Текст книги "Большое кольцо"

Если дружный хохот можно назвать подсказкой, то… да, все были согласны с мягким и тактичным выступлением Филиппа Агеева, отдавшего должное профессиональным качествам Александра Борисовича. И что можно возразить, если факты говорили сами за себя. Теперь только хорошо бы, чтоб кто-то из таганских, либо задержанных милиционеров подтвердил идентичность Дмитрия Сергеевича и мифического Митяя, в чем, конечно, все находившиеся в данный момент в кабинете Турецкого были просто убеждены. Но личного убеждения здесь мало, нужны железные улики. А вот их-то пока и не было.

Что же касается догадок…

Ну, например, такая. Чем, какими чрезвычайными обстоятельствами вызван странный совет Дмитрия Сергеевича Саломатина, переданный им через Ирину Александру Борисовичу Турецкому, ни для кого загадки уже не представляет. Ясно, что он крепко обеспокоен активностью «важняка», действующего по двум направлениям. Первое, будем считать, джип. Хотя непонятно, Саломатину-то какое до него дело? Для него, что ли, украли машину? Нет, для Муслима Алиева. Значит, это Муслим просил его помочь разобраться? А кто такой Саломатин, чтобы устраивать подобные разборки? Ответ напрашивается простой – он и есть именно тот, кто может. А может у нас тот, у кого под рукой послушные ему отморозки. Дальнейший вывод понятен.

Второе. История со строительством в Новокосине. Там уже много начальства лишилось стульев. И это пока начало. Продолжения и наверху, во властных структурах, и среди тех, кто обеспечивает порядок снизу, не желают. А раскрутка дела Гусарова ведет именно к этому. Значит, и тут напрашивается – никто не станет возражать против оправдания младшего следователя, но и копать дальше крайне нежелательно. Не надо поднимать ил со дна уже устоявшейся воды.

И первый и второй выводы сходятся к одному – слишком много шума, слишком большое внимание уделяется практически решенным либо также легко решаемым проблемам. А в аналогичных случаях всегда остается опасность в самый последний момент напороться на собственные мелкие просчеты, которые, вместе взятые, могут загубить на корню огромное дело.

Тогда в чем решение проблемы? А уже сказано – в тишине. Самая лучшая музыка – это тишина. Фигурально выражаясь, это серьезное предупреждение: подумай, Турецкий, и реши, зачем тебе гром фанфар и, вообще, на кой черт шум вокруг не бог весть какого расследования, не добавляющего к твоей уже устоявшейся известности решительным образом ничего нового, когда можно все аккуратно спустить на тормозах – тихо и без огласки? И твоя жена тому лучший свидетель… Или дочка, катающаяся на снегоходе…

А теперь, собственно, о жене. По расчетам Александра Борисовича, Ирину возили именно в Уборы, где у Саломатина свой большой дом, или дача, как назвала Эмма. И среднестатистическое время, и ровная правительственная трасса на это обстоятельство указывали несомненно. А если побродить по той даче, наверняка можно будет найти и пустую комнату с лампочкой под потолком и сырыми стенами, где так удобно допрашивать людей. Даже пытать их, если возникнет крайняя необходимость. Криков-то все равно не слышно! А следы? Да что следы! Кто специально станет вынюхивать, брать соскобы на экспертизу, применять новейшие методы обнаружения следов крови или чего-то иного?..

Побродить, посмотреть, потом Ирине показать… И что на это ответит Дмитрий Сергеевич? А может, он еще и покажет заодно то помещение, в котором скрывался, будучи официально похищенным, известнейший бизнесмен, а в недавнем прошлом вице-премьер российского правительства Михаил Михайлович Фрадкин? Тот самый, который в настоящий момент быстро набирает себе политические очки, что-то там спонсируя накануне широкого празднования юбилея обожаемого президентом города.

Порадовали присутствующих и первоначальные выводы Александра Борисовича относительно ближайших перспектив Николая Сафиева, и особенно те, что касались гаража. Тут же прикинули, чем следует заняться на следующие сутки. И родные, и близкие приятели – это не та категория людей, которых следует искать с собакой. Тем более если речь идет о татарах. Значит, надо немножко встрехнуть осведомителей. Чтоб жизнь им сладкой не казалась…

Тут же и распределили обязанности – кто и чем конкретно с утра займется.

