Текст книги "Друиды"

Глава V
Учение и истоки друидизма[430]430
  Отношение кельтов к письменности не исследовано еще достаточно ясно. Произведен, в основном, сбор документов. Об огамах см.: M. Calder, «Auraicept na nEces. The Scholar Primer». – Edimbourg, 1917; R. A. s. Macahster, «The secret Languages of Ireland», – Cambridge (G.-B.), 1937; G. Dumézil, «Le vivant et le mort, la tradition druidique et l'écriture», «Et. celt.», 6, 82-116; Lucien Gerschel, «Origine et premier usage des caractères ogamiques», – «Ogam», IX, 151 sqq.
  Кельтская вера в бессмертие души также пока находится в стадии предварительного изучения: G. Dottin, «La croyance à l'immortalité de l'âme chez les anciens Irlandais», – «RHR», 14, 53–66; Anatole Le Braz, «La légende de la mort chez les Bretons annoricains» – Paris, 1945 (Введение Ж. Доттена); Fernand Benoit, «Le monde de l'«Au-Delà» dans les représentations celtiques», – «Ogam», VII, 27–32. Фундаментальным трудом, несмотря на имеющиеся в нем лакуны, остается: Kuno Meyer et Alfred Nutt, «The Voyage of Bran Son of Febal to the Land of the Living and old Irish Saga. With an essay upon the Irish Vision of the Happy ofherworld and the Celtic Doctrine of Re-Birth» – Londres, 1895–1897, 2 vol.
  Об островах на севере мира говорится в: Th. M. Th. Chotzen, op. cit., 255–274.
  Пространственная ориентация хорошо исследована в: Joseph Cuillandre, «La droite et la gauche dans l'orientation bretonne», – «Melanges J. Loth», – Rennes-Paris, 1927; «La répartition des aires dans la rose des vents bretonne et l'ancienne conception du monde habité en longitude», Rennes, 1943; «La droite et la gauche dans les poèmes homériques en concordance avec la doctrine pythagoricienne et avec la tradition celtique», Paris, 1944. Единственный ирландский трактат, посвященный этому вопросу, ничего не может прояснить, т. к. он чисто технического характера (к тому же написанный в чисто средневековой манере), см. Maura Power, «An Irish Astronomical Tract, Irish Texts Society», XIV, Dublin, 1927.


[Закрыть]

Доктрина друидов, предмет этого учения, сохранявшегося столькие годы, почти полностью неизвестна нам: те, кто обладали знаниями, не записывали того, что знали. Мы попытаемся здесь понять причины подобной неприязни к записи, а затем обратимся к некоторым дошедшим до нас основным идеям.

Трудно исследовать доктрину друидов, основанную на системе передачи табуированных знаний. «Доктрина» – слово даже слишком сильное, чтобы обозначить то немногое, что нам известно. К тому же, что скрывало за собой наименование «друидизм» в кельтской античности? Классические авторы лишь весьма неполно отвечают на этот вопрос.[431]431
  К примеру, Диоген Лаэртский, «Vitae», Intro, 5: «Сторонники варварского происхождения философии описывают и то, какой вид она имела у каждого из народов. Гипнософисты и друиды, по их словам, говорили загадочными изречениями, учили чтить богов, не делать зла и упражняться в мужестве». Diog. Laert. Vitae. intro, 5. – Цитата дается по: Диоген Лаэртский / О жизни, учении и изречениях знаменитых философов // Пер. М. Л. Гаспарова // Под ред. Лосева А. Ф., М. 1998.


[Закрыть] Несомненно лишь то, что, исходя из первого значения ирландского слова «druidechta», оно объединяло в себе совокупность представлений, связанных с духовным авторитетом, включая сюда, – что для Древнего Мира есть черта весьма необычная – и нравственные понятия.[432]432
  См. Albert Bayet, La morale des Gaulois, Paris, passim.


