Текст книги "Большое кольцо"

Никакой своей вины она не видела. Это все выдумки. Да, кстати, и доказательств у этих козлов тоже никаких нет. Они ее не останавливали на Дмитровском шоссе, протокола о нарушениях не составляли. А друг другу они свидетелями быть не могут – по закону, уж это она хорошо знала, Денискины мужички все толково объяснили. Обломится им всем тут.

Вспомнила Ирина и о визитной карточке генерала Фролова, которого она не совсем к месту упомянула. Возможно, тем самым пуганула этих, чем и усугубила свое положение. Но если ее привезли в одно из отделений милиции, то тогда должны ведь допросить, составить протокол! В конце концов, она никаких, даже формальных, нарушений не допустила, а обвинения в свой адрес будет упорно отметать. Пусть докажут! Зато, как только в ее руки попадет телефонная трубка, вот уж она им всем покажет, где раки зимуют. Изобразит в лицах!..

Все бы оно так, да только что-то не напоминает ее узилище обыкновенную милицию. Или, возможно, тут все же лучше, а то еще кинут в «обезьянник», где содержат бомжей и уличных проституток! Вот уж где, говорят, зараза-то! Сама она ничего подобного ни разу не видела, но представить этот кошмар, как всякий человек с богатым воображением и причастный к высокому искусству, разумеется, могла.

И Ирина Генриховна, умная женщина, достаточно, как она считала, знающая жизнь и тот беспредел, в котором нынче обретается абсолютное большинство населения некогда великой страны, не нашла для себя никакого иного утешения, кроме возможности устроиться верхом на стуле, уложив руки и голову на его жесткую спинку, и предаться мечтам о том, как она отомстит всем негодяям, вместе взятым, когда выберется наконец отсюда, из этой камеры-одиночки. Ах, какие это были безрадостные, но сладкие от пылающей в ней жажды мести мечты!..

2

Денис нашел Александра Борисовича по мобильной связи.

– Ты сейчас где обретаешься, дядь Сань? А то я тебе домой звонил – там тишина.

– В центре я… – неохотно отозвался Турецкий, не зная, как сказать Денису, чтобы тот не занимал его мобильник: каждую минуту могла позвонить Ирина! А объяснять долго. Вот и возникало раздражение. – Чего у тебя, какие срочные дела? Ведь воскресенье уже!

В самом деле, подумал он, уже скоро утро. Нормальные люди спят еще. Но то ж нормальные. А Денис-то чем занимается, что у него вдруг такое срочное?.. Потом Александр Борисович подумал, что могли появиться новости от наблюдателей из района Мамырей. Это уже другое дело, тут со временем нельзя считаться…

– Я, дядь Сань, только что из Зеленограда приехал. Звоню тебе – никого. Дядьке, думая, что вы вполне могли пересечься и объединить усилия, – Денис хохотнул, чем еще больше снизил «градус настроения» Турецкого, – тоже полнейшая тишина. Вот решил на всякий случай… Так если ты в центре и недалеко от меня, может, заскочишь? Если, конечно, нет других, более важных и срочных дел в это время суток, а?

Вот так бы и врезал этому рыжему за его неуместное остроумие!.. Интересно, а с чего это он стал таким многословным? Ну Зеленоград, ну… Постой, а чего ему надо было в том Зеленограде?..

– Ты у себя, говоришь? Кофе крепкий есть? Тогда сейчас зайду, я рядом, на Петровке…

Грязнов-младший действительно только что вернулся из Зеленограда. Говоря так, можно было подумать, будто он, этот бывший самостоятельный подмосковный городишко, ставший уже частью мегаполиса, находится не в тридцати минутах езды от кольцевой автодороги, а где-то у черта на куличках. Но тогда возникал немедленно вопрос – а чего он там делал, среди ночи-то?

Словом, еще не раскрывая Денису своих собственных проблем и трудностей, Александр Борисович именно в этой плоскости и сформулировал свой интерес, потягивая горячий и крепкий кофе из большой кружки – вот чего всю ночь сегодня ему не хватало. Сразу проясняются мозги!

Денис рассказал, что в Зеленоград его привел все тот же ворованный и зарегистрированный именно там джип «форд». Полдня пришлось потратить исключительно на то, чтобы обойти официальные городские учреждения, где можно было получить сведения об интересующих его лицах. К чести зеленоградцев, как они там до сих пор именуют себя, хотя официально считаются давно москвичами, гражданские дела у них оказались в порядке, а суббота – приятным днем для приема посетителей.

