Текст книги "... И дай умереть другим"

– Вы полковник Грязнов, не правда ли? Севостьянова Алина Витальевна, психолог. – Она подумала и добавила: – Кандидат наук. Член вашей группы… – Тут Алина Витальевна замялась, живо вытащила из кармана пиджака какой-то листок и неуверенно прочла: – «Аль…катрас»?

– «Алькатрас», – подтвердил Грязнов и подумал, что замминистра окончательно лишился чувства юмора, если его, Грязнова, предложение уже внесли в официальные документы. Ну и черт с ними!

Комиссаров с Дятлом, еще не знавшие названия, удивленно переглянулись, затем радостно захихикали, не веря своим глазам и разглядывая ладную, небольшую фигурку Алины Витальевны. Грязнов не улыбался. Он реально отдавал себе отчет в том, с кем придется ловить беглых маньяков, убийц и насильников – со своим тяжеловесным ровесником, мальчишкой-несмышленышем и девчонкой в чистеньком костюмчике. Из серо-голубой шерсти. Грязнову немедленно захотелось, чтобы она его испачкала. Севостьянова Алина Витальевна, психолог, кандидат наук.

– Вячеслав Иванович, вам звонил замминистра. – И Алина Витальевна неловко замолчала.

– И чего? – вяло поинтересовался Грязнов.

– Сказал, э-э-э… просил… передать, что во времена Христа не было огнестрельного оружия.

Все удивленно уставились на Грязнова.

– Это какой-то секретный пароль? – робко поинтересовалась Севостьянова.

– Начальство желает быстрых результатов, – прокомментировал Комиссаров молчание Грязнова. – Вам хочется результатов? Их нет у меня.

– Вы здесь давно? – спросил Грязнов у Севостьяновой, чтобы что-нибудь сказать.

– С полчаса. Я на вашей машине прикатила, на министерской, – она кивнула на «Газель». – Это камуфляж, как мне объяснили по поводу такси. – И она решительно протянула мужчинам руку.

Все трое с опаской пожали узкую, изящную ладонь.

– Давайте обсудим ситуацию, – со вздохом произнес Грязнов. – Что у нас есть?

– Один живой охранник, – быстро ответила Севостьянова. – К счастью, он даже не ранен – так, небольшие ушибы и ссадины, никаких ожогов, подозрение на легкое сотрясение мозга, ерунда. Давайте поговорим в машине, если не возражаете, там удобнее.

Мужчины не возражали. В салоне «Газели», замаскированной под такси, оказалось очень даже комфортно, не говоря уже о холодильнике, СВЧ-печке, средствах спецсвязи и уютном диванчике.

– А где тот, кто вас привез? – поинтересовался Федор, одобрительно разглядывая интерьер. – Он тоже останется с нами?

– Я сама за рулем.

– Вот как. И давно?

– Лет пятнадцать. Все началось с мотоциклов. Знаете, увлечения юности… Так вот. Я взяла на себя смелость вызвать нашего единственного свидетеля для дачи показаний.

– Откуда он приедет?

– Из Москвы.

– А что же, там его нельзя было допросить? Чего гонять парня взад-вперед? – удивился Дятел.

– Все верно, – успокоил Грязнов. – Грамотный ход. Если хочешь, чтобы люди говорили правду, надо потрепать им нервы. Так что теперь возьмите на себя смелость вернуть его с полдороги обратно в Москву. Так говорите, вы психолог, Алина… Витальевна?

Севостьянова кивнула и продемонстрировала понимание ситуации.

– Вы, конечно, удивлены и… огорчены моим присутствием. Я полагаю, нужно что-то сказать о себе? Я работала в колонии общего режима в Коми и в строгой зоне в Челябинской области.

– А сейчас?

– Сейчас работаю над докторской диссертацией.

Дятел с Комиссаровым округлили глаза. Грязнов тоже почувствовал себя не в своей тарелке. Старею, что ли? Что за черт, что тут такого удивительного, что молодая привлекательная женщина с голубыми глазами активно выстраивает свою карьеру…

– Какова же, позвольте поинтересоваться, была тема вашей кандидатской?

– «Проблемы адаптации бывших заключенных в свободном обществе» – это кандидатская. Хотите кофе? Правда, из термоса. А докторская – то же самое с некоторой тонкой специализацией – «Проблемы адаптации… в период незаконного отбытия из мест лишения свободы».

Грязнов не поверил своим ушам.

– То есть проблемы адаптации зеков во время побега?! Тонкости их душевной организации?!

– Ну да. – Алина Витальевна мило и по-домашнему улыбнулась, разливая кофе в высокие колбообразные чашки.

