Текст книги "Пробное погружение"

Подводные лодки в Порт-Артуре

История подводных лодок во время Русско-японской войны в Порт-Артуре до сих пор остается белым пятном. Вероятно, связано это с секретностью и отсутствием документов в тех непростых условиях военного времени.

В феврале 1904 года в командование Тихоокеанской эскадрой вступил адмирал С.О. Макаров.

По прибытии в Порт-Артур он сразу пригласил к себе подполковника А.П. Меллера:

– Александр Петрович, голубчик, – обратился к нему совсем не по уставу вице-адмирал, – прошу вас отыскать лодку Джевецкого, которую я сам отправлял сюда из Кронштадта еще в 1902 году. Постарайтесь найти ее побыстрее. Надо налаживать оборону гавани.

Меллер (впоследствии начальник Обуховского завода) после долгих поисков нашел эту лодку в пакгаузах порта Дальний, там же обнаружили и торпеды Шварцкопфа к ней. Младшему механику с броненосца «Пересвет» П.Н. Тихобаеву было поручено возглавить ее ремонт, испытания и подготовку к боевому использованию на ближних подступах к внешнему рейду Порт-Артура. Испытания проводились во внутреннем Восточном бассейне.

Русско-японская война явилась полной неожиданностью для правящей верхушки России, хотя адмирал С.О. Макаров предупреждал еще в 1895 г. о возможном нападении Японии.

Он же высказал соображение об использовании подводных лодок в системе обороны флотских баз на Дальнем Востоке.

В систему молов, которыми должен был быть огражден внешним pейд Порт-Артура, предполагалось конструктивно включить бетонные торпедные батареи. Узнав об этом, контр-адмирал В.К. Витгефт предложил придать последним еще и старые подводные лодки конструкции С.К. Джевецкого. 30 января 1900 г. он писал командующему Морскими силами Тихого океана:

«Вопрос о подводных лодках в настоящее время настолько продвинулся вперед, к кратчайшему его решению, что уже обращает на себя внимание всех флотов. Не давая еще вполне удовлетворительного решения в боевом отношении, подводная лодка, однако, является уже оружием, производящим сильное нравственное влияние на противника, раз он знает, что такое оружие имеется против него. Русский флот в этом вопросе шел впереди других, но, к сожалению, остановился после первых более или менее удачных опытов. Но следом работы остались имеемые лодки Джевецкого. Лодки эти несовершенны, но в известном случае могли бы иметь значение при защите рейдов. Так как в настоящее время поднят вопрос об устройстве минных батарей в бассейне Порт-Артура и предложено их строить бетонными, то является мысль о возможности такие батареи устроить при помощи подводных лодок Джевецкого, приспособив им под киль минный аппарат. Такие батареи, будучи подвижными, имеют, конечно, преимущества…»

Одну из лодок отремонтировали, испытали погружениями в Купеческой гавани Кронштадта и 27 октября 1900 г. погрузили на уходящий в Порт-Артур пароход «Дагмар». В.К. Витгефт предлагал везти лодки в Порт-Артур на верхней палубе парохода и считал, что «необходимо, чтобы в портах их было видно, причем пароход, везущий эти лодки, должен непременно зайти в Нагасаки, чтобы лодки там были замечены, но внутреннего осмотра их не должно допускать ни в коем случае».

При доставке подводных лодок в Порт-Артур пароход «Догмар» действительно зашел в Японию, где умышленно «засветил» находящуюся на его борту лодку. Японцы приняли это к сведению. А когда в апреле 1904 года у Порт-Артура подорвались на минах броненосцы «Ясима» и «Хацусе», противник был убежден, что корабли стали жертвой русских подводных лодок, одну из которых они видели на борту «Дагмара». Тем более что была перехвачена радиопрограмма Витгефта, который благодарил подводников за удачно произведенную операцию.

После гибели «Петропавловска» некоторыми историками высказывались предположения, что его атаковали японские подводные лодки, но эти предположения таковыми и остались.

