Текст книги "Мистические истории. День Всех Душ"

Калмаркейн встретил ассистента обычным ворчанием, но надолго задержал на нем испытующий взгляд.

Д’Имиран с порога сообщил, что в следующую субботу, когда истечет срок его найма, покинет Кроусэдж навсегда.

– Как желаете, – отозвался Калмаркейн. – Я больше не нуждаюсь в ваших экспериментах.

Среду, четверг и пятницу Калмаркейн провел у себя в кабинете, злобно повторяя время от времени распоряжение ни в коем случае его не беспокоить. Утром в субботу, когда д’Имиран спустился к завтраку, на столе перед ним лежал конверт с чеком, составлявшим щедрую плату за его услуги, и с извещением, что Калмаркейну пришлось уехать в Лондон и он, вероятно, не сможет лично проститься с ассистентом. Д’Имиран был разочарован, поскольку тайна отрубленной руки оставалась без объяснения. Так или иначе, делать было нечего, только дожидаться возвращения Калмаркейна.

Д’Имиран написал пару строчек Лоу и провел весь день, пакуя вещи и готовясь к отъезду. Утром он пробудился с необъяснимой тоской на душе, которая в дальнейшем лишь усиливалась. В конце дня он поднялся к себе в комнату, разжег камин и приготовился провести вечер здесь, а не в сумрачных общих помещениях нижнего этажа. Д’Имиран долго смотрел в окна: в одном простирались волна за волной бесконечные верещатники, в другом, далеко на юге, за дюнами и ковром сухих водорослей искрились красными и лиловыми огоньками солончаки. Когда свет померк, с моря потянулся туман, окутывая все вокруг и подбираясь вплотную к окнам.

В восемь д’Имиран спустился в гостиную, где его ждала холодная еда. По давнему опыту он знал, что это значит: глухая экономка по каким-то своим надобностям покинула на ночь Кроусэдж. Покончив с ужином, д’Имиран решил пойти к кабинету Калмаркейна и проверить, заперта ли дверь. Поднимался по лестнице он очень осторожно. Дверь оказалась на запоре, и д’Имиран, испытав некоторое облегчение, спустился вниз и вернулся к себе.

Он сидел у камина и клевал носом над «Ланцетом»[64]64
  «Ланцет» – международный англоязычный медицинский еженедельный журнал, один из старейших и наиболее авторитетных в мире; издается с 1823 г.


[Закрыть], но вдруг швырнул журнал на диван и уставился на тускло горевшие угли, безуспешно стараясь стряхнуть с себя навалившуюся ни с того ни с сего тоску. По стенам он развесил в свое время фотографии университетской спортивной команды и теперь лениво их рассматривал, меж тем как стрелки часов подползали к полуночи. Внезапно из коридора донеслось что-то похожее на шаркающие шаги. Д’Имиран выглянул наружу, но ничего не увидел и не услышал.

Сосредоточиться на чтении не удалось, д’Имиран, не раздеваясь, прилег на постель, и тут его внезапно сковала сонливость. Судя по дальнейшим событиям, он проспал не один час, но сквозь сон как будто неизменно слышал стук в дверь. Снова и снова вялость и оцепенение отступали, и он едва не пробуждался – и неизменно со смутной тревогой. Наконец он заставил себя проснуться и соскочил с постели, чтобы помешать огонь в камине. Дрожа от холода, скорчился над огнем и опять попытался сосредоточить внимание на журнальных страницах. Но все было бесполезно, смысл слов ускользал, и д’Имиран снова стал прислушиваться к шорохам в доме.

Д’Имиран забеспокоился из-за камина: несмотря на все его усилия, огонь чадил и угасал. Он принялся шагать по комнате и обдумывать странные происшествия, которые собирался прояснить. Но в нем неуклонно рос страх. В конце концов с отчаянно заколотившимся сердцем он остановился и прислушался. Кто-то осторожно пытался повернуть дверную ручку! Д’Имиран присел на край стола. В тишине было слышно, как падают капли с карниза на широкий оконный отлив. Потом донесся двукратный негромкий стук в дверь.

– Кто там? – хрипло выкрикнул д’Имиран.

