Текст книги "Золотой выстрел"

– Домой, значит?

– Ишь ты! – хитро засмеялся швейцар. – Если б домой, а то, поди, на блядки. Всех парень обошел!

– Почему так думаете?

– А вы видали, чтоб охранник кому-нибудь сотенную совал: помоги, мол? Вот и я, сколько живу, тоже не видел. Как пить дать пистонить повез, архаровец…

– Молодец, отец. А что это он у тебя – то мужик, то парень? Архаровец вот еще.

– Так крепкий он. И не так чтоб молодой совсем. Как ты, к примеру. Высокий, светлый такой. А по мне-то, всё мальчишка. А почему архаровец? Так нагляделся я за жизнь на тех военных. Я их за версту носом чую.

– Значит, военный. Или бывший, так? Высокий, светлый… Собой-то как, ничего?

– Не, – поморщился швейцар, – чухня скорей… Ты перед ним молодцом!

– Ну спасибо, – улыбнулся Турецкий. А сердце заколотилось. Неужели десятка?!

Нет, нельзя торопить удачу. Сама придет.

Турецкий позвал Чибисова, который продолжал расспросы в зале, чем наверняка уже до смерти там всем надоел.

– Попрошу тебя, Юра, сесть сейчас с… простите, как вас по имени-отчеству?

– Иван Данилович. Морковкины мы.

– Превосходно. Сядь с Иваном Даниловичем и запиши в протокол все, что он тебе сейчас повторит. А я вас прошу повторить по возможности слово в слово. Впрочем, если еще какие-то детали всплывут, ради бога. Кстати, Юра, у тебя случайно с собой нет того фоторобота, который вам помогла составить девица Стругова? Ну того самого мужика?

Чибисов достал из записной книжки и протянул фото шесть на девять, где был изображен вполне возможный Светличный. Одна беда, был он в темном парике. Как она описала.

– А нового нет? Что у нас уже составили? Хотя откуда? Ну давай на удачу, посмотрим… Иван Данилович, я вам покажу фотографию, а вы посмотрите и скажите – есть ли в ней что-то общее с этим вашим «личкой», как тот себя назвал? Но учтите, что темные волосы здесь могут быть обычным париком.

Морковкин долго рассматривал фотографию, наклонял голову то вправо, то влево, морщился, вздыхал, наконец изрек:

– Ничего не могу сказать, похож. Но не шибко. Я ж говорил – чухня. Тут-то худой, – он двумя пальцами провел себе по щекам, вдоль усов, – а глаз невидный. Мелкий глаз, с косинкой… А может, похож? – спросил у Турецкого с надеждой. Видно, очень уж хотелось ему помочь в таком деле.

Александр Борисович не стал продолжать расспросы, а позвонил Гоголеву, поинтересовался, где Славка. Тот взял трубку. Турецкий попросил экстренно доставить в «Павлин» самый последний вариант фоторобота Светличного.

И пока Чибисов подробно записывал в протокол показания швейцара, фотографию подвезли. Иван Данилович, едва глянул, так с ходу радостно развел руки в стороны:

– Ну он! Другое ж дело! Вот, видал? – Он тыкал пальцем в щеки фоторобота. – Я и говорю, настоящая чухня!

– Этот экземпляр, Юра, размножить и каждому члену бригады сунуть в карман. Чтоб постоянно при себе был. Ну, Иван Данилович, порадовали. Спасибо. Поеду теперь к вдове…

Он быстро понял, что вдове было за что ненавидеть свой родной город. Мало того что унизили мужа, еще и угробили. Оборвали блистательное будущее на новом подъеме.

И когда Турецкий дозвонился до квартиры Саблиных на Съезжинской, где, как ему объяснили питерские коллеги, семья бывшего губернатора, несмотря ни на какие перипетии судьбы, занимала практически половину этажа большого дома, какие-то посторонние, видно, люди долго выспрашивали его, кто он и по какой причине звонит.

Полностью представляться Турецкий не стал, просто сказал, что прибыл из Москвы по поручению Президента России. На той стороне провода воцарилась настороженная тишина. Ее нарушил резкий и не очень приятный для слуха голос:

– Говорите, вас слушают.

