Текст книги "Квадратный корень из лета"

Воскресенье, 13 июля

[Минус триста пятнадцать]

– Синтерзатрона де Бовуар!

– Что? – Я отмечала абзацы в «Краткой истории времени» и вполуха слушала Соф. Она выхватила книгу у меня из рук – от желтого маркера остался кривой росчерк через всю страницу. Гроза и молнии.

– Эй!

– Синтерзатрона де Бовуар[13]13
  Искаженное «Симона де Бовуар», французская писательница, идеолог феминизма.


[Закрыть] заслуживает твоего внимания!

– Кто? – Мыслями я во временных тоннелях, телом – на пляже с Соф. Вчера я впервые отработала в «Книжном амбаре» с папой, избегая Томаса, и подобрала наконец все книги из списка миз Э.

Когда Соф позвонила в книжный помириться, я подумала, что появиться сегодня на пляже будет достаточно, однако ей во что бы то ни стало приспичило воссоздать нашу былую динамику. Соф не желала видеть, что мы не можем автоматически настроиться на прежнюю дорожку: счастье – это не платье, которое надевают по желанию. О бумажной «гадалке» ни она, ни я не говорили.

День выдался пасмурный, в холодном воздухе скапливался туман – предвестник дождя. Раньше мы с Соф ходили на пляж по воскресеньям в любую погоду, но Нед с «Фингербандом» показывались там, только когда солнце жарило вовсю. Помню, я недоуменно шепнула Джейсону: «Вы же вроде готы?» Он засмеялся и объяснил, что готы, панки и металлисты – три большие разницы. Не понимаю, они же все одеваются почти исключительно в черное?

Солнце робко пробилось сквозь тучи. Может, Джейсон и появится.

– Это мой сценический псевдоним, – хрипло сказала Соф, помахивая книгой у меня перед носом. – Солистка феминистской группы, играющей в стиле диско-панк. Активные… девушки, гитары, блеск и стихи Глории Стейнем.

Неужели есть такой жанр – диско-панк? Я бросила попытки отобрать книгу и принялась мазать синяки гомеопатической мазью с арникой, рекомендованной Соф, – новый тюбик нашелся в аптечке в ванной вместе с кокосовым маслом и большим розовым кварцем. Нед и Соф ну просто с одного листа читают пьесу «Прошлое лето», и только я забыла свои слова.

– А название группы? – спросила я наконец.

– Ой, ты только послушай! – Соф поглядела на меня поверх очков в форме сердечек, специально подобранных под бикини в сердечках. Будь это в силах Соф, она бы и пупырышки гусиной кожи сделала в форме сердечек. – «На кровавой тачке»![14]14
  Машина «скорой помощи» (сленг).


[Закрыть]

– Вульгарно, – сказала я через силу, решив поддержать разговор. – И все песни о тампонах?

Соф засмеялась и перевернула книгу, чтобы взглянуть на последний форзац.

– Фу, у тебя есть что-нибудь почитать нормальному человеку? – Она начала рыться в моей сумке. – Боже мой! – Я испугалась, что она нашла дневник Грея, но Соф достала потрепанную «Навсегда»: – Вот этого уж точно нет в школьной программе!

Это была одна из двух книг из списка миз Эдеванми, которая нашлась в школьной библиотеке. В последний день занятий я даже переспросила, точно ли речь идет о Джуди Блум. Физичка рассмеялась, погрозила пальцем с золотым ногтем и пожелала мне хорошего лета, напомнив об эссе.

– Я ее сто лет не перечитывала! Зачем она тебе? – Соф пустила страницы веером, бормоча: – Боже мой, Ральф! А я и забыла. Натуралы такие странные…

– Я ее еще не читала.

– Зачем же ты… О боже мой! – В третий раз ахнула Соф и перевела изумленный взгляд с книги на меня: – У тебя с кем-то секс?

– Что?! Нет! Отдай! – Я выхватила «Навсегда» у нее из рук. Елки, да о чем же эта книга?