Себе и Вячеславу, с согласия последнего, Турецкий оставил все, связанное с Митяем.

Еще не время было, конечно, подводить окончательные итоги, но у всех появилось единое ощущение некоторого душевного облегчения – лед все-таки, наконец-то тронулся, а ледоход всегда считался на Руси явлением хоть и грозным, но уж больно красивым…

Вячеслав Иванович первым ощутил сгущавшуюся в кабинете Турецкого атмосферу некоего всеобщего ожидания. Более того, он даже готов был предугадать, чем их заседание сегодня закончится. И поэтому, чтобы не затягивать зря драгоценного времени, кинул такую реплику: а нету ли случайно у друга Сани в его сейфе чего-нибудь соответствующего моменту?

Но не успел он произнести свою витиеватую фразу до конца, как в дверь кабинета деликатно постучали.

– Заходите! – громко разрешил Турецкий, и все обернулись к двери.

В кабинет сперва заглянул, а потом и степенно вошел сам Константин Дмитриевич. Остановился посреди кабинета, показав вскочившим с мест сыщикам, чтоб сидели, обвел всех чуть ироническим взглядом и спросил:

– Праздновать собрались, что ли? А разве у вас имеется к тому серьезный повод?

– Прошу заметить, – сказал, поднимаясь и протягивая руку для приветствия Вячеслав Иванович, – не мы, а именно ты, Костя, первым произнес это слово.

– Какое? – неискренне изумился Меркулов.

– Так – повод! Ну и где твой обещанный Питер Реддвей? Машинка-то ведь стараниями этих молодцов уже у меня на стоянке. И где его обещанный гонорар?

– Что?! Честное слово?! – не поверил Меркулов. – Ну, ребята!.. Так я просто бегу звонить в Германию!.. Нет, подождите, вы там чего-то говорили еще по поводу того, что при передаче автомобиля ее владельцу должны присутствовать представители изготовителей и страховой компании?

– Изготовители теперь нам и на фиг не нужны, а вот из службы безопасности человечка пусть подошлют, – сказал Турецкий. – Вместе с Питом, разумеется. И пусть он заранее продумает, как машину вывозить. А то ж ведь наши артисты ухитрятся с него еще и таможенные пошлины за что-нибудь содрать. Они ведь со всего могут пенку снять… Так, Константин Дмитриевич, извините, я вас как-то не понял, доставать, что ли? Вы разве только за этим и зашли?

– Нет, ну вы видели нахала! – Меркулов даже руками всплеснул. – Кто бы позволил себе осмелиться в таком тоне!..

– Да еще с кем! – подхватил Грязнов. – Ай-я-яй, Саня! Впрочем, уважаемый Константин Дмитриевич, ему в самом деле можно сегодня изображать из себя победителя. Мы тут уже спели ему дифирамб…

– Батюшки, да что с вами происходит?! Теперь Вячеслав, оказывается, слова-то какие знает! – восхитился Костя, глядя на Грязнова. – А с чего это ты в столь возвышенном тоне-то заговорил, скажи на милость?

– Он же теперь новейшую французскую литературу изучает, – многозначительно подсказал Турецкий, поигрывая надетым на палец кольцом с ключами. – Уже за Жан-Поля Сартра принялся. Сравнительный анализ переводов… – Он сосредоточенно уставился в потолок, вспоминая. – Ага, Яхниной, Зониной и… по-моему, Сиротинской. Я бы ни за что на такое в моем возрасте не решился, а вот он… – Турецкий картинно развел руками, отводя глаза от яростной вспышки во взгляде Славки. – А впрочем, что особенного? Каждый из нас однажды чувствует непреодолимую тягу к высокой культуре, к которой… ну да, которую раньше просто не испытывал – тягу, я имею в виду! По причине вечной занятости. Лови ключи, Вячеслав Иванович! – засмеялся он. – Там, на нижней полке, ты все знаешь… А нам с тобой, Костя, очень желательно было бы завтра, прямо с утра пораньше, если Славка может… – Александр Борисович взглянул на Грязнова, и тот в ответ кивнул. – Встретиться для серьезного разговора.

