Текст книги "Поражающий агент"

– Да вроде нет…

– Жена там, дети? Имей в виду, что если соврал и у меня из-за тебя сорвется операция, то я и тебя живенько к этому делу подошью – мне это раз плюнуть, уловил?

Он испуганно мотнул головой.

– Теперь выворачивай карманы. Что там у тебя есть – телефон, пейджер – все сюда гони.

Гена с готовностью, я бы даже сказал – с радостью, все отдал.

– Отлично. Теперь идем на кухню. Ты мне начинаешь нравиться, парень.

Пять минут спустя я запер его в подвале. Вылезти оттуда, я проверил, было нереально. Подкопы за сутки не делаются.

Все, теперь надо было сваливать, и побыстрей. Я быстро обошел дом – больше никого не было. Потом порвал телефонный кабель, сел в машину и перегнал ее в наш двор.

– Как поживает мой драгоценный супруг? – равнодушно спросила Альбина, доставая вишенку из коктейля.

– Плевать мне, как он поживает! – Во рту у Жоры пылало от только что проглоченной чашечки саке.

Они сидели в ресторане «Конфуций» в здании гостиницы «Космос», на втором этаже. Это было удобное место для встречи. Вокруг непрерывное людское столпотворение и много прочих злачных заведений, куда всегда можно как бы ненароком перейти и там раствориться.

– Какой ты смелый, Жорик, – с деланным возмущением заметила Альбина. – Ты как будто его совсем не боишься. Или я не права?

– Плевать! Я заменю его. Даже ваш азиатский дружок этого хочет. Я заменю его. Я, слышишь, я буду на самом верху!

Альбина сделала вид, что хлопает в ладоши.

– А ты знаешь, что такое быть «на самом верху»? Ты думаешь, тебе там будет уютно?

Жора непонимающе уставился на нее. Он неуютно чувствовал себя с Боссом, еще хуже с Азиатом, но она, эта сучка, всех их переплюнула, всем даст сто очков вперед, всеми вертит как хочет. По крайней мере, выглядит это так.

– Ты вообще представляешь, во что ввязываешься? – продолжала Альбина. – Не лучше ли оставаться на своем месте?

– Ты меня подначиваешь, что ли? – не выдержал Жора. – Мое слово твердое! Все будет как я сказал, зуб даю.

– А, ну тогда конечно. Значит, эта резня там на вокзале была просто репетицией? – насмешливо сказала Альбина. – Это все меняет.

Жора соображал, что ответить. Ответить было нечего.

– Ну так слушай, дорогуша. – Альбина сменила ернический тон на более жесткий. – На кой черт мне твой зуб?! Без этой сучки, без учительницы, можешь со своим будущим распрощаться, не только с зубом. И со мной, кстати, тоже. Потому что я от всего отказываюсь. Уловил, урод?

Жора вдруг подпрыгнул, немыслимым образом изогнулся и схватил ее за запястье, впился, словно клещами, Альбина даже скривилась от боли.

– Да ни от чего ты не отказываешься, стерва, ясно?! Я уже слишком много поставил на карту. Я лично ее замочу и разрежу на кусочки. Мне плевать! Даже если на это вся моя жизнь уйдет.

– Жорик, – нежным голоском проворковала Альбина, – отпусти мою руку, придурок.

Она потерла запястье, потом положила на него ложечку мороженого, очевидно, это доставило ей удовольствие, Альбина даже прикрыла глаза.

– А на кусочки резать не смей. Ее тело должно быть в относительном порядке. И не забудь выстрелить в лицо, коротышка.

Жора пробурчал что-то неразборчивое и выплеснул себе в рот очередную чашечку. Помолчали. Потом Жора вздохнул и почти жалобно сказал:

– Как же его найти, а? А вдруг он уже из Москвы вовсе удрал? И ее с собой забрал?

– Ну нет, я его, слава аллаху, неплохо изучила. Он теперь не успокоится, пока до всего сам не докопается или пока… его не успокоят. Он, между прочим, это прекрасно понимает. И потому вдвойне опасен. Но найти его можно. Тут весь фокус в том, что он нас ищет, мы его ищем, и каждый хочет, чтоб другой его не засек. Но он, конечно, считает, что находится в полной безопасности, что о нем никто ничегошеньки не знает. Это действительно… почти так.

