Текст книги "... И дай умереть другим"

– Вспомните, он носил часы, запонки, перстни, кольца?…

– Часы обязательно. Швейцарские. Кольцо – только обручальное. Запонки… нет, не помню. Это ограбление?

– Возможно, – уклончиво ответил Турецкий. – Чем он занимался в Москве?

– А вот с этим вопросом вам придется обратиться непосредственно к послу.

– Штайн не опасался за свою жизнь, не получал в последнее время писем с угрозами?

– Нет… не знаю.

– Может быть, телефонные звонки соответствующего содержания?

– Я уже ответил.

– Это его первый визит в Россию?

– Нет.

– У него был постоянный круг знакомств среди российских граждан?

– Не знаю.

«А что ты, собственно, знаешь?!» – хотелось заорать Турецкому.

– Где он остановился?

– В посольстве.

– У него могли быть с собой дипломатические документы, похищение которых способно отразиться на международных отношениях? – Во завернул, аж страшно.

Немец, видимо, подумал о третьей мировой войне и тоже испугался:

– Обращайтесь к послу. Нет.

– Нам нужен список его последних контактов.

– К послу. – Окончательно протрезвевший консул, подхватив свой смокинг, ретировался с максимальной поспешностью, которую мог себе позволить, не теряя при этом дипломатического достоинства.

Может, не стоило его так, скорее всего, обыкновенная бытовуха. Но зато, с другой стороны, теперь никто не заикнется, что мы отнеслись к делу недостаточно серьезно, пусть помучаются, поиграют в шпионов.

Первым Турецкий допросил швейцара, который не только присутствовал при отбытии путаны, но даже успел с ней побеседовать. А проститутку нужно было вычислить как можно скорее. Швейцар оказался типом не в меру разговорчивым и на простой, казалось бы, вопрос: видел ли он девушку раньше – разразился целой тирадой:

– Да какая она девушка?! Она девушкой годов с тринадцати небось быть перестала. Шлюха она и есть шлюха, а то и того хуже – б… настоящая. Другие девки намоются, накрасятся смотреть приятно, а эта что? Панка натуральная: патлы засмоктанные, глаза подведет как у покойницы, крест на шее с мою ладонь, не меньше, и одежка точно ряса. Нормальный мужик на такую ни в жисть не полезет, только эти любители экзотики. Вот и допрыгался этот, довела его экзотика.

– Ага. То есть появилась она не впервые, если я правильно понял?

– Точно.

– Ее имя, фамилия, знакомые, родственники, постоянные клиенты, вываливайте, короче, все, что знаете.

– Ангелиной называлась, больше ничего не знаю.

– Хорошо, а теперь по порядку: вы видели, как они входили? Она и немец?

– Я всегда на посту. Где-то без четверти девять подъехали.

– На чем?

– «Опель» темно-зеленый, немец сам за рулем сидел.

– Его вы тоже раньше видели?

Швейцар на мгновение задумался:

– Вроде видел, раз или два.

– И все время с этой Ангелиной? Или с другими девицами? Или в комбинации?

Швейцар хихикнул, очевидно представив себе такой вариант.

– Не, эту он впервые подцепил.

– Ну а потом что было?

– А ничего! Где-то в десять тридцать выскакивает она в этом неглиже, ну… в чем мать родила, только ботинки на ней и полотенце сзади волочится. Хоть бы прикрылась! И орет как свинья недорезанная: монстр! монстр! спасайтесь! А у самой руки по локоть в крови, морда расцарапана. Схватил я ее в охапку, а она скользкая, визжит, вырывается, в общем, плюнула мне в глаза – и деру.

– Что, так по улицам в полотенце и поскакала? – не удержался от вопроса Турецкий.

– Куда там: в «опель» немца этого запрыгнула – и фьюить, только ее и видели. Как раз «форд» серебристый въезжал на стоянку, шлагбаум был открыт.

Объявить в розыск «опель» Турецкий не успел. Явился Сикорский, закончивший интервьюировать путан, и сообщил, что машина, которую искали по всей Москве, обнаружена всего в двухстах метрах от гостиницы, за углом у телефона-автомата. Еще одно очко в пользу мажора.

– Что путаны?

