Текст книги "История 27 Донского казачьего полка в Первой мировой войне. Полковые истории"

– Да, я и полковник и дворянин. Но мой путь всегда был с теми, кто не раз спасал меня от смерти на поле боя, – с моим народом! Что может быть выше этой чести?

Седова приговорили к расстрелу. Но не обошлось без лицемерия – по преклонности возраста осужденному расстрел заменили двадцатью годами каторги. В декабре 1919 года конница Думенко освободила Василия Иванович Седова из Новочеркасской тюрьмы. Он уехал в свою станицу Усть-Белокалитвенскую, но там вскоре умер».

В январе 1918 года 27 казачий полк, разместившись в ст. Митякинской и её хуторах: Еланском, Можаевском и Роговском, продолжал придерживаться про большевистских настроений и находился в оппозиции к атаману Каледину и Войсковому правительству. При чём это относилось не только к рядовым казакам, но и к многим офицерам.

Одним из таких офицеров был Ипполит Антонович Дорошев. Родился Ипполит Антонович в январе 1896 г. в семье казака станицы Гундоровской Антония Евграфовича Дорошева. Будучи учеником Каменского реального училища Ипполит Дорошев проникся революционными идеями. В знак протеста против реакционных порядков, царивших в училище, он демонстративно ушел из последнего класса и блестяще выдержал экстерном экзамен за среднюю школу. В 1914 г. Ипполит поступил в одно из передовых в России высших учебных заведений – психоневрологический институт в Петрограде, основанный группой видных ученых во главе с академиком Бехтеревым. В столице России Дорошев познакомился с рабочим движением, которое оказало влияние на формирование его марксистского мировоззрения. Первая мировая война не дала окончить институт. В 1915 г. он был призван в армию и как вольноопределяющийся. Где был отправлен в школу прапорщиков на ст. Персиановка, по окончании которой был направлен на фронт, где провел всю войну в рядах 27-го Донского казачьего полка. За честность, простоту, товарищеские отношения и храбрость, рядовые казаки полюбили молодого офицера.

Февральскую революцию Ипполит Антонович встретил восторженно и сразу включился в революционную работу. Казаки-фронтовики избрали его сначала председателем полкового, а затем дивизионного комитета 5-й Донской казачьей дивизии. В июне 1917 г. сотник Дорошев вступает в ряды большевистской партии. Казачье реакционно настроенное офицерство объявляет ему бойкот. А рядовые казаки все больше проникаются уважением к молодому офицеру, ставшему на сторону народа.

В исторические дни борьбы установления Советской власти на Дону И. А. Дорошев был одним из главных инициаторов и организаторов созыва съезда фронтового (казачества 10 января 1918 г. в стан. Каменской и образования Донского казачьего военно-революционного комитета во главе с Ф. Г. Подтелковым.

19 января за подписями М. В. Кривошлыкова, И. А. Дорошева и др. была послана историческая телеграмма в Петроград от имени Донского казачьего ВРК о признании в качестве государственной власти Российской Советской Республики ЦИК и СНКво главе с Лениным.

Ипполит Антонович Дорошев.

Все попытки командира дивизии и части офицеров, добиться выполнения приказов отдаваемых атаманом Калединым, были проигнорированы казаками. Мало того, впоследствии командир дивизии генерал Усачёв, командир артиллерийского дивизиона, войсковой старшина Измайлов Капитон Александрович, есаул Козин Алексей Гаврилович и ещё один подъесаул, были арестованы казаками в хуторе Чеботовке и переданы Совету солдатских и рабочих депутатов станицы Каменской.

7 января 1918 года делегаты от 5 ДКД, прибыв в Воронеж, где должен был состояться съезд советов рабочих, крестьянских и казачьих депутатов. 27 ДКП представлял казак Черноусов, 28 ДКП – прапорщик Кривошлыков. 44 ДКП представлял казак Иван Ермилов. В связи с тем, что в Воронеж прибыло всего семь делегатов от крестьян, и среди них только один представлял Донскую область; три казака и четверо представителей организаций, представители 5 ДКД потребовали провести съезд в окружной станице Каменской. Съезд фронтового казачества был необходим, для решения насущного вопроса – что казакам фронтовикам делать в сложившейся обстановке и кого поддержать.