[Закрыть]

Нам тяжело судить об этом сегодня, когда в нашем распоряжении имеются лишь разрозненные сведения и современные критерии объединения, из которых наиболее неадекватным, безусловно, является использование письменности, письменное оформление. Это последнее, на взгляд древних кельтов, было неспособно играть роль хранилища знания, каковую мы признаем ныне за письменным документом; равно как не могло оно и стать тем средством передачи знания последующим поколениям, каковое человек XX столетия видит в «книге». Отсутствие записи, подтверждаемое Цезарем,[433]433
  Caes. В. G., VI, 14, приведено нами на стр. 96 наст, изд.


[Закрыть] должно побудить нас к известной осторожности в исследовании.

«Мне кажется (mihi videntur)», – осмотрительно пишет Цезарь, – когда отмечает, что друиды не пишут, и он прав, употребляя такой оборот, поскольку он ошибается относительно существа проблемы. То, что друиды не использовали записи в делах религиозных, совсем не означает, что они не знали письменности. Отсутствие галльских текстов – факт, совершенно не зависящий от того культурного уровня, которого достигла кельтская цивилизация в Галлии, и сам Цезарь свидетельствует о том, что гельветы греческими буквами помечали на табличках для письма, которые были обнаружены в их лагере, результаты собственной переписи.[434]434
  Caes. В. G., I, 29.


[Закрыть] Нам известно, также, что послание умершим писали на табличках по-гречески и бросали их в погребальный костер.[435]435
  Pomp. Mela, III, 2, 18, 19.


[Закрыть] Наконец, галльские монеты часто имеют на себе теонимы, написанные по-гречески.

Письменность вовсе не была друидам неведома, и нет никаких оснований полагать, что употребление ее было запрещено неким друидическим «постановлением». Если бы это было так, то, с точки зрения Цезаря, мы могли бы, на худой конец, иметь систему счета гончаров из Ла-Грофесенка,[436]436
  Изобретших галльские простые числа от одного до десяти, см. Ch. J. Guyonvarc'h, «Les adjectifs numéraux en celtique», – «Ogam», X, 83 sqq. et 169 sqq.


[Закрыть] но у нас не было бы ни одной надписи. Тем не менее, Галлия представляет нам их, – в небольшом количестве, написанные по-галльски, разумеется, с трудом читаемые и труднопереводимые, но безусловно кельтские, по своему характеру. Значительная часть дешифрованных текстов – чаще всего, записанных греческим письмом, – по содержанию относятся к погребальной сфере кельтской религии.[437]437
  В них обнаруживаются теонимы: Таранис (Taranis), Белизама (Belisama), Бригантин (Brigantia), Беленое (Веlenos), Экуетис (Ucuelis), Анвалоннакос (Anvalonnacos) и др.


[Закрыть] С другой стороны, было бы крайне странно, если бы кто-то пожелал систематически препятствовать приобщению к истине целой части общества' кельтская цивилизация была либеральной, поскольку всякий человек, отвечавший известным требованиям, мог получить друидическое образование, даже если он сам не становился друидом.

Итак, следует полагать, что и в Галлии, и в Ирландии друиды и их ученики не представляли собой парадоксальным образом эрудитов, не знавших письменности, но, напротив, прекрасно умели читать и писать. Письменности придавалось своего рода магическое значение, более значительное, нежели таковое было у речи; следовательно, она могла использоваться только в исключительных случаях. Тем не менее, имелась, по-видимому, и другая причина, более серьезная.

Фактически кельты почти ничего не писали. В Ирландии могли высечь несколько огамов на погребальной стеле, в крайнем случае – бросить письменный вызов противнику, как не раз делает это Кухулин в «Похищении…», или, наконец, наложить чары с помощью нескольких таинственных букв, но в целом почти что все происходило вербально, в устной форме: asbert in drui, «друид говорит…», и письменное проклятие являлось ужаснейшей санкцией, так что трактат о письменности («Auraicept» J, причисляет огамы к сфере связующего бога Огмы,[438]438
  См. Ch.-J. Guyonvarc'h, «Notes d'étymol. et de Lex., gaulois «Ograius», ir. «Ogma», – «Ogam», XII, 47–49.


