Текст книги "Мистические истории. День Всех Душ"

– Виноват я, – ответил Клинтон. – Зря я втянул тебя в эту историю. Парков мне жалко, но тебя жалко чуть ли не больше. Думаю, ты поступил правильно, и скажу тебе прямо, от меня было бы куда меньше толку.

Жена Саксона еще не ложилась и встретила его вопросом:

– И что, привидения оказались настоящими? Сгораю от нетерпения услышать твой подробный рассказ.

– Давай отложим его до завтра. Вечер оказался не самым приятным, и, боюсь, я нажил себе смертельного врага – мисс Корнелиус.

За завтраком Саксон подробно описал жене события предыдущего вечера.

– Не знаю, кому больше сочувствовать, – заметила миссис Саксон, – тебе или несчастной старой леди. Я всегда считала ее одной из тех мирных, безобидных, обаятельных старушек, благодаря которым в гостиных пансионов на Южном побережье царит такой уют. Как бы то ни было, я не хочу, чтобы ты об этом тревожился. Почему бы тебе не отправиться во Флинтон и провести весь уик-энд за игрой в гольф? Ты же собирался побыть там во время отпуска.

Саксон отнекивался и неуверенно подыскивал отговорки, но жена видела, что мысль пришлась ему по нраву, и к полудню проводила его в дорогу.

Это было в пятницу. Во Флинтоне было действительно очень весело. В Дорми-хаусе собралась обычная дружеская компания. Макалистер из Тринити прибыл вместе с молодым биохимиком из Кингз-колледжа[139]139
  Тринити-колледж Оскфордского университета и Кингз-колледж Кембриджского университета – престижные учебные заведения с многовековой историей.


[Закрыть], и по вечерам они отправлялись на поле для гольфа, где демонстрировали большие успехи. Сам Саксон тоже находился на пике форме. В понедельник утром пришло длинное письмо от жены.

«Дорогой старина Альфред, – писала она, – я совершенно уверена, что ты поступил правильно, уехав. Тучи рассеиваются (метафора). Ты не поверишь, когда я расскажу о том, что сделала. Я дернула за усы льва и взяла быка за рога. Иными словами, я повидалась с мисс Корнелиус и побеседовала с ней. Не называй меня глупой или опрометчивой, пока не услышишь, как все это произошло. Почему-то сегодня утром я не была расположена пойти в церковь (проповедь читал новый викарий, который ни рыба ни мясо) и вместо этого отправилась прогуляться вдоль реки. Вдали я увидела мисс Корнелиус на стульчике; выглядела она одинокой и удрученной, и, короче говоря, я подошла к ней и сказала, что очень сожалею обо всем случившемся. Поначалу я видела, что мисс Корнелиус меня не вполне понимает, но вскоре она начала если не расцветать, то по крайней мере пускать бутоны и проявила большую любезность. Она призналась, что была неоправданно груба с тобой, но рассчитывает на понимание, потому что ты сильно задел ее за живое. Мисс Корнелиус сказала, что не думала никого обманывать, и если подбросила перо, то не подозревала об этом. Она по-прежнему верит, что манифестации – это проявление полтергейста (не знаю, так ли ты пишешь это слово), и самое крайнее, что она допускает, – это что подобные вещи заразны и она, неведомо для себя самой, подверглась этой заразе. Как я понимаю, Парки держались очень благодушно и, поскольку ремонт в доме мисс Корнелиус, кроме наружной окраски, практически закончен, взаимно согласились (я правильно употребила слово „взаимно“, ты, старый педант?), что мисс Корнелиус вернется к себе. Она уже там, вот и все».

В письме был постскриптум: «Возвращайся не раньше среды, вдоволь играй в гольф и гуляй. Собственно говоря, вернуться раньше ты и не сможешь, потому что я затеваю генеральную уборку в кабинете. С этим непременно надо успеть до Пасхи. О твоих бумагах я позабочусь».

«В этом вся Молли, – подумал Саксон с любовью и гордостью. – Эдак преспокойно, без ведома мужа, берется расчищать его завалы».

В среду, когда, сполна насладившись отпускными днями, Саксон вернулся домой, события предшествующей недели выглядели до странности далекими. Получалось так, что, какими бы ни были его отношения с мисс Корнелиус в будущем, его жена в результате их неожиданной встречи завела новое знакомство.