– Искомая: Анжела, Елена либо Алина Тельновская, рабочий псевдоним – Ангелина, из лимиты, проживает или прописана в общежитии химико-технологического техникума, по словам коллег, страдает психическими отклонениями. – Сикорский перевел дух и добавил доверительно:– На мистике сдвинулась. Возможно, привлекалась.

Только маньяков мне и не хватало, с тоской подумал Турецкий, чур их! Чур!

– Входы и выходы изучил? – спросил он с постной миной, не желая принимать предложенного дружеского тона. Хотя, спрашивается: а мажор-то в чем виноват? Шут с ним, потерпит – не маленький…

– Ситуация следующая: гостиничный двор представляет собой каменный мешок, у них тут стоянка. Забор высокий – метров пять, я пробовал, просто так не перелезть. Выхода из здания три: парадный, пожарный – он закрыт, ключи у охраны – и служебный на стоянку – он открыт. Сторож утверждает, что пешком со стоянки никто не выходил. Вообще, в пятнадцатиминутный промежуток с момента прибытия Штайна до его смерти никто не входил в гостиницу и никто ее не покидал…

– А после, после? – нетерпеливо прервал Турецкий.

– Семь человек. Шестеро братков, местные завсегдатаи, гуляли с самого утра, все – никакие, пока не проспятся – допрашивать бесполезно. Со слов бармена, за час-полтора до исхода полностью утратили мобильность, сидели в баре безвылазно. И одинокий гражданин – Лукин С. С. Его я на всякий случай уже проверил: коммерсант средней руки, был с дамой в номере на первом этаже, со свидания отправился прямо домой к жене. Проститутка и коридорный подтверждают, что в момент убийства Лукин из номера не отлучался. Можно, конечно, еще покопать, но это вряд ли «наш» человек – староват и хлипковат.

– Кто первым обнаружил труп, не считая, разумеется, Ангелины? Дежурный по этажу?

– Да. Он услышал сдавленный крик, но, как уверяет, не придал этому значения, дескать, может, у кого-то из постояльцев слишком бурный оргазм. Через минуту-две мимо него проскочила голая девица, он выглянул в коридор: в пятьсот пятом была открыта дверь. К трупу не приближался, ни к чему в номере не притрагивался, сразу же вызвал начальника охраны. Показания подтверждает один из жильцов. Он услышал женские крики в коридоре, вышел посмотреть, в чем дело, увидел, как коридорный вошел в номер и пробыл там секунд двадцать, не более. Затем оставил его и еще пару подоспевших любопытных соседей охранять вход в номер и побежал к себе – звонить начальнику охраны.

Портье подтвердил, что Штайн появился в этом заведении не впервые, в плане дам не повторялся, всегда снимал номер на сутки, но никогда больше чем на несколько часов не оставался. Сегодня все было как обычно: снял одноместный номер, прошел с барышней в бар, потом поднялся к себе. Платил наличными, и, как «случайно» удалось заметить портье, денег у него в бумажнике было много – пачка «наверное, толщиной с большой палец» – марки. Но в момент, когда убегала путана, портье на месте не оказалось: «живот скрутило».

Следователи стояли и молча рассматривали машину.

«Опель» был цел, закрыт, и даже противоугонное устройство невменяемая Ангелина включить не забыла.

– Она, очевидно, дозвонилась до кого-то из автомата, и ее забрали, – наконец высказал предположение Сикорский.

– Зачем звонить из автомата, если в машине есть телефон? – Несмотря на отсутствие бодрящих напитков, Турецкий окончательно проснулся и мыслил вполне ясно. – А ну-ка, – он указал взглядом на урну в нескольких шагах от брошенного автомобиля.

Артур Сикорский с невозмутимым видом подобрал обрывок газеты покрупнее, расстелил на тротуаре и принялся методично вытряхивать содержимое мусорного бака.

– Эврика! – Он аккуратно подхватил платком изрядную связку ключей – штук десять, в том числе от машины.

Турецкий открыл дверцу, взял трубку телефона, нажал повтор последнего номера и, не дожидаясь, пока ему ответят, дал отбой, зафиксировав номер на определителе.

– Теперь остается выяснить, кому он принадлежит, и можно двигать за Ангелиной и ее сообщником, – подытожил Артур.

