Текст книги "Сенсация по заказу"

Глава семнадцатая

Было воскресенье. Турецкий торчал на кухне. Занимался самообразованием.

Из комнаты раздался голос Ирины:

– Саш, посмотри-ка…

– Я работаю, – отозвался Турецкий, срезая мякоть с куриных окорочков и нарезая их кусочками три на четыре. Турецкий планировал кабуки (мариновать один час, жарить во фритюре до золотистого цвета).

Жена прошла на кухню, молча взяла его за руку и отвела в комнату.

– Ну что такое? – ворчал Александр Борисович. – Не может подождать?

– Не может! Посмотри в окно.

Турецкий посмотрел. Машинально поискал полотенце, вспомнил, что оно в гостиной, и вытер руки об и так уже грязные джинсы.

– Давно?

– Не знаю. Я только сейчас увидела. Выглянула случайно и…

Возле машины Турецкого терлись два каких-то подозрительных типа. Собственно, подозрительными их можно было назвать только исходя из того, что они делали. Двое мужчин, один лет тридцати, в бейсболке и дымчатых очках, другой постарше, ничем не примечательной наружности. Тот, что моложе, заглядывал в салон. Второй курил рядом, делал вид, что он тут ни при чем, но то, что мужики были вместе, у Турецкого сомнений не вызывало. Они и ушли вместе.

– Он еще под днище заглядывал и капот рукой задел…

– Задел или пытался открыть? – уточнил Турецкий.

– Я… не знаю, – растерянно сказала жена. Турецкий потянулся за сигаретой, хотя в квартире

обычно не курил. Ирина ничего на это не сказала, смотрела на мужа и не замечала, что он курит.

– Саш, что это, а? – спросила она с надеждой, что, может быть, он сейчас объяснит, что это какието его знакомые, что это шутка, и все само собой устаканится, и вернется беспечное воскресное настроение…

– Не знаю, – сказал Турецкий, почти сразу потушив сигарету. – Но узнаю. Может, просто угонщики примериваются.

Муж с женой еще раз посмотрели друг на друга и подумали об одном и том же. Турецкий сказал: «Может, просто угонщики примериваются». Просто угонщики. Потенциальные угонщики уже воспринимаются как благо небесное. Дожили…

Турецкий вспомнил, как Меркулов после отъезда из Генпрокуратуры Шляпникова задавал вопрос: не случалось ли с Турецким за последнее время чего-либо странного?… Еще вспомнил Грязнова-старшего с его предложением организовать охрану…

На парня, напавшего на него в подъезде, ни один из этих двух похож не был и быть не мог, потому что тот сидит в Матросской Тишине… Ну и что с того? Черт его знает, в самом деле. Может быть, жене и дочери охрана действительно не повредит? Но сможет ли Славка это организовать? Нет, сперва надо разобраться с этими субчиками. У страха глаза велики. Они же могут больше и не появиться. Например, случайные гастролеры, угонщики. Скорей всего, так.

– Ириш, где Нинка?

– Гуляет с друзьями…

– Найди ее, забери, и отправляйтесь к кому-нибудь в гости. Так, чтобы можно было переночевать.

– А ты?

– А я проверю, кто это. Ириш, все будет нормально, не паникуй.

Ирина вызвонила дочь, заказала такси и ушла…

В следующий раз Турецкий увидел эту парочку сам. Собственно, он их караулил. Сидел у окна и смотрел телевизор. Какая-то крикливая передача из тех, где тинейджеров-обывателей убеждают, что они на глазах становятся музыкальными звездами. Турецкий смотрел ее без звука. На самом деле он ждал. И дождался.

Эти двое появились опять. Они прошли в глубь двора и сели на скамейке метрах в тридцати от машины Турецкого. Сидели себе на скамейке и ничего не делали.

Для начала Турецкий их сфотографировал. Фотоаппарат был цифровой, так что фотография в компьютере появилась мгновенно. Потом он позвонил Гряз-нову, который, к его удивлению, в воскресный день оказался у себя в министерстве, и объяснил ситуацию. Вячеслав Иванович сразу все понял и сказал, чтобы Турецкий ждал звонка.

Через три минуты телефон зазвонил, и Турецкому продиктовали электронный адрес, по которому можно было отослать фотографию. Что Александр Борисович и сделал. Еще семнадцать минут спустя телефон зазвонил снова. И вежливый, но лишенный человеческих интонаций голос сказал:

– Александр Борисович?

