Текст книги "Восточный проект"

Глава седьмая
Неуловимый ковбой

1

Первым в Москву вылетел Александр Борисович.

Было уже известно, что экспертное заключение Сидорова о том, что в аварии самолета «Як-40» имеются все признаки подготовки и проведения террористического акта, в «воздушном ведомстве» наделало много шума. Председатель комиссии был экстренно отозван в Москву, за ним потянулись и остальные члены комиссии. Их никто не провожал, и вид у них был откровенно пришибленный. Никто из них не пожелал хотя бы на прощанье пообщаться с Турецким, чтоб попытаться разъяснить свои позиции, оправдаться, что ли. Нет, глухо. Но пусть само ведомство и решает их судьбы.

А он решил непременно посетить перед отлетом губернатора – ну, никак не мог отказать себе в удовольствии выполнить свое обещание держать Прохорова в курсе расследования. Вот и пришло это время. Со скромной улыбкой заезжего мудреца Александр поведал Василию Игнатьевичу о том, к чему так долго шла следственно-оперативная группа. Да, конечно, все уже знал хитрый Прохоров, но делал вид, что слышит впервые, и безмерно удивлялся наглости преступников. Турецкий, естественно, не назвал ни Смурова, ни Митрофанова, но увидел, что губернатору, этому прожженному лису в медвежьем облике, ничего объяснять и не следовало. Он только охал и огорченно качал головой. Вот, мол, как они и меня обвели вокруг пальца! Впечатляющая мимика. И расстались они крайне довольные друг другом. Больше, конечно, Прохоров, которому вовсе не хотелось бы фигурировать в обществе преступной компании.

С прокурором Зинченко Турецкий попрощался по телефону, поблагодарил от имени Генеральной прокуратуры за оказанную помощь.

А в Москву он повез полный отчет о проведенном, но еще не законченном расследовании. Заместитель генерального прокурора Костя Меркулов, как главный куратор, должен был ознакомиться, оценить уже проделанную работу и выдать соответствующие визы на дальнейшее производство.

Отчет был большой, недаром последние дни вся команда почти неусыпно трудилась, выстраивая материалы, добытые и в Сибири, и в Москве, обобщала их, предлагая довольно жесткие меры пресечения для подозреваемых в совершении террористического акта – именно так, тоже однозначно, квалифицировали Турецкий с Грязновым действия преступников.

Улетая, Александр Борисович пригласил с собой и Грязнова с Галкой Романовой, но неожиданно получил отказ – мягкий, дружеский.

Галя попросила дать ей денек-другой отдохнуть от беспрерывной бумажной работы – на нее одну, главным образом, и легла ответственность за подготовку протоколов многочисленных допросов, которые проводили все трое. Можно понять. Но, кроме того, как подозревал Турецкий, она, видимо, не осталась совсем уж равнодушной к одному сельскому участковому и наверняка хотела попрощаться. Что ж, понятное дело, молодость – она только раз и бывает. Ни Турецкий, ни Грязнов не возражали.

А сам Вячеслав объяснял свою задержку тем, что ему следовало бы как-то на мягкой, но по-своему требовательной ноте завершить деловые и приватные отношения с местными правоохранителями. Не ровен час, судьба еще раз забросит в эти края, так лучше оставить по себе хорошую память, чем какие-нибудь обиды. Кроме того, надо было этапировать в Москву Рауля Саркисова, решить проблему с Валентином Самохваловым – по поводу судебно-психиатрической экспертизы, опять же и с Героем Советского Союза Виктором Бабаевым вопрос не был закрыт. И оставлять безнаказанным нельзя, и наказывать неизвестно как – наверняка местные ветераны горой за него станут, значит, придется искать какой-то компромисс. Словом, оставались еще дела.

