Текст книги "Прикосновение"

Сильвия была поражена:

– Неужели?

– Да.

– Но у тебя ведь было много возможностей.

– Я думаю, да. Во всяком случае, было немало предложений. Я не знаю, какие из них были серьезными. – Она заметила, как его голова повернулась в ее сторону. – Только одна из претенденток по-настоящему привлекала меня.

– И ты все же не сблизился с ней.

– Но не потому, что она недостаточно привлекала меня.

– А потому, что ты был женат.

– Да. Я был верным мужем. Который, впрочем, изменял ежедневно.

Это высказывание удивило Сильвию.

– Я тебя не понимаю.

– Моей вечной любовницей была врачебная практика, – ответил он тихим голосом, как будто разговаривая сам с собой. – Она и была моей первой любовью. Джинни пришлось довольствоваться тем, что осталось. Для того чтобы быть таким мужем, который ей нужен, я не должен был стать таким врачом, каким мне хотелось бы. И я сделал выбор. Хотя и бессознательно. Раньше я никогда этого не понимал. Но теперь, когда нет Джинни и нет врачебной практики, все стало для меня ясным как Божий день. Слишком часто мои мысли блуждали вдали от семейного очага. Я обманывал Джинни каждый день и каждый час.

«Не хочет ли он отпугнуть меня?» – подумала Сильвия.

– И теперь, когда все это исчезло, я чувствую, что свободен для того, чтобы быть с тобой, и сейчас это самое главное для меня.

Услышав эти слова, Сильвия почувствовала, что ее вновь захлестнуло прежнее чувство.

– Иди сюда, – прошептала она, но Алан не расслышал. Тогда она решила дать ему выговориться, понимая, что это ему необходимо. Кроме того, ей и самой было интересно услышать то, что он хочет сказать.

– Я говорю то, что чувствую. Я уже не помню, когда я в последний раз открывался перед кем бы то ни было. Долгое время я чувствовал себя потерянным. С детских лет я хотел стать врачом. И знаешь почему? Ради денег и престижа.

– Я не верю этому!

– По правде сказать, сначала я хотел стать рок-звездой, но быстро обнаружил, что у меня нет музыкальных способностей. Тогда я остановил свой выбор на медицине. – Алан рассмеялся. – Нет, серьезно – что меня привлекало, так это деньги и престиж. Именно это было важнее всего для парня из Бруклина во время учебы.

– Что же изменило твои убеждения?

– Сущая малость. Не то чтобы я вдруг отверг все материальные блага и сменил их на рубище и прах. Просто время шло, и я менялся. Это случилось в начале моей врачебной практики, когда я впервые встретился с пациентами и осознал, что передо мной не просто истории болезни, а живые люди. Так или иначе, я достиг и той и другой цели: престиж пришел сам собой, когда я получил степень доктора медицины, а вместе с ним пришли и деньги. Как говорил нам один из наших преподавателей: «Заботьтесь о своих пациентах, и вам не придется беспокоиться о бухгалтерии». Он оказался прав.

Итак, я решил, что стану самым лучшим врачом в мире. А когда я занялся врачебной практикой, моей повседневной заботой стало стремление быть первоклассным врачом. Но теперь я вообще никакой не врач. Я всего лишь инструмент. Я превратился в нечто вроде естественной лечебной машины. Может быть, настало время положить всему этому конец. – Он вновь рассмеялся. – Знаешь, мы с Тони решили, что когда юридические джунгли окажутся чересчур непроходимыми и политики добьются того, что потребуется двадцать минут возни с бумагами на каждые десять минут общения с пациентом, мы бросим все это к чертям и откроем пиццерию. – Он наконец отвернулся от окна. – Да, кстати, о пицце, я проголодался. Нет ли у вас чего-нибудь поесть, мадам?

Сильвия вновь заговорила своим насмешливым голосом:

– Разумеется, дорогой. Разве ты не помнишь? Ты же уже...

– Еды, мадам. Дайте поесть!

– Ах это. Пойдем.

Когда они оделись, Сильвия взяла его за руку и повела в кухню. Она искала в ящике фонарик, когда вдруг сам собой зажегся свет.