Еще в 1903 г. подводная лодка французского конструктора Т. Губэ была доставлена в крепость на броненосце «Цесаревич» (вероятно, т. к. прямых документальных подтверждений этому нет). Наличие этой лодки в Порт-Артуре подтверждается бывшим делопроизводителем Отдела подводного плавания Морского технического комитета в 1900–1906 гг. лейтенантом Р.Э. Липгартом:

«…28 июня 1904 г. в Порт-Артуре нашли старый корпус ПЛ Губэ, на который установили сначала 2 мотора с катера «Цесаревич», а затем еще один мощностью 15 кВт, в результате чего надводная скорость достигла 6 узлов; командиром этой лодки был мичман Б.П. Дудоров».

В начале 1904 г. находившийся в Порт-Артуре техник путей сообщений М.П. Налетов построил подводную лодку водоизмещением 25 тонн.

Лодка получила название «Портартурец». Это был первый в мире подводный минный заградитель.

Вот как писал об этом сам Налетов:

«Первая мысль вооружить минами заграждения подводную лодку пришла мне в голову в день гибели (31 марта) броненосца «Петропавловск». Взрыв двух японских броненосцев 22 мая на наших минах, поставленных у Порт-Артура, еще раз показал силу минного оружия и о необходимости создания нового типа боевого корабля – подводного минного заградителя. Такой корабль решал бы задачу постановки мин у неприятельских берегов и тогда, когда мы морем не владели».

Как говорили знавшие М.П. Налетова, он имел «дьявольский темперамент и нечеловеческую работоспособность», мог работать днями и ночами. Поначалу М.П. Налетов строил лодку на свои средства, затем старший офицер броненосца «Пересвет» лейтенант Н.В. Кротков помог получить из порта Дальнего некоторые необходимые механизмы. П.Н. Тихобаев (служащий Обуховского завода) выделил из своей команды специалистов, которые вместе с рабочими землечерпального каравана участвовали в постройке лодки. В мастерских филиала петербургского Невского завода на Тигровом полуострове М.П. Налетову разрешили пользоваться «свободными станками».

Уже в августе 1904 г. успешно испытали корпус подводной лодки погружением на глубину 9 м. Он представлял собой клепаный цилиндр с коническими оконечностями общей длиной около 10 м и диаметром 1,9 м. Вооружение лодки должны были составлять четыре мины заграждения, которые предполагалось ставить через специальную вертикальную шахту в средней части подводной лодки способом «под себя». После первых успешных испытаний мнение о М.П. Налетове, к которому многие из флотского начальства «относились сначала несколько недоверчиво, усматривая в нем фантазера, задавшегося хотя и благой, но неосуществимой целью», изменилось в лучшую сторону. Ему разрешили использовать для подводной лодки бензиновый мотор с катера броненосца «Пересвет». Командиром лодки назначили адъютанта командира порта мичмана Б.А. Вилькицкого, впоследствии известного гидрографа и исследователя Арктики.

Накануне сдачи Порт-Артура, в декабре 1904 г., все механизмы с подводной лодки пришлось разобрать и уничтожить, а сам корпус взорвать.

Деятельность М.П. Налетова не осталась незамеченной: за участие в обороне крепости он был награжден Георгиевским крестом.

23 февраля 1905 г. в Шанхае контр-адмирал И.К. Григорович выдал технику путей сообщения М.П. Налетову удостоверение, в котором говорилось, что «строившаяся им… во время осады лодка 25 тонн водоизмещения дала отличные результаты на… испытаниях… По словам адмирала Р.Н. Вирениуса, присутствовавшего на последних опытах свободного опускания лодки под воду, дала блестящие результаты. Сдача Порт-Артура лишила возможности техника Налетова окончить постройку лодки, которая принесла бы осажденному Порт-Артуру большую пользу».