Но Александр подозревал, и не без оснований, что у его генерала тоже имеются некие еще и личные мотивы. Совершенно определенно, что неудача, мягко говоря, с Анастасией повергла Славку в некоторую прострацию, и ему срочно требовалось энергичное лечение от охватившего его уныния. Объект, точнее, лекарь, естественно, имелся – всякий раз проходя мимо «ресепшена», Александр видел так и порхающие, парящие, восхищенно сияющие взоры, и хищно раздуваемые ноздри шикарной, в смысле объема, натуральной блондинки и понимал, что в какой-то степени Славка даже обречен на непродолжительный, но эффективный курс лечения. Нельзя же бесконечно отделываться одними туманными обещаниями! Ну, значит, так тому и быть, прилетят позже.

Оказалось, он соскучился по Москве, по дому – и это было немного непривычное чувство. Прежде не было времени, да и возможности скучать, а сейчас вдруг потянуло домой, к Ирке, Нинку – почти уже взрослую – обнять и прижать к себе. Старость, что ли? Да нет, рано вроде еще…

Однажды, поздно уже вечером, они со Славкой почему-то стали вдруг вспоминать свое прошлое, которое по многим параметрам было у них общее. И вспомнился, думалось, прочно уже позабытый факт.

То расследование они со Славкой проводили в девяносто втором году – ну, правильно, впечатления об августовском путче уже благополучно отправлялись в «невозвратное прошлое», а до нового резкого конфликта теперь уже между президентом и Верховным Советом, завершившегося танковой стрельбой по «Белому дому», который писался тогда еще в кавычках, пока не дошло, но уже близилось. И многие события того сложного времени свидетельствовали об этом болезненно назревавшем противостоянии.

Уже потом, когда в деле была поставлена кровавая, но точка, все стало предельно понятным. А ведь по ходу расследования путаницы было немало. Вся же соль заключалась в том, что в одной из южных областей России было совершено зверское убийство офицера милиции, причем до этого на его глазах замучили двоих его детей. Жена, точнее, вдова, работавшая в той же системе, что и муж, после этого, говорили, сошла с ума. Организаторы и исполнители убийств вышли из воды сухими. А ведь это были облеченные властью крупные чиновники, включая и милицейское начальство, считавшие себя в недавнем прошлом друзьями покойного. Следствие даже и не занималось преступлением, дело прекратили за отсутствием подозреваемых. И тогда начались громкие события. С неумолимой регулярностью, один за другим, от пуль неизвестного снайпера стали покидать этот бренный мир бывшие «друзья» покойного. Естественно, теперь уже во властных органах поднялась паника, и на поиск снайпера были брошены крупные силы, среди них и Турецкий с Грязновым. Почти пятнадцать лет уже прошло, с ума сойти, как время уходит!..

Они нашли снайпера. Им оказалась вдова того милиционера, которая, не добившись законного наказания убийц, решила сама расправиться с ними. И сделала это. Хотя и сама пала от пуль спецназа, окружившего «кошмарную убийцу, преступившую все рамки его величества Закона». Не успели спасти ее Грязнов с Турецким, опоздали к месту трагедии.

Но именно тогда и произошел у них тот диалог. Он в последнее время почему-то стал часто всплывать в памяти.

Славка говорил с какой-то просто невероятной тоской в голосе:

– Знаешь, о чем я все время думаю? Вот если меня кто-нибудь пристрелит, то ведь за меня и отомстить-то некому. А?

Турецкий его успокоил, что так уж и быть, сам отомстит, если придется. Но Грязнова такой поворот не устраивал:

– Нет, ты прямо скажи, много у нас таких жен?

Серьезный был вопрос. Сам Вячеслав незадолго до того развелся. Александр, напротив, недавно женился, но их интересы с супругой лежали в совершенно противоположных областях – ловля преступников и музыка – что тут может быть общего? Помнится, после этого «завершенного дела» они со Славкой здорово напились…

А когда у Турецкого, полгода спустя, родилась дочь, они с Ириной, которая, оказалось, была все-таки в курсе того дела мужа, фактически не сговариваясь, назвали ее Ниной – в память о верной подруге замученного милиционера…[2]2
  См.: Незнанский Ф. Кровная месть. М., 1995.