– Нина Александровна? – вежливо спросил Турецкий, которому уже надоели эти многочисленные вопросы и разные голоса в трубке.

– Я. А кто вы?

Вот теперь он представился полностью. С длинным перечислением своих чинов и должностей. И снова сослался на указание президента. А заодно принес свои глубокие соболезнования.

– Я поняла. Что вы от меня хотите?

– Надо встретиться. Желательно в ближайшее время. Можно сегодня.

– Вы что, ничего не знаете? – В голосе женщины прозвучала откровенная враждебность.

– Простите, что я должен знать? Я приехал сегодня утром и с той же минуты занимаюсь тем, что допрашиваю возможных свидетелей по делу вашего супруга.

– И вам никто ничего не говорил?

– Я могу только повторить сказанное.

– Сейчас первый час, а в три похороны мужа! – почти с надрывом крикнула она. – А вы говорите: встретиться! Разве это не издевательство?!

– Повторяю, я этого не знал. Сочувствую вам, давайте перенесем разговор на завтра.

– Да послушайте, как вас? О чем мне с вами говорить? Вас прислал президент? Вот и занимайтесь своим делом!

– Следственные мероприятия требуют, – холодно заговорил Турецкий, – чтобы были допрошены все – подчеркиваю, все – свидетели возможного преступления. И вы не исключение. Кроме того, я обязан признать вас потерпевшей по делу. Вы сами назначите время или вас пригласить повесткой?

– Вы сказали – преступление? Значит, убийство, да? Я была права, да?

– В настоящий момент я могу вам сказать только одно. Я уже располагаю некоторыми фактами, которые могут послужить предварительным подтверждением небезосновательности выдвинутой вами версии. Иначе говоря, мне срочно нужны некоторые сведения, которыми можете располагать пока только вы. Оттого и такая спешка. Поверьте, не хотел вас ни оскорбить, ни обидеть.

– Мы отпеваем и хороним Толю в лавре. Вы знаете, где это?

– Я бывал в Ленинграде.

– А… ну да. Может быть, вам будет удобно… подъехать? А потом мы могли бы и поговорить. Поймите меня правильно…

– Хорошо, я подойду к вам, Нина Александровна. А вы крепитесь. Мне говорили, что вы женщина сильная, желаю вам…

Когда он приехал, отпевание в храме уже началось. Народу было много, внутри не протолкнуться. Да и не любил, честно говоря, Александр Борисович все эти долгие церемонии. Поэтому он решил ждать на улице, а потом подойти к новой могиле и положить четыре розы, купленные здесь же, у кладбищенских ворот.

Время тянулось медленно. Последние дни апреля все подряд отличались летним уже теплом. А он из «Павлина» отправился на квартиру, куда уже доставили его и Славкины вещи. Грязнова не было. И он переоделся, сменил привычную куртку на вполне пристойный темно-серый костюм с черной шелковой водолазкой. И неофициально, и в то же время вполне траурно, соответствует положению вещей.

Наконец народ потянулся на выход…

Речей было произнесено немного, и, как понял Турецкий, говорились они главным образом теми, кто присутствовал на последнем торжестве Саблина. Несколько женщин в темных косынках окружали вдову, что-то нашептывали ей на ухо. Она была безучастна.

Но вот окончились и речи. За дело принялись профи Александро-Невской лавры. И не прошло четверти часа, как насыпанный холм утонул в венках и массе живых цветов. Установили большой фотопортрет покойного – задумчиво-улыбчивое лицо его смотрело с откровенной иронией на происходящее вокруг действо. Турецкий даже подумал, что эта фотография выбрана была не без расчета: мол, говорите теперь что хотите, а мне наплевать.

Вокруг могилы стало пустеть. Кто-то объявлял, переходя от группы к группе, где состоятся поминки. Добавлял, что автобусы ждут слева от ворот.

Александр Борисович подошел к могиле, положил цветы, постоял склонив голову – ритуал, куда денешься, – и повернулся к вдове.

Он и рта раскрыть не успел, как она сама назвала его по имени-отчеству. И приподняла темную вуалетку на лице.