– Где же вам позволят защищаться с такой диссертацией? Разве в какой-нибудь мафиозной группировке?

– Да нет, вы не поняли. «Диссер» закрытый, конечно, и его результаты и возможный, э-э-э, с позволения сказать, научный потенциал будут направлены не в помощь бежавшим заключенным, а в противодействие им. Иными словами… – Она подчеркнуто интеллигентским жестом поправила очки на переносице.

– Иными словами, вот почему вы здесь, – уразумел наконец Грязнов.

Комиссарову с Дятлом, похоже, этого знания было не нужно, поскольку для них Алина Витальевна стала самодостаточной фигурой с первой минуты. Тем не менее сама она отчего-то чувствовала себя неуютно.

– Вячеслав Иванович, я должна кое в чем сознаться. Я взяла со стоянки МВД не ту машину. То есть мне сказали, что «Газель» с тонированными стеклами стоит там-то и там-то, и я немедленно разыскала ее и села за руль. Вообще-то, выходя из подъезда, я видела, как ее покидает водитель, но решила, что ее просто подготовили к поездке. Заправили и все такое. Ключ был в машине, я предъявила выездные документы и рванула поскорей, чтобы позже вас не приехать.

– Так в чем проблема, все в порядке.

– Это еще не все. В машине для меня должны были быть приготовлены кое-какие документы по нашим заключенным и вообще по делу. Выехав на окружную дорогу, я решила наконец ими заняться. Вот что там было, – она протянула Грязнову пару кожаных папок.

Вячеслав Иванович с недоумением распахнул их и крякнул:

– Ничего не понимаю…

Дятел и Комиссаров заглянули ему через плечо. Там действительно было на что посмотреть. В кожаных папках лежали журналы «Пентхаус» и «Хастлер». Десятки обнаженных красоток в самых вызывающих позах глянули со страниц отменной глянцевой полиграфии за те секунды, что Грязнов потратил на пролистывание.

– Я же говорю, – подтвердила Алина Витальевна, – я села не в ту машину. Я ее фактически угнала. Вот, – она кивнула на длинные брезентовые свертки в дальнем углу.

Дятел после кивка старших товарищей немедленно принялся распаковывать их, и на свет показались великолепные образцы стрелкового оружия.

– На уточек собирались, – подытожил Грязнов. – У него, заядлого охотника, вырвался протяжный вздох.

– То есть в этой машине эмвэдэшное начальство планировало отправиться на охоту? – подозрительно переспросил Федор Комиссаров, передвигаясь по салону. – А вы, дамочка, ее угнали…

Севостьянова печальным кивком подтвердила это происшествие.

– Да ведь это потрясающе! – взвыл Комиссаров. – Это надо отметить. И немедленно. Слава, я носом чую, здесь полно всякой снеди!

Грязнов немедленно одобрил идею «подзарядить батарейки». На первый раз по заявкам трудящихся из холодильника и прочих укромных мест на импровизированный стол были извлечены: кирпичик «Бородинского» хлеба и батон «Французского» с отрубями, пара брикетов крабового мяса, две огромные копченые курицы, хороший брусок «Голландского» сыра, палка микояновской сырокопченой колбасы, стограммовые баночки икры обоих цветов, маринованные огурчики и две полуторалитровые бутылки минеральной воды «Боржоми» и «Вера» – с газом и без. Кока-колу пил один Дятел. Алина Витальевна даже не подумала ссылаться на какие-либо диеты и опустошала припасы наравне со всеми. Чем привела мужскую часть коллектива в состояние повышенного жизнелюбия.

– Ландшафт поискам не благоприятствует.

Несмотря на то что аналогичные действия и расчеты были предприняты оперативной группой, прибывшей на место аварии еще сутки назад, Комиссаров вспомнил молодость и пытался определить возможные пути побега и соответственно – поиска. И потому не участвовал в общем разговоре.

– Обсудим, что у нас есть. Готовы? Итак, в автобусе было девять человек. Шесть заключенных, два конвоира и шофер. У нас с вами имеется в наличии семь трупов. Шесть совершенно обгоревших и один с разбитой головой. Что можно определенно сказать по поводу последнего?

– Удар тупым предметом по теменной части головы – это без комментариев.

– В каком смысле «без комментариев»?

– В том смысле, что от этого он и скончался.

– Ладно, значит, сердечный приступ отпадает.

– Шутим?

– Я имел в виду – это определенно, что он получил удар по голове?

– Вовсе нет. Его могли стукнуть в другое место, и он, падая, ударился головой. Согласно предварительным показаниям конвоира, когда он вытаскивал напарника из машины, то не слишком присматривался, жив тот или нет.

