Текст книги "Наизнанку. Московский роман"

– Мы с мужем развелись, у нас семь месяцев назад ребенок утонул. Трахни меня, как следует, и я пойду домой, мне сейчас это нужно, не обламывай меня, сделай это, и уйдем отсюда.

Но я будто не слышал ее. Человек-зажигалка все чиркал в темноте. Я видел, как он вынул из штанов свою кочерыжку и похотливо дергал ее, озираясь по сторонам, вглядываясь в отвратительные процессы. Одной рукой я крепко прижимал девушку к себе, а другой трогал ее шею, я слышал ее дыхание, но не мог дать ей то, что она хотела.

Набравшись сил, я сказал ей на ухо:

– Прости, сегодня не мой день. Давай в следующий раз. А сейчас уйдем отсюда, иначе меня штрафанут.

Девушка поцеловала меня в губы, натянула обратно мои шорты и сказала:

– Конечно, извини.

– Тебе не за что извиняться, это ты меня прости, просто идем скорей.

Теперь я взял ее нежную, маленькую руку и потащил к выходу из жуткого места, где обреченные однополые сношения показывали большой, жирный фак всему гетеросексуальному миру.

Мы вышли оттуда, и я как будто снова научился дышать, почувствовал себя намного лучше. Обменявшись любезностями, но не оставив ей своего телефона, мотивируя тем, что увидимся снова в клубе, я вернулся в гримерную. И вновь откуда-то появился менеджер Тишка.

– Ты уже отработал в «Детище»?

Не долго думая, я ответил: «Да».

– Молодец, зеленоглазый!

Я оглянулся, гримерка была почти пуста, танцоры работали на сцене, в металлических стаканах и в том же «Детище». Шоу закончилось, и Травести смывали с себя грим и мэйк-ап специальным молочком для снятия макияжа и постепенно превращались в нормальных людей. Не все, конечно, просто кто-то в реальной жизни внешне был похож на девочку, а кто-то еще сохранял мальчуговые привычки – грызть ногти и надевать брюки с рубашкой.

Например, Евгений, высокий симпатичный парень с добрыми и правильными чертами лица. Внешне он больше напоминал мажора, нежели «кого-то другого»: короткие, мягкие, слегка редеющие русые волосы, широкие плечи, на которых как влитая сидела атласная рубашка, и черные брюки на крокодиловом неровном ремешке. Не знаю почему, но я часто обращал на него внимание, задаваясь вопросами типа: почему этот нормальный парень занимается такой чепухой, или он думает, что это и есть большое искусство – переодеваться в бабу и изображать из себя поп-звезду? Петь под фонограмму, раздвигая ртом пустоту. Либо это просто работа, он делает то, что у него получается, как он думает, хорошо?

Если честно, видел я Евгения на сцене в образе «Уитни Хьюстон», и мне очень понравилось, он четко передавал энергетику в зал, которая пробивала всех насквозь. В общем, он загадка для меня, как, впрочем, и многое в этом клубе.

– Жень, извини, а почему ты взял себе псевдоним Кони?

Я хотел спросить и спросил, ожидая оскала. Он смущенно, мило улыбнулся и ответил, что долго думал, какой ник взять, ничего не мог придумать, но как-то раз посмотрел клип с Джорджем Майклом, и там у кого-то и позаимствовал. «Обаятельный парень», – подумал я.

С утра с зарплатой в 400 рублей за ночь я вновь отправился к дяде и тете, хотел было сказать домой, но, увы, те, кто жили с дядей и тетей, меня поймут, не хочу, конечно, никого обидеть, но в большинстве случаев, как правило, надолго это не получается.

Вот и у меня не получилось.

В этот раз спать я хотел пуще прежнего. От этого желания у меня ноги подкашивались и в глазах мутно было, язык еле поворачивался, и, наконец, я совсем туго соображал.

Добрался я на этот раз к девяти, долго звонил в дверь, понимая, что с каждым нажатием на кнопку звонка приношу неудобства. Наконец мне в заспанном виде открыла тетя. Она работала два через два, я как раз попал на выходные, когда она самозабвенно отсыпалась вплоть до часа дня.

– Это я.

– Кто же еще в такую рань. Ты голодный? Тебя покормить?