Отклик последовал чуть погодя: новое тук-тук прозвучало так же негромко, однако более требовательно. Оттого что стук повторился, д’Имирану стало спокойнее. Пристыженный, он наконец встал, чтобы посмотреть, что делается в коридоре. В ярком свете лампы он быстро и бесшумно подошел к двери и распахнул ее.

За порогом не было ничего, кроме мрака. И тут же д’Имиран получил мощный удар снизу в подбородок и, оглушенный и задыхающийся, отлетел к стене. Едва придя в себя, он ощутил на шее давящую хватку, натиск которой рос и рос. Вслепую он принялся отталкивать врага, но только рассекал руками воздух. Поняв, что происходит, он в отчаянной борьбе за жизнь схватился за горло.

Тонкие пальцы впивались в него как клещи, голову и грудь ломило от недостатка воздуха, и тут из распахнутых недр пустого дома донесся смех – долгий и раскатистый. Смертельная хватка внезапно разжалась, как челюсти хорька, остановленного охотником, и д’Имиран с усилием поистине мучительным сделал глубокий вдох.

Отдышавшись, он обнаружил у себя под ногами какой-то предмет. Это был браслет из бронзы, все линии и изгибы которого показались ему хорошо знакомыми. Потом он вспомнил смех: это значило, что Калмаркейн вернулся. Заперев дверь, д’Имиран сел за стол и стал исписывать лист за листом. Закончив, он сунул листки в конверт, адресовал послание Флаксману Лоу и запер в ящике стола.

Здесь будет уместно привести окончание этих записей, на которых основан почти весь предыдущий рассказ. Детальное описание всего, что произошло после встречи с мистером Лоу, д’Имиран завершил так:

«И теперь я вижу для себя единственный путь действий. У меня есть долг перед самим собой, а также, осмелюсь сказать, перед всем человеческим родом. Моей невероятной истории вряд ли поверит хоть один человек – за исключением, возможно, вас. Тем не менее я знаю, что она правдива, и считаю своим долгом обвинить Калмаркейна в описанных выше преступлениях. Что он мне ответит, я не имею понятия. Могу лишь повторно заверить: так или иначе я постараюсь положить конец тому, что с полным правом могу назвать дьявольскими умышлениями этого человека. Остается добавить, что я бесконечно Вам обязан за проявленные Вами внимание и участие.

Искренне Ваш,

Дж. д’Имиран».

Поднявшись на ноги, д’Имиран стал высматривать какое-нибудь оружие, но не нашел ничего, кроме тяжелого геологического молотка. Подхватив его, он, сопровождаемый эхом собственных шагов, пробежал по пустым комнатам к башне. Наверху, в кабинете, горел свет; д’Имиран взлетел по лестнице и распахнул дверь.

При тусклом свете, в кресле с высокой спинкой сидел, теребя бороду и сжимая в зубах темный окурок сигары, хозяин кабинета. Д’Имиран повернул в замке ключ и остановился по ту сторону стола, среди нагромождения научных принадлежностей.

«Что вам нужно? – спросил Калмаркейн медленно, с трудом выговаривая слова, и д’Имиран успел заметить, что по его большому, заросшему бородой лицу была разлита смертельная бледность. – Раньше я слышал, как вы скреблись в дверь. Должен признаться, что ожидал большей щепетильности от столь воспитанного джентльмена», – добавил он с ухмылкой.

«Я думал, вы в Лондоне».

Калмаркейн презрительно вскинул свои кустистые брови.

«Конечно. Однако получилось так, что мне пришлось провести весь день здесь, за работой. Так что вам нужно?»

«Где эта чертова рука? – выкрикнул д’Имиран. – Дважды вы пытались с ее помощью меня прикончить, а теперь не выйдете отсюда, пока ее не уничтожите».

Калмаркейн поднялся на ноги и выпрямился во весь свой гигантский рост.

«Пустые угрозы! – хмыкнул он. – Что вы можете мне сделать? Да, я пытался вас убить, но только ради эксперимента. Но теперь, если вы ответите на пару вопросов, я вас отпущу. Что до руки, то я уничтожу ее у вас на глазах, потому что она мне больше не нужна».