[Закрыть] в то время как те триста пятьдесят коротких и длинных историй, которые должен был знать оллам, разумеется, были созданы не для чтения, но для рассказа их наизусть, для «сказа». Этим объясняется то, что многие ирландские тексты существуют в двух или трех вариантах, наиболее древние из которых редко бывают самыми длинными. Как указывает Ж. Дюмезиль, относящий проблему к индоевропейским временам: «…буддийские гатха Индии и авестийские гатха Ирана, наконец, весь ирландский эпос позволяют распознать в них один и тот же прототип: стихотворные пассажи в более или менее установленных – патетических, особо выразительных или просто важных местах (речи, диалоги, иногда – описания); но все остальное, то есть, повествование в целом, исполнено в прозе, подвижного характера, которую каждый рассказчик передавал на свой манер – удлиняя или сжимая свой рассказ, приукрашивая его, осовременивая, адаптируя… Возможно, что те многочисленные стихи, которыми друиды-ученики (скорее, разумеется, ученики-ватес) нагружали свою память, были стихами именно такого типа: не самодостаточными поэмами, но узлами, ритмическими ориентирами в прозаических повествованиях, традиционным в которых являлся только смысл».[439]439
  «RHR», 122, 132.


[Закрыть]

Отчего так происходило, зачем этот отказ от наиболее удобного способа, изобретенного людьми для того, чтобы освободить от лишнего труда свою память? Что за несовместимость была между традицией друидов и письменностью? Вот как, по-видимому, можно сформулировать это вкратце. Если письменность служит для закрепления религиозного положения и навечно, статически продлевает действие той или иной формулы, погребальной надписи, обязательства или проклятия, defixio или гейса, то реальная, активная, динамическая мысль, изменчивая, как жизнь, частью которой, наиболее тонкой и неуловимой, она является, не может и не должна применяться к таким обстоятельствам: «…в каждом поколении, – говорит далее Ж. Дюмезиль, – в каждом ученике знание обретает новое рождение, оно не вкладывается как некая сумма, оно облекается в форму, которая, сохраняя в себе его смысл и существенные черты, омолаживает и до некоторой степени актуализирует его…».[440]440
  Указ. соч., с. 125.


[Закрыть]

Всеобщее использование письменности зафиксировало во времени, привело бы к фиксации определенного момента времени и, следовательно, в определенном смысле, убило бы то, что должно было таким образом жить и возрождаться к жизни вечно.

Это оригинальное представление об опасности, которую таит в себе письменность, получает свое наивысшее объяснение в том, что, безусловно, является одним из наиболее значительных дошедших до нас аспектов традиции друидизма, – в вере в бессмертие души. Древние авторы единодушны в этом вопросе: помимо Цезаря,[441]441
  Caes. В. G., VI, 14, приведено нами на стр. 96 наст. изд.


[Закрыть] об этом пишет Лукан:

 
«По учению вашему тени не улетают от нас в приют молчаливый Эреба,
К Диту в подземный чертог: но то же дух управляет
Телом в мире ином; если гласите вы правду,
Смерть посредине лежит продолжительной жизни. Народы
Северных стран, в ошибке такой, должно быть, блаженны,
Ибо несноснейший страх – страх смерти их не тревожит.
Вот и стремится солдат навстречу мечу и охотно
Гибель приемлет в бою, не щадя возвращаемой жизни».[442]442
  Lucan. Tharsal., I, 450–458 – Пер. Л. Е. Остроумова // Марк Анней Лукан. Фарсалия или поэма о гражданской войне / Под ред. Ф. А. Петровского. М., 1993.


[Закрыть]
 

А вот что говорит по этому поводу Помпоний Мела: «Одно из учений, в которых они (друиды) наставляют, было распространено в народе, очевидно, для того, чтобы сделать людей храбрее на войне, коль скоро они знают, что души вечны, и что у умерших есть другая жизнь».[443]443
  Pomp. Mela, III, 3.