– Почти?

– Вот что я тебе скажу, мальчик. Даже у последнего отщепенца есть друзья, если не друзья, то приятели, если не приятели, то знакомые. Соображаешь? – Альбина слизнула мороженое с запястья.

– Все его знакомые, – скривился Жора, – это жмурики с дырками в животе. Они много не расскажут.

– Ответ неправильный. Ты не с той стороны думаешь. Любой человек где-то ест, где-то спит, где-то что-то покупает. И даже у такого профи, как наш любимый киллер, наверняка есть места, где он делает это не однажды. Он к ним привыкает и возвращается туда снова и снова. А это значит, что там его помнят. И это может значить вообще что угодно. Это дает широкое поле для полета фантазии. Пойми, мальчик, что если он оказался вдруг так привязчив к этой сучке, – тут в глазах Альбины появились крохотные желтые огоньки, Жора успел их заметить и поежился, – то, возможно, это случалось с ним и раньше. Он же ранен, ты сам сказал. Значит, ему нужно где-то залечь.

– Один хрен, мы ничего про его жизнь не знаем!

– Говори от своего имени, когда говоришь подобную чушь.

– Ну да, конечно, как я мог забыть, ты-то была с ним знакома очень близко!

– Ты даже не представляешь себе, насколько близко.

– Я не представляю?!

– Конечно. – Она приблизилась к его лицу и, улыбнувшись, прошептала: – Я кончала с ним по пять раз за ночь, а уж он что со мной в это время вытворял…

– Замолчи!

– А хочешь, я расскажу тебе про его любимую позу?

– Заткнись!!!

– Моя доброта меня погубит, – вздохнула Альбина. Закурила, сделала короткую затяжку, как всегда сильно прикусив зубами фильтр. – Ладно, мотай на ус. Однажды мы с ним обедали в одном ресторанчике в Турчаниновом переулке. Он сказал, что у него села батарейка в телефоне, и вышел позвонить. А чужими телефонами, как ты помнишь, он никогда не пользовался, поэтому вроде все выглядело логично, но только я запомнила, что в машине его телефон лежал на подзарядке, чего же это аккумулятору разряжаться так быстро? Так что я проследила за ним. Он не стал звонить, а перешел улицу, то есть переулок, и спустился в какой-то подвальчик. Там ничего не было написано, но на следующий день я специально приехала туда одна. Оказалось, это ночной клуб, называется – «Подшипник».

– Ну-ну! – оживился Жора. – И что дальше?

За стойкой «Подшипника» на этот раз негромко звучал голос Константина Кинчева:

Пальцы коснутся Солнца,

Пепел коснется трав

В час, когда птицы сердцами сольются с землей,

Цепь золотая рвется

Радугой на ветрах,

Прежде чем воздух успеет налиться бедой…

Бармен склонился над газетой. «Внезапное агрессивное поведение одного человека или целой группы лиц против другого человека». Пять букв по вертикали. Хм… Наезд? Подходит. Наезд.

– Ага, – бормотал Слон, поглядывая на часы, – кажется, я сейчас рекорд поставлю.

– Где он? – раздалось вдруг над ухом.

Слон поднял голову и увидел невысокого крепыша в цветастом галстуке. За спиной у него стояли два мордоворота. Того, что с галстуком, ему однажды показывали издали. Его звали Жора. Не поставлю сегодня рекорд, подумал Слон.

– Где – кто?

– Твой дружок. Который любит пиво «миллер». – Жора продемонстрировал фотографию.

Слон отложил карандаш в сторону и решил не показывать, что не понимает, о ком речь идет.

– Да я его недели две уже не видел. Сам хотел бы найти. Он мне задолжал за выпивку. Так что, когда найдете, попросите, чтобы в «Подшипник» заглянул. Заранее благодарен.

– Ты не выделывайся, умник, – зашипел Жора. – Кончай мне дерьмо на уши вешать! Колись лучше сам. Есть люди, которые видели, как ты с ним разговаривал.

Слон встал в полный рост, и Жора почувствовал себя так же неуютно, как пару дней назад при встрече с сержантом Лопатовым.

– Знаешь что? – задумчиво сказал Слон. – Ты вроде умный парень. Давай помоги мне с кроссвордом, я поделюсь тем, что знаю.

