Текст книги "Проглоченные миллионы (сборник)"

– Ну если так рассуждать, то надо давать дорогу только мымрам, мегерам и ведьмам. А куда же девать симпатичных женщин?

– На панель! Там их место, а не в семье и не в рабочем коллективе. Ты учился у меня в интернатуре и помнишь женщин в моей клинике. Одна Ольга Николаевна Чудикова чего стоила! Рыжая, остроносая, низкозадая, ехидная и злая. Ни кожи ни рожи! Казалось, что от нее постоянно несет хлоркой, при взгляде на нее першило в горле. Сейчас в гомеопатической поликлинике работает. Ненавидела всех мужчин, потому что ни один на нее никогда бы не позарился. Но зато какая от нее была польза! Она мне доносила о каждом шаге всех сотрудников. И о тебе донесла, что с уборщицей путаешься. Или возьми Валентину Николаевну Хлопкову. Голова – надутый пузырь, глаза как у глубоководной рыбы, грудь впалая. Но была предана мне, как цепная собака, и благодарна за то, что взяли на работу. А старший ординатор Софья Ивановна Корюхина! Ей же цены не было. Как-то она замещала меня на посту заведующего отделением, когда я в отпуске был, и этот умник Шведов ее калифом на час назвал. Он уже и сам не рад был сравнению. Корюхина закусала его, как голодная собака. Так он покусанный и уволился, а потом умер от нервного заболевания. Некрасивые женщины – это золотой фонд коллектива, это опора, поддержка и защита начальника. Смазливая баба думает только о себе, о том, как выглядит, идет ли ей юбка, нет ли стрелки на колготках, не размазалась ли тушь на ее морде лица, а мегера думает исключительно о других. Ты мою жену знаешь, она никогда писаной красавицей не была, но прекрасная жена и мать двоих детей. Ей и в голову не приходило мне изменить. Кому она, кроме меня, нужна? Недаром французы говорят, мол, шерше ля фам. А если на жен этих самых французов посмотришь, то никаких «фам» не захочешь. Наша техничка писаной красавицей на фоне их жен покажется. Умные люди. У них только любовницы красивые, а жены – преданные.

– Что бы я делал без ваших советов! – сказал Портняга, наливая по второму фужеру коньяка. – Вы опытный, мудрый, добрый и требовательный наставник! Вы заменили мне отца. Я же на Урале родился. Там все мои родные и остались. А здесь – только вы, – в махоньких глазках Портняги блеснули слезы.

– Ты мне зубы не заговаривай. Лучше расскажи об этой самой Варенцовой, из-за которой я приехал.

– А что о ней рассказывать? Баба как баба. Только ее мужа жалко – бедняга рогами уже высоковольтные линии задевает. Кстати, я обещал ей консультацию областного специалиста по сурдологии. Раз вы приехали, то и осмотрите ее. Я позвоню мужу, что вызвал самого Львина из областной больницы, чтобы найти причину понижения слуха у его жены.

– Ладно, звони, – Львин сделал глоток коньяка. – И какой же откат ты получишь с него за мою консультацию?

– Консультация областного специалиста – это дорогое удовольствие. Пусть привыкают. У ее мужа-гаишника деньжата водятся! – Портняга достал из кармана брюк мобильный телефон и набрал номер.