[Закрыть]

Тимаген у Аммиана Марцеллина произносит следующую фразу: «Презирая свойственное человеку, провозглашают души бессмертными».[444]444
  Атт Marc, XV, 9, 8.


[Закрыть]

Диодор Сицилийский утверждает то же самое: «У них (у кельтов) распространено мнение Пифагора, по которому души людей бессмертны и в течение определенного количества лет обретают жизнь в другом теле».[445]445
  Diod., V, 28, 6.


[Закрыть]

И наконец, Страбон: «Не только друиды, но и другие утверждают, что души и вселенная неразрушимы; но все же в конечном счете огонь и вода одержат верх над ними».[446]446
  Strabo, IV, 4. – Пер. Г. В. Стратановского.


[Закрыть]

Эти чрезвычайно сжатые по форме, скупые изложения учения, тем не менее, не свободны от тенденции к рационализации, свойственной классическим авторам: в вопросе о бессмертии души, равно как и в случае с письменностью, Цезарь и вслед за ним все остальные следствие принимают за изначальный умысел: друиды якобы проповедовали эту доктрину для того, чтобы вдохнуть в своих соотечественников могучий воинский пыл… Но война была для кельтов делом слишком обычным, слишком естественным, чтобы у друидов возникала жесткая необходимость заниматься разработкой аргументов психологического порядка.

Бессмертие души – вполне самодостаточный догмат. К тому же следует еще немало потрудиться, чтобы ясно разобраться в том, что передали нам древние авторы: по словам одних, душа удаляется жить в иной мир, согласно другим, она попросту меняет тело. Каково было мнение друидов по этому поводу? Бессмертие или метемпсихоз?

Островная литература, похоже, знает главным образом метемпсихоз:

 
«Ранее я пребывал во множестве форм,
перед тем, как обрел материальный облик
Я был узким, украшенным пестро мечом,
Я верю в то, что доступно зренью,
Я был в воздухе – каплей,
Я был самой блестящей из звезд,
Я был словом средь букв,
Я был книгой в начале ее сотворенья,
Я был вспышкою света…»[447]447
  Kad Godeu, ou Combat des arbrisseaux, – Ogam, V, 111.


[Закрыть]
 
 
«Я ветер на море,
Я волна в океане,
Я грохот моря,
Я бык семи схваток,
Я ястреб на скале,
Я капля росы,
Я прекрасный цветок,
Я свирепый вепрь,
Я лосось в реке…»[448]448
  Lebor Gabala, – Ogara, XII, 90. – Пер. С. В. Шкунаева «Из книги захватов».


[Закрыть]
 

Считалось, что один знаменитый мифологический персонаж пережил многочисленные реинкарнации, что послужило историческим или, скорее, историографическим целям: «Вся раса Партолона (первая из пяти рас, населявших Ирландию) погибла от болезни, за исключением одного единственного человека, Туана, сына Сдарна, сына Сера, сына брата отца Партолона. Бог облек его во множество форм, и он прожил со времен Партолона до времен Колум Килле; он поведал знания и историю, рассказал о завоеваниях Ирландии и о событиях, начиная с прихода Кессайр до тех времен. Именно с такой целью Бог сохранил его живым до времени святых, до тех пор, когда его назвали, наконец, Туаном, сыном Кайрелла, сына Муиредаха Муиндерга; вот в каких обликах он побывал: три сотни лет в облике человека, три сотни лет в облике дикого быка в пустынях; двести лет в облике дикого козла, триста лет в облике птицы, сотню лет в облике лосося. Один рыбак поймал его в свою сеть и отнес королеве, жене Муиредаха Муиндерга; она отведала лосося, и именно в ней был, наконец, зачат Туан. Знатоки рассказывают, что это был Финтан Финеолах…».[449]449
  Lebor Gabala, III, § 236.


