Текст книги "Золотой выстрел"

– Ну и в чем же суть?

– А ты вот и прикинь, гражданин начальник, коли самым умным себя считаешь… Три часа. А ведь Серега машиной не пользуется. Не любит за рулем сидеть. И был он у меня этаким франтом. А вернулся через три часа в рабочей, стало быть, одежке. Джинсы, куртка там и все прочее. Или не понял?

– Кажется, понимаю… Отсюда до станции разве что на попутке или автобусом, а пехом – минут сорок, не меньше. Да до Москвы электричка идет тридцать пять минут. Да ждать. Туда-сюда-обратно… не получается. Значит, где-то, говоришь, под боком жилье мог иметь? Хотя бы и в том же Кратове? Верно. Иначе откуда бы и появилась эта бабка Матрена…

– Ну так что, гражданин начальник, достоин я снисхождения?

– Учтем, – согласился Грязнов. – Однако ехать надо. Собирайтесь, Виктор Ильич. Что вам потребуется, поди, не забыли…

– Не напоминайте. Мне тут ваш парень сказал, как вы на меня вышли… Слава, говорит, подвела тебя, старый…

– Ага, это верно. У каждого дела имеются свои издержки…

Но что это за ночь выдалась! Не успели худо-бедно с одним разобраться, Денис звонит: когда ты, мол, дядька, у себя дома появишься? Оказывается, и Кротов постарался и, возможно, вышел на оптовика. И кличка у того вполне подходящая – Майор. Простенько, надо заметить, без особых фантазий.

Проводить среди ночи вторую операцию – это уже было выше всяких сил.

– Скажи Алексею, чтоб до утра не торопил события. А твои орлы постарались очень хорошо. Если так и дальше пойдет, возьму в штат.

– Ну да, как же! Спасибо, кормилец.

– Ты на дядьку нос-то не задирай! Оперативно сработали, будете отмечены особо. Но я хочу еще попросить, Денис. Пусть уж Сева с ребятами закончит с этим делом. Там придется еще в Кратове кое-какие следы поискать. Не будешь возражать? Я не хочу перепоручать работу, чтобы дело раньше времени не всплыло, а то в наших службах языки частенько не из того места растут.

– Все так, но если Кротов возьмет?..

– А вот Кротова я одного нипочем не оставлю. Поэтому и не стоит пороть горячку. И на крайний случай, я к нему в помощь Володю Кондратьева подключу.

Кондратьев – это очень хорошо. Начальник оперативного отдела РУБОПа полковник Кондратьев со своими собровцами уже не раз участвовал в спецоперациях, которые проводил Грязнов-старший, и отлично знал оперативников из «Глории». Работать с ним одно удовольствие. Если их работу вообще можно ассоциировать с каким-то удовольствием.

А утром Грязнов-старший сам позвонил Кротову на Николину Гору и поинтересовался подробностями. Алексей Петрович ответил, что главная подробность дрыхнет сейчас, запертая в бане. И все остальное будет напрямую зависеть от того, какое примут решение. В настоящее время искомый Майор занят, скорее всего, проверкой Крота – не подстава ли, можно ли иметь с ним дело и так далее. Поэтому, по мысли Кротова, брать оптовика со всеми его подельниками лучше всего после того, как между Майором и Алексеем Петровичем состоится акт продажи оружия. А это, возможно, займет и не день, и не два. Видимо, осторожен и даже своим барыгам, одним из которых являлся и Гриша Одинцов, не шибко доверяет. Мол, сперва давай список, чего надо, потом то да се… А если нахрапом, можно и дело испортить.

Вячеслав Иванович видел, что Кротов прав, и просил его только об одном – не лезть на рожон. Хотя прекрасно знал, что за Алексеем уж такого-то греха отродясь не водилось.