– Почему завтра, а не сегодня?

– Не рассчитывали на такую милость.

– Кончайте валять дурака. В чем вопрос?

Турецкий снова взглянул на Грязнова, словно в ожидании поддержки, потом поморщился и, наконец, сказал:

– Есть у нас такое подозрение… что Митяй, о котором мы тебе докладывали, но концов которого так и не сыскали, на самом деле некто удачливый бизнесмен Саломатин Дмитрий Сергеевич, проживающий вовсе не в Архангельске, где находится его дело, а рядом, под Москвой, в Уборах, практически под боком у господина Фрадкина, который был, как тебе известно, похищен, но опять же, по нашим предположениям, проживал в это время у своего приятеля и партнера, то есть в тех же Уборах. И вся эта комбинация стоила всего лишь десять миллионов долларов, полученных у министерства финансов концерном «Стройэкспортлес» на карманные расходы.

Турецкий говорил голосом скучным, даже занудным. А у Меркулова слегка отвисала челюсть.

– А еще получилось так, что днями похитили Ирку…

– Ирину?! – с гневом уже воскликнул Меркулов. – И что?! Нашли? Где она? Почему не докладывали?!

– Потому что нашли, – спокойно ответил Турецкий. – Костя, сбавь градус, нашли той же ночью. Вернее, ее доставили под утро сами похитители. И продиктовали мне, через нее естественно, некоторые условия. Но это позже, подробности, как говорится, письмом. Так вот, для краткости, похитили ее по указанию Саломатина. Ирина помогла составить фоторобот, который потом опознала… опознал один человек, близко с ним знакомый. Так что ошибки быть не может. Тех милиционеров, что увозили Ирину, Славка тоже задержал. А теперь для чистоты, так сказать, эксперимента, нам нужно получить официальный доступ на ту дачу в Уборах. С целью обыска и… возможного задержания ее хозяина. Если подозрения подтвердятся. Только в этом случае, и никак иначе.

– М-да, ребятки… – Меркулов сел на первый попавшийся стул и пятерней взъерошил седые волосы. – Ох и не соскучишься с вами…

– Надо еще иметь в виду, – добавил Вячеслав Иванович, – что Фрадкин, дело которого прекращено по указанию свыше, как тебе известно, Костя, чего-то там очень серьезное сейчас спонсирует – в Питере, я имею в виду. Так что и этот факт нам тоже придется иметь… в виду.

– А при чем здесь Фрадкин? – поднял голову Меркулов.

– Своя шайка, – пожал плечами Грязнов. – Пойдут звонки с самого верху, не исключаю. Хотя этот Саломатин – вовсе не бывший член правительства, как его подельник – господин Фрадкин, а, скорее всего, и есть таганский авторитет по кличке Митяй, что нуждается в оперативной проверке.

– Ну так мы ж не будем пока поднимать дело о похищении Фрадкина? Верно? У нас ведь и подозрений таких нет… Митяй, значит? Ну-ну… Адрес-то хоть его известен?

– Пока нет, – ответил Турецкий.

– А надо, чтоб было «пока да», – сказал Меркулов, поднимаясь и словно загребая рукой. – Вячеслав и ты – пошли ко мне. Тут тяп-ляп никак нельзя…

– А это? – Грязнов с явным разочарованием показал на сейф.

– А ребятки, думаю, и без вас прекрасно справятся, – парировал Меркулов. – Справитесь ведь? – спросил он у Дениса.

– Еще как! – за всю команду сыщиков ответил Филипп Агеев.

Глава пятнадцатая
Прощание

1

И все-таки эта «девушка из лодочного сарая» была по-своему сумасшедшей. А уж что трудно управляемой – и говорить нечего. Александр так до конца и не смог понять, какие чувства ею двигали постоянно, а какие возникали словно бы спонтанно. Логики, во всяком случае, он не видел.