– Ладно, оставим это. Что с водителем?

– То же, что с остальными. Все обуглились до неузнаваемости.

– Заключение экспертизы?

– Еще нет, жду.

– Ладно, какие тут могут быть версии?

– Никаких, – честно признался Дятел, предварительно наморщив лоб.

– Тогда помолчи с умным видом, – цыкнул на него Комиссаров.

– Версии две. Побег планировался изначально. И побег вышел спонтанно, в силу сложившихся обстоятельств.

– Годится для начала. Что касается первого варианта. Необходимо обработать максимум информации о последнем месяце заключения наших беглецов. Об их родственниках, друзьях, знакомых – все, что найдем. Естественно, для второго варианта такая информация тоже необходима, по крайней мере, будем думать на основании этого, где их искать. На настоящий момент у нас есть какие-нибудь данные от групп поиска?

– Прямая связь молчит, – Севостьянова кивнула на телефонную трубку, лежащую на приборной панели. – Но я дала оперативникам свой электронный адрес и просила все дублировать туда. Сейчас посмотрю. – Она взяла в руки ноутбук, быстро открыла электронную почту и отрицательно покачала головой. – Я разговаривала с их начальником, такой довольно хамоватый господин. Он сообщил мне, что собаки след потеряли. Поэтому «пришлось отрабатывать направления всех сторон света», цитирую дословно, и они занимаются ближайшими населенными пунктами. И так далее – то есть следующими за ними населенными пунктами, тоже дословно. Вертолеты прочесывают лесной массив. А он тут, кстати, очень массивный.

– Ясно, – без эмоций бросил Грязнов. – Федор, ты посчитал?

– Готово. – Комиссаров появился со своими записями и какими-то графиками. К моменту начала поисков после аварии прошло примерно два часа двадцать минут. И это по минимуму. Соответственно…

– То есть как?! Никто не заметил крушения поезда? Диспетчеры не обратили на это внимание?!

– Нет, конечно, но ты знаешь, как это у нас. Сообщили через четверть часа в одну инстанцию. Там подумали, как бы эту информацию полояльней преподнести следующей инстанции. И так далее. Короче, пока спецназ из Москвы вылетел…

Грязнов выругался про себя.

– Соответственно, – продолжил Федор, – за два с половиной часа по пересеченной местности, а местами – по чаще зеки могли пройти максимум двадцать пять километров, но я бы пяток скинул на ландшафт. Наверняка на радиусе в такое расстояние по всей окружности находится не меньше десятка поселков и станций. Словом, мне нужна хорошая карта этой гребаной местности, и тогда я скажу какие-то конкретные вещи.

– Я могу вам помочь. – Алина Витальевна снова взяла свой ноутбук, открыла какую-то программу и стала входить в карту за картой.

Комиссаров пораженно следил за этими манипуляциями. Но когда появилось то, что ему было нужно, разочарованно сказал:

– Это же карта нескольких районов. В три раза больше, чем нужно.

– Нет проблем. – Алина Витальевна исправила оплошность, сконцентрировав внимание компьютера на необходимом и увеличив нужный Комиссарову квадрат. Тот восхищенно прищелкнул языком:

– Все, Слава, меня не трогать полчаса! Выдам подробное руководство к действию.

– Мне тоже, с вашего разрешения, нужно кое-что сделать. – Севостьянова вышла из машины, отошла в сторону и достала из кармана телефон.

ПРИГОВОРЕННЫЙ

…Его лошадь взяла следующее препятствие легко и играючи, выиграв у воображаемых преследователей еще полкорпуса. Всадники дышали конским потом и сыростью утренней хвои – сосновый бор соседствовал всей линии скачек. Какая-то гнедая как будто стала доставать его слева. Рыбак сдавил бока своей лошади, еще выше привстал в стременах и… очнулся от голоса усатого конвоира.

– Зубрицкий, твою мать, ты же вроде медик, твою мать, помоги им!

Постанывая, те, кто был еще жив, стали приходить в себя. Сколько времени Рыбак был без сознания, определить точно он не смог. Может быть, минут пять – десять?

– Я в наручниках, – проворчал Зубрицкий. – Или ты забыл? Сними их, к чертовой матери, если хочешь, чтобы я что-то сделал. И фонарь нужен, не видно ни черта.

– Держи, – усатый, не раздумывая, швырнул ключи. Затем, вслед – резиновый фонарик «Дюрасел».

