Текст книги "Страшный зверь"

Глава одиннадцатая
Новые соображения

Тарас Казаченков неспроста носил свою фамилию, предки его были донскими казаками. Собираясь поутру к нему в офис НЦБ Интерпола, который находился в районе Якиманки, в Казанском переулке, Александр Борисович недолго раздумывал, с чем ехать. Дело в том, что генеральские погоны Тарас получил сравнительно недавно. Александр, естественно, поздравил его, но по телефону, а вот встретиться не удалось тогда. И теперь у него был подходящий повод не только повидать, но заодно и поздравить доброго товарища с присуждением ему очередного высокого милицейского звания. Собственно, идея родилась сразу, и Турецкий не видел серьезных препятствий для ее осуществления, кроме одного.

Эту, превосходно выполненную из искусственного хрусталя саблю в ножнах, наполненную хорошим коньяком, ему подарили коллеги из «Глории» в день рождения в прошлом году, после того, как он вернулся из Новороссийска, хорошенько «начудив» в прикубанских станицах. Ирине подарок очень нравился, и она устроила его в застекленном буфете, не разрешая мужу ни глотка содержимого, потому что он несколько раз покушался «обнажить» эту саблю. И хорошо сделала. Славное казацкое оружие оставалось нетронутым. Ну, пыли немного, так это легко смыть. Другое заботило: Ирка же ни за что не поверит, что Турецкий мог(!) передарить столь роскошный и дорогой подарок! Значит, выпил с очередными дружками. И обиды не миновать. Александр Борисович вспоминал, где-то в продаже видел такую же «сабелюку», но искать сейчас тот фирменный винный магазин не было времени. И он решил эту подарить генералу, а себе, когда увидит, купить другую, Ирка вряд ли заметит подмену!

Сказано – сделано. С аккуратно протертой и завернутой в бумагу саблей Турецкий вошел в офис и, провожаемый «уютной», миловидной секретаршей, проследовал в кабинет генерала, уже ожидавшего его. А великолепная Юлечка, так звал хозяин девушку, по его кивку немедленно принесла поднос с готовым кофе и всякими разностями на тарелочках, будто догадывалась о том, с чем явился посетитель. Александр Борисович почему-то ревниво подумал, что начальники умеют выбирать себе таких вот помощниц, и почувствовал укол совести, вспомнив, с каким нежным теплом в глазах встретила его недавно в «Глории» Алевтина. Да чего там рассуждать, зависть такого рода всегда присутствует во взгляде мужчины, видящего «не свое»…

Неожиданному подарку Тарас, естественно, обрадовался. Но Турецкий не собирался «разорять» подарок, что также, а, может, и еще больше, понравилось гостеприимному генералу. Александр шутливо-торжественно вручил славному потомку донских казаков «наградное» оружие, обнял Тараса и сел, взявшись за чашечку. Генерал долго рассматривал саблю, восхищался, а потом осторожно поставил ее на специальные подставки в шкаф, закрыл стеклянную дверцу на ключ и спрятал его в карман, хитро ухмыльнувшись при этом. Настроение у него было отменным, а, значит, и дело Турецкого вполне могло «выгореть». Взятка – не взятка, а вовремя оказанное уважение всегда помогает решению важных вопросов.

Попивая кофе, Александр Борисович подробно рассказал о своей поездке в Краснополь, о делах, похоронах, встречах и угрозах. Достал из кармана диктофон с наушниками и дал послушать Тарасу свой диалог с Краевым, а затем и признания адвоката Воропаева. Потом изложил суть тех сведений, которые добыли по своим каналам Филипп с Николаем, – материалы были ими переданы в «Глорию». За ними собственно и заезжал Турецкий, и едва сумел «устраниться» от требовательного взгляда Алевтины, таинственным образом уже осведомленной об отъезде Ирины Генриховны. От кого поступили сведения, Турецкий даже не догадывался, неужели от Кости? Стареет, что ли? Болтливым становится. Кто еще мог знать?.. Но вот куда отъехала жена Сашеньки, Алька не знала, да и знать не желала, но определенно рассчитывала на какую-то взаимность. О чем усиленно намекала и взглядом, и «волнительными» движениями рук, и всем своим неожиданно, видно, разгоряченным телом, – еще бы, столько не виделись!

