Текст книги "Большое кольцо"

Глава шестая
Провокация

1

Рустам Гусаров, молодой человек двадцати четырех лет от роду, в новеньком «БМВ» – подарок отца в день начала его работы в Московской городской прокуратуре, – ехал из Новокосина, где находился по служебным делам, домой, на «Щелковскую». Он был в хорошем настроении, потому что как раз сегодня можно было считать завершенным в плане оперативных действий муторное следственное дело по убийству двоих стариков, проживавших в новом районе, отошедшем к городу.

Ну жили себе и жили, добирали свой век в домишке, предназначенном к сносу. И когда перспективные планы районных распорядителей будущими элитными застройками разошлись с желанием стариков умереть на родном месте, вступило в силу право сильных. И старики в одночасье скончались, забыв закрыть в кухне газовую конфорку. И все бы сошло с рук, но в московской прокуратуре неизвестно откуда оказалось письмо стариков, написанное буквально накануне их нелепой гибели, в котором они слезно умоляли советскую власть не дать помереть от рук злодеев, угрожающих им смертью, если они не согласятся немедленно покинуть родное гнездо, где родились и выросли… и так далее. Словом, семь поколений Старостиных жили в том доме, который буквально через сутки, хотя тела стариков, отравившихся газом, еще не были погребены, уже снесли невесть откуда появившиеся бульдозеры. Рассчитывали на то, что раз нет человека, нет предмета спора, значит, нет и проблемы. Промахнулись быстрые ребятки…

Московский прокурор, которому до выхода на пенсию оставалось меньше года, а дальнейших перспектив роста не наблюдалось, по той простой причине, что он успел уже многим набить оскомину своей «тупой принципиальностью», ознакомившись с предсмертным, как выяснилось, письмом нагло убитых стариков, решил, видимо, дать свой последний бой «новорусской шпане». И приказал возбудить уголовное дело по факту смерти и провести расследование этого преступления. В качестве помощника руководителя оперативно-следственной группы и был назначен младший следователь Рустам Гусаров.

Все получилось как в старой уголовной байке – «жадность фраера сгубила». Им бы, тем уголовникам, хоть подождать, пока уляжется шум. А он был. Никто из пока не снесенных соседей не верил в случайное отравление бытовым газом. Указывали даже на конкретных людей, добивавшихся здесь своей цели: и зампрефекта, и руководитель стройуправления, и многие другие. Но при этом никто, естественно, не утверждал, что эти важные и солидные дяди сами тайком открывали газовый кран, нет. Это за них делали другие. Кто конкретно – другой разговор, тут никто не хотел вылезать со своей инициативой. Однако называли неких шустрых парней, которые появлялись здесь в последнее время довольно часто. Приезжали на крутом джипе, шутки ради разбивали обломками кирпичей стекла в окнах еще не съехавших отсюда старожилов. Местная милиция жалобы принимала, но ходу им, как выяснилось, не давала. А ведь могла. Значит, не очень хотела либо была заодно с «шутниками».

И вот как раз в этом пункте и случился у «хранителей правопорядка» прокол. То ли просто случай Рустаму помог, то ли чья-то дурость сработала, но жалобы жителей младший следователь обнаружил в архиве отдела милиции с резолюциями его начальника: «Произведена проверка. Факты не подтвердились». Число и подпись. Для какой цели сохранялся в милиции этот компромат на самих себя, неизвестно, видимо, сказалась тут выработанная годами привычка не оставлять жалобу без внимания, однако и не давать ей хода.

А в самих жалобах открылись любопытные факты, и самый важный из множества – неоднократно повторяющийся номер автомобиля, на котором не раз приезжали в поселок хулиганы. Вот за этот номер и зацепился Рустам. Проверить его большого труда не составляло, быстро узнали, кому он принадлежит, этот навороченный джип «мицубиси» черного цвета, с хромированными «кенгурятником» и запаской. А владел им некий гражданин Тихонов В. И., проживавший по уже не существующему, как вскоре выяснилось, адресу в Мытищах, ибо на том месте находился котлован, вырытый под строительство офисного здания. Машина была зарегистрирована в тех же Мытищах. Там же гражданин Тихонов В. И. написал доверенность на право вождения его автомобиля другому гражданину – Велихову С. Т. Но самое таинственное заключалось в том, что составление доверенности у нотариуса произошло, судя по дате, через неделю после смерти Тихонова от обширного инфаркта, которая была зарегистрирована в местном ЗАГСе. Бывают же чудеса на свете!