– Угу, – промычал Турецкий, не слишком веря в такой элементарный вариант.

Он взглянул на часы: начало одиннадцатого. Домой ехать просто бесполезно, скоро все вернутся домой и поспать все равно не дадут, придется восстанавливать силы на родном диванчике в кабинете.

– Может, заедем ко мне, позавтракаем, отдохнем, – словно читая его мысли, предложил Артур.

– Заедем, почему не заехать, – недолго думая, откликнулся Турецкий удовлетворенно: наконец-то кофейку попьем, да и пожевать чего-нибудь давно пора.

Сикорский оказался на коне. То есть на новой спортивной «мазде» темно-вишневого цвета. Хорошо быть мажором.

Апартаменты у него были под стать машине: все вылизано и вполне современно. Когда-то это была обыкновенная двухкомнатная квартира на проспекте Маршала Жукова, но сейчас стены, кроме несущих, были удалены, и образовалось приличных размеров помещеньице, разделенное только двусторонними под потолок стеллажами с книгами. Мебель итальянская, кондиционер, уголок культуриста, разумеется, масса всяких мелких прибамбасов, призванных облегчить жизнь одинокого молодого мужчины.

Турецкий даже присвистнул:

– Неплохо живешь, стажер.

– Стараюсь.

Завтрак оказался тот еще: отбивная тридцать на тридцать с кровью (голодный Турецкий ее так и не осилил), салат из какой-то индийской зелени (по виду очень похоже на болотную тину, но уточнять он не решился), в начале – апельсиновый сок и на финише – молоко.

– Хлеба только нет, – извинился Артур. – Я не ем углеводы.

– Что – вообще?! – ужаснулся Турецкий, не представляя себя в такой ситуации.

– Практически. Во всяком случае, картофель, каши, хлеб, торты и тому подобное не употребляю, – не без удовольствия пояснил хозяин.

Наевшись, Турецкий отвалился от стола:

– Кофейку бы.

– Сейчас организую.

– А сам?

– Протеиновый коктейль.

– Значит, кофе тоже не пьешь?

– Нет, не пью.

– И чай?

– И его.

– И зачем ты себя так изнуряешь?

– Не! Это я себя балую.

Турецкий сообразил, что столкнулся либо с железными принципами, либо с ослиным упрямством, и перевел разговор:

– Ладно, давай о деле. Ты проверь телефон и займись Ангелиной, а я, как большой специалист по немцам, дипломатии и прочей лабуде, попробую определиться со Штайном.

ГРЯЗНОВ

По просьбе Комиссарова Грязнов срочно приехал в МУР. Договорились встретиться в его бывшем кабинете, который так еще никто и не занял. Впрочем, Грязнов и не собирался его никому уступать. Тут была военная хитрость. Он тайком вызвал слесаря и велел поменять замок на двери. При этом демонстративно и побольше стучать молотком. Чтобы было хорошо слышно. Обиженный слесарь возразил, что он профессионал, молотком почти не пользуется и работает тихо, как мышь. Но Грязнов, руководствуясь исключительно революционной целесообразностью, приказал об этом забыть и выполнять что сказано.

В результате в МУРе не осталось сотрудника, который не знал бы, что в кабинет начальника врезали новый замок, и никаких вопросов больше не возникало: значит, есть и новый хозяин. Только вот кто он, оставалось загадкой, поскольку сам Вячеслав Иванович теперь появлялся на Петровке крайне редко. Запасной ключ от кабинета он вручил Комиссарову, так что сейчас, например, Грязнова уже ждали.

Грязнов сразу заметил, что если Федор держался невозмутимо, то Дятел весело поблескивал глазами, и у него явно чесался язык, однако субординация прежде всего, и он помалкивал. Вот только хороший ли это был признак, Грязнов распознавать еще не научился.

– Слава, признаю, что насчет денег Патрушева ты оказался прав, – сказал Комиссаров.

– Ага, вот видишь! – Грязнов откровенно торжествовал. Наконец-то появилась хоть какая-то зацепка. – Рыбак ими воспользовался? Они-таки где-то проявились?

– Да. Они действительно проявились. Только боюсь, что наш список с этими номерами можно теперь выбросить.

