Текст книги "Госпожа Сумасбродка"

Глава двадцатая
РАЗВЯЗКА

Денис был в полном отчаянии. Ну когда обо всем уже догадываешься… да какой, к черту, догадываешься!.. Уже все знаешь почти наверняка… и вдруг – все насмарку! Как обухом по лбу!

Он сидел за столом, за которым любил работать Женя. Сидел на стуле с высокой спинкой и небрежно брошенным на нее пиджаком Жени. И дело для него было предельно ясным…

Судмедэксперт, прибывший вместе с дежурной оперативно-следственной бригадой с Петровки, 38, приводил в чувство Галину Ивановну. Она лежала в своей комнате пластом и не могла ответить ни на один вопрос следователя, который все заглядывал в комнату, ожидая, когда старая женщина придет в себя. Чего ему от нее надо?..

Галина Ивановна оказалась женщиной крепкой, несмотря на свои шестьдесят с хвостиком лет. Когда она вернулась из театра и вошла в квартиру, ей и в голову не могло прийти, что здесь уже случилась непоправимая беда…

Повсюду горел свет. Было тихо. Она сняла плащ, устроила его на плечики на вешалке и, полагая, что Женя еще работает, тихо прошла на кухню. Потом тишина стала ее пугать. И тогда она заглянула в кабинет.

Нет, недаром она была когда-то женой чекиста. И матерью чекиста. Она хоть и не сразу поняла, почему сын лежит на полу, посреди лужи, темным пятном разлившейся по светлому паркету. Но ей хватило одного внимательного взгляда, чтобы все понять. И не закричать истошным голосом. Не потерять сознания. Не выскочить в отчаянии на лестничную площадку.

Она, словно сомнамбула, обошла тело лежащего на полу сына с откинутой в сторону правой рукой, в которой был крепко зажат его пистолет. Здесь на столе, в коробочке, находились несколько визитных карточек. Среди них две – его новых друзей, которые недавно были у них в доме. Один – адвокат, это она помнила, он и билеты в театр ей обещал доставать и вот достал сегодня… Господи, о чем она думает?! Какой театр?! А вторая принадлежала рыжему молодому человеку по имени Денис, он – частный агент. Или директор агентства… Вот его карточка с телефоном… «Глория»…

– Агентство «Глория», – немедленно откликнулся мужской голос.

– Денис… – произнесла Галина Ивановна и посмотрела в карточку: – Андреич…

– Извините, он уже отбыл домой. Что передать? Кто вы? По какому делу? – Голос был вежливый.

– Скажите ему, – Галина Ивановна говорила теперь из последних уже сил, – скажите… Женя погиб. Он тут. Это его мама…

Силы оставили женщину, и она, уронив трубку, сама медленно опустилась на пол…

Демидыч, дежуривший в «Глории», немедленно разыскал Дениса Андреевича по мобильному, и тот, будучи еще в дороге, немедленно помчался в Бескудниково. Из машины позвонил дядьке и сообщил трагическую новость. Ну а Грязнов-старший тут же связался с дежурной частью и вызвал оперативно-следственную бригаду. Сказал, что случай особый он и сам подъедет, и, вероятно, Турецкий тоже.

Примчавшийся первым Денис, естественно, не мог попасть в квартиру. Так, на лестничной площадке, он и встретил людей с Петровки. Эксперт-криминалист вскрыл дверь в течение минуты.

Пока судмедэксперт, установив причину смерти Евгения Сергеевича Осетрова, занимался его матерью, которую Денис с оперативником из бригады перенесли в ее комнату – ну в самом деле, не лежать же ей рядом с трупом сына! – следователь с экспертом-криминалистом осматривали место происшествия, писали протокол.

Денис помнил, что Женя машинально сунул протянутый ему «перкордер» в брючный карман, и поэтому сразу полез туда и достал его. Аппарат был отключен. Денис посмотрел внимательнее, ну да, запись-то кончилась. Это ж он работал без перерыва и, видимо, отключился совсем недавно.

Он объяснил следователю, в чем дело, и стал перематывать микропленку. Тот терпеливо ожидал. И в это время прозвенел дверной звонок. Вячеслав Иванович Грязнов и Александр Борисович Турецкий появились вместе.