Словом, когда Рустам раскрутил эту историю, а затем по картотеке Главного управления уголовного розыска нашли гражданина Велихова С. Т., оказалось, что последний уже известен в криминальных кругах как Сеня-Мышь – вероятно, по признакам внешнего сходства, – а также двумя ходками по 162-й, «разбойной», статье Уголовного кодекса. Но гораздо более интересным было то, что по агентурным данным Сеня-Мышь являлся одним из видных авторитетов в таганской организованной преступной группировке.

И если Рустаму Гусарову данное обстоятельство решительно ни о чем не говорило, то Александру Борисовичу Турецкому, внимательно слушавшему младшего следователя, указывало на очень многое.

Гусаров-младший между тем проявил недюжинные способности. Задержанному гражданину Велихову Семену Терентьевичу было предъявлено обвинение в том, что он подозревается в ряде хулиганских действий, а также убийстве мужа и жены Старостиных. Он, естественно, все отрицал – категорически. Но тогда его познакомили с заявлением Старостиных в прокуратуру, где описанный портрет вымогателя, угрожавшего им расправой, полностью совпадал с оригиналом. А очные ставки с ним жителей поселка, безрезультатно писавших жалобы на имя начальника отделения милиции подполковника Синюхина Г. К., проведенные с учетом всех уголовно-процессуальных норм, подтвердили, что подозрения в постоянных угрозах в их адрес, исходивших от Велихова С. Т., и злостном его хулиганстве имели место. На кого в данном случае работал таганский авторитет, уже другой вопрос, ибо какой же высокий чиновник местного значения сознается, что пользовался помощью дважды судимого уголовника для достижения неких своих перспективных целей? Да никто. Другое соображение невольно напрашивалось: ох как, должно быть, жалел подполковник Синюхин о собственной непредусмотрительности! Ведь в первую очередь именно к нему относилось решение Главка о его неполном служебном соответствии.

Ну, кажется, сделали что могли. Конечно, погибших стариков не вернуть. Видимо, на какое-то время освобождены от угроз братвы и жители поселка, вошедшего в состав Восточного административного округа столицы. Буквально днями уголовное дело должно быть передано в суд. И вот теперь случилась эта, мягко говоря, драматическая ситуация с самим младшим следователем.

Итак, он возвращался домой по кольцевой автотрассе. На стыке, так сказать, шоссе Энтузиастов и Горьковского и произошла неприятность.

Да знал он, не раз слышал от друзей и знакомых о новом виде организованной преступности – так называемых в народе подставах. Знал, но прежде не сталкивался. А тут и сам нарвался. Главное-то в чем заключалось… Захотелось Рустаму, видишь ли, выжать из своей «бээмвэшки» что-нибудь близкое к максимуму. Благо и трасса была не забита, и левый ряд не очень занят. Но его нагнал-таки «мерседес» с правительственным номером и посигналил, требуя уступить дорогу. Рустам водил машину как любой молодой человек, который едва ли не с рождения сидит за рулем. Значит, скорость, еще раз скорость и… чего скрывать – небольшая доля риска. Кавказ в крови – это ведь серьезно.

Оглянулся Рустам, посмотрел, увеличил скорость, но «мерседес» не отставал, продолжая мигать фарами. Черт с тобой! – решил Рустам и лихо сошел вправо, в прогал между двумя автомобилями. И тут его подрезал задний. Он до сих пор не понимал, как это могло произойти. Откуда тот битый-перебитый «мерин»-то выскочил? Но факт в том, что, обойдясь без единой царапины, автомобиль Рустама оторвал у явного же подставлялы передний бампер. Небось на веревочке и держался!