Рыбак удивился такому проявлению доброй воли, но, кое-как поднявшись на ноги, все понял. В искореженном салоне «мерседеса» было по меньшей мере четыре трупа. Окончательное слово оставалось за Зубрицким. Он освободил свои руки, а сам двинулся к раненому второму конвоиру. Тот был без сознания, но пульс прощупывался, и Зубрицкий помог усатому вытолкнуть его из машины, а сам вернулся в салон. Водитель и случайный попутчик, так и не добравшийся до Скоморохова, признаков жизни не подавали. Два зека тоже были мертвы наверняка. Толстяк Бондарь застрелен, неприметный, молчаливый Рахманин во время аварии сломал шею. Оставался еще Степанцов…

Зубрицкий незаметно, словно ненароком, уронил ключи от наручников на скрюченную фигуру Федоренко. Федоренко немедленно воспользовался подарком и тоже освободил запястья. Не заметивший этого усатый заторопил Зубрицкого:

– Ключ давай обратно, или ты уже решил, что амнистирован?!

– Не знаю, где-то выронил, – буркнул тот, переворачивая Степанцова на спину.

В эту секунду раздался невнятный шум, переросший в длинный, непрерывный гудок.

– Ч-черт! – завопил усатый и, едва выглянув в разбитое правое окно, сразу же нырнул в него.

Рыбак вдруг почувствовал, что чрево автобуса словно начинает подрагивать. Он последовал за усатым, и страшная догадка не замедлила подтвердиться. Разбитый автобус лежал на железнодорожном полотне, а гудок следовал из поезда, запоздало тормозившего перед этой неожиданной преградой. Кто-то вдруг схватил его за ногу. Это был Федоренко, выползший из салона и второй рукой обшаривавший водителя. Он еще не знал, что самая большая опасность сейчас исходит не от спасшегося охранника, а от несущегося поезда. Молнией сверкнула безумная мысль, и Рыбак бросился к случайному попутчику. Он был просто безнадежно мертв, но это уже не интересовало заключенного.

– Рыбак, Зубрицкий, вылезайте скорее! – где-то неподалеку завопил охранник, предупредив о нависшей угрозе. И действительно, визг запоздалого торможения стал закладывать уши.

Зубрицкий не замедлил воспользоваться приглашением, но, не то заподозрив в Степанцове едва уловимое дыхание жизни, не то твердо удостоверившись в этом, тянул его за собой. Рыбак помог ему выбраться наружу, краем глаза уловив, как Федоренко, уже вооруженный укороченным «калашниковым», двумя ногами выбил заевшую было правую дверь и выпал в черноту.

Рыбак вытряхивал мертвого попутчика из его одежды, стараясь не думать о том, что еще пару минут назад этот человек был жив и торопился по своим делам в какое-то неведомое Скоморохово. Скорей, скорей – куртку, брюки, клетчатую рубашку… И вон из машины!

Федоренко помог Рыбаку освободиться от наручников и цепей и прошипел:

– Послушай, мне наплевать, куда ты пойдешь. Только не за мной, понял?

Рыбак, не обращая внимания, сорвал с себя арестантскую робу и забросил ее в разбитый микроавтобус. В это время с противоположной стороны «мерседеса» одновременно с бешеным криком «Где ключи, сука?!» раздалась автоматная очередь, и они оба, не сговариваясь, бросились в лес.

А еще несколько секунд спустя локомотив с двумя цистернами въехал в микроавтобус и протолкал его вперед с полсотни метров, пока сам не соскочил с рельсов и, накренясь влево, не пропахал по земле столько же. Затем последовал взрыв – цистерны были явно не пустыми, – и ослепленный Рыбак, ничком бросившийся на землю, успел подумать, что в жизни своей не видел более яркого события.

А бывший «мерс», перевозивший заключенных, превратился в расплавленный ком железа, вместе с несколькими трупами и одеждой Рыбака.

ГРЯЗНОВ

Алина Витальевна только что куда-то снова позвонила и убрала трубку в карман.

– С вашего разрешения, Вячеслав Иванович, – предложила она, – я займусь психологическими портретами наших беглецов.

Комиссаров устало прикинул:

– Надо зарядить всех участковых в полезном радиусе. И опять подключить местные опергруппы. Мне кажется, шансы есть.

– Вот и давай, – распорядился Грязнов. – А ты, – он повернулся к Дятлу, – займись альтернативными версиями. Сможешь разбудить общественность?… Подумай, какие могут быть варианты, если наш беглец не станет прятаться в мусорных баках и на чердаках, а решит затеряться в толпе.

– А вы где будете искать?

– А я буду спать.

