Текст книги "Ночь волка"

Даже не знаю, как описать его двумя словами. Это был, судя по всему, женский крик, доносившийся с некоторого расстояния от старого завода. В нем слышалась нота боли и предупреждения, и в то же самое время он был слабым и чуть захлебывающимся, а в конце – булькающим, будто издавал его некто полумертвый, с горлом, забитым мокротой. Голос нес в себе или искусно имитировал все это одновременно

И, надо сказать, на нашего парнишку в сером он произвел впечатление, поскольку тот, уже стреляя в меня, начал поворачиваться, чтобы взглянуть через плечо

Увы, это все равно не удержало его от выстрела. Он попал в меня как раз тогда, когда я делал выпад. И я узнал, что делает с человеком его оружие. Моя правая рука, в которую он попал, повисла плетью, и я закончил свой бросок, споткнувшись о его железные колени, как приготовишка, попытавшийся блокировать профессионального регбиста, а нож выскользнул из моих пальцев.

Но в следующий благословенный миг свой выпад сделала девушка и нанесла, слава Богу, не замедленный удар сплеча, а резкий, прямой, как стрела, укол в точку как раз под его ухом.

Она достала, и кровь фонтаном брызнула прямо ей в лицо. Я подхватил свой нож левой рукой, вскочил на ноги и направил его прямо ему в глотку арестантским приемом, который пришелся очень кстати. Острие ножа прошло сквозь тело, как сквозь пустоту, и вышло из позвоночника с такой силой, которая, как я надеялся, способна была лишить нервной чувствительности самый прочный продолговатый мозг и предохранить нас от посмертного возмездия с его стороны.

Все, по большей части, и вышло так, как я рассчитывал Он покачнулся, выпрямился, выронил свой пистолет и плашмя упал на спину, с убийственной силой ударившись черепом о бетон. Там он и лежал, и кровь, хлынув несколько раз потоком, потихоньку струилась из его шеи.

А потом пришло нечто вроде посмертного возмездия, хотя исходило оно, понятно, уже не от трупа. И были в нем, если подумать, хорошие стороны.

Девушка, которая, без сомнений, оказалась самым хладнокровным созданием из всех мною виденных, бросилась за пистолетом Пилота, чтобы наверняка схватить его раньше меня. Она схватила его – да! – а потом отскочила назад, издав крик боли, злости и удивления.

Там, где пистолет ударился о бетон, была теперь раскаленная лужица. Ручеек крови, вытекавший из-под головы пилота, доползал до этой светившейся белым лужицы, и вверх с шипением поднималась струя пара.

Каким-то образом пистолет умудрился расплавиться как раз в тот момент, когда умер его хозяин. Что ж, по крайней мере, это доказывало, что в пистолете не было ни пороха, ни другой химической взрывчатки, хотя я и так уже убедился, что он работает на иных принципах, так как был им парализован. К слову, это доказывало и то, что хозяин пистолета принадлежал к цивилизации, очень заботившейся, чтобы произведенные ею механизмы не попали в руки посторонних.

Но расплавленным пистолетом дело не кончилось. Когда девушка и я отвели свои взгляды от лужицы, которая быстро остывала и была уже красной, как кровь, – так вот, когда мы перевели свои взгляды с лужицы на мертвое тело, то увидели, что в трех местах (как раз там, где, как можно было ожидать, находились карманы) его серая одежда стала обугливаться, образуя неправильной формы пятна, от которых вверх поднимались черные струйки дыма.

Именно в этот момент, так близко, что я даже подпрыгнул, несмотря на то что годами учился переносить неожиданности стоически, – прямо у меня под боком, как мне показалось (девушка, надо сказать, взвилась тоже) – чей-то голос сказал: «Эй, убийство совершили, а?»