Образовалась пробка. Собственно, водитель «мерина» не особо и горевал по поводу аварии. Ходил вокруг, чесал затылок, присаживался на корточки, пробуя поставить на место свой бампер, но тот левым концом все стукался об асфальт. Он, конечно, чего-то ждал.

Рустам посмотрел на это дело и предложил, чтоб не затягивать проблему, на месте оплатить ремонт. Баксов пятьсот, решил он, вполне хватит мерзавцу, тем более что виноват тот сам, и дураку ясно. Но водитель отмахивался, сказав лишь, что вызвал дорожную милицию, сейчас приедут, разберутся. Короче, на хрен ему подачки! А на что он еще рассчитывал? Может, на полный ремонт своей развалюхи? Рустам начинал злиться, а это было напрасно. Ибо тут в конечном счете и заключалась его главная ошибка.

Явившаяся «дорожно—патрульная служба», так ему показалось, была уже полностью в курсе дела. Ничего нового для себя не услышал и Турецкий.

Да-а… Многозначительная мимика и качание головами… Ах, как нехорошо!.. Ну как же так?! Предъявите документы и так далее. А потом началось самое неожиданное. Напарник прибывшего капитана милиции, старший лейтенант, отправился в свой «жигуленок», чтобы пробить через компьютер ГИБДД номер машины Рустама Гусарова. И его скорое заявление возымело эффект разорвавшейся бомбы. Этот старлей заявил, что такого номера просто не существует на свете. Другими словами, уже в течение года Рустам ездит на машине с фальшивым государственным номерным знаком.

Ему бы промолчать и посмотреть, что будет дальше, позвонить бы отцу, либо кому-то из своих, а он завелся. Ну да, темперамент! Начал орать на «дураков». А те, не реагируя на оскорбления, снова пробили его машину и выяснили, что произошла ошибка – номер-то действительно настоящий, зато сама машина числится в угоне. Подняли капот, сравнили номера двигателя и сказали, что данный «БМВ» арестован до окончательного выяснения. А что касается ДТП, то пострадавший имеет право вызвать представителей своей страховой компании, чтобы те оценили нанесенные транспортному средству повреждения. Впрочем, участники ДТП могут покончить со всем и по своему усмотрению.

«Заберите из этой машины личные вещи!» – приказал капитан, готовый уже сесть за руль «БМВ». Но Рустам, естественно, отказался, стал снова размахивать удостоверением следователя городской прокуратуры, невольно демонстрируя под своей распахнувшейся меховой кожаной курткой наплечную кобуру, тоже подарок отца, с табельным «макаровым». И вот тогда и произошло самое гнусное и подлое.

Оба офицера милиции вдруг накинулись на Рустама – здоровенные оказались быки – и с силой приложили его физиономией на капот, разбив ему лицо. Надели наручники, вытащили все документы, оружие, после чего засунули его в машину и силком влили в рот четвертинку водки. После чего, обшарив бардачок, повытаскивали оттуда всякую мелочь, забрали и деньги из бумажника. «Пострадавшему» от действий Гусарова водителю «мерседеса» заявили, что он является свидетелем того, как «этот чурка вонючий» оказывал сопротивление властям при исполнении, не желая покинуть свою машину, размахивал фальшивым удостоверением работника прокуратуры, угрожал оружием и оскорблял словесно и физически сотрудников ДПС. В чем тот охотно и расписался. Нашелся тут же и второй свидетель – из машины, давно стоявшей у обочины.

Все дальнейшее уложилось в одну ночь. Его привезли к станции метро «Новогиреево», где и заперли в «обезьянник», добавив перед этим пару раз по печени, чтоб «чеченская морда» не выставляла тут свои гребаные претензии. И оставили там, в компании с двумя вонючими бомжами и проститутками со стоянки трейлеров, до утра, поскольку выяснять, кто он на самом деле такой, было некому, кроме дежурного, а у того оказалась масса других, более важных проблем. Он приказал только сделать анализ на содержание в организме задержанного алкоголя. Подтвердилось. Вот и все, отдохни теперь до утренней разборки.