Я слегка улыбнулся, она умела так говорить: сначала поставит человека в неловкую ситуацию, но тотчас эту ситуацию исправит.

– Нет, спасибо, я в клубе поел. Сейчас я только спать хочу и больше ничего.

– Давай, конечно, ложись, а проснешься, как всегда, под вечер или пораньше?

– Постараюсь пораньше, главное, чтобы голова не разрывалась на части после сна.

После этих слов я умылся и лег, как казалось, надолго, но дверь в мою комнату не закрыли, а я не в силах был это сделать, и на мое несчастье при всем своем огромном желании уснуть у меня это не получалось, как я ни старался. Дядя с тетей уже вовсю расхаживали по квартире и что-то обсуждали, я урывками слышал звуки телевизора из кухни. В голове окончательно все перемешалось, воспоминания клуба: эта одинокая девушка, «Детище», танцоры, но самое хреновое, что я не мог заснуть. И тут наступила кульминация всего этого – неожиданно у меня из носа хлынула кровь, я не испугался, но это было некстати. Я залил подушку и простыню, но очень старался прикрывать руками лицо. Первым заметил дядя:

– Е-мое, это что такое, что за ерунда?

Сон моментом отошел, и я уже четко соображал, но голова немного кружилась.

– Ого, ничего себе! – опешила прибежавшая тетка.

– Да все хорошо, у меня такое бывает, – сказал я им и поплелся в ванную.

Я закрыл дверь в ванную, и до меня донеслись дядины слова: «Ничего себе “бывает”».

Когда я вышел из ванной и собрался снова попытаться уснуть, то дядя, вышедший из комнаты, осадил меня:

– Слушай Мих, мы тут подумали, тебе лучше поехать домой. Так нам, кажется, лучше будет.

«Вот и пиздец, поработал, покорил Москву, – подумал я. – Здрасти, Морис и Оля, я вернулся с голой жопой, зато теперь я знаю, что такое “жареный лабиринт” и травести. Почему сразу выгоняют? Тоже мне родственники».

– Ты имеешь в виду домой, обратно к себе?

И тут тетка вставила:

– Ну, само собой разумеется, просто Москва тяжелый город и он пока не для тебя.

Я про себя думал: Москва не для меня, ну а вы-то сами не из Москвы, а рассуждаете как коренные. В конце концов, я уже не ребенок и сам решаю, как и где мне жить, и тем более долго здесь не собираюсь засиживаться.

– Да, Мих! Плохо будет, если тебя здесь что-то хреновое затянет.

– Так мне сейчас собираться?

Они как бы переглянулись между собой и почти синхронно выдали:

– Ну, наверно, да.

– Хорошо, тогда я буду собираться.

Я собрал свою сумку, оделся и был готов к отъезду. Я не злился, ну, может, немного, мне было обидно, но тем не менее я не хотел, чтобы они чувствовали себя неловко, будто выгоняют меня. Голова немного покружилась, но я воткнул вату в нос, и кровь остановилась.

Дядя оделся и сказал, что подбросит меня до вокзала.

Мы сели в машину и поехали по МКАДу в сторону «Щелчка». Поначалу я что-то говорил, чтоб разрядить обстановку, но вскоре уснул. На мое счастье, на кольце образовалась утренняя пробка.

– Подъехали, Мих, просыпайся.

Я проснулся, взял сумку с заднего сиденья.

– У тебя деньги-то есть? – спросил меня дядька.

– Да, есть, на билет хватит.

– Ну ладно, давай, звякни, когда приедешь.

– Хорошо, позвоню.

Он пожал мне руку, сел в машину и уехал.

Я стоял на территории вокзала с сумкой и, конечно, уезжать никуда не собирался. Но что делать, я тоже не знал. В центре сраного вокзала. В окружении бомжей, сифона и других зараз. Чем это место отличалось от того, где я находился этой ночью? Я посмотрел на себя со стороны: осунувшийся, бледный, с кровавым тампоном в носу, сонный, как лощина чертова. Даже молния на куртке отказалась застегиваться. Зябко, сейчас бы диван и теплый чай. Тут же мое воображение подарило мне образ Мориса, ехидно посмеивающегося и говорящего: «Москвич! Завоевал Москву-то?»