[Закрыть]

Возвращаясь все чаще к своему прошлому, теперь Александр Борисович в такие вот ностальгические моменты делал для себя неожиданные и невероятные прежде выводы. Ну, например, если бы то же покушение, которое замышляли Смуров и Митрофанов, далеко не первое, кстати говоря, в его жизни, все-таки произошло, то он, вероятно, мог бы теперь рассчитывать на свою жену. Ирина, незаметно для него, втянулась в его не только личную, но уже и профессиональную жизнь. Однажды узнал, что она на какие-то курсы ходит, лекции слушает, психологией занимается, неизвестные ему семинары криминологов и криминалистов посещает, сборники кодексов он у нее на рабочем столе как-то обнаружил. Удивился – зачем? Не мешает ли все это ее музыке? А она ответила нехотя, что ей надоели жалобы мужиков – это она имела в виду определенно их со Славкой, – которые считают, будто жены (именно во множественном числе!) никогда не понимают и не желают понимать своих мужей. Что им наплевать с высокого потолка на то, от каких забот седеют и катастрофически редеют пышные когда-то гривы мужиков. Так вот, она и решила внимательно приглядеться к тому, от чего это у них все «седеет и катастрофически редеет»! Вопросы есть? Вопросов не было. Но на сердце стало как-то теплее, что ли… А Нинка, та, вообще, хохотала так, будто ее нарочно щекочут!

Выяснилось попутно, что она и сама, по примеру матери, заглядывает уже и в сборник комментариев «Уголовное право в Российской Федерации», и в учебник по криминалистике, и в «Судебную медицину», и даже десятитомную серию «Домашней юридической энциклопедии» они себе выписали. Словом, интересная семья растет…

Костя, узнав о такой новости, вопреки ожиданию, не смеялся, а с уважением развел руками – гордиться, сказал, надо! И добавил, что он всегда глубоко ценил Иркину проницательность и женскую интуицию. Впрочем, было сказано не «Ирка», а «Ирина Генриховна», но на эту мелочь Александр тогда не обратил внимания, поскольку считал еще, что на его любимых женщин накатила блажь. А впрочем, действительно, чем черт не шутит?..

Константин Дмитриевич Меркулов велел Клавдии Сергеевне никого к себе не пускать и уселся за длинный стол для заседаний. Александр Борисович положил перед собой две толстые папки привезенных материалов и начал свой доклад. Он длился относительно недолго, всего три часа с небольшим. Это «небольшое» добавленное время ушло на чаепитье, поскольку от долгого говоренья горло у Турецкого пересохло. Правда, Костя подозревал, что это у Сани по причине длительных проводов в Белоярске. Но он был конечно же не прав.

Однако шутки шутками, а еще много клеточек в кроссворде оставались незаполненными. И поэтому считать дело полностью раскрытым нельзя, рано. Хотя, в общих чертах, все уже понятно и длительных объяснений не потребуется. Даже если возникнут вопросы в кремлевской Администрации, у того же Георгия Ивановича. Но… порядок должен быть соблюден до конца.

Немного задумался Константин Дмитриевич, когда Александр сделал окончательный вывод, предложив квалифицировать действия преступников как террористический акт, предусмотренный частями первой и второй статьи 205 Уголовного кодекса Российской Федерации. А затем он выложил на меркуловский стол постановления на арест лиц, виновных в умышленном убийстве Сальникова и еще шестерых человек. Среди обвиняемых помимо тех, кто уже был задержан или находился в розыске, как Поройков, были им названы Алексей Петрович Смуров, Георгий Александрович Митрофанов, Юрий Игоревич Потемкин и Аркадий Яковлевич Подольский.

Костя внимательно посмотрел на Саню, но промолчал и сказал, что немного позже, уже один, еще раз вернется к этому вопросу.

У Турецкого сразу испортилось настроение, и Меркулов это заметил.

– Ты дома-то еще не был?