– Я не только подергала льва за усы, как я тебе об этом писала, – сказала Молли, – но с тех пор я храбро навестила льва, а вернее, львицу в ее логове. Знаешь, Эндрю, это совершенно очаровательный старинный домик. Я и не думала, что Корнфорд может похвастаться таким уголком. У меня есть несколько фотографий, которые мне дала мисс Корнелиус. Смотришь и исходишь завистью, как от картинок в журнале «Кантри лайф» с объявлениями о продаже домов.

Следующая неделя прошла без происшествий. Однажды днем, когда Саксон отсутствовал, зашла мисс Корнелиус и принесла показать Молли новый стереоскопический фотоаппарат. Забавно, но старая леди была страстным фотографом (Саксон уже видел сделанный ею снимок пансиона Молли на Южном побережье) и предложила пофотографировать их дом. Миссис Саксон с радостью ухватилась за эту идею. Как славно будет послать эти фотографии – с жизнерадостной Молли на переднем плане – сестре в Новую Зеландию.

Снимки получились великолепно.

– Ну что ж, старина Альфред, если бы ты женился на актрисе, – сказала Молли, – мы могли бы честно заработать, предложив журналу статью, проиллюстрированную фотографиями. Я в саду – да, обожаю цветы; я в кабинете – не понимаю, как обходиться без моих книг; я на кухне – омлеты готовлю только по собственному рецепту; я у себя в будуаре – да, это старинное зеркало привезено из Испании!

– Дорогая моя, – отозвался Саксон, – это просто чудо, сколько дикой чуши ты способна наболтать!

Мисс Корнелиус прислала также несколько фотографий интерьера собственного жилища. Никто на свете не принял бы эти снимки за любительские, а если рассматривать их через стереоскоп, возникало ощущение осязаемости и глубины пространства, «как будто вы там, внутри», по словам миссис Саксон.

В конце августа, завершившегося неделей душного зноя с грозами, начали происходить вещи странные и бессмысленные и атмосфера в доме сделалась напряженной, чего раньше никогда не бывало. Поначалу, обнаружив на лестничной площадке решетку для тостов, супруги просто посмеялись. Потом как-то вечером спальню пересекли шлепанцы Молли и аккуратно устроились рядышком на пустой каминной решетке. В другом случае пижама Саксона исчезла из-под его подушки и после долгих поисков была обнаружена связанной в узел наверху гардероба. Бумаги в его кабинете пришли в беспорядок. Однажды утром джемпер, который вязала Молли, оказался в ящике с углем, распущенный, а шерстяные нитки затейливо опутывали ножки столов и стульев. Оба супруга ничего не могли понять.

– Похоже, – сказала Молли с натянутым смешком, – привидения стараются убедить нас, будто мы вынесли слишком поспешное суждение о мисс Корнелиус.

– Не говори глупостей, дорогая, – буркнул Саксон. – Гораздо более вероятно, что эта женщина добралась до служанок. Мой совет – держаться настороже и никому ни слова не говорить.

Но внутренне Саксон был сильно встревожен. В вопросе о сверхъестественном он старался придерживаться непредвзятых позиций, однако этот крайне неприятный холодок сомнения застал его врасплох. Не желая себе в этом сознаваться, он все чаще замечал, что думает о мисс Корнелиус и о выплеснутой ею неприкрытой ненависти. Что, если она?.. Но, конечно же, должно существовать естественное объяснение. Так день тянулся за днем.

Было воскресное утро. Они закончили завтракать, и Саксон, поднявшись из-за стола, выглянул в окно, как вдруг, резко обернувшись, увидел, что его жена держится за ручку хлебного ножа. В следующее мгновение нож пролетел по воздуху и опрокинул вазу с каминной полки.

– Эндрю! – вскричала миссис Саксон. – Откуда это? О нет, я не выдержу! Разве ты не понимаешь, что меня могло ранить? Не надо. Не надо!

Саксон ринулся к жене и обнял ее.

– Молли, дорогая, все хорошо. Не надо волноваться. Мы должны взять себя в руки и держать нервы в узде. Пойдем в сад. Там будет удобней поговорить.