«Турецкий, ты – ненормальный! – сказал себе Александр Борисович и тут же поправился: – Или это – они?» В любом случае, эту ситуацию следовало сперва хорошенько обдумать…

Тарас Григорьевич внимательно просмотрел материалы и выслушал аудиозапись, сказав, что сегодня же постарается выяснить по данному вопросу все, что только возможно. Ну, как отказать другу! Да еще после такого щедрого подарка!

Вот собственно и весь результат визита. А окончательное решение будет им принято, очевидно, сегодня во второй половине дня. Либо завтра утром, в это же время. Турецкий даже подивился такой оперативности. Особо генерал пообещал «провентилировать» вопрос с Таиландом. Ну, и прочими возможными контактами фигуранта. При этом напомнил Александру, что за границу по своим «неотложным делам» Краев вполне мог выезжать и по документам на чужое имя. И, значит, не исключено, что потребуется соответствующая идентификация, понадобятся фотографии. Вот о них и надо срочно подумать, на всякий случай…

Турецкий отправился в «Глорию», чтобы срочно связаться с «ребятками» в Краснополе и попросить их так же срочно выйти на Диму Ушакова, который, несомненно, имеет в своем архиве фотографии Краева. А если не имеет, то надо их немедленно добыть, и чем больше, тем лучше, чтобы тут же передать в «Глорию». Они должны уже к вечеру поступить в агентство.

Александр Борисович, словно почувствовав на своей спине ощутимый обжигающий укол, резко обернулся и увидел взгляд Алевтины, устремленный на него с недвусмысленной целью. Так смотрит голодная кошка на жирного воробья, беззаботно клюющего «халявные» семечки. И он с легким огорчением понял, что пощады ждать не придется. Какое счастье, что все родные и близкие разбежались по «заграницам»!

Последний вывод последовал после того, как Алька с придыханием сообщила ему на ухо о том, что в своей квартире она совершенно одна, родители уехали встречать Новый год к старым друзьям аж в Воронеж, и их возвращение в ближайшие дни не ожидается. Они «отдыхают» от нее, а она – от них. Такая договоренность, что она встречает праздник с подругами, но готова немедленно и решительно изменить все свои планы, если только Сашенька… О, Господи! Якобы все только от него одного и зависит!

Он твердо пообещал ей подумать. О том, как разгрести самые срочные дела. Ну, а потом… Александр Борисович таким красноречивым взглядом уставился на девушку, что та зарделась. Но это совсем не означало, что он уже изъявил свое твердое согласие, вовсе нет… С озабоченным выражением на лице он делал вид, что усиленно размышляет над глобальными – ничуть не меньше – проблемами, в то время, как его шустрая мысль, словно мышь, металась в клетке неизбежности. И среди разных вопросов, возникавших перед его глазами, все более отчетливым становился самый простой: а хорошо ли это? Но тут же масса примеров из реальной жизни подсказала ему, что единственный выход для одинокого мужчины, которого все «бросили», это найти себе утешение в объятьях милой и нежной женщины, которая заранее, как замечено в хулиганских стихах покойного уже поэта из молодости Александра Борисовича, «была на все согласна, и даже на худой конец…».

Оставалось согласиться самому. Что Турецкий и сделал после «мучительных раздумий», но взамен потребовал обеспечить ему «бесперебойную связь» с сотрудниками «Глории», находящимися в командировке. Он имел в виду Филю и Колю. Затем должно было последовать новое посещение НЦБ Интерпола, необходимые беседы, и только потом можно рассчитывать на то, что… А, в общем:

– Пожрать-то у тебя хоть чего найдется? – С прежним сомнением спросил он, и на возмущенную гримасу Альки добавил в том же тоне: – Ну, а тяпнуть там чего-нибудь?