Утром начальник отделения милиции на метрополитене, которому, естественно, показали задержанного, сам решил разобраться, как сюда попал Рустам Гусаров? И столкнулся с загадкой, окутанной мраком. Экипаж дорожно-патрульной службы в составе капитана милиции Иванова и старшего лейтенанта Петрова, мол, доставил его, пьяного, в наручниках, поскольку задержанный буянил, угрожая им пистолетом, который, кстати, прилагался вместе с возможно фальшивым служебным удостоверением и протоколом о задержании, и умчались. Вот так, хоть стой, хоть падай!

После беседы с Рустамом Гусаровым начальник отделения понял, кто он и чей сынок и подумал, что имеет место быть, скорее всего, самая обычная теперь подстава. Но, с другой стороны, что он мог противопоставить официальному документу? И к тому же возникал целый ряд вопросов, на которые пока ответов не имелось. Где машина младшего советника юстиции, о которой в протоколе даже не упоминается? Почему, по утверждению задержанного, инцидент произошел на МКАД, а в протоколе указано, что возле метро «Новогиреево»? Кто такие свидетели происшествия, расписавшиеся в протоколе задержания? Далее, вот и «медицина» подтверждает, что в крови задержанного обнаружен алкоголь, хотя тот категорически настаивает на том, что водку ему в рот влили насильно, когда разбили все лицо, еще на месте происшествия. Зажали в машине и били по зубам, чтоб он открыл рот. Один сильно давил пальцами на щеки, буквально раздирая ему губы, а вливал другой – здоровый такой сукин сын, старлей, сволочь. Он же бил, издевался, пасть у него щербатая, Рустам его запомнил. Куда он теперь, сука, денется! А проверить его аргументы нетрудно по времени. Надо только сравнить время отъезда из Новокосина, где его видели оперативники из следственной группы, со временем, указанным при составлении протокола. Ну где он мог успеть напиться? Дело, конечно, опять же спорное, поскольку при желании как раз успеть-то можно все, было бы острое желание, и уж, кстати, тяпнуть по дороге домой иной раз, как говорится, сам Бог велел. В общем, сложный случай.

Но даже и не в этом дело. В конце концов, отыскать тех дэпээсников, даже с такими редкими фамилиями, как Иванов и Петров, – не проблема, если только они тоже не подставные, надевшие милицейскую форму. Отыщется и подаренная отцом машина. Тут, оказывается, проблема возникала далеко не на пустом месте.

Как узнал Александр Борисович от Рустама, буквально месяц назад был уволен из московской прокуратуры по причине служебного несоответствия его земляк, но не более – не товарищ, не приятель, просто коллега, Салман Овчариев, который был уличен в махинациях с жильем и автомашинами, а также во взяточничестве. Причем брали его прямо на рабочем месте, вот что самое скверное! Скандал, который прокуратура тщетно пыталась сохранить в собственных стенах, был-таки вынесен пронырливыми журналистами за пределы дома на Пятницкой, 25, и получил широкую огласку. И вот надо же, словно нарочно, второй омерзительный случай! И кто поверит, что это уже не система, а типичная ловко организованная провокация? Но ради чего? В чем причина?

Нет, конечно, Рустам все-таки за отцовской спиной, что там ни говори, мог по собственной наивности строить какие-то предположения. Турецкому же всего этого не требовалось. Его давний и нелегкий опыт указывал на то, что ответ на все Рустамовы вопросы лежит в том деле, которое оперативно-следственная группа Мосгорпрокуратуры в данный момент передает в суд. И отстранение Гусарова-младшего от работы на время проведения служебного расследования по факту его «безобразного поведения, порочащего…» можно считать даже необходимой мерой. И где-то полезной. Пусть мерзавцы полагают, что их удар достиг цели, а «следак поганый» отстранен, пусть.

