Текст книги "Большое кольцо"

А если ребята в самом деле нашли, что станет известно через какой-нибудь час? Зачем же тогда жертвовать своими принципами и что-то обещать этому проходимцу? Или потянуть еще пока? Наверное, это самый правильный вариант. Вот доложат, что нашли, можно будет на том и закончить разговор с Багировым. Пусть лучше сам мучается – с какой такой целью зазвал и угостил его обедом начальник Московского уголовного розыска. Ведь все непросто! А с другой стороны, вопросы к «жирному ишаку» всегда найдутся. Только торопиться сейчас не надо…

И Грязнов строго приказал племяннику, как только прояснится вопрос с машиной, немедленно поставить его в известность. И еще сказал, кому нужно срочно позвонить в Балашиху и передать его указание. А с теми, кто помогает Турецкому, закончил он, сам решай. Твои кадры.

После этого Вячеслав Иванович вернулся к столу и, снова извинившись перед Джамалом, завел вдруг разговор… о Муслиме. Так уж получилось, не мог больше ждать Вячеслав Иванович. Известно же, что тот давно уже костью в горле застрял и у своего бывшего компаньона.

Не очень приятная это была для Багирова тема, еще по прошлому разу помнил Вячеслав Иванович, но ведь он и не требовал, чтобы Джамал немедленно выдал ему своего врага со всеми потрохами. А по правде говоря, это был бы наиболее удачный ход, который помог бы Багирову избавиться от конкурента. Интересно, думал Грязнов, клюнет или нет?

Клюнул-таки, стервец! Стал жаловаться, что тот вконец обнаглел, своих отморозков – чеченцев всяких – подсылает, которые в открытую угрожать стали. Вон опять пожары на его рынках устраивают, а купленные менты все валят на плохую электропроводку. Какие замыкания?! Большие деньги платить приходится, чтоб кругом порядок был! Но получаются сплошные убытки…

Да, видать, очень крепко насолил ему Муслим. И тогда Грязнов подкинул новую мысль: мол, у него есть все основания считать, что Муслим Алиев имеет прямые выходы на таганскую братву, которая активно лезет сейчас на Большое кольцо, пытаясь пока потеснить, а потом и вообще вышвырнуть с него Джамала со всей его, так сказать, инфраструктурой. Слово это, понял Вячеслав Иванович, было неизвестно Багирову, но смысл тот понял правильно. Как и то, что Муслим готов при поддержке таганских быстро и, главное, теперь уже основательно на него наехать. В то время как сам Вячеслав Иванович таких действий не одобряет. А если не одобряет, то что? Значит, есть возможность обратить в свою пользу такое неодобрение?

Ишак – он, может, и ишак, да сообразил-то быстро. На лбу видны были все сомнения Джамала. Ну конечно, ведь не просто так, из одного желания посплетничать, сообщает ему генерал милиции о планах его конкурентов. Тогда зачем? Что он сам с этого иметь хочет?

Что ничего на свете не делается из благих побуждений, за просто так, давно знал Джамал. Старая история с наркотиками убедила, это когда старший брат с треском покинул высокий пост в министерстве иностранных дел, средний получил длительный срок, а его самого спас от тюремных нар инфаркт, документальное подтверждение которого стоило, между прочим, очень больших денег, выплаченных лечащему врачу из «кремлевки». Тогда Джамал окончательно уверовал в то, что удача – дело вовсе не случайное и чрезвычайно дорогое. Да и Грязнов позже обмолвился, что спас Багирова-младшего не суровый врачебный диагноз, а личная точка зрения начальника МУРа. Всегда, сказал он, существуют две позиции. Либо нам все же не безразличны те, кого мы обвиняем в преступных деяниях, либо безразличны. Вот и он, узнав, что младший Багиров загремел в больницу, не стал требовать повторных анализов или нового консилиума с привлечением других врачей. Почему же не поверить лечащему врачу, верно? Он и поверил. Но при этом напомнил слова известного современного российского экономиста – «делиться надо!». Нет, не мошной, а информацией. Она куда важнее. Так что либо – либо. А уж ты сам поспеши сделать правильные выводы!