«А она выглядит не так уж, чтоб совсем уж… – подумал привычно. И одернул себя: – Грешные мысли у свежей могилы не делают тебе чести, Саня…» Грязнов бы точно не упустил возможности сыронизировать по этому поводу.

Турецкий взял протянутую ему ледяную ладонь в обе руки, подержал, согревая и тем проявляя глубокое сочувствие ее горю.

– Могу я попросить вас проводить меня к машине? – тихо сказала она. Ничего в ней не осталось от той хриплой телефонной зверюги. Была просто очень милая, даже симпатичная, но слишком уставшая женщина, чувствующая себя безумно одиноко в окружающей ее толпе близких и знакомых.

– Я тоже на колесах. Может быть, вы предоставите свой транспорт подругам? – Он кивнул на женщин в черном, глядящих на него и вдову с навязчивым интересом. – А я вас отвезу куда скажете. По дороге можно будет и поговорить.

– Пойдемте, – просто ответила она, опираясь на его руку, и обернулась к женщинам: – А вы езжайте и скажите, пусть начинают. Я приеду… чуть позже… – И отвернулась. – Пойдемте, – повторила она и добавила уже для одного Турецкого: – Терпеть не могу этих поминок…

– Сочувствую. Я тоже отрицательно отношусь к подобному дикарству.

– Видели, как он смотрит?

Турецкий понял, о ком она.

– Ему уже проще. Поэтому.

– Да-да… Ну рассказывайте.

– Пожалуйста, соберитесь, успокойтесь и давайте немного вспомним тот вечер…

– Я, как сейчас, все вижу перед глазами.

– Отлично. Кто такая Кутепова?

Нина Александровна даже остановилась, с удивлением уставившись на Турецкого. И во взгляде ее появилась такая враждебность, что ему стало даже немного не по себе. Опять закрылась, что ли?

– Мой интерес совсем не праздный, можете поверить, – жестко добавил он. – Скажу больше, меня интересует даже не столько эта женщина, сколько ее спутник. Вы знакомы с ним?

– Не понимаю, о ком вы говорите, – растерялась она. – Какой спутник? Мы никакого спутника не приглашали…

– И тем не менее он был. Мне даже известно, где он сидел. Когда и с кем уехал. Но я хотел бы услышать подробности от вас. Итак, сначала: кто такая Кутепова?

– Лично я с ней никаких контактов не имела… – неуверенно начала Нина Александровна. – Ее знал муж… Они еще в Париже познакомились, когда он… Ну, в общем, вы понимаете.

– Когда он, попросту говоря, сбежал от правосудия? От обвинений, выдвинутых против него? Вы это хотите сказать?

– Толю действительно замордовали, – устало сказала она. – А в той ситуации его бы загнали за Можай и на том успокоились. Тянули бы время. А у него инфаркт. Один, потом другой…

– Не будем возвращаться к столь отдаленному прошлому. Он поддерживал с этой Кутеповой какие-то отношения? Извините за прямоту моих вопросов. Я вам постараюсь все потом объяснить.

– Что я могу сказать? – В ее голосе опять проявилась враждебность. – Она известная… как бы поточнее выразиться… этакая Летиция Каста русского разлива. Топ-модель.

– И это все, что вам о ней известно? А зачем ее пригласили на презентацию? Элемент эффекта?

– Вы абсолютно правы. А Толя, я должна сказать, в отдельных моментах был несколько… неуправляем. Принимая решения, не всегда просчитывал последствия. Да, Кутепова – заметная фигура в питерской тусовке. Но ее присутствие в качестве едва ли не первой фигуры на презентации, по моему твердому убеждению, снижало важность самой идеи презентации. Превращая ее в непонятное шоу. Я говорила ему, но он не хотел прислушаться.

– Она получила приглашение заранее или в последнюю минуту? На одно, как говорится, лицо или со спутником?

– Толя оповестил заранее. А про спутника мне ничего не известно. Приглашения были именные.

– Вы сами встречали гостей?

– Естественно, как это положено.

– Значит, охрана приглашения не проверяла?

– Зачем? Чужим у нас было делать нечего. Только свои. Я имею в виду знакомых и близких.

– Она пришла одна?