А сколько раз в жизни сам Александр Борисович попадал в подобные ситуации?! Это ведь не что иное, как плата за твою собственную активность. За то, что ты плюешь на предупреждения и угрозы. За то, что ты честно исполняешь свою работу. Ну и действуй дальше, как тебе подсказывает совесть…

Но вот помочь парню действительно надо. У него такое впервые. Не дай бог, повторится, совсем веру в собственные силы и правоту своего дела потеряет. А без этого какая уж работа?! Опять же и Хасан – мужик вполне приличный. Бывало, помогал Турецкому, когда расследуемые им дела имели выходы на заграницу.

Внес свою лепту и Костя. Кто-то ему, вероятно, уже доложил, что Александр Борисович беседует со следователем из Московской городской прокуратуры, не иначе. Потому что он перезвонил и мягко этак, почти по-отечески, намекнул другу Сане, что иногда в жизни приходится жертвовать своим временем не только ради выполнения поставленных государством задач, но и во имя утверждения обычной человеческой справедливости. Во, блин! И где ж он этакого-то пафоса набрался?! Сказал бы проще: Саня, помоги человеку, наш ведь. И все, и других слов не нужно.

В общем, что теперь говорить? Раз уж поневоле втянулся, придется доводить до логического конца… И все-таки даже интересно, как вдруг неожиданно переплелись совершенно разные дела, как они сошлись на этих таганских? И снова засветились «крупногабаритные менты»… Нет, определенно пора их вычислять и… ну да, брать, а что еще?..

2

А может, пусть уж в Московской прокуратуре ведут расследование неприятного инцидента с одним из своих сотрудников? Умеют – и слава богу. Или все-таки дать совет? Нет, мешать им он не собирался, как и ложиться на амбразуру – тоже. И на то у него имелись основания.

Это как в анекдоте о споре священника и атеиста на предмет существования промысла Божьего. Священник приводит «убийственные факты» – кровельщик сорвался с крыши высотного дома, ударился о землю и остался жив. Что сие означает? Атеист отвечает: случайность. Священник настаивает, что кровельщик снова залез наверх, снова сорвался и снова остался жив. А это что? Атеист отвечает: совпадение. Священник, выходя из себя, утверждает, что буквально все то же самое повторилось и в третий раз, и в четвертый, и так далее! Ну есть ли более убедительные аргументы? Есть, отвечает атеист, это у кровельщика уже вошло в привычку.

Примерно так же, видимо, в стиле священника, рассуждает и прокуратура: не может быть никакой случайности, все предопределено. А вот чем конкретно предопределено, это уже вопрос куда более серьезный! Тут тебе удачно подойдет и национальность, и образ жизни, в смысле – папа, машина, то-се, и прочие факты чисто уже обывательского толка, типа все они, которые с Кавказа, жутко наглые, так какие же могут быть сомнения?!

Но сам Александр Борисович чем больше размышлял, тем больше и сомневался.

– Костя, – сказал он, явившись к Меркулову с утра, чтобы поделиться некоторыми своими соображениями, которые вполне закономерно у него возникли при сопоставлении трех автомобильных дел, гирями повисших на его терпеливой шее, – проявленная тобой забота о «наших» людях будет неполной, если ты сказал «а», но не сказал «бэ».

– «Бэ», – ответил Меркулов, занятый бумагами. – Чего надо-то?

– Надо, чтобы ты позвонил Прохорову и сказал, что мы ведем собственное расследование инцидента с Гусаровым, поскольку оно имеет непосредственное отношение к другому, ранее возбужденному нами делу. Из этого следует, что дублирование здесь никому не нужно. Все следственные материалы, которые они успели добыть, пусть передают в мое распоряжение. Впрочем, особо на их помощь я не рассчитываю, но после завершения расследования мы их, естественно, ознакомим со своими выводами. Им ведь тоже придется как-то реагировать, верно? Либо обвинять человека, либо снимать все подозрения. А Рустам пока действительно может отдохнуть. Синяки и боевые шрамы подлечить. Это ж не кино, где кругом свистят бандитские пули?

– Ну а если Прохоров обрадуется и предложит объединить усилия?