Женщина – не мужчина, она твердо знает, что духовно-физическое состояние желанного друга твоего «сердца и тела» необходимо поддерживать реальными, а не мифическими витаминами. У Альки же, словно специально, все заранее имелось в холодильнике, и в большом достатке. Ну, конечно, генеральская же семья! Ох, Турецкий, не доведет тебя до добра твое мягкосердечие и неумелые возражения против настойчивых женских капризов…

Если бы Александр Борисович знал, насколько был не прав в своих сомнениях, ему бы и в голову не пришло «сверлить» многозначительным испытующим взглядом восхищенное лицо Алевтины Григорьевны Дудкиной, жаждущей не абстрактно-заоблачной, а вполне логичной и конкретной любви. Он должен был, не раздумывая и в полном соответствии со словами великого русского поэта, «задрав штаны, бежать за комсомолом».

Но, увы, как однажды высказал вслух и свое прозрение другой великий поэт, «нам не дано предугадать…».

Когда его решение почти созрело, зазвонил служебный телефон. Турецкий взглянул на определитель номеров и вздернул брови, узнав телефон Марии Васильевны, соседки по дому, которая с любыми сложными житейскими вопросами постоянно обращалась к нему. Считала, что он все знает, все может и обязательно окажет помощь. Обычно, уезжая надолго, Турецкие просили ее приглядывать за квартирой, нередко даже ключи от входной двери оставляли. Интересно, что ей теперь понадобилось?

– Слушаю, теть Маша, – сказал Турецкий и сделал Але, вмиг навострившей ушки, знак молчать.

– Ой, Сашенька! – запричитала соседка. – Здесь такое! Такое! Умоляю, приезжай скорей!

– Да что случилось? – нетерпеливо перебил он, зная, что причитания – это одна из любимых форм проявления Марией Васильевной своего доброго к нему отношения.

– Не у меня, – у вас! Ой, тут такое!.. Дверь без ключей открыта! Мамай прошел! Я жду, скорей! – и она отключилась.

Перезванивать, чтобы выяснять, что случилось, было бессмысленно: тетка зациклилась на слове «такое». Надо ехать. И на подозрительный и вопросительный одновременно взгляд Али ответил:

– Очевидно, что-то серьезное дома произошло… – Он задумался, огорченно уставившись на девушку и понимая, что скорого «счастья» у нее опять не получится, рухнула ее надежда и в этот раз. А может, так оно и к лучшему? – Это соседка звонит, Ирка, наверное, попросила ее, как обычно, следить за нашей квартирой. Не понимаю… Ну, может, посидишь еще немного, а я смотаюсь и посмотрю, в чем дело? И перезвоню попозже… А тебя очень прошу проследить, чтоб «ребятки» обязательно передали сюда фотографии Краева. И вообще, что у них еще появилось на него. И пусть не отключаются в связи с возможными новыми заданиями… Нет, не понимаю, что там могло случиться? Я ведь точно закрыл дверь на два замка… И оба – с секретом. Не понимаю…

А мог бы понять, ибо его вдруг словно обожгла мысль о том, о чем он старался меньше всего думать. Вероятно, чувства его слишком уж явственно отразились на лице, потому что Алевтина спросила с тревогой:

– Сашенька, а это не может быть оттуда?.. – она качнула головой в сторону и показала пальцем. Турецкий понял, о чем она подумала, и даже восхитился:

– Молодец, Алька, у меня только что мелькнула такая мысль. Но если это произошло не у меня одного, значит, тут, в самом деле, что-то есть. И мы очень вовремя сообразили и подсуетились с прибалтийским побережьем… А ты-то как догадалась?

– Это потому что я все время о тебе думаю. И о твоем деле, – бесхитростно ответила она.

В который уже раз за последнее время в голове у Турецкого метнулась, порядком уже осточертевшая ему своей навязчивостью, фраза: «Ну, не можешь ты сделать всех своих женщин, которых любишь, с которыми спишь, или которые тебе просто нравятся, – счастливыми! Даже и не пытайся!» Но врожденное упрямство немедленно возразило: «От хорошей попытки еще никому плохо не стало!» И это была его правда.