– Почему это? Не говори загадками, – рассердился Грязнов. – Где засекли деньги? В гостинице? В ресторане? В бане?

– Все – мимо. Деньги засекли у вдовы Патрушева.

– Что?!

– Полчаса назад она позвонила в свое отделение милиции и попросила поблагодарить сотрудника, который взял на себя труд лично их доставить.

– То есть… – От такой наглости даже у бывалого Грязнова дух захватило.

– Да, – хихикнул до того молчавший Дятел. – Описание участливого сотрудника полностью идентично внешности Рыбака. – И высказал неожиданную лингвистическую догадку: – Вообще, по-моему, слово «участковый» идет не от участка, а от «участия»!

– Рыбак сам их ей привез, – подтвердил Комиссаров, – бабки эти.

Наступила тягостная пауза, которую ни Комиссаров, ни Дятел не смели прерывать.

– Все-таки не понимаю, – сокрушенно сознался Грязнов. – Он же в бегах, без ночлега, без документов, а тут деньги сами на голову свалились – и он их возвращает. Он что – больной, зачем он это сделал?! Ты бы вернул деньги на его месте, а, Федор?

Федор скромно промолчал. Правая рука у него почему-то была сжата в кулак, которым он легонько постукивал о ладонь левой.

– Может, хоть Алина это как-то объяснит? – У Грязнова окончательно испортилось настроение. – Ну ладно. Вернул деньги. И… что еще?

– А все. Попросил Патрушеву написать расписку, извинился за задержку и уехал.

– О господи, ну а расписку-то зачем?

– А я знаю? Может, пошлет в Международный трибунал, в Гаагу.

Грязнов стал медленно, но верно свирепеть:

– Ладно, тогда скажи, зачем меня из дома выдергивал?! Раз все равно делать нечего?! Что, эти приятные новости нельзя было по телефону рассказать?!

Комиссаров отрицательно покачал головой, протянул Грязнову руку и разжал ладонь. На ней лежала металлическая таблетка, нечто вроде кварцевой батарейки. Похоже, но не совсем.

– Это еще что за хренотень?

– «Жук», – с пафосом сказал Леша Дятел, а Комиссаров просто кивнул.

– Прослушка?! И где вы ее нашли?

– В твоем кабинете, Слава, – резюмировал Комиссаров. – Нашли, пока тебя ждали. Тебя прослушивают. Меня прослушивают. Нас прослушивают.

Грязнов поперхнулся. Потом сообразил:

– Но если ты нашел ее только здесь, в кабинете, а меня просил приехать до того, как нашел, то как же ты догадался об этом?!

– Случайность. У меня домашний телефон зафонил. Паршиво они там работают, правда не знаю, кто и где. Ну я позвонил кое-кому, проверили и сказали, что с большой долей вероятности – да.

– И мой – тоже, – вставил Дятел.

– Ладно, – хмуро сказал Грязнов. – Хреновину эту вставьте назад, где нашли. Пусть считают, что мы ослепли. Весь базар теперь фильтруем, в машинах – тоже. Кстати, проверьте-ка мою, раз уж вы такие ушлые. Надеюсь все-таки, что там чисто.

Вышли на улицу, прошли на парковку, залезли в «Ниву» и проверили. «Жучок» был. Его решили тоже не трогать.

Грязнову стало нехорошо. Не может же это быть Рыбак, в конце концов?! Все-таки он пятиборец, а не технический гений… И потом, как бы он залез в муровский кабинет Грязнова… Но если не Рыбак – то еще хуже.

– Значит, кто-то слышит все, что происходит у меня в машине?!

– А что у тебя такое незаконное происходит в машине? – пожал плечами Комиссаров. – Куришь себе и куришь. И Рыбака ловишь между затяжками.

– Это уж мое дело, что происходит, – отрезал Грязнов. – Скажите лучше, господа пинкертоны, какие есть соображения, давно ли нас пасут?

– Вы будете смеяться, Вячеслав Иваныч, но на этих «жучках» стоят пломбы, – весело проинформировал Дятел. – Вот бюрократы, а! Тот, что в вашей машине, поставлен сегодня ночью или утром.

У Грязнова отлегло.