– Ой, Готти, я пошутила. Я знаю, что у тебя еще не было секса – ты бы меня сначала спросила, – авторитетно заявила Соф с непоколебимой самоуверенностью. Встав, она натянула платье. – Так, я захотела пить!

– Можешь принести мне «Кримсикл»? – попросила я, когда она не предложила. Погода не для мороженого, но я сегодня не завтракала.

Соф протянула руку за деньгами и громко затянула «Тампо-он!», шагая с пляжа. Кругом не было ни души.

Я снова открыла «Краткую историю времени» и попыталась уложить в голове два постулата теории струн: 1) частицы – одномерные замкнутые системы, а не точки, и 2) существуют нити энергии, проходящие через пространство и время.

Грей утверждал, что нужно говорить «космические струны», и настаивал, что они натянуты на огромную небесную арфу. Если дед прав, Вселенная порядком расстроена.

Я подняла глаза, когда на страницу упала тень.

– Быстро ты… – Я замолчала, увидев Мег.

– Привет, – помахала она.

– Соф в снэк-баре.

– Да, я видела, – непринужденно обронила Мег и уселась, заняв немалую площадь одеяла. Не то они с Соф пара, не то просто дружат? – Она сказала, что ты здесь.

Поверх переплета книги я смотрела, как она достала из сумки маленький зеленый пузырек и принялась красить ногти на ногах. Не то чтобы Мег отталкивающая личность, просто после смерти Грея я практически разучилась говорить даже с друзьями, не говоря уж об остальных. Мои слова кремированы вместе с дедом.

К счастью, вскоре послышался голос Соф, явно возвращавшейся в компании. На пляж высыпал «Фингербанд» в полном составе, а за ними плелся Томас, которого я не видела с пятницы. У вечной папиной мечтательности есть свои плюсы – например, никаких насильственных семейных ужинов. Так мне, глядишь, и нобелевку дадут за эксперимент по выживанию девушки в своей комнате на одних хлопьях в течение целого лета.

Во главе стаи выступали Нед с Соф, счастливо смеявшейся оттого, что мой братец небрежно забросил руку ей на шею. Или ее насмешил его вид? Холкси еще не видывала мужского пляжного ансамбля апельсинового цвета. За ними шел Найл, барабанщик «Фингербанда», и Джейсон, единственный, кто оделся по погоде – в обтягивающие черные джинсы и неизменную кожаную куртку. Полный прикид плохого парня, вот только свитер ему связала мамаша. Я не удивилась появлению Джейсона – это же север Норфолка, здесь нечего делать, кроме как валить коров и ходить на пляж, – но тело все равно среагировало: меня бросило в холод, потом в жар, снова в холод, а в горле встал комок.

Он лениво улыбнулся мне, и я вспомнила, как в комнате Грея Джейсон тронул меня за руку и назвал Марго.

Я задрожала, сразу расхотев мороженое, которое сунула мне Соф.

– Бери быстрей, у меня уже пальцы замерзли! У них только брикеты. Ты должна мне двадцать пенсов.

– Спасибо.

Томас мялся в арьергарде, сунув руки в карманы и ссутулившись. Он кивнул мне. Я уставилась на мороженое, чтобы не смотреть на стоявшего перед ним Джейсона, и так увлеклась притворной сосредоточенностью, что не сразу заметила – все ждут, когда я подвинусь.

– Рокировка на одеяле, – объявила Соф и взглянула на Неда: – Кстати, неплохое название для группы!

– Никшни, шугейз[15]15
  Жанр альтернативного (инди) рока.


[Закрыть], – поддразнил он, жестом предлагая всем обняться для фотографии. – Спорим, в конце лета ты у меня оторвешься на «Диком мессии»!

– Можешь за меня заплатить, – Соф похлопала ресницами, – когда я заставлю тебя танцевать под «Рокировку на одеяле»!

Я встала, непонятно как оказавшись между Томасом и Джейсоном. Нед целую вечность возился с настройками, потому что взял с собой один из своих восьми тысяч пленочных фотоаппаратов вместо мобильника. Томас с Джейсоном обняли меня за плечи для снимка, нечаянно стукнувшись друг о друга, когда Нед заорал:

– Так, все говорим «Зигги Стардаст»!