Ну, казалось бы, такая мелочь – посмотреть семейные фотографии, которых в доме наверняка не так много, найти ту, на которой, как она сама утверждала, были сняты двое друзей и партнеров, увеличенная копия которой висела, по ее же словам, на стене в гостиной, и привезти ее. Либо сунуть в конверт, написать адрес и бросить в почтовый ящик. Неужели трудно?

Нет, она извела полпленки в фотоаппарате, чтоб, по ее словам, получилось наверняка, сняла «картину в рамке» и так и этак и привезла Турецкому фотоаппарат вместе с пленкой.

– Сам проявляй, – сказала, – и печатай что и сколько тебе надо.

И приехала-то не куда-нибудь, а к проходной Генеральной прокуратуры, откуда и позвонила ему по внутренней связи. Мол, жду, выходи, Леопольд, подлый трус.

А Александр Борисович в эту минуту как раз выходил из кабинета, чтобы срочно идти к Меркулову, с которым накануне обговаривали все аспекты по поводу возбуждения уголовного дела по факту похищения гражданки Турецкой Ирины Генриховны с применением угроз насилия и так далее. Обсуждали также не менее важный вопрос – кто возглавит расследование, и остановились на кандидатуре Олега Николаевича Меньшова, старшего следователя, недавно переведенного из Московской городской прокуратуры в Следственное управление Генеральной. Ему и собирался теперь поручить это дело Меркулов, сам подписавший постановление на проведение обыска, а при необходимости, вызванной оперативными соображениями, и задержания гражданина Саломатина Д. С., проживающего в поселке Уборы, по улице Советской, в доме № 14. Олег, вероятно, уже приехал с Благовещенского, где размещалось Следственное управление, и они с Меркуловым, надо понимать, ожидали Турецкого. Договорились также, что Турецкий с Грязновым будут у Олега как бы на подхвате. Вячеслав ни за что не соглашался оставаться посторонним в этой акции.

Пришлось теперь пулей лететь к проходной, где ожидала красотка Эмма, переполненная желанием немедленно схватить его и увезти на Фестивальную улицу. И сбивчивые объяснения Александра о том, что у него экстренные дела, что ему в данный момент просто дышать некогда, что шеф наверняка уже поднял крик, потому что ждет его на срочное совещание, она восприняла по-своему – как очередной его повод отделаться от нее. Ага, и в прошлый раз – то же самое! Причем и способ-то он избрал довольно мерзкий, невнятный, немужской. Вот и тогда, в Гурзуфе… Напоминание было более чем неуместным.

– Ты еще пожалеешь, – шутливо, но с затаенной какой-то тревогой или печалью погрозила она ему пальчиком в тонкой перчатке. И, даже не потянувшись к нему губами, убежала к своей машине…

«Ну вот, интересно, а с чего ей быть, печали-то этой? Чего „девушке“ в принципе не хватает в жизни? Просто еще немного изворотливости и вообще весь мир у твоих прелестных ног…» – так думал Турецкий, бегом поднимаясь по лестнице, потому что Костя уже наверняка рвал и метал.

А впрочем, откуда ему, научившемуся все четко и строго раскладывать по соответствующим полочкам, было понять женщину, главное преимущество которой в отсутствии всякой логики? Ведь железная логика, особенно присущая людям его профессии, обычно крайне эгоистична, поскольку самодостаточна, как вещь в себе. «Ничего, перебесится… перебьется», – к такому окончательному выводу пришел он с высоты своего понимания.

Но все эти мимолетные мысли немедленно заслонила куда более важная: пока тут суд да дело, надо срочно переправить отснятую Эммой кассету к Славке, чтоб ее быстренько проявили и отпечатали снимки. Интересно, чего она там наснимала?..

Костя в самом деле был сердит, ибо телефон в кабинете Турецкого не отвечал, а Клавдия Сергеевна в недоумении разводила руками: только что был – и вдруг исчез.