Обогнув накренившийся самолет, к нам от разрушенного завода быстро подходил какой-то старикашка, который выглядел, однако, если я хоть что-то в этом понимаю, закаленным, круто замешенным аборигеном Мертвых земель. У него была копна желтовато-седых волос, а все, что выглядывало из выцветшей серой одежды, прокалилось солнечными и прочими лучами до кувшинной звонкости. Добрая дюжина ножей была пристегнута к высоким ботинкам и свисала с пояса

Не удовлетворившись тем, что его голос уже вывел нас из равновесия, он жизнерадостно продолжал: «Аккуратная работенка, надо отдать вам должное, но на кой ляд вам понадобилось отправлять этого парнишку в ад?»

III

Мы всегда, по причине нашей человеческой природы, являемся потенциальными преступниками. Никто из нас не стоит в стороне от темного коллективного подсознания человечества.

Карл Юнг. «Непознанное Я»

Обычно попрошайки, которые прячутся в окрестностях, пока совершается убийство, а потом выходят, чтобы принять участие в дележе добычи, получают то, что заслуживают молчаливый, подкрепленный невысказанной угрозой приказ следовать своей дорогой без остановок. Иногда им даже достается под горячую руку, если вся жажда убийства не израсходована на первую жертву или жертвы. Но они лезут все равно, веря, надо полагать, в неотразимое обаяние собственных, личностей. По нескольким причинам Папаша не получил такой отпор сразу же.

Во-первых, ни у одного из нас не было при себе нашего дальнобойного оружия. Мой револьвер и ее арбалет были спрятаны в пещере у края шоссе. А такие типы, как Папаша, которые таскают за собой ножи целыми вагонами, имеют одну скверную привычку; они обычно здорово умеют их метать. Со своей дюжиной ножей Папаша определенно превосходил нас в вооружении.

Во-вторых, ни один из нас двоих и не мог воспользоваться оружием. Именно так – ни один. Моя правая рука все еще висела, как гирлянда сосисок, и я не замечал никаких признаков того, что это омертвение исчезает. А она сильно обожгла себе пальцы, когда пыталась схватить пистолет – теперь я видел красные кончики ее пальцев, которые она на секунду вынула изо рта, чтобы стереть с глаз кровь Пилота Все, что у нее было, – это культя с прикрепленным к ней ножом Что касается меня, то я, конечно, мог бы бросить нож и левой рукой, если бы понадобилось, но можете быть уверены, не собирался рисковать Матушкой таким образом.

И потом, я уже услышал голос Папаши – с придыханием и довольно высокий, какими и становятся голоса у стариков, – и мне пришла в голову мысль, что именно Папаша был тем человеком, который издал этот странный вопль, отвлекший внимание Пилота и позволивший нам его достать. Что, между прочим, говорило о его быстрой сообразительности и богатом воображении впридачу, а кроме того, означало, что он помог нам в убийстве.

Помимо всего этого, Папаша не вилял хвостом и не надувался от непомерной гордости, как большинство попрошаек Равенство между нами он просто подразумевал с самого начала и говорил в спокойной манере, ничуть не задирая нос и не впадая в критику, – слишком, черт возьми, спокойно и открыто, на мой взгляд, для таких обстоятельств, хотя от других бродяг я слышал, что старые люди склонны к болтливости, но сам со стариками никогда не работал и даже не сталкивался Пожилые люди весьма редки в Мертвых землях, как можно догадаться.

Поэтому мы с девушкой хмурились, но ничего не предприняли, чтобы остановить его, пока он подходил. Около нас его многочисленные ножи перестанут быть для него таким преимуществом.

– Гм-м, – сказал он, – похож на того парня, которого я убил пять лет назад у дороги на Лос-Аламос. Такой же обезьяний серебряный костюм и почти такого же роста. Тоже хороший парень был: пытался дать мне что-нибудь от лихорадки, которую я изображал. Это его пистолет расплавился? Мой мужик не дымился, когда я подарил ему вечный покой, но в то время, как это случилось, на нем не было никакого металла. Хотел бы я знать, есть ли у этого парня… – Он начал опускаться на колени рядом с телом.

– Руки прочь, Папаша, – рявкнул я на него. Вот так мы и начали называть его Папашей.