Этот вариант, конечно, хуже, чем делиться мошной. Раз заплатил, другой – и твой «покупатель» у тебя же на крючке. А так на крючке оказываешься ты сам. Но Грязнов своим преимуществом не пользуется, надо все-таки отдать ему должное. Поэтому и пообедать с ним не западло, как выражаются уголовники. Кстати, себя к ним Джамал не относил. Но что же генералу надо? Ведь надо же, это видно! Просто сдать Муслима? Ну что ж, есть про него кое-что интересное для органов! Но лучше все-таки отвечать на вопросы, чем самому высовываться. И Джамал заметил со значением, что владеет некоторой информацией об этом негодяе.

Интересует, где он бывает? Не вопрос. Где товар держит? Известно. Слышал ли об одной новенькой машине? Были разговоры, что купил у какого-то бомжа. Известно же, как это делается. Краденую машину покупает какая-нибудь темная личность, потом эта личность пишет доверенность либо продает настоящему хозяину, после чего того бомжа попросту убирают, чтоб им больше и не пахло. Кажется, именно такой случай…

Да, это достаточно известный в последнее время вариант. И для его осуществления необходимы как минимум три составляющие. Угонщик, затем фиктивное лицо, изображающее покупателя, и, наконец, то государственное лицо, которое осуществляет сделку. А угонщик выступает как бы в двух ипостасях – сам угоняет машину и сам же потом покупает ее у посредника. А все остальное – доверенности там, фиктивные гонорары и прочее – это не проблема, ведь и нотариусы, и нужные люди в ГИБДД давно и прочно в кармане. Оттого и получается, что если ты даже и найдешь ворованную машину, тебе придется очень сильно потрудиться, чтобы доказать, что это именно она, а не ее копия. Наверняка номера двигателя и кузова уже перебиты, могли даже успеть и корпус перекрасить в любимый цвет нового хозяина, и в салоне сменить обивку. Тем более что у них и половина автосервисов давно уже собственные. Впрочем, машина таким вот мистическим образом, вполне возможно, сменила уже не одного хозяина, а где те, подставные, бывшие ее владельцы, как правило, показывает весна, когда из какого-нибудь лесного сугроба вдруг высовывается рука или нога человека, оттаявшая на ласковом солнышке… мать их!

Все больше и больше подозревал Вячеслав Иванович, что не сам поиск автомобиля, нет, с этим-то как раз ребятки справятся в конце концов, а вот проблема его возвращения настоящему хозяину может оказаться чрезвычайно нелегкой. И потребует присутствия немалого количества людей – и прежде всего господина Питера Реддвея и представителей той страховой компании, которая его обслуживает. Но наиболее пикантным в данном деле станет то обстоятельство, что эксклюзивный джип от «форда», возможно, будет первым автомобилем, который Россия возвратит его зарубежному хозяину. Потому что на памяти Вячеслава Ивановича ничего подобного пока не происходило, крадут много, это да, а насчет возвращать – извините, тут выше наших возможностей…

Демонстрируя, что у него с собой нет ничего такого, что могло бы компрометировать Багирова, Грязнов достал из кармана блокнот и простой авторучкой записал несколько продиктованных ему адресов.

Уже по собственной инициативе Багиров добавил, что, по некоторым его сведениям, этот подонок вовсе не гнушается тем скверным делом, от коего навсегда избавился сам Джамал. Не без помощи, конечно, господина генерала. Последнее сказал с нарочитой ноткой почтительности, как бы показывая, что он хорошо помнит свое место. И хотя слово «наркотики» за столом не было произнесено, Вячеславу Ивановичу нетрудно было догадаться, что речь шла именно о них.