– Мне ни начальники, ни помощники, тем более от них, не нужны. И вообще, как тебе известно, я работаю с «Глорией», которой Питер обещал вполне приличный гонорар. А что касается Рустама Гусарова, так это исключительно твоя личная инициатива.

– Разве одно к другому имеет отношение? – удивился Меркулов. – Я имею в виду Реддвея и Гусарова?

– Скорее, косвенное. Но я тут, было дело, не отрываясь от собственных забот, кое в чем помог ребяткам Дениса. Соответственно обладаю теперь некоторыми знаниями по части дорожного бандитизма. Ты ж ведь, кстати, потому и подсунул мне Хасана, поскольку знал об этом, верно? А эпизод с его сынком является практически копией того, что накануне расследовал Дениска. Где-то в районе тех же интересов находится и джип Питера. Вот откуда моя уверенность в том, что здесь существует взаимосвязь.

– Прохорову позвоню, еще что? – неожиданно просто согласился Меркулов.

– Еще? – Турецкий задумался: с чего бы это Костя расщедрился вдруг? И тут высунула нос мелкая такая наглинка. – Вот если бы ты еще упредил личным звонком мой приход к Фролову, в московское УГИБДД? Вы ведь знакомы?

– Не наглей, Саня, – спокойно отреагировал Меркулов. – Обратись к своему другу Вячеславу, который с этим Федором Александровичем водку пьет, а меня не отрывай на пустяки. Ты, между прочим, и сам генерал, нечего придуриваться. Свободен. – И, сообразив, что допустил неоправданную резкость, добавил: – Если у тебя, конечно, нет больше ко мне вопросов.

– Никак нет, премного благодарен, шеф! – Турецкий поднялся и демонстративно официально покинул кабинет.

Пока шел к себе, попробовал мысленно представить портрет генерал-лейтенанта милиции Фролова, с которым, насколько помнил, никогда не имел никаких контактов. С чего Костя взял, что Славка с Фроловым водку пьет? «Погоди-ка! – остановил он себя. – А кто это обмывал в прошлом году Славкин джип, и еще обнимались, и, кажется, даже пробовали что-то танцевальное изображать?»

Ответа на свой вопрос Турецкий с ходу не получил и подумал о том, что пока вполне достаточно будет Костиного телефонного звонка московскому прокурору. Пусть они везут все, что успели наработать. А Фролов? Ну что ж, можно ведь и Грязнову позвонить, раз Меркулов у нас такой щепетильный…

– Вячеслав, сознавайся, – строгим голосом начал Турецкий, – ты в самом деле хорошо знаешь Фролова?

– Какого? Федю, что ль? – с ходу отозвался Грязнов. – А на кой он тебе? Гаишники поймали? Прав лишился?

– Нет, тут другое… При случае расскажу, подарочек от Кости схлопотал. Сынок одного нашего деятеля влип тютелька в тютельку как та Денискина дамочка…

– Ага, а Костя решил под копирку? Ясненько. Надо полагать, это тебе мелкая месть с его стороны за то, что ты частенько путаешь личное с общественным.

– Вячеслав, – сухо оборвал Грязнова Турецкий, – это запрещенный удар, поскольку пониже пояса.

– А-а, значит, все-таки попал! – обрадовался тот. – Так чего ты от Феди хочешь?

– Чтоб ты меня с ним свел.

– Вот те на! – изумился Грязнов. – Вас?! Свести?! Саня, ты в себе? Спал плохо? Забыл, что ли, как вы с ним у меня в гостях в прошлом году пытались греческий танец «хоро» изображать? Под коньяк «метакса»! И на потеху другим, не менее поддатым генералам и полковникам? Ну не ожидал от тебя, старик, этакой… как ты ее называешь-то? Вампуки, вот!

– А что это такое, не подскажешь?

– Да какая разница, Саня! Фигня – и все. Позвони сам. Отчество на всякий случай – Александрович. Прямой его есть? А то запиши…

«Что происходит?» – подумал Турецкий и уже с некоторым сомнением набрал телефонный номер, продиктованный Славкой.