– Да ладно, ладно, – отозвался он, став на одно колено. – Не собираюсь я к нему и пальцем прикасаться. Просто слышал я, что аламосцы так оснащают металл, который с собой носят, что он плавится, когда они умирают, и мне интересно, как у этого парня. Но он весь твой, дружище. Между прочим, как тебя зовут, дружище?

– Рэй, – прорычал я, – Рэй Банкер. – Я думаю, главной причиной, почему я ответил ему, было нежелание еще раз услышать это его «дружище». – Слишком много говоришь, Папаша.

– Похоже на то, Рэй, – согласился он. – А вас как зовут, леди?

Девушка просто зашипела на него, а он ухмыльнулся мне, как бы говоря: «Ох уж эти женщины!» Потом сказал:

– Почему ты не обыщешь его карманы, Рэй? Вот что мне любопытно.

– Заткнись, – ответил я, хотя и чувствовал, что он прав. Мне, конечно, и самому было интересно насчет карманов парня, но я размышлял также и о том, пришел ли Папаша один или с ним есть еще кто-то, есть ли, кто-нибудь еще в самолете, – о вещах вроде этого, о слишком многих вещах. В то же время я не хотел выдавать Папаше, насколько беспомощна моя правая рука. Я бы почувствовал себя куда уверенней, если бы ощущал хотя бы боль в этой руке. Я опустился на колени, оставив между нами мертвое тело, и решил было отложить Матушку в сторону, но потом заколебался.

Девушка ободряюще посмотрела на меня, словно говорила: «Я присмотрю за старым чудаком». Меня это убедило, я положил Матушку и начал разжимать пальцы на левой руке Пилота, которая была сжата в кулак, выглядевший слишком большим, чтобы в нем ничего не скрывалось.

Девушка стала заходить Папаше за спину, но он сразу же уловил это движение и поглядел на нее с такой понимающей, дружеской и одновременно такой сострадательной улыбкой – это была жалость старого профессионала к пусть закаленному, но любителю, – что на ее месте я бы покраснел, а она это и сделала, что было заметно, несмотря даже на кровь пилота, размазанную по ее лицу.

– Не стоит переживать из-за меня, леди, – сообщил Папаша, проводя рукой по седым волосам и как бы ненароком касаясь рукоятки одного из двух ножей, прикрепленных у него за спиной так, что он легко мог достать их через плечо.

– Я завязал с убийствами несколько лет назад. Для моих нервов это стало слишком большим напряжением.

– Да ну? – только и смог я выдавить из себя, так как, разогнув указательный палец Пилота, вовсю трудился над следующим. – Для чего же тогда эта скобяная фабрика, Папаша?

– Ах, ты об этом? – произнес он, опустив глаза на свои ножи. – Ну на самом деле, Рэй, я ношу их, чтобы производить впечатление на типов поглупее тебя и этой леди здесь. Если кто-нибудь хочет думать, что я все еще практикующий убийца, возражать не стану. А к тому же тут еще и сентиментальные чувства. Я просто ненавижу расставаться с ножами – для меня они очень дороги как память. И потом – ты не поверишь мне, Рэй, но я все равно скажу, – эти ножи мне подарили большие люди, а я вдвойне не люблю расставаться с подарками.

Я не собирался снова отвечать ему «Ну да?» или «Заткнись», хоть мне и очень хотелось найти тот кран, который перекроет этот поток красноречия. Но я почувствовал болезненное покалывание в правой руке. Улыбнувшись Папаше, я поинтересовался:

– Есть еще какие-нибудь причины?

– Ну да, – ответил он. – Надо же бриться, а я люблю эго делать красиво. Новое лезвие каждый день в течение полумесяца – это то, что нужно, как говорилось в старых рекламах. Ты же знаешь, о ноже нужно заботиться, если бреешься им. Ну, что ты там нашел, Рэй?

– Ты был неправ, Папаша, – сказал я. – Есть на нем кое-какой металл, который не расплавился.