Раздался щелчок фотоаппарата и нестройный хор голосов – каждый завопил что-то свое. По-моему, Томас проорал: «Проблема в квадрате», но когда я на него посмотрела, он стоял с самым невинным видом.

Когда Нед наконец позволил садиться, в центре одеяла образовалась свалка: волосатый, с обильным пирсингом Найл затоптался, бухая тяжелыми «Доктор Мартинс», и меня оттеснили на угол. В конце концов все расселись парами. Посередине Соф с Недом, рядом Томас с Найлом и Мег с Джейсоном, который поглядывал в мою сторону. Меня зажали между Томасом и Найлом, как какую-нибудь сбоку припеку. Гутен таг, история моей жизни, кроме… прошлого лета. У меня был Джейсон, до этого у меня была Соф, а до этого я была Томас-и-Готти. Как же я оказалась в одиночестве?

Погода из пасмурной на глазах превращалась в дождливую.

Нед и Соф громко обсуждали список композиций для проводов лета, о которых он до сих пор не сказал мне прямо. Папа о вечеринке не упоминал, потому что мог вообще о ней не знать. Он не из строгих родителей, которые контролируют каждый шаг своих отпрысков, и воспротивился, лишь когда Нед захотел сделать татуировку на шее. С другой стороны, мы в основном и не спрашивались, предпочитая набивать собственные шишки.

Я откусила чуть не полбрикета и указала Найлу на набитый рот, чтобы избежать разговора. У Найла столько пирсинга, что его ухо можно отклеить, как марку, и я не знала, о чем с ним разговаривать. Что ему сказать, «красивые дырки», что ли? Найл надел наушники и перестал обращать на меня внимание.

Томас неловко повернулся, скрутив и смяв ногами одеяло под возмущенный хор. На очках капельки морской пены, волосы кудрявые, как у Соф.

– Привет.

– Угу, – пробормотала я, сожалея о непрожеванном куске мороженого.

По неписаному договору извинений в словаре Томас-и-Готти не водилось. Я решилась спросить:

– Тебя уже со всеми познакомили?

– Го, я ведь уже знал и тебя, и Неда, и остальных, – ответил он. – Новой была только Соф, и она довольно напористо представилась сама.

– Оу. – Все же прежний Томас не очень вязался с нынешним.

– А что, подложить медузу в мой завтрак считается за знакомство? – подала голос Мег. Томас обернулся к ней, закрутив и дернув одеяло в другую сторону. В результате я с размаху села на холодный песок. Томас оказался ко мне спиной, и я не расслышала, что он сказал. Я смотрела на веснушки на его шее. Они с Мег и Соф рассмеялись, а я уловила обрывок фразы – кажется, они обсуждали комиксы.

Используя Томаса как прикрытие, я стала смотреть на Джейсона. Воротник поднят, светлые волосы откинуты назад. Он повернулся, подставив под объектив Неда свой лучший профиль на фоне меланхолического морского пейзажа. В прошлый раз мы виделись в комнате Грея, когда – когда что, Готти? Ты правда веришь, что наведалась в прошлое лето, оставаясь при этом здесь? Что твое сознание разделялось надвое?

Нужно спросить Джейсона, что он видел. Нужно поговорить с глазу на глаз, объяснить, что я его не избегаю, просто у меня телефон разбился.

Джейсон перехватил мой взгляд и улыбнулся, стянул чипс у Неда, пошутил с Мег о ее лаке, показал средний палец Соф. Все это было и прошлым летом, но сейчас я не с ним, а только рядом с ним, и от этого грудная клетка кажется вдвое меньше, чем требуется моим легким.

Я уставилась в книгу, выписывая карандашом формулы на полях и стараясь не обращать внимания, что во мне уже не пузырится шампанским наша тайна или что Нед горланит о вечеринке, которая мне претит. Крошечные капли дождя испещрили страницу, смазывая мои цифры. К ним присоединилась и большая слезища.