– Фролов слушает, – отозвался густой бас.

– Честь имею, Федор Александрович, – решил добавить немного вольной интонации Александр Борисович – в свете открывшихся для него фактов собственной биографии. – Некто Турецкий вас беспокоит.

– А-а! – можно подумать, прямо-таки обрадовался Фролов. – Сто лет, сто зим, Саня! Рад слышать! Как наше драгоценное?

Дежа-вю не дежа-вю, но что-то необычное…

– Так с драгоценным, кажется, в порядке, а вот дела заставили… – еще подумал и добавил: – Федя, уж извини, что отрываю от государственных забот.

– Если коротко, то давай тогда по телефону, а нет – лучше заскакивай ко мне на Садовую-Самотечную, буду рад видеть. Мне твой шеф только что звонил, но сути не объяснил, говорит, ты сам.

– Ах вон как! Ну и отлично, когда сможешь принять?

– Хо-хо! Очень двусмысленно прозвучал вопрос-то, не заметил? Ладно, не будем заниматься словесными изысками, сейчас гляну… Так… Часам к пяти, не возражаешь?

– Спасибо, буду обязательно.

– Славке скажи, что он толстая и ленивая задница – не может трубку снять, ей-богу!

– А сам?

– Саня, не поверишь, столько жалоб! Такой, блин, беспредел, вот и разгребаю. Ты-то уж не с этим ли? – спросил подозрительно.

– Нет, – соврал Турецкий, – у меня свои проблемы, внутреннего порядка.

– Ну жду.

«Оказывается, Саня, смотри-ка!.. А Костя хоть и зануда, а наш человек. Позвонил, не счел за унижение… Но ведь, кажется, и легкий такой намек Фролова тоже негоже оставлять без последствий».

Александр Борисович открыл нижнюю дверцу сейфа, пошарил там, в углу, за кипами пухлых папок… Подумал еще, сидя на корточках, и со вздохом добыл запечатанную бутылку коньяка. Решил так: это никакая не взятка, поскольку и нужды в ней нет, а вот хорошее к тебе отношение надо ценить наперед, а не только тогда, когда уже петух жареный клюнул, не дай, конечно, бог…

И сунул коньяк, произведенный в солнечной Армении тоже еще при советской власти, а следовательно, не просто старый, а уже очень старый, в кожаную сумку-барсетку.

Скажи кто Александру Борисовичу, что он сию минуту совершил весьма дальновидный и, что гораздо важнее, не менее своевременный поступок, он бы не поверил. Подумаешь, всего и делов-то! Было бы о чем говорить!..

А касаемо «вампуки», Славка отчасти прав. Скорее, по сути. «Вам пук цветов подарим!» – пели хором девицы из какого-то благородного училища песню собственного сочинения своему попечителю великому князю. Народ рыдал, поскольку действительно – полная фигня. Так с тех пор и пошло. Конечно, если уж быть до конца справедливым, то стоило бы добавить и следующее: сие знание получено Александром Борисовичем от его супруги Ирины Генриховны, которая преподает музыку в престижном училище и, следовательно, знает о ней все. Но сам Александр Борисович на подобную ссылку не согласился бы. Из соображений персональной гордости.

Оставалось только ждать, когда прокурор города Москвы Павел Петрович Прохоров даст распоряжение своим деятелям и те безо всякого огорчения, а, напротив, возможно, даже с изрядной долей злорадства скинут неприятное, скандальное служебное расследование на плечи явно страдающих болезненным самомнением работников Генеральной прокуратуры. Ни для кого же не было секретом, где и кем трудится папа Рустама Гусарова. Ну вот пусть теперь они сами и ломают себе головы, защищая честь мундира.