– Сергей Ильич? Здравствуйте, вас беспокоит врач-сурдолог Валерий Геннадьевич Портняга. Не гинеколог, а сурдолог. Сурдология – это наука о слухе и причинах его понижения. Не музыкальном, а обыкновенном. Ваша жена обращалась к нам, и мы сделали ей аудиограмму. Да, да. Исследовали слух. Конечно. Есть проблемы. Проблемы решаемые. Кто? Владислав Дмитриевич Львин. Величина мирового масштаба. Кто у него лечился? Адвокат Розенблюм и банкир Оловянников. Эти имена вам что-то говорят? Такие люди обращаются только к специалистам высочайшего уровня. Это мне вы можете не платить, а вот другие могут вас неправильно понять. Жизнь дорожает. Нет, нет. Он будет в Зимнегорске считанные дни. Конечно. Со скидкой. Доплачу из своего кармана. Не могу же я позориться перед мировым светилом. Хорошо, я сам ее представлю светилу сурдологической науки. А вот это – досужие домыслы, потому что она – мой пациент, а я – ее лечащий врач. Эти болтуны завидуют, что у вас красивая жена, неужели не понимаете?! От себя могу добавить – красивая, верная и любящая. Только о вас и говорит. Мол, так сказал мой Сережа, мол, он бы сделал только вот этак. Если бы моя жена меня так любила, то я бы с ней никогда не развелся. Жду. До свидания, – Портняга нажал кнопку отбоя.

– Ты, Валера, делаешь ошибку. Никогда не заискивай перед пациентами, не уговаривай, ничего не объясняй и не оправдывайся. Это они должны тебя искать и упрашивать. А тебе надо выглядеть занятым, серьезным, немногословным и деловым человеком, который если и находит для них время, то только отрывая от собственного. Они должны чувствовать себя обязанными и благодарными, и у них должно появиться желание компенсировать тебе бескорыстную заботу об их здоровье. Понимаешь?

– Понимаю. Сейчас приедет Ольга Варенцова. Ее муж приехать не сможет. Он на дежурстве. Ловит на трассе Санкт-Петербург – Москва нарушителей дорожного движения.

Львин допил фужер.

– Знаешь, Валера, я с самого утра ничего не ел и твой коньяк разбудил во мне волчий аппетит, – Львин взялся рукой за щеку, как бы проверяя, не похудела ли она. Но щека была добротной, жирной и липкой от пота, правда, уже начала покрываться щетиной.

– Это мы сейчас поправим, – Портняга опять достал мобильный телефон и вызвал нужный номер. – Не узнаешь? Я только что звонил твоему мужу. Ты уже знаешь? Очень хорошо. Слушай, Оленька, Владислав Дмитриевич с дороги прямо ко мне пришел, даже пообедать не успел. Такие люди, как он, на износ работают, потому что думают не о себе, а о пациентах. На таких людях наша земля и держится. Да. Очень солидный. Нет-нет, ничто человеческое ему не чуждо. Принеси чего-нибудь поесть. Домашних пельменей? Замечательно. Тогда к ним водочка нужна, а у меня только коньяк. Ждем тебя с нетерпением. Подругу? Кого? Можно, можно. Владислав Дмитриевич – любитель рубенсовских форм. Его поколение любит классику. Они не терпят современных свистулек с карандашами вместо ног, тех, что сквозняком сдувает. Хорошего человека должно быть много, а тем более хорошей женщины. Ждем.

– О чем это ты со своей Ольгой говорил? – подозрительно спросил Львин.

– Ни о чем плохом, сами убедитесь. Она такую подругу приведет – пальчики оближешь!

– И ты, конечно же, облизывал?

– Обижаете, Владислав Димитрич, обижаете. Она только-только с мужем развелась и еще не успела ни с кем спутаться. Настоящая секс-бомба. Василиса Грицышина. Формы у нее такие, что не каждый художник выпишет. Здесь нужны Рубенс или Кустодиев, сейчас таких художников уже нет. Сейчас художники все больше пастелью работают, а женское тело маслом писать надо. Сочными цветами, так чтобы в горле перехватывало и петь хотелось бы.

– Ну-ну, посмотрим. Знаем мы этих провинциальных секс-бомб. Наверное, по кровати расползется, как медуза.

– Там разберемся. Если вам не понравится, то поменяемся, можете Олькой-массажисткой заняться. Безотказный вариант.

– Плесни-ка мне еще твоего коньячку для полноты ощущений.

Портняга с сожалением посмотрел на опустевшую бутылку и глубоко вздохнул.

– Сейчас Ольга домашних пельменей и водочки принесет.