– Есть что-нибудь? – спросил Алан, заглядывая из-за ее плеча в холодильник.

В холодильнике почти ничего не было: поскольку Сильвия отвезла Джеффи в Фонд, она не ходила сегодня в магазин.

– Ничего, кроме сосисок.

– О Боже мой. Что говорил по этому поводу доктор Фрейд?

– Он говорил – либо ешь сосиски, либо ходи голодным.

– Во время бури любой порт хорош. Засунь их в микроволновую печь, и вскоре мы получим полуфабрикат в одеяле.

– Это ужасно!

– Все же не хуже, чем бифштекс, съеденный мною вчера. Я сам его готовил – по вкусу и консистенции он напоминал подошву. – Алан скорчил гримасу отвращения. – Ужас!

Прижавшись к нему, Сильвия засмеялась. Это была та, потаенная, сторона личности Алана, о существовании которой она раньше и не подозревала. Эти мальчишеские черты... Кто бы мог предположить, что этот целиком поглощенный своей работой доктор способен быть таким очаровательным, остроумным и веселым? Веселым?!

Она привстала на цыпочки и поцеловала его в лоб. Он ответил ей поцелуем. Продолжая целовать его, она бросила пакет с сосисками обратно в холодильник, захлопнула дверцу и вновь обняла его за шею. Он взял ее на руки и отнес обратно в библиотеку.

Позже, когда, утомленные, они лежали на диване, она сказала:

– Нам как-нибудь нужно попробовать сделать это в постели.

Он поднял голову, лежавшую у нее на груди.

– А почему бы не попробовать прямо сейчас?

– Ты шутишь!

– Может быть, и шучу, а может быть, и нет, – сказал он, лукаво улыбаясь. – Одно могу сказать точно – я чувствую себя так, как будто жизнь моя началась только сегодня. У меня такое чувство, будто я поднялся высоко-высоко и могу все на свете. И все это благодаря тебе.

– О, перестань...

– Но это правда! Вспомни, что произошло со мной за последние несколько недель. Но теперь, когда ты со мной, все это не имеет ни малейшего значения. Я сам не могу в это поверить, но, когда я касаюсь тебя, люблю тебя, все мои злоключения отходят на задний план. Впервые в жизни я не знаю, что я буду делать завтра, и это... не тревожит... меня!

Он встал и снова накинул на плечи халат Чарльза. Только теперь, при свете, Сильвия заметила, какой Алан худой. Он, наверно, не ел как следует с того самого момента, как жена покинула его.

– Может быть, тебе и впрямь открыть собственную пиццерию? По крайней мере, отъешься сам.

– Может быть, – сказал он, отвернувшись к окну.

Она накинула свой халатик и подошла к нему.

– Черта с два, – прошептала она, обвив руками его тело и прижавшись к его спине.

Гроза уже миновала, Алан смотрел на небо.

– Ты никогда не бросишь медицину, и сам прекрасно это понимаешь.

– Добровольно не брошу. Но, похоже, медицина сама бросает меня.

– Но ты-то ведь еще владеешь целительной силой, не правда ли?

Он кивнул.

– Она пока еще при мне.

Сильвия до сих пор еще не признала в глубине души возможность существования силы Дат-тай-вао.Но она верила Алану, хотя все еще ни разу не видела, как эта сила действует, и сама мысль об этом настолько не гармонировала с ее прежним опытом, что не укладывалась до конца в ее сознании.

– Может быть, тебе следовало бы некоторое время воздержаться от ее применения?

Сильвия почувствовала, как Алан вздрогнул.

– Ты говоришь сейчас совсем как Джинни. Она тоже требовала, чтобы я заявил, что никакой силы не существует, и больше никогда ею не пользовался.

– Я этого не говорила! – Сильвию задело то, что Алан сравнивает ее со своей женой. – Я просто думаю: может быть, ты временно перестанешь ею пользоваться. Вспомни о том, что с тобой приключилось, когда ты начал ее применять.

– Наверное, ты права. Наверняка следовало бы подождать, пока все не уляжется. Но, Сильвия...

Ей было приятно, что он называет ее по имени.