Он едва отдавал себе отчет в своих словах, сердце его разрывалось от жалости. Он жаждал естественного объяснения, но и предположить не мог, что оно окажется столь ужасным. Теперь ему было все ясно. Он слишком четко описал случившееся тем вечером в доме Парков. Очевидно, Молли слишком захватил рассказ об аномальных свойствах мисс Корнелиус и ее саму бессознательно потянуло к низменному обману и трюкачеству – причудам, которые обернулись ужасом. Эти мысли теснились у него на периферии сознания, пока он пытался успокоить жену.

– Мы оба слишком много думали об этом, – проговорил он. – Предлагаю нарушить привычную рутину этой недели и заняться чем-то новеньким. Пусть у нас будут ланчи на природе.

– Если старина Альфред заговорил о пикниках, значит дела принимают более чем серьезный оборот, – холодно улыбнулась Молли.

– Вряд ли, если мы способны над ними посмеяться. Станем устраивать пикники, какие ты только захочешь: в прохладном лесу на сырых камнях. Угощаться сэндвичами с сардинами. И каждый день будем приглашать гостей к чаю или на ужин. И я схожу с тобой в кино.

Молли поцеловала мужа со словами:

– Считаю твои предложения очень разумными. А теперь послушай мои. Думаю, мы были не правы, умалчивая о случившемся. Мы слишком замкнулись в себе. Надо, чтобы каждый выбрал, кому он доверится. И поскольку ты, со своей ученостью, привык всех дичиться, позволь я сама назначу тебе отца-исповедника.

– Только не мисс Корнелиус и не священников.

– Да нет, это доктор Латтрелл. Завтра я позову его на чай. Он ведь тебе нравится, и хотя в последнее время мы с ним редко виделись, я никогда не забуду, с какой добротой он отнесся к нам той зимой два года назад.

– Хорошо, – не сразу ответил Саксон, – согласен. А теперь о твоем конфиданте. Исключим викария и, уж конечно, миссис Сондерсон. А, придумал! Именно то, что нужно, и мы одним выстрелом убьем двух зайцев. Твоя кузина Элис. Напиши, пусть она погостит у нас несколько дней. Она сама вызывалась нас навестить.

Лицо Молли прояснилось.

– Думаю, она приедет. Я знаю, ты не любишь миссионеров, но она медицинский миссионер. Надеюсь, вы хорошо поладите. Напишу ей сегодня же.

Слушая жену и улавливая в ее голосе прежние веселые нотки, Саксон задался вопросом, не подвело ли его зрение. Вот бы поверить, что чувства его обманули! Внушить себе, что у него что-то не так с глазами! Если приедет Латтрелл, надо бы попросить, пусть проверит ему зрение.

Молли не откладывая отправила доктору записку. Он явился на следующий день немного позже ожидаемого. Саксон работал в лаборатории и, когда вернулся в дом, застал Молли и Латтрелла за беседой в гостиной. После чаепития (впоследствии он вспоминал несколько наигранное оживление жены) Эндрю предложил доктору пройти в его рабочий кабинет, чтобы спокойно побеседовать и покурить.

– Тогда я зайду за вами через полчаса, – сказала Молли. – Доктор Латтрелл обещал перед уходом дать мне совет, что делать с альпинарием[140]140
  Альпинарий – то же, что и альпийская горка.


[Закрыть].

За эти тридцать минут Эндрю успел выложить многое. Латтрелл оказался внимательным слушателем и только изредка прерывал его каким-нибудь вопросом. Еще он проверил глаза Саксона.

– Если вы полностью забракуете мое зрение, если скажете, что мне нельзя полагаться на свои глаза, одному Богу известно, доктор, какой невыносимо тяжелый камень свалится с моей души.

– Собственно, – сказал Латтрелл, закончив осмотр, – зрение у вас не совсем в норме.

– Тогда как вы объясните все это ужасное происшествие? Вы услышали голые, неприукрашенные факты и знаете, что я не склонен к фантазиям или преувеличениям. Мое дело – научные наблюдения, и в них я поднаторел.

Латтрелл задумчиво потер длинным указательным пальцем свою впалую щеку.

– Из вашего рассказа возникают два вопроса. Первый: что я обо всем этом думаю? Пока что не могу ответить, поскольку, к сожалению, сам не наблюдал описанные вами феномены. Второй и более важный вопрос непосредственно относится к настоящему моменту и к миссис Саксон. Вы с полным основанием за нее тревожитесь. Думаю, вам следует иметь в доме кого-то, кому можно доверять. Не сиделку, пока я этого вам не предлагаю, но жизнерадостную компаньонку.