– Думаю, да. Хотя твердо сказать не могу. Видите ли, Нелли – такая женщина, на которых все немедленно обращают внимание. И если бы рядом с нею в тот момент находился танк, уверяю вас, его никто бы даже и не заметил.

– Красота – страшная сила, – сочувствующе заметил Турецкий.

Нина Александровна искоса поглядела на него, вздохнула и ничего не сказала.

– А теперь вспомните тот не успевший разгореться скандал. С чего все началось и чем закончилось?

– Мне говорили, что Нелли – особа неуравновешенная. Как все звезды, купающиеся в мужских взглядах. И предрекали что-то подобное. Но я не думала, что это случится так скоро.

– Почему же скоро? По моим данным, конфликт возник на завершающем этапе. Все было уже, извините, съедено и выпито, а официанты трудились вовсю.

– Возможно, вы правы. В общем, ей, как обычно, что-то не понравилось, она тут же стала бить посуду, естественно, соответствующая площадная брань, модная нынче в их кругах… Ее кинулись успокаивать, а она еще пуще. Пришлось вывести. Но все уже смешалось. Люди поднялись, началось брожение, пустые разговоры подвыпившей публики, забывшей, по какому поводу они здесь находятся. Нет, я совсем не возражаю, так случается всегда. Не мы первые, не мы последние. Но тут опять откуда-то вылез этот телевизионщик, стал все снимать. Я пробовала возражать: зачем это безобразие! Нетрезвые лица! Двусмысленные ухмылки! Вообще черт знает что! Я администратору говорю: зачем вы это допускаете? Мы же договорились! А он: я не знал, все телевизионщики давно ушли! Я говорю: как же ушли?! А этот откуда взялся?! Ну мы… не то чтобы ссорились, нет, я просто выговаривала этому администратору. А Толя – тот просто купался перед камерой! И так, и этак, с бокалом в руке и без него, с кем-то чокается, пьет! И ведь не подойти – толпа…

– Стоп! – сказал Турецкий. – Вы сказали: с бокалом и без. А куда девался его бокал?

– Понятия не имею… Может, поставил на стол… А, там еще официант крутился.

– Не было официанта. Имеются показания всех, кто в тот вечер работал в зале.

– Но почему я должна не верить своим глазам? Был. И поднос держал в руке. И бокалы были… И чокались…

– С кем?

– Я обязательно должна вспомнить? – как-то беззащитно спросила Нина Александровна.

– Думаю, здесь может быть ключ.

– Тогда мне надо сосредоточиться и все… как бы проглядеть заново. Сейчас не могу, трудно.

– Понимаю вас. Но вспомнить тем не менее просто необходимо. Я дам вам мой телефон, это мобильник. Как вспомните, немедленно позвоните, хорошо?

– Я попытаюсь. – Она взяла визитку, прочитала и кивнула, пряча ее в маленькую сумочку.

Турецкий подвел вдову к «Волге», открыл заднюю дверь и помог подняться в салон, сам сел рядом.

– Назовите водителю адрес.

Она сказала. Водитель кивнул и тронул машину.

– Они просто требовали устроить широкие поминки, – неожиданно сказала она. – Даже какие-то средства выделили. Зачем это все теперь?..

– А послать нельзя было?

Она посмотрела на Турецкого и улыбнулась.

– Увы…

Наконец они подъехали к какому-то шикарному ресторану. Вывеска была выше козырька над входом, и изгибаться, чтобы прочитать название, Александр Борисович не хотел.

– Извините, последний вопрос. Адрес Кутеповой у вас есть?

– Вероятно, дома. Но она здесь наездами, обычно живет в Париже.

– Значит, мы созвонимся. Вечерком?

– Я сама позвоню вам, Александр Борисович. Помогите мне выйти.

Турецкий вывел ее из машины, проводил до дверей, где вдову ожидали серьезные молодые люди в темных строгих костюмах с черно-красными повязками на рукавах.

Простились кивками.

«А ведь у нас действительно кое-что есть!» – подумал Турецкий, возвращаясь в машину, и сказал водителю:

– Давайте-ка, молодой человек, еще разок подскочим к вашему «Павлину»…

Глава четырнадцатая
ВЕЧЕРИНКА

Наконец им удалось собраться всем вместе. Подбить бабки.