Итак, по порядку. Потемкин Григорий Александрович, «князь Таврический»… Он такой же князь, как, к примеру, сам Денис – маркиз де Помпадур какой-нибудь. Либо король Людовик. Смысла сравнения Турецкий не понял, решив, что объяснение последует позже. И потом этот «князь» был не более чем шуткой не то Фили, не то Севы Голованова, чего ж на этом зацикливаться?

– При жизни, – подчеркнул Денис, сняв сразу все остальные вопросы, – был Гриша Потемкин шофером такси. Лет пять назад выкупил у городского таксопарка свою машину. Довел ее до ума и занялся частным извозом. Говорил, что, отказывая себе во всем, поднакопил деньжат и решил сменить тачку. Для этой цели смотался в Польшу, где и приглядел себе джип. Все остальное, на что указывают переданные Денису самим же Турецким документы на машину – те, что они так до сих пор и не вернули их фиктивному хозяину господину Ибрагимову, – происходило как бы совершенно законным путем. Регистрация, передача машины по доверенности господину Шахбазову, затем неожиданная смерть Потемкина в результате автокатастрофы, о чем в городе хорошо известно – влетел Гришка на своей старой «Волге» прямо под «КрАЗ». Вырезали автогеном… Так джип и остался у господина Шахбазова, проживавшего теперь в городе Баку. Ну а уже чуть ли не на следующий день джип был передан в новые руки. В самом деле, почему бы не подарить джип, стоимость которого равняется, по абсолютно точным данным, пятидесяти восьми тысячам долларов, своему хорошему знакомому, например? На Кавказе так принято! Бери все, гость дорогой, кроме коня, сабли и жены!.. Как ничего странного, казалось бы, не было и в том, что все указанные события следовали одно за другим в буквальном смысле. По пятам. С разницей в один-два дня. Вот такие у нас «скоростя»!

Короче, обошел Денис все без исключения конторы, где можно было уточнить имеющуюся фактуру. И оказалось, что отдельные документы, имеющиеся на руках у владельцев, вовсе не имеют своего официального подтверждения в соответствующих организациях. Иными словами, большинство этих бумажек – тут Денис потряс папкой с документами, – касающихся «переезда» джипа в Россию, – чистая липа! Подделка, фикция – как угодно. А вот регистрация в местном ГАИ подлинная. И доверенность Потемкина – тоже. И еще – дарственная. Все!

Вывод такой. Поскольку операция с машиной проводилась, надо понимать, уголовниками, то они сильно себя не стесняли, обходясь где взятками, а где обыкновенными угрозами. Чтобы убедиться в этом, Денису и пришлось задержаться в Зеленограде…

И дальше, как сразу понял Турецкий, развернулась история почти романтическая.

Правда, ей предшествовал не самый приятный разговор с милицией, точнее, в отделе ГИБДД. Кому-то там очень не понравилось любопытство Дениса Грязнова, директора частного охранного предприятия, настырно выяснявшего, кто официально занимался данной машиной. Можно подумать, что в процессе ее оформления были задействованы все без исключения сотрудники инспекции, и никто конкретно. Причем поглядывали на неприятного гостя не равнодушно, как на муху, которая безумно всем здесь надоела, а с явной угрозой заткнуть рот, если сам не поймет намеков.

А потом, когда он проехал по другим конторам, в частности в ЗАГС, где была зарегистрирована смерть от несчастного случая гражданина Потемкина Г. А., он заметил за собой «хвост». Пришлось пойти на некоторые ухищрения и оторваться. Тем более что он хотел обязательно встретиться с нотариусом Карпушем Б. Н., который оформлял и доверенность, и дарственную.

Чтобы не подводить под монастырь пожилого наверняка человека – а кто же еще согласится работать в подобных пыльных конторах? – Денис проявил недюжинную конспирацию. Долго рассказывать, а он не собирался занимать лишнее время у «дядь Сани», которому, было заметно, просто не сиделось на месте, но он профессионально сдерживал себя, однако Денису удалось почти тайно проникнуть в нотариальную контору, где работал этот Карпуш, и, обаяв маленькую, невзрачную секретаршу, уговорить ее передать Карпушу записку от него. Вот и стоял он на лестничной площадке в ожидании старого, обязательно плешивого, с висящим носом, занудного еврея – у кого еще может быть такая фамилия? – зевал и оглядывался – на всякий случай: как бы не вычислили его местные шерлоки холмсы.

