Текст книги "Золотой ястреб"

Но в действительности его ожидание было короче. Пятнадцать минут спустя он почувствовал, как Бернардо тронул его за руку и передал увесистый кожаный мешочек с монетами.

– Твоя добыча, – проворчал Бернардо.

Ухмыляясь, Кит положил мешочек в карман и подошел к перилам, через которые команда Розы перекинула доску. Он видел, как они помогли ей перебраться, соблюдая все возможные церемонии. Роза была одета в платье из изысканных кордовских кружев, похожих на полуночную дымку, с глубоким декольте, выбранным не без умысла, которое было прикрыто черным кружевом, украшенным изящными неземными цветами, закрывавшими ее шею и плечи.

Гигантская масса ее огненных волос была поднята так высоко, что соблазнительно открывала шею, так что Кит почувствовал импульсы в кончиках пальцев.

Он протянул руку и помог ей спуститься, потом на мгновенье задержался, вглядываясь в ее лицо. Он шагнул ей навстречу, быстро и целеустремленно, но остановился на полуслове, не успев ничего сказать. Его остановили ее глаза. Они были ясными, как морская вода, но горели дьявольским огнем. Что бы ты не собирался делать, предупреждали они, я наготове и слежу за каждым твоим движением.

– Я изменила свой наряд не ради вас, – резко сказала Роза, – потому что у нас нет времени для шуток. Я все еще могу одеваться, как женщина, но на самом деле как женщина, я умерла много лет назад.

Кит взял ее за руку и повел в свою каюту.

– Я сомневаюсь в этом, – сказал он, – потому что вы еще не умерли.

– Я живу только ради одного, – сказала Роза. – Я должна встретить Луиса дель Торо, гранда Испании, убить его и омочить в его крови мои ноги.

Кит налил два бокала вина, захваченного этим утром.

– Я разделяю это чувство, – мрачно сказал он, – и, возможно, желаю этого сильнее, чем вы.

Он вынул нож и отрезал грудку прокопченной птицы.

– Вероятно, это какое-то ничтожное дело, – спокойно сказала Роза. – Обычные счеты между мужчинами. Лишь немного спорта… Какое это имеет значение по сравнению с жизнью моей сестры? Или с тем, что я должна была через месяц выйти замуж? Я – которая теперь никогда не выйдет замуж.

– Я не согласен, – возразил Кит. – Разве ваш жених такой плохой человек, что мог отвергнуть вас, если все это произошло помимо вашей воли?

– Нет, но у меня тоже есть гордость. Я не могу вернуться к нему обесчещенной, – она посмотрела на Кита, и в ее глазах была жестокая ясность. – К нему или к любому другому мужчине, – добавила она.

– Я вижу, – спокойно ответил Кит.

Роза подняла бокал с рубиновым вином. Последний солнечный луч проник в каюту и окрасил ее длинные изящные пальцы в кроваво-красный цвет.

– Вы сказали, – задумчиво сказала она, – что разделяете мои чувства к дель Торо. Почему, Кит?

– Моя мать, – сказал он, и его голос стал хриплым, – умерла под пытками – по его приказу.

У Розы перехватило дыхание, ее глаза расширились и, казалось, заняли все лицо.

Потом она заговорила и ее голос перешел на шепот.

– Я рада, что не убила вас, – сказала она.

– И я тоже, – сказал он, улыбнувшись. – Мертвый, я бы ничего не смог сделать для вас. Живой, возможно, я смогу вернуть вам счастье.

– Я никогда больше не буду счастлива, – обреченно сказала она.

– Так можно думать только в море, когда вы постоянно окружены грубыми мужчинами, которые знают только, как управлять кораблем и драться – и ничего больше. Но в собственном доме, с человеком, который любит вас, с вашим мужем…

– С вами? – огрызнулась она.

– Да, со мной.

Роза пристально посмотрела на него, пытливо изучая его лицо.