– Прямо из аэропорта прибыл, чтобы доложить, господин заместитель генерального прокурора, – брюзгливо ответил Турецкий.

– Вот и отлично, – не реагируя на тон, усмехнулся Костя, – и прибыл, и доложил, и чайку попили. А теперь поезжай-ка домой, прими душ, семью расцелуй, переоденься, лучше в форму, в ней у тебя вид куда презентабельней, чем в этом лапсердаке, – Костя небрежно ткнул пальцем в почти новую куртку Турецкого. – Тебя ж в таком виде не примут ни в одном приличном обществе! Как ты там выглядел, просто представить себе не могу. Неужели в Белоярске совсем уже не осталось приличных домов?

– Костя, – попытался съязвить Александр, – там я не был ни в одном приличном доме, включая губернаторскую резиденцию, так что сходило. А что, ты меня собираешься в Кремле представлять?

– Нет, можешь не рассчитывать. Хотя, не исключаю, что известный тебе Георгий Иванович поинтересуется судьбой расследования. А когда ты вернешься, впрочем, мы еще созвонимся. Может, придется ехать не сегодня, а завтра, это уж как нам Вероника Григорьевна предложит. Я ее уже знаю и видел, что она серьезных людей в босяцком виде не жалует, а нам необходимо заручиться ее полнейшим согласием, понял? Дуй домой и жди звонка.

В Басманном суде они были почти в самом конце дня, когда судья Капустина – женщина вполне зрелого, и даже чуть больше, возраста, однако выглядевшая довольно молодо и элегантно, – освободилась от очередного слушания дела.

Александр понял, почему Костя велел ему принять достойный вид. Вероника Григорьевна каким-то беглым, но в то же время придирчивым и словно оценивающим взглядом окинула еще достаточно стройного, затянутого в форменный китель с генеральскими погонами Турецкого, несколько по-мужски пожала ему руку и благожелательной улыбкой показала, что знакомство ей приятно. И в этом же настроении, хотя лица у всех присутствующих были максимально серьезны, прошло судебное заседание.

Судья так же внимательно, как и Костя, изучила постановления, подписанные Турецким, об избрании меры пресечения, убедилась в том, что автографы Меркулова, а также гербовые печати Генеральной прокуратуры Российской Федерации на месте – будто по какой-то причине их могло не оказаться! – и наконец, санкционировала эти постановления. Она была согласна, что это именно террористический акт в отношении ответственного государственного служащего. Для всего, для каждого шага, нужна своя четкая формальность.

Итак, дело сделано.

Уходя, довольный Александр Борисович немного, наверное, шальным взглядом на прощание окинул Веронику Григорьевну и поймал себя на хулиганской мысли, что, кажется, у нее осталось в жизни не так уж и много шансов, хотя эти, последние, могут оказаться для нее поистине кульминационными. Да и не только для нее. Но, к сожалению, хороших мужиков наверняка отпугивает ее статус судьи. А жаль. И зачем такие славные бабы выбирают себе суровые профессии?! Нет, конечно, Турецкий не себя имел в виду, а вообще… в принципе…

Мудрый Костя смотрел на него с ухмылкой и многозначительно играл бровями.

2

Служба наблюдения передала Владимиру Яковлеву, что Потемкин только что разговаривал по телефону со Смуровым, и тот открытым текстом велел немедленно приехать к нему домой. Добавил, что с минуты на минуту должен подъехать и Митрофанов. Есть очень неприятные новости. Расшифровки не последовало.

Яковлев сейчас же перезвонил к Турецкому в кабинет, где находился и Поремский, с которым Александр Борисович уточнял некоторые позиции, связанные с допросами новых лиц после их задержания. Сам же Яковлев был занят только одним – поиском Подольского. Он сидел в МУРе и знакомился с сообщениями агентуры, которые предоставил ему по указанию начальника угрозыска Яковлева-старшего второй, «убойный» отдел. На Подольском висело несколько нераскрытых убийств. О своих наработках Володя как раз и собирался сегодня докладывать руководителю следственно-оперативной группы, поскольку Вячеслав Иванович собирался прибыть в Москву только завтра. Но поступило такое экстренное сообщение, что пришлось отложить все другие, не менее актуальные проблемы.