– Федор, проверь телефон Алины, если есть такая возможность.

ТУРЕЦКИЙ

Турецкий сидел у себя за рабочим столом и тер кулаками виски. Не спиртной напиток, а такое место на голове.

Акт вскрытия Штайна подтвердил предварительные выводы экспертов о времени смерти. Причина – перелом шейных позвонков, но на лице и затылке трупа были обнаружены ушибы, нанесенные тупым предметом за несколько минут до смерти. И этот тупой предмет очертаниями очень напоминал рукоятку пистолета.

Искомый злодей с его нетривиальным «модус операнди» не переставал удивлять. Если взял с собой пистолет, то почему не использовал по назначению? Боялся поднять шум и привлечь внимание? Зачем же тогда тащился с пистолетом, взял бы нож. Можно допустить, что хотел только попугать жертву, а убивать не собирался, тогда зачем убил? Случайно? Единственное объяснение: Штайн его узнал или в крайнем случае рассмотрел слишком хорошо, чтобы впоследствии опознать…

Для разнообразия Турецкий побродил по кабинету.

Как– то все не складывается. Обычный грабитель-одиночка не станет убивать, ну не получилось, в другой раз получится, с другим клиентом. Даже если Штайн обратится в милицию, что маловероятно, учитывая пикантность ситуации, в которой происходило ограбление, и даже если лицо грабителя знакомо каждому патрульному в Москве, все равно Москва большая, Россия еще больше, можно забиться в уголок, отсидеться, а не лезть под расстрельную статью. Да и со Штайном не все ясно, какого черта он полез в драку? На добропорядочного бюргера в возрасте это тоже не слишком похоже. Отдал бы деньги, наверняка ведь не последние, или заорал бы во всю глотку, вор бы испугался, сделал ноги. Нет же, он устраивает потасовку, не задумываясь, как объяснит потом, почему он появился на дипломатическом приеме в синяках и ссадинах.

Нет, Штайн мог вести себя так, только если был уверен, что его пришли убивать, и отчаянно защищал собственную жизнь. То есть он знал убийцу. Но почему у него появилась возможность к сопротивлению? Неужели парень с пистолетом, как в плохих боевиках, решил зачитать приговор и обосновать его справедливость, а пока он трепался, упиваясь собственной значимостью, немец собрался с мыслями и кинулся махать кулаками?

Что бы еще поделать для разнообразия? Если бы у меня был камин, подумал Турецкий, я бы поворочал бы в нем дровишки. Но ведь нет же камина!

Единственное, что смогла определить экспертиза в отношении убийцы: он, возможно, был одет в кожаную куртку или плащ. Под ногтями у Штайна обнаружились частички свиной кожи. А может, на него напал дикий кабан?!

Кровь на двери убитому не принадлежит. С отпечатками пальцев эксперты все еще не закончили, и неизвестно, когда закончат: гостиница как бы и новая, и клиенты бывают вполне себе с претензиями, а порядки все те же совковые: пыль вытирают редко и нетщательно. Потому в номере обнаружились пальчики порядка пятидесяти человек, и разбираться, какие из них по делу, а какие просто рядом оказались, можно до скончания века.

Звонок из машины Штайна был сделан накануне утром, номер принадлежит немецкому посольству. Просто звонил человек на работу… Ангелина предпочла воспользоваться автоматом. Сообразила, что звонок проследят? Или вообще никуда она не звонила?

Голова у Турецкого буквально опухла от несоответствий, нестыковок и несовпадений, информации для размышлений было слишком мало, а тут Костя уже торопит с результатами, и его тоже можно понять: на него давит генеральный, на которого давят немцы. Прямо Курская дуга.

Мозговой штурм Турецкого прервал Артур, с лихорадочным блеском в глазах ворвавшийся без стука.

– Александр Борисович, как настроение? Едем брать Ангелину.

– Нашлась?

– Почти. Я звонил в общежитие, где она якобы проживает. Она там действительно числится, но уже год не живет, зато мне объяснили, где ее можно отыскать. Оказывается, она ежедневно появляется на гомеопатическом толчке.

– Где?

– Стихийный рынок средств нетрадиционной и народной медицины. Она там то ли торгует, то ли консультирует.