Я помню, когда передо мной стоял какой-то выбор, я выбирал тот путь, который сложнее и тернистее, мотивируя это словосочетанием «это было бы проще всего». Не знаю, откуда я это знал, может, услышал в каком-нибудь фильме, не помню, но факт тот, что это работало и сработало тогда. Повесив сумку через плечо, я отправился в спортивный клуб на Динамо, чтобы хоть как-то скоротать время. Было только двенадцать часов дня.

Я сел в метро на «Щелковской» и через две пересадки был на «Динамо».

В спортивном клубе, в кафе, я купил себе чашку кофе за сорок рублей и пирожное с заварным кремом за пятьдесят рублей. Пока сидел за столиком, попивал свой кофе и думал, ко мне снова подошел Николай. На его лице сияла добрая улыбка.

– Ты снова здесь? Ты что-то зачастил.

– Да зашел кофейку выпить.

– А ты что, не выспался, у тебя глаза краснющие?

– Не совсем, просто работал всю ночь.

– Ночью, а где ты работал, или это секрет?

– Нет, не секрет, барменом в ночном клубе.

– А чего не отсыпаешься после работы?

– Ну, если честно, то негде, я вообще-то у дяди с тетей немного пожил, но они решили, что Москва не для меня, и отправили меня обратно домой.

– Оба-на, а где ты будешь ночевать, то есть отсыпаться после работы, если домой ехать не хочешь?

– Я не знаю, наверно, что-нибудь найду, где-нибудь останусь.

Я почти допил остывший кофе и уже давно съел вкусное пирожное.

– Николай, а вы здесь работаете?

– Можно на «ты». Да, работаю, сижу в одном из этих спортивных магазинчиков, продаю инвентарь.

Его лицо расплылось в грустной улыбке, но он тут же ее скрыл.

– Я помню, отец рассказывал мне, что вы модельер?

Николай немного засмущался.

– Да не то чтобы, ну, пара коллекций у меня есть, я так, знаешь, шью для себя и на заказ. Просто я еще работаю в другом месте в ателье на «Киевской».

– А у вас ателье свое?

Он посмотрел на меня своими добрыми глазами:

– У меня тоже свой дядя. Мы, как и большинство, работаем на шефа. Слушай, а если хочешь, ты можешь приходить ко мне в ателье и там отсыпаться днем.

– В ателье?

– Да, там есть подсобка внизу и диван.

Я улыбнулся, мне было приятно от этих слов:

– Ну, если так можно, то я с удовольствием соглашусь.

– Можно, конечно, к тому же ты сможешь пожить какое-то время у меня дома, правда, только, когда я там, а то у меня мама болеет.

От такого предложения я почувствовал себя счастливым.

– Спасибо, Коль.

– Не за что.

Меня поразила доброта Николая. Он был чужой мне и совсем меня не знал, видел только несколько раз в жизни, когда я был совсем мал. Скорее всего, у него сыграло чувство жалости, мол, отец в тюрьме, родственники на хрен выгнали, поэтому надо ему помочь.

«Помоги ближнему своему …, – так написано в Библии, – …и тебе воздастся».

Николай закончил работу в шесть часов вечера. Все это время я находился у него в ларьке и клевал носом, и все было как в бреду. Резало в глазах, и передергивало все тело, такое бывает, когда долго не спишь.

Он периодически с кем-то разговаривал через небольшое деревянное окошко. В основном он объяснял, какие плавательные очки стоят наименьших денег и хорошего качества, чтоб воду не пропускали.

После работы мы на «Жигулях» седьмой модели поехали домой к Николаю.

Он жил в старой двухкомнатной хрущевке с больной матерью. По его словам, они ждали переезда в новостройку. Их небольшая квартирка больше напоминала коммуналку или съемную квартиру. Не успев зайти туда, Николай проводил меня в большую комнату и тотчас закрыл за собой дверь. Я осмотрелся: большой деревянный шкаф с книгами, старым магнитофоном Sony и с несколькими черно-белыми фотографиями, на одной из них была маленькая белокурая девочка, а на другой, видимо, молодой Николай с кем-то, может, с другом. Вдоль стены стоял небольшой диван синего цвета с каким-то красным покрывалом, рядом с дверью – телевизор с видеомагнитофоном. Также я приметил стопку пластмассовых вешалок с несколькими мужскими костюмами, разбросанными по комнате.

– Это твои костюмы, Николай? Те, которые ты сам сделал?