Турецкий отреагировал с живым интересом.

– Собираются, значит? Это очень хорошо, Володя. Мы, вообще-то, решили было каждого из них брать по отдельности, но поскольку им неймется, можем и пересмотреть свои планы. Да и народу надо меньше. Тогда отодвинь срочные дела и подключайся напрямую к службе слежения. Пусть они поговорят там, у себя, в смысле, у Смурова, обменяются новостями, мы послушаем и сделаем выводы после их задержания. А чтобы не терять времени, позвони своему отцу и попроси от моего имени – если надо, мы и Меркулова подключим, жаль, Славки нет, такой спектакль пропустит! – короче, нам было бы очень удобно сразу отвезти всех троих в «Петры». Но нужны одиночки. А если нет такой возможности, скажи мне, будем договариваться с «Матросской Тишиной» либо с «Лефортово».

– А я как раз на Петровке, сейчас зайду и от него перезвоню.

Но с Петровкой, 38, ничего не получилось, об одиночных камерах там нечего было и думать. Сообщив об этом Александру Борисовичу, Володя помчался в район Большой Филевской, где имел честь побывать не так уж и давно, и воспоминание о «посещении» вызывало у него самые разнообразные чувства. И он вряд ли смог бы объяснить себе, чего было больше – неловкости или тайного восхищения. Но, прибыв на место, почти к самому дому, где уже расположился микроавтобус с соответствующей аппаратурой, означавший, что объект слежения прибыл и запись беседы хозяина квартиры с «поднадзорным» Потемкиным идет полным ходом. С минуты на минуту ожидается третье лицо.

– А вот наверняка и оно. – Старший группы слежения указал на тонированное окно: в квадратную арку въезжала «ауди» с синим проблесковым маячком на крыше.

Володя снова перезвонил Турецкому и сообщил, что троица в сборе. В ответ Александр Борисович посоветовал:

– Послушай, о чем говорят, а мы, вероятно, через полчасика подгребем и начнем их «паковать». Но если они захотят разбежаться, не упускайте из виду, тогда придется брать по одиночке и везти каждого к нему домой, где и производить обыск.

Володя взял параллельную пару наушников, нацепил на голову. И услышал сдержанные приветствия Смурова и Потемкина и раздраженный бас прибывшего генерала. В приветствия вклинился слишком знакомый женский голос, и Яковлев вдруг почувствовал дикое неудобство. Ведь придется же заходить в квартиру, смотреть в глаза изумленной женщины, которая может выкинуть любой фортель – она ведь не привыкла сдерживать свои эмоции! Мать честная, что же делать?

Дошло, наконец, до Володи, в какой ситуации он может оказаться, совершенно того не желая. И какие неожиданности могут возникнуть при аресте в этой связи. Черт возьми, да ему и близко нельзя подходить сейчас к этой квартире, не то что принимать активное участие в задержании. А как об этом сказать-то? Ведь заклеймят презрением! Или поймут? Турецкий, тот поймет, тем более что Вячеслава Ивановича рядом не будет, а то ведь от стыда сгоришь… И он решил в последний момент поговорить с Поремским с глазу на глаз, объяснить, в конце концов, что так уж случилось, но не срывать же из-за этого важнейшую операцию? Да Поремский и сам уже догадался, что, не войдя в близкий контакт со свидетельницей, можно сказать – теснее не бывает, Яковлев вряд ли бы что-нибудь вообще узнал о взаимоотношениях Смурова с Сальниковым и с тем же Митрофановым.