В подтверждение слов Валерия Геннадьевича в дверь постучали. Портняга поднялся, выкатил грудь и стал похож на тонконогую цаплю. Циркулеобразными ногами он заскользил по кабинету, как паук по паутине, наклонился и открыл дверь.

– Проходите, девушки, – пригласил он елейным голосом.

В открытую дверь дохнуло духами. Вошли две дамы в нарядах, облегающих формы. А облегать было что!

– Здравствуйте, девочки. Знакомьтесь, это мой начальник и учитель Владислав Дмитриевич Львин, ведущий специалист России по сурдологии, – Валерий Геннадьевич чуть не сломался в поклоне.

– Вася, – представилась дама ростом повыше, ее величественный зад компенсировал недостаточную пышность бюста.

– Ольга, – представилась темноволосая дама пониже, но с богатым бюстом. – Я тут домашних пельмешек принесла. Валерик, вернее, Валерий Геннадьевич, сказал, что вы так заняты работой, что и поесть не успели. И водочки прихватила, – Ольга хищно улыбнулась и достала из объемистой сумки замотанную в детское одеяльце кастрюлю, бутылку водки 0, 75 литра и книжку в кумачовой обложке.

– А это что за книга? – спросил Портняга.

– Ее мне подарил один зимнегорский поэт.

– Откуда ты его знаешь? – ревниво спросил Валерий Геннадьевич.

– Я ему делала массаж.

Портняга наклонился к уху Ольги и что-то прошептал.

– Я не знала, что доктора могут так выражаться, матерщинник ты этакий! А я тебе никогда не прощу, что застукала вас с Юлькой в туалете.

Но после первой рюмки Ольга перестала дуться, а после второй начала строить глазки Владиславу Дмитриевичу.

– А вы и вправду лучший специалист в России?

– Это решать не мне, а моим пациентам.

– А бывало, что женщины, которых вы лечили, в вас влюблялись?

– Я никогда не путаю работу с личными делами.

– А что же делать тем бедняжкам, которые влюбились?

– Ну что ты пристала к женатому человеку?! – остановил Ольгу Портняга.

Назло Валерию Геннадьевичу Ольга вплотную придвинулась к Владиславу Дмитриевичу, положила руку ему на плечо, жарко прошептала:

– Пойдем в ту комнату, – и бросила на Портнягу мстительный взгляд.

Они в обнимку удалились в кабинет аудиометрии, снабженный звукоизоляцией.

Но вместо того чтобы приревновать Ольгу к Владиславу Дмитриевичу, Валерий Геннадьевич стал гладить коленки Василисы Грицишиной.

– Роскошная женщина – моя мечта. Я бы в этой роскоши утонул.

Под вечер у здания районной больницы остановилась машина с большими буквами «ДПС» по бокам. Из нее вышел невысокого роста капитан с гладким лицом и солидным брюшком. Гулкими шагами он потревожил коридор, направляясь к кабинету сурдолога.

Услышав стук в дверь, Грицишина испуганно отпрянула от Портняги. На ходу застегиваясь, тот пошел открывать.

– Где моя жена? – громко спросил капитан.

– А, это ты, Сережа! Быть тебе богатым, я тебя и не узнала, – сказала Грицишина.

– Где Ольга? Она же пошла сюда к какому-то важному врачу.

– Сюда?! Я ее не встречала.

– По-моему, на вешалке висит ее кофта. А это что за дверь? – спросил капитан.

– Это кабинет аудиометрии.

Капитан дернул дверь на себя и увидел, как, мыча от страсти, Владислав Дмитриевич слюнявил лобзаниями обнаженное плечо Ольги. Студнеобразные телеса областного специалиста наполняли небольшое помещение запахом взмыленной лошади.

Капитан поднял было кулак, но внезапно схватился за сердце и тихо сполз по стене на пол.