10 января 1918 года в станице Каменской, по инициативе дивизионного комитета 5 Донской казачьей дивизии во главе с казаками Дорошевым и Ермиловым, был созван Съезд фронтового казачества. На съезд съехалось около 700 делегатов от 21 казачьего полка, пяти батарей и двух запасных полков. Из 15 членов ВРК только трое являлись большевиками. Именно они были решительно настроены и подталкивали съезд к боевым действиям. Однако большинство казаков-фронтовиков уже навоевались и были настроены мирно. Воевать с большевиками они не хотели, но ещё имели меньшее желание воевать против своих – казаков. Проводить Съезд, было решено в просторном, на 700 человек, зале церковно-приходской школы, не ожидая прибытия части делегатов выехавших из Воронежа.

Съезд объявил о взятии власти на Дону в свои руки, низложил Донское войсковое правительство и образовал Военно-революционный комитет из 15 человек. Его возглавил подхорунжий 6 гвардейской батареи подхорунжий Фёдор Подтёлков, казак хутора Крутовского, ст. Усть-Хопёрской, пользовавшийся у казаков большой популярностью. Секретарём РВК избрали прапорщика 28 ДКП Кривошлыкова, уроженца хутора Ушакова, Еланской станицы. Об этих событиях вспоминал Темников Иван Дмитриевич, делегат съезда от станицы Митякинской: «Мы поддержали Подтелкова потому, что думали Советы нам дадут всё… и прежде всего мирную жизнь».

В Донской казачий Военно-революционный комитет вошли:

Подтёлков – от 6 гвардейской казачьей батареи; Кривошлыков – от 28 ДКП; Дорошев – от 23 ДКП (???); Елисеев от 14 отдельной сотни; Ермилов – от 44 ДКП; Ерохин – от 23 батареи; Жданов – от 31 отдельной сотни; Ковалёв – от 28 батареи; Криушев (ст. Митякинской) – от гвардейского запасного полка; Кудинов (ст. Митякинской) – от Каменской местной команды; Маркин – от 3 батальона; Смирнов – от 8 ДКП; Черноусов – от 27 ДКП; Шурупов от резервного полка. Имя 15 члена Ревкома неизвестно.

Было решено, пока новая власть не вступила в права, решений съезда не оглашать. Однако дежурный телеграфист урядник Неживов, сторонник атамана Каледина, вместо того, чтобы отправить приветственную телеграмму Ленину, отправил её в Новочеркасск – Каледину. Опасаясь преследований, Неживов бежал в Новочеркасск.

Подтёлков Фёдор Григорьевич

В эту же ночь ВРК принял решение об аресте 250 офицеров, сторонников атамана Каледина. В подавляющем числе случаев аресты были проведены без эксцессов. Только при задержании войскового старшины Астахова, тот открыл огонь, тяжело ранив казака гвардейца.

Постепенно Съезд склонился к мирному урегулированию всех вопросов, как с большевиками, так и с атаманом Калединым. Но тут была перехвачена телеграмма войскового атамана об аресте всех участников съезда и отправки их в Новочеркасск. А так же стало известно о прибытии на Дон большого числа офицеров-добровольцев во главе с Корниловым. Это вызвало бурю возмущения, так как казаки не желали вмешательства в свои дела генерала Корнилова и офицеров-добровольцев.

В резолюции Каменского съезда говорилось: «Съезд фронтовых казаков, учитывая сложившееся положение, обсудив его, решил взять на себя революционный почин освобождения трудового казачества от гнета контрреволюционеров из войскового правительства, генералов, помещиков и капиталистов, мародеров и спекулянтов». Одновременно казачий ВРК от имени Атаманского, Донского Казачьего, 8-го, 10-го, 23-го, 27-го, 28-го, 29-го, 43-го и 44-го Донских полков, 14-й Донской отдельной сотни, 5-й гвардейской, 13-й, 28-й и 32-й Донских батарей, 2-го пешего Донского батальона и Каменской местной казачьей команды предъявил ультиматум войсковому правительству с требованием передачи власти в руки казачьего ВРК и роспуска всех действовавших против советских войск отрядов выслать за пределы Дона всех прибывших офицеров. Одновременно по указанию ВРК казаки 8-го и 43-го полков заняли станции Лихая и Зверево на севере области.