По поводу возможной проверки Крота тоже сильно беспокоиться не следовало. В криминальном мире это имя было известно. Правда, за малым исключением вряд ли кто знал, в чем же заключается эта известность. Старые «законники» могли бы подтвердить, что Крот был близко знаком со Славой Япончиком, с Отариком, с Сильвестром, другими крупнейшими воровскими авторитетами, большинство из которых уже оставили бренную землю или же нашли себе временное пристанище в тюрьмах Америки и Европы. Могли бы еще сказать, что в прошлом был Крот очень крутым – в смысле прежней работы, но давно и напрочь порвал со службой, что удавалось далеко не всем. Не та контора, чтобы оставлять без внимания своих профи. Словом, за эту сторону вопроса не следовало волноваться. Возникла другая проблема: в какой степени оптовик захочет принять условия Крота работать в дальнейшем напрямую, без всяких посредников.

Впрочем, сказал Кротов – и Грязнов почувствовал, что тот улыбается, – это его задачка – заставить поверить оптовика. Не таким мозги пудрили, впаривали.

Вячеслав Иванович в конце концов согласился с ним, но потребовал, чтобы на всех стадиях операции Алексея Петровича страховали Филя Агеев с Николаем Самохиным. Ребята – с их артистическими способностями – кого хочешь обведут вокруг пальца. Кротов не стал возражать.

Через несколько минут Денис перезвонил Кротову и осведомился, где следует Филе с Самохой ожидать встречи. Кротов предложил через два часа без радостных приветствий и демонстрации давнего знакомства пересечься на шоссе Энтузиастов, сразу от МКАД. Там и до Балашихи рукой подать. Ну а телефон Майора уже известен. Значит, ясно, что надо делать дальше.

Кроме того, Алексей Петрович сообщил Денису, что, используя некоторые старые свои контакты, попросил пошарить в недрах ГРУ на предмет высокого светловолосого мужичка, любителя пострелять издалека. Уточнение, что зовут того стрелка Сергеем Николаевичем Светличным, вряд ли что добавит, разве что имя может совпасть, тут есть своя закономерность: меняя себе паспортные данные, многие предпочитают оставлять родные имена – откликаться легче, естественнее.

Завершив разговоры, Кротов отправился в баню, поднимать молодого барыгу.

Тот слонялся по тесному помещению, будто волк в клетке. Водка была, естественно, давно выпита, а колбаса с хлебом съедены до последней крошки. Одно забыл Кротов – курево парню оставить. А вот тут уж фигушки. Пожар никому не нужен. Вот поедем в Балашиху, можешь курить себе сколько угодно.

Все бы хорошо, но Гриша забыл за пьянкой, о чем вчера договаривались и к чему в конце концов пришли. И поэтому поездка к Майору ему вовсе не улыбалась. Так он и сказал.

– Придется, Гриша. У меня мало времени, и уговаривать я тебя не стану, просто разобью морду в кровь, свяжу – и ты будешь меня сам уговаривать поскорее отвезти тебя в Балашиху. Есть вопросы?

Сказано было таким тоном, что у Одинцова отпали всякие сомнения: и разобьют, и отвезут, и неизвестно, будет ли так лучше.

Ехали небыстро. Свернув с Рублевки на МКАД, Кротов поехал на восток. А съезжая с кольца на шоссе Энтузиастов, увидел стоящую на обочине знакомую «девятку» «Ладу» и дважды посигналил фарами. Ребята покатили следом, не приближаясь, но и не отставая, хотя движение на трассе было уже довольно плотным.

Не доезжая до центра Балашихи, Одинцов показал правый поворот. А Кротов уже и сам догадывался, о какой организации идет речь. Бывал в этих краях, и в штабе ПВО, и про воинскую часть знал, и где у них тут склады, и даже что на них хранится. Все, как говорится, под боком, все под рукой. Вот где вы, значит, господа хорошие, обосновались…

Поворот, другой поворот, проезд через лесок, впереди контрольно-пропускной пост, шлагбаум. «Девятка» остановилась перед вторым поворотом, тут напрямик через лесок минут пять ходьбы. Но Кротов и сам не собирался проезжать через КПП, прав у него таких при себе не было.

Зато снаружи стеклянного куба с дежурившими возле него солдатиками в камуфляжной форме висел телефон-автомат для связи. Гриша, сопровождаемый Кротовым, подошел к телефону, набрал три цифры, после чего сообщил, что он приехал.

Потом повесил трубку и сказал Кротову, что Майор сейчас сам выйдет, а им надо немного отъехать – к леску, чтоб не шибко тут отсвечивать.