– Здравствуйте, – услышал он мелодичный, необычайно приятный голос. Обернулся и… обомлел. – Меня зовут Белла Наумовна, а вы, простите, кто?

Ну, блин! Только и мог молча воскликнуть Денис при виде этой восхитительной, хотя, возможно, и не совсем молодой, белокурой женщины, с такими рельефными формами тела, от которых в самом прямом смысле балдеют мужики, не в силах оторвать глаз. И никакой плеши! Никакого висячего унылого носа! В одном оказался прав – Белла Наумовна явно была не казашкой какой-нибудь там. Но до чего ж хороша, зараза! А эти черные глаза!.. Денис и не заметил, как едва не запел дурным голосом похмельную цыганщину.

Подумалось на миг, что и она понимала толк в мужчинах, то есть могла отличить, к примеру, искреннее восхищение от фальшивой подделки. И реакция Дениса, у которого едва не встали дыбом рыжие его – в дядьку – густые кудри, видно, ей очень пришлась по душе. Во всяком случае, некий духовный контакт установился с ходу. И прочно. У нее мгновенно пропало желание работать, вести прием посетителей, а у него – заниматься всякими дальнейшими расследованиями, рискуя при этом схлопотать по шее от навязчивых соглядатаев. И Денис уже жалел, что все равно – не сейчас, так потом – вынужден будет задавать ей, чудом залетевшей сюда, в затхлую провинциальную контору, яркой, прямо-таки ослепляющей глаза птице, свои дурацкие вопросы о том, каким образом были выданы доверенности, дарственные, будь они неладны… Тоска зеленая!

Нет, рассказывал-то все это Дениска спокойным и ровным тоном, но по вспышкам в его глазах, по шальной улыбке, бродившей на губах, Александр Борисович, как опытный следователь-физиономист, как старый сердцеед и, в конце концов, как просто бывалый человек, видел потрясение парня. Даже немного завидовал ему, способному испытывать вдруг почти спонтанно подобные чувства. Ну надо же!

Все дальнейшее, как попытался скромно – и еще раз скромно! – изложить Грязнов-младший, происходило вне стен конторы. Чем, собственно, и объясняется его столь раннее, впрочем, как еще посмотреть, возвращение в собственное агентство.

Самое потрясающее заключалось в том, что Белочка – так ее теперь уже называл тихо шалеющий Денис – все делала сознательно и ничего не боялась.

Во-первых, жила она одна. Квартирка была обставлена явно не на конторские доходы. И не на жалкие проценты от нотариальных сделок куплен был шикарный небольшой автомобиль «мерседес-купе».

Во-вторых, вела она себя так, как сама хотела. Хочу – буду сидеть, протирая задницей стул… не хочу – не буду! Она так легко и непринужденно рассуждала, называя некоторые вещи своими именами, с легкой грубоватостью своего парня, что так и тянуло немедленно смотреть именно туда, о чем шла речь. Опять же – насчет протирания стула.

И, наконец, третье и самое главное. Узнав, в чем заключается интерес Дениса, она на минутку задумалась. А потом, беспечно тряхнув золотыми кудрями и выкинув в приспущенное стекло машины длинную, только что прикуренную сигарету, заявила в таком тоне, будто все было давным-давно решено и подписано:

– Да черт с ними со всеми, детей, что ли, крестить? Тебе это сильно надо? Расскажу, но… Выставлю одно условие. Оно – позже и, надеюсь, тебе не будет противно…

– Так было? – с лукавой ухмылкой спросил Турецкий.

– Что – было? – не понял Денис, чуть нахмурившись.

– Это я, Дениска, старый еврейский анекдот вспомнил. Цыперович поехал из Житомира в Санкт-Петербург, тогда еще, давно, при царе и черте оседлости… Ну и попал случайно в Мариинский театр, на галерку, естественно. Давали «Евгения Онегина». Через какое-то время вернулся домой, соседи собрались, расспрашивают: «Ну как?» Он рассказывает. Был в театре. Там представительный такой князь, генерал, громко пел: «Онегин, я с кровать не встану, безумно я люблю Татьяну!» Спел себе – и ладно. Похлопали ему. Но ведь интересно же – было или нет? Вот Цыперович дождался, когда в конце дали занавес, вышел генерал и стал кланяться вместе со всеми другими. Тут Цыперович и крикнул: «Слушайте, князь, так было или-таки нет?» Князь услышал его, посмотрел и стал кивать лично ему. Было… Конечно, было… Ладно, Дениска, все это очень хорошо, я уже понял, что ты сумел сделать невозможное, и если не в протокол, то уж точно на пленку сумел записать признания своей Белочки, что ее заставили это все сделать под угрозой расправы, так?