А речь шла о том, что положение Александра Борисовича в данном расследовании весьма проблематично. В том смысле, что он вообще не имел права в нем участвовать по закону. Но ведь и соединять в одном производстве дела, связанные с провокацией, устроенной Рустаму Гусарову и с похищением Ирины Генриховны, а уж тем более с прекращенным по указанию московского прокурора Прохорова делом о похищении Фрадкина и аферы с десятком миллионов, никто сейчас не собирался. Таким образом, господин Саломатин мог официально интересовать Александра Борисовича лишь как один из фигурантов, проходящих по делу Гусарова. Это в том случае, если его участие в организации нападения на следователя еще будет доказано. Вот чем и может быть оправдано присутствие Турецкого при обыске в Уборах – но не больше. Все остальное – заботы Меньшова и Грязнова.

Словом, начали обговаривать план уже конкретных мероприятий.

Чтобы не попасть впросак, в Уборы надо немедленно направить оперативников для выяснения местонахождения господина Саломатина. Задействовать в операции сыщиков Дениса Грязнова не получится. Во-первых, свою работу они уже сделали – джип отыскали, а во-вторых, сотрудники «Глории», уже больше из уважения к Александру Борисовичу и чтобы поставить на деле жирную точку, в настоящий момент ищут гараж Сафиева, где – не исключено – может находиться и машина Рустама. А почему нет? Папа подарил, пусть папа немного и раскошелится. А Хасан Гусаров – человек небедный. Вот поэтому в Уборы и должны отправиться именно Славкины сыщики, так как обыск необходимо проводить обязательно в присутствии самого Саломатина. И когда уже процесс пойдет, вот тут и подъедут Турецкий с Ириной Генриховной, которой будет предоставлена возможность назвать имя и отчество человека, продержавшего ее взаперти целую ночь. А пока у Александра Борисовича оставались две проблемы – одна личного порядка, другая – все по тому же делу Гусарова. Надо было сорвать в буквальном смысле Ирину с занятий, и не меньше чем на полдня. Что весьма чревато – с ее-то характером и обязательностью! И кроме того, истекал срок, отпущенный Турецким Николаю Сафиеву. И тут уже он не собирался проявлять к подследственному никакого снисхождения…

Пока заседали у Кости, Клавдия Сергеевна отправила курьера на Петровку, 38, со срочным заданием Александра Борисовича. И когда Турецкий вернулся наконец в свой кабинет, чтобы позвонить и предупредить Ирину, а после мчаться в Бутырки, раздался звонок от Грязнова:

– Саня, я сперва не понял срочности твоего заказа, но мне сейчас принесли картинки… Саня, это нечто! Если бы, к примеру, вдруг адвокаты тех больших боссов взялись доказывать, что их клиенты между собой находятся в состоянии судебного противостояния, я бы и боссов, и их адвокатов закатал бы на такой срок, чтоб им… мало никак не показалось! Я теперь понимаю, Саня! Какие там судебные иски?! Помнишь, Чижик рассказывал? Ну Василий Иванович! Что ты! Боюсь только, что она рискует, раскрывая этакий семейный архив. Понимаешь, о ком? Ладно, чего вы там, на своем хурале-то, решили?

– Я сейчас к Сафиеву, а тебе придется кого-то отправить в Уборы. Чтоб все тип-топ получилось.

– Эва, опомнились! – хмыкнул Грязнов. – Да у меня там еще с ночи за порядком следят! Так что, если нет других проблем, я бы начинал. Позвонить Косте или сам доложишь?

– Звони сам. А я в Бутырки, потом – за Ириной и тоже к вам. Кстати, возвращенный фонарик, оказывается, доставил ей ту единственную, причем подлинную радость, которую мадам испытала за долгие годы нашей с ней совместной жизни. Как тебе это нравится? Я ничего не понимаю.

– А я все понимаю. И когда она станет упираться рогом, что не желает никуда ехать, тем более кого-то опознавать, скажи ей, что я лично просил о таком одолжении. Ты, Саня, отличный мужик, но никакой не психолог. А мужиков на фотиках признала?

– Конечно, один – водила поганый, а другой – амбал, так она их квалифицировала. Настойчиво предлагали интимную связь, но при этом побаивались того, к кому ее возили. Значит, лично знакомы. Я эти фотографии для предъявления их в Уборах обязательно прихвачу… Но одного не пойму – при чем тут психология?