– Бред какой-то. Погоди, погоди… Вспомнил! «Трава с Вальпургиевой горы»!…

Сикорский с восхищением покрутил головой: вот это реакция! И лишь добавил, подавая Турецкому его куртку:

– Кстати, ее настоящее имя – Елена Константиновна Терновская, а не Тельновская, я сделал новый запрос.

Толчок, то бишь рынок, состоял из одного недлинного ряда палаток. Подозрительного вида, причем явно не отличающиеся здоровьем тетки, бабки и дедки вполголоса предлагали каждому вольно или невольно забредшему прохожему чудесное исцеление от любых болезней практически даром. Панацеи в большом количестве выставлялись на прилавок и в еще большем демонстрировались из-под полы редким покупателям. Порошки, таблетки, настойки, снадобья. От всего в отдельности и одновременно – от всего разом.

Следователи немного потолкались у прилавков, для вида поинтересовались возможными вариантами лечения, ну хотя бы… ну, скажем… насморка, простатита, радикулита, ревматизма, и были не рады обрушившейся на головы информации.

– Замечательно. Но нам бы Ангелину, – вежливо вопросил Турецкий наименее жульнического вида костлявую тетку, которая при их приближении сразу подобралась и запричитала что-то с умным видом над пучком сена с громкой надписью «От зубов».

– Это которая афродизиаками торгует?

– Чем?

– Так у меня тоже есть очень действенное средство: привораживает, отвораживает…

– Нет, нам Ангелину.

– Не было ее сегодня. На службе она.

– А где ее служба?

– Да рядом тут, в Центре половых болезней… А то, может, возьмете все-таки у меня «верблюжье ушко»?

– И кем же она там работает, постоянной пациенткой? – возмущался Турецкий, топая по грязи к обозначенному костлявым теткиным пальцем приземистому зданию.

Центр размещался в помещении бывшей бани и носил громкое название «Люди». В предбаннике имелись три двери, из надписей на которых можно было сообразить, на какие же группы, собственно, делится человечество: слева – «Мужчина», справа – «Женщина», а посредине – «Д-р мед. проф. Уткин А. П.». Именно из этой двери навстречу Турецкому с Сикорским выкатился светящийся гостеприимством толстяк в больших очках и халате нараспашку, надо полагать, сам Уткин А. П.

– Добго пожаловать в центг «Люди», – комично прокартавил он дежурную фразу. – Здесь вам пголечат все угологические заболевания, заболевания матки, яичников, пгедстательной железы. Ваш доктог – цветное УЗИ, а я доктог Уткин. Итак, чем могу служить?

– Ангелина, она же Елена Терновская, здесь? – помахав корочкой, спросил Артур.

– У нее сеанс.

– А она что же, лечит…ся? – одним словом оформил двоякий вопрос Сикорский.

– Вообще-то она ассистигует пги угологии, но сейчас ей самой понадобилась квалифицигованная помощь. Я позову.

– Нет, нет, спасибо, мы как-нибудь сами, – отмахнулся Турецкий и решительно направился к двери «Женщина».

«Доктог» Уткин проявил неожиданную прыть, попытавшись заслонить собой проход:

– Что вы, что вы, туда нельзя, пгегывать пгоцедугы категогически запгещается!

– Нам можно, – веско ответствовал Артур, предъявляя документ, наделяющий его соответствующей властью.

Внутри женская половина лечебницы представляла собой натуральную баню с камнями, грубыми полатями, обилием пара и чада. Только по стенам висели набухшие от влаги медвежьи шкуры, что придавало помещению сходство с чумом. Ангелина в самой непринужденной позе лежала на полатях в любимом костюме – костюме Евы.

По дороге в прокуратуру она непрерывно крестилась и бубнила заклинания, весьма далекие от Евангелия, на вопросы не отвечала – только делала страшные глаза. Турецкий не стал торопиться: знал по опыту, с подобными личностями необходимо терпение, нужно дождаться просветления – и быстренько дожимать, пока снова не началось.