– Ну, показывайте, что у вас тут? – устало произнес Грязнов. – Доигрались, мать вашу растак…

– Эх вы, ребята!.. – только и сказал Турецкий.

– Я надеюсь, что все записано здесь, – печальный Денис показал миниатюрный магнитофон.

– Ну если ты такой умный, так включай. Послушаем. Дай одну улитку мне, а другую Сане… А ты – подожди, будет еще время.

Они слушали записанный текст, а дежурный следователь с нетерпением поглядывал на них. Наконец не выдержал:

– Там есть свидетельства, товарищ генерал?

– Вон ему они известны, – кивнул Грязнов на племянника и отдал Денису свою улитку. – Ну, слушай дальше сам. И комментируй по мере. Они там, по-моему, просто трахаются в машине… – Вячеслав Иванович воровато оглянулся, но, не увидев матери, успокоился.

Потом он время от времени вопросительно поглядывал на племянника, на Турецкого, а сам ходил по кабинету, рассматривал фотографии на стенах, висевшие по давней моде в коричневых деревянных рамках.

Наконец прозвучала последняя фраза Евгения: «Ты чего, глухая?», которую сильно забивал громкий телевизор, а затем раздался резкий и сухой треск сломанной доски. И после продолжительной паузы – щелчок захлопнувшейся входной двери.

– Вот и окончилась история, – вздохнув, заметил Турецкий и вынул улитку из уха. – Не знала она, что эта штука у него работает. А он, я думаю, просто забыл о магнитофоне… Вот, значит, какие у него были личные дела… Слава, поговорить бы надо.

– Давайте приобщайте к делу, Игорь Иванович, – сказал Грязнов-старший следователю, – а мы отойдем на пяток минут. Между прочим, за этим делом стоят очень нехорошие и очень важные фигуранты. И я думаю, что у вас оно не задержится. Александр Борисович, скорее всего, заберет его в свое производство. Так что вы сейчас постараетесь формальную сторону сделать почетче, поподробнее.

– А время смерти можно определить по фильму, что шел по телевидению. С точностью до минуты. По репликам. У них же обычно все четко расписано, – добавил Денис, выходя за ними на кухню. – Слушай, дядь Слав, я вот думаю, может, Юрке позвонить? Опять ведь начнется катавасия с этими органами. А кто же Галине Ивановне поможет?

– Он у тебя что, вроде затычки? На все случаи жизни?

– Нет, но его нанимала, по сути, вот эта самая Алена. Защищать честь и достоинство Рогожина, хотя чего там было защищать-то?.. Но все равно. А тут уже откровенное убийство, даже и сомневаться не в чем. Все записано – от и до. По идее, надо ехать и брать тепленькой, а, дядь Слав?

– Прямо вот так? Сейчас, среди ночи? И кто будет брать? Ты? Я? Тот следователь? Думай головой, – вздохнул Турецкий.

– Она там, на записи, – Денис качнул головой в сторону кабинет, – говорила, что завтра, в смысле уже сегодня, собирается лететь в Париж. В командировку. Ну а эта встреча у нее с ним была вроде прощания перед разлукой. Я так понял, во всяком случае. Вот я и подумал, что, если ее рейс где-нибудь с утра, можем опоздать.

– Да? Если ты считаешь, что уже слишком поздно, – заметил Грязнов-старший, – дай лучше совет следователю отпустить понятых. А то они битый час без дела маются. Дело свое сделали и пусть идут спать.

Но понятые – соседи Галины Ивановны, муж и жена средних лет – предложили забрать к себе на ночь Галину Ивановну. Все-таки оставлять ее до утра одну нехорошо. А они бы присмотрели.

– Пусть Галина Ивановна сама и решает, – сказал Грязнов-старший. – Как она, может уже что-нибудь решать?

Судебный медик сказал, что лучше бы, конечно, присмотреть. Хотя состояние, в общем, представляется ему стабильным.

Денис все-таки позвонил Гордееву, поднял того с постели. Но когда Юрий услышал о происшествии, вмиг проснулся и заявил, что сейчас же примчится.

И пока ехала труповозка, пока решали, как быть с Галиной Ивановной, с трудом приходящей в себя, подъехал Юрий Петрович.

Объяснять ему ничего не надо было. Ситуация вполне сходная с той, что сложилась вокруг Рогожина. Только здесь было абсолютно ясно, чьих это рук дело.