– Я полагаю, вы любите меня? – насмешливо спросила она. – А разве вы можете любить? Вы – мужчина, а мужчины ничего не знают о любви. Похоть – да, удовлетворение своих грубых желаний – да, но любовь… – она откинула назад голову и улыбнулась горькой улыбкой. – Выйти за вас замуж? А когда я постарею и растолстею, вы отправитесь в соседнюю деревню развлекаться с молоденькими девушками? – она наклонилась к нему. – Скажите мне, Кит, будете ли вы также стремиться сделать меня своей женой, если я буду настаивать на отдельных комнатах и противиться близости между нами? Женитесь ли вы тогда ради удовольствия побыть в моем обществе или ради моего музыкального голоса? Вы сделаете это?

Кит опустил глаза, и на его лице отразилось неподдельное горе.

Веселый смех Розы разнесся по крошечной каюте. Она обошла вокруг стола, и ее пальцы дотронулись до шрама от плети на лице Кита.

– Я много раз делала вам больно, – сказала она, – и прошу прощенья, потому что иногда вы бываете непохожим на остальных.

Он поднялся, долго смотрел на нее, а потом очень нежно притянул ее к себе. Он почувствовал, как напряглось ее тело, а потом она резко повернула голову, уклоняясь от его поцелуя. Он освободил ее, взял ее лицо обеими руками и поглядел ей в глаза.

– Ты не сможешь вечно прятаться от жизни, – сказал он, – или причислять меня к тем, кто думает только о собственных удовольствиях. Ты создана для меня, не на один день, а как часть моей души. Я должен разрушить ту стену, которую ты воздвигала вокруг своего сердца, чтобы ты могла снова жить – как должна жить женщина.

Он нагнулся и нашел ее губы. Они были горячими и мягкими, но абсолютно бесчувственными – никакого отклика. Ее холодность сводила его с ума. Его руки скользнули вниз и обняли ее за талию. Он так крепко обнял ее, как будто хотел раздавить, и пылко прильнул к ее губам, и не отпускал до тех пор, пока не почувствовал ответное трепетание. Ее губы все больше и больше открывались ему навстречу, ее руки медленно поднимались вверх по его рукаву, до тех пор, пока пальцы не добрались до тяжелой массы его волос.

Он почувствовал, как ее губы обмякли. Не выпуская ее из своих объятий, он подхватил ее на руки и положил на кушетку.

– Нет, – прошептала она; ее голос был низким и напряженным. – Не делай этого!

Но он опустился рядом с ней и остановил ее протесты очередным поцелуем. Он целовал ее до тех пор, пока она не затрепетала в его объятиях. Потом Кит отстранился, а она смотрела на него своими зелеными, как изумруды, и глубокими, как тропическое море, глазами.

Когда она заговорила, ее голос был таким тихим, что ему пришлось наклониться, чтобы расслышать ее слова.

– Отпусти меня, – прошептала она и отвернулась…

Потом она лежала рядом с ним в темноте, а лунный свет, проникавший через иллюминатор, отражался на ее лице. Он смотрел на нее, и ее слезы, катящиеся из-под черных ресниц, казались драгоценнее любых алмазов. Внезапно Кит почувствовал, что совершил что-то постыдное и нечистое и что теперь он ничем не отличается от жестокого дель Торо.

– Прости меня, – прошептал он. – Я никогда бы не сделал этого, если бы знал, что тебе это неприятно. Я не хотел причинить тебе вреда. То, что произошло между нами, нельзя назвать грехом в обычном смысле, – ответом на его слова была только тишина. – Скажи, что ты простила меня, – умолял он. – Скажи, что ты поплывешь со мной в Санто-Доминго и там мы поженимся.

Роза медленно села. Слезы еще сильнее потекли по ее лицу, и она начала одеваться, все еще не говоря ни слова.

Кит тоже поднялся и начал одеваться. Когда он немного привел в порядок свои ленты и кружева, то снова повернулся к Розе и привлек ее к себе. Она не сделала попытки вырваться, но была как неживая. Он склонился и начал снова целовать ее, мягко, почтительно и умоляюще. Она полулежала в кольце его объятий.

– Мне нужно время, – прошептала она. – Много времени – чтобы подумать.