31 марта адмирал С.О. Макаров погиб на эскадренном броненосце «Петропавловск», подорвавшемся на минной банке, которую японцы выставили всего в двух милях от берега. Погибли члены штаба, погибли и все документы штаба командующего флотом, текущая переписка и архив эскадры, в котором, несомненно, находились и документы о постройке и предполагавшемся боевом использовании подводных лодок в Порт-Артуре.

Подводные лодки, находившиеся в Порт-Артуре, в состав Тихоокеанской эскадры включены не были, боевого успеха достичь не могли из-за очень низкого технического уровня, тем более что все упомянутые лодки относились к экспериментальным типам.

Японцы после капитуляции Порт-Артура длительное время разыскивали подлодки, пока не обнаружили их на дне у пустынного берега западного бассейна Порт-Артура.

Некоторые историки предполагают, что в Порт-Артуре могла быть еще одна подводная лодка «Петр Кошка» конструкции Колбасьева.

Эту легенду опровергает А.Н. Крылов. В своих воспоминаниях он пишет:

«В 1903 году подводная лодка «Петр Кошка» была испытана на Кронштадтском рейде… Скорость надводного хода достигла 8,6 узла, подводного – 6 узлов. Испытания выявили малую дальность плавания под водой – всего 15 миль, и плохую управляемость в подводном положении.

…В Порт-Артур лодка не попала, а ее по железной дороге отвезли в Севастополь…»

«Пришлось мне в 1907 году быть в Севастополе, – вспоминает далее А.Н. Крылов, – лодка Колбасьева стояла на якоре и швартовых… и служила пристанью для шлюпок; никуда она никогда не ходила…».

Боевое крещение

По прибытии во Владивосток Плотто представился командующему флотом адмиралу Скрыдлову, который, смеясь, заявил ему:

– Вашему появлению, лейтенант, предшествовало столько жалоб, что из них составлена целая книга. Но я вам ее даже не покажу. Одно хочу заметить: вы были во всем правы!

Базой для миноносцев отдельного отряда был выбран необорудованный берег у мыса Эгершельд.

Подъездные пути достраивались уже после прибытия лодок. К берегу подогнали плавучий кран, с помощью которого лодки снимали с транспортеров и опускали в специально выдолбленные во льду ванны. Таким образом, во Владивосток доставили подводные лодки «Сом», «Дельфин», «Щука», «Осетр» и «Кефаль». Всего во Владивосток было транспортировано по железной дороге 13 подводных лодок. Лодки были построены различными фирмами: 5 – Лэка, типа «Осетр»; 2 – Холланда, типа «Сом»; 1 – Круппа, типа «Форель»; 1 – Балтийского завода, типа «Дельфин» и 4 – Балтийского завода, типа «Касатка».

Достраивались лодки медленно. Всю зиму команды и мастеровые провели, выполняя работы по их сборке.

Лодки, прибывшие на Дальний Восток, организационно входили в отдельный отряд миноносцев, сформированный приказом от 1 января 1905 года, который, в свою очередь, подчинялся начальнику Владивостокского отряда крейсеров контр-адмиралу Иессену. Непосредственное руководство действиями отдельного отряда возложили на командира «Касатки» лейтенанта Плотто. Для обеспечения боевой деятельности подводных лодок выделялись транспорты «Эрика», «Шилка», «Ксения».

Флотские остряки называли этот отряд «дивизионом самоубийц» и «чертовой дюжиной» – по количеству лодок.

Неоценимую помощь оказал лейтенанту Плотто коллежский советник Николай Александрович Смирнов, назначения которого вторым офицером на «Дельфин» Плотто добился с большим трудом.

Не все офицеры были грамотными в технических вопросах. Отличные моряки явно «хромали» в инженерном деле.

Смирнов оказался крайне полезным, проводя лекции-беседы с офицерами.

«Дельфин» почему-то плохо управлялся под водой. В свое время улучшая конструкцию лодки, Бубнов и Беклемишев перенесли боевую рубку на нос. Это повлияло на управляемость лодки в подводном положении. Ее трудно было удержать в горизонте, и кончалось тем, что на мелководье нос лодки ударялся о грунт.

