если оно постигается в смысле сущего; поскольку сущее подпадает под смысл истинного. И, подобно этому, когда мы сравниваем умопостигаемое с сущим; ведь сущее не может пониматься, не будучи умопостигаемым. Но все же сущее может пониматься так, что не понимается его умопостигаемость. И, сходным образом, познанное сущее – истинно, но не всегда при постижении сущего может быть постигнуто истинное.

Относительно четвертого следует рассмотреть положение: считается, что благое первичнее истинного по смыслу. Ведь то, что универсальнее, то первичнее по смыслу, как ясно из первой книги «Физики» (189a 5). Но благое более универсально, чем истинное, ведь истинное есть некое благо, а именно, в интеллекте. Следовательно, благое первичнее истинного по смыслу.

2. Кроме того, благое есть в вещах, но истинное в соединении и отделении, осуществляемых интеллектом, как сказано (q. 16, a. 2). Но то, что есть в вещи, первичнее того, что в интеллекте. Следовательно, благое первичнее истинного по смыслу.

3. Кроме того, истина есть некий вид добродетели, как ясно из третьей книги «Этики» (Аристотель, Никомахова этика, 1127a 29). Но «добродетель» заключается в «благом»; ведь существует, как говорит Августин (О свободном произволении, II, 19), благое качество ума. Следовательно, благое первичнее, чем истинное.

Но этому противоречит следующее: то, что есть в большем числе вещей, то первичнее по смыслу. Но истинное есть в том, в чем нет благого, как, например, в математике. Следовательно, истинное первичнее по смыслу, чем благое.

Отвечаю: следует сказать, что, хотя благое и истинное обращаются с сущим относительно их носителя, все же они отличаются по смыслу. И поэтому истинное, говоря в абсолютном смысле, первичнее, чем благое, что ясно из двух оснований. Во-первых, из того, что истинное ближе к сущему, которое первичнее, чем благое, ведь истинное относится к своему бытию просто и непосредственно, а смысл «благого» следует из сущего, поскольку сущее некоторым образом совершенно – ведь таково желаемое. Во-вторых, это явствует из того, что познание по природе предшествует желанию. Следовательно, поскольку истинное относится к познанию, а благое – к желанию, то на этом основании истинное должно быть первичнее по смыслу, чем благое.

1. Относительно первого следует сказать, что воля и интеллект взаимосвязаны: ведь интеллект понимает волю, а воля желает, чтобы интеллект понимал. Следовательно, среди того, что относится к объекту воли, заключено также и то, что относится к интеллекту; и наоборот. Поэтому в порядке желаемого благое существует как универсальное, а истинное – как частное, в то время как в порядке умопостигаемого – наоборот. Таким образом, из того, что истинное есть нечто благое, следует то, что благое первичнее в порядке желаемого, но не то, что оно просто первичнее.

2. Относительно второго следует сказать: нечто первичнее по смыслу, поскольку оно первичнее попадает в интеллект. Но интеллект постигает прежде всего само сущее; во-вторых, он постигает то, что он постигает сущее; и в-третьих, он постигает, что он желает сущее. Поэтому смысл сущего – первый, смысл истинного – второй, и смысл благого – третий; хотя благое – в вещах.

3. Относительно третьего следует сказать, что добродетель, о которой говорится, что она истина, – не есть истина вообще, но некоторая истина, согласно которой человек показывает словом и делом, каков он. Но об истине «жизни» говорится в частном смысле, потому что человек исполняет в своей жизни то, к чему он направлен божественным интеллектом; ведь, как уже сказано (q. 16, a. 1), истина существует и в других вещах. Истина же «справедливости» есть то, согласно чему человек соблюдает то, что надлежит по отношению к ближнему, согласно порядку закона. Следовательно, нельзя вести доказательство от этих частных истин к истине вообще.

Относительно пятого следует рассмотреть положение: считается, что Бог – не истина. Ведь истина существует в соединении и отделении, осуществляемых интеллектом. Но в Боге нет ни соединения, ни отделения. Следовательно, в Нем нет истины.

2. Кроме того, истина, согласно Августину в книге «Об истинной религии» (36), есть сходство с основанием. Но в Боге нет сходства с основанием. Следовательно, в Боге нет истины.

3. Кроме того, все, что сказано о Боге, говорится о Нем как о первопричине всего; так, например, бытие Бога – причина всякого бытия; Его благость – причина всего благого. Следовательно, если истина – в Боге, то все истинное было бы от Него. Но истинно, что некто грешит; следовательно, это было бы от Бога; что, как очевидно, ложно.

Но этому противоречит то, что сказано у Иоанна (Ин. 14, 6): «Я есмь путь и истина и жизнь».