– Я помчался, жди звонка…

Мария Васильевна, что называется, убитая увиденным в квартире Турецких, дверь в которую была попросту открыта, хотя оба замка считались «секретными». Оно и правильно: сделанное одним человеком, обязательно будет повторено другим. Какие там тайны!

А в квартире, как с ходу выразилась соседка, царил бардак. Нет, поломано или перебито ничего не было, видно, «работали „профи“, а не отморозки-бандиты, которые, в первую очередь, стали бы крушить мебель и бить посуду. Или они шума боялись? Но зато знали твердо, что в квартире никого нет, и в скором времени не будет. Оттого, видимо, и не торопились. Потому что все ящики столов на кухне и в кабинете, как и полки в шкафах, были пусты, а хранящиеся в них бумаги, вилки, ножи, кухонные предметы, одежда и белье были разбросаны по полу, будто ветер пронесся и распахнул, выпотрошил все столы и шкафы. Действительно, Мамай прошел!

Все это Турецкий увидел, заглядывая в комнаты, но, не заходя в них, чтобы не «затаптывать» чужих следов, если таковые тут окажутся. В чем особой уверенности у него не было. Профессионалы просто так их не оставляют, а если и оставляют, то целенаправленно, как предупреждение. Ясно пока одно: произошло проникновение недавно, возможно, они даже следили и ожидали, когда он уедет на работу, чтобы затем «поработать».

Другой вопрос: кто здесь работал? Были варианты. Первоначальные предположения Александра Борисовича касались приезжих с юга. То есть, братва Краева, которая имела задание «прижать» Турецкого, показать ему, что он запросто досягаем, как бы ни финтил, куда бы ни бегал и где бы ни прятался.

Далее, Корней Петрович, как бы он ни был уверен в себе и прочности своих позиций, вполне мог испугаться. Ему вряд ли пришло бы в голову, что московский следователь выкинул перед ним «фуфло». Он же знает Турецкого, по словам адвоката Воропаева, как серьезного и опытного человека, и даже вроде бы, по-своему, уважает. Сотня тысяч «баксов» – тому реальное подтверждение. Однако публичный, перед телекамерой, отказ Александра Борисовича от этой взятки, с которым он ловко опередил Краева, определенно, указывал тому на полнейшую независимость «наглого следака», не нуждающегося в «таких!» деньгах. По-своему, кстати, фальшивых, о чем не мог не знать бывший начальник УБОПа. Из чего мог последовать и вывод Корнея Петровича, что опасные документы покойного Ванюшина все-таки существуют. И они где-то спрятаны…

Значит, подобная акция вполне может быть уже проведена и в квартире Ванюшиных, поскольку там никого нет со вчерашнего вечера. К счастью. Если здесь старательно искали, но не нашли компромата против Краева, бывший полковник вполне мог предположить, что следователь спрятал их не у себя дома, а у той же Валентины. Это предположение надо срочно проверить.

И, наконец, вариант, к которому никак не хотел бы склоняться Александр Борисович: «работали» ребята из спецотдела ФСКН, Сухопаловские сотрудники, коим шеф дал приказ проверить, чем располагает Турецкий, каким компроматом на его друга, приятеля, подельника, хозяина, – кто знает?.. И теперь, поскольку они не побоялись «засветиться» здесь, а также, естественно, ничего не нашли и у Ванюшиных, то они не преминут проникнуть и в «Глорию», где эти документы, по их мнению, и могут находиться.

А вывод из всего этого следующий: «они» поверили, что у Турецкого имеется убийственный материал против Краева. И теперь не слезут с шеи. Но почему Сухопалов такой смелый? Или вынужден так поступать, кому-то возражать не смеет?..