Я удивилась, когда Найл сунул мне в руку носовой платок. Тот еще платок – грязный, драный и, видимо, засморканный, но Найл ничего не сказал и не глядел на меня. Должно быть, я выглядела донельзя жалкой. Мне нужно перестать шмыгать носом и что-то сделать, иначе временнáя капсула Марго Г. Оппенгеймер в ее восемнадцатое лето превратится в промокший сумбур.

Я сунула сопливую тряпку в рюкзак, поверх дневника Грея. Этот дневник пятилетней давности, с закладкой на дне отъезда Томаса. Страница изрисована сердечками и цветами – у Грея была привычка рисовать на наших школьных табелях и записках в школу (просить папу что-нибудь подписать – все равно что пытаться поймать воздушный шар с гелием во время торнадо). Однажды у меня едва приняли справку о перенесенной кори, потому что все буквы «о» напоминали смайлики.

Подняв глаза, я заметила две вещи: 1) ярдах в двадцати от берега открылся временнóй тоннель и 2) Томас, нахмурившись, поглядывает то на меня, то на Джейсона.

– Пойду поплаваю, – объявила я и встала. Лучше броситься в морскую пучину, чем сидеть здесь.

Все уставились на меня.

– Ты же только что поела, – сказала Соф. Ее ноги лежали у Неда на коленях. – И вода ледяная.

– Не волнуйтесь, мамаша, я только окунусь, – отозвалась я, стягивая кроссовки, наступив на задники.

– Ну ладно, я с тобой, – нехотя произнесла она. Ее зубы выбивали дробь, когда она выбиралась из обтягивающего сарафана. Мег заявила, что у нее растяжение от волейбола и плавать она не может. А я мстительно подумала: тебя и не приглашали.

Мы пошли по обнажившемуся из-за отлива дну, покачиваясь, если случалось наступить босыми ногами на острую гальку или мокрые водоросли. Это продолжалось несколько минут – отмель при низком приливе тянется чуть ли не милю – в продолжение которых мы не сказали друг другу ни слова. У кромки воды стало еще холоднее – с моря дул резкий ветер. Море, кстати, было совершенно пустым, не считая тоннеля во времени. Соф попрыгала на месте, испустив преувеличенное «бр-р-р-р!».

– Если тебе уже холодно, погоди, вот сейчас в воду зайдем… – сказала я.

Соф попробовала воду мыском и отскочила.

– Черт! Да я туда ни за что не полезу!

– Кто бы сомневался. – Я тоже попробовала воду пальцами, потом отважилась опустить ступню и задержать ее. Не так уж и холодно. Я шагнула вперед. Так, уже двумя ногами в море… Потом я сделала еще шаг. И еще.

– Готти, – прошипела Соф, когда я зашла выше щиколоток. – Возвращайся, я замерзла!

– Через секунду, – пообещала я, не оборачиваясь. Море, небо и временнóй тоннель были серыми. Грей. Я хочу плавать. Доплыть до самой Арктики, уплыть от своей жизни. Повернувшись, я направилась к Соф, поднимая тучи брызг.

– Ф-фу, слава богу! Если бы ты зашла в воду, а я нет, твой брат мог подумать, что я трусиха… Подожди, ты что делаешь?

Стянув свитер, я сунула его Соф вместе с шортами и снова пошла в воду в футболке и трусах. От соленой воды защипало ссадины, но благословенная боль заставила меня проснуться. Я пошлепала к тоннелю, пока не зашла в воду по колени.

– Готти! – взвизгнула Соф, когда я набрела на яму и провалилась по пояс. От холода перехватило дыхание, и единственным способом справиться с этим было полностью окунуться. Я присела, выставив голову над водой – легкие жгло огнем – и проплыла последние несколько футов до временнóго тоннеля. Колени саднило от песка, когда я отталкивалась ногами, к подошвам льнули скользкие водоросли, но вот я наконец добралась.

Воды я не видела – на этом месте была белесость, как на экране ненастроенного телевизора, но, по ощущениям, тут оказалось глубоко, по шею. Соф что-то кричала сзади, но я была слишком далеко, чтобы разобрать слова. Меня что-то потянуло за щиколотку, подводное течение затягивало вниз…

И я проплыла через Вселенную.