Смирнов выдвинул идею – убрать боевую рубку с носа и установить ее в средней части. Средствами владивостокских мастерских выполнить эти работы было невозможно.

Тогда Смирнов предложил установить на корме фальшивую боевую рубку. Результаты превзошли все ожидания – лодка прекрасно слушалась рулей даже на малом ходу.

29 января на крейсере «Громобой» состоялось первое в мире совещание по вопросу боевого использования подводных лодок. Председательствовал начальник отряда крейсеров контр-адмирал Карл Петрович Иессен. Лейтенант Плотто коротко доложил:

– К походам полностью готова лодка «Сом», почти готов «Дельфин», остальные войдут в строй к марту месяца.

На совещании после бурного обсуждения было принято два варианта использования лодок.

По первому варианту две лодки на буксире парохода «Эрика» должны были идти в залив Святой Ольги, куда заранее должен подойти транспорт «Шилка». При необходимости во льду пробивается канал. Пополнив запасы, лодки на буксире миноносцев следуют к Сангарскому проливу. Там отряд разделяется: миноносцы идут к порту Отару, а лодки на рассвете атакуют порты Хакодате и Аомори. По второму варианту все боеготовые субмарины идут на буксире миноносцев к корейским берегам, пополняя запасы с приданного парохода. Базируясь на порт Шестакова, лодки должны были вести операции против судоходства в Корейском проливе. Первый план должен был приводиться в действие после получения торпед лодкой «Сом», второй – по готовности всех лодок.

Подготовка масштабных операций наступательного характера была смелым и решительным шагом, но не соответствовала уровню подготовки экипажей и техническому состоянию подводных лодок того времени. По этим причинам оба плана так и не были претворены в жизнь.

После совещания перед сходом на берег к Плотто обратился инженер-механик с «Громобоя» Дмитрий Мацкевич:

– Господин лейтенант, дозвольте поучаствовать в одном из ваших погружений.

– Вообще-то это запрещено. Но Вам-то зачем? – спросил Плотто.

– Так интересно же, – не стал лукавить поручик.

– Ну хорошо, зайдите завтра к месту нашей стоянки. Знаете где?

– Да, конечно, – обрадовался Дмитрий.

После того как он принял участие в погружении, Дмитрий с восторгом рассказывал об этом событии своей сестре Валерии, которая добровольно приехала из Петербурга во Владивосток и служила в морском госпитале. Но признался при этом, что служить на подводных лодках он бы не согласился[7]7
  См.: Турмов Г. На Сибирской флотилии. М.: Вече, 2013.


[Закрыть].

Александр Владимирович Плотто, неразговорчивый и замкнутый человек, оказался на удивление довольно приятным собеседником и, несмотря на разницу в возрасте и статусном положении, чем-то импонировал Дмитрию.

Из их непродолжительных бесед поручик выяснил, что на плечи лейтенанта командование взвалило непосильную для одного человека ношу проблем первого в России боевого соединения подводных лодок.

Отец Александра Владимировича, дворянин из Витебской губернии, дослужившись до чина капитан-лейтенанта, уйдет из жизни в возрасте 41 года, оставив сиротой двенадцатилетнего сына, родившегося в Николаевске-на-Амуре. С горькой усмешкой Александр Владимирович говорил:

– Местный, однако, я.

А однажды поделился:

– Все живущие и жившие ранее во Владивостоке говорили, что этот город замечателен тем, что из него никто не хочет уезжать, а кто уехал – стремятся опять вернуться.

Это утверждение Александра Владимировича Плотто-старшего действует и по настоящее время, о чем на собственном опыте убедился ректор технического университета Евгений Петрович Гуримов.

Во Владивостоке Плотто жил с двухлетнего возраста. Потом его семья переедет в Петербург, где Александр и потеряет отца.