Кит нахмурился. Он не понимал страха, читавшегося в ее глазах и слышавшегося в ее голосе, и, как все мужчины на земле, старался побыстрее пробить ее оборону. С его точки зрения, все ее идеи нуждались в пересмотре. Сейчас в ней говорил гнев, после того, что испанцы сделали с ней и ее умершей сестрой. Но сама она казалась такой горячей и пылкой, что любое животное в образе человека…

Да, она должна подумать. Ей действительно нужно много времени для этого.

– Через год, считая с этого дня, – серьезно сказал Кит, – я буду в гавани Санто-Доминго. Если ты изменишь свое мнение, присоединяйся ко мне. Этого времени довольно?

– Да, – прошептала она. – Вполне.

– Ты придешь? – тоже шепотом спросил он.

Она посмотрела на него долгим, изучающим взглядом.

– Кто знает? – сказала она. – Жди – и увидишь.

ГЛАВА 8

Сеньора Бианка дель Торо сидела в одиночестве в своей комнате. Она все еще была похожа на статую из мрамора, такая же бледная. Случайный наблюдатель мог бы принять ее за прекрасную статую мадонны, выполненную для большого собора. Только случайное движение ее белоснежной руки и трепетание ноздрей доказывало, что она жива.

Но за ее внешней неподвижностью скрывалась бурная работа юного ума.

Она думала, что почти все ее несчастья проистекают от того, что она почти все время проводит в одиночестве. Если бы Луис удовлетворил свою страсть по захвату новых земель и добыче сокровищ, она могла бы со временем привыкнуть к нему. Она могла бы однажды научиться относиться к нему с нежностью, ведь он был великим человеком и иногда даже добрым. Зачем ему еще большая власть, чем он уже имеет? Он командует флотом Его Христианнейшего Величества на западе Карибов. Он владеет тремя гасиендами – на европейском континенте ни у одного принца нет таких владений. Король удостоил его титулом графа. Он владеет плантациями индиго, бананов и сахарного тростника, тремя сотнями негров-рабов, чья жизнь зависит исключительно от его каприза. Кроме того, ему прислуживают не меньше тысячи индейцев. Что еще он может получить в этом мире?..

Ее лицо потемнело, когда ответ на ее вопрос непрошено возник в ее сознании. Существует одна вещь, которую только она одна во всем мире могла дать ему – сын и наследник.

Но Бианка напомнила себе, что у него уже были сыновья… «Мулаты и метисы», – насмешливо напомнило ее сознание. Любая негритянка могла подарить ему сына, но только Бианка могла дать ему наследника знатного испанского дворянина, наследника, которому он мог бы оставить свою империю. Только она одна могла добавить новую веточку к его генеалогическому дереву и сделать так, чтобы род дель Торо не исчез…

Она хорошо помнила тот день, когда впервые появилась в Картахене вместе с доном Луисом. Когда они вышли на вымощенные камнем улицы города, чтобы отправиться в особняк дель Торо, их остановила накрашенная женщина, одетая в платье с таким вызывающе низким вырезом, что ее груди рисковали в любой момент вывалиться наружу. Бианка с удивлением разглядывала ее. Никогда прежде она не видела женщины, так бесстыдно одетой на публике. Женщина подошла к ним, обращаясь с доном Луисом с очевидной фамильярностью.

– Луис, душечка, что ты собираешься делать? Дьявол, она же красавица! Но она слишком бледна и скоро надоест тебе. И тогда ты вернешься ко мне. Я буду ждать.

Бианка повернула застывшее лицо к своему жениху. Дон Луис повернулся к сопровождавшему его идальго, который ехал рядом с ними. Гиот пришпорил лошадь и поднял плеть.

– Луис! – закричала женщина. – Останови его! Останови его ради Бога!

Бианка видела, как плеть поднималась снова и снова, со свистом опускаясь на полуобнаженное женское тело. Вскоре ее одежда превратилась в лохмотья, как будто разрезанная ножом. Женщина кричала на всю улицу, и в ее голосе слышались нестерпимая боль и ужас. А дон Луис снова кивнул. Плеть снова опустилась, оставляя на теле жертвы кровавые полосы. Наконец дон Луис отвернулся и приказал кучеру.

– Поехали.