ПРИГОВОРЕННЫЙ

Припадая на правую ногу, зек бежал по ночному лесу, не оглядываясь. Зачем это было делать, если он и так был уверен, что погоня за ним уже есть, хоть пока она движется заочно. Пересохшие листья, хвоя и дерн тревожно хрустели под ногами. Иногда он поднимал голову и думал, что полнолуние никогда в жизни не предвещало ему ничего хорошего. Ни в беспризорное детство. Ни в ночь перед убийством. Ни сегодня.

Тряпка, которой он перетянул кровоточащую ногу, давно намокла и рану уже не сдерживала.

Перелески казались бесконечными. И он далеко уже не был уверен, что бежит все время в одну сторону. Но он твердо знал, что нельзя останавливаться. Он остановится тогда, когда остановится эта пульсирующая струйка крови. Когда остановится сердце.

Чаща заметно редела, и вот уже между стройными осиновыми стволами стало метров по десять, по пятнадцать, по двадцать, они словно превратились в телеграфные столбы вдоль железнодорожного полотна… Железнодорожного? Ну да, конечно, этот поезд… Кто бы мог подумать, что приговоренный к пожизненному заключению человек может еще угодить под поезд. Пять человек…

ГРЯЗНОВ

– Подъем!

Несмотря на протесты Алины Витальевны, Дятел бесцеремонно растолкал начальника.

– Вячеслав Иванович! В двадцати трех километрах на юго-запад от места аварии Комиссаров с собаками обнаружил кровавый след.

Леша Дятел возбужденно подпрыгивал. Он сейчас сам был похож на охотничью собаку.

– Куда ведут следы?

– К воде.

– Узнай группу крови, – распорядился Грязнов, – и кому из зеков она принадлежит.

– Вы имеете в виду – Федоренко или Зубрицкому?

– Я имею в виду – кому из пятерых зеков, бывших в машине.

Алина с сомнением покачала головой:

– Значит, вы не исключаете, что… Кстати, а как мы будем туда добираться? «Газель» не проедет.

– У нас все еще есть вертолет, – напомнил Грязнов, – направляясь к «стрекозе».

– Извините, – сказала Алина Витальевна, достала свой сотовый и отошла в сторону.

Грязнов удивился, но ничего не сказал.

ПРИГОВОРЕННЫЙ

Рыбак бежал уже несколько часов, не останавливаясь ни на минуту. Он чувствовал себя заминированным механизмом, который если остановится хоть на секунду, то взлетит на воздух.

Раз– два-три-четыре. Раз-два-три-четыре. Раз-два-три-четыре. Глубокий, но не максимальный вдох, три движения ногами, на четвертое -свободный, без напряжения выдох.

При толчках от земли колени должны подниматься достаточно высоко, чтобы у икроножных мышц было время расслабиться, прежде чем стопа вновь войдет в соприкосновение с почвой. Когда-то его забавлял этот парадокс. Чем выше задираешь ноги во время длительного бега, тем больше они успевают отдохнуть.

Раз– два-три-четыре. Раз-два-три-четыре…

Вот уж он точно не думал, что еще способен на такое. Способен, не способен – какая разница. Что делать дальше – вот вопрос. Без денег, без документов, без… Стоп. Ведь он же был в чужой одежде. В одежде случайного попутчика, добиравшегося в Скоморохово. Который ехал с ними отнюдь не за спасибо. Рыбак наконец остановился и занялся изучением карманов. В откровенно коротковатых штанах лежала связка ключей и носовой платок. Во внутреннем кармане джинсовой куртки – отлично! – бумажник – портмоне на «молнии». Итак, что в нем? Водительские права на имя Патрушева Антона Николаевича (надо же, тезкой оказался мужик), его же визитная карточка, фотография женщины лет тридцати пяти с девочкой-подростком и пятьсот тридцать четыре рубля. Ну что ж, уже кое-что…

Деревья так осточертели, что уже прыгали перед глазами. С непривычки легкие горели от такой сумасшедшей нагрузки.

Рыбак выскочил на опушку, резко обрывающуюся десятком метров крутого берега перед нервно вьющейся речушкой. Он спрыгнул вниз и через несколько секунд скатился прямо к воде. Возле самого берега лежал человек. В арестантской одежде. Это был один из его недавних попутчиков.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что Степанцов мертв.

Рыбак сообразил, что с определенного момента, петляя и путая следы, он невольно шел дорогой Степанцова. Теперь это давало ему некоторый шанс. Если преследователи выйдут сюда и обнаружат тело сбежавшего зека, они успокоятся.

Рыбак заново перемотал ногу, переложил деньги, водительские права Патрушева и фото в кармашек портмоне, застегивавшийся на «молнию», подумал, что не плавал своим любимым кролем уже полгода, и вошел в реку…