И тут прослеживалась прямая связь. Тот наркоман в Опалихе – таганская братва – сам Муслим. Точнее, его люди. Ну вот, хороший подарок можно сделать новому федеральному ведомству, про которое в последнее время идет столько разговоров. Шутка ли? Такого крупного зверя захомутать! Если, конечно, еще отдадут большие люди этого самого зверя… Но рискнуть можно. И нужно…

Хитрый Джамал, видел уже отчетливо Грязнов, решил для себя, что нашел верный тон общения с начальником, от которого, хочешь или не хочешь, может во многом зависеть твоя личная судьба. И теперь с доверительной усмешкой он неторопливо, но верно топил своего самого опасного конкурента. Чем он рисковал? Что кто-нибудь найдется и донесет Муслиму о его негласной встрече с известным ментом? Да сам Муслим и минуты бы не раздумывал, кабы тот же Вячеслав Иванович пригласил его отобедать! Тогда отчего все-таки беспокойно поблескивают его темные, навыкате, глаза?

Это, наверное, как мышь, которая замерла перед куском сыра, что висит на крючке, в мышеловке. Знает, опыт подсказывает, что опасно. Но опыт-то – он чужой, не свой собственный, ибо личного опыта в таком деле не бывает. По определению, как нынче выражаются. А запах сыра такой, понимаешь, манящий! Можно ли устоять? Нет, ну в натуре, а вдруг пронесет? Или как-нибудь сбоку, что ли, подобраться?.. Ну и пусть хлопнет, но только чтоб мимо! А не проще ли вообще пропихнуть кого-нибудь впереди себя? Даже и помочь, подтолкнуть? Бах! – и вот ты спокойно лопаешь замечательный сыр прямо тут же, возле трупа жадного, но нерасчетливого неудачника, а? Чем не ловкий ход? И сыр есть, и соперника нет!

И Джамал, видя, что генерал делает отдельные записи в своем блокноте, касающиеся исключительно Муслима Алиева, а против него, Багирова, в самом деле никаких тайных умыслов не имеет, ощущал в себе все большую свободу. И это правильно, как уверял один из бывших государственных деятелей. Вот уже и сыр почти в твоих руках, и противник через минуту-другую будет навсегда повержен. Ах, если бы только мечты подобного рода хоть однажды сбывались!..

Обед шел своим чередом, разговор – своим. А Дениска, чтоб его… все не звонил!..

Глава одиннадцатая
Момент истины

1

Александр Борисович попросил пригласить из следственного изолятора, в народе именуемого Петры, для проведения опознания четверых контролеров – покрупнее и чем-то внешне схожих с задержанными. Обеспечил Никитин данную акцию и понятыми. Контролеров обрядили в зимнюю милицейскую форму дорожного патруля и к каждой паре добавили по одному подозреваемому. Вот так, двумя группами по три человека, их и приготовили к опознанию.

Срочно прибывшего на Петровку, 38, Рустама Гусарова ввели в следственную комнату, где у стены сидели трое милиционеров. И пострадавший немедленно, без всякой запинки, указал на сидевшего в середине Сафиева.

Этих вывели, контролеров поблагодарили за помощь и отпустили, а Сафиева забрал на допрос Турецкий.

Затем в комнате заняла места следующая группа. И снова Рустаму потребовался минимум времени, чтобы опознать теперь уже Мутенкова. Но прежде чем указать на него, Рустам сказал Никитину и двоим понятым, присутствующим здесь же, что у патрульного, который особенно активно издевался над ним и бил по печени, чтоб больнее, на нижнем центральном зубе небольшая щербинка. А после предложил, чтобы сидящий крайним справа парень открыл рот. Тот нехотя подчинился, и все увидели указанную щербинку.

И Мутенков сорвался – начал материться в этом солидном учреждении, орал, что сука свидетель все врет, что он его не знает, никогда не видел, а если и видел, то в гробу. Никого он не задерживал, тем более не бил, протоколов о задержании не составлял, и вообще, пошли они все к такой-то матери! Короче, своей истерикой он сам же себе все и напортил. Даже если и захочет теперь пойти в отказ, ему никто больше не поверит.

Закончили и с этим опознанием. Гусарова Никитин попросил подождать, а Мутенкова увел в другой кабинет для допроса.