Сейчас, вспоминая этот инцидент, Бианка снова вздрогнула. «Как я могла так безоговорочно отдать себя ему?» – прошептала она сама себе. От его прикосновений моя кровь как будто замерзает, а его ласки вызывают только страх и отвращение. Я думаю, что если женщина не допускает мужчину в свое сердце и сознание, то и ее тело отвергает его семя. Нет, пусть он поищет сына где-то в другом месте…

А ты? Ты тоже будешь искать где-то в другом месте осуществления своих желаний? Где-то на Карибах, где скитается человек с золотистой гривой и блестящими глазами? А разве ты сама не рада, когда мужа нет дома?

– Да! – ответила Бианка своему внутреннему голосу. – Да, я рада и не буду больше думать об этом!

Она внезапно встала и оглядела комнату, как будто видела ее впервые. Она посмотрела на балки из железного дерева, такого тяжелого и прочного, что оно могло сохраняться веками. На большие вазы индейской работы, стоявшие по углам, на отделанные шелковой тканью стены, на серебряные зеркала, в которых отражался лунный свет. Немного дальше Бианка видела богато инкрустированный стол из красного дерева.

Пока Бианка размышляла, в комнату вошла девушка Квита, тихо, как тень, и начала заваривать чай на серебряной жаровне.

Бианка ненадолго отвлеклась, но потом снова вернулась к своим невеселым мыслям. «Все это потому, – снова подумала она, – что я почти всегда одна… А что бы было, если бы сегодня ночью через открытое окно появился Кит? Неужели бы ты не помогла ему войти и не бросилась в его объятия?»

От подобных мыслей она пришла в невероятное смущение и кровь забурлила в ее жилах. Дон Луис никогда не мог пробудить в ней подобных чувств. С ним она была мягкой, покорной женой, которая знала свой долг и исполняла его, скрывая свое отвращение. Возможно, именно это отвращение было причиной тому, что у нее до сих пор не было детей. Она была бы даже рада подарить ему сына, которого он так страстно хотел: может быть, это улучшило бы отношения между ними.

Бианка очнулась от своих мыслей и повернулась к Квите, которая тихо переливала ароматный чай в серебряную чашку.

– Нет, не здесь, Квита, – сказала Бианка. – Выйдем в патио.

Она прошла через столовую, украшенную многочисленными вазами с экзотическими цветами, сейчас уже закрывавшимися на ночь, и вышла в сад. Затем взяла чашку из рук Квиты и стала пить медленными, маленькими глотками, а ее глаза были темными и задумчивыми.

– Сеньора, – прошептала Квита.

– Да? – спросила Бианка, не поворачивая головы.

– Почему вы несчастны? – медленно спросила Квита, тщательно выговаривая испанские слова. – Вы так прекрасны, и своей красотой затмеваете луну и звезды. Почему вы тоскуете? Почему я часто слышу, что вы плачете в своей комнате?

Бианка посмотрела на девушку.

– Это огорчает тебя, Квита?

– Очень сильно.

– Почему, Квита? Почему ты заботишься обо мне?

– Потому что вы всегда добры ко мне, никогда не ругаете и не бьете. Разве у меня каменное сердце? Но почему так происходит, сеньора? Вы, у которой так много…

– Я, которая имеет так много всего, – прошептала Бианка почти про себя, – не имеет лишь одного, без чего все остальное не имеет значения.

В черных глазах Квиты появилась симпатия.

– Может быть, это мужчина? – пробормотала она. – Более замечательный, чем капитан дон Луис?

Бианка вздрогнула от неожиданности и залилась горячим румянцем.

– Ты слишком дерзка! – воскликнула она, но гнев утих так же быстро, как и появился.

Добродушное лицо служанки отразило жалость. Ее расспросы повернули мысли Бианки в другом направлении.

«Чем я отличаюсь от этой девочки-рабыни? – думала она. – Я богата, но не могу купить себе счастья. Она рабыня, а разве я свободна? Когда она полюбит кого-нибудь, она может пойти к нему и заниматься любовью со всей страстью своего юного тела. В этом не будет ничего безобразного, но это будет гораздо лучше той рабской зависимости, на которую меня обрекли судьба и обычаи…»

Медленно она протянула руку и погладила Квиту по плечу.