– Да.

– В наших базах данных эти люди не значатся. Ни в каком качестве.

И в трубке раздались короткие гудки.

То, что эту парочку не смогли идентифицировать грязновские профессионалы, могло означать что угодно. Например, что это угонщики, которые еще не попадались. Что это киллеры коза ностра. Что это тимуровцы, которые ждут хозяина тачки, чтобы бесплатно ему ее помыть. Список можно продолжать до бесконечности. Но веселей от этого не будет.

– У страха глаза велики… – в который уже раз повторил Турецкий.

Что же предпринять?

И словно отвечая на этот вопрос, телефон зазвонил в третий раз. Это был Грязнов.

– Ну как?

– Про них ничего не известно.

– Все, хватит! – рубанул Слава. – Я присылаю охрану. Где девчонки?

– Я их в гости отослал.

– Молодец, сиди жди.

– Да мне-то чего волноваться, подъезд у меня на другую сторону выходит, – проворчал Турецкий. – Могу уйти своим ходом совершенно безболезненно.

– В кои-то веки эта идиотская привычка на тебя работает. Но если они по твою душу, они об этом прекрасно знают. И тогда там тебя тоже кто-то пасет. Сказал – сиди и жди!

Сидеть дома Турецкий не стал. Некоторое время спустя он вышел из подъезда и быстро зашагал по переулку к соседнему кварталу, туда, где торговал курицами его «двойник». Только бы сегодня была его смена…

Меньше чем через пять минут он сказал продавцу:

– Приятель, хочешь заработать по-быстрому? Продавец кивнул, не рассуждая, и «Куры-гриль»

закрылись на «завоз тушек» – так было написано на картонке, которую он вывесил.

Дома у Турецкого продавца переодели и причесали под Александра Борисовича. Возможно, у Ирины это вышло бы лучше, но Ирины сейчас не было. Но и так получилось неплохо. С десяти метров не различить. Особенно со спины.

– Сфотографируемся потом на память? – спросил продавец, глядя в зеркало на себя и Турецкого.

– Обязательно.

Он почесал голову и вдруг не вовремя засомневался:

– А это точно розыгрыш? Мне ничего не будет?

– Гарантирую.

На самом деле ничего гарантировать Турецкий, конечно, не мог. Он рассуждал так. Если допустить, что эти двое киллеры, и раз уж они уселись во дворе, то убирать своего «клиента» они намерены в упор. Скорей всего, они намерены поступить именно так. Скорей всего. Это азбучная истина!.. Турецкий очень хотел верить в то, что убивать его собираются в упор.

Через десять минут, после тщательного инструктажа, лже-Турецкий степенно прошествовал во двор, вытащил ключи, открыл машину и стал ковыряться в кабине.

Турецкий, держа пистолет в руке и наблюдая из-за торца дома, увидел, как двое на скамейке встали и направились к машине.

Турецкий прошел вдоль дома и остановился за деревом, в двадцати метрах от машины, выбрав удобную позицию для стрельбы.

Они не подошли к машине, а обошли ее стороной, при этом внимательно вглядываясь в лже-Турецкого. Руки их были свободны, оружия не видно.

Турецкий, стоя за деревом, прицелился в молодого.

Лже-Турецкий повернулся к ним и у тех двоих появилось удивление. У «двойника» – разыгранное, у парочки – искреннее. Все было ясно. Они увидели, что этот человек похож, но он – не Турецкий. Старший достал мобильник, не то ему позвонили, не то он собирался сообщить о конфузе. И потом они быстро ушли.

Турецкий не сомневался: эти двое поняли, что он их раскусил.

Ну что ж, это если и не конец игры, то уж как минимум перерыв. Можно перевести дух. Он подошел к своему «двойнику», с чувством пожал ему руку и сказал:

– А как насчет по рюмашке?

– «Зашился» на той неделе, – виновато сказал двойник.

В квартиру Турецкий вернулся уже один. Сначала позвонил Грязнову, коротко рассказал о происшедшем. Вячеслав Иванович отругал его, но, в общем, в его грубоватом тоне сквозило восхищение находчивостью Турецкого.

Турецкий прислушался к себе. Ощущения были странными. Он был не то перевозбужден, не то опустошен. Выпить в самом деле не помешало бы. Кажется, где-то был еще коньяк на донышке. Но вместо того чтобы искать заветную бутылку, он позвонил Меркулову.

– Костя… а это я, – сообщил Турецкий.