Когда «скорая помощь» увозила капитана милиции, в кабинете сурдологии незаметно появился черноусый мужчина, взял лежащую на столе книгу в кумачовой обложке, провел пальцем вдоль корешка, разочарованно положил на место и так же незаметно исчез.

Глава 13
Женька Букин

В воскресенье Женька Букин проснулся в половине шестого утра и больше уснуть не смог, потому что вдруг осознал бессмысленность своего существования. Ему захотелось начать новую жизнь – трезвую и наполненную.

«Новую жизнь начинают в чистоте, значит, начну с генеральной уборки, а там – как пойдет», – подумал он.

Он развелся с женой два года тому назад, после того как она приехала из Геленджика, где отдыхала по профсоюзной путевке, обняла Женьку, непривычно ласково его поцеловала и, закрыв глаза, назвала Коленькой.

– Значит, ты с каким-то Колькой на море путалась, – сказал Женька жене и огрел ее тяжелой рукой токаря-карусельщика. Потом у Женьки случился месячный запой, развод, размен квартиры и переезд в коммуналку в Рабфаковском переулке.

Сосед по коммуналке Георгий жил у очередной женщины и в своей комнате появлялся редко.

Настроившись на генеральную уборку, Женька поднялся с кровати, деловито подтянул черные сатиновые трусы, протертые сзади до ниток, образующих мелкую сеточку, контрастирующую с белой кожей, и вымыл окно в своей комнате с содой и шампунем, загустевшим на дне бутылки. До блеска отполировав стекла сухими газетами, Женька хотел было вымыть окно и на кухне, но передумал: «Не велик барин этот Гоша. Он у бабы гужуется, а я тут что, должен за него окна в местах общего пользования мыть? Не дождется!»

Потом Женька мокрым веником сбрызнул пыль и мусор на полу, подмел свою комнату, свою половину прихожей и свою часть кухни. Мусор он смел под шкафчик соседа.

Хотя Женька и служил на флоте, но мытья полов шваброй не любил, а признавал лишь мытье добротными тряпками из льняных мешков, в которых на завод привозили хрупкие детали. Взяв в ванной на полке у соседа пачку стирального порошка (не обеднеет Гошка, и так себе новую куртку купил), Женька густо посыпал полы и растер мокрой тряпкой. Темную жижу он промокал и вытирал до тех пор, пока линолеум не посветлел и не заблестел. И лишь на Гошкиной территории остались мокрая пыль и мусор.

«А все-таки неряха этот Гошка, хоть и саксофонист, сразу видать, что на флоте не служил», – подумал Женька, наполнил ванну горячей водой, насыпал щелочи, которую по случаю принес с завода, и побросал туда некогда белые простыни, наволочки и пододеяльник, оставшиеся еще от прошлой жизни. Цветного белья он не признавал, потому как от щелочи оно белеет пятнами. Побелевшей от стирок деревянной палкой он повозил белье кругами в щелочной воде, пока та не потемнела. Выдернув пробку, спустил из ванной грязную воду, открыл кран и от души прополоскал белье под проточной водой. Стиральных машин он не признавал, потому что они всего грязного белья не вмещают, как его ни заталкивай, и безжалостно жрут электричество суммой не на одну бутылку, а еще и на закусь.

Женька выжал белье и развесил над ванной.

Перед тем как вымыть свою половину газовой плиты, Женька снял липкую от жира чугунную арматуру и положил на пол у шкафчика соседа. Гошину половину плиты Женька мыть не собирался, потому что в денщики не нанимался. Да и что это за сосед, с которым ни выпить, ни закусить?! Одно название, а не сосед.

Отдраив половину плиты пастой, взятой на Гошиной полке (а чего добру зря пропадать?), Женька протер эмаль тряпкой, висящей на крючке соседа.