Они решили с Турецким, что если оба милиционера ударятся в отрицаловку, они предложат им написать объяснения по поводу их сегодняшнего задержания, самоличного присвоения себе офицерских званий, а также тех причин, которые заставили этих молодых волков выйти на большую дорогу. Пусть формулируют как хотят, как считают для себя приемлемым. Чем, собственно, они теперь и занимались. В разных кабинетах, не видя друг друга. Как тут сговориться? И когда, часом позже, объяснения были отобраны, пригласили эксперта-графолога и предъявили ему для идентификации оба эти документа, а также копию рапорта одного из них о задержании Рустама Гусарова.

Криминалисту не потребовалось длительного времени, чтобы с абсолютной уверенностью сделать вывод: и рапорт о задержании преступника, угрожавшего представителям правопорядка оружием, и объяснительная записка номер два написаны рукой одного человека – сержанта Мутенкова Виктора Сергеевича. Тут и особенности клонящегося влево почерка совпадают, и с грамотностью, в общем, в порядке. В отличие от другого сержанта – Сафиева Николая Фаридовича, который, упорно повторяя слово «задержанный», делает в нем две ошибки, пишет «задерженый». Вероятно, поэтому и составлял протокол о задержании именно Мутенков – он и грамотнее, и, вероятно, умнее напарника. И хоть всего на год моложе Сафиева, зато гораздо злее его. Ведь бил, стараясь не оставлять после себя следов, значит, сознательно это делал, а не от избытка ненависти к преступнику, что они все нередко приводят в оправдание своих противозаконных действий, когда их берут за мягкое место. Такие типы куда опаснее элементарно безграмотных и потому на весь мир обозленных деревенских парней, дорвавшихся наконец пусть до малой, но все равно власти.

Все это было тут же доведено до сведения задержанных, находившихся, естественно, порознь. И вызвало кривую ухмылку у Сафиева и мрачную, злобную гримасу у Мутенкова – подловили, мол, гады следаки!

Александр Борисович уже подумывал, что чуть было не поддался собственной соблазнительной уверенности, будто он может проникновенным словом и железной логикой убедить преступника поднять лапки перед законом. Ничуть не бывало! А та реакция, которую Турецкий наблюдал в машине по дороге сюда, была, скорее всего, не больше чем ловкая игра молодого преступника. И расклад получался тоже достаточно примитивный. Следователь давил на совесть, которая вот-вот должна была пробудиться в преступнике – ведь не заматерел же еще, не рецидивист какой-нибудь, мальчишка! А преступник, в свою очередь, как интуитивно опытный человек, отбарабанивший армейскую службу, между прочим, в стройбате, где дедовщина та еще, в ответ охотно изображал из себя жертву трагических обстоятельств. Старательно изображал, но и не слишком откровенно, чтоб не показалось подозрительным. Он словно подсказывал самонадеянному следаку именно то, что тот и хотел бы в нем увидеть. Ага, несчастная жена, больная дочь… где взять деньги на жилье и лекарства?! А в башке наверняка давно уже созрели совсем иные цели…

Но может, не так все окончательно плохо? И ослепление, и ярость не оттого, что сорвалось очередное денежное мероприятие, а от вспыхнувшего неожиданного понимания, что сам, по своей воле, оказался в безвыходном тупике? Очень не хотелось Александру Борисовичу верить и в собственную ошибку, и в то, что такой молодой парень оказывается уже конченым человеком… Попробовать еще раз?

Владимир Харитонович, сделав короткий перерыв в допросе, сказал Александру Борисовичу, что его клиент уперся глазами в стол и молчит, ни на что не реагирует, отвечать на вопросы отказывается, только желваки на щеках, как два шатуна, так и ходят, так и ходят.

И тогда Турецкий с Никитиным поменялись местами.

– Ну что? – деловито спросил Александр Борисович, быстро входя в кабинет и садясь напротив Мутенкова. – Слушай, ты, папаша недоделанный, может, мне сюда твою дочку доставить? Чтоб ты в ее глаза поглядел, сукин сын, и понял наконец, на что ты ее своим тупым упрямством обрекаешь? Я могу! Сейчас дам команду, и через полчаса будет здесь, посмотрит на своего папашу хренова – бандита с большой дороги!