Я поднял, чтобы показать им, предмет, который извлек из левого кулака Пилота: блестящий стальной кубик примерно в дюйм длиной по каждому ребру. Чувствовалось, что он легче, чем если бы был сделан из сплошного металла. Пять граней были абсолютно ровными. В шестой оказалась углубленная в нее круглая кнопка.

С того места, откуда они смотрели, ни Папаша, ни девушка не могли составить ни малейшего представления о том, что это такое. У меня его тоже не было.

– Нажимал ли он на кнопку? – спросила девушка. Ее голос был хрипловатым, но неожиданно хорошо поставленным, будто она совсем не разговаривала, даже сама с собой, с тех пор как попала в Мертвые земли, и поэтому сохранила интонации культурного человека, которые были присущи ей раньше, где бы и когда бы она их ни приобрела. Ее голос произвел на меня странное впечатление, ведь это были первые слова, которые я от нее услышал.

– Нет, судя по тому, как он это держал, – ответил я ей – Кнопка была направлена к большому пальцу, а большой палец не был прижат к кулаку – Я почувствовал неожиданное удовлетворение от того, что так ясно выразил свою мысль, и тут же посоветовал себе не впадать в детство

Девушка сузила глаза.

– Не нажимай ее и ты, Рэй, – произнесла она.

– Думаешь, я чокнутый – отрезал я, опуская кубик в самый маленький карман своих штанов, достаточно тесный чтобы кубик оставался неподвижным и кнопка не была нажата случайно Боль в моей правой руке становилась почти невыносимой, но я снова обрел контроль над мускулами.

– Нажав на эту кнопку, – добавил я, – мы, возможно, расплавим то, что осталось от самолета, или сами на воздух взлетим – Никогда не повредит намекнуть на то, что в твоем распоряжении есть еще одно оружие, пусть даже это бомба, способная разорвать на куски и тебя вместе с остальными

– Жил как-то человек, который нажал однажды на другую кнопку, – Папаша произнес это мягко и задумчиво Его взгляд блуждал где-то далеко в Мертвых замлях и охватывал добрую половину горизонта Он медленно покачал головой. Потом его лицо прояснилось – Знаешь, Рэй. а я ведь действительно встречал этого человека. Много лет спустя. Ты мне не поверишь, знаю, но я на самом деле его встречал Расскажу тебе как-нибудь в другой раз.

Я чуть не произнес «Спасибо, Папаша, что хоть чуть-чуть меня пощадил», но побоялся, что он опять заведется. И кроме того, мое замечание не было бы абсолютно искренним Я, конечно, не раз слышал от других бродяг сказку о том, как они встретили (и, без вариантов, стерли с лица земли) того самого парня, который нажал кнопку или кнопки, запустившие все эти ядерные ракеты к их целям, но тут вдруг мне стало любопытно, какова же Папашина версия этой легенды. Ну ладно, у меня будет возможность расспросить его в другой раз, если мы оба до этого доживем. Я начал проверять карманы Пилота. На этот раз немного пригодилась и моя правая рука.

– Похоже, что вы получили ожоги, леди, – услышал я, как Папаша обратился к девушке. Он был прав. На кончиках трех ее пальцев легко было заметить волдыри. – У меня тут есть немного целебной мази, она здорово помогает, – продолжал он, – и чистые тряпки. Я мог бы наложить повязку, если захотите. Если вашей руке станет хуже от моей мази, вы всегда сможете сказать Рэю, чтобы он воткнул в меня нож.

Папаша оказался смышленым болтуном, нужно было признать. Я напомнил себе, что в том-то и состоит его занятие, чтобы угождать нам обоим, обаяние как раз и является секретным оружием всех попрошаек.

Девушка издала хрипловатый смешок

– Очень хорошо. Но мы возьмем мою мазь. Мне она точно помогает.

И она повела Папашу к тому месту, где мы спрятали свои вещи.

– Я с вами, – бросил я им, поднимаясь на ноги.

Не похоже было, чтобы в тот день у нас намечались еще убийства – Папаша выдержал свой испытательный срок вполне удовлетворительно, а мы с девушкой уже прошли сквозь катарсис. Но позволить этим двоим бродить возле моего тридцать восьмого было бы непростительной глупостью.