– Саня, у тебя сегодня много важных дел, поэтому не бери в голову, давай как-нибудь при случае… Пока.

2

Фамилия Сафиев, наверное, не самая распространенная в России. Но никому в агентстве «Глория» и в голову не могло прийти, будто их люберецкий фигурант одинок на белом свете как перст.

Компьютерный бродяга Макс, получивший от Дениса Андреевича задание отыскать всех Сафиевых, какие имеются в Москве и Подмосковье, и главным образом в районе Люберец, охотно полез в нужные файлы, получая больше удовольствия от самого факта поиска. И по ходу дела попутно сообщил, что, оказывается, еще в 1914 году, если судить по списку абонентов Московской телефонной сети, – и чего он там забыл? – уже имелось несколько носителей этой фамилии. А один из них, некто Д. бек-Сафиев, служил судебным следователем в Бронницком уезде, что под Москвой. Так, может, нынешний Сафиев, надевший исключительно для отмазки милицейскую форму, просто мстит своему предку, защищавшему презренный царский режим?

Но шутки шутками, а Сафиевых набралось столько, что проверить каждого не хватило бы времени и до будущего нового года. Полагая, что проблема фамилии все-таки с нелегалами не связана, решили сузить круг поисков, имея в виду имя Фарид и отчество Фаридович. Тоже не редкость, но именно в Люберцах, точнее, в Люберецком районе, а конкретно – на станции Ухтомская, проживал, надо полагать, в собственном доме, поскольку номера квартиры не имелось, Юрий Фаридович Сафиев.

Вот с него и решили начать поиск. Запаслись на всякий случай и еще несколькими Сафиевыми, в том числе, и из тех же Бронниц.

Пока ехали, обсуждали возможность попадания в цель. И что самое потрясающее – в очко с первой же попытки.

Юрий Фаридович оказался старшим братом Николая. Работал на Казанском вокзале бригадиром носильщиков. О том, чем, помимо основной деятельности занимается младший брат, с которым он не поддерживал особых отношений, естественно, не знал, да и знать не желал. Но к приезду сыщиков отнесся с какой-то обреченной покорностью. А когда ему рассказали о цели приезда, запираться не стал, врать тоже, а просто отвел их в глубину двора, к добротному гаражу, и открыл его.

Младший брат попросил его на время, пока сам не обзаведется личным гаражом, разрешить постоять его недавно купленной с рук «бээмвэшке» здесь, под крышей. Благо гараж большой, и «Жигули» старшего занимали меньше половины помещения. Ничего другого о происхождении машины Юрий Фаридович не знал. А у Николая, сказал он уверенно, деньги имелись. А вот где держит, не говорил.

Еще он сказал, что Николай ни разу на машине никуда не выезжал, все объяснял, что некогда, а впрочем, есть же и служебная, зачем собственный бензин-то жечь? Логично.

Когда машину открыли, все сразу и поняли. Вот почему младший Сафиев не захотел заниматься машиной. Ее надо было сперва хорошо отмывать от бурых пятен, засохших на отливающей бархатом, золотистой обшивке заднего сиденья. А что еще могло характеризовать ленивого и жадного мента – так это оставленная в машине чекушка. Даже не выбросил. Но теперь уже на свою голову. Посудина была аккуратно поднята с пола салона и уложена в коробку, чтобы не стереть случайно оставленных на ее поверхности отпечатков пальцев преступников. Надо понимать, что не сам Гусаров пил из горлышка, держа бутылку как юный пионер свой горн… И когда эксперт-криминалист идентифицирует эти отпечатки, обвинение Рустама в пьяной драке, как записано в протоколе, отпадет само собой. Как, в общем-то, и остальные обвинения в его адрес.

Значит, и тут можно было уже считать, что дело сделано. О чем, собственно, немедленно и было доложено Александру Борисовичу по мобильной связи. Соблюдение остальных формальностей много времени не заняло, и уже к обеду сыщики, вместе с машиной Рустама Гусарова и протоколом об ее изъятии, подписанным необходимыми в таких случаях понятыми, прибыли на Неглинную улицу, в агентство «Глория».