Жизненный путь Александра уже был предназначен судьбой: гимназия, морское училище, флот…

После окончания Морского училища в 1888 году Александр Владимирович служил на парусных кораблях Балтийского и Черноморского флотов, участвовал в дальних походах. По окончании минно-торпедных курсов служил на миноносцах и крейсерах. После знакомства с капитаном 2-го ранга Беклемишевым, конструктором и практиком подводного кораблестроения, «заболел» подводными лодками, а уже в июне 1904 года лейтенант Плотто назначается командиром подводной лодки «Касатка», доставленной во Владивосток по железной дороге в ноябре 1904 года.

Никто из командного состава во Владивостоке реально не представлял, на что способны подводные лодки и как они должны были действовать.

Командир «Сома» лейтенант князь Трубецкой писал, что, по существу, лодками никто не руководил, а инициативу командиров подавляли.

Командующий флотом вице-адмирал Скрыдлов не скрывал, что является противником использования подводных лодок. Тех же взглядов придерживался и сменивший его вице-адмирал Бирилев.

Скрыдлов, посетив одну из лодок, на сообщение, что работы еще не закончены, отчеканил:

– Предлагаю вам завтра же выйти в море, а больше никаких объяснений от вас принимать не желаю.

9 февраля 1905 года японский отряд в составе крейсера и большого числа миноносцев показался в районе Владивостока. Комендант крепости приказал всем лодкам немедленно выйти в море и атаковать неприятеля. В этом еще раз сказалось непонимание возможностей подводных лодок того времени, которые к тому же были без торпед.

Все приходилось делать впервые, даже придумывать команды для управления лодкой. В основном их разработали командир «Ската» лейтенант Тьедер, командир «Щуки» лейтенант Ризнич и командир «Сома» князь Трубецкой. Многие из этих команд сохранились до нашего времени:

«По местам стоять. К «всплытию», «По местам стоять. К погружению», «Продуть балласт» и другие.

Эта тройка самых активных офицеров Владивостокского подплава не только придумывала и продумывала командные слова для управления действиями подводных лодок, но и ввела традиции, одна из которых заключалась в том, что при первом погружении на глубину любой оказавшийся на борту выпивает из электроплафона набранной боцманом из глубиномера забортной воды.

Евгений Петрович Гуримов до сих помнит вкус горько-соленой ломящей зубы морской воды с глубины 100 метров.

Подводники любых стран в силу особенностей службы отличались крутым нравом. И всегда во всех потасовках полиция с патрульными была на стороне подводников. В Германии, например, фюрер особо благоволил к ним. Недаром во Второй мировой войне укоренилась введенная еще в Первую мировую традиция: при входе подводников в театры и кино, в рестораны и бары все присутствовавшие вставали.

Во время Русско-японской войны подводники сами создавали себе запасы горючего на разных островах до залива Посьета, принимая на борт дополнительные канистры с бензином. Жили они на транспорте «Шилка» в тяжелых условиях. В отчете о действиях лодок об этом говорилось так: «Команды лодок были помещены отвратительно скверно… Люди, уставшие на лодке, не имели угла, где бы отдохнуть, постоянно перемещались с одного корабля на другой, часто не получая горячей пищи». Зато на подводников щедро изливался адмиральский гнев, чаще всего без повода. Адмирал Бирилев, посетив лодку «Скат», только что вернувшуюся с моря, дотронулся до смазанного маслом двигателя рукой, обтянутой белоснежной перчаткой, и испачкал ее. Через два часа появился приказ следующего содержания: «Сего числа, посетив отряд миноносцев, нашел его в отвратительном состоянии. Всюду грязь и мерзость. Считая во всем ответственным отрядного механика в злом попустительстве и преступном небрежении, предлагаю ему в трехдневный срок оставить крепость, так как в крепости на осадном положении преступникам не место». Представление адмирала о подводном плавании прекрасно характеризует следующий случай: на требования начальника отряда подводных лодок о выделении 24 французских свечей зажигания к двигателю недрогнувшая адмиральская рука начертала: «Достаточно двух фунтов казенных стеариновых».