– Я поторопилась, – сказала она. – У меня нет любовника, Квита. Но я действительно люблю человека, который для меня дороже всех на свете. И я оказалась здесь только потому, что он не захотел меня.

– Он дурак! – пылко воскликнула Квита.

– Или человек чести, – горько сказала Бианка, – у которого есть только одно слово.

– Он еще вернется к вам, – уверенно сказала Квита. – Хотела бы я увидеть это!

Бианка ласково посмотрела на служанку, и в уголках ее губ промелькнула легкая улыбка.

– А как ты собираешься совершить это чудо?

Квита пошарила в складках своей одежды и мгновение спустя извлекла ожерелье из золота.

– Вот, – прошептала она. – Возьмите это!

Бианка с удивлением разглядывала ожерелье, сделанное из золотых нитей, каждая из которых была тоньше человеческого волоса, скрепленных между собой так искусно, что ожерелье было похоже на лучшее европейское кружево. На вершине ожерелья качалась фигурка женщины, выполненная из одного куска золота. Фигура была обнаженной и обладала всеми атрибутами женского тела. Несмотря на некоторый примитивизм форм, она была прекрасна. На лице Бианки застыл вопрос.

– Это тунья, – объяснила Квита. – Я не знаю, как ее зовут, потому что я слишком невежественна и не владею знаниями своего народа. Но одно я знаю точно: она поможет вам найти вашу любовь

Бианка посмотрела на крошечное изображение богини Астарты, известного сексуального символа, а потом перевела взгляд на статую Богородицы, невозмутимо стоящую в своей нише. Бианка уже хотела отдать пляшущую фигурку, но внезапно поняла, что если в чем-то и заключалось зло, так не в этой маленькой вещице, а в ее европейском сознании, с его привычкой боготворить аскетизм, который на деле превращался в жестокость. Маленькая индейская фигурка будет отныне напоминать ей о чистой и взаимной любви, свободной от стыда и темных сомнений.

– Спасибо, Квита, – сказала она. – Я теперь все время буду носить это сокровище. Но она, наверное, дорого стоит? Это золото, не так ли?

Квита улыбнулась.

– Я не испанка, – сказала она. – Золото для меня ничего не значит. Мы получили его от богов, которые извлекли его из земли и подарили нам вместе с одеялами, горшками и солью. И никто не знает, какой из подарков лучше.

Бианка посмотрела на девушку, и ее взгляд прояснился.

– Ты мудра, Квита, – сказала она. – Очень мудра.

Квита открыла рот и уже хотела что-то ответить, как вдруг со стороны улицы они услышали звук шагов. Квита напряглась, взяла серебряную чашку и быстро скрылась в доме.

Бианка прислушалась к тяжелым шагам своего мужа в холле. Она быстро спрятала фигурку в вырез платья и взяла гусиное перо, воткнутое в чернильницу, стоящую рядом с ней на столе. Потом она протянула руку и положила перед собой лист бумаги. Так что когда дон Луис вошел в патио, он застал ее что-то пишущей. Он в изумлении остановился и нахмурился.

– Вы умеете писать? – спросил он. – Мне это не нравится. А может быть, вы умеете и читать?

– Да, – твердо ответила Бианка. – Я думаю, в этом нет ничего плохого, когда мужа так подолгу не бывает дома.

Дон Луис подошел к ней и нежно обнял.

– Прости меня, Бианка, – сказал он. – Я очень удивился, увидев тебя пишущей. Женщине слишком трудно заниматься такими вещами, кроме того, есть много вещей, которые не для ее глаз.

– Я читаю только свой катехизис и молитвенник, – резко ответила Бианка. – Кроме того, я больше не девочка, а замужняя женщина, и незачем объяснять мне мои обязанности.

Дон Луис тряхнул головой и улыбнулся.

– К тому же, весьма острая на язык, – заметил он. – Отлично, я обладаю самой образованной женой во всей Картахене. Я думаю, что во всем этом краю нет другой женщины, которая могла бы прочитать хотя бы букву или подписать свое имя. Но, зная вашу добродетель, я абсолютно не беспокоюсь по этому поводу. Кроме того, у меня для тебя новость. Сегодня из Испании пришел патент, подтверждающий мой титул графа.