Пока мы тащились к пещере, я еще больше разрядил обстановку, признав:

– Этот вопль, который ты издал, Папаша, он нам действительно помог.

– А, ты об этом, – ответил он, – забудь, не стоит оно того

– Не хочу, – возразил я. – Можешь, конечно, говорить что завязал с убийствами, но сегодня ты помог одно совершить

– Рэй, – произнес он немного торжественно, – если ты почувствуешь себя хоть чуть счастливей, я возьму на себя частицу ответственности за каждое убийство, совершенное с начала времен.

Я взглянул на него, а потом неожиданно спросил

– А ты часом не религиозен?

– Нет, Боже сохрани, – заверил он.

Такой ответ я счел благоприятным. Господь меня предохрани от религиозных типов! У нас в Мертвых землях таких довольно много. На практике это означает, что они пытаются обратить тебя в какую-нибудь веру перед тем, как убить. А иногда после того.

Мы закончили наши дела у пещеры. Я почувствовал себя куда уверенней, когда Старый Друг Финансиста оказался у меня за поясом. Матушка – вещь замечательная, но ее недостаточно.

От безделья я рылся в карманах Пилота, отчасти еще и для того, чтобы дать возможность моей правой руке полностью обрести чувствительность. По правде говоря, эта работа не доставляла мне удовольствия – тело, особенно такой красивый труп, как этот, не очень подходило к Папашиной легкой трепотне.

Папаша упаковал девушке руку на высшем уровне, перевязав каждый палец в отдельности и заставив ее натянуть рабочую рукавицу, которую он извлек из своей небольшой укладки.

– Рукавицу на правую руку я потерял, – объяснил он нам, – а она была единственной, которой я пользовался. Эту уж и не знаю, зачем хранил, если бы не нынешний случай. Ну, как рука, Алиса?

Я бы должен был догадаться, что он выпытает ее имя. Мне пришло в голову, что его идея попрошайничества может заключаться в том, чтобы добиться расположения Алисы. Я слышал, что тяга к женщине с возрастом не исчезает. Не полностью, во всяком случае.

Он также помог ей заменить крюком нож на ее культе.

К этому времени я осмотрел все карманы Пилота, до которых мог добраться, не раздевая его, и ничего не обнаружил, кроме трех неправильной формы слитков металла – еще горячих на ощупь. Они оказались как раз в тех местах, где одежда обуглилась.

Перспектива раздевать Пилота мне не улыбалась, кто-нибудь другой выполнит эту работенку, сказал я себе. Мне случалось обыскивать мертвые тела и прежде (а кому не случалось, хотел бы я знать?), но от этого меня уже по-настоящему начинало тошнить. Возможно, я устал, такое случалось со мной. Убийство очень утомительное занятие, это знают все, кто живет в Мертвых землях, и, хотя некоторые устают от него раньше, чем другие, в конце концов устают все.

Должно быть, я как-то выдал свои чувства, потому что Папаша сказал:

– Не унывай, Рэй. Вы с Алисой совершили выдающееся убийство – в парне, я бы сказал, шесть футов и десять дюймов, – поэтому вы должны радоваться. Ты ничего не нашел в его карманах, но ведь остался еще самолет.

– Что же, правда твоя, – согласился я, слегка приободрившись. – В самолете должно еще быть барахло.

Конечно, я не мое рассчитывать на то, что найду там такие вещи, как, скажем, патроны к тридцать восьмому, но там должна быть еда и другие предметы.

– Эй-эй, – поправил меня Папаша, – я сказал «самолет» Ты, видимо, полагаешь, что он разбился, но я так не думаю. Ты хоть разок взглянул на него? Стоит это сделать, поверь мне

Я подпрыгнул, сердце вдруг забилось сильней Я был рад предлогу убраться наконец подальше от трупа, но почувствовал и нечто гораздо большее Я был переполнен волнением, которому не хотел давать название, потому что это сделало бы разочарование слишком большим.