– Дядь Сань, нет слов.

– Молодец, – снова хмурясь, устало сказал Турецкий. – Давай не будем ее вообще афишировать. Может быть, сумеем обойтись и без ее показаний. А там решим. Ирка у меня, понимаешь ли, пропала! – сказал без всякого перехода.

– Ка-ак?! – у Дениса отвисла челюсть.

– А вот та-ак! – передразнил Турецкий. – Домой не вернулась. Телефон отключен. Машину ищут, пока не нашли. Я поэтому стараюсь и не занимать болтовней мобильник, ты уж извини, – запоздало вспомнил он.

– Чем помочь, дядь Сань? – с тревогой спросил Денис. – Ну что ж ты, ей-богу, сразу не сказал! Цыперовичи еще эти!.. Ребят кликнуть?

– Да не суетись ты… – поморщился Турецкий. – Там, – он кивнул на окно, – вся дежурка в курсе, как найдут, сообщат, если что… Я ж к тебе оттуда… И кстати, ночью видел в сводке происшествий – те трое, которых мы уделали на Волоколамском шоссе… Помнишь? Так вот, сегодня ночью в Лианозове их замочили, кинули на перышки. Кажется, моими стараниями. Я сделал один финт с Сафиевым, а он, видать, сумел голубка хозяину кинуть. Короче, суд был краткий и беспощадный. Теперь я с этого сержанта целенаправленно и усердно стану спускать шкуру.

– Дядь Сань, это все отрадно, но что же с Ириной Генриховной? Давайте промчимся по ее возможным маршрутам?

– Денис, дорогой, не суетись, там уже катаются… Я надеюсь.

– А дядька чего говорит?

– Дядьку своего не трогай, – сухо остановил Дениса Турецкий. – У него… То есть я хотел сказать, ему… словом, сейчас недосуг.

– Не до сук? – сделал наивные глаза Грязнов-младший. – А по-моему, так он всегда… Ой, дядь Сань, извини, как-то неловко получилось… Я ж не тетю Иру имел в виду!

– Денис, тот замечательный факт, что тебе, выражаясь интеллигентным языком, отдалась дама с недвусмысленной фамилией, вовсе не дает права наглеть и подвергать сомнению дядькины поступки. Он – это он, а ты, прости за напоминание, – это всего лишь ты. Я внятно объяснил?

– Нет слов, дядь Сань. Я всегда восхищался вашей проницательностью и… и красноречием. Что и возможным своим детям завещаю.

– Уже от Белочки, что ли? – небрежно поинтересовался Турецкий.

Денис только обреченно махнул рукой.

– У меня интуиция… – продолжил Турецкий. – И она подсказывает, что в ближайшие минуты должно быть известие. Сделай еще кофе. И давай немного помолчим. Мне подумать надо…

Денис поднялся, чтобы пойти к кофеварке, и тут же заверещал мобильник Турецкого. Денис суеверно замер в шаге. А Турецкий внимательно посмотрел на трубку и погрозил ей пальцем. Потом вздохнул и поднес к уху.

– Александр Борисович, Орехов беспокоит, нашли машинку-то!

– Где? – бледнея и поднимаясь, выдохнул Турецкий.

– Напротив Савеловского. Но пустая. Припаркована грамотно. Но… никого нет. Может, супруга к вокзалу за чем-нибудь вышла? Не знаю, там сейчас ищут. Я велел ничего не трогать. Подъедешь?

– Уже еду. Спасибо, Игорь, век не забуду.

– Ни пуха… тебе…

3

Ирина, кажется, задремала-таки. Трудно, неудобно, спину ломит, руки-ноги болят, будто бежала сто верст без передышки. И она не заметила, как в этой странной камере появился посторонний. Просто открыла глаза, услышав скрип стула, на который опустилось грузное тело, и посмотрела, щурясь даже и от такого тусклого освещения.

Перед ней, слегка развалившись на таком же, как у нее, стуле сидел средних лет мужчина. Седой ежик на голове, очки в золотой оправе. Серьезные и внимательные глаза. Он был без верхней одежды – в хорошем костюме в полоску. Нога на ногу, покачивал модным ботинком.