– А пистолет его собственный? – только и спросил Юра.

– Да, табельный, – подтвердил следователь. Он показал на стол, где в прозрачном целлофановом пакете лежал «макаров».

Гордеев взял пакет в руки, приоткрыл его, зачем-то принюхался и вдруг заявил:

– Это ее духи.

– Что? – удивился следователь. – Какие еще духи?

Все остальные непонимающе уставились на Гордеева.

– Ее духи, говорю, – уже раздраженно продолжил Юрий. – Я ж помню их. Еще с первого знакомства. А что, отпечатков пальцев, конечно, нет?

– Только покойного, – сообщил эксперт-криминалист.

– Наверняка она этот пистолет своим платком носовым обернула. Отсюда и такой сильный запах. Даже смазку и пороховой нагар перебивает. Так что зря она инспирировала самоубийство. Не тянет.

Турецкий невольно улыбнулся:

– Зато ты, Юра, совсем, вижу, не зря в Генпрокуратуре работал. Нюх не потерял. Никакая собака не нужна.

Непонятно было следователю, о чем они говорили, но он решил не влезать, тем более что генерал довольно внятно сообщил ему, что дело все равно заберут. А протоколы – вот они, пожалуйста. И потом, с этими фээсбэшниками лучше вообще не связываться. Все им не так. Туда не лезь, сюда не суйся, пусть сами, если хотят, и выясняют причины собственных разборок. Нет, нехорошее дело выпало на сегодняшнюю ночь…

Пришедшая в себя уже под утро Галина Ивановна вспомнила свой ночной кошмар и едва не отключилась снова. Подремывавший в кресле Гордеев – он уговорил остальных, что ему нетрудно здесь остаться, да вот и соседи, если чего, не откажут в помощи, а укол он и сам сумеет сделать или лекарство подать, – короче, все разъехались, а Юрий почувствовал шевеление и открыл глаза.

Галина Ивановна сидела на кровати, озираясь испуганно.

Он поднялся и подошел к ней. Женщина узнала его и вдруг горько заплакала.

«Пусть плачет, – думал он, не пытаясь ее утешать или останавливать. – Со слезами и горе постепенно растворится…»

– Как же я могла?.. – неожиданно произнесла она.

– Вы о чем, Галина Ивановна? – участливо спросил Юрий.

– Да все театр этот проклятый… Сто лет не ходила и еще б столько ж не видела…

Мать казнила себя за то, что бросила сына и ушла одна в театр. А он в это время умер. Все было бы так, если бы не одно обстоятельство. Сынку-то было близко к сорока и под мышкой он носил служебное оружие. Так что никакой ее вины тут и близко не было.

Все это Юрии и стал неторопливо втолковывать Галине Ивановне.

– Значит, его убили? – еще больше ужаснулась женщина. – За что?

– Работа такая… Бандитам дорожку перешел. Я вот смотрю на фотографию, Галина Ивановна, – сменил тему Гордеев, – а ведь Женя на отца не очень похож. Значит, на вас в молодости?

– Да, Сережа не его отец. Он усыновил Женьку еще маленьким. А Женя знал об этом и никогда не спрашивал у меня, кто его настоящий папаша. Он был очень… щепетильным в семейных вопросах и искренне любил отца… Сережа…

Галина Ивановна снова заплакала, но уже тихо, как бы про себя. Однако слезы лились рекой по ее вдруг сильно постаревшему лицу.

– А кто был его отцом? – сам не зная, зачем это ему нужно, продолжал расспрашивать Гордеев. Может, для того, чтобы отвлечь старую женщину воспоминаниями от страшной правды.

– Он по стопам отца пошел, – наконец словно выдавила из себя Галина Ивановна. – Его папаша большой был мерзавец, прости меня, Господи, в КГБ работал. Здоровый был мужик, красивый, не откажешь. Но – сволочь. Людей ни во что не ставил. Вот и ушла я от него с Женькой маленьким. Не хотела, чтоб и он ненароком в отца пошел. Да он, видела, и стал другим человеком, хоть и на такой же работе. – Она задумалась, глядя на большую фотографию Сергея Сергеевича Осетрова – десятилетней давности, незадолго до смерти. И выглядел Женин отчим благородно, с седыми усами и бородкой настоящего ученого. С умными глазами за стеклами старомодных очков.