– Я не ослышался? – вкрадчиво переспросил Жора. – Ты мне предлагаешь в слова играть?

– Это очень полезно, когда напряженно думаешь, работает та же самая часть мозга, что за рост костей отвечает, так что…

– Ну все, – зашипел Жора, – тебе хана!

Слон высокомерно улыбнулся. Сколько раз он уже слышал эту фразу в своей жизни. В детстве, на ринге и после того, как ушел из спорта, когда работал вышибалой, да и здесь, в собственном баре, иногда приходилось. Чего только не несут поднабравшиеся посетители. Но редко за их словами стоит что-то действительно серьезное. И хотя Слон знал, что у его друга и хозяина заведения серьезные проблемы, он все еще не мог поверить, что вот они, эти проблемы, стоят перед ним в одушевленном виде. Слон уже давно не мог воспринимать подобные угрозы, реальное чувство опасности и чувство самосохранения притупилось. И жаль, потому что, когда пришло время, а оно действительно пришло, его рефлексы не оказались на высоте. Один из двух парней, стоявших за спиной у Жоры, вдруг сделал короткое движение рукой, и бармена ослепила струя газа. Это не был обычный газовый баллончик, это было пирожидкостное оружие парализующего действия. И Слон молча упал за стойку. Все случилось так мгновенно, что никто ничего не заметил. Пирожидкостное оружие «удар» не похоже на пистолет, с виду – одна рукоятка, так что полностью скрывается в руке.

Мгновение спустя один из людей Жоры втащил Слона в подсобное помещение и принялся там пеленать скотчем, а второй уже искал запасный выход из бара.

…Слон пришел в себя в подвале, хотя трудно было сказать наверняка, по крайней мере ему так казалось, – сыро, хоть и не были видны, но ощущались холодные каменные стены, единственная тусклая лампочка была направлена ему в лицо.

Слон подвигал руками, но не вышло, они были завернуты за стул и как-то там зафиксированы. Ноги тоже прилеплены скотчем к ножкам стула. Слон попытался двинуть всем телом – стул был привинчен к полу. И в то же время в левом боку это движение отдалось сильной болью. Веселенькое дело. Видно, его уже обработали, когда он был без сознания. Так, впрок, на всякий случай. На губах был вкус крови, левый глаз заплыл, и он им почти не видел. Наверно, потоптались, суки, в свое удовольствие, еще когда везли в машине.

Заметил ли кто-нибудь в клубе его отсутствие? Рано или поздно – конечно, девочки-официантки, гардеробщик, повар, кто-то еще – могли его хватиться. Но что толку? Даже если кто-то вызовет ментов, что это даст? Эти орлы, надо думать, следов не оставляли. Хотя кто знает…

– Да он очухался, Жорик, – раздался голос рядом.

И сразу же Слон получил удар в солнечное сплетение. Били со знанием дела, это он понял сразу. Переведя дыхание, он смог пробормотать:

– Тише-тише… у меня слишком высокое давление, так что у тебя есть минут пять, прежде чем что-нибудь лопнет и мне придут кранты.

– Тогда не будем время терять! – обрадовался Жора.

Слон едва успел заметить что-то вроде резиновой дубинки в его руках, как ее сразу же пустили в ход.

Получая удары по голове и по плечам, Слон пытался сосредоточиться на той простой мысли, что ему не задают никаких вопросов, очевидно, все, что их интересовало, эти гады спросили сразу. Вопрос был единственный: где?

Наконец Жора остановился, с трудом переводя дух.

– Ты думаешь, этот крендель, твой дружок, согласился бы за тебя подыхать?! Вот загадка, это я понимаю, это тебе не кроссворд, – умер бы он за тебя или нет? Любит – не любит, к сердцу прижмет, на хрен пошлет?

Жора закатал рукава белой рубашки, засунул цветастый галстук под нее и взял в руки какой-то аппарат, который при ближайшем рассмотрении оказался сварочным.