Дернулся Мутенков, но… промолчал. Голову поднял, стал в окно зарешеченное смотреть. А небо сегодня чистое, голубое, аж до синевы. В морозные зимние дни такое бывает. Солнечно и холодно.

Вдруг сказал – с безнадежной ноткой:

– Да что теперь говорить? Закатают… папашу-то…

– Не знаю, куда тебя закатают, а вот что с работы попрут, так это уж точно. Могу лично гарантировать. А как же тебе жизни людей доверять, когда ты сам бандит и подонок? Сейчас сюда подъедет твой начальник, майор Новохатко, уж он-то тебе все расскажет, чего ты достоин. А по поводу твоего «закатают», нет, парень, мы в асфальт не закатываем, а вот твои дружки-подельники, те могут. Но опять же это случится, если ты сядешь, а они останутся бегать на воле. А если все выйдет наоборот и сядут они, а ты, скажем, каким-нибудь условным сроком отделаешься за то, что активно помогал следствию, что тебе грозить-то будет? Опять же, повторяю, и мы совсем не заинтересованы в том, чтобы твое имя как свидетеля повсюду фигурировало. Мы ж, как правило, объясняем, что по оперативным данным стало известно… по агентурным сведениям там, и все. Родня какая есть?

– Мать с отцом… В Ступине… Деревня Тутышкино.

– Это на Оке, что ль, Ступино твое?

– Там далеко…

– Да знаю, бывал, места классные! А кто про них знает? Ну про твоих?

Парень неопределенно пожал плечами.

– Деньжат-то поднакопил на грабежах? – насмешливо спросил Турецкий.

Мутенков зло вскинулся на Турецкого, но Александр Борисович и не думал улыбаться, смотрел довольно жестким взглядом. И парень стих, снова опустил голову, потом, немного погодя, кивнул, что можно было понять как согласие: поднакопил, мол.

– А где деньги держишь?

– Ага, как же, нашли дурака!

Это ж надо, сколько вдруг злобы, ненависти выплеснулось из глаз парня! Кажется, ты поторопился, Александр Борисович, понадеявшись, что достал уже его. Но интонацию свою Турецкий тем не менее решил не менять и на такого рода вспышки внимания не обращать.

– Вот тут ты прав. Дурак и есть. Сам подумай, с чем ты жену с дочкой к родне отправишь? У тебя там что, богатое наследство? Шикарная усадьба? Фермерское хозяйство? Изба небось, да и та на ладан дышит, так?

Мутенков непонятно быстро успокоился и, шмыгнув носом, кивнул.

– То-то и оно… – Турецкий позволил себе слегка расслабиться, откинулся на спинку стула, шумно вздохнул, демонстрируя жалость к этому парню, по собственной дурости попавшему в опасную историю.

Пусть-ка он снова ощутит искреннее сочувствие к себе, возможно, и сам поверит, что все было именно так. А там, глядишь, на волне настроения понемногу и колоться начнет. От него много ведь и не требуется – пары людей, на которых работает, вполне достаточно. Митяя ж вот не стал отрицать!

А Сафиев в этом смысле, как ни странно, оказался покрепче. Никакой реакции на названные имена таганских авторитетов не последовало, будто никогда не слыхал о них. И взгляд не озлобленный, а нейтральный такой, указывающий на то, что никакой вины сержант за собой не видит. Так, пустяки. Тот самый случай, когда, по его мнению, видимо, удастся мелким штрафом отделаться. Тоже странная, между прочим, уверенность. Такие вещи ведь на пустом месте обычно не возникают…

Между прочим, они оба сержанты – Мутенков и Сафиев, только первый – младший, а Сафиев уже старший сержант и командир экипажа дорожно-патрульной службы, вот как.