Как уже писалось выше, Съезд фронтового казачества вызвал беспокойство у атамана Каледина, который в числе прочих частей, для наведения порядка в окружной станице Каменской и ареста зачинщиков, отправил 10 ДКП. Вот как это описывается у Шолохова:

«На другой день после съезда в Каменской в станицу прибыл, по приказу Каледина, 10-й Донской казачий полк, – арестовать всех участников съезда и обезоружить наиболее революционные казачьи части… Полк, выгрузившись, примкнул к митингу. Отборно рослые, вылощенные гундоровцы, наполовину составлявшие кадры полка, смешались с казаками других полков. В настроении их сейчас же произошел резкий перелом. На приказ командира полка о выполнении распоряжения Каледина казаки ответили отказом. Среди них началось брожение, как следствие усиленной агитации, которую развернули сторонники большевиков…».

11 января 1918 год. По прибытию эшелона с казаками 10 Донского полка, казаки этого полка отказались подчиняться своим командирам и перемешались с митинговавшими. Призывы командира и офицеров 10 пока выполнить приказ Войскового атамана не нашли у казаков понимания, так как попали под влияние ставшего большевиком войскового старшины Голубова, пользовавшегося огромной популярностью у фронтовиков. Который предложил казакам присоединиться к нему и занять Новочеркасск раньше красногвардейцев и матросов. Голубов сумел убедить в этом не только рядовых казаков, но и офицеров 10, 27 и других ДКП. Так как те прекрасно понимали, что Донское правительство обречено и падёт рано или поздно. Если войсковую столицу займут первыми красногвардейцы и матросы, то могут залить город кровью.

Тут же на митинге полковой комитет заявил о подчинении 10 полка Донревкому. Однако дальше произошло непредвиденное. Так как Донревком имел тесные связи с большевиками и выступал в их русле, казаки 10 и 27 полков, как впрочем, и представители других частей, потребовали удаления Сырцова, Щаденко и некоторых других не казаков станицы Каменской. «И товарищи были вынуждены, пишет Антонов-Овсеенко, – перейти почти на нелегальное положение. Ревком, дороживший их советами, тщательно прятал от казачьих масс свои сношения с большевиками».

На следующий день, 12 января в ст. Каменской состоялся митинг и парад воинских частей ставших на сторону ВРК. По Донецкому проспекту и улице Резервуарной выстроились батареи, отдельные сотни, пешие батальоны и команды.

13 января 1918 год. Атаман Каледин, видя, что разогнать ВРК и Съезд казаков фронтовиков не получилось, отправил в Каменскую делегацию для переговоров. Ей руководили, полковник Бирюков и председатель Войскового круга Агеев. На станции делегатов встретил вооружённый отряд под командованием Щаденко. Но переговоры провалились. ВРК выдвинул Донскому правительству ультиматум, согласно которому: 1. Власть должна была перейти к ВРК. 2. Отозвать все партизанские отряды и добровольческие дружины, действующие против советской власти и выслать за пределы Дона всех офицеров добровольцев, не проживавших в Донской области. 3. Новочеркасск должны занять казачьи части подчиняющиеся ВРК. 4. Члены Войскового круга объявляются не правомочными. 5. Отозвать всю полицию с рудников и заводов. 6. Заменить полицию народной милицией. 7. Объявить по всей Донской области о добровольном сложении полномочий всех членов Войскового круга.

16 января делегация ВРК, в составе Подтёлкова, Кривошлыкова, Кудинова, Лагутина и Скачкова отбыла в Новочеркасск.