Отъехали, стали у поворота, начали ожидать. Гриша все чего-то беспокоился, вертел башкой из стороны в сторону.

– Ты чего крутишься? – недовольно спросил Кротов.

– Да мне показалось, что за нами кто-то ехал, – неохотно ответил парень.

– Да? – равнодушно отреагировал Кротов. – А я не видел…

Он пожал плечами. А парень-то не так прост, как кажется! Ишь ты, глазастый. Тем более придется «сдать» его.

Наконец от КПП показался невысокий крепенький такой мужичок в военной форме. Он неторопливо вышел, о чем-то перемолвился с охраной, закурил и так же спокойно пошел по шоссе к роще, где у поворота стоял белый «мерседес» Кротова.

– Идет Майор, – отчего-то заволновался Гриша. Он уже взялся за ручку двери, но Кротов осадил его:

– Сиди спокойно. Когда надо будет, я тебе скажу и ты пойдешь погуляешь.

А сам Кротов выбрался наружу и сделал несколько шагов навстречу Майору. У того на кителе были и в самом деле майорские погоны с голубыми просветами. Ну да, авиация, ПВО…

Майор поднес два пальца к козырьку фуражки, Кротов так же коснулся полей своей шляпы. Протянул руку. Майор пожал и посмотрел вопросительно.

Кротов показал большим пальцем себе за спину и спросил:

– Там посидим или прогуляемся?

Майор с легким недоумением посмотрел на сидящего в машине Гришу и пожал плечами:

– Можно и пройтись. А что, разговор долгий? У меня со временем не очень.

– Как скажете, – мягко ответил Кротов. – О списке речь позже. Хотелось бы познакомиться.

– Зовите меня Алексеем, – сказал Майор.

– О! – удивился Кротов. – Значит, мы тезки?

– Вы тоже Алексей? – Но сыграть удивление Майору не удалось, видно уже успел постараться, чтобы вызнать подноготную возможного клиента.

– Вы, наверное, хотите знать, как мне удалось устроить эту встречу? – сразу спросил Кротов. – Отвечу. Как говорится, с одной стороны, не было бы счастья, да несчастье помогло, а с другой – встретил случайно одного старого знакомца.

Майор слушал и кивал.

– А в чем несчастье? – спросил с иронией.

– Так вон оно, – Кротов улыбнулся и качнул головой в сторону «мерседеса», – в салоне сидит. Меня на него знающие люди вывели и сказали: много слов не трать, дай пару раз в ухо, он тебя за ручку сам приведет. Ну два – это многовато, но разок я ему врезал – для общей устойчивости, вы меня понимаете? – Кротов с улыбкой показал свой кулак. – Наркотой, сказали мне, балуется. Зря вы с ним. Я поглядел, как он живет, семья его – это ж притон. Там, в районе трех вокзалов, каждый бомж знает эту их хазу. Но, впрочем, ваше дело. А что касается знакомца, то мы с ним как-то пересеклись. Знаете, было о чем вспомнить, короче, слово за слово, он и сказал мне, что при крайней нужде найдется, мол, необходимый человек. И как-то так получилось, что, когда я стал сопоставлять, сошлось тут, в Балашихе. Остальное, как я сказал, дело техники. Если этого вам достаточно, я не буду занимать ваше дорогое время, а скажу, что мне нужно, и заодно узнаю ваши расценки.

– Знакомец-то, если не секрет, кто будет?

– Ну, – открыто улыбнулся Кротов, – его подлинные паспортные данные я вам не назову, это не в наших правилах, а зовут его Сергеем. Сергей Николаевич, если хотите.

– А где, простите, пересеклись?

– Вас и это интересует? Ну, скажем… в Питере.

– Нетрудно вспомнить, когда это было?

– Вашей настойчивости можно только позавидовать. А действительно, когда ж это было? Недавно. Точно, в воскресенье, в прошлое. Это имеет значение?

– Ох, в нашем деле все имеет значение, – устало вздохнул Майор. – А вы уверены, что Гриша – наркоман? У вас имеются факты?