Говоря это, Калмаркейн вынул руку из коробки и положил в металлическую ванночку. Потом полил ее какой-то бесцветной жидкостью. Коричневые пальцы судорожно задергались, кожа начала коробиться и дымиться под действием кислоты. Очень скоро в ванночке не осталось ничего, кроме чуточки темной слизи. На этот осадок он направил струю воздуха из трубки, соединенной с каким-то аппаратом, о назначении которого д’Имиран не имел ни малейшего понятия. Результат не заставил себя ждать: из ванночки взметнулась пыль, оставив после себя совершенно чистую поверхность.

«Если бы я хотел разделаться с вами, д’Имиран, – проворчал Калмаркейн, – то, как видите, нашел бы для этого средства. Вчера этот процесс составлял часть моего арсенала. Сегодня я в нем больше не нуждаюсь. Все оружие заключается в мозгу человека, который знает, как обеспечить своей воле действенность и в духовном, и в материальном мире».

Д’Имирана била дрожь, но любопытство ученого все же было неистребимо.

«Расскажите еще, – потребовал он. – Эта рука…»

«Хотите, чтобы я вам рассказал о доисторической драме, когда эта маленькая ручка, за которой числится немало вероломных деяний, была отделена от тела? Нет, д’Имиран, потому что сегодня вы способны мне поверить, но завтра усомнитесь в свидетельстве собственных чувств. А теперь ступайте!»

В последний раз д’Имиран видел бледное, обрамленное спутанными волосами лицо Калмаркейна, когда тот отразился в зеркале, закрывая за гостем дверь.

– Есть ли у вас объяснение его власти над рукой? – спросил д’Имиран мистера Лоу во время их беседы следующим вечером.

– По этому поводу, – ответил Флаксман Лоу, – я могу только высказать предположение. Вам известны феномены перемещения твердых субстанций, которые часто являются ключевым моментом в сеансе спиритизма. Силы, которые в данном случае действуют, и способ этого действия, как вы, наверное, знаете, до сих пор остаются загадкой. Думая о возможностях мозга Калмаркейна, о его многолетних трудах по освоению тайн психики, о далеких путешествиях по Тибету и другим уголкам земли, я не могу не сделать вывод, что он не ограничился названными мной основами, а пошел дальше, шаг за шагом развив в себе до чрезвычайной степени ту силу, жертвой которой вы едва не стали. Слабость и бледность, упомянутые вами, также говорят в пользу моего предположения.

– Вполне возможно, – согласился д’Имиран. – Но тогда почему он уничтожил эту штуку?

– Либо испугался ваших угроз, либо, если верить ему самому, перестал в ней нуждаться, поскольку перешел на более высокий уровень познания, – ответил Лоу.

– Неужели нет способа привлечь его к ответу?

Флаксман Лоу покачал головой.

– В настоящее время, боюсь, нет. Но, вероятно, настанет день, когда мы сможем продвинуться дальше в делах, связанных с Калмаркейном.

История Флаксмана Лоу

Время от времени в прессе возобновляется усиленное обсуждение весьма необычных событий с участием мистера Флаксмана Лоу и покойного доктора Калмаркейна. Отчасти это и побудило нас опубликовать настоящую историю, которую можно с полным правом назвать первым заслуживающим доверия отчетом о предмете, породившем так много споров.

Утверждалось, будто бóльшая доля вины лежит на Флаксмане Лоу, поскольку именно он привел это дело к его громкому завершению.

Читатель сможет судить об этом сам, если тщательно изучит факты, которые мы попытались обрисовать на нижеследующих страницах. В предшествующей главе содержится рассказ о случае, когда Флаксман Лоу впервые убедился в необычных способностях доктора Калмаркейна. Речь идет о деле тогдашнего ассистента доктора Калмаркейна, юного доктора Джеральда д’Имирана, на жизнь которого покушался его наниматель, причем обстоятельства этого покушения убедили Флаксмана Лоу в том, что его могущественный враг обладает силой поистине незаурядной.

Однажды в конце января Флаксман Лоу присутствовал на внеочередном собрании Англо-американского сообщества психических исследователей, где зачитывал очень примечательный документ о тройственной природе человеческой души, как ее трактовали древние египтяне, и заметил в зале массивную голову со спутанной копной волос, по которой нельзя было не узнать доктора Калмаркейна.