Между тем разговор у Смурова уже завязался, но пока он касался проблем чисто министерских. Смуров говорил о том, что ходят упорные слухи, будто президент окончательно решил взять «Восточный проект» под собственный контроль. И в этой связи, пока Генеральная прокуратура, да и само их министерство разберутся с трагическим происшествием, сильно затормозившим решение важнейшего международного проекта, скорее всего, от правительства будет назначен конкретный куратор, которому и будут отданы все права. Другими словами, Кремль намерен «дожимать» строптивых губернаторов, значит, рассчитывать на уже принятые ими решения, пожалуй, не придется. Сейчас очень важно поэтому активизировать китайскую сторону. Уже имеются договоренности в посольстве в Москве о встречах на достаточно высоком уровне, ибо для них это, по-своему, вопрос жизни.

А затем Потемкин в деликатной форме высказал опасение, что их «куратору» – это было произнесено хоть и почтительно, но и с долей легкой иронии – определенно не понравится такая оттяжка. По его мнению, Смурову следовало бы встретиться с ним и объяснить хотя бы причины. Ну, сослаться, к примеру, на Генеральную прокуратуру, действия которой оказались для многих неожиданными, на чрезмерную ее активность, которую также следовало бы малость пригасить. И тут, как уже сегодня говорилось (Яковлев понял, что разговор об этом у Потемкина со Смуровым был вначале, но он его не слушал в записи), не исключены некоторые решительные действия в отношении отдельных наиболее активных «товарищей». В частности, Алексей Петрович имел в виду Турецкого, ибо его давно уже следовало окоротить, а время упущено, и теперь понадобятся радикальные меры. То, что можно было еще недавно сделать без особого напряжения, теперь придется выполнять с большими дополнительными затратами. Включая и финансовые. «Ну конечно, – сообразил Володя, – киллерам надо хорошо платить!»

Потемкину возразил басовитый Митрофанов – его голос был знаком Яковлеву по присланным ему из Белоярска аудиозаписям. Как, впрочем, и Смурова. Генерал сказал, что после понесенных потерь его кадры горят желанием дать решительный отпор, и этим можно воспользоваться. К тому же он надеется, что Раулю хватит ума не идти на сотрудничество со следствием, он же прекрасно понимает, чем ему это грозит. А значит, пока можно быть спокойным. Их собственный отъезд из Белоярска ни у кого, по имеющимся сведениям, ни на одном уровне не вызвал каких-либо вопросов. Что же касается Саркисова, то вся информация о его поведении будет постоянно передаваться сюда, в Москву, следовательно, у них всегда будет возможность принять радикальные меры. Как и с этим следователем, который здорово всем им нервы потрепал. Генерал Грязнов – тот просто дурак, пытающийся перехитрить профессионалов, а этот следователь – он по-настоящему опасен. Короче, принимайте решения, а команда последует незамедлительно. Кстати, это будет очень своевременно, ибо всерьез и надолго затянет следствие. А там видно будет. Да и Аркадий тоже не спит. Придумает что-нибудь, ему ума достанет…

Да, это уже была очень важная информация. Яковлев позвонил Турецкому по сотовому телефону и спросил, где они находятся? Александр Борисович ответил, что уже выезжают. Команда, во всяком случае, готова.

– Поторопитесь, а то вас тут уже приговорили. С минуты на минуту, как я чувствую, последует команда.

– Ай-я-яй! – смешливо отреагировал Турецкий. – Думаешь, успеют? И мне уже не на что надеяться?

– Если приедете быстро, тогда не успеют, – в том же тоне ответил Володя. И вдруг решился: – Только, Александр Борисович, у меня есть важная причина не участвовать лично в задержании, особенно Смурова. Я могу нечаянно помешать вам своим присутствием. Дома находится его жена, а у нас с ней… словом, был откровенный разговор, когда она мне открыла кое-какие тайны своего мужа. И особа она, могу честно сказать, неуравновешенная, как бы конфуза какого не произошло. В общем, спросите Володю Поремского, он наверняка догадается почему. А в допросах я готов участвовать сколько угодно. И с любым из троих, но только желательно в ее отсутствие.