Тем временем Войсковой атаман Каледин и официальная войсковая пресса с горечью вынуждена была констатировать, что «в событиях, разыгравшихся на станции (Каменской), важно другое, перед чем военно-стратегическое значение захвата ее большевиками отодвигается уже на задний план. Здесь произошел первый открытый бунт войсковых казачьих частей, причем бунт под флагом самого откровенного большевизма». Заявление довольно смелое, если учесть, вышесказанное: Из 15 членов ВРК, только 3 были большевиками.

После создания в станице Каменской Военно-революционного комитета, Съезд объявил его правительством Донской области. За участие в боях против большевиков командир артиллерийского дивизиона войсковой старшина Измайлов Капитон Александрович, есаул Козин Алексей Гаврилович и ряд офицеров были арестованы казаками на хуторе Чеботовке. Их должны были передать для суда в руки местного совета солдатских, рабочих и казачьих депутатов станицы Каменской. Три донских полка, вернувшихся с фронта, под начальством бывшего войскового старшины Голубова выступили на стороне большевиков «за трудовой народ» против «калединцев». Председатель же большевистского комитета, как говорилось выше, подхорунжий Подтелков – «будущий президент Донской республики» – выехал в Новочеркасск, чтобы предъявить Донскому правительству требование передать ему власть.

Правительство колебалось, но атаман Каледин сделал ещё одну попытку восстановить положение, послав в ответ карательный отряд Чернецова, «усмирителя» Донбасса и ещё несколько отрядов добровольцев. Сам Чернецов, которого впоследствии попытались представить рыцарем без страха и упрёка, как и его «партизан», на Донбассе отличился особой жестокостью при свержении советской власти в шахтёрских посёлках. Пленных, чернецовцы, как впрочем, и прочие «партизаны» не брали, поголовно расстреливая всех, кто оказывал им сопротивление. Руководить операцией должен был генерал-майор Усачёв.

Без особых трудностей чернецовцами были взяты станции Лихая и Зверево, так как казаки 8 и 43 полков не оказали им сопротивления и по большей части разошлись по домам. В результате боестолкновения с красными под Северо-Донцом, последним полустанком перед Каменской, расположенным в 12 верстах от нее, в котором красные были разбиты, чернецовцы без боя вошли в станицу. Столь лёгкая победа чернецовцев объяснялась тем, что казаки 10 ДКП, поддержавшие 11 января большевиков, перед этим разошлись по своим станицам и хуторам, а отряды красногвардейцев были не обстреляны и мало боеспособны.

19 января 1918 год. Всю ночь эшелоны с красными один за другим уходили на Глубокую. Там располагалось несколько сотен 44 ДКП, который формировался, в том числе и из казаков станицы Митякинской 3 очереди. Войсковой старшина Голубов, ставший на сторону Донского ревкома, узнав об этом, ускакал в станицу Митякинскую, где стоял 27-й Донской казачий полк, в котором Голубов служил на австро-германском фронте. Голубов поднял полк по тревоге и объявил ему, что офицеры напали на казаков. Еще днем в Глубокой всплыло имя Корнилова. Действительно, в налете на Глубокую вместе с Чернецовым участвовали офицеры-корниловцы – 4-я рота Офицерского батальона. Видимо, появление «добровольцев» -корниловцев на землях казачьих станиц Донецкого округа взбудоражило казаков и вызвало из неприязнь. 27-й полк, развернув полковое знамя, вместе с командиром полка пошел за Голубовым отражать Чернецова и его офицеров. Другие источники говорят, что подошли лишь две сотни 27-го полка. Кроме них Голубову удалось увлечь казаков 44-го полка (3-я очередь 10-го полкового звена), атаманцев и 6-ю гвардейскую батарею.

Командир «партизанского» отряда Чернецов В. М.

20 января 1918 год. Тем временем, оборону станции Глубокой возглавил большевик Романовский. Опытные пропагандисты из штаба Романовского, студенты из Сельскохозяйственного Института, 20 января в станционном здании Глубокая открыли большой общий митинг рабочих, прибывшей красной гвардии, казаков 44-го полка и гвардейской батареи. На этом митинге в числе многих других ораторов, выступил и войсковой старшина Голубов. Было решено оборонять станцию Глубокую.