Но предусмотрительный Турецкий посоветовал им не звонить во все колокола, а подождать, пока он сам не переговорит на данную тему с отцом Рустама. Личная приязнь и дружеская благодарность – все это несомненно очень приятно, но люди-то работали! Бегали высунув языки, ночей, понимаешь, недосыпали, мерзли, наблюдая за преступниками… И они к тому же не государевы люди, которым, ну как тому же Турецкому, Костя Меркулов может, например, приказать. Они частные сыщики, труд которых оплачивается нанявшим их клиентом. А если Хасан вдруг заартачится и скажет, что никого не нанимал, а все делается исключительно из гуманных побуждений, так мы еще посмотрим, верно, ребята?.. И сыщики подтвердили, что мэтр, как всегда, абсолютно прав. Тем более что и найденная машина еще должна была пройти соответствующую криминалистическую экспертизу. Следов, оставленных в ней преступниками, наберется, по всей видимости, немало, а работа по их идентификации требует длительного времени.

Теперь уже, видел Александр Борисович, большая часть и этого дела была завершена. Признательных показаний Мутенкова и найденной машины было вполне достаточно для того, чтобы дело Рустама прекратить. Точнее, прекратит-то его не Турецкий, его роль, как следователя, в том и заключалась, чтобы представить в комиссию по служебному расследованию, ну, скажем так, оправдательные материалы. Правда, помнится, Костя Меркулов назвал всю эту высосанную из пальца уголовную историю клоунадой. Но если и такая клоунада имеет место быть, значит, придется относиться к ней со всей серьезностью. Да и не собирался Александр Борисович оставлять безнаказанным оборотня Сафиева, который в настоящую минуту сидел напротив в следственном кабинете и старательно, но очень коряво – даже и писать-то путем не научился, сукин сын! – излагал вымученные за ночь свои признательные показания.

Звонок Дениса пришелся весьма кстати. И Турецкий походя как бы посетовал, что действовали-то Сафиев с Мутенковым совсем глупо, как тупые бандиты, даже такую откровенную улику, как водочную бутылку со следами своих пальцев, из машины не выкинули. Но Мутенков-то уже сознался во всем, свалив вину на Сафиева, старшего в экипаже. И теперь самому Сафиеву придется хорошо потрудиться и привести очень убедительные аргументы в пользу того, что организатор преступления не он. Иначе идти ему на суд «паровозом», то есть тащить главный грех на себе…

Сказанное сильно подействовало на Сафиева. Если у него еще и оставались какие-то сомнения, может, думал, что ловит его следователь, на арапа берет, то и эти надежды теперь отпали.

Но, видимо, последний удар был нанесен, когда Александр Борисович достал из кармана конверт, вынул из нее фотографию Саломатина, долго ее разглядывал и так и этак, склоняя голову то вправо, то влево, не показывая Сафиеву, а потом вдруг поднес к его лицу и доверительным тоном спросил:

– Как, говоришь, его зовут-то?

И ошарашенный Сафиев машинально ответил:

– Митяй.

– Все верно, Николай Фаридович, именно Митяй, а полностью Дмитрий Сергеевич Саломатин. И проживает он в Уборах – по Рублевскому шоссе, куда вы к нему ездили. Так?

Тот кивнул.

– Вот это ты сейчас и напиши на этом отдельном листе протокола. Значит, так, при предъявлении мне, такому-то, фотографии мужчины… я опознал эту личность, которая мне известна под кличкой Митяй… И проживает… ну и дальше, о чем мы говорили только что. Когда встречался с ним в последний раз?.. Вот-вот… Подпись, число… И на фотографии тоже поставь свою подпись и сегодняшнее число. Вот так, молодец. А теперь продолжай свои признательные показания…

Турецкий наблюдал за поникшим Сафиевым, окончательно растерявшим свою непробиваемую наглость и потому старательно теперь зарабатывающим себе хоть какое-то снисхождение, и думал: почему так происходит?