После собрания Флаксман Лоу уехал к себе на квартиру, и по прибытии ему тут же вручили визитную карточку доктора Калмаркейна. Лоу немало удивился, так как был наслышан о замкнутом и угрюмом нраве гостя. Эта встреча оказалась первым в ряду поразительных событий, непосредственно связавших мистера Лоу с этим страшным, безжалостным человеком. Вероятно, Калмаркейн понял еще раньше, что мистер Лоу стоит у него на пути, а встреча, о которой мы рассказываем, окончательно его в этом убедила; как бы то ни было, мы должны начать с намека на необычайно щедрый дар, предложенный доктором Калмаркейном Флаксману Лоу, а затем описать, насколько это может выразить человеческий язык, дальнейшие очень странные происшествия.

Калмаркейн вошел в плаще и шляпе, и в сравнении с его гигантской сутулой фигурой комната сделалась тесной. Небрежно кивнув Лоу, он медленно осмотрелся, словно рассчитывал по обстановке узнать что-то о хозяине. Тем временем Лоу смог оценить, насколько верно д’Имиран описал в свое время внешность Калмаркейна. «Косматый великан, костлявый и нескладный. Длинный мясистый нос, темные, стального оттенка лохмы, клочковатая борода, которую он во время разговора имеет обыкновение закручивать колечками».

Обращаясь к Флаксману Лоу, Калмаркейн запустил в бороду свою волосатую лапищу.

– Я пришел, – произнес он, – чтобы сказать, что меня в высшей степени заинтересовал ваш сегодняшний доклад. Лишь очень немногие до вас достигали таких успехов. Кстати, сколько вам лет?

Слегка удивившись, Лоу ответил.

– Ага, – кивнул Калмаркейн. – Я старше на пятнадцать лет и, думаю, на столько же опередил вас в познании тех наук, которым мы оба себя посвятили. Вы уверены, что нас не подслушают? Я собираюсь кое-что вам предложить. И советую серьезно обдумать мои слова.

Выслушав соответствующее заверение, Калмаркейн продолжил:

– Я пришел с намерением предупредить, чтобы вы в своих исследованиях не пересекали черту, которой достигли сегодня.

– Можно узнать почему?

– Вы обладаете весьма совершенным умом, а также силой и смелостью, и эти качества помогут вам уверенно удерживаться на вашем нынешнем уровне. Но еще один шаг – и ваши позиции радикально изменятся.

– Не буду делать вид, будто не понял вас, – ответил Флаксман Лоу. – Но чем больше знаний, тем лучше, если они направлены исключительно на благие цели.

Калмаркейн яростно его прервал:

– Мы можем как угодно обозначать свои побуждения, но конечная цель каждого человека – это личное могущество! Когда вы постигнете его конечные тайны, кто поручится, что вам ни разу не придет в голову использовать его в собственных интересах? Послушайте! Дайте мне слово не разглашать то, что я собираюсь вам поведать, и… и, без сомнения, мы сможем очень славно сотрудничать.

Далее последовало простое, но многозначительное предложение: Калмаркейн обещал поделиться с Лоу богатейшими плодами своих многолетних трудов, если тот согласится на определенные условия. Мистер Лоу вначале прислушивался к цветистой, выразительной речи Калмаркейна, но, не дождавшись окончания, остановил его решительным и бесповоротным отказом.

Калмаркейн стал вить колечки из бороды.

– Дайте себе время подумать; ведь если вы откажетесь, вас не спасут никакие силы – ни земные, ни адские!

– Я решил, – последовал ответ.

– Это все делишки д’Имирана! – взорвался Калмаркейн. – Предупреждаю вас…

– Не вижу смысла ни вам, ни мне продолжать этот разговор. – Лоу встал. – И имейте в виду: я не из тех, кто станет выслушивать угрозы. Но разрешите, я в свою очередь предупрежу вас? Вы забываете, доктор Калмаркейн, что хотя познанию, как представляется, нет предела, но, поскольку тело и душа взаимосвязаны, могущество смертных все же ограничено определенным пределом.

Калмаркейн направился к двери.