* * *

– Меня что, удочерили?

Я помогала Грею, в сотый раз перекрасившему «Книжный амбар» вместо уборки. В прошлом месяце он замазал грязь ярко-желтой, как нарциссы, краской. Я участия не принимала – рука еще была в повязке после Томаса. Желтый цвет продержался две недели, после чего дед ворвался в кухню с криком:

– Бардак, гори оно все синим пламенем! Это какое-то чертово кафе, только пирожных-корзиночек не хватает!

Поэтому вчера мы перекрасили все внутри в желтовато-белесый оттенок, который сразу выглядит грязным. Я помогала. А сейчас мы все расставляем по местам.

– Нет, пигалица, ты вся наша, – отозвался Грей со стремянки. – Подай мне вон ту коробку.

С трудом подняв коробку, я отдала ее деду и снова присела, разглядывая попавшийся под руку альбом семейных фотографий. Такова природа «Книжного амбара»: тонны книжек в мягкой обложке, половина собственность магазина, половина наши. Иногда Грей, уже выписывая чек, вдруг забирал книгу назад, заявляя, что она не продается.

– Но здесь же ни одной моей фотографии! – Сотни снимков Неда, крошечного и сморщенного; мама с папой смотрят на него с удивлением; затем пустые страницы, и наконец появляюсь я. Снимки просто вложены, даже не вклеены в альбом, и мне уже год. Взялась неизвестно откуда. Ну ясно, удочерили.

Затем снова начинаются фотографии, уже не так много, и папино лицо на них на тысячу лет старше. Он выглядит поблекшим. И больше нет фотографий мамы.

Грей со вздохом посмотрел на меня, оторвавшись от своего бульварного чтива. Я не сказала ему, что он поставил книги вверх тормашками.

– Понимаешь, пигалица, иногда жизнь слишком насыщенна, чтобы фотографировать. Нет времени остановиться и запечатлеть момент, потому что ты его проживаешь.

– А Нед? – На тринадцатилетие Неду подарили «Полароид», и он то и дело останавливал мгновения. Я открыла самое начало альбома, на свадебных снимках папы и мамы. Желтое платье туго обтягивает круглый, как пляжный мяч, живот, вместо фаты через лоб повязана лента, волосы короткие и подстрижены под маллет, как у меня в детстве. Совсем как Нед, мама совершенно не следила за модой, но при этом отчего-то выглядела стильно. Папа на каждой фотографии уместился лишь наполовину. Грей стоял с цветами, вплетенными в волосы.

– На, – сказал Грей, спустившись по скрипучей стремянке, и протянул мне мятый снимок из бумажника. Этой фотографии я еще не видела. На ней мама, и я сразу по привычке начала искать в ее лице свои черты. Мы с ней носатые, смуглые, темноглазые и темноволосые, только я непонятно почему перестала подстригаться… и тут я заметила, что на руках у нее младенец. Маленький, розовый, и это не Нед.

– Я?

– Ты, – подтвердил Грей.

До этого момента я считала, что все случилось одновременно: я родилась – она умерла. Никто мне не говорил, что между этими событиями существовала минута, когда у меня была мама.

* * *

Моргнув, я оказалась на кухне, прижимая к уху трубку домашнего телефона. В трубке шли длинные гудки, только я не помню, чтобы набирала чей-то номер. Последнее, что я помню перед тоннелем во времени, – как я была на пляже и пошла плавать в холоднющем море.

В другой руке у меня фотография, которую Грей отдал мне в «Книжном амбаре» пять лет назад. Мамина. Я потеряла ее почти сразу и так и не призналась деду. А сейчас вот держу ее в руке.

Где я, в каком времени?

Я опустила голову между коленями, пытаясь отдышаться. Я могу справиться со схлопыванием тоннеля во времени. А вот с тем, что снова повидала деда, не могу. Меня скрутило от нестерпимой боли. Я не знаю, как мне это пережить. Не понимаю, как пережили остальные. Я досчитала до десяти, все еще держа телефонную трубку, когда на другом конце ответил какой-то парень:

– Алло?