– Вообще-то, мне это уже все надоело, – сообщил он то ли Слону, то ли своим помощникам. – И я знаю, как это можно прекратить. Ты мне скажешь, где он, и я обещаю тебе, что посажу его на твое место. Ну что, по рукам? – Он нажал на кнопочку, и из тонкой трубки вырвался голубой язычок длиной сантиметров десять. – Жора поморщился. – Люблю аккуратность во всем. От такого большого пламени ожоги будут выглядеть некрасиво, неровно. – Он что-то подкрутил, и язычок уменьшился вдвое. – Совсем другое дело, – подмигнул он Слону. – Снимите с него свитер.

– Зачем это? – удивился один из помощников, но все же выполнил команду.

– Во-первых, чтобы не загорелся, – объяснил аккуратист Жора. – А во-вторых, он же у нас боксер, хоть и на пенсии. А боксерам положено быть на ринге с голым торсом. – И Жора приблизился вплотную.

Помощники захохотали.

Слон почувствовал, как холодеют, казалось, совсем уж онемевшие ноги, и, когда голубой язычок оказался в сантиметре от его груди, он понял, что боится. Это удивило его. Он давно уже не был в такой ситуации, в которой мог бы испытать эти эмоции, и вот поди ж ты… Какой-то урка с двумя головорезами. Он закрыл единственный сохранившийся глаз и стал думать: «Пять букв по вертикали. Отрицательная эмоция в ситуации реальной или воображаемой опасности. Страх… Как философское понятие введено Кьеркегором… да-да, Кьеркегором… почему так жжет в груди?… Кьеркегор – датский философ и писатель… оказал влияние на развитие в двадцатом веке экзистенциализма и диалектическую теологию… о чем это я… ах да, страх… Страх. Кьеркегор различал эмпирический страх – боязнь перед конкретной опасностью и… и… безотчетный метафизический страх-тоску, специфический для человека… Значит, у меня боязнь перед конкретной опасностью?…»

– Ах ты сука толстокожая! – раздался вопль взбешенного Жоры. – Да у него что там, броня, что ли?! Почему он молчит?!

– Да где ж броня, Жорик, – пытался его урезонить другой голос. – Ты посмотри, как кровь хлещет.

– А может, это не кровь, – засмеялся третий, – может, это смазка, может, это робот?

«О чем это они? Ах, обо мне…»

Из– за лампы, направленной прямо в лицо, Слон не мог видеть двоих одновременно, поэтому его мучители выступали перед ним словно по очереди, как актеры на авансцене, -только когда попадали в луч света.

Слон открыл глаз и почувствовал сильную боль в голове. Собственно, боль уже давно была разлита по всему телу, и то место, которое подвергалось особенным истязаниям, едва ли как-то выделялось, но сейчас что-то случилось, и Слон почувствовал новое, неизвестное прежде ощущение, то, что можно было бы противопоставить страху смерти, если бы это вообще было возможно, – спокойствие, принятие этого неизбежного факта, какие еще могут быть сомнения на этот счет, и кто сказал, что тридцать девять лет – это мало, это недостаточно? Пушкин уже два года в могиле лежал.

Видно, новое выражение появилось на его лице, потому что Жора остановил пытку, да, собственно, ее и так надо было прекращать либо придумывать что-то новенькое: весь могучий, поросший густой рыжей шерстью торс Слона с передней стороны почти лишился кожи.

– Ага! – Жора поднял палец вверх. – Он хочет мне что-то сказать. Самое время! Ты хочешь мне что-то сказать?

Слон шевельнул губами.

– Громче!

Слон снова шевельнул губами.

– Жорик, он не может громче, – справедливо заметил один из помощников. – Он сейчас коньки отбросит. Потеря крови и все такое.

– Заткнись, сам вижу. – Жора приблизился – с некоторой, однако, опаской, впрочем, не за себя, а за рубашку, он умудрился сохранить ее в девственной чистоте.

Слон снова что-то шепнул, и опять Жора ничего не услышал. Жора наклонил свое правое ухо ко рту Слона и услышал:

– Кровь…

– Чего?! Говори ясней! – «Пароль, что ли? – лихорадочно пронеслось у Жоры в голове. – Надо сказать „кровь“, чтоб впустили? Куда?»

– Кровь… какая… группа…

– Чего? – опешил Жора. – У кого это?

– У… тебя…

– Дэк это… Первая. А что?

– Резус…

– Ну положительный, как у всех. Да в чем дело-то?!