Саксон рассказал о приглашении, отправленном мисс Хордерн, медицинской миссионерке, родственнице его жены.

– Превосходно! – заключил доктор. – Именно та личность, которая требуется вам в данном затруднении. Когда она прибудет, мне бы очень хотелось с ней побеседовать.

Разговор прервала миссис Саксон, которая напомнила Латтреллу, что он должен перед уходом посмотреть ее сад.

– А как насчет новой пристройки к моей лаборатории? – спросил Эндрю. – Вернемся этим путем. Осмотр займет всего лишь несколько минут.

Минуты, впрочем, растянулись надолго; Эндрю распространялся о достоинствах нового оборудования, в порыве энтузиазма почти забыв о нависшей над ним темной туче. Когда он увлеченно объяснял Латтреллу устройство какого-то довольно замысловатого аппарата, оба вздрогнули, заслышав глухой удар и звон разбитого стекла.

– Страшно сожалею, дорогой друг, – сказал Латтрелл, – это непростительная неловкость с моей стороны. Поворачиваясь, я нечаянно столкнул бутыль со стола.

– Ричард, – необычно твердым голосом позвал Саксон, – брось немедленно работу и наведи здесь порядок. Разбилась бутыль с купоросом. Молли, дорогая, ступай вперед. Мы присоединимся к тебе через минуту. Я хочу убедиться, что парень знает, что делать… Латтрелл, – обратился Саксон к доктору, когда они остались одни. – Вы солгали, как джентльмен. Но столкнула эту бутыль Молли. Вы не могли этого видеть со своего места, но я видел. Бутыль упала вон оттуда. – Саксон указал на стеллаж у дальнего конца стола, возле которого они стояли, где зияла пустота. – Мы должны вытащить Молли, Латтрелл; вы должны ее вытащить, иначе я и сам рехнусь.

– Дело куда более серьезное, чем я полагал, – сказал доктор. – А нельзя ли на несколько дней отправить ее к матери?

– Да, но та живет близ центра города; добрая, хлопотливая, однако совсем не из тех людей, на кого можно положиться в критической ситуации.

– Не страшно. Это ее мать. Вашей жене нужно уехать сегодня же вечером. Заверяю самым серьезным образом, что вдали от этого места с ней будет все хорошо. Не могу сейчас объяснить, но абсолютно в этом уверен. Пусть немедленно упакует чемодан, я провожу ее до станции на поезд, отходящий в шесть двадцать. Нет, на вашем месте я бы с ней не поехал. Это ее только растревожит. Напишите телеграмму матери миссис Саксон, и я отправлю ее на обратном пути, так как намерен сюда вернуться. Принесу вам сильное снотворное. Вам выпало слишком много переживаний. Предоставьте мне устроить дела миссис Саксон и помните: она вернется, как только приедет эта миссионерка, ее подруга.

– Латтрелл, вы настоящий друг! – взволнованно произнес Саксон, – просто не знаю, как…

– Оставьте, дружище, будь я на вашем месте, вы сделали бы для меня то же самое. Это все в порядке вещей. Предоставьте все миссис Саксон и мне.

Саксон улегся в постель с чувством облегчения. Решения были приняты мудрые, и он понимал, что происходящее находится под контролем человека, на которого он может полностью положиться. Он выпил снотворное, и вскоре благодатный туман забвения поглотил все воспоминания этого непростого дня.

Миссис Саксон отсутствовала около недели. Она писала почти ежедневно длинные веселые письма, отвечая на которые Эндрю с трудом попадал в нужный тон. Дневные часы он проводил в лаборатории, пытаясь забыться работой над завершением давно отложенного исследования. Однако по вечерам ему не удавалось сосредоточиться, он часами бродил по саду в надежде, что, утомив тело, расположит к отдыху и разум. Он с ужасом вспоминал тот роковой вечер. О, если бы он никогда не встретил мисс Корнелиус, не пересек ее путь! Он не виделся с ней со времени ее визита к Паркам, но однажды после полудня она явилась в его отсутствие и оставила визитную карточку. Мысль о приятельстве между мисс Корнелиус и Молли внушала ему омерзение, но, не желая пойти на риск открытого разрыва, он ограничился сухой запиской, в которой сообщил, что жена его в отъезде, а точная дата ее возвращения пока неизвестна.