– Ох, артисты вы у меня, – вздохнул Турецкий. – Ладно, спрошу, подумаем. Сиди там, скоро приедем…

3

Операция началась с того, что Турецкий решил послушать большой фрагмент разговора преступной троицы, касавшийся лично его и возможного участия Подольского, которому ума достанет, и оператор в микроавтобусе перемотал ему часть пленки, а Яковлев отдал свои наушники, после чего следил за выражением лица Александра Борисовича. Но так ничего и не выследил – оно как было спокойным, даже равнодушным, таким и осталось. А ведь речь шла, по сути, о его ликвидации! «Ну, нервы!» – даже позавидовал Володя.

– Поремский мне рассказал, – усмехнулся Турецкий, снимая наушники и отдавая их Володе. – Я думаю, ты прав, не надо лишних нервических обострений. Зато тебе представляется возможность произвести обыск у генерала, ну, со всеми вытекающими и в его присутствии. Не сдрейфишь?

– Никак нет!

– Ну и молодец, давай, мы пошли… А эту пленочку, ребятки, перемотайте, чтоб сразу включилась, и дайте мне какой-нибудь переносной аппаратик – хочу им дать послушать. Это будет очень полезно, особенно после того как они ознакомятся с постановлениями…

Машины и «мерседесовский» микроавтобус остановились у внешней стороны дома, и водители Потемкина и Митрофанова ничего не видели и не могли предупредить своих хозяев. Поэтому и само задержание прошло стремительно. Яковлев же только обеспечил понятых – пожилых мужа и жену, вызванных из квартиры на нижнем этаже. А к Смуровым Яковлев так и не зашел, оставшись дожидаться арестованного Митрофанова внизу, возле его машины, в которой сидел обескураженный водитель, которому Володя запретил даже и думать о телефонной трубке.

Итак, на звонок дверь открыла Турецкому очень приятная на вид, вся такая пухленькая, жизнерадостная, симпатичная женщина, с выдающимся бюстом, удивившаяся при виде тоже довольно импозантного внешне незнакомца, за спиной которого стояли двое омоновцев с автоматами и еще несколько незнакомых ей человек.

Турецкий сразу сообразил, что это и есть супруга Смурова, Марина Евгеньевна, из-за которой Яковлев отпросился от участия в этом задержании. Да, у Володи губа не дура, с такой бабенкой вряд ли кто отказался бы «посекретничать» насчет некоторых тайн ее отсутствующего супруга. Очень недурна. Но, к сожалению, настолько же, видно, и не умна. Ведь все уже ясно, а она спросила наивным таким тоном:

– Вы к кому?

Вопрос вызвал сдержанные смешки. Но тем не менее Турецкий, перед глазами которого появился этот, в некотором роде даже идеал подружки на короткое время, в чем себе как-то не мог иногда отказать следователь, голова которого постоянно была занята проблемами, связанными с кровью, бедами, горестями человеческими, подлостью и предательством, – учтиво ответил:

– К вашему супругу, Марина Евгеньевна. – И, взглядом излучая восхищение от такой приятной неожиданности, добавил: – Уж не сочтите за труд, уважаемая, известить супруга, что к нему и к его гостям явилась Генеральная прокуратура. Надеюсь, он не потребует от вас объяснений. Или потребует? Что скажете?

Она задумалась, сморщив восхитительный лобик, при этом ее пухлые губы вытянулись в трубочку, словно для поцелуя. Но сказала она неожиданно умно:

– Ну, раз пришли, проходите. Они все в гостиной…

Далее последовала классическая немая сцена в лучшем ее театральном исполнении. Повисла продолжительная пауза, пока Турецкий отдал общий поклон, придвинул себе стул, сел, раскрыл черную папочку и поставил на стол поданный ему Поремским магнитофон.

– Прошу поближе, господа… Не стесняйтесь, пока вы еще дома. Начнем с вас, Алексей Петрович. Должен сказать, что я очень сожалел, что вы уехали из Белоярска, так и не попрощавшись. Между прочим, Георгий Александрович, к вам это тоже относится…

Митрофанов наконец обрел речь:

– Не совсем понятен ваш приход… э-э… в сопровождении, так сказать… – Он насмешливо хмыкнул.