И Турецкий неторопливо продолжал допрос, в котором главными были вопросы о прежнем житье-бытье Мутенкова, об армейской службе в городе Чите, о которой Александр Борисович узнал из личного дела сержанта. Потом плавно перешли к переезду в Москву и его женитьбе, рождению дочери Наташки. Поговорили о том, как молодожены по углам скитались, потому что родители Марины и на дух зятя-милиционера не принимали, как свой угол, наконец, в общаге этой проклятой получили…

Спокойный тон Турецкого и вопросы, которые были близки и понятны Мутенкову, настроили парня на достаточно мирный лад. Да и видимой опасности они для него не представляли, вот и он тоже понемногу расслаблялся. Точно так же, спокойно и без видимого раздражения, отнесся он поначалу и к вопросам Турецкого, которые касались уже сегодняшней его службы. Трудно ли? Много ли начальству отстегивать приходится, чтоб относилось снисходительно ко всяким мелким нарушениям? Словом, обычные дела, без которых нынче не обходится никакая служба. Вот наконец и установилась какая-то пусть небольшая, не очень различимая еще, но уже степень взаимного доверия.

И тогда Александр Борисович, не боясь показаться занудливым и многословным, нарисовал Мутенкову картинку, которая того ну просто обязана была ни за что не оставить равнодушным. Он пересказал ему историю о том, как уголовники из таганской организованной преступной группировки, договорившись с местными властями, разумеется, за крупные бабки, стали выселять пожилых людей из их собственных владений, освобождая землю под строительство домов для богатых покупателей. А что значит – выселять? Да просто убивать, закапывать, а дома сжигать – случайный пожар, он все спишет. И обо всем этом знали, но ловко скрывали, и в управе, и в местной милиции. А потом люди устали бояться и молчать, достучались-таки до закона. И тогда возбудили уголовное дело против тех, кто им угрожал, кого подозревали в убийствах соседей, в поджогах и так далее. Материалов набралось столько, что кое у кого из начальства головы полетели. Арестовали и того, кто конкретно занимался «выселением» и командовал бандитами – воровского авторитета Сеню-Мыша. А раскопал все это дело молодой следователь прокуратуры Рустам Гусаров, почти ровесник Мутенкова, ну на год-другой постарше.

И тогда решили таганские наказать парня – за то, что он такой активный, пробивной и непослушный. А чтоб не выглядело наказание явной местью за Мыша, припухающего в Бутырках, и за уволенного из милиции, послушного им подполковника милиции Синюхина, поручили уделать следователя двоим ментам – Мутенкову и Сафиеву. Почему именно им? А потому что они, возможно, сами того не подозревая, давно находились на подхвате у таганских уголовников и выполняли их заказы – на дорожных подставах, в других делах. Может, если б знали, что служат убийцам, и отказались бы, но ведь в данном случае не отказались, а четко выполнили поставленную перед ними задачу. Кем конкретно она была поставлена – это важный вопрос. Не сами ж вдруг решили выследить, приложить о капот лицом, водку в горло влить, чтоб все показалось убедительным! Приказали – вот и сделали.

И еще попутно возникает ряд вопросов: куда, например, девалась новенькая машина Гусарова? Не могла быть она ворованной и числиться в розыске, никак не могла, вот какое дело, прокололись они тут. Значит, сержант Мутенков, объявивший Гусарову об этом, намеренно врал. Либо тоже исполнял чужой приказ. Чей? И где теперь машинка-то? Кто на ней катается?