Единственное, что он после долгих раздумий предпринял в отсутствие Молли, – это отправил Бествику, своему знакомому по Оксфорду, который был теперь первым заместителем главврача в приюте для душевнобольных в Рэддлбарне, письмо с вопросом, следует ли, по его мнению, подвергнуть Молли психоанализу. В ответном письме (Саксон запер его в ящике письменного стола) Бествик спрашивал о дальнейших подробностях и предлагал связаться с их врачом, практиковавшим частным образом.

Молли вернулась в тот самый день, когда приехала Элис Хордерн. Родственница Молли оказалась женщиной лет пятидесяти с печальным лицом и привлекательной улыбкой. Она была молчалива и сдержанна, однако оба ощутили в ее присутствии дух умиротворения, который так давно их не посещал.

Явных причин для тревоги после тех событий в лаборатории, свидетелем которых сделался Латтрелл, не было, и Саксон уже стал надеяться, что кошмару приходит конец, как вдруг мисс Корнелиус снова посетила их дом и провела час с лишком наедине с Молли.

– Я ее не приглашала и не желала ее посещения, – пояснила жена Саксону, – но не могла же я это ей высказать. Надо было соблюсти вежливость.

– Незачем обхаживать змею, – взволнованно заявил Саксон. – Все наши беды навлекла на нас эта женщина. Лучше всего напиши ей и сообщи, что знакомство с ней нежелательно.

– Я этого не сделаю, Эндрю. Как ты можешь быть таким глупцом? Более всего она заслуживает жалости. Ради бога, не будем об этом пререкаться. Оно того не стоит.

Да, оба они слишком устали, чтобы ссориться или, скорее, чтобы затевать изматывающий процесс примирения, который непременно последовал бы за ссорой. Саксон, однако, принял решение. На следующий день, ни словом не предупредив Молли, он явился к мисс Корнелиус.

– Признаюсь, я ожидала, что вы навестите меня, мистер Саксон, – сказала она, когда его провели в гостиную. – Прошу садиться.

– Боюсь… – начал он.

Мисс Корнелиус рассмеялась:

– Чего уж яснее, вы ужасно меня боитесь. Однако я вас прервала.

– Я пришел с тем, чтобы…

– С тем, чтобы просить меня не являться в ваш дом и прервать знакомство с вашей женой. В этом суть и смысл вашего визита, не так ли? А почему, позвольте спросить, ваша просьба должна иметь какой-то вес?

Саксон смутился, не зная, что ответить.

– Ваше затруднение, – продолжала мисс Корнелиус, – и отчасти ваши страхи объясняются тем, что вы не знаете, как меня воспринимать. Две недели назад я была несчастной старой женщиной, какие встречаются в пансионах, с зудом в пальцах и страстью баламутить воду. Теперь вы в этом не слишком уверены. Однако взбодритесь, мистер Саксон. Мы живем в рациональном мире. Вам совершенно незачем подозревать во мне ведьму. Многое объясняется телепатией, и я не понимаю, почему события, с недавних пор вам досаждающие, нельзя истолковать подобным образом. Отлично себе представляю, какое облегчение вы почувствуете, когда все неприятности найдут свое разрешение. Но на вашем месте я бы написала какому-нибудь психоаналитику и попросила заняться вашей супругой. Думаю, что специалист в этой области есть в приюте для душевнобольных в Рэддлбарне.

Саксон в ужасе выпучил глаза.

– Да, это, должно быть, ужасно вас смущает, – продолжала мисс Корнелиус. – Догадываюсь о ваших чувствах: дилемма жуткая. Либо я обладаю сверхъестественной способностью читать ваши мысли, мистер Саксон, и осведомлена обо всем, что происходит у вас в доме, либо ваша славная женушка предала мужа, взломала ящик письменного стола, прочитала это письмо и сообщила его содержание врагу. Неудивительно, что вы не знаете, что и подумать.

Но дилемма даже еще затруднительней, чем я сейчас описала. Допустим, вы наберетесь храбрости спросить миссис Саксон, не взломала ли она запертый ящик, и, допустим, она с негодованием станет это отрицать – но не солжет ли она? Все происшедшее за последние две недели не добавит вам уверенности.