Бианка высвободилась из его объятий и сделала ему реверанс.

– Милорд, – пробормотала она.

– Ты не кажешься обрадованной, – мрачно заметил он.

– Нет, я очень рада, – сказала она. – За вас. А что касается меня, то что мне может прибавить этот титул?

– Ничего, – угрюмо сказал он, – потому что ты пребываешь в унынии с самого дня нашей свадьбы. Я же вижу это. Я мало забочусь о внешних почестях. Я собираю все эти деньги и ценности только с одной целью – превратить их в большой майорат. Это мое сокровенное желание.

– И эти земли и ценности предназначены… – начала Бианка.

– Ты прекрасно это знаешь: они предназначены нераздельно переходить от старшего сына к старшему сыну – навсегда.

– От старшего сына… – прошептала Бианка.

– Да, – сокрушенно ответил дон Луис. – И именно этого ты не можешь мне дать. Завтра мы отплываем в Лиму. Там есть доктор, который сможет, может быть, излечить твое бесплодие.

– Вы привезли меня в Кали, – начала Бианка, – потому что здесь хороший воздух. И это действительно так. Я всем сердцем полюбила эти места. Здесь свет и цвета как в раю, а воздух бодрит, как вино. Неужели эти места можно сравнить с долиной Рио Атрато, где мы останавливались на несколько недель?

– Я не собирался везти тебя в Атрато. Ты сама настояла на этом.

– Да, – вздохнула Банка. – И я до сих пор жалею об этом. Эти бедные индейцы, которые по пояс в воде, под палящими лучами солнца добывают для вас золото… Сколько их умерло за то время, пока мы были там, Луис?

– Довольно! – воскликнул дон Луис.

– Они были все избиты, – продолжала она, погрузившись в воспоминания и не слыша его приказа. – Твои люди нещадно били их, а потом отливали водой, чтобы не останавливать добычу золота. К чему все это, Луис? Неужели этот презренный металл стоит человеческих жизней?

– Какие странные вопросы! Довольно об этом. У тебя еще много дел. Завтра мы отплываем в Порто-Белло.

Бианка склонила голову в знак покорности.

– Как вам будет угодно, милорд, – пробормотала она, но по пути к двери обернулась и посмотрела мужу в лицо. – Как милорд объяснил сопровождающим его кабальеро причины поездки? Будет лучше, если я буду знать об этом, чтобы ответить так же, как и вы, если меня об этом спросят.

Дон Луис пронзительно посмотрел на нее, на его губах появилась сардоническая усмешка.

– А что бы вы сказали, если бы я не проинструктировал вас? – спросил он.

– Что я бесплодна и что милорд везет меня лечиться, – ответила Бианка.

Дон Луис нахмурился.

– Говоря точнее, мой крестник Рикардо Голдамес, племянник архиепископа Картахены, закончил свое обучение на доктора в Университете Сан-Маркос в Лиме. Конечно же, я должен присутствовать на церемонии, как и подобает заботливому крестному отцу. И это; моя хорошенькая маленькая жена, истинная правда… Но довольно об этом, у нас еще много дел.

Бианка снова сделала своему мужу глубокий реверанс и отправилась в спальню.

На следующий день, дождавшись прилива, большой корабль дона Луиса, который теперь назывался «Цапля», медленно вышел из гавани Картахены по направлению к океану. Бианка сидела на верхней палубе под шелковым тентом, который защищал ее лицо от палящих лучей солнца. Корабль шел мимо длинного полуострова, на котором был построен форт Санта-Круз.

День уже склонялся к вечеру, когда они вышли из залива Картахены. В открытом море «Цапле» пришлось бороться со встречным ветром, так что три дня спустя корабль бросил якорь в гавани Номбре-де-Диас. В Порто-Белло они попали только на следующий день.

Бианка с нетерпением ждала, когда можно высадиться на берег, потому что единственного, чего почти не было на Карибах, так это штиля. Когда большой корабль входил в гавань, которой дал имя сам Колумб, дон Луис, задумавшись, стоял на полубаке. Бианка с тревогой следила за своим мужем.