– Неужели вы думаете, что у меня только и дел, что выяснять его пристрастия? Мне сказали. И у меня нет оснований не доверять собственным… парням. Но я вам должен сказать, что и водку он тоже жрет профессионально. Я ему, чтоб он глупостей не наделал, ноль-семь водки поставил, так вылакал всю до капли. Я знал одного. Тот ухитрялся совмещать шприц со стаканом. Ужас, но что поделаешь…

– А фамилия та, она с чем-то, кажется, светлым связана, да?

– Ах вы хитрец! – расхохотался Кротов. – Верно. Со светленьким. Светличный он. Вам знаком?

– Нет, лично не знакомы. Но теперь я точно знаю, откуда слышал вашу фамилию. Точнее кличку Крот. Вы «аквариум» покинули в восемьдесят пятом?

– Нет, раньше, – уже серьезно ответил Кротов, – но, поверьте, это сейчас не тема.

– Ладно, – словно удовлетворился ответами Майор. – Давайте ваши просьбы. А я посмотрю, чем можно будет помочь.

– Значит, я так понял, Гриша получает от меня обещанные посреднические, и я его вывожу?

– Во всяком случае, с вами я готов сотрудничать напрямую.

– Прекрасно. Тогда о деле. Парочка «макаровых» с глушителями, три «калашникова» сто пятых с боезапасом, ну и «муху». Полагаю, стоимость не перешагнет пределы разумного?

Майор погладил себя ладонью по животу, подумал и сказал:

– Для вас в пределах сотни кусков. Доллары.

– Согласен, – улыбнулся Кротов. – Сроки?

– Дня три дадите?

– Сделайте одолжение. Связь?

– Оставьте ваш номер, я позвоню. Так мне удобнее.

– Вот моя визитная карточка. – Кротов протянул визитку. – Аванс?

– Я бы предпочел всю сумму сразу.

– Логично. Значит, в среду ожидаю вашего звонка?

– Если ничего не изменится, да, – растянул губы в улыбке Майор.

– А что у вас может случиться! – обратил лицо к небу Кротов.

– Ну мало ли! – философски хмыкнул Майор. – Желаю здравствовать.

Они пожали друг другу руки, и Майор прямиком через рощу пошел к проходной воинской части. А Кротов сел в машину, посмотрел на скучающего Гришу и сказал:

– Меняй профессию. Он больше с тобой работать не будет.

– Это почему? – окрысился вдруг Гриша.

– Сам сказал. Ненадежный ты человек. Наркоши – они все ненадежные.

– А при чем здесь наркотики? Я что, подвел когда-нибудь?

– Пока, может, и нет, но подведешь. Обязательно. И тогда тебе, дружок, хана. Часа не проживешь. Я знаю, можешь мне поверить. Так что бросай. Ищи себе другое дело. Могу, кстати, посодействовать.

– А на хрена? Я и сам могу.

– Валяй, но учти, влипнешь, никто тебя выручать не будет. Я все сказал, поехали.

И он тронул машину…

Гришу он высадил в районе Сокольников, дал ему пару сотенных купюр и сказал, что за такую работу и этого много. Гриша попробовал было побазарить, что мало, обещано больше, но Кротов не стал с ним разговаривать, просто закрыл дверцу и уехал. Дальше с Гришей будет все просто: вечером он ввяжется в драку, его заметут и будет он трое суток загорать в обезьяннике, где переживет жесточайшую ломку, после чего приехавшие врачи заберут его в наркодиспансер…

«Мерседес» Кротова догнала «девятка», посигналила фарами и приткнулась сзади к бортику. В салон к Кротову пересел Филя.

– Отлично получилось, – радостно сказал он. – И запись что надо, и на пленке вы будете вот так здорово смотреться. Сплошное, понимаешь, удовольствие, когда друзья-однокашники встречаются!

– К великому сожалению, ты, Филипп, недалек от истины… Только тут сплошной, как ты заметил, террариум. А изнанка славы – это ее издержки…

– Не понял.

– Да это я себе.

Глава одиннадцатая
ПРЕЗЕНТАЦИЯ

С какого-то мгновения Сергею Николаевичу Светличному показалось, что жизнь его вдруг сорвалась с привычной резьбы и стала как бы неуправляемой. Это ощущение было очень неприятным, поскольку он во всем предпочитал размеренность и порядок. От которых в немалой степени зависела его собственная жизнь.