Но даже в таких труднейших условиях отряд подводных лодок выполнял свои задачи. 14 февраля «Дельфин» вышел в море на испытания вместе с «Сомом». 21 февраля был выполнен боевой выход на поиски неприятеля. 13–16 марта «Дельфин» выходил к острову Аскольд. Девятого апреля «Касатка» совершила семидневный поход к берегам Кореи.

В конце апреля русское командование получило агентурные сведения о готовящемся походе японских крейсеров к бухте Преображения. 29 апреля туда срочно направились лодки «Дельфин», «Касатка» и «Сом». Две первые шли вместе, а третья немного отставала и двигалась самостоятельно. В 70 милях от Владивостока, у мыса Поворотного, сигнальщик с «Сома» заметил сначала один, а затем и второй японский миноносец. Князь Трубецкой приказал погружаться, на что требовалось около пяти минут. Миноносцы обнаружили лодку и, открыв огонь, пошли на сближение. Лодка ушла на глубину 12 метров. Трубецкой начал маневрировать для выхода в атаку, видя в перископ, что миноносцы начинают отходить к югу. Подвсплыв в позиционное положение и приготовив торпеды, «Сом» продолжил атаку. Внезапно на море опустился туман, а когда он рассеялся, миноносцы были уже далеко, уходя из опасного района. Так была сорвана одна из японских операций. Это боевое столкновение хотя и не принесло победы, однако сыграло свою роль: японцы убедились, что русские подводные лодки выходят далеко в море.

Событие, произошедшее южнее острова Русского, заслуживает особого внимания и оценки. В этот день подводная лодка русского флота первый раз имела столкновение с реальным противником. Впервые русский офицер-подводник – командир «Сома» лейтенант князь Трубецкой видел в перископ не учебный щит-цель, а корабли врага. Впервые в истории России встретились новые противники – надводные корабли и подводная лодка, начав в тот далекий день противостояние, неоконченное и по настоящее время.

В то же время это событие уже в наши дни породило немало споров среди историков. Некоторые прямо обвиняли во лжи князя Трубецкого.

Другие, к их числу относился и сам Плотто, видели причину несколько в другом, почти мистическом…

В своих воспоминаниях Александр Владимирович, будучи уже в преклонном возрасте, писал:

«По выходе (из Находки во Владивосток. – Примеч. авт.) встретил густой туман и крупную зыбь. Команду пришлось убрать вниз и люк задраить, остался вдвоем с рулевым наверху. К ночи зыбь увеличилась, туман еще больше сгустился, хотя по временам в зенит пробивалась луна.

Около 10 час. вечера рулевой со слезами сказал мне, что больше править рулем он не в состоянии. Привязав его к рубке, стал сам на руль. Привести к ветру, отдраить люк и вызвать ему смену я не решился – лодку могло залить.

Через несколько часов я начал галлюцинировать – мне казалось, что я иду по Невскому проспекту и справа и слева вижу ряды освещенных магазинов.

Затем произошло то, чему я объяснения дать не могу – мне привиделась стоящая на носу лодки большая фигура Спасителя в хитоне, как Его изображают.

Он стоял боком, протянув руки, как будто собираясь оттолкнуть лодку.

Совершенно инстинктивно я положил руль, нос бросился влево, и я и рулевой ясно увидели прочертивший по борту камень. Боцман Рябинин, которого я заменял на руле, только закричал:

– Как Вы, Ваше благородие, увидели камень, я заметил его только тогда, когда нос покатился влево.

От переутомления Рябинин не мог заснуть, почему и видел все происшедшее. Не положи я руля, мы могли бы удариться миной о камень и тогда бы от лодки не осталось и следа. Повторяю – объяснить этот случай я не берусь.

Присутствие камня показало, что я держу слишком близко к берегу, стал держать мористей. Пришлось править по луне, другого способа у меня не было.