– ...Не знаю, как объяснить это, но я все время чувствую зов этих больных и страждущих людей. Как будто каждый из них посылает в пространство сигналы бедствия, а где-то в тайниках моего мозга находится маленький приемник, который их принимает. И все эти люди ждут меня. Я не знаю, смог бы ли я прекратить это, даже если бы и захотел.

Она теснее прижалась к нему. Ей вдруг вспомнился тот день, когда они обедали вместе после посещения кладбища, день, когда он впервые рассказал ей обо всем. Тогда эта его целительная сила представлялась ей каким-то даром. Теперь она казалась проклятием.

Внезапно Алан повернулся к Сильвии лицом.

– Теперь, когда я здесь, не думаешь ли ты, что настало время применить целительную силу к Джеффи?

– О, Алан, нет, ты не можешь...

– Конечно могу! Давай. Я хочу это сделать ради тебя и ради него! – Он подтолкнул ее к лестнице. – Пойдем посмотрим на него.

– Алан, – пролепетала она срывающимся от страха голосом. – Его сейчас здесь нет. Я же говорила тебе, он до четверга в Фонде Мак-Криди.

– Ах да, – смутился Алан. – Совсем забыл.

Он обнял ее обеими руками.

– Я могу остаться у тебя на ночь? – Его голос вдруг стал низким и хриплым. – У меня ведь теперь нет дома.

– У тебя теперь есть кое-что получше! – рассмеялась она.

Но ее голос показался ей самой неестественным. Как же Алан мог забыть, что Джеффи нет дома? Она не понимала, в чем дело, но что-то с этим человеком было неладно.

Глава 33
Чарльз

Подняв голову, Чарльз был потрясен, увидев Сильвию, которая направлялась прямиком к нему, обходя столы служебного кафетерия. Она была одета в яркое красно-белое платье, облегавшее ее талию и открывавшее плечи, делавшее ее похожей на дух, на мираж, плывущий среди белых лабораторных халатов. На лице ее сияла ослепительная улыбка, но предназначалась она не только ему, но и всему окружающему миру.

– Ты слишком рано пришла, – сказал Чарльз, приподнимаясь со стула, когда Сильвия подошла к нему, он ждал ее только через два часа.

– Я знаю. – Она присела на стоящий рядом стул и заговорила быстро-быстро, как пулемет. – Но прошло уже три дня, и я скучаю по Джеффи. Не могу больше ждать. Твоя секретарша сказала мне, что ты здесь, и объяснила, как сюда пройти. Я просила ее не провожать меня. Что ты пьешь?

– Чай. Хочешь чаю?

Она кивнула.

– Но только не горячий и без молока. Если можно, со льдом.

Он сходил за чаем для нее, а заодно долил и себе. И все это время он ощущал на себе косые взгляды окружающих, которые, конечно же, задавались вопросом: «Где это Чарльз Эксфорд подцепил этакую очаровательную птичку?»

Сильвия пригубила из своей чашечки.

– Вкусно. – Она оглянулась вокруг. При этом на ее губах играла лукавая усмешка. – Никогда не думала, что ты ходишь в служебный кафетерий.

– Да, хожу иногда, – ответил он со своим привычным каменным выражением лица. – Когда меня обуревают некоторые сомнения, я люблю потолкаться среди своих младших коллег. Это восстанавливает чувство уверенности в себе.

Сильвия одарила его ослепительной улыбкой.

– Как чувствует себя Джеффи?

Она задавала ему этот вопрос каждый день с тех пор, как оставила мальчика здесь в понедельник. Но пока что Чарльз увиливал от ответа. Теперь уже четверг, и он должен наконец ответить ей. Чарльз выложил все без утайки:

– Хорошего мало. Он окончательно уходит от нас. Нынешние анализы при сопоставлении с прошлыми подтверждают это. Мы применяли различные методы исследования мозга: компьютерную томографию, позитронно-эмиссионную томографию, магнитоэнцефалографию, сделали электроэнцефалограммы во время сна и во время бодрствования, при помощи компьютера провели спектральный анализ энцефалограмм. Все нормально. В мозгу нет никаких структурных или функциональных отклонений.

– Это означает, что вы ничего больше не можете сделать для него?

– Вероятно, нет.