– Добрый день, – ответил интеллигентный Константин Дмитриевич. – Как здоровье? Как супруга?

– Костя, помнишь, ты мне задавал один вопрос у себя в кабинете?…

– Помню, – сразу же ответил Меркулов так, что стало ясно: он действительно понял, о чем идет речь. Они столько лет знали друг друга, что малейшие речевые нюансы могли сказать обоим больше, чем энциклопедический словарь.

– Ты можешь объяснить импульс? Почему ты тогда так спросил? Ты что-то узнал? Я звоню, потому что теперь ответ на твой вопрос – да. Вокруг меня, видишь ли, странные люди вертятся.

Меркулов помолчал, переваривая сказанное. Но никаких новых вопросов задавать не стал, ответил Турецкому:

– Саша, к великому сожалению, мне совсем нечего тебе сказать. Накануне того дня мне позвонили на мобильный телефон, номер которого мало кому известен. Назвали меня по имени и поинтересовались, работает ли еще со мной такой, цитирую дословно: «нелепый человек Александр Борисович Турецкий». Я отвечать не стал, отключился. Номер звонящего у меня не определился. Я попробовал его пробить через оператора сотовой связи – тоже безрезультатно. Все это мне не слишком понравилось. Вот так, друг мой. Поговорим завтра на работе, хорошо? Надеюсь, ночь будет спокойной.

Последняя фраза подразумевала, что, если Турецкому нужна помощь, он знает, как ее получить. Он ее и получил. Люди Грязнова были уже в пути.

После разговора с Меркуловым Турецкий наконец выпил, послонялся по квартире… Спохватился, вышел на улицу и тщательно проверил машину. На его непрофессиональный взгляд, ничего нехорошего в ней не появилось. Ну да этим еще будет кому заняться.

Мимо проезжало такси. Турецкий посмотрел на «чашечки», вспомнил, как уезжала жена. Позвонил ей.

– Ирка, это говорит нелепый человек Александр Борисович Турецкий.

– Сашенька, что с тобой?! – испугалась Ирина.

– Думаю, все в порядке. Они ушли. Возвращайтесь домой. Может быть, я даже еще приготовлю эти чертовы кабуки.

Турецкий на кухне доедал вчерашний плов. Ирина влетела в квартиру с горящими глазами. Села напротив него, подцепила кусочек мяса.

– Приятного аппетита, – сказал Турецкий.

– Да ладно тебе! Саш, представляешь, я сегодня во ВЦИОМе была…

– Что это такое? – спросил Турецкий с набитым ртом, но жена его поняла.

– Центр изучения общественного мнения.

– И что ты там делала?

– Мне нужны сведения о страхах, об угрозах, подстерегающих в жизни, о том, что служит источником для беспокойства. А они как раз сейчас собирают и такие данные – у меня там приятельница работает…

– Ну и? – заинтересовался Турецкий.

– Тебе правда интересно? – обрадовалась Ирина.

– Я же живой человек.

– Слава богу.

– Не иронизируй, – пожаловался Турецкий.

– Я совершенно серьезно сказала. Так вот, исследование показало, с одной стороны, консервативность нашего сознания: мы боимся, в общем, того же, чего боялись наши далекие предки, и кроме самих себя возлагаем надежды разве что на Бога. С другой стороны, общественное мнение рисует «картинку страхов», сильно отличающуюся от той, которую видит перед собой власть. Шестьдесят шесть процентов опрошенных утверждают: жить в России год от года все более опасно.

– Значит, опасно, – задумчиво протянул Турецкий. – А много их было, этих опрошенных?

– Не знаю. Не мало, надо полагать.

– Ну ладно, а конкретно чего люди боятся? Войны?

– Какой войны?! – удивилась жена. – Это наши родители и бабушки так заклинали лет пятьдесят: «Лишь бы не было войны!» – но акценты давно сменились. А сейчас больше всего боятся посягательств на жизнь и здоровье близких, потери ими здоровья, ну и смерти, конечно.

– Смерти близких или собственной смерти?

– Близких. Стереотип мышления понятен: несчастье может случиться с кем-то, но не со мной.

– Ага, то есть эгоисты-то мы, конечно, эгоисты, но за ближних все же боимся больше, чем за самих себя.

– Можно и так сказать. При этом половина считает, что жизнь в принципе, которая нас всех стрижет под общую гребенку, становится год от года все опаснее.