Он стал думать, с чего началось, и понял, что никому ничего нельзя передоверять, ибо в этом и таится главная опасность. Следовательно, в «срыве резьбы» виноват был в первую голову он сам. Вывод хоть и неутешительный, зато понятный.

И первым в этой череде неприятностей стал рыжий механик, за что его пришлось убрать. А это лишние следы. Правда, Светличный был уверен, что дура-девка не запомнила его. Это обстоятельство, точнее, его уверенность, спасли ее. Поскольку в противном случае надо было бы убрать всех, находившихся в квартире. Конечно, не исключен шум, а что поделаешь!

Но с механиком он разобрался быстро, даже не испытывая при этом какой-то душевной тяжести. Тем более что впереди уже отчетливо маячило Лазурное побережье с его остролистыми агавами, пальмами и соснами-пиниями.

Однако поздний субботний звонок из Подмосковья сюда, в Питер, немедленно спутал ему все карты.

Если б он не знал дядю Витю, то решил бы, что это чья-то ловкая провокация. Но в голосе старика он услышал настоящую панику. Какие-то крутые накатили, фотографию костылей в нос ткнули и потребовали, чтобы дед такие же сделал. Нет, не верю!

И никакие это, скорее всего, не крутые, даже если и хорошо работали под них, а в лучшем случае – ментовка. А фотик – это, возможно, просто ориентировка, которую разослали по отделениям милиции для проверки: вдруг кто клюнет!

Если старик послушался его и уехал, то пока за его жизнь можно не волноваться. Как и за свою собственную. Пропал – и с концами. Кстати, скорее всего, так и придется поступить, то есть полностью обрубить концы. Жаль, отличный был мастер.

Сергей поймал себя на том, что сказал о дяде Вите «был». Ну что ж, значит, не судьба…

А если взять за основу худший вариант? И были у старика не крутые и не ментовка, а ребятки из органов безопасности? Ведь сидел однажды старик, и там очень хорошо знают за что. А «винторез» даже по телевидению засветили. Чего им стоит в такой ситуации расколоть испуганного пожилого человека! Этого Сергею объяснять не стоило: сам все прошел, на собственной шкуре испытал – во время учебы. Да и на практике тоже. Тогда дело гиблое, и со стариком надо прочно завязывать. И с Подмосковьем тоже.

Так что же делать? На что решиться? Пока на это не ответишь, нельзя предпринимать никаких следующих шагов. Это что же, отказаться, значит, от своей работы? Да кто ж такое позволит? Теперь и на краю света достанут, не они, так свои…

Долго размышлял Светличный и наконец пришел к выводу, что никакой Лазурный берег от него с Нелькой не уйдет, если он будет точно знать положение дел. Не оставалось ничего иного, как самому ехать в Москву, поскольку уж эту миссию он никому не мог перепоручить.

Он нашел и предупредил Нелли, мечущуюся по городским организациям вместе с новоиспеченным своим секретарем-архитектором, что их вылет за границу может несколько задержаться. Это Нелли не встревожило, напротив, лишние день-другой ей тут как раз и были нужны до зарезу. А билеты – что ж! – можно перенести на другой рейс или, еще лучше, на конец следующей недели. Да, хлопоты с особняком стали наконец для Нелли Кутеповой тем необходимым делом, которого ей в последнее время так не хватало.

Кладя телефонную трубку, Светличный усмехнулся про себя. Недоставало, чтобы, вернувшись в Питер, он неожиданно застал в фирменной кутеповской постели этого мальчишку, неудавшегося архитектора из Павловска, который ухитрился буквально вмиг чем-то очаровать капризную звезду подиума. Но ревнивцем Сергей себя не считал, тем более что и жизнь к тому никак не располагала, и подумал: ну потрахаются, в конце концов, и что? Нельки, что ль, убудет? А мальчишку можно зато всегда поставить на место. Было б на пользу…

Однако перед отъездом он решил все-таки сделать контрольный звонок.

– Менеджер Акимов, – услышал он в трубке.

– Здесь Сергей. Я собираюсь отдохнуть недельку-другую. За рубежом. Связь прежняя.