[Закрыть]

Следует подчеркнуть тот важный факт, что кельтский метемпсихоз не носит всеобщего характера, как, к примеру, перерождение души во многих религиях Индии. В то время как в них ему подвержены все живые существа, ирландская легенда приписывает его лишь нескольким мифологическим или божественным существам,[450]450
  Ogam, XII, 77.


[Закрыть] заставляет менять облик и судьбу лишь нескольких предназначенных к тому персонажей, отмеченных особой миссией, потомков первозданного человека, носителей многочисленных аспектов истины и познания.[451]451
  Идея «реинкарнации» в иьдийском смысле чужда учению друидизма.


[Закрыть]

Совершенно иным по своей форме и по своему объему, соответственно, и по своему значению, является ирландское представление о потустороннем мире, в котором умершие ведут райское существование (Fir na mBeo, Fir na mBan, Mag Мог, Mag Mela),[452]452
  См. имя Meldi (Meaux), исследованное Хр. – Ж. Гийонварком, op. cit… – «Ogam», XI, 285–287.


[Закрыть] «Земля живых, Земля Женщин, Великая Равнина, Равнина Услады», чаще «Земля Молодых» (Tir па nog), – этот кельтский «рай» помещается очень далеко, к западу от Ирландии, за закатным солнцем, там, куда уходят мертвые. Иногда это даже «Земля Обетованная» (tir Tairngiri), где растет древо жизни.[453]453
  A. Nutt – К. Meyer, «the Voyage of Bran» I 226.


[Закрыть] Умершие обретают там завидную участь, по сравнению с долей живущих в этом мире: «Приятные и радостные игры – они веселятся перед пенящимся вином – мужчины и красивые женщины, за кустом – без греха и всякого беззакония.

По вершинам деревьев плывет – корабль среди крон – деревья полны сочных плодов – под носом твоего суденышка.

Деревья с цветами и плодами, – над которыми витает настоящий запах вина – деревья нестареющие и без изъяна, – листья у которых золотого цвета.

Мы с самого начала времен, – без старенья, без кладбищенской ямы, – мы не ждем возраста бессилья, – нас не поражают недуги».[454]454
  Ogam, IX, 307.


[Закрыть]

Именно поэтому в Другой Мир уходили так охотно. Смерть не являлась для древних кельтов ни избавлением от жизни, полной тягот и слез, ни воздаянием за множество дурных деяний. Она была, используя выражение Лукана, серединой долгой жизни; и наиболее изящным, одним из самых привлекательных сюжетов островной мифологической литературы был сюжет о богинях, которые приходят в поисках смертных и уводят в свое вечное блаженство тех, кому они подарили свою любовь.

Но счастливые обладатели этих божественных благ должны уберечь себя от ностальгии. Один из спутников Брана, описание «плавания» которого (Immram) представляет собой чрезвычайно любопытный текст, познал это на собственном печальном опыте: «Им казалось, что они пробыли там один года, а прошло уже много, много лет.

Тоска по дому охватила одного из них, Нехтана, сына Кольбрана. Его родичи стали просить Брана, чтобы он вернулся с ними в Ирландию. Женщина сказала им, что они пожалеют о своем отъезде. Они все же собрались в обратный путь. Тогда она сказала им, чтобы они остерегались коснуться ногой земли.

Они плыли, пока не достигли селения по имени Мыс Брана. Люди спросили их, кто они, приехавшие с моря. Отвечал Бран:

– Я Бран, сын Фебала.

Тогда те ему сказали:

– Мы не знаем такого человека. Но в наших старинных повестях рассказывается о Плавании Брана.

Нехтан прыгнул из ладьи на берег. Едва коснулся он земли Ирландии, тотчас же обратился в груду праха, как если бы его тело пролежало в земле уже много сот лет.

После этого Бран поведал всем собравшимся о своих странствиях с начала вплоть до этого времени. Затем он простился с ними, и о странствиях его с той поры ничего не известно».[455]455
  Ogam, IX, 309. – «Плавание Врана» // Пер. Л. А. Смирнова.