Отвечаю: следует сказать, что, как говорилось (q. 16, a. 1), истина обнаруживается в интеллекте потому, что он постигает вещь как она есть, и в вещи потому, что она имеет бытие, сообразуемое с интеллектом. Но в самой большой степени она находится в Боге. Ведь Его бытие не только сообразуется с Его интеллектом, но оно само есть то, что себя познает, и Его познание есть мера и причина всякого другого бытия и всякого другого интеллекта и Он Сам есть Свое бытие и познание. Отсюда следует, что не только в Нем есть истина, но что Он Сам – высшая и первая истина.

1. Относительно первого следует сказать, что хотя в божественном интеллекте нет ни соединения, ни отделения, все же Он простым действием интеллекта судит обо всем и познает все в совокупности; и, таким образом, истина есть в Его интеллекте.

2. Относительно второго следует сказать, что истина нашего интеллекта есть то, согласно чему он сообразуется со своим основанием, то есть с вещами, от которых он получает познание. Истина же вещей есть то, согласно чему они сообразуются с их основанием, а именно с божественным интеллектом. Но этого нельзя сказать, говоря в собственном смысле о божественной истине; разве что, возможно, согласно тому, что истина принадлежит Сыну, Который имеет основание. Но если мы говорим об истине в сущностном смысле, то это можно понять, только если утвердительное высказывание разъяснять отрицательным, то есть когда говорится: «Отец есть от Себя, потому что Он не есть от другого». Подобно этому божественная истина может быть названа «сходством с основанием», поскольку Его бытие не отлично от его интеллекта.

3. Относительно третьего следует сказать, что не-сущее и лишенность не имеют истины сами по себе, но только в интеллектуальном постижении. Но всякое интеллектуальное постижение – от Бога. Поэтому вся истина, которая есть в том, что я говорю: «То, что некто прелюбодей, – истинно» – всецело от Бога. Но если из этого делается вывод: «Следовательно, причина, по которой этот человек прелюбодействует, – Бог», то происходит ошибка акцидента.

Ошибка акцидента – название логической ошибки, когда случайный признак отождествляется с существенным признаком.

Относительно шестого вопроса следует рассмотреть такое положение: считается, что есть только одна истина, согласно которой все истинно. Ведь, согласно Августину (О Троице, XV, 1), «нет ничего превышающего человеческий ум, кроме Бога». Но истина больше, чем ум человека, иначе ум судил бы об истине, в то время как он судит обо всем согласно истине, а не согласно себе самому. Поэтому только Бог есть истина. Следовательно, нет никакой другой истины, кроме Бога.

2. Кроме того, Ансельм говорит в книге «Об истине» (13): «Как время относится к временным вещам, так и истина относится к истинным вещам». Но есть только одно время для всех временных вещей. Следовательно, есть истина, в соответствии с которой все вещи истинны.

Но этому противоречит то, что говорится в Псалме (Пс. 11, 2): «Истины раздроблены среди сынов человеческих».

Отвечаю: следует сказать, что в одном смысле истина, посредством которой все вещи истинны, – одна, но в другом смысле – нет. Для того чтобы сделать это ясным, следует знать, что когда что-либо сказывается о многих вещах унивокально, то оно находится в каждой из них согласно собственному основанию, например, «животное» находится в каждом виде животного. Но когда что-либо сказывается о многих вещах по аналогии, то оно находится согласно собственному основанию только в одной из них, от которого именуются остальные. Так, например, «здоровое» говорится о живом существе, о моче и о лекарстве, но здоровье есть только в живом существе; однако от здоровья живого существа и лекарство именуется «здоровым», поскольку оно воздействует на его здоровье, и моча именуется «здоровой» поскольку она указывает на его здоровье. И хотя «здоровья» нет ни в лекарстве, ни в моче, все же в них имеется нечто, посредством чего одно сотворяет здоровье, а другое – указывает на него. Но уже сказано (q. 16, a. 1), что истина первично есть в интеллекте и вторичным образом в вещах, согласно тому, что они относятся к божественному интеллекту. Следовательно, если мы говорим об истине, поскольку она существует в интеллекте, согласно надлежащему основанию, то во многих сотворенных интеллектах суть многие истины и даже в одном и том же интеллекте суть многие истины, согласно множественности познанного. Поэтому глосса на упомянутый Псалом (Петра Ломбардского): «Истины раздроблены среди сынов человеческих» поясняет, что как много подобий отражено от одного лица человека в зеркале, так много истин отражено от одной божественной истины. Но если же мы говорим об истине, согласно тому, что она есть в вещах, то все они суть истинны благодаря одной первичной истине, с которой каждая из них уподобляется согласно своей сущности. И, таким образом, хотя сущностей или форм вещей – множество, все же одна истина божественного интеллекта, сообразно с которой все вещи именуются «истинными».