– Я пришел сюда, заботясь исключительно о ваших интересах. А теперь, также в ваших интересах, добавлю, – произнес он с ухмылкой, – что повторного предупреждения не будет.

Через день-два мистер Лоу, с головой поглощенный сложными исследованиями в области, которой был посвящен его недавний доклад, выбросил из головы странный визит Калмаркейна. Но по прошествии двух недель он стал замечать, что им все чаще овладевает новое и очень неприятное настроение, сделавшееся даже серьезной помехой в работе.

В чем коренилась причина, в мозгу или в теле, определить было трудно. По словам Флаксмана Лоу, первые подозрения зародились, когда он заметил, что объем работы, которую он проделывает в промежутке между десятью часами вечера и двумя часами ночи, становится все меньше, а заметки, относящиеся к этому времени, оказываются бесполезной писаниной. Вначале он отнес эту низкую продуктивность на счет того, что его за работой клонит ко сну. Далее он, проанализировав факты, осознал, что в другое время, за исключением указанных часов, и качество, и объем работы ничуть не снизились. Стало очевидно, что приступы умственной слабости носят периодический характер, и Лоу решил с ними разобраться.

Соответственно, вечером 30 января он, как обычно, обложился книгами и стал ждать. Почти в самую полночь на него напала всепоглощающая тоска, затем последовало ощущение беспомощности перед какой-то непонятной бедой, перешедшее наконец в полное отчаяние. Потом это настроение в свою очередь незаметно отступило, и, когда пробило три, Флаксман Лоу очнулся, вспомнил, чем собирался заниматься, и взялся за обычные ученые труды. Но восстановить в памяти полностью и четко предыдущие часы он, как ни старался, не смог.

С течением времени эти приступы стали учащаться. Чем больше Лоу старался, тем меньше ему удавалось сделать. Почерк портился, буквы делались корявыми; сосредоточиться, как прежде, ему уже не удавалось, и это было особенно заметно, потому что в то время он занимался одной плохо сохранившейся надписью эпохи Птолемеев[65]65
  Птолемеи — эллинистическая династия древнеегипетских фараонов, правившая в конце IV – первой половине III в. до н. э.


[Закрыть], что требовало особенно напряженных усилий.

Вначале Лоу склонялся к тому, что неприятности вызваны физическим нездоровьем, но постепенно стало ясно: в определенные периоды к нему в голову вторгаются чужие мысли, оттесняя его собственные. Иными словами, он не мог сконцентрировать внимание на работе, поскольку думал о чем-то ином. Однако что за мысли бродили у него в голове, он не имел ясного представления. В мозгу теснились неуловимые воспоминания, душу терзали неведомые горести, в душе зрел бессильный бунт против злой судьбы – но все это было окутано туманом.

В те часы, когда Лоу владел собой и без помех следовал собственному потоку мыслей, ему становилось страшно, и порой он решал одолеть загадочный недуг простым усилием воли. Дней десять или немного дольше он был занят только тем, что упорно сопротивлялся, и под конец, совершенно измотанный физически, в основном избавился от этого духовного инкуба[66]66
  Инкуб – в европейских средневековых поверьях демон мужского пола, проникающий к женщинам во время сна, вызывающий у спящих ощущение удушья и вступающий с ними в сексуальную связь; здесь – в иносказательном значении чужеродной демонической силы.


[Закрыть].

Но впереди его ждала новая череда испытаний. Однажды поздним вечером, возвращаясь домой из клуба, Лоу почувствовал, что за ним кто-то идет. Обернувшись, он увидел только безлюдную улицу и полицейского на дальнем перекрестке. Он зашагал быстрее, но преследователь не отставал. Лоу знал, что тот ступает с ним в унисон, и, если получится остановиться на долю секунды раньше невидимки, можно будет услышать его шаги. Когда он прибежал домой и захлопнул за собой дверь квартиры, у него вырвался вздох облегчения – смешной и неуместный, как он подумал тогда, хотя был уже научен опытом. Едва скинув с себя пальто, мистер Лоу уселся за работу. О недавнем происшествии он предпочел не думать.

За занятиями, как помнится Лоу, он поймал себя на том, что рывком поворачивает голову в попытке разглядеть лицо, склонившееся над его плечом, но не успевает. Это повторялось несколько раз.