[Закрыть]

Итак, у нас нет причин сомневаться в том, что учение о бессмертии души и о бесконечно продолжающейся жизни в Другом Мире не является единственной традиционной доктриной друидов, которая была во всеобщем употреблении. Ирландские и уэльсские документы ясно показывают, что бессмертие души и метемпсихоз имели две смежные, но отличные друг от друга сферы приложения: бессмертие было обычным и естественным уделом человеческой души, тогда как реинкарнация и метемпсихоз выпадали на долю только исключительных личностей, имевших особое предназначение, мифилогических персонажей.

Нам остается лишь установить элементы различия – так же, как и сходства – в этих случаях реинкарнация, которая, по-видимому, не длилась бесконечно, но представляла собой простые кратковременные метаморфозы, зачастую добровольные и нередкие в повествованиях. Обитатели сида, которые обращаются в оленей, или в коров, или, чаще всего, в птиц;[456]456
  Ogam, X, 287 и далее.


[Закрыть] богиня войны, в зависимости от ситуации становящаяся либо рыжей коровой, либо угрем, либо вороной, – все они просто обладают даром перевоплощения; напротив, богиня Этайн, которая за тысячу двенадцать лет перед тем, как родиться дочерью Этара и стать супругой Эохаида Аирема, родилась дочерью Айлиля и была женой бога Мидера,[457]457
  Meyer-Nutt, The Voy. of Br., II, 47–53.


[Закрыть] явно демонстрирует случай метемпсихоза. Но и те и другие персонажи связаны с великой традицией религиозного зооморфизма, существовавшей у кельтов.[458]458
  См. Ogam, VII, с 101–122.


[Закрыть] При этом речь не может идти о тотемизме, – приписывание его кельтам всегда основано на ложных аналогиях. Не следует так же смешивать, как это иногда делают, зооморфизм и зоолатрию. Кельты почитали коня вовсе не потому, что одно из кельтских божеств имело облик этого животного. Если друид оборачивается коровой, то это происходит не ради шутки, но в особо тяжелых обстоятельствах и лишь потому, что его сан ставит его выше положения и пределов возможностей обычного человека. По словам Помпония Мелы, жрицы острова Сейн также приписывали себе такую привилегию. Они говорили, что могут «принять облик любых животных, каких захотят» (seque in quae selint animalia vertere).[459]459
  Pomp. Mela, III, 6.


[Закрыть]

Здесь самое место упомянуть об определении, даваемом в «Соответствие имен» (§ 149), где проводится различие между теми, кто обрабатывает землю (trebhta, «земледельцы»), и теми, кто обладает тем или иным искусством (aes dana «артисты» или «ремесленники»). Оседлые земледельцы – это «не-боги» (andee), иными словами, они соответствуют индийским вайшьям;[460]460
  См. G. Dumézil, «J.M.Q.», I, passim. Вайшьи составляют третий, производительный класс в рамках системы трехчастного социального деления в Индии.


[Закрыть] ремесленники, или «люди искусства», как их также называют, согласно другому буквальному переводу термина «aes dana», являются «богами» (dee). Поэтому Кухулин вправе обратиться к Морриган следующим образом: «Да будешь ты благословлена богами и не-богами» ((bennacht de; ande; fort).[461]461
  Lebor na hUidre, 77а, 40, и см. Lebor Gabala, § 307.


[Закрыть] В Ирландии и, разумеется, в Галлии «богом», в действительности, был всякий, кто обладал каким-нибудь техническим навыком или умственным знанием: кузнец, плотник, лекарь, поэт или друид.[462]462
  Бог Луг, возглавляющий ирландский пантеон называется samildanach, «на все руки мастер», или, если исходить из его «солярного» аспекта, – «многими искусствами наделенное (лето)». Ср. также галльского Меркурия и его мастерство, см. «Ogam», IV, op. cit.