Больше делать было нечего. Сейчас бы выпить, но он, Женька Букин, уже не пьет и другим не советует. И Женька залюбовался наведенной чистотой. Внезапно ему в глаза бросилось нечто длинное, цилиндрическое, завернутое в газету на полочке соседа. Конечно, Женьке, рабочему человеку, западло шарить по чужим полочкам, но может же он взглянуть на непонятную вещь из любопытства. Просто так. Без всякой цели. И Женька потянулся к неизвестному предмету. То ли этот предмет неровно стоял, то ли Женька слишком энергично протянул к нему свою мозолистую рабочую руку, но цилиндр наклонился, упал, покатился по столешнице, свалился на пол и разбился о чугунную арматуру. Вокруг расползлась лужа. Запахло выпивкой, и не просто выпивкой, а дорогим коньяком.

«Это я, работяга, могу и водочкой перебиться, я не гордый, а Гошке, как руководителю оркестра с понтами, коньяк подавай, иначе он не могёт, иначе он не привыкши, иначе у него в горлышке запершит, – подумал Женька. – Вот бы потыкать его рожей в эту лужу, чтобы где попало бутылки не расставлял и я бы на них не натыкался, но он, чистоплюй, меня, рабочего человека, не поймет, так что придется за него убирать».

Женька промокнул коньячную лужу тряпкой.

«А тряпка-то совсем чистая, – сообразил Женька. – Она стирана-перестирана, так что и коньяк в ней фактически чистый, только чуток со стиральным порошком смешался, но от этого только ядренее стал. Грех такой продукт в унитаз выливать!»

Женька снял с Гошиного крючка эмалированный ковшик и осторожно выжал в него тряпку, набрякшую добротной выпивкой. Ковшик на четверть наполнился коньяком, в нем плавали ворсинки от льняного мешка. Но лен – это природный продукт, произрастающий на чистых полях, обдуваемых свежим ветром! И Женька, не пивший уже третий день, приложился к ковшику. Каждый глоток растекался по его жилам как целебный бальзам и радостно впитывался каждой клеточкой тела, истосковавшегося по выпивке.

«Это тебе не паленая водяра, купленная в нашей капельнице по двенадцати рубликов за стакан, а продукт, оздоравливающий сердце и прочищающий, как шомпол, кровеносные сосуды», – с умилением подумал Женька. Капельницей в Рабфаковском переулке называли рюмочную, оборудованную в старой столовой.

Женька еще раз промокнул тряпкой пол вокруг разбившейся бутылки, изо всех сил выжал в ковшик, жадно к нему припал, а потом придирчиво осмотрелся, но ковшик и пол уже просохли. Женька развернул намокшую газету с осколками бутылки. Между осколками беззащитно лежало донышко, окруженное неровными краями, а в нем, как в стакане, золотисто мерцал коньяк. Женька осторожно взялся за края и поднес емкость ко рту. Это было ошибкой. Он порезал губы об острое, как бритва, стекло, кровь смешалась с коньяком. Женька запрокинул голову и влил порозовевший коньяк в окровавленный рот.

Промокнув губы тряпкой и оставив на ней кровавые пятна, Женька стал с азартом рыться в карманах брюк и пиджака и наскреб-таки около тридцати рублей. На бутылку денег не хватало, но в капельницу можно сходить.

Выпив в капельнице два стакана разбавленного спирта, Женька вернулся домой, рухнул на кровать и провалился в хмельной сон.

Сквозь сон он смутно слышал стук в дверь и телефонные звонки.

В пьяном полусне Женька наконец поднял трубку телефона.

– Женька, ты чего так долго трубку не брал? – кричала в телефон Рая, его приходящая подруга. – Ты что, опять напился? Ты же обещал больше не пить!

– Раз обещал, то и не пью! Ты же мое слово знаешь, оно стальное, как и мой характер.

– Мне сейчас твой сосед звонил, Георгий Петрович. Он не может в квартиру попасть. Замок не открывается. Он чуть ключ не сломал. Может, с замком что-то случилось? Он же самодельный. Открой соседу дверь, я тебя очень прошу, не нарывайся на скандал.