– Видишь, Виктор, сколько всего к тебе набирается? А ты знаешь ответы, в этом у меня нет ни малейшего сомнения… И еще подумай вот о чем. Представь себе на минутку, что к твоим родителям в деревню Тутышкино, что под Ступином, прикатили на трех джипах бандиты и приказали: выселяйтесь к такой-то матери, а не то мы вас зароем! Казино, мол, будем здесь строить! А они, тайно надеясь на сына, который служит где-то в московской милиции, взяли да отказались. Ну их и… сам понимаешь, чего особо-то с пожилыми церемониться? Но ведь и свет не без добрых людей! Нашелся человек, который этих бандюганов за жопу взял! Чуешь? И стариков твоих от лютой смерти тем самым спас, ведь так бы и сгорели в собственной избе. Сказать, что было дальше?.. А дальше, Виктор, – Турецкий посмотрел в напряженные глаза Мутенкова, – приказали они, бандиты, тебе расправиться с тем человеком, который спас твоих отца и мать. И ты с удовольствием, со злым, понимаешь, торжеством, с восторгом, что тебе снова от уголовников кусок обломится, помчался выполнять их заказ! Во как получается, сынок! Поэтому поторопись решить для себя, пока имеешь еще немного времени, хочешь ты выбраться из той грязи, которая засосала тебя уже по уши, или навсегда останешься подонком и сволочью, продавшей бандитам своих же товарищей. И еще представь, что по этому поводу скажет Наташка, когда вырастет, не видя и ненавидя тебя? Думай сам… Впрочем, если трудно говорить вслух, вот бумага, авторучка, пиши. Я никуда не тороплюсь, хотя и у меня тоже есть и жена и дочь. Но я подожду, время у нас с тобой, повторяю, пока еще имеется. Смотри не опоздай…

Мутенков долго думал. А потом все-таки взял ручку и придвинул к себе несколько листов бумаги.

– Как писать? – спросил внезапно охрипшим голосом.

– Честно, Виктор, а как же иначе?.. А-а, ты имеешь в виду, с чего начать? Ну начни так, например… Осознав всю глубину своего морального падения и совершенных противозаконных действий, ты решил начать сотрудничество со следствием. В связи с чем и ставишь в известность о следующем… Понятна мысль? Вот и пиши… Между прочим, скажу, исходя из собственного опыта, такие покаянные заявления хорошо действуют на судей. А если еще суд будет с присяжными, так вообще тогда… Пиши-пиши, а я выйду покурить. Ты ведь не куришь?

– Нет, – помотал головой Мутенков.

– И молодец, болеть не будешь. Ну а уж я, с твоего разрешения, выйду и подымлю…

Только за дверью следственного кабинета позволил себе наконец полностью расслабиться Александр Борисович. И подумал с облегчением: «А ведь достал-таки его! И чем? Правдой! Нет, ну в самом деле, когда-то ведь должен наступить хотя бы один из маленьких таких моментов истины?!»

Ну а как там дела у Никитина? Турецкий набрал номер его сотового.

– Володя, отвечай «да» или «нет». Лед тронулся?

– Нет.

– По-прежнему ухмыляется и изображает полное непонимание?

– Да.

– Ну и хрен с ним. Заканчивай. Запиши: отвечать отказывается. А мы посмотрим, что он станет петь завтра. Сейчас сюда подъедут Новохатко и генерал Фролов, дадим полюбоваться. Учти, сажаем отдельно. Я бы вообще твоего упрятал в Бутырки, а этого тут оставил, в Петрах. Ладно, Славка появится, решим.

– А что завтра? – не понял Никитин.

– Увидим, все увидим, Володенька. Мой сейчас пишет явку с повинной, фигурально выражаясь. Понял теперь?

– Так точно, понял, товарищ генерал, – подчеркнуто официально – для Сафиева, конечно, – ответил Никитин.

2

Вячеслав Иванович Грязнов словно предчувствовал, что участившиеся вдруг удачи, находки не могут длиться вечно, везение так же неожиданно закончится в тот самый момент, когда ты будешь уверен, что дело в шляпе. Вот так оно примерно и получилось.

Позвонил Саня и доложил, что Мутенков раскололся-таки. Не сильно, не до конца, но кое-кого уже назвал и кое в чем повинился, из чего следовал логический вывод, что лиха беда начало. Тут ведь стоит сделать только первый шажок, а дальше ноги сами понесут – иной раз даже помимо твоей воли, куда, блин, денешься теперь?.. Одно плохо, ни слова не написал он о Митяе. Уверял на словах, что совсем не знает его. Да и напарник если и видел, то, может, разок всего, да и то случайно. Про Митяя этого никто толком не знает, он только приказывает кому надо, из своих, а те слова передают, и все. Немного, конечно…

Но и от написанного признания Мутенкова и генерал Фролов, и майор Новохатко, посетившие Петровку, 38, чтобы полюбоваться на своих орлов, оба в полном отпаде. Наверняка знали, не могли же не знать, но все равно такое признание оказалось и для них неожиданностью. Напрашивался естественный вывод: как пробовать оставаться честным, когда кругом все куплено? Ну, может, не все, но от слов-то не легче!..