Посторонний наблюдатель счел бы в этот момент, что лицо ее оставалось спокойным, неподвижным. Но Чарльз сразу заметил, как дрогнули ее губы, как промелькнуло в глазах выражение бесконечного отчаяния, – он-то знал, как глубоко сейчас потрясена эта женщина.

– Мы можем испробовать на нем новый препарат.

– Ни одно из лекарств до сих пор не помогло ему, даже это, последнее...

– ФПА – фенилпропаноламин. При некоторых случаях аутизма оно оказывает положительный эффект; К сожалению, в случае, с Джеффи оно не дало никаких результатов.

– А что это за новое лекарство?

Чарльз лишь пожал плечами. Этим новым лекарством был структурный аналог ФПА – по всей вероятности, оно также окажется бесполезным для Джеффи. Но ему хотелось подать Сильвии хоть какую-нибудь надежду.

– Оно может или помочь, или не помочь. Во всяком случае оно не повредит мальчику.

– Разве я могу сказать «нет»? – вздохнула Сильвия.

– Конечно, не можешь. На днях я позвоню тебе или зайду.

Сильвия потупила взор:

– Должно быть, тебе следует знать... У меня дома гость.

– Кто это? – Он никак не мог взять в толк, что она имеет в виду.

– Алан.

– Балмер? – О Иисус Христос! Куда бы он ни ткнулся – всюду только и слышишь: «Балмер! Балмер! Балмер!» – Что же с ним случилось? Жена выгнала его или что-то еще?

– Она ушла от него.

Чарльз затаил дыхание.

– Из-за тебя?

Сильвия была удивлена подобным вопросом.

– О нет. Это все из-за этой истории с исцелениями.

– Итак, он постучался в двери твоего дома с пустой сахарницей в руке?

– Что я вижу, Чарльз, – улыбнулась она безрадостно. – Ты, кажется, ревнуешь?! А как же все эти разговоры о том, что у нас не должно быть никаких «пут», никаких «исключений»? Мне помнится, ты обещал никогда не предъявлять прав собственности на меня, и прежде всего – ни во что не вмешиваться.

– Я обещал не вмешиваться, и я не вмешиваюсь, – сказал он сквозь зубы, чувствуя, как кровь бросилась ему в лицо. Он действительно ревновал. – Просто я хорошо знаю твои слабые стороны.

– Может быть, и так. Но дело совсем не в том, что он разбил лагерь возле моего крыльца. – Взгляд ее затуманился. – На самом деле все было куда ужаснее.

Она рассказала ему, как в понедельник вечером толпа ворвалась в дом Балмера, как его побили, исцарапали, разорвали на нем одежду.

Чарльза передернуло при мысли о том, каково бы ему было, окажись он на месте Алана: толпа людей, которые тянутся к тебе, хватают тебя...

Сильвия рассказала ему, каким образом они узнали, что дом Алана сгорел:

– Мы приехали туда во вторник, Чарльз, – там не осталось камня на камне! Предыдущей ночью был страшный ливень, и тем не менее пепелище еще дымилось. Ты бы видел Алана – он бродил вокруг как пьяный. Я думаю, он до последней минуты не верил, что дом сгорел, пока не увидел это собственными глазами. Раньше это была всего лишь история, которую ему поведал голос в телефоне. Но когда он зашел во двор своего бывшего дома... Ты бы посмотрел, какое у него было лицо.

По щеке ее скатилась слеза; заметив это и сознавая, что она плачет из-за другого мужчины, Чарльз вдруг почувствовал, как капля серной кислоты обожгла его сердце.

– Если бы ты только видел его лицо! – повторила Сильвия, и в голосе ее послышался гнев. – Как люди могли сделать такое?

– Ну что же, – сказал Чарльз как можно более осторожно, – когда играешь с огнем...

– Ты думаешь, Алан обманщик, да?

– Я абсолютно в этом уверен. – И действительно. Чарльз никогда в жизни не был ни в чем так твердо убежден. – Болезни не излечиваются прикосновением чьей бы то ни было руки, даже если это рука чудодейственного доктора Балмера. Он развернул широкую рекламную кампанию, получил кучу новых пациентов, и в конце концов это ударило по нему же.