В любом случае, возможное повторение обыска и в квартире Ванюшиных послужит четким подтверждением «горячей заинтересованности», прежде всего, Краева. Сухопалов без посторонней подсказки вряд ли рискнул бы пойти на подобную акцию. Но отсюда, с Фрунзенской набережной, проверить это нельзя, значит, надо быстрее ехать туда, на Ленинский.

Ну, а уборкой в квартире можно заняться и после. Вот, кстати, и Аленьке подходящая работенка, девушка сочтет за честь помочь ему в этом благородном деле, за что, возможно, и удостоится давно ожидаемой награды. Девушка не должна подолгу томиться в ожидании, а ее чересчур горячие желания должны все-таки время от времени исполняться – хотя бы частично. В них ведь заложены и ее физическое здоровье, и душевная бодрость, и острое желание трудиться «на благо»… В то время как бесконечное и тщетное ожидание всегда мешает работе.

Надо ехать, но и этого безобразия у себя, без соответствующей оценки, оставлять бы не следовало. И Александр Борисович позвонил в МУР, его начальнику и старому своему товарищу Владимиру Михайловичу Яковлеву. Коротко объяснил ситуацию. Володе долго объяснять не требовалось, и он пообещал сразу подослать Володю-второго, своего сына, оперативника, вместе с экспертом-криминалистом, чтобы те вдвоем прикинули ситуацию «на пальчики». Авось прокололись, и отпечатки пальцев можно будет отправить в картотеку для идентификации. Ну а, на нет и суда нет.

Обсуждать этот же вопрос с Меркуловым Александр Борисович не собирался: сплошные объяснения без реального выхода на фигурантов. Вот если эксперт «покажет», тогда можно будет и подумать конкретно.

И, когда «муровцы» прибыли, Турецкий попросил Марию Васильевну помочь им, если понадобится, слушаться во всем, а когда уйдут, запереть за ними дверь. А сам, договорившись с Володей созвониться чуть позже, выскочил из дома, сел в машину и, оглядываясь на тех, кто ехал за его спиной, кто пристраивался и словно бы «вел» его, помчался на Ленинский проспект.

Как повествует старый анекдот, было у еврея три жены – три родные сестры. Когда умерла первая, он, по совету родителей этих сестер, женился на второй, а когда благополучно скончалась и вторая, он женился на третьей, самой младшей. И через какое-то время пишет этим родителям: «Послушайте, мама и папа, вы будете сильно смеяться, но Ривочка тоже умерла…»

Анекдот вспомнился, когда Александр Борисович поднялся на пятый этаж дома, в котором жили Ванюшины, и он, взявшись рукой в перчатке за дверную ручку, чтобы проверить, и обнаружил, что дверь не заперта. Он приоткрыл ее, прислушался и, ничего не услышав, тихо вошел. Еще вчера утром он выходил из этой квартиры, провожаемый к лифту смущенной и счастливой Валенькой. И все здесь оставалось в порядке. А сейчас картина была аналогичной той, которую он недавно обнаружил у себя дома. «Эти» и тут хорошо «постарались». Вещи и бумаги валялись кучами на полу, как будто целью «посетителей» были не секретные» материалы Турецкого, а простое желание позабавиться, выбрасывая из шкафов хранившееся там белье и одежду. Это-то зачем? Удальство или жажда собственную неуязвимость показать? В высшей степени глупо. Или наоборот: желание впечатлить Турецкого тем, что для них ничего тайного о нем не существует…

Подумал, что надо бы замки проверить. Вскрывали-то определенно профессионалы, без ключей, а следов взлома не заметно. Значит, специалисты. И позвонил Володе на мобильный, чтобы они, когда закончат, перебрались поскорее по новому адресу, но к той же картине.

По поводу замков Володя сказал, что эти придется снимать для экспертизы, а на обе двери ставить новые, и тоже с «секретами», хотя каковы они сегодня, можно легко себе представить…

Александр Борисович, вынужденный лично сторожить «бесхозную квартиру», попросил Володю самого купить и поставить те замки, которые эксперт сочтет наиболее надежными. Деньги – при себе, и Турецкий готов был оплатить любую цену. Володя, смеясь, пообещал.