– А он жив, настоящий-то отец? – спросил Юра.

– Не знаю, – неохотно отозвалась Галина Ивановна. – Я никогда не интересовалась. Алиментов от него не требовала, Женьку к нему не привозила. Да тот, Федор-то, и сам никакого интереса к сыну не проявлял. В начале я настаивала, чтоб горшок об горшок и – навсегда, а после и ему, видать, понравилось. Даже и не искал…

– В КГБ, говорите, работал?

– Ага, Юрочка, – вздохнула Галина Ивановна. – Было там такое поганое 5-е управление. Вот в нем и работал…

– Федор? – переспросил Гордеев. – А отчество?

– Данилыч… Да какая разница, если Женька о нем так ни разу и не слыхал. Я сказала однажды, а он меня и послушался. Не спрашивал…

И тут Гордеева словно что-то стукнуло по темечку. Да больно!

– Фамилия-то, часом, не Попков? – спросил небрежно.

– Откуда знаешь? – насторожилась было Галина Ивановна, но лишь махнула рукой. – Верно, кому это все теперь надо?.. А как угадал все-таки? Или Женька узнал да рассказал?

– Нет, он не знал. Я сам догадался. В том 5-м управлении не так уж и много Федоров было, – соврал Гордеев. – А чтоб еще и Данилович, так вообще один. Я ж тоже в органах работал… В Генеральной прокуратуре. Помню кое-что… Попков, значит… Ай-я-яй! Ладно, оставим это. Как вы себя чувствуете сейчас?

– Да как? – Она развела руками: – Как старая, никому не нужная и одинокая бабка…

– Ну это вы слишком, Галина Ивановна, – бодро возразил Гордеев и подумал, что ничего не слишком. Но вот помогать этой женщине ему теперь определенно придется. И не формально, а по-сыновьему. Иначе ведь она никакой помощи и не примет. Как не приняла когда-то ее и от всесильного по тем временам Федора Даниловича Попкова. Ну, генерал, ну, мерзавец!

Худо так говорить, конечно, размышлял, уходя, Юрий Петрович, но есть Бог, и он все видит. И уж если наказывает, то… беспощадно, да.

Ввиду чрезвычайных обстоятельств и по указанию Турецкого Денис поднял на ноги свою команду. И уже с раннего утра возле домов Попкова и Алены дежурили машины с Головановым и Агеевым. На случай каких-либо перемещений указанных лиц.

В начале восьмого утра Филипп Агеев, дежуривший на Филях, сообщил, что мадам с приличных размеров чемоданом на колесиках только что покинула подъезд и, уложив вещи в багажник «тойоты», изволила отбыть в сторону центра. Филя последовал за ней.

В восемь утра уже докладывал Голованов. Воеводина прибыла на Профсоюзную и поднялась в квартиру Попкова. Чемодан остался в багажнике ее машины.

Сообщил Сева и о том, что «прослушка» в квартире отчего-то не работает. Либо хозяин обнаружил присоску на окне, либо, почуяв неладное, прекратил в квартире всякие разговоры. Но второе – вряд ли. Ведь тогда оставались бы обычные бытовые шумы, а их не было тоже.

…Их и не могло быть.

Не зря же считал себя опытным волчарой Федор Данилович. Обилие неожиданно навалившихся в последние дни событий не самого лучшего свойства, как то – слежка за Аленой, драки у ее дома, жутчайший конфуз с оперативным сотрудником Владимиром Короедовым, которого Попков был просто вынужден уволить, дабы избежать оскорбительных насмешек своих же коллег, арест Арифа со всей его командой, наконец, поразительная по своей наглости, прямо-таки убийственная деза, организованная, как можно было догадываться, в аналитическом управлении ФСБ, – то есть, другими словами, все, вместе взятое, указывало на то, что, похоже, и сам он, начальник Управления безопасности, тоже находится под чьим-то колпаком. Что его, попросту говоря, пасут. Почему и как – это другой вопрос.

И первый же тщательный шмон, который Федор Данилович устроил у себя на службе и дома, показал, что он оказался прав.

Служебный телефон, который он и не собирался проверять, поскольку и собственных проверяльщиков вполне хватало, тем не менее прослушивался. Когда впендюрили «жучка», никто сказать не мог. Но он же был!