Чибисов задал, конечно, интересный вопрос:

– Как тебе удалось, Александр Борисович, заставить вдову открыть рот?

Грязнов отвратительно-гнусно захохотал, чем чрезвычайно смутил и без того обиженного следователя.

– Я в том смысле, – кинулся немедленно оправдываться тот, – что целых три дня пытался узнать у нее хоть что-нибудь, но натыкался на глухую стену упрямого, враждебного молчания. А ты буквально за полчаса расположил ее…

– Закон надо знать, Юра, – нравоучительно заметил Грязнов. – Где, когда и каким способом. Ясна идея?

– Да ну вас, ей-богу! Я серьезно.

– А суть проста, – снова ответил за Турецкого Грязнов. – Ты когда ее мучил? Когда она вся была в полнейшей растерянности и похоронных хлопотах. До тебя ли ей было? И вообще, кто ты такой? Взгляни на себя ее глазами. Питерский следак, один из тех, кто всю жизнь… ну хорошо, в последние годы, преследовал ее мужа, так? А кто у нас Саня? Представитель самого президента – раз. Он и выглядит как настоящий представитель, я уж не говорю о розах на могилу, – два. И три – застал ее в момент, когда хлопоты кончились. Ну а как он умеет красивой бабе вмиг задурить голову, этого не расскажешь. Такое надо просто видеть. И учиться, Юра. Вот ты и учись, пока у тебя есть возможность. И пока мы тут.

– Очень грамотно изложил, – хмыкнул Турецкий. – Добавить можно? Ты, Юра, делал все правильно. Так и следовало. Исходя из первичного заключения врачей. Но вот тебе акт судебно-медицинской экспертизы. Смотри сюда. Диагноз подтверждается: смерть действительно наступила в результате острой сердечно-сосудистой недостаточности. Чем он мог быть вызван? Скажем, большим количеством выпитого шампанского, которое, как тебе известно, не расширяет, а сужает сосуды. Могу привести десятки примеров, когда человек в похмельном утреннем состоянии принимал вместо рюмки коньяку или водки бокал шампанского или сухого вина и тут же отдавал Богу душу. Если врача не оказывалось рядом. Между прочим, так закончили свой путь многие известные люди. А у Саблина уже была пара инфарктов. Правда, по свидетельству жены, он пил в тот вечер немного. И ситро. Однако официант, ты сам слышал, уверяет, что постоянно подливал в его бокал шампанское. Надо полагать, что Саблин не выливал его на пол или в цветочный вазон. Далее, смотри, чего пишут. В крови… обнаружены следы нейролептиков. Что это значит, всем известно. Когда я вез Нину Александровну с кладбища, нарочно поинтересовался, не принимал ли он в последнее время каких-то нейролептиков. Отрицает категорически. Не было, говорит, никаких причин. Напротив, чувствовал душевный подъем. Медицинская карта также подтверждает, что среди лекарств, которые принимал Саблин, нейролептиков не было. Однако следы нашлись-таки. О чем это говорит? О том, что вполне вероятно в этот вечер ему в бокал того шампанского, который он практически не выпускал из рук, сумели подлить нейролептик.

– Но ты же сам, Александр Борисович, только что сказал, что он не выпускал бокал из рук! – возразил Чибисов.

– Один раз выпустил. Вдова вспомнила, что, когда его снимал крупняком бородатый оператор, на какой-то момент он был без бокала. А рядом стоял с подносом официант, который… на самом деле там стоять не мог.

– Ничего не понимаю, – помотал головой Олег Левин, внимательно следивший за разговором.

– Да, Саня, – поддержал Грязнов, – ты уж объясни нам, дуракам, как это стоял, когда его не было? Интересно!

– Подлинный официант утверждает, что во время этой съемки он находился в другом конце зала. Но видел, что кто-то из его коллег подошел к Саблину и оператору с подносом, на котором находилось несколько бокалов с шампанским. Я опросил всех – и все отрицают. Я посмотрел их форму – обычные черные костюмы, бабочки. Так, кстати, были одеты в тот вечер и многие гости. Словом, если эта моя версия проходит, налицо преступление. А что касается нейролептиков, то их у наших коллег из известных спецслужб хватает выше крыши – и мгновенного, и замедленного действия. Не мне вам рассказывать. И заметьте, приступ произошел примерно через час-полтора после этого эпизода, то есть в тот момент, когда у убийцы была твердая уверенность, что его жертва окажется в автомобиле и вдали от любой клиники. Так и произошло. Видимо, было уже известно, что после презентации Саблин отправится в Комарово, а не на свою квартиру на Съезжинской.