Чернецов, имея мало сил, решил совершить обходный манёвр станции и ударить там, где их не ждут. Однако это решение стало роковым, так как движение отряда было обнаружено и карательный отряд встретили цепи красноармейцев, открывших огонь. Понеся потери в людях и вышедшем из строя орудии, карательный отряд залёг и вступил в бой, который длился до темноты. Часть офицеров добровольцев ночью, очевидно видя всю опасность своего положения, ушли в Каменск. Тогда как Чернецов отвёл своих людей в хутор Пиховкин на ночёвку. Здесь партизаны заночевали в церковном домике для сторожей и в сараях. Чернецов остановился в доме священника. Миончинский и командир орудия поручик Казанли всю ночь чинили орудийный затвор (в нем был сбит боек) и к утру починили. Орудие стояло в церковной ограде.

21 января 1918 год. Утром чернецовцы по пахоте попытались так же уйти в Каменск. Однако бездорожье крайне замедляло движение. После полудня отряд Чернецова был обнаружен казаками 27 и 44 ДКП и донской гвардейской батареи, открывшим ружейный и артиллерийский огонь. Многие партизаны, в том числе и Чернецов, были ранены. Завязался бой, в ходе которого чернецовцы расстреляв снаряды, оказались в тяжёлом положении и ожидали атаки конницы. Однако Подтёлков, командовавший красными казаками, предложил Чернецову сдаться. Приведём отрывок из воспоминаний очевидца, казачьего офицера Н. Я. Жданова, бывшего в отряде Чернецова:

«Подъехавший к цепи всадник оказался Подтелковым. Подскакали еще два конных, один из них был Голубов в прекрасном офицерском полушубке, но без погон, на отличном коне. Вот его подлинные слова: «Так вот этот непобедимый Чернецов!» Затем быстро от лавы к партизанам стало отъезжать все больше и больше конных, окруживших партизан со всех сторон. Голубов предложил Чернецову сложить оружие. Чернецов ответил: «Я отдам приказание сдать оружие, но лишь при одном условии – под ваше честное слово, что меня и моих партизан будут судить казаки, но не красная чернь на ст. Глубокой. Я совершенно не думал, что мне придется воевать с казаками, будучи сам казаком. Я уже имел схватки, но не с казаками, а с пришлыми на Дон людьми, и желающими здесь расположиться. Сегодня мои партизаны открыли огонь по казакам после того, как казаки первые начали стрелять по ним. Партизаны находились в состоянии самозащиты…».

После чего Чернецов приказал своим бойцам сдать оружие. Сдавшихся партизан-карателей стали ночью конвоировать в Каменск. Чернецову, как раненому была выделена лошадь. Подтёлков и Голубов при этом ускакали в станицу Каменскую, запретив конвоирам заниматься самосудом. Ночью, Чернецов и его люди попытались бежать. Опять же, предоставим слово очевидцу – Н. Я. Жданову:

«Чернецов нагнулся с коня и что-то шепнул идущим вблизи партизанам. Когда ЖД эшелон поравнялся с партизанами, Чернецов, ударив одного из своих конвоиров кулаком в лицо, громко закричал: „Ура, партизаны!…“ Все партизаны с криками бросились на конвой, одни хватали коней за уздечки, другие за стремена, старясь стащить всадника, третьи швыряли грязью в лицо конвоирам. Конвой растерялся и, очевидно, предполагая, что эшелон может быть партизанским, мотнулся в сторону. Партизаны тоже бросились во все стороны, некоторые бросились бежать к поезду, но из вагонов по ним начали стрелять. Получилось так, как будто Чернецов скомандовал: „спасайся, кто может!…“ По-видимому, он, отлично зная, что это был поезд с красными, воспользовался случаем, чтобы попытаться спасти хоть часть партизан от самосуда. Терять было нечего… Опомнившийся конвой бросился за разбежавшимися партизанами. Часть их была прикончена. Куда поскакал Чернецов и что с ним стало, никто из уцелевших и позже добравшихся до Каменской, сказать не мог».