В кабинете уже дожидался ответ на запрос (Сикорский дал его от имени шефа). «…Терновская Елена Константиновна, 1974 г. рождения…» Биографические данные он пропустил. Ага… «…В 1997 г. совместно с гр. Кирпичевым В. М., ранее судимым, фотография прилагается, привлекалась судом г. Клин Московской области в качестве обвиняемой по делу о незаконном присвоении чужой собственности путем мошенничества…» Так… «…Дело прекращено – потерпевший забрал свое заявление».

– Где Кирпичев?! Когда ты его видела в последний раз?! – резко спросил Турецкий, подсовывая снимок Ангелине под самый нос.

Она отшатнулась, и сразу же взгляд ее стал более осмысленным.

– На работе должен быть, в центре… В бане… Он сегодня с двенадцати, но почему-то опоздал.

– Штайна вместе обрабатывали?

– Нет, – она замотала головой, – это не Вовик. Он только забрал меня. Оттуда… Я позвонила ему… Из автомата.

– Где он живет?!

– Там же, через дорогу.

– Все понял, Александр Борисович! – Сикорский схватил со стола фотографию и рысью покинул помещение.

Турецкий силой усадил Ангелину на стул, не хватало, чтобы грохнулась посреди кабинета и что-нибудь сломала, предложил ей сигарету, точнее – сам прикурил и вложил в рот. Она сидела некоторое время, сложив руки на коленях, с сигаретой во рту, глядя на ее тлеющий конец. Затем выплюнула окурок на пол и раздавила каблуком.

– Извините. Мне бы кипятку. У меня есть особая заварка, – она извлекла из кармана бумажный пакетик.

Особая заварка оказалась столь же зловонной, сколь чудодейственной. Буквально через пять минут она настолько пришла в себя, что даже смогла сфокусировать взгляд на Турецком. А еще через пять минут ее прорвало:

– Никогда не занимаюсь сексом с мужчинами только ради денег. Мне важна астральная близость. Гюнт оказался очень продвинутым, и, хотя он исповедовал другую философию, у нас, несомненно, была общность.

– Давайте поближе к делу.

– Я не концентрировалась на обыденности, помню, что мы пили – слияние требует большого количества жидкости. Потом я уединилась в ванной, мне нужно было подготовиться. Я медитировала, когда услышала крики, они были такие приглушенные, как будто исходили из глубины моего "я". И я стала слушать голос, он взывал о помощи, я стала перемещаться по комнате и тогда увидела его. Очертания были зыбкими, он склонился над Гюнтом и, протянув руку, произносил заклятие. Почувствовав мое присутствие, он обернулся, и тогда я увидела его лицо – лицо зверя. Он просто пригвоздил меня взглядом к земле, и я почувствовала, как он пытается войти в мое тело, я сопротивлялась, кричала, а он входил и входил, а потом растворился в воздухе.

Турецкий нервно вскочил, приоткрыл форточку, чтобы проветрить мозги, и сделал несколько кругов по кабинету, настраиваясь на соответствующий лад.

– То есть его лицо вы видели?

– Немца?

– Немца!

– Я его все еще вижу. Малейшие черточки, каждую складку, каждый зуб.

– А что было потом?

– Гюнт был мертв, а он был во мне. Он овладел мной, и я совершила обряд очищения, дальше я перестала осознавать себя и не помню ничего до того момента, как свершился второй, и окончательный, обряд.

– А первый-то в чем заключался?

– Знаки, начертанные кровью, и заклинания в определенном порядке.

– Чьей кровью?

– Жертвы.

– То есть Штайна?

– Моей. Он не может войти в мертвое тело.

– А были ли на теле после его ухода, скажем часы, вы, конечно, не помните?

– Нет.

– А не мог он, произнося заклинание, рыться в бумажнике жертвы?

– Ему деньги не нужны, у него есть власть над душами.

– А вам нужны деньги?

– Нужны. Но я не ворую.

Турецкий захотел напомнить ей про случай в подмосковном городе Клин и уже открыл было рот, но в последнюю секунду передумал: пока не время. Начнет завираться – тогда.

– А простите за любопытство, заплатить он вам успел?

– Немец?

– Немец!

– Нет.

«Важняк» усмехнулся.

– И еще исключительно из любопытства, у покойного обнаружена трава со смешным названием…

– Д-да. – Она слегка запнулась. – Я ему подарила оберег. Но его это не спасло…

Турецкий отчаянно закашлял в кулак, чтобы не расхохотаться.