1. Относительно первого следует сказать, что душа судит обо всех вещах не согласно любой истине, но согласно первичной истине, поскольку она отражена в душе как в зеркале, в соответствии с первичным умопостигаемым. Из этого следует, что первичная истина больше, чем душа. И все же даже сотворенная истина, которая есть в нашем интеллекте, больше, чем душа, но не просто, а в некотором отношении, – насколько она есть ее совершенство; так и о знании можно было бы сказать, что оно больше, чем душа. Все же истинно, что ничто субсистентное не больше, чем разумная душа, кроме Бога.

2. Относительно второго следует сказать, что высказывание Ансельма истинно согласно тому, что о вещах говорят, что они истинны в их соотношении с божественным интеллектом.

Относительно седьмого вопроса следует рассмотреть такое положение: кажется, что сотворенная истина – вечна. Ведь говорит Августин в книге «О свободном произволении» (II, 8), что нет ничего более вечного, чем понятие круга и того, что два и три – пять. Но их истина – сотворенная. Следовательно, сотворенная истина – вечна.

2. Кроме того, все, что есть всегда, – вечно. Но универсалии суть везде и всегда. Следовательно, они вечны. Следовательно, и истинное, как наиболее универсальное.

3. Кроме того, то, что истинно в настоящем, всегда было в прошлом истинным относительно своего будущего. Но как истина положений о настоящем – сотворенная истина, так и истина положений о будущем. Следовательно, некоторая сотворенная истина – вечна.

4. Кроме того, все, что не имеет начала и конца, – вечно. Но истина высказываемого не имеет начала и конца. Ведь если истина началась, а ранее не была, то было бы истинным, что истины нет, и некоторая истина была бы истинной, и так истина была бы раньше своего начала. И, сходным образом, если полагается, что истина имеет конец, следует, что если бы она исчезла, то было бы истинным, что истины – нет. Следовательно, истина вечна.

Но против: только Бог вечен, как сказано выше (q. 10, a. 3).

Отвечаю: следует сказать, что истина высказываемого есть не что иное, как истина интеллекта. Ведь высказываемое находится и в интеллекте, и в слове. Согласно же тому, что оно в интеллекте, оно имеет истину само по себе, но согласно тому, что оно в слове, оно называется истинным, поскольку обозначает некоторую истину интеллекта, а не поскольку существует некая истина в высказываемом как в субъекте. Подобно тому как моча называется здоровой не от здоровья, которое было бы в ней, а от здоровья живого существа, которое она обозначает, так и выше сказано (q. 16, a. 1), что вещь называется истинной от истины интеллекта. Поэтому если бы не было никакого вечного интеллекта, то никакая бы истина не была бы вечной. Но поскольку только божественный интеллект вечен, то истина имеет вечность только в нем. И из этого не следует, что вечно нечто другое, помимо Бога, поскольку истина божественного интеллекта есть сам Бог, как сказано выше (q. 16, a. 5).

1. Относительно первого следует сказать, что понятие круга и то, что два и три – пять, имеет истину в божественном уме.

2. Относительно второго следует сказать: то, что нечто может быть всегда и везде, можно понимать двояко. Во-первых, поскольку оно обладает в себе тем, что оно распространяется на все времена и места – так Богу подобает бытие везде и всегда. Во-вторых, поскольку оно не имеет в себе того, чем бы оно определялось к некоторому месту или времени – так первая материя называется единой не оттого, что имеет единую форму, как человек един единством единой формы, но посредством отделения всех отличающих форм. И, таким образом, о какой-либо универсалии говорится, что она везде и всегда, поскольку универсалия абстрагируется от «здесь и теперь». Но из этого не следует, что ее бытие вечно, иначе как в интеллекте, если есть некий вечный интеллект.

3. Относительно третьего следует сказать: то, что есть теперь, было будущим, прежде чем оно стало в настоящем, поскольку то, что оно будет, было в его причине. Поэтому, если бы причина была устранена, оно не было бы будущим. Но только первая причина – вечна. Поэтому из того, что нечто есть, не следует, что всегда было истинным его бытие в будущем, иначе как если есть вечная причина того, чтобы оно было в будущем. Таковая же причина – только Бог.

4. Относительно четвертого следует сказать: поскольку наш интеллект не вечен, то и истина высказываемого, которое формируется нашим интеллектом, не вечна, но некогда началась. И, прежде чем такого рода истина появилась, не истинно было бы говорить, что такая истина есть, кроме как об истине божественного интеллекта, в котором одном истина – вечна. Но теперь истинно говорить, что истина не существует, и это истинно той истиной, которая теперь в нашем интеллекте, а не истиной в сфере вещей. Ведь эта истина о не-сущем; не-сущее же получает то, что оно истинно, не от себя, но только от интеллекта, постигающего его. Поэтому настолько истинно говорить, что истины не было, насколько мы схватываем ее небытие как предшествующее ее бытию.