Одно из широких и будто обрубленных крыльев самолета. накренившееся так, что его конец почти касался бетона, скрывал от нашего взгляда шасси. Теперь, обойдя вокруг крыла, я обнаружил, что шасси отсутствует вовсе.

Я вынужден был опуститься на четвереньки и. прижавшись щекой к бетону, внимательно всмотрелся, прежде чем поверил в это. В любой точке «разбитый» самолет по крайней мере на шесть дюймов парил над землей.

Я снова вскочил на ноги. Я был потрясен. Хотел заговорить, но не мог. Ухватился за переднюю кромку крыла, чтобы удержаться от падения. Весь корпус самолета немного подался, а потом стал сопротивляться моему весу с какой-то ленивой мощью – как гороскоп.

– Антигравитация, – прохрипел я, хоть меня и не было слышно в двух футах – Папаша, Алиса! Они овладели антигравитацией. Антигравитация – и она работает.

Алиса как раз обошла вокруг крыла и глядела на меня. Она была тоже потрясена и так же бледна, как, наверное, и я Папаша вежливо стоял в сторонке, с любопытством за нами наблюдая

– Говорил же вам, что вы выиграли стоящий приз, – изрек он в своей констатирующей факты манере

Алиса облизнула губы.

– Рэй, – сказала она, – мы сможем выбраться отсюда. Только четыре слова, но они это сделали. Что-то во мне отомкнулось – нет, взорвалось – так будет точнее.

– Мы можем отправиться куда угодно! – почти кричал я.

– Туда, где нет пыли, – поддерживала меня она – В Мехико, Южную Америку

Она забыла о циничном уговоре обитателей Мертвых, земель верить в то, что пыль не кончается нигде, но об этом забыл и я. Есть ведь разница, имеешь ли ты средства осуществить что-то или нет.

– Рио! – дополнил я ее список. – Обе Индии. Гонконг. Бомбей: Египет, Бермуды. Французская Ривьера!

– Бои быков и чистые постели, – вырвалось у нее. – Рестораны. Плавательные бассейны. Ванные комнаты!

– Подводное плавание, – подхватил я так же истерично. – Автогонки и столы для рулетки!

– «Бентли» и «Порше»!

– Аэробусы, и ДиСи-4, и «Кометы»!

– Мартини, и гашиш, и крем-брюле!

– Горячая пища! Свежий кофе! Азартные игры, курево, танцы, музыка, напитки! – Я чуть было не добавил «женщины», но подумал о том, как будет выглядеть грубовато сбитая маленькая Алиса рядом с этими созданиями из мечты, которых я держал в воображении. Я тактично проглотил слово, но саму идею оставил на потом.

Не думаю, что хоть один из нас точно сознавал, что говорит. Не верю, в частности, чтобы Алисе доставало возраста на собственном опыте испытать все те вещи, о которых она говорила. Эти слова, которые вырывались из нас, были просто сакраментальными символами надолго подавленных желаний.

– Рэй, – Алиса рванулась ко мне, – давай поднимемся на борт.

– Да, – ответил я с готовностью, а потом обнаружил небольшую загвоздку. Люк, ведущий в самолет, находился в паре футов над нашими головами. Тот, кто первым захочет забраться на борт, – или кого будут втаскивать на борт, как, например, Алису из-за ее искалеченной руки, – моментально сдастся на милость оставшегося. Я полагаю, та же мысль пришла в голову и Алисе, потому что она остановилась и посмотрела на меня. Это было немножко похоже на старую головоломку о волке, козе и капусте.

Может быть, кроме того, мы оба опасались, что самолет окажется ловушкой?

Папаша разрешил проблему самым непосредственным образом, чего и следовало от него ожидать. Он спокойно встал между нами, слегка подпрыгнув, ухватился за изогнутый порожек, подтянулся и взобрался в самолет так быстро, что у нас едва ли хватило бы времени предпринять что-нибудь по этому поводу, даже если бы мы хотели. Папаша вместе со всеми своими ножами вряд ли намного выбивался из легчайшей весовой категории. Самолет просел на дюйм, а потом снова качнулся вверх.