Она молча смотрела. Не торопился начинать разговор и он. Похоже, что-то непонятное его даже забавляло. Ирина зябко повела плечами. Ну да, ведь меховая накидка так и осталась в машине. Там было тепло, а эту накидку с хвостиками голубых норок – подарок супруга, надо носить на плечах, а не отирать о спинку сиденья.

Ирина удивилась, что никакого страха в настоящий момент не испытывает, впрочем, интереса к происходящему – тоже. А этот? Пришел, сидит, смотрит. Наверно, объяснит что-то.

Видно, так и не дождавшись от нее никакой реакции – поди, рассчитывал на крики, возмущение, размахивание кулаками, – незнакомец усмехнулся и заговорил.

– Завидую вам, Ирина Генриховна… – подождал, она молчала. – Выдержке вашей, терпению. Молодец, честное слово.

– Да? – не спросила, а скорее констатировала она.

– Вы спрашиваете? В каком смысле?

– В прямом. Откуда у вас, например, может быть честное слово? Абсурд. – И она спокойно положила подбородок на руки, скрещенные на спинке стула.

– Вы глубоко ошибаетесь, уважаемая, – холодно ответил незнакомец.

– Не думаю. Мужчины, имеющие право на честное слово, если они действительно мужчины, а не просто по заведенному обычаю носят брюки, так себя не ведут. Увы… – она вздохнула.

– Беспредметный разговор, – вздохнул и он.

– Когда я наконец смогу покинуть это помещение? – без всякого вызова спросила Ирина.

– В ближайшие пятнадцать минут.

– О! Надо понимать, что будут предварительные условия? И они, скорее всего, будут касаться не столько меня, сколько того, чем занимается мой муж?

– Вы поражаете меня, – усмехнулся мужчина. – И не подозревал, что вы такая умница.

– Так не тяните, выкладывайте. Обещать я вам все равно ничего не смогу. Да и не хочу. Но выслушаю.

– Повторяю, честное слово… – он словно поперхнулся, – извините, знай я о вашем характере чуточку раньше, ей-богу, так устроит?..

Ирина кивнула.

– Ей-богу, не стал бы организовывать преследование, всю эту дурацкую суету, а просто подошел бы и… поговорил. Что называется, по душам. Не вызывая у вас никакого протеста. Но ничего уже не поделаешь, что сделано, то сделано. Да и поволноваться… кое-кому совсем не лишне, да-да, я знаю, о чем говорю. Так побеседуем?

– Валяйте. Только желательно недолго, а то я здесь совсем окоченела. В этой сырости…

– К сожалению, не могу в настоящий момент предложить условий лучше… Не хотелось бы, чтобы вам самой стало известно место вашего нахождения. Так что давайте поговорим здесь, а потом вас довезут прямо до вашей машины, оставленной, если не ошибаюсь, у Савеловского вокзала?

– Напротив.

– Хорошо… Ирина Генриховна, позвольте задать вам несколько неожиданный вопрос? Кто вы по профессии?

– Вряд ли вам будет интересно. Я закончила консерваторию по классу фортепьяно. Концертировала, аккомпанировала известным певцам и артистам, иногда делаю это и сейчас, но больше занимаюсь преподаванием в музыкальном училище. Воспитываю дочь. Кормлю ужином супруга. Достаточно?

– Более чем, – с непонятным пониманием вздохнул незнакомец и ладонью погладил свой седой ежик. – Я все, понимаете ли, размышлял, как бы получше морально подготовить вас к принятию того решения, которое я собираюсь сейчас продиктовать.

– О как! Полагаете, удастся?

– Знаете, зачем спросил о вашей профессии? Чтобы проверить, как у вас с памятью. Хорошая или… не очень. Дело в том, что мне чрезвычайно важно одно обстоятельство. Я попрошу, предложу, прикажу – как вам будет угодно понимать – запомнить мои слова и в точности, как говорится, не прибавляя и не убавляя ни запятой, передать вашему супругу – Александру Борисовичу. Фамилия которого, как и ваша, естественно, вовсе не вызывает у меня никакой ухмылки непонимания. Догадываетесь, о чем я?

– Надо полагать, о ком? О хамоватом менте?

Незнакомец рассмеялся:

– В самую точку! Но, уверяю вас, он не заканчивал ни консерватории по классу фортепьяно, ни юридического факультета Московского государственного университета.