Около полудня подошел к Русскому Острову и пошел в обход по его западную сторону, где плотно уселся на мель. Пришлось послать человека на берег вплавь, чтобы сообщить Неелову о посадке и просить прислать буксир.

Через час портовый буксир стащил лодку с мели. Повреждений, конечно, никаких не оказалось – подводные лодки обладали прочными корпусами, почему я так смело, без карт заходил во всякие дыры. Через две или три недели генерал Казбек, получив рапорт Трубецкого, приказал выдать команде «Сома» два Георгиевских креста, а мне было приказано представить Трубецкого к очередной награде, ордену Св. Станислава 2-й ст.

Князь Трубецкой был вообще безукоризненно бравый командир лодки, сильно дисциплинарен. Но в этот раз я был настолько уверен в том, что неприятеля не было, а была (наверно была) галлюцинация зрения от усталости, что постеснялся прибавить мечи к ордену, о чем впоследствии очень жалел».

Подводники постепенно приобретали бесценный опыт, совершая все более смелые походы. Восьмого мая «Скат» погрузился и лежал на грунте в течение 5 часов. «Сом» провел в море 8 суток, из них под водой 16 часов, но подряд не более полутора. С учетом технического состояния и качества постройки лодок командиру того же «Ската» Тьедеру, провожая его в боевой поход, в устной форме посоветовали «без нужды не погружаться».

Начальники представляли подводникам действовать на свой страх и риск, чтобы в случае неприятностей сослаться на отданные распоряжения, которые командирами субмарин, естественно, не исполнялись. Отношение офицеров к «советам» своих начальников передалось матросам и привело к несчастью.

Четвертого мая «Дельфин» вернулся из похода из-за неисправности вертикального руля. Для проведения ремонта пришлось слить горючее из цистерн и поставить лодку проветриваться – работать внутри было невозможно из-за паров бензина. Высокая пожароопасность вынудила отдать строгий приказ: никого в лодку не пускать. Тем не менее 5 мая в 10.20 вахтенные Сюткин и Хамченко разрешили знакомому матросу с крейсеров спуститься в лодку. В лодке было темно, и Хамченко, провожавший матроса, или зажег спичку, или включил рубильник, и пары бензина взорвались. Над рубкой взлетел огненный столб, а через две минуты рвануло еще раз, и лодка затонула. Матрос, пришедший на «экскурсию», погиб, его провожатый сильно обгорел, а лодка была повторно введена в строй только 8 октября 1905 года.

Плотто вспомнил доведенный до всеобщего сведения несчастный случай, произошедший с матросом подводной лодки «Осетр» Иваном Брагиным, который полез ремонтировать работающий вентилятор и лишился пальцев.

…Научившись действовать в относительно теплую погоду, подводники освоили зимнее подводное плавание и плавание подо льдом. Подводные лодки «Сом» и «Осетр» были пионерами плавания подо льдом, хотя в то время это было чрезвычайно опасное и рискованное дело. В июне было проведено учение, в ходе которого «противник», гнавшийся за отступающими кораблями, попадал в засаду. С этого же месяца подводники начали регулярно выходить на боевое патрулирование в район островов Русского и Аскольд. Интенсивность использования подводных лодок нарастала, они все больше времени проводили в море, но встреч с противником не было. Отсутствие реального результата в виде уничтоженных кораблей и непонимание специфики подводных сил приводили к досадным неприятностям. Так, генерал Линевич послал Николаю II телеграмму, в которой заявил, что, несмотря на многочисленную подводную флотилию, она крепости почти никакой пользы принести не может. Для решения этого вопроса морской министр вынужден был назначить особую комиссию. К концу войны во Владивостоке находилось 13 подводных лодок. Они часто простаивали в ремонте, и количество боеспособных кораблей было, конечно, меньше тринадцати, но благодаря усилиям экипажей и командиров как минимум две лодки всегда были готовы выйти в море.