И аккуратную присосочку обнаружил Попков у себя на домашнем окне! Знать бы, когда она тут прилипла? Ведь столько было говорено и по телефону, и дома, в собственной квартире…

Тут пришла на помощь старушка-консьержка. На осторожные расспросы Попкова припомнила, что днями на крыше спутниковую, что ли, тарелку мастера устанавливали. А она сама им чердачный люк открывала. Но вот откуда были мастера, она не запомнила – длинное какое-то название. И Федор Данилович понял, что ничего этим «знанием» не добьется – этих частных компаний расплодилось, как мышей, и любая может быть использована для установки подслушивающей техники.

Попков принялся лихорадочно вспоминать, анализировать, что могло бы стать компроматом против него. Черт возьми! И ведь проверялся же! Но ничего не обнаружили собственные мастера, мать их… У Аленки, у этой да, весь комплект нашли. Так это тоже когда было! Уж если сели на хвост крепко, то теперь не отстанут. Он по себе это знал. Потому что только так и можно добиться какого-то успеха, разжиться нужной информацией… И отметил себе, что надо будет послать ребят снова пошмонать на Филях.

Вот за этими совершенно нерадостными размышлениями и застало его стремительное появление Алены.

Попков сидел в пижаме в своем кабинете, когда зевающая со сна Регина открыла дверь и удивилась столь раннему появлению дочери. Особенно после вчерашнего очень неприятного скандала. Обычно после подобных стычек, которые, правда, и случались нечасто, дочь исчезала в буквальном смысле на неделю, другую. И Федор первый, как старший, а значит, и более умный, звонил и находил слова для извинений. Но вот она сама – собственной персоной.

Федор Данилович услышал ее голос в прихожей и крикнул:

– Заходи! – и, когда Алена появилась в дверях кабинета, вопросительно посмотрел на нее.

Она лишь кивнула. Подошла, поставила свою сумочку на стол, достала из нее завернутый в целлофан «вальтер» и по столу толкнула в сторону Попкова.

– На, не понадобился.

– Понятно. – Он многозначительно посмотрел на дочурку: – А как удалось?

Алена с откровенным сарказмом посмотрела на него.

– Я думала, ты спросишь, как я себя после этого чувствую…

– Зачем же спрашивать? Я и так вижу. С тобой все в порядке, и я искренне рад этому обстоятельству. Следов, надеюсь, не оставила?

– Старалась…

– Ну дай-то Бог… А чего так рано?

– Помощь нужна.

– Это – всегда, – с подчеркнутой серьезностью сказал Попков.

– У меня самолет сегодня во второй половине дня. А до этого необходимо где-то перекантоваться. Дома у себя не хочу. Что-то мне там тревожно. Здесь – тем более. Есть у тебя укромное местечко? Ну, какая-нибудь твоя конспиративная квартира, куда ты молоденьких шлюшек водишь? Мне на несколько часов.

«Шлюшек» Федор Данилович, естественно, игнорировал, сделал вид, что не расслышал. А вот насчет квартиры… Да, такая имеется. Для конфиденциальных встреч. Что ж, можно сделать…

– Позавтракаешь с нами?

– Кусок в горло не лезет, – сердито ответила она.

– Ну хоть рюмку-то?

– Я за рулем.

– Дам я тебе водителя, в чем дело. Спала-то как?

– Хочешь узнать, с кем? – ядовито спросила она. – На таблетках. В первый раз такое… А вообще, весь вчерашний вечер я провела у девок.

– Это хорошо. Это правильно. Они не подведут?

– А то ты не знаешь…

– Ну хватит, дочка, пикироваться, – поморщился Попков. – Пойдем, я налью тебе рюмочку хорошего коньячку. Поможет. По себе знаю.

Регина была ну просто бесконечно счастлива, когда вся семья уселась за стол. И завтрак прошел по-хорошему – мирно, по-домашнему.

А потом Федор Данилович взял телефонную трубку и вызвал своего личного водителя. И когда тот приехал и поднялся в квартиру, Попков забрал у Алены ключи от ее «тойоты», передал своему водителю и сказал:

– Переложи в свой багажник ее чемодан. Отвезешь в Химки, понял?

– Так точно, Федор Данилович, – почти по-военному ответил шофер.

– А потом заберешь в двенадцать и доставишь в Ше-два. Помоги там, но сам не отсвечивай и возвращайся. Ты мне вечерком понадобишься.