– Это не предмет ни оправдания, ни гордости.

– Но вот как вам Александр Борисович разрешает произносить слово «мент», этого я не понимаю.

– Очень просто. Мы привыкли называть вещи своими именами. Не людей, а вещи. Разницу чувствуете? Например, Слава Грязнов может позволить назвать сам себя ментом, ни чуточки не унижаясь при этом. Но лично у меня никогда бы и язык не повернулся. А тот, о ком речь, он мент и есть, ментяра поганый, оборотень, уголовник в украденной форме. Это не горячность, это мое убеждение.

– Превосходно, – сухо заметил незнакомец.

– Между прочим, хочу добавить к тому, с чего мы начали эту… беседу. Мужчина – помните? – он первым делом представляется даме, не заставляя ее думать про себя: «Вроде на вид человек приличный, а на самом деле – козел козлом».

– Ну и язычок у вас, однако, – хмыкнул мужчина.

– С молодежью работаю, у них-то поострее будет!

– Дай бог, дай бог… Дмитрий Сергеевич, с вашего разрешения. Так вот, уважаемая Ирина Генриховна, что я хотел… давайте все же так: предложить вам передать своему мужу… Он-то как относится к музыке?

– Это важно?

– Хотелось бы знать.

– Мне не нужно прикладывать усилий, чтобы затащить его на хороший концерт в консерваторию, скажем. Но это совсем не означает, что он немедленно и без остатка погружается в музыку. Чаще продолжает размышлять о своих служебных проблемах. Но ведет себя вполне пристойно, мне за него не стыдно.

– Превосходная характеристика! – засмеялся вдруг Дмитрий Сергеевич. – Лучше, пожалуй, не скажешь. Так вот… – он стал снова серьезным, и взгляд сделался жестким и даже злым. – Передайте ему дословно одну короткую фразу: «Самая лучшая музыка – это тишина».

– Что, и все? И он, вы полагаете, поймет, о чем речь? – спросить-то Ирина спросила, но вдруг почувствовала, как ледяным холодом окатило живот, и это страшное ощущение стало подниматься выше, к груди. Стоило немалого труда сдержать себя. Что уж, разве совсем она полная дура? Непонятно, о чем речь? Ирина едва сдерживала себя, чтобы… не разрыдаться, так вдруг стало все вокруг отвратительно…

Но Дмитрий Сергеевич ничего этого, похоже, не заметил. Полутьма здесь все-таки, неуютно, да просто противно.

– Он обязательно поймет, – сказал Дмитрий Сергеевич, поднялся и снова спросил: – Так передадите?

– Передам, – тихо ответила Ирина.

– Что вы ему передадите? – уже настойчиво потребовал он. – Повторите!

Это было резко, как удар хлыста по лицу. И снова Ирина заставила себя сдержаться.

– Самая лучшая музыка – это тишина.

– Все верно, – почти ласковым голосом подтвердил он. – Благодарю и прощайте, сейчас за вами придут и отправят туда, где находится ваша машина. И ничего не бойтесь. Но, на всякий случай, постарайтесь не рисковать своей Ниночкой, прелестной девочкой, которая именно в эти минуты катается с подружкой Леной на новеньком снегоходе в Успенском, что по Рублевскому шоссе. Вряд ли мы увидимся еще раз, но, поверьте, я сохраню о нашей с вами встрече самые лучшие воспоминания. Всего хорошего.

И он ушел, этот вежливый негодяй. А она так и осталась сидеть верхом на своем осточертевшем стуле.

За ней пришли двое тех же милиционеров, что привезли сюда. Ни слова не говоря, подняли со стула, надели на голову шерстяную шапочку, которую опустили до подбородка, и, подхватив под обе руки, повели. На улице – это она поняла по холодному ветру, вмиг пронизавшему ее насквозь, – сели в машину. И снова один из них прижал ее своим туловищем к спинке сиденья, так что руки было невозможно освободить.

Ехали довольно долго. Останавливались, снова ехали. Наконец затормозили, и сидевший рядом с ней рывком сдернул с нее шапку. Ирина даже зажмурилась от яркого солнечного света, бившего в глаза.