Вот ведь молчал, запирался, слыхом не слыхивал имени Митяй, а стоило показать даже не фотографию, а похожий на оригинал фоторобот, как его словно опустило… И понесло… Не зря, получается, боялись они Митяя. Но того, кто на воле, кто может отдать приказ зарезать тебя в твоей же камере. Или пообещать поддержку. Но он силен, пока о нем, по мнению той же братвы, никто толком не знает. А когда вот так, в лоб, фотография, выходит, что кончились тайны! И бояться больше некого…

И еще подумал Александр Борисович, что ребята в эти проклятые Уборы что-то едут слишком долго. Могли бы уже и весточку кинуть…

Странное дело, когда он позвонил Ирине, чтобы предупредить ее заранее о возможной поездке в Уборы, она категорически заявила, что больше ни в каких играх не участвует. Кричала еще что-то, но тогда он вспомнил слова Славки и произнес их как заклинание, и – странное дело – Ирина враз стихла. Он услышал в трубке ее всхлипы – остатки истерики, естественно, а потом она, громко шмыгая носом, заявила, что сможет освободиться лишь после двух, не раньше, и пусть они все даже не рассчитывают…

Потрясающе! А сейчас уже шел третий час. И никто не звонит.

– Пиши, я выйду покурить, – сказал он Сафиеву, сунул свою папку под мышку и вышел за дверь.

И тут наконец раздался долгожданный звонок от Вячеслава. Турецкий не удержался и рассказал ему о реакции Ирины. Грязнов многозначительно похмыкал и заявил, что иного он от нее и не ожидал. Но тут уже насел Александр: почему, в чем причина? И Славка неожиданно легко раскололся.

– Я ей, когда фонарик-то дарил, сказал: имей в виду, если потеряешь, другого никогда не будет. Он практически вечный, фонарик-то, молодцы японцы, раз в полгода сунул аккумулятор в розетку на ночь – и снова пашет. А весь аккумулятор как мой ноготь на мизинце. Умеют, конечно…

– Но реакция-то? Ничего не понял. Ну потеряла и потеряла, невелика беда!

– Ишь ты, я еще и добавил. Пока, мол, он будет с тобой, вы ни за что с мужем не разбежитесь. А я лично прослежу, чтоб ты его не потеряла. Теперь понял?

– И когда это все происходило? – с подозрением спросил Турецкий.

– Да был как-то повод, чего-то вы с ней перегавкались, – неохотно ответил Грязнов. – Я так понимаю, что он теперь у нее как амулет. Тем важнее возврат его на законное место.

– Ой, ребята, делать вам не хрена… – вздохнул Турецкий. – Между прочим, мой назвал Митяя. В протоколе, чин-чинарем..

– Тогда закругляйся и вали сюда. Там ребята работают вовсю, а я покурить вышел. Помнишь? Сучка спрашивает кобелька: ты кто? А он я кто?! Да… просто это… покурить вышел… – И расхохотался, чрезвычайно довольный собой. Наверное, имел к тому основания.

3

Ирина была тихой и очень собранной, какой становилась в ту пору, когда еще концертировала. Собиралась, как она говорила. Выметая из головы все лишнее. Не имеющее отношения к высокой музыке.

Вот и сейчас, сидя рядом с мужем в машине, она сказала только одну фразу:

– Пожалуйста, если можно, не оставляйте меня с ним наедине и долго не держите в его доме. А то мне станет плохо, я знаю…

Турецкий поклялся, что им достаточно, чтобы она сказала: «Это он», – и потом, если обнаружили ту комнату, то тоже подтвердила. А потом может отправляться домой. На его машине. Сам он и со Славкой доедет. А об «наедине», как сказали бы в Одессе, не может быть никакой речи, даже и не надейтесь!..

Дом был как дом, в новом стиле – громоздкий, пафосный и неуютный внутри. Много подобных перевидал Александр Борисович, и они не вызывали у него горячего желания пожить, поблаженствовать там… чего еще? Да просто назвать своим жилищем, где есть любимые уголки вроде того, что у него на кухне, перед маленьким телевизором, стоящим на холодильнике – большом, а не маленьком, который в прихожей. Было время – ни одного не имели, а теперь и двух мало… А в таких вот домах, как знал Александр Борисович, целые комнаты в подвалах под хранение продуктов отводятся. Ну да, а вдруг завтра голод начнется?..