Скоро постоянное ощущение, что за ним следят, сделалось невыносимым. Ни днем ни ночью Лоу не удавалось побыть в одиночестве, избавиться от посторонней личности, угнетавшей его собственную. Постепенно она завладевала его сознанием, словно высасывая из мозга все независимые мысли, чтобы полностью подчинить его своим неведомым зловещим целям.

Лоу знает, что не оставлял слабых попыток воспротивиться тирании этих мыслей, которые принадлежали не ему, а его ненавистному преследователю. Ему постоянно казалось, что стоит хоть долей секунды раньше поднять взгляд, обернуться или остановиться – и он непременно увидит, услышит или почувствует того, кто за ним следит, но этой самой доли секунды ему каждый раз не хватало. Теперь, по прошествии времени, он признает, что неуловимый спутник то и дело заманивал его в смертельно опасные ловушки, откуда он едва спасался. Если читатель ненадолго представит себя на месте Флаксмана Лоу, во власти кого-то, кто задался целью сломить его тело и душу, то он поймет, как это страшно, когда даже в самых безобидных ситуациях тебе угрожает опасность.

Долгими февральскими ночами Лоу боролся и ждал, намереваясь справиться с нападениями таинственного недруга одним лишь усилием воли.

В ту пору небо внезапно прояснилось, и мистеру Флаксману Лоу пришла идея на неделю отправиться в Париж, чтобы развеяться и переменить обстановку, так как при солнечной, бодрящей погоде он все еще склонялся к тому, что его неприятности вызваны физическим нездоровьем. В Париже он почувствовал себя лучше и даже часто забывал о своих недавних переживаниях. Он вел активную жизнь, встречался со многими приятелями, в том числе с месье Тьерри, и по возвращении в Лондон не сомневался, что способен противостать всем будущим напастям.

Посвежевший, радуясь приливу новых сил, Лоу тут же набросился на свои долго пролежавшие без движения исследования. Как-то вечером он привел в порядок книги и бумаги, а также, как обычно перед длительной и напряженной работой, проделал еще одну процедуру. Флаксман Лоу привык, чтобы на полке у него над головой лежал в готовности ряд набитых табаком трубок. Число трубок он соотносит с проделанной работой, и, пока разум занят историей Египта, пальцы откладывают в сторону трубку за трубкой, пока на подносе не накопится добрый десяток выкуренных. В тот раз он трудился и курил по заведенному порядку.

Давно пробило полночь, на пустых улицах царила тишина, лишь изредка нарушаемая каким-нибудь случайным хэнсомом[67]67
  Хэнсом – наемный конный экипаж, двухместная двухколесная разновидность кеба с местом для кучера сзади, отличавшаяся скоростью и маневренностью.


[Закрыть]. Внезапно Флаксман Лоу, стоя перед окном и оглядывая из-под отяжелевших век улицу, ощутил в этой тишине угрозу. Он не помнил, почему поднялся с кресла и как в точности протекли часы после прихода из клуба; понятно было только то, что он не работал, а о чем-то думал. И еще было понятно, что призрачный преследователь вернулся. Никогда прежде Лоу не ощущал так остро его близость и не испытывал от этого такого страха и отвращения; казалось, невидимого спутника можно потрогать. К тому же Лоу все больше угнетало чувство, будто кто-то вытесняет его личность, завладевает мозгом, чтобы размышлять о чем-то туманном, недобром и непонятном.

Лоу помнит, как выкинул вперед руки, словно расталкивая толпу, и поспешно вернулся за стол. В воздухе стоял тошнотворный запах, который Лоу ощутил не впервые, но не знал, чему приписать. Он раскурил новую трубку – шестую, как выяснилось впоследствии, – и сел за работу. Дальнейшее ему вспоминается отрывочно. Его рука тянулась к еще одной трубке; в голове теснились не поддающиеся описанию мысли и картины. Он боролся с дремотой, потом откинулся на спинку кресла; глаза глядели вниз, в его же собственные темные глаза, полные ненависти и отчаяния, в которых виделись и возрождались те самые, уже привычные, нескончаемые и смутно гнетущие мысли; потом перед ним оказался вдруг странный конусообразный колпак его призрачного спутника – вроде бы шерстяной, весь в коротких свисающих нитях, каждая из которых заканчивалась узлом; и дальше его снова приковал к себе властный, ненавидящий взгляд темных глаз…