Мисс Корнелиус залилась смехом.

– Какого черта, что вы такое несете? – вскричал Саксон в порыве ярости.

Мисс Корнелиус позвонила в колокольчик.

– Чалмерс, – обратилась она к служанке, – проводи мистера Саксона к выходу и запомни, пожалуйста: если он явится снова, меня не будет дома.

Саксон ничего не сказал жене об этом визите. Его преследовали усталое выражение ее глаз и наигранная веселая улыбка. То, что выпало на ее долю, было выше ее сил. Но следующим вечером, когда Молли рано улеглась в постель, он долго беседовал с Элис Хордерн. Вечер был холодным, и камин, растопленный в его кабинете, располагал к доверительности. Мисс Хордерн, которая не была занята ни вязанием, ни вышивкой, в ответ на приглашение спросила Саксона, не найдется ли у него сигареты.

– Прошу прощения, – отозвался он с улыбкой, – но мне никогда и в голову не приходило, что медицинская миссионерка может курить табак.

– Вы совершенно правы, Эндрю, но я, во-первых, женщина, во-вторых, врач и, только в-третьих, миссионер. И к тому же не забывайте, что я в отпуске. У вас озабоченный вид. Это не из-за Молли, так ведь? Думаю, у вас нет особых причин за нее беспокоиться. Давайте, выкладывайте.

И Саксон, различая сквозь голубое облако сигаретного дыма добрые и мудрые глаза собеседницы, не стал ничего утаивать.

– Так что, как видите, замирять меня бесполезно, – заключил он. – Это же настоящий ад: черная ненависть, которая ранит тебя через любимого человека. Я не замирюсь.

– И допустим, мисс Корнелиус именно та, кем вы ее считаете…

– У меня недостаточно смелости, чтобы строить предположения, – простонал Саксон, однако Элис Хордерн пропустила его слова мимо ушей.

– Но вы определенно только ей подыгрываете тем, что отвечаете такой же черной ненавистью.

– Очевидно, это в вас говорит миссионер, – с горечью отозвался Саксон.

– Нет, это говорю я. Когда кого-то ненавидишь, поневоле все время о нем думаешь. Ненависть в этом смысле схожа с любовью. Есть выражение «забыть и простить», но тогда телега ставится впереди лошади. Пока не простишь, забыть невозможно. Чтобы вернуть себе спокойствие, надо забыть мисс Корнелиус. А чтобы забыть, надобно простить.

– Это всего лишь жонглирование словами. Как я могу ее простить, зная, чтó она сделала и продолжает делать? И какое право прощать имею я, если она причиняет вред не столько мне, сколько Молли?

– Не уверена, – отозвалась мисс Хордерн. – Попробуйте все же. Но помните: если вы спросите Молли, открывала ли она ваш ящик и читала ли то письмо, а она ответит, что нет, поверьте ей. Молли правдива, этого у нее не отнимет даже мисс Корнелиус. Тут ей вас не достать.

Когда Саксон и мисс Хордерн собрались разойтись по спальням, часы пробили одиннадцать. Они вместе поднялись по лестнице, но на площадке Саксон ненадолго задержался, чтобы закрыть окно.

– Боже милостивый! – воскликнул он. – Да она там, в саду, стоит в тени тиса и глядит на дом!

Мисс Хордерн поспешила к Саксону.

– Где? – спросила она. – Я никого не вижу.

– Исчезла, но только что была. Я разглядел ее лицо.

– Идемте, – распорядилась мисс Хордерн. – Спустимся в сад. Если мисс Корнелиус действительно там, этим должна заняться полиция.

Поиски в саду оказались тщетными.

– Наверное, мне померещилось, – устало проговорил Саксон. – Проклятое воображение! Если только, – добавил он, поразмыслив, – это не притягательная сила ненависти.

Саксону суждено было увидеть мисс Корнелиус еще один-единственный и последний раз, перед тем как ее гибель в автомобильной катастрофе избавила его от ежедневной пытки и ночного отчаяния.