Как только Папаша исчез из поля зрения, я отступил назад, доставая свой тридцать восьмой, но секундой позже старик выглянул из люка и, облокотившись на подножку, расцвел улыбкой.

– Поднимайтесь, – сказал он – Местечко что надо. Обещаю, покуда не заберетесь, не нажимать ни на одну кнопку, хоть тут их целая тьма

Я ухмыльнулся в ответ и стал подсаживать Алису. Ей это не понравилось, но она не могла не признать, что вынуждена быть следующей. Она зацепилась крюком за порожек, а Папаша ухватил ее за левое запястье пониже большой рукавицы и потянул.

Потом настала моя очередь. Мне это не нравилось. Мне не нравилось, что эти двое будут нависать надо мной в то время, как мои руки будут беспомощно цепляться за порожек. Но я подумал: «Папаша – чокнутый. Чокнутым можно доверять, по крайней мере кое в чем, хоть и нельзя доверять больше никому» Я начал подтягиваться. Ощущение было странным: самолет сначала поддался, а потом стал сопротивляться, как живое существо. Для него, видимо, было несложно справиться с нашим общим весом, который все равно едва превышал половину веса Пилота.

Внутри кабина оказалась маленькой, но, как Папаша и говорил, до чего же там было здорово! Все выглядело мягким и закругленным, какой представляешь себе собственную утробу, и почти все было приятного для глаза тускло-серебристого цвета. В целом очертания чем-то напоминала внутренность яйца. В носу, который представлял собой тупой конец яйца, размещались пара экранов, широкий обзорный иллюминатор и несколько маленьких циферблатов, а целый легион кнопок, о котором упоминал Папаша, выстроился наподобие клавиатуры пишущей машинки. Правда, кнопок, на которых не было никаких обозначений, хватило бы, чтобы писать по-китайски.

Сразу за приборной доской, ближе к корме, стояла пара очень удобных низких кресел странного вида. Казалось, они развернуты задом наперед, пока я не сообразил, что устраиваться в них нужно, стоя на коленях. Занимающий кресло ложился на живот лицом к приборам, оставляя руки свободными, чтобы нажимать на кнопки и совершать прочие манипуляции. Для подбородков предусматривались подушечки из губчатого материала.

Дальше к корме находились крошечная контрольная панель и боковые сидения, не столь экстравагантные, как передние. Люк, через который мы вошли, был прорезан в борту еще ближе к корме.

Не было ни малейшего намека на какие-нибудь шкафчики или специально отведенные места для хранения вещей, но, непонятно как, прикрепленное к бортам, там находилось немалое количество гладких на ощупь, округлых тюков преимущественно все того же тускло-серебристого цвета, некоторые – побольше, другие – поменьше, саквояжи и сумки, как можно бы назвать их с натяжкой.

Как бы там ни было, кабина выглядела чудесно, более того, она будто жила сама по себе. Похоже, она специально создавалась для определенного человека, а может быть, и им самим. В ней ощущалась некая индивидуальность, своя собственная сильная, но доброжелательная индивидуальность.

А потом я понял, чья это личность там незримо присутствует. И меня чуть не стошнило. Я был так близок к этому, что стал уговаривать себя, будто это антигравитация так воздействует на желудок.

Но все вокруг было настолько интересным, что я заставил себя преодолеть тошноту. Папаша как раз копался в двух огромных тюках, которые громоздились на сиденье второго пилота. Расстегнутые и открытые, они были словно подготовлены к немедленному использованию. В одном из них лежало нечто, плотно свернутое, снабженное ремнями и вполне могущее быть парашютом. В другом хранилась тысяча или больше кубиков, подобных тому, который я вынул из руки Пилота. Все они были аккуратно уложены в кубическую коробку, а она, в свою очередь, находилась в мягкой наружной сумке. Виден был даже промежуток в том месте, откуда Пилот вынул свой кубик.