Водитель, тот вежливый хам, слегка обернувшись к ней, улыбнулся и, протягивая ключи от ее машины, сказал:

– Брелочек красивый. – это он имел в виду фонарик из Японии, презентованный Славой. – Слышь, подарила бы? Тебе чего, другой дадут, а? А мы, заметь, пальцем тебя не тронули, хотя ведь запросто… А может, ты сама хочешь? Так тут есть одно местечко, сгоняем, а? Мы ребята ласковые, можем и по очереди, а ты телка красивая, жалеть не будешь, а? Ну ладно уж, подари, что ли, на память…

– Смотри, парень, твои дела… – А сама лихорадочно оглядывалась, узнавая, где она. Вон увидела наконец свою «ласточку» на противоположной стороне улицы.

А мент тем временем ловко отцепил фонарик от кольца с ключами, кинул их в ее сумку и отдал. Его напарник, перегнувшись через нее, распахнул дверцу справа, сильно надавив при этом своей тушей ей на грудь, и, пока она задыхалась, едва не теряя сознание, буквально выпихнул ее из машины. Ирина поскользнулась, упала на руки, стукнулась больно коленками, а их машина тут же рванула вперед и помчалась к осевой линии, нагло подрезая другие автомобили. Менты – одно слово, делают что хотят…

Успела! Даже еще не поднявшись на ноги, она изогнулась, вывернулась и прочитала-таки цифры на синем номере – букву «а» и «4721». Все, свободна!..

Она подумала, что сию секунду кто-то кинется к ней на помощь, поможет подняться. Но на нее с презрением, как на вышвырнутую из машины вокзальную проститутку, смотрела одна продавщица семечек, старая, сморщенная, закутанная в три платка, стоящая возле своего мешка. Шли мимо прохожие, торопились, не обращая внимания на поскользнувшуюся женщину – в весьма странном для такого времени года коротком платье и без верхней одежды.

Ирина поднялась и, словно оплеванная, поплелась по подземному переходу на другую сторону Бутырской улицы. Господи, как ей хотелось разреветься сейчас – громко, по-бабьи истошно, во весь голос! Видно, уходило напряжение, которое держало ее всю ночь, а теперь воля расслабилась…

Поднявшись снова на улицу, она подошла к машине, вставила ключ в дверцу и… попала в жесткие лапы новых ментов!

– Чтоб вы все были прокляты! – завопила вдруг она и стала ожесточенно вырываться, но те держали крепко.

И тогда – о господи! – раздался другой, такой же отчаянный крик:

– Ира! Свои! Ирка!..

Поскальзываясь на дороге, к ней сломя голову бежал Шурка. А с другой стороны в таком же сумасшедшем темпе приближался рыжий Дениска – без шапки, в распахнутом пальто…

Не прошло и трех минут, как она уже все знала.

Машину нашли под утро и тайно сторожили, полагая, что, если все-таки было похищение, то за ней кто-нибудь явится. А оперативники не виноваты, они же с Ириной не были знакомы. А тут подходит, видишь ли, девица, да еще в таком виде… Словом, с ними все понятно, как ясно и то, за кого они ее приняли. И поделом…

Она немедленно сообщила им номер машины, на которой вот только что умчались ее похитители, и оперативники кинулись к своей рации, чтоб сообщить о перехвате. Мужу Ирина добавила про Славкин фонарик, который забрал себе один из тех.

Потом она ревела, прижавшись лицом к груди своего Шурика. Всхлипывая, сказала, что этому Дмитрию Сергеевичу все про них известно, даже про то, что Нинка в гостях у Леночки в Успенском. И на снегоходе катается. И вот, наконец, добралась до самого главного, из-за чего, собственно, и разгорелся сыр-бор.

– Самая лучшая музыка – это тишина… – сказала она и робко посмотрела на мужа. Но он молчал, будто не слышал ее. – Ты понял, что я сказала?

Он так же молча кивнул.

– И что? – его молчание начинало раздражать.

– И все, – спокойно ответил Турецкий. – Тебе приказали передать, ты это сделала. Теперь тебе надо отдохнуть и ни о чем не беспокоиться… Да-да, я все понял, правда, только ты не волнуйся. Но, если позволишь, я хотел бы тебя прямо сейчас попросить подъехать вместе с нами на Петровку, 38, где ты поможешь нам составить фоторобот этого Дмитрия Сергеевича. Ириша, пойми, это очень важно, чрезвычайно! Важнее всех остальных дел! Помоги!

Ну что говорить, если на первом месте у него по-прежнему оставалась работа? И как отказать? Тем более увидев черные круги под глазами любимого мужа. На себя она в зеркало еще не смотрела…