– Минутку, вам есть сообщение. Зайдите на Главпочтамт. До свидания.

«Неужели опять срочная работа? – подумал Светличный. – Это было бы сейчас очень некстати…»

На Главпочтамте в окошечке «До востребования» он получил письмо без обратного адреса. Тут же вскрыл. В конверте лежала короткая записка:

«Если есть свободная минутка, позвони по этому номеру…»

Тут же, из уличного автомата, Сергей набрал указанный в записке номер. Узнал голос Патриарха.

– Сергей говорит.

– Здравствуй, Сережа, – мягко ответил Савелий Иванович. – Давно с тобой не беседовал. Все недосуг. То тебе, то мне. Есть минутка для разговора не по телефону?

– Есть.

– Ну хорошо. Ты где?

– У Главпочтамта.

– Я знаю, что собственным транспортом ты пользоваться не любишь, поэтому подошлю свою машинку. Ты постой там маленько, к тебе подойдут. Приезжай, поболтаем…

И весь разговор. Попробуй не подчиниться Патриарху! Тем более что он, похоже, в расслабленных чувствах и ему требуется собеседник. Даже и не для разговора, а чтоб просто внимательно слушал стариковские откровения. Хотя какой он старик?

А может, и к лучшему. Сергей уже решил не торопиться с принятием окончательного решения по поводу судьбы дяди Вити. И если обсудить этот вопрос с Патриархом, нельзя исключить, что и срочно ехать в Москву не придется. Есть же люди для поручений подобного рода. В конце концов, он стрелок, а не чистильщик…

Сергей походил немного вдоль фасада Главпочтамта, и наконец к нему подошел спортивный парень в кожаной курточке:

– Это вы Сергей?

– Я.

– Я на машине, прошу.

Подвел к обычной, неприметной «девятке», предупредительно открыл пассажиру дверь.

До Солнечного добрались меньше чем за час. Парень отлично вел машину. Да и движок у нее – слышал Сергей – был, скорее всего, снят с какой-нибудь оперативной. Форсированный.

Уже бывавший здесь, Сергей сам, без сопровождающего, поднялся на второй этаж, в гостиную, где под лампой с большим шелковым абажуром – под старину – в мягком кресле сидел с кипой газет на коленях Савелий Иванович.

Всякий раз он чем-нибудь да удивлял Сергея. Ну вот как сейчас – газетами! Читатель он, мать его ети! Государственный деятель! Все он буквы наизусть помнит…

Но при всем при том не мог не отдать должное Патриарху Сергей Светличный. Толковая у этого уголовника была башка. Все он знал, и, хотя оставался постоянно в тени, без него в городе практически не вершилась никакая политика. Он был всем нужен, ибо обладал своей особой, подпольной властью.

Светличный пожал протянутую ему руку и сел в кресло напротив. Монахов скинул газеты на пол, пристально посмотрел на Сергея, усмехнулся и сказал:

– Ну говори, чего там у тебя случилось.

– Разве? – Сергей продемонстрировал легкое удивление.

– А как же! Я ведь и газетки почитываю, и ящик регулярно гляжу. Особливо криминальную хронику. Всякое там показывают. Ну так что? Ай-я-яй, Сережа, что ж ты так-то?

– Это вы про кого?

– Да про механика твоего, – помрачнел Монахов. – Ты ж ведь, поди, убыл в ту же ночь, а я в телевизоре видел выступление следака, что на убийство выезжал. Он же и про фоторобот, стало быть, не преминул заявить. Не показал, правда, в телевизор. Это можно по-разному понимать, и хотелось бы думать, что нету у них ничего. Пустышка это – с фотороботом-то. Однако все равно нехорошо. Ты ж ведь к такому не приучен, верно?

– Все абсолютно правильно, Савелий Иванович, – вздохнул Сергей. – Но у этой истории возможно некоторое продолжение.

– Так отчего ж я не знаю?

– А я сам недавно только получил сообщение…

И он, ничего не утаивая, рассказал о звонке дяди Вити, Виктора Ильича Бессонова, незаменимого оружейного мастера.