Я решил снять со стен и открыть остальные сумки, если сумею разобраться, как это сделать. Другим пришла в голову та же идея, но Алисе нужно было снять крюк и заменить его щипцами прежде, чем приступать Папаша помогал ей Места, чтобы делать все это не теснясь, нам вполне хватало

К тому времени, когда Алиса была готова, я раскрыл, в чем заключается фокус с этими сумками. Какая бы сила ни прилагалась, их невозможно было оторвать от бортов, я, по крайней мере, не смог Нельзя было даже сместить их вдоль борта, но как только ты слегка начинал их вращать против часовой стрелки, они снимались без всяких усилий. Вращая по часовой стрелке, можно было прикрепить их назад. Все это выглядело очень странно, но я сказал себе, что раз уж эти ребята сумели создать антигравитационное поле, им ничего на стоило сотворить и еще парочку ненормальных полей.

Случилось мне задуматься и над тем, являются ли «эти ребята» землянами Пилот-то выглядел вполне по-человечески, а вот все эти усовершенствования – нет, не по моим, во всяком случае, представлениям о человеческих достижениях в Век Мертвецов. В любом случае я должен был признать, что мое ласкательное определение «культурные извращенцы» никак не подходит к представителям культуры, способной создавать подобные вещи. Не то чтобы я очень охотно делал это признание Трудно признавать, что существуют исключения из привычно осточертевшего порядка вещей.

Восторг, который я испытывал, снимая со стен и открывая эти рождественские подарки, спас меня от дальнейших размышлений в этом или в других направлениях.

Я сразу сорвал изрядный куш. В первой же сумке обнаружились компас, химическая карманная зажигалка, нож с пилообразной задней кромкой, сумевший поколебать мою привязанность к Матушке, противопылевая маска, представлявшая собой сложный прибор с водным фильтром, и еще несколько предметов, которые превращали все это в роскошный набор для выживания в Мертвых землях

В наборе были еще защитные очки, в которых я никак не мог разобраться, пока не надел и не поглядел сквозь них на ландшафт из обзорного иллюминатора. Ближайший пылевой нанос, который, как я знал, был радиоактивным, светился зеленым, как полуразложившийся труп, цветом в чуть затемненных линзах очков. Ух ты. Да в эти очки вмонтирован счетчик Гейгера, действующий с дистанции в милю, и я сам с собой побился об заклад, что очки работают и ночью. Я тут же засунул их себе в карман.

Мы нашли целые пучки электронных элементов – я думаю, что это были именно они, катушки магнитной ленты, которую оказалось не на чем проигрывать, бобины очень узкой кинопленки с такими маленькими кадрами, что без увеличения нельзя было ничего различить, около трех тысяч сигарет в запечатанных прозрачных пачках по двадцать штук – мы тут же закурили, использовав мою новую зажигалку, книгу с картинками, которые для нас не имели ни малейшего смысла, так как изображали то ли фрагменты паутины, то ли звездные поля – окончательно решить мы так и не смогли, а подписей, чтобы помочь, не оказалось, тонкую книгу рисовой бумаги со страницами, заполненными чем-то вроде китайских иероглифов – вот это уж действительно головоломка, толстую книгу, в которой не было ничего, кроме колонок с цифрами, одни только нули да единицы, и ничего помимо них, несколько крохотных резцов, наконец, губную гармошку Папаша, который делал вид, что только помогает нам в нашей охоте, сей последний предмет тут же присвоил – именно этого от него и следовало ожидать, сказал я себе. Теперь, того и гляди, в самый неподходящий момент зазвучит «Индюк в соломе».

Алиса нашла целую сумку чего-то, что, по-видимому, было женскими вещами, судя по кружевам, которыми одежда была украшена Она сразу же отложила в сторону несколько плотно набитых пакетов, какие-то женские причиндалы и прочие ажурные предметы, но не взяла ничего из одежды Я заметил, как она прикидывала на себя что-то вроде прозрачной женской сорочки, когда думала, что мы на нее не смотрим. Но эта сорочка предназначалась для девицы размеров на шесть побольше.