Проснулся Лоу далеко за полдень и обнаружил, что глядит в потолок спальни, а тот словно бы то приближается, то отступает. Ощущая смертельную слабость, он лежал, пока часы не пробили пять. Память начала возвращаться, он понял, что проспал пятнадцать часов. Теперь ему явилось все: красивые злые глаза, тонкие смуглые пальцы, накрывшие его лоб, и мозг, соскальзывающий в сон.

Эти картины побудили Флаксмана Лоу опустить взгляд на собственную правую руку. На указательном пальце виднелось бурое пятно. Когда Лоу поднес его к лицу, чтобы изучить внимательней, в ноздри ему проник тот же тошнотворный запах, что и накануне вечером. Разум работал медленно, однако наконец нашел решение, и Лоу, пошатываясь, поднялся с постели.

Утвердившись в кресле, он стал осматривать коробку с лекарствами, которая стояла у двери. Там не хватало флакона с крепкой настойкой опиума. Лоу проковылял в соседнюю комнату, к столу, за которым обычно работал. Флакон стоял среди бумаг, открытый и полупустой.

В голове у него мелькнуло ужасное подозрение. Одна из трубок осталась нетронутой, от нее пахло опиумом. Еще две из лежавших на подносе, шестая и седьмая по счету, были заполнены пеплом, но над ними витал тот же говорящий запах. Мистер Лоу поднял флакон и застыл, поражаясь редкостной силе своей конституции; через такое испытание мало кто прошел бы живым. Выносливый от природы организм, воздержанная, подчиненная распорядку жизнь, здоровые привычки – вот что помогло ему уцелеть.

Распахнув во всю ширь окна, Лоу принялся мерить шагами комнату. Теперь он понял причину загадочных умственных провалов, которые случались с ним в последние недели. Временами им руководил не свой, а чей-то посторонний разум, который, пользуясь его рутинным распорядком дня и устоявшимися привычками, вел его к смерти от собственной руки. Он припомнил и обдумал многочисленные случаи, когда ему грозила опасность, и вполне обыденные события, которые им предшествовали. Это натолкнуло его на главный вопрос: кто же замыслил этот хитроумный план? Надо отметить, что имя Калмаркейна пришло ему на ум не сразу.

Как раз в этот переломный момент Флаксман Лоу наконец осознал, что нуждается в чьей-то помощи и поддержке. События минувшей ночи могли повториться когда угодно. Осознав, что они не только возможны, но и вполне вероятны, он вновь начал расхаживать туда-сюда. Пробежав список своих друзей и знакомых, Лоу подосадовал, что в мире осталось так мало веры.

Нечто подобное сказал как-то д’Имиран. Ну да, д’Имиран! Мысли Лоу потекли в новом направлении. Калмаркейн! В мгновение ока ему все стало ясно. Взяв книги, к которым он обращался прошлым вечером, Лоу просмотрел свои последние заметки на полях. Несколько отрывочных фраз не имели никакого отношения к тексту, но казались отголоском тех мрачных видений, что приходили к нему в последнее время извне, минуя его объективное сознание. Мы можем добавить, что эти примечательные фразы составили основу многих последующих изысканий мистера Лоу.

Флаксману Лоу хватило нескольких минут, чтобы составить план дальнейших действий. Прежде всего надо встретиться с д’Имираном, потому что он единственный не поставит под сомнение подобный рассказ и от него же можно будет получить немало полезных сведений; не исключено к тому же, что д’Имиран присоединится к его попытке стряхнуть с себя чары Калмаркейна, сколь бы тот ни был силен. Лоу нашел адрес, полученный от д’Имирана, и уже через час летел к нему в хэнсоме. Д’Имиран был в городе, но отлучился, и Лоу оставил ему записку:

«Мой дорогой д’Имиран,

если сможете и позволите, я хотел бы сегодня вечером с Вами повидаться. Буду ждать Вас с семи до восьми, и мы вместе поужинаем.