– Слушаюсь, Федор Данилович. – И водитель вышел.

– Я смотрю, они у тебя вышколенные! – заметила Алена.

– А то! – и помрачнел, вспомнив беспорточного Короедова, которого доставил в управление частник и заломил при этом сумасшедшую цену: мол, перевозить засранцев – дорогое удовольствие…

Грязнов, выслушав сообщение племянника, тут же связался с Константином Дмитриевичем Меркуловым. А тот сразу позвал Турецкого.

– Ты в курсе? – спросил, когда тот вошел в его кабинет.

– Естественно, – Турецкий пожал плечами. – Я домой только под утро приехал.

– Видишь, какие дела!

Турецкий опять пожал плечами.

– Значит, слушай. Иди, быстренько пиши постановления. Попкова и девку эту, его дочку – задерживаем. Обыски на квартирах и прочее. Давай, я подпишу. Между прочим, Вячеслав уже ждет тебя…

Филипп Агеев сообщил, что Елена Георгиевна Воеводина вышла из дома Попкова, села в автомобиль «Вольво-960», куда водитель незадолго до этого перенес ее чемодан из «тойоты», и уехала в направлении Центра. Снова в Центр.

Ну что ж, решил Турецкий, если дамочка подалась в аэропорт, то придется там ее и останавливать.

Вячеслав Иванович выделил Александру двоих оперативников, а кроме того, с ним же отправился и Денис, который достаточно хорошо знал Воеводину. Чтоб случайной накладки не произошло.

Сам же Вячеслав Иванович с другой группой, в которую вошли и оперативники, и эксперт-криминалист, поехал на Профсоюзную для проведения обыска в квартире господина Попкова и задержания его.

Соответствующие постановления были уже вынесены старшим следователем Управления по расследованию особо важных дел Генпрокуратуры Российской Федерации, государственным советником юстиции третьего класса Александром Борисовичем Турецким и санкционированы заместителем генерального прокурора по следствию, государственным советником юстиции первого класса Константином Дмитриевичем Меркуловым. Словом, все честь по чести.

– Она определенно катит в аэропорт, – сказал Денис, когда их микроавтобус «мерседес» с мигалкой, ориентируясь на сведения, поступающие от Агеева, вышел на Ленинградское шоссе. Сам Филя старался не сильно отставать от черного «вольво», хотя и не лез на рожон.

Но сразу за Кольцевой автодорогой передняя машина вдруг резко свернула направо и понеслась в Химки. Чего им там понадобилось? И он передал по мобильному телефону новые сведения.

Ехать в новом направлении пришлось не очень долго, хотя и почти до окраины города – на улицу 5-го декабря, где машина остановилась возле стандартной пятиэтажки.

Филя видел, как водитель запер машину и проводил Алену, неся за ней громоздкий, но, видно, нетяжелый чемодан, в подъезд. Будучи человеком грамотным в подобных вещах, Агеев сразу предположил, что здесь может находиться одна из генеральских конспиративных квартир. Ну в самом деле, не трахать же сюда привез генеральскую дочку его личный шофер! Если он тут проживает. А шофер, кстати, минут пяток спустя вышел из подъезда и начал разворачивать громоздкую свою машину на узкой проезжей дороге.

Филя мгновенно нашел выход. Пока тот был занят своими проблемами, Филя бросил свою «девятку» прямо посреди проезжей части, даже оставив в замке ключи, и отошел подальше, к повороту на улицу, чтобы встретить догоняющую его группу. Умный водила, увидев ключи в замке, наверняка захочет сам отогнать в сторону мешающую ему машину. А это все – потеря времени…

Так и получилось. Водитель «вольво» посигналил и вышел из-за руля, чтобы высказать местному водиле все, что он о нем думает. Но «девятка» была пуста, хотя ключи торчали. И он сел за руль, собираясь отъехать в сторону и освободить для себя проезжую часть.

Тут же, за рулем, и застал его Филя. И сразу полез на конфликт.

– Ты чего, мужик! – начал разоряться он. – Те кто позволил?

– А ты сам чего машину бросаешь?! – обозлился водитель «вольво».

– А твое какое сраное дело?! – уже завопил Филя, краем глаза поглядывая, не едут ли оперы.