Женька поднялся и вышел в прихожую. Замок, сделанный Вовкой Овчинниковым из третьего цеха, для надежности имел два язычка. Один язычок Женька, входя в квартиру, успел втолкнуть в паз, а второй остался в замке, и ключ в него упирался.

Когда Женька открыл дверь, Георгий возмущенно произнес:

– Что же вы вытворяете, Евгений? Вы что, опять пьяны? Когда это наконец прекратится? Я уже час не могу в квартиру попасть, из-за этого срывается концерт, который наша группа «Траур» дает во Дворце культуры имени Седьмой пятилетки.

– А я забил на твой концерт, и на твою группу, и на тебя.

Георгий отодвинул Женьку в сторону и пошел на кухню за бутылкой коньяка, припасенной для пацанов из музыкальной группы. Но вместо бутылки увидел на полу осколки с этикеткой, болтающейся, как сигнал о помощи, мокрую газету и окровавленную тряпку.

– Где мой коньяк? – осведомился Георгий. – Где коньяк, я спрашиваю? Где?

Женька ответил в рифму, ударил ребром левой ладони по локтевому сгибу правой руки и поднял ее вверх, мол, накось, выкуси.

Всегда сдержанный Георгий оттолкнул Женьку так, что тот отлетел к двери, взял саксофон, лежащий на кровати, и выбежал из квартиры, в спешке забыв захлопнуть дверь в свою комнату.

Женька зашел в комнату соседа и стал искать, чего бы выпить. На столе валялись нотные тетради. Среди тетрадей Женька заметил книжку в обложке кумачового цвета.

«Книжка новая, за нее Филя может стакан паленки налить. Вовка Кочергин неделю тому назад ему три тома Хемингуэя принес, так за это целых три стакана получил, да еще и бутерброд с килькой на закусь дали, как человеку», – вспомнил Женька и, прихватив кумачовую книгу, побежал к капельнице.

Филя медленно и придирчиво пролистал книгу и наконец огласил решение:

– Ни хрена я тебе, Женька, за эту убогую книженцию не налью. Не стоит она того.

И бросил книгу на прилавок. Кумачовая обложка громко хлопнула по доскам, из-за корешка показалось что-то округлое, черное и блестящее.

Филя с интересом вытащил предмет, оказавшийся флешкой.

– А вот за флешку стакан налью.

Женька сложил мозолистой рукой фигу, поднес под нос Филе и покрутил вправо-влево.

– Думаешь, не знаю, сколько такая флешка стоит? Витька из соседнего дома ее за тыщу в магазине купил и сыну на день рождения подарил. Давай за флешку вон ту бутылку, что в углу стоит.

– Новая флешка, может, тыщу и стоит, а эта наверняка порченная.

– Так проверить можно, – сказал Ленька Шутик, выпив свой стакан паленки, – у тебя же компьютер есть.

Недоверчиво хмыкнув, Филя вставил флешку в свой ноутбук.

– Ну? – нетерпеливо промычал Женька.

– Подожди, пока загрузится.

– А что я буду всухую ждать?

Филя налил Женьке стакан паленки, та прошла в утробу, как телеграмма.

– Флешка заблокирована.

– Не понял.

– Чтобы открыть флешку, надо ввести пароль. Ты его знаешь?

– Налей еще стакан, может, вспомню.

Филя налил Женьке еще, но тот ничего не вспомнил.

– Налей еще!

– Если я буду наливать за все испорченные вещи, то водки не хватит.

– Тогда верни флешку.

– За нее я тебе уже налил два стакана.

Женька размахнулся, чтобы врезать Филе, но потерял равновесие и упал лицом на стойку. Флешка оказалась перед самым его носом.

Когда Женьку вытолкали из капельницы, Филя заметил, что и флешка, и кумачовая книга исчезли вместе с Женькой.

– Женьку Букина с погонялом Тхнур больше в капельницу не пускать, – сказал Филя своему подручному. – Он, гад, не только выпил, не заплатив, но и забрал то, что принес взамен. Такие вещи не прощаются.