В ходе ночного преследования, Чернецов был убит Пантелем Пузановым, казаком хутора Свинарёва, двоюродным братом упомянутого выше Н. Я. Жданова. Правда, он утверждал, что указанный хутор принадлежал Митякинской станице, но в юрте ст. Митякинской нет такого хутора. Хутор Свинарёв есть в юрте ст. Усть-Белокалитвенской. Хотя возможно речь идёт о небольшом хуторе ст. Митякинской в несколько дворов, исчезнувшем с лица земли в годы Гражданской войны. Кстати, Пантелей Пузанов, убивший Чернецова, принадлежал к богатой казачьей семье. Н. Я. Жданов так описывает этот инцидент:

«Когда Голубов и Подтелков, увидав приближающийся эшелон и, поговорив между собой, поскакали к Каменской, то Подтелков, именно Подтелков, а не Голубов, сказал: «Пузанов, останетесь за старшего, ведите их на церковную площадь и там нас ожидайте, вся ответственность на вас…». Пузанов был в прекрасном офицерском полушубке, с плечевыми ремнями, как во время войны носили офицеры, на боку наган, на прекрасном коне, с винтовкой. Когда партизаны после окрика Чернецова бросились разбегаться, то Пузанову, как старшему, был нужен главным образом Чернецов, а не партизаны, и он бросился за ним и быстро догнал его, приблизительно в 200-ах саженях от места, откуда начали разбегаться партизаны. Пешком от конвоя партизанам удирать было легче: при надобности можно было лечь в пахоту, а темнота была такая, что конный, проехав рядом, все равно ничего бы не увидел, лишь бы конь не наступил. Чернецов же был на коне, который шлепал по грязи и по этим шлепкам Пузанов и догнал Чернецова. Догнав, рубанул его шашкой. Чернецов упал с коня. Пузанов остановился и, смутно видя, что Чернецов еще шевелится, соскочил с коня и, не желая производить шум выстрелом, ударил стволом винтовки в глаз. А затем, захватив коня, отвел его своему отцу, не осмотрев карманы и не взяв документы убитого».

Подробности о всём случившемся с Чернецовым, можно найти во втором донесении генерал-майора Усачёва, которое точной даты не имеет. Приводим копию подлинной записки Чернецова и выдержки-донесения из «полевой книжки» генерала Усачева, проливающие свет на события, связанные с гибелью Чернецова. Первое донесение генерала Усачева относится к 21 января 1918 года:

«Походному атаману. Полковник Чернецов с утра 20 по настоящее время ведет бой в районе станции Глубокой, 21 января, 19 часов, Каменская, Усачев».

«Походному атаману. Отходя от Глубокой 21 января, около 15 ч., полковник Чернецов с 30 дружинниками был захвачен казачьими частями 27-го полка, 44-го и Атаманского под командой войскового старшины Голубова Николая. Полковник Чернецов ранен в ногу. Войсковой старшина Голубов прислал ко мне делегацию с просьбой прекратить кровопролитие, гарантируя жизнь полковнику Чернецову и дружинникам. Я посылаю делегацию с ультиматумом немедленно освободить пленных. Действия с моей стороны пока прекращены. Усачев».

Через делегацию, упоминаемую в предшествующем донесении, генерал Усачев обратился к командиру полка и полковому комитету 27-го полка. Командиру полка генерал писал:

«Полковнику Седову, 1918 г., 21 января (22 ч.), Каменская. Прошу вас употребить все усилия озаботиться о полковнике Чернецове и его людях, предоставив им медицинскую помощь, продовольствие и койки. Я надеюсь, что он немедленно будет доставлен вами в спокойном вагоне на ст. Каменскую. Прошу сообщить казакам, что против казаков никто не помышляет вести войну. Правительство просит казаков отрешиться от наветов большевиков и защитить Дон, который сам хочет устраивать жизнь без помощи посторонних. Генерал-майор Усачев».