В середине осени на флотилии разгорелся скандал. В октябре командир подводной лодки «Дельфин» лейтенант Георгий Завойко по просьбе своих подчиненных обратился к командиру Владивостокского порта контр-адмиралу Греве с жалобой на условия службы. Вслед за этим нижние чины сами в категоричной форме высказали свои претензии: пересмотреть нормы питания, не соответствующие нагрузкам службы; предоставить собственные казарменные помещения; улучшить качество медицинской помощи. Капитан 2-го ранга Левицкий, которому было поручено провести дознание, подтвердил справедливость и обоснованность требований нижних чинов подводников, на сторону которых встали офицеры Отдельного отряда миноносцев (подводных лодок) – их непосредственные командиры. Не будь такой поддержки, нижние чины были бы возведены в ранг бунтовщиков, и их неминуемо ожидала бы жесточайшая расправа.

Для решения вопроса обустройства потребовался ряд последовательных действий со стороны командира порта. Сначала он своим приказом создал роту подводников, которой как отдельному воинскому подразделению полагалось жилье. Следующим шагом стало выделение отдельного помещения в одном из флигелей Экипажа под церковью. Формирующиеся команды подлодок и мастеровые на их строительстве получили статус особого отделения роты и тоже обрели постоянное пристанище.

В штатное расписание отряда подводников впервые была введена должность медика. Им стал надворный советник Павел Иванович Гомзяков (фактически – первый врач подводного флота России!), по совместительству оставаясь доктором Воздухоплавательного парка.

Для разрешения претензий, высказанных моряками к существующему рациону питания, контр-адмирал Греве создал комиссию, которую сам и возглавил, что говорит о серьезности сложившейся ситуации. В ее состав вошли все командиры подводных лодок во главе с командиром отряда Плотто и врачи морского госпиталя. В течение недели комиссия решала поставленные перед ней задачи. Главным итогом ее деятельности стала выработка двух видов «Табели пищевого довольствования», вступивших в силу с 1 декабря 1905 года.

Впервые в питание был включен такой высококалорийный и вкусный продукт, как сгущенное молоко, или «Американский крем» – полбанки в сутки.

Русско-японская война дала толчок к развитию противолодочных сил и средств. Понимая, что Япония, купив несколько лодок Холланда, может направить их к Владивостоку, командование по предложению капитана дальнего плавания Розена распорядилось изготовить специальную сеть и установить ее при входе на Владивостокский рейд, в проливе Босфор Восточный. Сеть поставили у минных заграждений в Амурском заливе, причем позднее на сети нанесли подрывные патроны, а некоторые мины установили на глубине, опасной для находящихся под водой лодок. Расчет строился на том, что лодка, пытаясь освободиться от сети, будет вынуждена маневрировать на минном поле. Первый в мире натурный эксперимент по прорыву противолодочных сетей выполнила подводная лодка «Сом», которой удалость сорвать часть сети и притащить ее в базу. Таким образом, была подтверждена догадка о том, что противолодочные сети являются действенным средством обороны против подводных лодок.

По мнению многих морских специалистов и военно-морских историков, именно подводные лодки спасли Владивосток от прямого нападения эскадры адмирала Камимуры, а после Цусимы – и от всей мощи флота адмирала Того.

Уже после войны офицеры-подводники шутили:

– Если гуси спасли Рим, то Владивосток – подводные лодки.

Командир подводной лодки «Скат» Тьедер в своей книге «На подводной лодке» утверждал: «Наши пионеры подводного плавания спасли Владивосток от нашествия Японского флота».

Далее он продолжал:

«Рано утром увидел на горизонте несколько дымков. Почему тотчас начал поднимать якорь. Вскоре ясно обрисовались силуэты шести миноносцев, которые держали курс прямо на меня. Предполагая, что это неприятельские миноносцы, я хотел было начать погружение, чтобы принять атаку в надводном положении, но… вспомнил предписание начальства – «не нырять».