– Сию секунду, Георгий Александрович. Сейчас мы закончим с Алексеем Петровичем и перейдем к вам, не торопите меня… Это, господин Смуров, постановление о вашем задержании, санкционированное заместителем генерального прокурора и утвержденное в судебном заседании. Подписи, печати – все на месте, как положено. С вашим руководством, естественно, согласовано. Прошу ознакомиться…

Александр Борисович сделал многозначительную паузу, пока Смуров, то краснея, то бледнея, читал постановление.

– Сообщаю также, что на основании судебного решения, в вашем присутствии, будут произведены обыски в квартире и служебном кабинете. Говоря официальным языком, при наличии оснований и в порядке, предусмотренном частями первой и третьей статьи сто восемьдесят второй Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, в целях обнаружения и изъятия документов и ценностей, которые могут иметь значение для уголовного дела. Вам понятно то, что я сказал?

– Ничего не понимаю… – Смуров помрачнел. – Какое задержание? Какой обыск?! На каком основании?! В чем меня обвиняют?! – уже орал он. – Вам известно, кто я?!

– Известно. И тем не менее вам выдвинуто обвинение в организации и подготовке по предварительному сговору убийства министра господина Сальникова и еще шестерых человек. А само уголовное дело квалифицировано по признакам статьи двести пятой Уголовного кодекса Российской Федерации как террористический акт… Понятно объяснил?

– Какие объяснения?! При чем здесь какое-то убийство, когда все уже давно доказано?

– Позвольте полюбопытствовать, Алексей Петрович, кто вам сказал такую чушь? А-а-а, – «догадался» Турецкий, – ну конечно, как же это я сразу не сообразил! Вы же умчались в Москву, так и не узнав, что решение аварийной комиссии признано сфальсифицированным, вот в чем дело! – Александр Борисович приветливо улыбнулся. – Но это не страшно, это легко поправить. Мы дадим вам возможность позже ознакомиться со многими весьма любопытными документами… Да вот, кстати, чтобы, как говорится, далеко не ходить…

Александр Борисович проверил магнитофон и, сказав: «Прошу внимания, господа», включил его. Пошла речь, он сделал звук громче.

«…– Сейчас нам важней всего активизировать китайцев. У меня есть договоренность в их посольстве у нас, причем на самом верху. Ну вы же понимаете, что наша нефть для них – вопрос жизни…»

– Это ваши слова, господин Смуров, узнаете? – заметил Турецкий.

«– Не знаю, не знаю, я могу только сообщить вам, что нашему куратору новая и неопределенная по времени оттяжка решения вопроса определенно не понравится. Думаю, Алексей Петрович, вам давно бы следовало встретиться с ним и объясниться».

– А это вы, Юрий Игоревич. – Турецкий посмотрел на Потемкина.

«– А что я могу сказать?

– Хотя бы сослаться на Генпрокуратуру, активность которой оказалась для всех нас фактически непредсказуемой. Намекнуть, что надо бы ее пригасить. Он знает, как это делается, он ведь у нас стратег, так давайте же этим пользоваться! Пусть подскажет, нам не грех лишний раз послушать умного человека. Вот вы же, Алексей Петрович, сами предложили провести определенную работу с наиболее настырными… гм, товарищами. Я полностью согласен с вами, что Турецкого надо окоротить.

– Правильно, Юра, это вот меня он, Георгий, не послушал, а теперь мы упустили время и понадобятся самые радикальные меры… Марина, черт возьми! Отойди от двери! Что за сучья привычка подслушивать то, что тебя не касается?! Приготовь нам кофе!.. Так о чем я? Ну да, в Белоярске мы могли бы все проделать без сучка и задоринки, а теперь будем вынуждены пойти на большие затраты. Я уж не говорю о финансовых.