Доктор Латтрелл по просьбе Саксона написал Бествику, который в ответном письме назначил дату беседы с Молли. Сам Латтрелл не смог поехать с супругами, однако выслал для них машину, а мисс Хордерн к ним присоединилась, чтобы проветриться. Саксон был признателен ей за чуткость, побудившую ее занять место рядом с водителем: он видел, что Молли угнетена и вовсе не настроена показывать гостье окрестности. Саксон всячески старался ее приободрить; внушал, что откровенная беседа с Бествиком поможет им обоим взглянуть на вещи в должном свете, и уверял, что общаться с ним очень легко.

Когда они приближались к месту назначения, Саксон заметил, что Молли плачет.

– Эндрю, – проговорила она, – дорогой старина Альфред, ты ведь мне доверяешь, правда? Ты никогда не станешь думать, будто я замышляла против тебя недоброе, обидела тебя или чем-то навредила? Обещай.

– Дорогая, ну конечно же, я тебе доверяю. Доверяю безоговорочно и навсегда.

– И мне бы хотелось, чтобы при моем разговоре с доктором Бествиком присутствовала Элис. Ты ведь не возражаешь? Она – духовник моего отца и хорошо обо всем знает.

– Отличная идея, – согласился Саксон. – Я очень высокого мнения о твоей кузине.

Поэтому, после того как при встрече они с Бествиком пожали друг другу руки, Саксон остался сидеть в довольно мрачной приемной, а доктор увел обеих дам к себе в кабинет для предварительной беседы. Спустя десять минут Бествик вернулся один.

– А теперь, – предложил он, – мне желательно услышать от вас всю историю с самого начала. Не торопитесь. Спешить нам некуда, так что выложите мне все от и до – даже сущие, на первый взгляд, пустяки.

– Саксон, – произнес Бествик, выслушав его рассказ, – боюсь, что мои слова станут для вас настоящим потрясением. Но относительно одного вопроса вы можете совершенно успокоиться, и я полагаю, что для вас этот вопрос наиболее существенный. С вашей женой все обстоит благополучно. Она в обследовании не нуждается.

Доктор сделал легкое ударение на слове «она», и это Саксона насторожило.

– Что вы имеете в виду? – спросил он.

– Вы столкнулись с крайне неприятным переживанием именно тогда, когда едва-едва завершили долгую и изнурительную работу. Знакомство с мисс Корнелиус и последующие события на какое-то время выбили вас из колеи. Ваша естественная тревога за безопасность жены усугубила положение.

– Вы хотите сказать, – медленно проговорил Саксон, – вы хотите сказать… что я сумасшедший.

– Это понятие растяжимое. Но вы были явно не в себе, когда метнули хлебный нож или когда на глазах у Латтрелла разбили бутыль с купоросом. Вы были явно не в себе, когда решили, будто видите за окном мисс Корнелиус. И запомните, Саксон: ваши друзья могут обманывать вас ради вашего же блага, но я говорю совершенно откровенно. Не вижу препятствий к вашему выздоровлению. Возможно, вы пробудете здесь сравнительно недолго. Однако пока вы не поправитесь – вы видите, что я говорю с вами как с прежним, разумным человеком, а это должно внушить надежду, – мы должны позаботиться о безопасности вашей жены. Она совершила то, на что способны лишь немногие женщины: она отважно и преданно противостояла опасности и непониманию. Именно я убедил ее, что лучшим для вас обоих было не расставаться. Думаю, она навестит вас через неделю-другую.

– Но мисс Корнелиус, – выдохнул Саксон, – мисс Корнелиус! Что с ней?

– Мисс Корнелиус, – ответил Бествик, – злобная и жестокая женщина. Полагаю, ваше первоначальное суждение о ней было правильным. Она, вероятно, баловалась спиритизмом – и вдобавок к своим необычным способностям, скорее всего, развила в себе привычку к бессознательному жульничеству и мошенничеству. Многие настоящие медиумы совершенно не заслуживают доверия. Но мисс Корнелиус – всего лишь повод, а не причина вашего недуга.

– Тогда что она там делает? – вдруг вскричал Саксон. Он вскочил на ноги и с безумным видом указал на окно. – По дороге сейчас едет закрытая машина! Скорее! Она опустила дверное стекло и машет мне.

Бествик заметил и промелькнувшую мимо машину, и взмах руки.

– Может, это мисс Корнелиус, а может, и нет, – сказал он. – Но пойдемте, я покажу вам вашу комнату.