Странно, но, как позже, что называется краем уха, услышал Турецкий, сочувствующих Рустаму в его «конторе» на Пятницкой почему-то не нашлось. А вот почему – это очень тяжелый и неприятный вопрос. «Что с нами происходит?» – сегодня такая же риторика, как набившее оскомину еще в школе «Выдь на Волгу, чей стон раздается?». Хотя, то ли Нинка притащила из школы, то ли Ирина – из своего музучилища, нынче два слова «чей стон» молодежь заменила одним – «чарльстон». Давно уже заменила. И ведь звучит!

3

Он правильно сделал, что запихнул бутылку в барсетку, потому что, оставляя теплую куртку на вешалке, ему пришлось бы перекладывать ее в карман. А на виду у многочисленных офицеров милиции и публики в штатском – последняя, естественно, жаждала здесь отыскать справедливость – подобная «демонстрация» не прошла бы незамеченной.

Войдя в кабинет главного начальника, Александр Борисович испытал все то же часто повторяющееся в последнее время ощущение, напоминающее дежа-вю. Но только, вероятно, с обратным знаком. То есть хозяин кабинета был ему как-то отдаленно знаком, но вот сказать с уверенностью, что это именно с ним изображал он какой-то там балканский танец на вечеринке у Славки, это извините… Возможно, поэтому и застыло у него на лице настороженное выражение.

Но хозяин – рослый, крупный генерал с глубокими залысинами и лохматыми, кустистыми бровями – немедленно поднялся из-за стола и быстро пошел навстречу с раскинутыми для дружеских объятий руками. Е-мое! – сказала бы одна знакомая женщина, что делается.

– Ха-ха! – воскликнул гулким басом Фролов. – И совсем не изменился! Молодец! Садись, рассказывай. – и сам сел к длинному столу для заседаний узкого круга – напротив.

Турецкий поставил барсетку сбоку, на стол, и в ней что-то предательски звякнуло – ну как если бы ключи, к примеру, стукнули по стеклу. И генерал немедленно уставился на нее, потом перевел вопросительно улыбающийся взгляд на гостя.

– А, – небрежно отмахнулся Турецкий. – Искал в сейфе нужный документ, совершенно случайно наткнулся… Хочешь взглянуть?

Он вынул бутылку, протянул через стол. Фролов, не прикасаясь к ней, прочитал надпись на этикетке, покачал головой:

– А что, Саня, и часто тебе удаются такие неожиданные находки?

– Да не знаю, – пожал плечами Александр Борисович, – как-то завалялась.

– Ну раз завалялась, значит, надо понимать, и не жалко. Отчиняй! А я скажу…

Он вышел в приемную, и через минуту-другую его секретарша внесла на подносе пару рюмок и две чашки кофе. Поставила, улыбнулась Александру Борисовичу и удалилась.

– Рассказывай, какие дела, – сказал Фролов, поднимая рюмку. – Твое драгоценное!

– Взаимно! – кивнул Турецкий…

Профессионально выстроенный только на одних фактах и полностью лишенный любых эмоций, недолгий рассказ Александра Борисовича, было заметно, вызвал легкое недоумение у генерала.

– Все понимаю, Саня, кроме одного, – задумчиво пророкотал он, – на хрена попу гармонь? Ты ж у нас по заказухам, на кой черт тебе эта шпана? Я подозревал что-то личное.

Ну вот, теперь, значит, надо и это объяснять. Про Костю Меркулова, про Хасана Гусарова, про Питера Реддвея – словом, про все, с чем невольно столкнулся Турецкий в последнюю неделю. Оказывается, всего неделя-то вроде и прошла, а уж думалось, будто невесть сколько времени занимается действительно не своим прямым делом.

– Словом, понятно… – пробурчал Фролов, уже сам по-хозяйски разливая коньяк. – Хреновая, доложу тебе, Саня, у нас система, если на каждую дырку приходится «важняка» напрягать…

– Согласен, но ведь и сам помнишь наше светлое прошлое. Если не ты, то кто же?

– А это потому, что все работать разучились! За редким исключением. Вот они на тебя и валят.

– Разучили, Федор Александрович, – вздохнул Турецкий. – А точнее, отучили. Думаешь, не умеют? Или не хотят? Нет, дорогой, не дают. Не разрешают – из высших интересов.