– А скандал с Кутеповой послужил тем отвлекающим маневром, который позволил убийце, или убийцам, что называется, вплотную приблизиться к Саблину? – словно бы у самого себя спросил Чибисов.

– Вот именно, Юра, – подтвердил Турецкий. – А ты говоришь, что ничего не смог добиться! Правильные выводы, брат, делать – это великое умение. С чем тебя и поздравляю…

– Однако знание не облегчает задачи, – возразил Чибисов. – А мы, по сути, знаем лишь то, что в зале присутствовал человек, похожий на фоторобот киллера Светличного. Но при чем здесь он? Он же не стрелял из снайперской винтовки!

– Верно. Но он, по всей вероятности, организовал подход к Саблину. А сделали дело его подручные, назовем их так: бородатый оператор и официант. А разыграно, я вижу, было просто, как по нотам. Отсюда для нас проистекают следующие задачи. Первая: по списку гостей отыскать всех телевизионщиков, которые были на презентации. И всех опросить. Вторая: весьма невнятные показания дали охранники, никакой толковой информации. Проверить, кто они и откуда, могут наклюнуться связи. Наконец, третья: Кутепова и ее личный телохранитель, «личка». Ну этим я займусь сам. А тебе, Юра, беготня. Я закончил, господа, можете мне налить. Передаю слово Грязнову. Что слышно из Москвы, Вячеслав Иванович?

– С Москвой погоди, – предупреждающе поднял палец Грязнов. – Давай твой вопрос закончим. Ты сейчас как этот… как Мегрэ, всем все разъяснил. Но это слова, а где документы? Материалы где? На основании чего суд будет принимать решение?

– Вдова мне уже звонила. Она вспомнила то, о чем я ее просил. И завтра, прямо с утра, она будет в прокуратуре, у нас, Семен, – кивнул Турецкий Маркашину, который потягивал попеременно то из рюмки, то из кофейной чашки, – где мы ее допросим. Картину дополнят свидетели – служащие «Павлина». Наконец, ожидает своей очереди ослепительная красавица Нелли Кутепова…

– Вот этот последний пункт меня волнует больше всего, – заметил Грязнов.

– Батюшки мои! А ты не боишься?

– Чего? – не понял Грязнов.

– Она же роковая баба! Знаешь, скольких мужиков прикончила?.. Ну давай, допрашивай сам, но чтоб ко мне после никаких претензий!

– Да что ты мне мозги пудришь?! Я про другое…

– Погодите, мужики, – остановил новый накат смеха Гоголев. – У меня есть свой вариант. Если не возражаете.

Никто, конечно, не возражал.

– Допрашивать ее сейчас – гиблое дело. Что мы ей можем инкриминировать? Да ничего. Кроме того, что ее увез, извините, пьяную, трахать какой-то хлюст, похожий на киллера. А она его ни сном ни духом… В отключке была девушка, а очнулась утром в собственной постели. Вот и весь сказ.

– Я, между прочим, хотел сказать то же самое, – вмешался Грязнов. – А ты остришь тут, понимаешь… – Он обидчиво посмотрел на Турецкого. Тот поднял обе руки: сдаюсь! – Ну так в чем твое предложение, Витя?

– Скажу. Нужен толковый Николай Николаич.

– «Хвост», что ли, приделать?

– Вообще взять ее под колпак. Если тут нет случайности, наш киллер обязательно всплывет. Поставить телефон на прослушку, а с самой глаз не спускать. Но делать все максимально осторожно, потому что киллер, как это видно, мужик тертый.

– Как насчет санкции, Семен? – спросил Турецкий.

– Будет, – лаконично ответил Маркашин.