– Ты негодяй!

– Тихо, тихо! – попытался защититься Чарльз, используя ее же оружие. «И это та самая женщина, которая клялась, что никогда в жизни больше не станет связывать себя ни с кем глубокими чувствами», – подумал он.

– Алан хороший человек, и он вовсе не нуждался в новых пациентах! У него было все необходимое!

– В таком случае он просто сумасшедший!

Чарльз ожидал, что эта фраза вызовет у нее новый взрыв возмущения, но, к его удивлению, Сильвия замолчала, находясь, похоже, в некоторой растерянности. Чарльз коснулся ее больного места. У нее у самой не раз возникали сомнения относительно психического здоровья Алана. И тем не менее она приютила его в своем собственном доме. Чарльз вдруг понял: ему совсем не хочется мириться с тем, что ее чувства к Балмеру так глубоки – гораздо более глубоки, чем к нему, Чарльзу. О нет, он не мог согласиться с этим.

– Ты любишь его? Или же это всего лишь еще одна случайность в твоей жизни?

– Нет, – ответила Сильвия с радостной улыбкой, встревожившей Чарльза больше, чем все то, что он слышал до сих пор. – Это не случайность.

Чарльзу все меньше нравился этот разговор, и он попытался сменить тему:

– Не пойти ли нам наверх, в мой...

Он запнулся на полуслове, потому что вдруг почувствовал: в кафетерии воцарилась тишина. Оглянувшись, он увидел, что взоры всех присутствующих в зале устремлены в направлении к двери. Чарльз также повернулся в ту сторону, и в это время в зал вошел сенатор Мак-Криди.

С трудом двигая ногами и опираясь на трость, он подошел к их столу; Чарльз встал и пожал ему руку. Это был формальный жест, предназначающийся в равной степени для всех, кто находился в зале. Они обменялись несколькими обычными для такого случая приветствиями. Затем Мак-Криди повернулся к Сильвии.

– А это кто?

Чарльз представил их друг другу. Сенатор спросил, может ли он присоединиться к ним на несколько минут, и, получив утвердительный ответ, присел к столу. В кафетерии возобновился обычный шум, только еще более оживленный. Чарльз был потрясен неожиданным появлением Мак-Криди. С того самого дня, как Фонд приобрел это здание, он еще ни разу не встречал сенатора в помещении служебного кафетерия. А то, что тот появился на публике в послеполуденное время, когда его силы были уже на исходе, вообще неслыханно! Чарльз хорошо знал, какого зверского физического напряжения требовала от Мак-Криди эта прогулка. Какого черта он задумал?

– А вы откуда, миссис Нэш? – спросил сенатор, который вел себя так, как будто он был всего лишь одним из постоянных посетителей кафетерия.

– Я один из спонсоров вашего Фонда, сенатор, – ответила Сильвия, улыбаясь своей обычной полуулыбкой, которая означала, что ее забавляет, но отнюдь не подавляет присутствие Мак-Криди. – Я живу в Монро. Слышали о таком?

– Конечно! Кстати, на днях я прочитал в газете, что в Монро сгорел дом, который как будто бы принадлежал доктору Балмеру. Я подумал, не тот ли это самый доктор Балмер, которого я знаю.

Улыбка на лице Сильвии, ее независимая манера держать себя мгновенно испарились.

– Вы знаете Алана?

– Я не совсем уверен, что это тот самый Алан, о котором вы говорите. Некто доктор Балмер давал показания перед одним из моих комитетов несколько недель тому назад.

– Это он! Он самый!

Мак-Криди покачал головой.

– Какая жалость. Молния не выбирает, куда бить.

– О нет, это была не молния! – запротестовала Сильвия и принялась заново рассказывать всю историю. Поскольку Мак-Криди заявил, что ничего не знает о репутации Балмера как целителя, она просветила, рассказав, что пишет по этому поводу пресса.

Чарльз сидел, скрестив руки на груди, стараясь согнать с лица самодовольную улыбку. Теперь все ясно: Мак-Криди появился здесь затем, чтобы выудить у Сильвии информацию о Балмере. Чарльз не мог не восхищаться тем, как искусно сенатор направлял разговор, не потратив ни минуты лишней, – поистине ловкий человек.