Помощники тоже склонили головы, стараясь не упустить ни звука.

– У меня тоже… Какое совпадение…

– Ты это… издеваешься? – мелькнуло у Жоры страшное подозрение.

– Будем братьями по крови. – И в тот же миг вконец, казалось, обессиленный Слон впился зубами в Жорино ухо.

– А-аааа!!! – Жора вопил с такой оперной силой, какую сам не мог в себе заподозрить.

Помощники его остолбенели и не знали, что предпринять. Жора пинал Слона всем чем мог, но тот вцепился в ухо как бульдог. Жора наконец вытащил пистолет и нажал на собачку, не отпуская ее, пока не разрядил обойму. Уже мертвый, Слон зубов так и не разжал, но Жора вдруг почувствовал, что его больше ничто не держит. Он с ужасом притронулся к голове с правой стороны и ничего не почувствовал. То есть он по-прежнему ощущал сильную боль, а не чувствовал он никаких выпуклостей, голова справа была почти ровной, словно ухо начало было там расти, да и передумало. И Жора, сообразив наконец, что большая его часть осталась в зубах Слона, потерял сознание и упал своей белой рубашкой на залитый кровью цементный пол.

Я пытался размышлять, где же я просчитался, где прокололся? По всему выходило, что нигде и везде одновременно – когда связался с Альбиной. Вот мой главный и единственный прокол. Теперь у нее Жорик на коротком поводке. А может, не только теперь, может, все время был. Тогда это совсем нехорошо, хотя уже ничего не изменишь. Я Альбине не нужен, ей нужна Маша, чтобы убедить мужа в собственной смерти. Возникает закономерный вопрос: если уж она объявила мужу такую войну, зачем продолжать пытаться пудрить ему мозги? И если у нее Жорик под каблуком (тот самый Жорик, которому Босс по-прежнему доверяет), то не проще ли поступить иначе? Сумеет ли она убедить в этом Жорика? И пойдет ли он против хозяина в открытую? Едва ли, кишка тонка. Одно можно утверждать наверняка – рано или поздно меня найдут. Пусть лучше – рано. Я к этому готов. И я этого хочу. Что можно сделать в такой ситуации? Прежде всего вот что.

Я взял телефон, набрал несколько цифр, потом вспомнил, что это аппарат Слона, незачем его засвечивать. А у меня еще есть мобила водителя Гены, очень даже кстати. И я позвонил Боссу. Он отозвался не сразу. Не стал валять дурака, делая вид, что не понимает, кто позвонил. Босс – серьезный мужчина, у него нет времени для шуток. И он сказал:

– Я сейчас не могу с тобой говорить. Это неподходящее время для беседы. И… – тут возникла странная пауза, -…и место, – наконец закончил он. – Твой номер определился, я перезвоню.

Так он и сделал, примерно полчаса спустя.

– Вы сказали странную вещь, – заметил я. – Обычно по телефону не говорят, что это неподходящее место для разговора.

– Я был в церкви, – коротко сказал он. – В храме Ильи Пророка на Ильинке.

Я подумал, что ослышался. По мне, церковь – это последнее место, где можно было представить себе Босса.

– Согласись, – продолжил Босс, – это несколько неподходящее место для нашей дружеской беседы – наемного убийцы и его заказчика.

То, конечно, был Босс. Все, как всегда, называется своими именами. И плевать он хотел на то, что это телефонный разговор. Если надо, у него будет двадцать пять свидетелей, что в это время он охотился на аллигатора в излучине Нила. Включая самого аллигатора.

– У меня были затруднения со здоровьем, – сказал я.

– Я слышал об этом.

– Я сегодня много размышлял над сложившейся ситуацией. – Тут нужно выдержать паузу – для придания словам дополнительного веса: – Я верну вам то, что она украла.

Босс молчал.

– И это ничего не будет стоить. И еще кое-что. Жора спутался с Альбиной, теперь они заодно.

– Забавно, что ты это сказал, – наконец отреагировал Босс.

– Почему?

– Потому что он мне про тебя то же самое говорит. Очень забавно.

– Говорит? Он сейчас рядом с вами? – почти обрадовался я. – Можно дать ему трубочку?

– Его нет, – сухо ответил Босс.

– Жаль. Значит, я у вас на подозрении. Но заметьте, что я ведь мог уйти и не появляться больше.