[Закрыть] Классические авторы, не способные вникнуть в эти хитрые тонкости, неминуемо впали в заблуждение: «Нет никакой связи между этим рассказом (о двух жизнях Этайн) и пифагорейским метемпсихозом. Возможно, однако, что легенда о Мидере и Этаин была принесена в Галлию (или рассказана там) друидами и сделалась причиной заблуждения греческих ученых, которые приписали друидам веру в метемпсихоз Пифагора».[463]463
  d'Arbois, Les druides et les dieux… 141.


[Закрыть]

Это замечание справедливо. Когда мы в ирландском или вообще кельтском тексте сталкиваемся со случаем метемпсихоза, то он либо непосредственно, либо, опосредованно, в эпической обработке, восходит к мифу, а вовсе не к сомнительному пифагорейскому влиянию.

Если, как говорят или побуждают думать древние авторы, привилегию метемпсихоза следует относить и к простым, реальным людям, мы могли бы присовокупить к нашему исследованию еще весьма обширную «главу нелепостей», тогда как для того чтобы прояснить все ситуации, о которых повествуют тексты, достаточно отделить «реальное» бессмертие от «мифологического» метемпсихоза.

Именно верой в бессмертие души можно объяснить то, что Фергус является в полном военном снаряжении во время заклинания (evo-katio), когда его просят рассказать «Похищение быка из Куальнге». В ней же мы находим объяснение тому, что умерших хоронили с оружием, а иногда вместе со скотом и слугами.[464]464
  Было бы опрометчиво строить социологическую или религиозную теорию на основе способа захоронения, который практиковали кельты.


[Закрыть] Но по своей форме и направленности это верование было совершенно отлично от догматов, провозглашаемых христианством, и как раз на этом основании один из королей отказывался принять крещение: «Ниел, отец мой, не дозволил мне уверовать, и я хочу быть погребенным на высотах Тары, как воин, в воинском снаряжении, так как у язычников в обычае в могиле пребывать вооруженным, с оружием наготове, лицом к врагу, до самого дня эрдатхе, который для магов (то есть, друидов) есть день господнего суда».[465]465
  Stokes, Tripartite Life, II, 308.


[Закрыть]

Дохристианское представление о дне эрдатхе с трудом поддается точному определению,[466]466
  До сих пор никто еще не предложил никакого приемлемого истолкования этого слова, и этимология его остается неизвестной.


[Закрыть] однако при погребении можно наблюдать идентичную церемонию: «Затем тело Лоегайра унесли и похоронили во всем его вооружении на юге, перед королевской крепостью Лоегайра в Таре, лицом обращенным к Лейнстеру, как если бы он выступил на битву с его жителями, чьим врагом он был при жизни. Крепость Лоегайра была тогда пиршественным залом верховного короля, и по этой причине он просил, чтобы его погребли там».[467]467
  Lebor na hvidre, 118в, 39–44.


[Закрыть]

Слово «ichtar» в ирландском языке обозначает одновременно «низ» и «север», тогда как «tuas» – вместе и «верх», и «юг»; в бретонском языке сохранились следы этой первобытной пространственной ориентации в диалектах островов Маяны и Сены: «an tu dehou», «правая сторона», обозначает юг, a «an tu kleiz», «левая сторона» – относится к северу. То же обнаруживается в валлийском со словами «dehau» и «gogledd».[468]468
  J. Cuillandre, La droite et la gauche…, 22-223, и J. Loth, Rev. celt., 21, 27.


[Закрыть] У наблюдателя, стоящего лицом к восходящему солнцу, юг будет находиться справа, север – слева, а запад – позади; солнце, проходящее с востока на запад, весь день остается на юге: это светлая половина мира, предоставленная живым, – по крайней мере, не утаенная от них. В течение ночи солнце пребывает на севере: для живых это темная и скрытая половина, обитель мертвых, мифологических существ, героев и богов, – сид. Друид Катбад преподает ученикам свою науку именно на востоке от Эмайн Махи – на дороге владений дня.