Нет, драться он не собирался. Потому что если бы пришлось, то тогда личного шофера Попкова пришлось бы слишком долго откачивать. Но и несправедливости Филя тоже не желал терпеть неизвестно от кого.

– Давай тогда сам отваливай! – «наглец» вылез из «девятки» и швырнул Филе его же ключи. – Не загораживай проезд, а то…

Говорить так Филе можно было, но… только говорить.

Решив пока дальше не обострять, Филя молча сел за руль и стал заводить двигатель. А он никак не хотел заводиться. Надо ведь уметь и такое.

– Свечи зальешь, мудила! – закричал попковский шофер.

– Не учи! – огрызнулся Филя и в зеркале заднего обзора увидел шедших к нему Александра Борисовича и Дениса Андреевича.

Ну вот и все. Больше можно не притворяться.

Шофер Попкова и представить себе не мог, что двое интеллигентных с виду высоких мужиков, о чем-то весело беседующих между собой, проходя мимо него, вдруг ловко ухватят его за руки, вздернут и больно уложат носом прямо на черный капот «вольво». Он и вскрикнуть толком не успел.

– Спокойно, не дергайся, – негромко сказал Турецкий. – Сейчас мы войдем в подъезд и поднимемся в квартиру, где находится Елена Георгиевна Воеводина, приемная дочь Попкова, понял? И не рыпайся. На, смотри. – Турецкий протянул шоферу свое удостоверение, где на фотографии он был изображен в генеральском мундире. – Сообразил? – уточнил Турецкий и обернулся к подходившим оперативникам. – Тогда пойдем. Не торопясь…

Алена видела в кухонное окно, как был ловко и быстро схвачен папулин водила. Ухнуло сердце. Первое, что пришло ей на ум, точнее, даже и сообразить-то не успела, а сделала это чисто машинально, – кинулась к двери. И уже распахнула ее, чтобы бежать. Но куда?! Вверх? Так пятый же этаж… А внизу уже раздавались тяжелые, шаркающие шаги нескольких человек.

Тогда она кинулась обратно в квартиру и захлопнула дверь. Ага, есть задвижка! Обыкновенная щеколда… крепкая, железная. И она тут же лязгнула, заперла, дверь.

Но уже через какую-то минуту Алена услышала, как повернулся ключ в замке, как задергалась дверь от усилий тех, кто стоял за нею на лестничной площадке.

– Откройте, Елена Георгиевна, – услышала она голос водителя. – Это я, Григорий.

– Не открою, – почему-то упрямо сказала Алена, хотя поняла, что это в высшей степени глупо.

– Елена Георгиевна, – услышала она другой голос, пожестче, – советую вам все же открыть. Здесь старший следователь Генеральной прокуратуры. Причина моего появления вам должна быть хорошо известна, поэтому открывайте. Не то я вызову милицию, соседей, мы взломаем дверь, а вам будут только дополнительные неприятности. Это вам надо? Своих мало? Ну?

– Открываю, – безнадежным голосом произнесла Алена и отодвинула железную щеколду.

– Меня зовут Александр Борисович Турецкий, – сказал он, входя первым и предъявляя ей свое служебное удостоверение. – Квартира эта, как я понимаю, не ваша. Поэтому мы сейчас забираем ваш чемодан, вас и отправляемся на вашу квартиру, на Фили. Там в соответствии с постановлением, подписанным заместителем генерального прокурора, у вас будет произведен обыск. А вы сами задержаны по подозрению в убийстве человека. Видите, я с вами предельно откровенен.

– Это чушь! – спокойно, но с легким вызовом ответила она.

– До поры до времени каждый так думает. Но… где ваш чемодан?

– Предъявите мне постановление о задержании!

– Я думал, вы на слово поверите… Пожалуйста. – Турецкий достал из кармана, развернул и протянул ей собственное постановление. – Вот, можете читать… избрать мерой пресечения… подпись: зам генерального Меркулов. Достаточно?

– Нет, далеко недостаточно! Я сегодня улетаю в командировку за границу и думаю, что моему шефу, господину Деревицкому, не понравятся ваши действия! Очень не понравятся!