– Что вас беспокоит, Луис? – поинтересовалась она.

– Время года, – ответил он. – Мы не могли выбрать худшего сезона для нашего путешествия.

– Почему?

– Смотри, – сказал дон Луис и протянул руку.

Даже с этого расстояния Бианка могла различить толпы людей на пристани. Улицы перед большим зданием таможни были черны от народа.

– Неужели во время моего отсутствия в Картахену прибыл флот? – спросил дон Луис. – Дьявол! Сегодня в Порто-Белло собрались, наверное, все торговцы от Лимы до Мехико-сити. Как только они узнали о прибытии конвоя, они слетелись сюда, подобно стае стервятников.

– Почему они не пошли в Картахену? – спросила Бианка.

– Это гораздо дальше, – ответил дон Луис. – Кроме того, здесь самое узкое место перешейка, так что торговцы из Лимы и других городов на побережье Тихого океана могут без особых хлопот добраться до Порто-Белло. Если мы сможем сегодня ночью отыскать место для ночлега, то нам нужно будет благодарить Богоматерь за ее доброту.

Несколько минут спустя дон Луис помог Бианке спуститься в корабельную шлюпку, которой командовал один из его офицеров. Потом он сам опустился рядом с ней. Когда они отошли от своего корабля, рулевому пришлось постоянно лавировать, потому что вода буквально кишела от многочисленных лодок и пирог.

Гавань была полна народа. Бианка с трудом пробиралась вслед за мужем через толпу торговцев. Кругом были натянуты тенты и стояли открытые палатки, наполненные всевозможной одеждой, обувью, кружевами, скобяными изделиями, вином, маслом, инструментами, галантереей, благовониями. И здесь же были рабы. Никогда не видев такого раньше, Бианка остановилась, с удивлением разглядывая черных девушек-рабынь, чьи обнаженные тела были похожи на эбеновое дерево. И в этом она была не одинока: целая толпа мужчин собралась вокруг соблазнительного товара, возбужденно обсуждая их достоинства. В этот момент муж тронул ее за руку.

– Не задерживайтесь здесь, – сказал он. – Пойдем дальше.

Они потратили около получаса, прежде чем выбрались из толпы, но теперь мимо них постоянно сновали носильщики, переносившие тюки с хлопком, табаком, индиго, какао, ванилью, сундуки с жемчугом, золотом, серебром, кораллами и изумрудами. Наконец они добрались до небольшой закопченной гостиницы, где за одну ночь дону Луису пришлось заплатить тысячу песо.

После ужина дон Луис оставил Бианку на попечении Квиты, под охраной двух вооруженных матросов.

Бианка легла и начала читать короткую молитву, чтобы ее муж вернулся цел и невредим. Она знала, что он пошел нанимать мулов, на которых они пересекут перешеек и на берегу Тихого океана сядут на другой корабль, который доставит их в Лиму. Но в середине молитвы перед ней внезапно возникло лицо Кита и ее мысли приняли совершенно другое направление… Если, молила она, Луис не вернется, – Святая Дева, прости меня! – я смогу вернуться в Картахену и сообщить ему… Нет, это сумасшествие. Это дьявол нашептывает мне подобные мысли. Я не должна, я не должна «.

И в этот момент вернулся дон Луис. Захваченная своими мыслями, Бианка вскочила и бросилась в его объятия. Мгновенье спустя она обнаружила свою ошибку. Но он уже так крепко обнял ее, что у Бианки перехватило дыхание.

– Оставь нас, – приказал он через плечо Квите, и Бианка с холодным ужасом услышала, как за девушкой захлопнулась дверь. Потом он мягко опустил ее на большую кровать.

Некоторое время спустя, когда он крепко спал рядом с ней, Бианка встала и невидящими глазами уставилась в ночную тьму. Все ее тело как будто горело в огне. В маленькой запертой комнате было очень жарко, и все ее обнаженное тело покрылось испариной, но в сердце был ледяной холод.

– Прощай, мой Кит, – прошептала она. – Отныне и навсегда, прощай, – а потом добавила: Святая Матерь божья, благословенная среди женщин, помоги мне, чтобы это был сын.