– Вопрос решен, – констатировал Турецкий. – Адрес, чтоб тебе не искать по справочной, мне вдова продиктовала, на. А еще она мне сказала, что мадам собирается отбыть за границу. И задержали ее в Питере два обстоятельства: во-первых, презентация, на которой Саблин просил ее обязательно присутствовать, это Нина Александровна слышала своими ушами, и, во-вторых, необходимость оформить какие-то документы на купчую дома. Она где-то в пригороде собирается особняк приобрести. Если уже не приобрела. Но тогда мы можем лишиться свидетеля. Поэтому придется поспешать, дорогой Виктор Петрович. Улетит ведь – и с концами. А тогда может и киллер накрыться.

– По киллеру разговор будет особый. Я дам информацию, – заметил Грязнов.

– Ну так чего ты ждешь? – удивился Турецкий. – Давай.

– Ишь какие быстрые! У меня не только по этому Светличному. Еще кое-что есть.

– С бабой закончили? Или еще будут какие соображения? – спросил Гоголев.

– В общих чертах, – подтвердил Турецкий.

– Тогда почему посуда пустует? И еще, у нас вечеринка или производственное совещание?

– Вечеринка по-русски, – пробурчал Грязнов. – Олег, наливай, к тебе бутылка ближе… Слушай, а что это за партия такая – «Солидарность трудящихся»? Я целый день о ней слышу. Ты успел тут разобраться?

– Кое в чем, – кивнул Левин. – Я специально к ним ездил. Со всем руководством беседы имел. Ну и с Андреем Юрьевичем – в первую голову. Если хотите, могу вкратце.

– Давай. Под рюмочку, – сказал Грязнов, поднимая свою.

Выпили, стали закусывать.

– Если вы не возражаете против небольшой лекции, то я… – начал Олег Левин.

– Одной больше, одной меньше, – хмыкнул Грязнов. – Какая разница?

– Славка, – вмешался Турецкий, – ты чего-то вроде капризничаешь? Это тебе не нравится, то… Сам же Олега просишь!

– Да ничего я не капризничаю, ребята. Просто мне очень не нравится моя роль. Ну честно, чего я тут, в городе, делаю? На кой хрен мне приказали ехать? У меня же главные дела сейчас именно в Москве! А я тут вынужден сидеть и ничего не делать. Как свадебный генерал!

– Почему – как, – засмеялся Гоголев, стараясь немного утишить горячность Вячеслава. – Оно так и есть. Только разница в том, что не свадебный, а похоронный. И ты не один, а вас тут целая команда.

– Во! Спасибо, удружил… Тогда надо было хотя бы на похороны съездить.

– Могу тебя утешить, – сказал Турецкий, – ничего интересного.

– Руководство-то хоть было? – спросил Гоголев.

– Не в курсе, – пожал плечами Турецкий. – Их в лицо я не знаю. Народу много было, а кто… Да я и стоял в стороне. Ну ладно, это пустое, как говорит обычно мой друг Грязнов, давайте Олега послушаем…

– А я уж и позабыл, о чем хотел рассказать, – засмеялся Левин. – Ах, ну да! Был я у них, на Невском. Роскошное помещение, современная обстановка, чинная тишина. Не партийный офис, а строгая банкирская контора. Для элиты.

– Вы недалеки от истины, Олег Борисович. – вмешался Маркашин. – Помещение партии «Солидарность трудящихся» предоставила финансовая группа «Пальмира-бизнес». А ее президент, Олег Вадимович Дерипов, является членом исполкома этой партии. Он вместе с Болдиным и есть главные заводилы.

– Тогда почему устранили не их, а каких-то Каждана с Вараввой? – спросил Грязнов. – Убирают обычно лидеров, а не второстепенных лиц.

– Деньги, Слава, никогда не бывают второстепенным делом. Особенно в партийной работе, – возразил Гоголев. – Этот вопрос мы уже прорабатывали с Олегом. Другой вопрос, что следующими кандидатами могут стать и лидеры. Тогда, как говорится, все конкуренты устранены и Родион Алексеевич может спокойно праздновать победу. Загодя. Без головы и кармана любая партия недееспособна.

– Ну короче, – продолжал Олег, хмурясь, что его все время перебивают.