– Это, между прочим, еще не поздно сделать, – заметил Босс. Что-то необычное мне послышалось в его словах. Неужели он это искренне говорит?! – Знаешь, почему я сказал, что это было неподходящее место для разговора? Я венчался Альбиной в этой церкви, на Ильинке.

– Я думал, Альбина – мусульманка.

– Тогда еще не была. Прощай, мне пора ехать на службу. – И он повесил трубку.

Я подумал и перекрестился. Подумать только, Босс идет на службу! Это всегда меня забавляло. Как какой-нибудь примерный госслужащий. Но на службу ли? Что-то мне подсказывало, что Альбина опять тянет с него деньги.

У трехэтажного особняка на Николиной Горе тихо остановился темно-синий «Мерседес-320». В нем сидели двое мужчин, которые не спешили выходить, хотя в окне уже замаячил хозяин дома, выказывавший все признаки нетерпения. Один из пассажиров, азиатской наружности, в двубортном костюме, говорил другому, слушавшему его если не подобострастно, то с величайшим вниманием на лице, какое можно увидеть только у ваших личных врачей или юристов – словом у тех, кто зарабатывает на вас деньги ежеминутно:

– Как, ты говоришь, называется компания, которая его обслуживает? – сказал мужчина азиатской наружности в двубортном костюме.

Адвокат развернул для своего клиента кожаную папку, которую держал на коленях:

– Вот.

Азиат уважительно покивал.

– Здесь он получает наличные. Судя по бухгалтерским книгам, которые он нам предоставил, получает немало.

– Что еще у него есть для меня? – спросил Азиат.

– Дом заложен. Но есть два бутика.

– Так он все-таки все еще богат, а? – с удовлетворением пробормотал Азиат.

– Один из магазинов принадлежит его жене. – Еще тысяч на триста разных акций и…

Азиат отобрал папку:

– Где здесь неудачные компании? Ладно, не показывай сейчас, значит, так, их выбросить, остальные подсчитать. Этого почти достаточно. И вот что, ты сразу перейди к итоговой сумме.

В библиотеке он сказал хозяину дома:

– Кое-кто опасается, что ты потерял контроль.

– Кто именно? Ты?

– Я.

– Ты дашь мне деньги или нет? – хмуро спросил Босс, уставясь на свои сжатые кулаки.

– Ты уверен, что это уже действительно будет конец истории?

– Да.

– И ты сможешь вернуть диск?

– Да!

– И я наконец его получу?

– Да!!

– И это произойдет в самое ближайшее время?

– Да!!!

Азиат посмотрел на своего адвоката, и тот, как пасьянс, принялся раскладывать документы на столе.

– Похоже, Альбина нас всех удивила, – заметил Азиат, пока его собеседник читал бумаги. – Я думаю, когда все успокоится, тебе нужно будет немного, как это говорят в России, отпустить поводья и полегче вести дела.

Босс подумал, что еще неизвестно, что станет с этими деньгами делать. Может, положит их в «дипломат» и рванет куда подальше. В сущности, он даже ничего таким образом не украдет. Азиату останется его заложенное имущество… Как он устал от них ото всех – от психованной своей жены, от этого умалишенного шиита, от дегенерата Жоры…

– Со своей женой я разберусь сам, – сказал Босс.

– Конечно-конечно, кто же спорит, – улыбнулся Азиат. – Хватит читать, подписывай, дорогой. А пока что она снова требует денег, не так ли?

После отъезда Азиата Босс вызвал Жору. Жора, пошатываясь, появился сорок минут спустя. Он только-только начал приходить в себя. На голове у него была бейсболка, немного скрадывающая повязку.

Они пошли на кухню. Босс достал из холодильника бутылку лимонной «Смирновской», налил две стопки. Жора потянулся было за банкой с маринованными огурчиками, но Босс покачал головой и поставил в СВЧ-печку подогреть кокотницы с жюльенами.

– Как говорил профессор Преображенский, холодными закусками, Жора, закусывают только недорезанные большевиками буржуи. Улавливаешь?

Жюльены подогрелись. Выпили. Закусили. Хорошо, подумал Жора и сказал:

– Преображенский – это ваш знакомый? Что-то не припомню.