А после достал своим сообщением Денис. Мол, тоже удача – Филипп с Николаем обнаружили тот самый джип. Именно в Мамырях, в мастерской, где механики занимаются ремонтом двигателей. Там у них для этой цели оборудованы и яма, и всевозможные краны и тали с перекрытия спускаются, и станки стоят для расточки деталей, и много всего прочего – словом, хороший мини-завод.

Сам джип сыщики обнаружили стоящим в углу и затянутым грязным брезентом почти случайно. Пока Филипп морочил головы двоим механикам, рассказывая небылицы про свою «девятку», а те, восхищаясь враньем, дружно ржали, Щербак, как бы присматриваясь к оборудованию, набрел на груду окрашенных суриком деталей автомобильного салона – дверцы, капоты, крышки багажников и прочее, сваленное в углу большой кучей. А вот в зазорах между железом Николай и разглядел брезент. И вспомнил, что и в гараже в Крошкине джип прятали примерно под таким же покрывалом. Зайдя сбоку, он нашел край брезентового полотна и отдернул его в сторону – под ним блеснула темной зеленью поверхность автомобильного крыла. Ну зачем, спрашивается, хорошую, видимо, машину, заваливать сверху всякой дрянью? Цель может быть одна – скрыть.

Увидев сигнал, поданный Щербаком, Филя одного наиболее рьяного механика, сдуру, не иначе, кинувшегося на него с кулаками, немедленно отправил в нокаут, а второму предъявил удостоверение Московского уголовного розыска и посоветовал не трепыхаться, чтобы не залететь ненароком на нары. После чего были раскиданы в стороны все эти запчасти, детали автомобилей, сброшен брезент, и взглядам сыщиков предстал, наконец, в истинном своем виде эксклюзивный красавец от «форда». В том, что это был именно он, Щербак с Агеевым убедились, открыв машину и подивившись необычно просторному салону.

Итак, свое дело они сделали, и теперь наступала очередь закона, как такового. То есть официальной власти, а не частного сыскного агентства. О чем и было немедленно доложено Грязнову-старшему через Грязнова-младшего.

Но, как оказалось, они несколько поторопились. Не учли некоторых обстоятельств уже, что называется, чисто местного значения.

Обычно ведь как считается? Не пойман – не вор. Ну а если тебя схватили за руку, чего тогда запираться? Вероятно, и в данном конкретном случае все дальнейшее разрешилось бы скоро и к всеобщему удовольствию, если бы местные авторемонтники, следуя правилам игры, смирились с неизбежным. Однако они не только не смирились, но и предприняли немедленные попытки придать своим незаконным действиям видимость нагло попранной чужаками справедливости – по другому извечному принципу: кто палку взял, тот и капрал.

Данный автосервис оказывал самые различные, как теперь стало понятно, услуги клиентам, а потому и состоял не из одной только мастерской, а из нескольких помещений, предназначенных и оборудованных для проведения работ широкого профиля. И поэтому, естественно, что на призывы так ничего и не понявшего механика, а возможно, именно потому, что он-то как раз все быстро и понял, – короче, на его истошные вопли сбежался многочисленный обслуживающий персонал, вооруженный необходимым в таких случаях инструментарием. И теперь даже опытным в подобных передрягах Агееву с Щербаком ничего иного не оставалось, как спешно покинуть поле битвы, которая, правда, по большому счету, еще и не началась, но вся обстановка уже определенно указывала на то, что известный афоризм «против лома нет приема» может здесь, говоря канцелярским языком, иметь место быть. В общем, пришлось драпануть. При этом они не удержались и добавили-таки немного урона противнику – задели парочку наиболее активных, чтоб попусту не размахивали своим железом. И те так и остались лежать на бетонном полу мастерской. Видно, надолго.