Искренне Ваш,

Флаксман Лоу».

Лоу вернулся к себе через парк, и несколько прохожих, попавшихся ему по пути, обратили внимание на его нездоровый вид. Дома ему оставалось только дожидаться д’Имирана. Все это время в нем постепенно зрело решение.

– Я бы увиделся с вами раньше, но у меня были особо веские причины этого не делать, – с порога заявил д’Имиран. – Но теперь, когда вы за мной послали, я очень рад случаю снова встретиться.

– Наверное, Калмаркейн?

– Да, Калмаркейн.

– Он возражал против нашей встречи? По какой причине?

– Причины, похоже, серьезные. – Д’Имиран приметно заколебался. – Мне показалось, нам обоим будет лучше, если я его послушаю.

– Не знаю, каково будет ваше мнение, когда вы ознакомитесь с моей историей, – сказал Лоу. – Около месяца назад у нас с Калмаркейном состоялась беседа, и он мне угрожал. Думаю, вы признаете, что он исполнил свою угрозу.

Поведав о своих приключениях, мистер Лоу добавил:

– Теперь вы понимаете, что время терять нельзя. Сегодня же я отправлюсь в Кроусэдж. Не знаю, сочтете ли вы возможным меня сопровождать.

Д’Имиран яростно пнул каминную решетку.

– Но как, по-вашему, Калмаркейн связан с этими происшествиями? Ну да, как мне известно, он способен на что угодно, однако…

– Охотно расскажу вам о своих подозрениях. Как я уже говорил, Калмаркейн однажды здесь был. Он предложил посвятить меня в свои тайны в обмен на мое сотрудничество при осуществлении его чудовищных замыслов. С того дня и начались всяческие беды. Давайте перечислим: у меня стал притупляться ум, случались периоды одержимости, и наконец непонятным образом выпала из сознания прошлая ночь. Я убежден, что Калмаркейн покушается на мои душу и тело при помощи какого-то разума-паразита. И не сомневаюсь: если сразу не принять меры, следующая его атака меня погубит.

– Если бы вам было известно то, что знаю я, вы бы дважды подумали перед визитом в Кроусэдж. Что вы намерены там делать?

– Мой дорогой д’Имиран, вы наверняка поймете, что у нас с доктором Калмаркейном имеются противоречия, которые нужно раз навсегда разрешить! Но, если подумать, я, наверное, слишком поспешил, пригласив вас сопровождать меня.

Флаксман Лоу встал, вынул из ящика стола револьвер и сунул в карман. Д’Имиран, наблюдая за этими многозначительными приготовлениями, продолжал пинать каминную решетку.

– Да, – кивнул Лоу, отвечая на его немой вопрос, – может дойти и до этого. В любом случае я настроен на то, что наше сегодняшнее объяснение, к чему бы оно ни привело, станет последним.

Вместо ответа д’Имиран стал надевать шляпу. Лоу пожал ему руку.

– Я с вами, – сказал д’Имиран. – Мне тоже есть что предъявить доктору Калмаркейну.

Ночной почтовый поезд высадил двоих пассажиров на станции, откуда до Кроусэджа оставалось не больше шести миль. Д’Имиран, хорошо знакомый с местностью, тут же зашагал по темной дороге в сторону моря. Ночь стояла беззвездная, ненастная, в лицо путникам дул соленый ветер. С тракта они свернули на каменистую тропу, которая пересекала пустошь. Время от времени, поднявшись на очередной пригорок, они замечали далеко в море огонь маяка, но на земле все было черно и пусто, и тишину нарушал только ветер, порывами пробегавший по сухому вереску.

Внезапно д’Имиран остановился и указал на отдаленный огонек.

– Кроусэдж, – проговорил он.

Путники шли в тишине, пока наконец не послышался отчетливый шум прибоя. Дом был уже близко, и д’Имиран заметил, что огонек горит в кабинете Калмаркейна.

Ощупью, в кромешной тьме завернув за угол дома, путники добрались до двери, которая оказалась незапертой. За коридорами и проходными комнатами перед ними предстал нижний этаж башни; на верхней площадке лестницы светилась щель над кабинетной дверью.