Босс вздохнул, покачал головой. Потом налил еще по одной.

– Что мне в тебе нравится, Жора, так это… да все мне в тебе нравится, Жора! Слушай тост. По бурной горной реке плывет черепаха, а на черепахе – змея. Змея думает: «Сбросит – укушу». Черепаха думает: «Укусит – сброшу». Так выпьем же за женскую дружбу, которая позволяет нашим дорогим женщинам преодолеть любые препятствия.

Выпили. Закусили.

– Наливай еще. Автобус нужно обходить спереди, трамвай сзади, а женщину нужно обходить со всех сторон. Мой тост – за обходительных мужчин!

Снова выпили. Закусили.

Жора только молчал и удивлялся. К чему это все?

Наконец Босс убрал бутылку в холодильник, а когда повернулся, в руке его был пистолет, ствол его смотрел Жоре в лоб.

Вальтер, подумал Жора. Не очень современно, зато надежно. Автоматический, восьмизарядный, калибр девять миллиметров.

Жора попытался сфокусировать свой взгляд на черной дырочке, откуда на него повеяло могильным холодом. Кажется, хана. И какая тебе разница, Жорик, из какой пушки тебя ухайдакают?

Босс тщательно вытер рукоятку и протянул пистолет. Жора с немалым облегчением спрятал оружие. Велико было желание проверить, не пуста ли обойма, но не сейчас, конечно. Сейчас не до жиру, быть бы живу…

– Знаю, Георгий, я не всегда был справедлив по отношению к тебе. Возможно, кое-что делал такое, о чем потом жалел… Но самое забавное, что единственный сейчас, кто может меня спасти, – это ты. В конце концов, мы же не только земляки, но и родственники, верно?

Жора даже вздрогнул. Об этом вслух никогда не говорилось, такой был уговор. По крайней мере, Жора не мог вспомнить, когда Босс последний раз вспоминал об их родственной связи, чего греха таить, достаточно сомнительной.

– …Так вот, Альбина предала меня. Это значит, что она предала нашу семью. Ты можешь остаться к этому равнодушным?

Жора понял, что тут важно не сфальшивить. А легче всего не фальшивить – молча. По крайней мере, почти не открывая рот. Поэтому он сделал вид, будто подумал, и сказал:

– Нет.

– Я хочу, чтобы ты вернул диск.

Жора подумал и кивнул. Он понял, что чем меньше он будет открывать рот, тем больше у него шансов не выдать себя.

– А потом, – продолжал Босс, – потом что ты будешь делать?

– Вы хотите, чтобы я убил ее?

Пауза заставила Жору ловить взгляд Босса, но ему это никак не удавалось. Наконец Босс сам посмотрел Жоре в глаза, и тот поневоле вздрогнул.

– П-почему нет, – пробормотал Жора. – Прямо… Прямо в лоб! – Тут он вытащил вальтер, прицелился в воображаемого противника. Подумал: а что, если обойма не пуста? Что, если перевести на Босса? По его роже можно будет понять, пуста обойма или нет?

Жора искоса глянул на Босса и решил, что проверять все же не стоит. А Босс, глядя на него, загадал, что если в ближайшее время найдется диск, то, может, еще все и образуется.

Дождь шпарил, не переставая. Маша посмотрела в окно. Потом уложила волосы под шапочку, потом застегнула куртку, грязный плащ, в котором она засветилась на вокзале и в поезде, мы сожгли вместе с моими вещами. Потом сняла шапочку, тряхнула головой, волосы рассыпались по плечам. И сказала:

– Я не поеду.

Полтора часа назад позвонил Электроник и сказал, что я должен ждать гостей. Жора со товарищи выехал по направлению к моему дому, о чем доложил Боссу. Я решил отправить Машу назад, в Москву. Здесь ей теперь делать было нечего. Пусть поедет к своему профессору и ждет меня там. Адрес я запомнил. Минут сорок у меня ушло на то, чтобы ее уломать, и вот теперь пожалуйста – все сначала.

– Тебе придется вернуться в город. А мне еще нужно разобраться кое с чем.

– Но почему мы не можем просто уехать? Мы можем уехать очень далеко. Ты же сам хотел, чтобы я уехала.