– Вот уж действительно беда так беда, – согласился Мак-Криди, покачивая головой и выражая таким образом сочувствие. – Мы находились по разные стороны политической баррикады на слушаниях в комитете, но я с глубоким уважением отношусь к его честности и искренности.

Язвительная улыбка вновь появилась на лице Сильвии.

– О, я уверена, что вы питаете к нему добрые чувства.

Сенатор постучал костяшками пальцев по столу, как будто что-то обдумывая.

– Я хочу сказать вам вот что, – произнес он наконец. – Если доктор Балмер согласится, я готов предоставить в его распоряжение средства Фонда для того, чтобы исследовать ту целительную силу, которой, как все утверждают, он обладает.

Сильвия в изумлении захлопала глазами.

– Вы предоставите Алану средства?

Чарльза подобный поворот событий нисколько не удивил. Несомненно, это была заранее поставленная сенатором цель: заполучить сюда Балмера и посмотреть, на что он в действительности способен. И теперь, поняв, к чему идет дело, Чарльз откинулся на спинку стула и наслаждался представлением.

– Разумеется! Смысл существования Фонда – в проведении исследований. Что, если доктор Балмер действительно обладает чудесной силой, еще неизвестной медицине? Мы пренебрегли бы задачами нашего института, если бы не предприняли хотя бы попытки подвергнуть эту предполагаемую силу исследованиям научными методами. Если Алан действительно обладает чем-то сверхъестественным, то я готов поставить на карту свою репутацию и научный вес Фонда ради того, чтобы реабилитировать его перед обществом.

– Сенатор, – воскликнула Сильвия, ее глаза восторженно блестели, – это было бы замечательно!

"Похоже, она действительно принимает глубоко к сердцу все, что касается Балмера, – подумал Чарльз. – Иначе она никогда бы так легко не клюнула на эту наживку".

– Но предупреждаю вас. – В голосе сенатора прозвучали жесткие металлические нотки. – Если мы установим, что он мошенник, мы публично разоблачим его и посоветуем всем больным, даже тем, кто страдает всего лишь насморком, ни в коем случае не обращаться к нему. Никогда!

Сильвия секунду помолчала, а затем кивнула.

– Это справедливо. Я передам ему все это дословно, и мы дадим вам знать о нашем решении.

У Чарльза от удивления отвалилась челюсть. «Мы дадим вам знать...»Они уже выступают вместе.

«Я потерял ее», – подумал он. Это мысль вызвала боль в его душе. Ему не хотелось отпускать от себя эту женщину. Их отношения в последнее время заметно охладели, но не умерли окончательно. Их еще можно оживить.

– И я возлагаю на доктора Эксфорда обязанности по наблюдению за этим исследованием. – Сенатор в упор посмотрел на Чарльза. – Разумеется, если он согласится.

Ничто не могло заставить Чарльза отказаться от этого. Он получил бы немалое удовольствие, если бы удалось изобличить Алана Балмера как мошенника. Что-то стала бы тогда думать о нем Сильвия?

– Разумеется, – ответил он, не помедлив ни мгновения. – Мне очень приятно.

– Великолепно! Тогда... сегодня четверг. Большая часть недели уже позади. Но если бы Балмер согласился прийти сегодня вечером, мы смогли бы начать работу сразу же, не откладывая. Правильно, Чарльз?

– Как скажете, сенатор.

– Есть еще одно обстоятельство. – Сильвия говорила медленно, как бы взвешивая каждое слово. – Эта сила, которой владеет Алан, оказывает какое-то странное воздействие и на него самого.

«Власть портит человека, дорогая. Посмотри хотя бы на сенатора», – подумал Чарльз.

– Если он согласится прийти, вы сможете обследовать его память?

– Память? – В Чарльзе внезапно проснулся профессиональный интерес. – А в чем дело?

– Дело вот в чем: он помнит события детства совершенно четко, но к ленчу забывает, что ел за завтраком.

– Интересно, – задумчиво произнес Чарльз, размышляя о том, что ослабление памяти может либо не означать ничего, либо означать слишком многое.