В том же роде было обращение и к полковому комитету 27-го полка:

«Полковому комитету 27-го казачьего полка, 1918 г., 21 января, 23 ч., Каменская: Прошу вас, как казаков, приложить все усилия озаботиться о казаке полковнике Чернецове и его людях, предоставив медицинскую помощь, продовольствие, покой. Я надеюсь, что он немедленно будет доставлен в спокойном вагоне на ст. Каменскую.

Прошу сообщить казакам, что против казаков никто и не помышлял войну. Правительство просит казаков отрешиться от наветов большевиков и защитить Дон, который сам хочет устраивать свою жизнь без помощи посторонних, красногвардейцев. Ввиду появления казаков на ст. Глубокая, – я прекращаю действия, но прошу казаков занять Глубокую и обеспечить ее от захвата красногвардейцами. Генерал-майор Усачев».

В тот же день, 21 января, генерал Усачев сделал в штабе походного атамана третье сообщение. В «полевой книжке» имеется выдержка из «разговора со штабом походного атамана от 21 января, в 24 ч.». «Разговор» велся с дежурным офицером прапорщиком Терезниковым, по-видимому, по железнодорожному телефону. В выдержке находим новые детали о катастрофе с Чернецовым:

«Полковник Чернецов с 120 челов. предпринял обход с севера на ст. Глубокую, чтобы захватить эту станцию, и задача почти увенчалась успехом, но, благодаря подошедшим подкреплениям большевиков со стороны Миллерово, стал отходить в направлении на х. Гусев и Каменскую и, не доходя 7 верст до Каменской, был окружен конными частями, указанными в телеграмме, под командою войскового старшины Голубова. Произошел бой, и полковник Чернецов был захвачен раненным с 30 дружинниками в плен, а остальные дружинники были частью убиты, частью рассеяны; оставшиеся присоединяются к ст. Каменской. Пока еще не установлено, сколько таковых. А остальные дружинники находятся в ст. Каменской, которые с утра защищали ст. Каменскую, а двинутый отряд полковника Чернецова под командою есаула Лазарева был двинут по жел. дороге на Глубокую, результатом чего ко мне явилась делегация и принесла записку за подписями полковника Чернецова и войскового старшины Голубова следующего содержания».

Последнее письмо Чернецова. Написано оно карандашом, беспорядочно, торопливо на листке, вырванном из записной книжки:

«1918 г., 21 января, я, Чернецов, вместе с отрядом взят в плен. Во избежание совершенно ненужного кровопролития, прошу вас не наступать. От самосуда мы гарантированы словом всего отряда и войскового старшины Голубова. Полковник Чернецов».

Под подписью Чернецова имеется и подпись Голубова, сделанная характерным мелким почерком Голубова:

«Войсковой старшина Н. Голубов, 1918 г., 21 января».

С запиской Чернецова к генералу Усачеву приезжал в качестве делегата урядник Выряков 27-го полка. Делегация, посланная генералом Усачевым, придя на станцию Глубокую, никого не застала. Казаки с Голубовым ушли на Миллерово, а Глубокая занята была партизанским отрядом полковника Миронова. Обращение генерала Усачева к полк. Седову и полковому комитету не были доставлены по адресу.

22 – 28 января 1918 года вокруг станицы Каменской шли ожесточённые бои между отрядами красной гвардии с одной стороны, и «партизанами», добровольцами с другой. Положение для большевиков осложнилось тем, что казаки 10 и 27 ДКП отшатнулись от них. Что послужило этому причиной, трудно сказать, но факт остаётся фактом.

Когда утром 26 января в Каменской стало известно об оставлении партизанами и добровольцами Зверево и бое под Лихой, где большевиков сдерживала 4-я офицерская рота. В 10 и 27 Донских полках произошёл митинг, на котором казаки потребовали от большевиков уйти с Дона, грозя в противном случае выбить их силой. В подкреплении своих требований, 3 сотни 10 ДКП и небольшой отряд 27 ДКП пришли в станицу с музыкой. Это требование вызвало смятение среди большевиков, принявшихся убеждать казаков поддержать их.