Слушая, Монахов укоризненно качал головой, время от времени повторяя: «Ах, Сережа, Сережа…» А когда рассказ закончился и Светличный сообщил о том, что уже собрался ночным ехать в Москву, чтобы самому во всем там разобраться, Савелий Иванович возразил:

– Никуда тебе, думаю, ехать сейчас не надо. У тебя телефон-то какой? На тебя записан?

– На бабку Матрену.

– Это что за хохма? – нахмурился Патриарх.

– Соседка, – спокойно объяснил Сергей. – По даче в Кратове. Померла год назад.

– Понятно. Давай его сюда, он тебе больше не пригодится. Другой дам. Хозяин жив-здоров, в загранке пребывает. И еще. С дачей той своей ты, милок, распрощайся. Вот так сразу, при мне. И чтоб я больше о ней ничего не слыхал, понятное дело?

С чем-то всегда, всю жизнь, приходится прощаться. В том числе и с кратовскими тихими улочками, усыпанными красными, желтыми и зелеными листьями. Оставалось лишь вздохнуть.

– Ты намекал, помню, на отдых? Сильно, что ли, устал или еще чуток поработаешь?

– Дело-то стоящее?

– Вполне. Кусков на триста. Сроки нам не устанавливают. Сделаешь – и ладно… Лучше б совсем тихо, чтоб тебя там и близко не было. А там уж как получится.

– Кто таков?

– Да вот… – Патриарх, кряхтя, нагнулся к брошенным на пол газетам, поднял одну, другую, отшвырнул и взял третью. Ее развернул, потом сложил, еще раз и протянул Сергею: – Взгляни, знакомая личность?

На газетном снимке был бывший петербургский губернатор Анатолий Саблин с толстой книгой в руках. Подпись под фотографией сообщала, что только что вышла из печати книга известного политика, в которой рассказывается о бескомпромиссной борьбе автора за построение свободного государства с рыночной экономикой, а также дается хроника демократических преобразований в России начиная с костров у Белого дома и торжественного марша победившей демократии. Еще сообщалось, что презентация книги Анатолия Ананьевича Саблина, написанной в тяжелейших условиях постоянных преследований со стороны ангажированной правоохранительной системы, отдельных средств массовой информации и вообще красно-коричневой части электората, состоится в самые ближайшие дни в одном из элитных клубов города, о чем публике будет сообщено отдельно.

– Что скажешь? – как о чем-то незначительном спросил Монахов. – Вопросы, просьбы есть?

– Пожалуй, нет. Как у него со здоровьем, – Сергей снова взглянул на подпись под снимком, – в связи с постоянными преследованиями и тяжелейшими условиями загрансуществования?

– Умница, в самый корень зришь. Имел парочку инфарктов. Но крепенький. Говорят, еще и по женской части не промах. А чего усмехался, когда читал?

– Да это так… Элитный бывает козел. А клуб – элитарный. Нас еще, помню, учили не делать таких ошибок. Так мы-то кто? Солдаты. А эти!.. – Он кинул газету в кучу других.

– Дам я тебе, Сережа, одного доктора, поговори с ним. Можешь не стесняться, говорить открытым текстом. Я к тому, что, возможно, и не надо будет стрелять. Зачем шум, верно? Подумай. Ну а потом, если все путем, и отдохни. Прокатись куда-нибудь. Но ненадолго. Чует мое сердце, что скоро работы будет во! – Патриарх чиркнул себя указательным пальцем с большим брильянтовым перстнем на нем под подбородком. – Ну ладно, коли других дел нет, отдыхай, Сережа, не забывай старика. Весточки о себе подавай. Там, внизу, мой паренек, что тебя привез и теперь доставит куда скажешь, мобильник передаст. А свой оставляй, он тебе теперь без надобности. И в Москве тебе, Сережа, делать нечего, так что поезжай-ка спать. Утро вечера мудренее. И учти, я недоволен тобой. Опять недоработка, нехорошо…

Когда же Светличный, попрощавшись, вышел, Монахов пробормотал:

– Хуже нет – исправлять да доделывать… – Взял телефонную трубку и набрал номер: – Соедини-ка меня с Акимычем… – Дождался, когда раздалось в трубке: «Менеджер Акимов», и сказал: – Вот что, Акимыч, слушай меня внимательно…