– Хорошо. Когда и при каких обстоятельствах вы познакомились?

– В тот же день. Я шла по бульвару, он шел навстречу, когда мы увидели друг друга, нам захотелось близости.

– И что было дальше?

– Он спросил, не занят ли у меня вечер, потом посадил в свою машину.

– В котором часу это было?

– Не знаю.

– И вы поехали прямо в гостиницу?

– Нет, он сказал, что ему нужно кое-куда заехать.

– Куда именно?

– В ГУМ.

– Вы заходили с ним внутрь?

– Нет.

– Вы ждали в машине?

– Нет. Гюнт дал мне немного денег и попросил купить ему жвачку и себе что захочется.

– Ну и?

– Я не успела, он вернулся, и мы поехали.

– Он что-нибудь купил?

– Не знаю. Не похоже.

– Может, он встречался с кем-то? Он ни с кем не разговаривал, когда вышел, не прощался?

– Нет. Наверно.

В кабинет заглянул Артур. Турецкий оставил задержанную собираться с мыслями и пулей выскочил в дверь, спеша не столько разузнать об успехах помощника, сколько отдохнуть от общения с Ангелиной.

– Как дела?

– Никак, – вздохнул Сикорский, пребывающий в расстроенных чувствах.

Выяснилось, что Кирпичев исчез. Со вчерашнего вечера никто его не видел. Медицинский центр, в котором работали Терновская и ее дружок, оказался заведением весьма занимательным. Например, женщинам, страдающим бесплодием, доктор Уткин обещал исцеление всего за каких-то пятьдесят долларов. Процедура включала в себя посещение парилки «вдыхание целебных испарений древних лечебных растений со всех уголков мира», а также сеанс (на самом деле секс-услуги) «народного целителя, члена ассоциации белых магов и колдунов России Владимира Касьянова (Кирпичева)». Посетительниц было много, поэтому народному целителю ассистировали два помощника.

Пока Кирпичев в бегах, у них там вакансия образовалась, ухмыльнулся про себя Турецкий, устроиться, что ли, на полставки… Бр-ррр, мерзость какая!

С большим трудом он заставил себя возобновить допрос.

– Осталась всего пара вопросов, гражданка Терновская. Как вы попали в машину после убийства? Она была открыта?

– Нет. Гюнт забрал ключи с собой. Совершив обряд, я оглянулась и увидела связку рядом с телом.

Турецкий чуть не поперхнулся.

– А больше ничего рядом с телом вы не увидели? Бумажник, например?

– Нет. Вы уже спрашивали.

– Допустим. Вы сели в машину Штайна…

– Потом доехала до телефона-автомата и позвонила Владимиру.

– А почему не воспользовались телефоном Штайна, в машине? Вы что же, так и стояли в телефонной будке в одном полотенце?

Она только пожала плечами:

– Да. Наверно. Он еще не подходил долго.

– Сейчас вас проводят в лабораторию, и вы поможете составить фоторобот, – с огромным облегчением от окончания допроса выдохнул Турецкий. – В целях вашей же безопасности я задерживаю вас на трое суток.

Фоторобот удался на славу.

С распечатки на ошарашенных сыщиков смотрел граф Дракула собственной персоной. С клыками, с красными глазами, с развивающимися космами, со всеми делами.

– Она что, издевается? Это же маска, я лично видел такую в «Детском мире», – возмутился Сикорский.

– Обыкновенная идиотка. Насмотрелась сериалов про пси-энергию, начиталась лабуды о том же, все это наложилось на недостаток образования и общую скудость ума, а нам с тобой расхлебывать.

– То есть свастики, как я понял, она намалевала сама, и фашистов с сатанистами можно оставить в покое. Хотелось бы только знать, что из того, что она нам рассказала, правда, а что чистый вымысел?

– Если абстрагироваться от ее спецтерминов и перевести сказанное на нормальный язык, получится следующее. Пока Терновская была в ванной, в номер вошел неизвестный и убил Штайна, а при ее появлении испугался и убежал. Выглядит вполне правдоподобно. А дальше она либо перепугалась до смерти, либо действительно вошла в транс и, порезав ладонь, размалевала дверь кровью.