– Нет. Уже поздно. То есть, тебе не поздно уехать и сейчас, а я пока не могу.

– Ты это делаешь ради меня?

– Я втянул тебя в эту историю, я должен ее прекратить, пока она как воронка не всосала кучу людей, которые тут ни при чем.

– Будь осторожней, обещай мне.

– Да.

– Почему ты меня прогоняешь? Что здесь будет? А если тебе понадобится моя помощь? Я уже умею обращаться с оружием. А если твоя рана откроется? А если тебя надо будет прикрывать? Я хочу тебе признаться, я не та, за кого ты меня принимаешь!

Вот те на.

– Да-да! Я… не знаю, как тебе это объяснить… Я учительница – это правда, но только это половина жизни… Я… я по ночам стриптизершей работаю, – выпалила она. – Вот.

На этом месте я не выдержал и засмеялся. А она спрятала лицо у меня на груди.

Вот жизнь, причудливая штука. Я смотрел на нее во все глаза и не верил: неужели это тот самый человек, который еще несколько дней назад ненавидел меня сильней всего на свете, и не без оснований, я ведь вырвал ее из привычной жизни, заклеил глаза и рот скотчем. А она теперь хочет быть вместе со мной. Но я так по уши влез в эту историю, что должен пройти ее до конца, слишком много у меня накопилось долгов. И где она была год, два, три, пять назад? А где был я?…

Я осторожно оторвал ее от себя и повел во двор. Там уже стемнело. Посадил в «ауди» и открыл ворота. Некоторое время Маша не хотела заводить двигатель, и я задергался. Но наконец уехала.

А я вернулся в дом. Я облюбовал себе хорошее место на чердаке. Как у Чапаева. Только пулемета у меня не было. А было помповое ружье, что также неплохо. Я посмотрел на часы: 20.55.

Мой «лендровер» по-прежнему в качестве приманки стоял в чужом дворе. Жалко машину. Поработала она со мной на славу. Вдруг в голове у меня зазвучал голос Альбины, ее слова в кинотеатре. Как это было? «Пойдем покатаемся? – вдруг сказала она. – Ты на своей машине?» Это было как-то совсем невпопад…

Да не может быть! Я, кажется, догадался, в чем главная интрига. Но проверить это можно было, только выйдя во двор. Я посмотрел на часы. Гости должны были пожаловать с минуты на минуту. Они будут проезжать мимо, и я с моего чердачка легко и непринужденно выкошу кого захочу. Я снова посмотрел на часы. Искушение было велико, и я не выдержал. Авось проскочу.

Я вышел во двор.

Пока тихо.

Быстрым шагом прошел в соседний двор, открыл свою машину. Радио я включал частенько, а вот CD-проигрывателем почти не пользовался. Ну-ка что тут у нас? Я нажал кнопочку «open», каретка отъехала, на ней лежал диск. Я понял, что это за диск. Я хорошо знаю, где у меня что лежит.

А это был не мой диск.

Это был тот самый диск.

Так вот где его спрятала Альбина. Она это сделала, когда еще доверяла мне. Да нет, конечно, не доверяла, кому это она когда доверяла. Просто спрятала от всех, остроумно и надежно. Никто не догадается. И она ведь, с ее самомнением, не могла предположить, что я соскочу с ее поводка.

Вот отчего она хотела прокатиться на моем джипе.

Я истерически рассмеялся. А как его все искали! Змея гонялась за собственным хвостом.

За спиной у меня стремительно нарастал шум, и я уже понял, что опоздал возвращаться в свое укрытие. Хорошо, хоть ружье захватил. Я вылез из машины и остался стоять рядом с открытой дверью. Дождался, пока они подъедут. Тогда включил фары. В их свете я увидел Босса, Азиата и еще человек семь-восемь. Я усмехнулся и занял позицию.

Но сверху, с холма, спускалась еще одна машина. Бог ты мой, я узнал эту машину, но кто же был второй пассажир… полный боекомплект. Там сидели Жора и Альбина.

Когда Жора с Альбиной подъехали ближе, она сказала своим неподражаемым голосом:

– Дорогой?

– Привет, милая, – помахал рукой Босс.

– Это очень-очень удачно, что мы вот так встретились, – сказала она. – Я думаю, это судьба. Я как раз хотела позвонить тебе.