Ложь – действительно оружие политика, кому ж и знать, как не ему, профессиональному юристу, вознесенному уникальными обстоятельствами на самую вершину политики…

Великому государству, сделавшему зигзаг от светлого коммунистического будущего в звериные джунгли капитализма, немедленно потребовались идеи абсолютной свободы от всех прежних, вбиваемых десятилетиями в людские головы принципов. Необходимо было все разрушить до основания, чтобы на обломках бывшей империи восторжествовал наконец один закон, определяющий права сильного. В России – синоним богатого. Передел предстоял кровавый, это понимали все, но его надо было оправдать – не перед собой, нет, перед мировым общественным мнением, с которым, к великому сожалению, все-таки приходилось считаться.

Они многое желали – эти молодые, яростные демократы, преуспевшие в переделе государственной собственности. Они были уверены в своей неприкосновенности и, торопясь, делали многочисленные ошибки, сбивая эйфорию обещанного праздника свободы и, напротив, возбуждая негативную энергию народных масс, обманутых этими обещаниями.

Кровь таки пролилась. И не только у Белого дома, но и в сердцах, душах обездоленных людей. А искусно раздуваемый оппозицией пепел горя и нищеты звал к отмщению.

Этому сопутствовало и отсутствие зримых перспектив. О дальних никто уже и не заикался, поскольку большинству было в высшей степени наплевать на них – все равно не дожить. А о ближних без устали вещали всевозможные СМИ, призывая нести свои сбережения в банки-однодневки, участвовать в беспроигрышных лотереях, жевать «орбит» и пользоваться прокладками с крылышками, тем самым создавая себе благополучие на каждый день. Народ участвовал, проигрывал, зверел и отказывался верить своим вчерашним кумирам. Более того, он начинал их ненавидеть, называя виновниками всех собственных бед.

Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы увидеть, как блестящие некогда идеи оказывались полностью скомпрометированы чудовищной практикой. И Анатолий Ананьевич Саблин понял это раньше многих других.

Есть ложь тоже чудовищная – по доктору Геббельсу.

Есть ложь обыденная – сродни воровству голубого Альхена. Иначе говоря, ложь на каждый день – по любому поводу, по мелочам, привычная и оттого уже часто незаметная.

Есть, наконец, ложь во спасение – «О ложь святая! Так солгать могла лишь мать, полна боязни, чтоб сын не дрогнул перед казнью…»

Есть промежуточные варианты.

Политик обязан пользоваться всеми видами и подвидами лжи. И это тоже твердо усвоил опытный юрист и политический деятель Анатолий Саблин, вознесенный в самый центр событий, на вершину пирамиды власти, буквально на острие ее. Но сам же в конце концов оказавшийся жертвой собственной эйфории и обращенный обстоятельствами в известную старуху у разбитого корыта, он постоянно ищущим своим умом просто вынужден был вернуться к истокам. Он хотел сам понять, когда, на каком этапе, произошло необратимое. Ведь и корыто было уже новое, и столбовое дворянство – вот оно!

Масса неожиданно свободного от политики и общественных дел времени подвигла на мемуары. Не он первый, не он и последний в этом значительном ряду. Что это было – желание оправдать себя, подобно множеству таких же неудачников? Или желание облегчить душу ссылкой на объективные обстоятельства, о которых мало кто был наслышан, а если и знал, то далеко не всю правду о недавнем еще прошлом? Или, может быть, это обычное свойство человеческой натуры – произносить наедине с собой гневные монологи на лестнице, когда тебя прогнали из квартиры? Вероятно, подействовало все, вместе взятое.

В отличие от большинства уходящих политиков, нанимающих армии подручных писателей ради собственного увековечения, Анатолий Ананьевич сел за письменный стол сам. И родил-таки эссе. О прошлом и будущем, о честных своих заблуждениях и нечестных играх вокруг его имени и обо всем ином, что вызывает интерес и меланхолические воспоминания прежде всего у самого автора. Но если бы писатель был уверен, что написанную им книгу не прочитает никто, кроме него самого, он бы никогда не положил перед собой чистый лист бумаги. Значит, что же? Исповедь? Ну и пусть будет исповедь. Однако же не без доли лукавства – кто ж о себе полной правды-то захочет!