При передвижении желательно сохранять направление движения солнца, слева направо, что сопоставимо с римскими представлениями о (dexter-sinister (правый-левый)). Так, возничий королевы Мэдб поворачивает повозку вправо, желая отвратить сгустившиеся недобрые предзнаменования. Это «deisil» («des», «правый»), и такой обычай, должно быть, сохранялся в Ирландии достаточно долго, – во время похорон процессия один или три раза обходила вокруг кладбища по ходу солнца.[469]469
  Joyce, op. cit., I, 302.


[Закрыть]

Такого же рода движением слева направо (dex-tratatio), на этот раз осуществленном божественным существом, заканчивается одно благополучное приключение, в которое попал Сенхан Торпеист: он был вынужден сесть со своими спутниками в лодку вместе с прокаженной старухой, безобразной и одетой в лохмотья. Затем старуха оборачивается красивым молодым человеком, и, «когда они прибыли в Ирландию, они снова увиделись с этим прекрасным царственным юношей, с удлиненными очами, с волосами, светлыми, как золото, превосходившим всех смертных красотою стана и одежд. Затем он обошел справа Сенхана и его свиту».

Писец заканчивает на латыни: «С тех пор он никогда больше не появлялся. Значит, нет сомнении, что это был дух поэзии…»[470]470
  Strokes, Three Ir. GL, 38.


[Закрыть]

Напротив, возвращаясь в Эмайн Маху после первого похода на границу Ульстера, Кухулин, желая показать свой воинский гнев «повернул повозку левым боком к Эмайн Махе, хотя это и было ему запрещено».[471]471
  T. B. C, version du Livre Jaune de Leçon, op. cit., 28, lignes 715–716.


[Закрыть]

С тем же пагубным знаком довелось столкнуться этому герою уже против своей воли, когда он упорствует в желании отправиться на битву, которая должна стать для него последней: «Он сказал Лоегу, сыну Риангабаира:

– Заложи нам колесницу, друг Лоег!

– Клянусь богом, которым клянется мой народ, – отвечал Лоэг, – что даже если бы все улады из королевства Конхобара собрались нынче у Серого из Махи, то и они не смогли бы запрячь его в колесницу. Никогда до сегодня не упирался он и привык лишь угождать мне. Если желаешь, пойди сам и спроси Серого.

Подошел Кухулин к коню, а тот трижды повернулся к нему левым боком (ro impa in t-ech a chlé fiss fo thri). Накануне ночью Морриган разбила колесницу Кухулина, ибо не желала пускать его в битву. Знала она, что тогда уже не вернуться герою в Эмайн Маху».[472]472
  Livre de Leinster, 119a, 44–52. – Пер. С. В. Шкунаева.


[Закрыть]

Движение по кругу порождает магическую силу: по замечанию Плутарха,[473]473
  Plut., Cesar, 27.


[Закрыть] Верцингеторина, при капитуляции после поражения в Алезии, пустив коня в галоп, объехал вокруг своего врага-победителя. Жаль только, что греческий автор не уточняет, в каком направлении предводитель галлов совершил этот объезд. Впрочем, писатели классического периода не всегда ясно сознавали, что у кельтов представление о том, как действовать правильно, было развито не меньше, чем у них самих. В то время как Посидоний у Афинея[474]474
  Posidon. Hist, XXIII apud Athen. (IV).


[Закрыть] справедливо указывает, что «дабы почтить богов поворачиваются вправо», Плиний[475]475
  Plin, Hist. Nat, XXVIII, 4.


[Закрыть] утверждает обратное. «Благое» осуществляется по ходу солнца, и короли Ирландии, совершая объезды, соблюдали это правило.

Кельтский фольклор сохранил немало воспоминаний о соответственном значении правой и левой сторон. На Гебридских островах еще не так давно свадебные процессии трижды обходили вокруг церкви или дома по ходу солнца,[476]476
  Rhys, Celtic Heathendom, 567.


[Закрыть] а в Бретани каждые шесть лет церемония, называемая Трамени в Локронане, производится всегда в направлении движения солнца.[477]477
  J. Loth, R. Archéol, 1924, 67.


[Закрыть]