– Действительно так думаете? – с удивленной улыбкой спросил Турецкий. – А если мы ему дадим справочку о вас? Кто, что там и прочее, тогда как?.. Вот видите, теперь и вы задумались. Это хорошо, думать всегда полезно. Но предпочтительнее раньше, чем наделаешь бед. Попрошу на выход! – И обернулся к водителю «вольво», стоящему с отрешенным лицом в стороне: – А вы, Григорий, свободны. Вы нам не нужны. Если сразу скажете, какое задание час примерно назад получили от своего начальника Федора Даниловича Попкова. У него же дома.

Григорий посмотрел на окружавших его оперов, подумал и сказал:

– А ничего, чтоб противозаконного. Привезти сюда, а потом к двенадцати доставить в Ше-два. И проследить, чтоб тип-топ. Все.

– Благодарю вас, больше не задерживаю. Эй, Григорий, куда же вы? – крикнул вдогонку убегающему шоферу Турецкий. – А квартиру кто закроет? Или она уже больше вашему шефу не понадобится? – И он подмигнул Денису, но так, чтоб видели все. – А что, в этом есть своя логика…

Сидя в микроавтобусе между двумя оперативниками, Алена вдруг обратилась к Турецкому:

– Александр Борисович, я верно запомнила ваше имя-отчество?

– Верней не бывает. Слушаю?

– Скажите, с чего вы взяли, что я – я! – могу стать убийцей?

Турецкий, сидевший впереди, рядом с водителем, не поворачивая головы, пожал плечами.

– Ну вот, видите, вы и сами не знаете! Так как же?.. У меня, кстати, как вы любите выражаться, есть железное алиби.

– Не-а, – по-прежнему не поворачивая головы, ответил Турецкий.

– Что значит «не-а»?! – уже зло воскликнула Алена.

– То и значит… – Александр Борисович наконец соизволил обернуться и спокойно посмотрел Алене прямо в глаза. – Нету у вас никакого алиби. Это если вы имеете в виду договоренность с Татьяной Зайцевой. С ней нынче уже успел встретиться мой бывший коллега, Юрий Петрович Гордеев, который прошедшую ночь не отходил ни на шаг от умирающей матери Евгения Осетрова. – Турецкий нарочно сгущал краски. – Так вот, он рассказал Татьяне, где вы вчера вечером были. И Татьяна, не знавшая, естественно, о ваших «похождениях», как мы говорим, – подчеркнул он, – немедленно «раскололась». Не стала защищать убийцу человека, который ей, оказывается, очень нравился.

– В конце концов, мало ли где я была! Но при чем здесь убийство? Это настоящий шантаж! Вы разучились ловить настоящих преступников и сваливаете их вину на женщин! Очень красиво! Очень!..

– Не юродствуйте, Елена Георгиевна, – нахмурился Турецкий. – Дело представляется более серьезным, чем вы думаете…

Его перебил звонок мобильника.

– Одну минуту, – сказал Турецкий. – Я еще не закончил… Слушаю, Слава. Что?! Ну, блин! Ну, сволочь!.. И что?.. Понятно. Ладно, мы сейчас едем на Фили, а вы там у себя заканчивайте. И подгребайте к нам… Да-а… – протянул он, складывая мобильник и пряча его в карман. – Так на чем я?.. Ах, ну да… – Видно было, что он уже потерял интерес к разговору с Аленой. – Грязнов звонил, – сказал он всем. – Обыск закончили. Нашли незарегистрированное оружие, валюту, но все это пустяки. Для бывшего генерал-полковника КГБ такие игрушки большой опасности не представляют. Но когда Вячеслав внятно объяснил ему, что Евгений Сергеевич Осетров, убитый сегодня ночью, является его родным сыном, от первого брака, разумеется, любящее отцовское сердце не выдержало. Инфаркт у вашего папули, как вы его называете в интимные минуты, Елена Георгиевна. Да-да, не делайте испуганные глаза, по прямому указанию господина Попкова, что было зафиксировано соответствующими службами, вы, Елена Георгиевна, застрелили своего сводного, если так можно выразиться, брата. Из его же пистолета. Который до сих пор пахнет вашими духами. Это вы напрасно сделали. Перед такого рода операциями надо тщательно мыть руки. И ни в коем случае не брать рукоятку оружия с помощью собственного носового платка. А еще я сильно подозреваю, что на вашем черном брючном костюме, который вам, говорят, так к лицу, остались пятна от кофе, которые попали на него в тот момент, когда Женя падал и опрокинул столик с кофейными чашками…