Грязнов тут же усек это обстоятельство и заметил с улыбкой:

– Ты не обижайся, Олег. Мы же договорились, что у нас вечеринка, а не производственное совещание. Продолжай.

– Тогда еще короче. Я встретился с обоими – и с Болдиным, и с этим Дериповым. Понравились мужики. Толковые, спокойные. Не кричат, руками не размахивают. Деловые. Они, кстати, и подтвердили то, что Виктор сейчас сказал. Один к одному. А что касается их программы… Ну два предваряющих слова. Все, что сейчас происходит в стране – в смысле политики и экономики – можно критиковать, однако, по убеждению Болдина, созданы все предпосылки для дальнейшего реформирования и перехода к рыночной системе. В России появились понятия о финансово-кредитной политике, никто не спорит, что в основе рынка лежит конкуренция, имеется возможность продавать и покупать валюту, наконец стало понятно, что базой конкурентоспособной экономики является частная собственность. Что противоречия должны и могут решаться в рамках Гражданского кодекса. Поэтому можно считать, что первый этап реформ пройден.

– А они учитывают, эти теоретики, – встрял опять Грязнов, – что криминалитет вообще, а питерский в частности, делает все, чтобы противоречия между конкурентами решались не в рамках закона, а на уголовных разборках и стрелках? И что это им пока удается гораздо лучше, чем всем остальным? На себе ж должны были почувствовать. В первую очередь.

– Да у них только об этом и разговоры… И тем не менее они полагают, что пришло время второго этапа. То есть механизмы реформ уже есть, но теперь их надо заставить работать. Надо понять, какой дисбаланс сложился между политическим, экономическим и социальным уровнями развития общества, и устранить все перекосы, чтобы смогла наконец заработать полноценная рыночная экономика. По некоторым подсчетам, говорят они, в нынешнем году доходы в частном секторе могут составить порядка семидесяти миллионов долларов. Однако государство самоустранилось от влияния на частный сектор. Рынок нельзя регулировать, как мы это делаем постоянно, на него можно только влиять, устанавливая и поддерживая правила его функционирования. Вот к обеспечению соблюдения этих правил и должна сводиться основная роль государства. А что происходит на самом деле? Они отмечают, что все основные балансы выведены в офшоры, к примеру, на тот же Кипр, на Каймановы острова и так далее. Поэтому важнейшая задача государства – вернуть средства на баланс резидентов, сделать бизнес прозрачным. И здесь принципиально важна прозрачность хозяев, когда будут ясны их цели и стратегия. А Россия пойдет по нормальному, корпоративному пути развития. Для этой цели также требуется привлечение капитала, а следовательно, необходимо и изменение налоговой политики, иные меры, в том числе и государственного принуждения. В прошлом году доход в частном секторе составил сорок восемь миллиардов долларов. А тридцать миллиардов из этой суммы были вывезены за кордон. Вот и проблема для государства. Далее. Мало кто из нас может с ходу назвать руководителя «Кока-колы» или там «Форда». У нас же за каждой компанией стоит тот или иной олигарх. Мировой опыт доказывает, что в основе существования корпораций лежит коллективный договор между властью и бизнес-сословием. У нас же пока – сговор чиновников с предпринимателями. То есть, иными словами, в основе второго этапа реформ должен быть переход от экономики физических лиц к экономике юридических лиц. Тогда акционерами корпораций становятся широкие массы, которые и будут называться средним классом. И российский капитал наконец заработает на благо своей страны. Это понятно? Вот, в сущности, и вся программа.

– Мудрёно… как говаривали у нас на Алтае, – заметил Грязнов. – Но, наверное, правда. И чем же тогда эта программа так опасна, что вопросы снимают киллеры?

– Опасность не в программе, – улыбнулся Олег. – Хотя и она не по душе большинству наших олигархов. Опасность тут в другом. Мне заявлено, что функционерами партии подготовлен довольно обширный списочек конкретных физических лиц, хранящих свои миллиарды на Кипре. А в нем есть и москвичи, и питерцы, и из других регионов. Указаны и расчетные счета многих из них. И этот список – сразу предупреждаю вопрос: нет, мне его не показали, – готовили или принимали участие в его подготовке как раз Варавва и Каждан.