Я в панике огляделась. За кухонным окном цвели розы персикового оттенка и виднелась заросшая, нестриженая лужайка. Через спинку стула переброшена меховая курточка Неда, на столе трайфл[16]16
  Английский десерт из бисквитного теста с кремом и взбитыми сливками.


[Закрыть]. Рядом с ним свалена всякая ерунда для вечеринок – пиньяты, упаковка воздушных шаров. На грифельной доске новое сообщение для Томаса позвонить маме, когда вернется из «Книжного амбара». Стало быть, время правильное.

– Джейсон? – хрипло спросила я, уже догадавшись, кому звоню.

– Да… – ответил он. – А это кто?

– Кха-кха, – откашлялась я. – Кхарго. Марго. Ну, то есть… я. Привет, – закончила я гладко, как огурец (папино выражение).

– Готти? – уточнил он, будто знает больше одной Марго и ему требуется прояснить ситуацию с помощью прозвища, которое он раньше никогда не использовал. – Что случилось?

Я же хотела спросить, что было, когда я исчезла в тоннеле времени! Все мои теории по поводу зонированного экрана лопнут, если окажется, что я исчезала в облаке дыма. Но у меня не получалось сформулировать вопрос. Мозг еще не совсем нагнал тело, и сложность того, что требовалось выразить, оказалась непосильной.

– А можно встретиться? Это важно, – сказала я вместо вопроса. – Извини, мобильный сломался, не могла прислать эсэмэску…

– Может, и мо-о-ожно, – протянул он. – Ты как-то странно говоришь. Что-нибудь случилось?

Я прижалась лбом к стене, утонув в его вопросе. Все бы отдала, лишь бы его интерес был искренним: тогда я смогу найти путь домой.

– Насчет вечеринки, – солгала я. – Хочу устроить Неду сюрприз.

Я возненавидела себя за то, что выбрала поводом ненавистную вечеринку. Но может, удастся убедить Джейсона убедить Неда все отменить.

– Ну, давай кофе попьем в кафе в следующую субботу. Нед будет занят, – добавил Джейсон. – Время я тебе напишу.

Как нарочно, именно в этот момент Нед вальяжно вошел в кухню из сада.

– Ладнохорошозначитдовстречимнепорапока, – выпалила я и резко опустила трубку, не успев напомнить, что мобильный у меня не работает.

– Трубку полагается плотно прижимать к уху, – заметил Нед, иллюстрируя эту мысль жестом. Затем – это ведь Нед – другой рукой он изобразил мобильный, добавил к нему чертовы рожки и показал вулканский салют. Ну хотя бы он ведет себя как всегда.

– Починил твой велик, между прочим, – сообщил он. – Хочешь прокатиться в выходные?

– Нед, какой сегодня день? Число?

– Телефон! – Нед, вихляясь, подошел к холодильнику и заглянул внутрь, покачивая задницей в фиолетовых лайкровых штанах с узором пейсли. – Вторник, пятнадцатое июля нашего две тысячи…

– Спасибо, – перебила я и только затем спохватилась: – А! Да. – И с силой положила трубку на рычаг.

Захлопнув холодильник ногой, Нед присел на подоконник и начал пить молоко прямо из пакета.

– Ошиблись номером? – поинтересовался он.

– Сопели в трубку, – соврала я. Нед даже не догадывается обо мне и Джейсоне, и я хочу, чтобы так и оставалось. – Чем занимался, Фредди Меркьюри?

Нед вытер молочные усы.

– Был в гараже, чинил твой велосипед, затем соображал декорации для вечеринки. Мое соло на гитаре будет… – он затряс рукой над невидимыми струнами, зажав зубами язык. – Вау!

Я улыбнулась, несмотря на упоминание о вечеринке, фотографию в руке, встречу с Греем и на то, что Нед уже совершенно оправился, тогда как я совсем наоборот. Телефонный звонок и согласие Джейсона на встречу означали, что я получу какие-то ответы. А это немаловажно, не правда ли?