Воспользовавшись этим, есаул Роман Лазарев бросился на Лихую и в ночь с 27 на 28 января завязал там жестокий бой. Станция была временно занята. Воспользовавшись этим, 4-я офицерская рота спешно ушла на Зверево и далее на соединение к своим, опасаясь полного окружения и уничтожения. Однако на занятых позициях есаул Лазарев не удержался. Он запросил помощи у 10-го Донского полка. Полк после митинга послал ему на помощь 11 человек добровольцев. Отряд Лазарева (один из очевидцев вспоминал, что Лазарев в ту ночь был «вдребезги веселый», то есть пьян) откатился на Каменскую. Его орудие было подбито, из артиллеристов 3 убито, 2 ранено.

Лазарев Роман Григорьевич, сподвижник Чернецова.

Партизаны понесли огромные потери. «Из 60 учеников реального училища, ушедших в отряд Чернецова, осталось в живых не более 20-ти»163. Из 2-й семилетовской сотни, разбитой под Должанской, после второго боя осталось всего 8 человек. Донская офицерская дружина полковника Ляхова после боя под станцией Горной распылилась.

Остатки чернецовцев были отрезаны в Каменской. И генерал Усачев, начальник 5-й Донской дивизии, остававшийся все время в Каменской и командовавший всеми отрядами воюющими с большевиками, принял решение уходить из Каменской грунтовыми дорогами вдоль Донца и пробиваться к Новочеркасску.

После этого отряд Н. М. Голубова в составе 10, 27, 28 и 44 ДКП и двух артиллерийских батарей неполного состава начал наступление на Новочеркасск, практически не встречая сопротивления. Войсковой атаман А. Н. Каледин сложил с себя полномочия и, не видя смысла в дальнейшей борьбе, застрелился. В эти дни трагически закончилась жизнь бывшего командира 10 ДКП Фарафонова. Группа казаков 10 полка, в числе которых были казаки, неоднократно получавшие взыскания от командира полка, встретив его на улице станицы Каменской, повздорили с ним. В ходе и во время ссоры застрелили полковника Фарафонова.

11 февраля 1918 год. 10 и 27 ДКП накануне без сопротивления заняли станицу Бессергеневскую. Прибывшая к ним делегация Войскового Круга призывала их войти в Новочеркасск и взять под охрану Войсковой правительство и Круг, не дав большевикам учинить над ними расправу. Войсковой старшина Голубов, судя по всему обещал не допустить в городе бесчинств. Полковые комитеты 10 и 27 полков его поддержали.

В Новочеркасске в этот день походный атаман Попов начал погрузку золотого запаса, интендантского имущества, продовольствия, боеприпасов и раненых, понимая, что город ему не удержать. Как вспоминали участники, ростовские и новочеркасские «толстосумы» на просьбу партизан помочь деньгами «или отказывали, или давали смехотворно малые суммы». Исключение составлял отряд Ф. Д. Назарова, который добыл где-то достаточно денег. Отряды красной гвардии подошли к Новочеркасску, вокруг которого начались вооруженные стычки между ними и отрядами походного атамана генерала Попова.

В 12 дня Попову пришла записка: «Войсковой Круг послал делегацию в Бессергеневскую для переговоров с 10-м и27-м полками, чтобы возложить на них охрану города. Приказываю сосредоточить войска для отвода их в избранном направлении. Но отвод войск должен быть сделан так, чтобы до подхода 10 и 27-го полков город не был без прикрытия. Войсковой атаман Назаров». Прочитав её генерал Попов приказал отступать на станицу Старочеркасскую, а генералу Семилетову организовать переправу через Дон и её прикрытие.

13 февраля 1918 год. После занятия 10, 27 ДКП и другими революционными частями Новочеркасска, Голубов приказал арестовать и отправить на гауптвахту войскового атамана Назарова и весь штаб. На следующий день после занятия казаками фронтовиками Новочеркасска, в него вошли отряды красной гвардии и матросов, которые начали аресты и расстрелы офицеров. Но, как писал очевидец: «он (город) потерял много больше, если бы жители и их дома не находили защиту у голубовцев».