– А финансовый крах, потеря репутации, выпадение из социума? Стихийные бедствия, наконец? Экологические катастрофы?

– Гораздо, гораздо меньше!

– Может, этот опрос среди олигархов проводился? – не удержался Турецкий.

– Не думаю.

– Семь процентов вполне уверены в своем будущем, а пять – ничего не боятся ни сегодня, ни завтра, ни вообще!

Дзинь…

Это был странный звук. Супруги замолчали и посмотрели друг на друга.

Турецкий подумал: сейчас не хватает только фразы из голливудского фильма: «Дорогой, это то, что я думаю?» Но Ирина молчала, закрыв рот обеими ладонями. Турецкий повернулся влево и увидел отверстие в оконном стекле. Потом повернулся вправо – в стене, на уровне его головы, торчал кусочек свинца.

Ирина сидела в «мертвой зоне» – рядом со стеной, Александр Борисович – ровно напротив окна.

«Пуля, – подумал Турецкий отстраненно. – У меня в стене – пуля. Она предназначалась для меня. Но я ее не получил. В этот раз».

Турецкий встал и достал из буфета бутылку коньяка. Коньяк был молдавский, из старых запасов. Дешевый, но вполне приличный. Теперь такого уже не будет. Черт бы побрал этих политиков, санитарных врачей и прочих идиотов, которые запретили ввозить молдавский алкоголь… Господи, о чем я думаю?!

Он искоса глянул на жену. Она сидела в той же позе.

– Тебе налить? Ирина молча кивнула.

Вернувшись вечером, Турецкий попытался поцеловать жену, лежащую на диване без видимых занятий с телевизионным пультом в руке. Она слегка отстранилась:

– Ни к чему это. Вот скажи лучше, чего бы тебе сейчас по-настоящему хотелось? – спросила Ирина.

– Честно?

– Ну конечно.

– Не знаю… Хотя нет, знаю. Я бы хотел удрать в какую-нибудь южную страну. Завел бы себе маленький гаремчик. В Саудовскую Аравию какую-нибудь. – Турецкий испытующе глянул на жену. – Был бы тихо счастлив.

– Ну и глупо, – хладнокровно откликнулась Ирина.

– Почему?

– Потому что кончается на «у». Не был бы ты там счастлив.

– Интересно! Отчего ты в этом уверена?

– У них официальная религия – ваххабизм. Как бы ты там жил? Там от этого не отвертишься.

– Н-ну, – меланхолично протянул Турецкий. – Может, я бы стал мусульманином. У меня и фамилия подходящая.

– Ваххабитом? – прищурилась Нина.

– А что такого?

– Ничего особенного. Согласно этой ветви ислама только ваххабиты являются настоящими людьми, а все остальные либо должны перестать быть «неверными», либо должны быть уничтожены.

– Это в теории.

– Уверяю тебя, теория не сильно расходится с практикой. Внутри Саудовской Аравии царят те еще нравы. Последний официальный невольничий рынок был закрыт всего лишь лет пятьдесят назад. А публичное побивание неверных жен камнями, например, практикуется до сих пор. Некоторое время назад в Саудовской Аравии заживо сгорели несколько десятков учениц женской школы. У несчастных были все шансы спастись. Но прибывшая на место пожара религиозная полиция затолкала их обратно в горящее здание. Девочки выбегали с непокрытыми головами, а настоящая мусульманка должна предпочесть смерть подобному позору.

Турецкий потянулся за сигаретой.

– Что, перехотелось в жаркие страны? – насмешливо спросила Ирина.

– Да уже что-то не очень, – признался он.

– И какие теперь желания на повестке дня?

– Не скажу, – после паузы сообщил Турецкий, все-таки привлекая ее к себе.

Впрочем, Ирина не очень и сопротивлялась.

ЭПИЛОГ

Через день после допроса в камере, где сидел Ларин, произошел взрыв. Взрыв был такой силы, что в стенах камеры образовались значительные пробоины. В соседней камере двое заключенных получили переломы. Сам Ларин погиб. Объяснить причину взрыва никто не смог.

Было проведено тщательное расследование, но оно ничего не дало. Никто не мог понять, как это случилось. Ларин сидел в одиночке. Кроме помощника генерального прокурора, посетителей у него не было. Прогулки проходили под строжайшим надзором. Раз в три дня у него в камере проводился обыск, каждый раз в разное время.

А. Б. Турецкий высказал абсурдную идею, что взрывное устройство находилось внутри заключенного.