Турецкий посмотрел на часы. Подходило время созваниваться с «донским казаком», и он решил предупредить Тараса, что до приезда «муровцев», покинуть чужую квартиру не может и, значит, подъехать к нему сегодня в офис вряд ли успеет. Но данная ситуация, как нельзя лучше, подтверждала приведенные им факты во время утреннего разговора.

Попутно Александр Борисович как-то отстраненно подумал, что ключи, отданные ему Валей, решительно никому теперь не нужны, и это он ей при встрече передаст новые. Вот станет смеяться! Да, когда ей страшно, заметил уже Турецкий, она пытается смеяться. Ну и пусть, важно, чтобы ощущение опасности и у нее, и у всех остальных, кто задействован в этом деле, прошло до их возвращения домой. А для этого необходимо обеспечить господину Краеву возможность начать отвечать всерьез на многочисленные вопросы следствия. Как бы тот ни был уверен в своей прочной неуязвимости.

И другой вариант напрашивался. И даже в отдельные моменты размышлений казался более доступным для исполнения. Хотя проведение его в жизнь на девяносто процентов зависело от тех сведений, которые он хотел получить от Казаченкова.

Турецкий даже с Костей не хотел пока делиться своими соображениями, потому что тот обязательно назвал бы план чистой авантюрой и стал бы немедленно приводить массу ярких примеров и условий, по которым данная идея показалась бы ему невозможной. Но – таков Костя. Вот и пусть подождет, когда откроются подходящие условия…

А сейчас надо действовать решительно, потому что этот сукин сын будет все больше убеждаться в том, что он всесилен, и пойдет на более опасные деяния. Мол, если уж Турецкого напугал, которого, по собственному признанию, считал умным человеком, то от остальных ожидать каких-то неприятностей для себя и вовсе нет нужды. Что ж, наверное, пока разубеждать его в этом и не стоит, тем неожиданней и больней станет нанесенный ему удар. Вот вокруг этого вопроса и надо сосредоточить главное внимание.

И Александр Борисович позвонил в Российское Национальное центральное бюро Интерпола.

– Вот хорошо, – сказал Тарас, – а я тебе собрался уже звонить. Слушай, Саша, если у тебя сейчас имеется свободная минутка, подскочи, тебе есть смысл. Тут кое-что накопали по твоей части. И возникла одна мыслишка. Я буду долго, не беспокойся.

– Да я не беспокоюсь, кабы не обстоятельства.

И он рассказал Казаченкову о происшествиях в двух квартирах. Тот помолчал и ответил, что на месте Турецкого не стал бы поднимать сейчас шума и пытаться возбуждать уголовные дела по данному поводу. Лучше съесть пилюлю молча. А Турецкий и не возражал, у него самого было такое же мнение, что проще на время забыть. Сменить замки и забыть. А когда хозяйки вернутся, пусть убирают потихоньку. И у себя дома тоже не торопиться, разве что Алевтина? Эта кинется немедленно помогать! А что, может ведь сотрудница агентства чем-то помочь своему непосредственному шефу, когда у него возникают определенные бытовые трудности… «Ну да, конечно, давай, Турецкий, оправдывайся, только кто тебе поверит? Да ты и сам, в первую очередь…»

Ладно, отмахнулся он, нечего кашу по столу ноздрей размазывать, «сэрьезным дэлом» следует заниматься, как один грузин заметил, «дэнги» считать, а не спрашивать, где ближайшая станция метро…. Поторопить, что ли, коллег из МУРа?..

А те уже, оказалось, были в дороге и даже ключи от новых замков с собой везли. Быстрые ребятки, подумал Турецкий. Так еще сегодня можно будет предпринять кое-какие активные действия. И еще он подумал о том, что если Тарас, срочно – не срочно, а все же зовет к себе, то, значит, действительно его служба что-то имеет, да такое, о чем по телефону не говорят. Во всяком случае заканчивается уже период размышлений и прикидок, и приближается пора принятия «сэрьезных» решений…