– Ну да, это часть коллекции, остальное хочу закончить в ателье.

– Прикольно.

– Ладно, ты располагайся, включи телевизор, а я пока что-нибудь приготовлю.

Я подумал, это было бы очень кстати, поскольку я не ел с часу дня, а мне еще работать всю ночь. Пока Николай колдовал на кухне, я неторопливо нажимал пальцами на пульт. На каком-то канале шел фильм «Зубастики». Сразу вспомнилось детство, летние каникулы, приятели со двора, а главное, та беззаботность и душевное спокойствие. Включишь себе этих «Зубастиков», нальешь чая, положишь бабушкиных сахарных плюшек, и больше ничего тебе не надо.

А сейчас борись за жизнь, как можешь, если хочешь, чтоб что-то получилось.

Как говорят: «Так жизнь устроена».

В комнату Николай вошел с большим подносом полным вкусной еды. Мои глаза, конечно, жадно осматривали этот поднос. Огромная тарелка домашнего картофельно-куриного супа, от которого исходил аппетитный аромат специй и бульона, на второе спагетти с сыром, причем сыра было достаточно, так, как я люблю, и еще две больших говяжьих сосиски с полосками кетчупа. Но главным достоинством металлического подноса была литровая кружка клубничного компота с ягодами и два бутерброда с сыром и медом.

– Вот это да, королевская жратва. О такой мечтал весь день.

Николай поставил поднос на небольшой столик рядом с диваном.

– Давай ешь.

Я начал чавкать, хлюпать, стонать, закатывал глаза и кайфовал.

– Спасибо огромное, Николай, накормил.

– Наелся?

Я выдохнул:

– Под завязку.

– Так ты говоришь, барменом работаешь? Нравится?

– Если быть честным, то я в клубе танцую.

Почему-то Колю я не хотел обманывать, да и что тут такого плохого, я же не ворую. Николай немного удивился:

– Так ты танцуешь? Это вроде как стриптиз?

– Ну да, типа того.

– А что за клуб?

– «Ящер».

– Это же вроде бы гейский клуб или нет?

Тут я немного засмущался.

– Да нет, ну не совсем, скорее он бисексуальный, вот, а ты уже бывал там? – я немного напрягся.

– Я только слышал, у меня нет времени по клубам ходить, но иногда так хочется куда-то вылезти.

В глазах Николая я заметил грусть и откровенность.

– Коль, спасибо огромное за еду. Можно я немного поваляюсь? У меня еще три часа в запасе перед работой.

– Да, да, конечно поваляйся, поспи немного, перед клубом.

Он достал из нижнего шкафчика большое мягкое одеяло и дал мне, чтобы укрыться. После этого себя не помню, я вырубился в момент. Через три часа Коля разбудил меня. Я не сразу осознал, где нахожусь и кто он такой, но быстро пришел в себя.

– Давай, кофе горячего попей и чеши на работу.

Я вытирал глаза и безумно хотел спать, мне даже что-то снилось, казалось, что я еще нахожусь во сне, но я нашел в себе силы проснуться окончательно.

Горячий кофе – это была мысль.

Я поднялся, но голова по-прежнему немного гудела. Попросил разрешения умыться, и Коля сказал: «Конечно можно». После чего был кофе.

Перед моим выходом на улицу Николай дал мне кусочек бумаги с адресом на Киевской, того самого ателье, где работал он и где я мог бы выспаться после клуба.

Убрав бумажку в джинсы, я отправился на работу. В этот раз я чувствовал себя более уверенным, чем прежде, но тот страх еще не уходил, и я каждый раз читал про себя молитву перед тем, как переступить порог клуба. На тот момент мне было семнадцать, я даже не был совершеннолетним. У меня не посмотрели паспорт, когда брали на работу, а трудовых книжек там не заводят. Да если б даже заводили, что там писать-то: стаж работы тридцать лет, профессия стриптизер – смешно и грустно одновременно. А на семнадцать я не выглядел, многие давали мне больше, и, видимо, менеджер Рома был такого же мнения. На улице было уже темно, и я пошел искать метро, довольный и умиротворенный.

В гримерную клуба я явился, на удивление, самым первым.

Там лежали две полуржавые гантели, с которыми я немного позанимался, после чего отжался по-боксерски на пальцах и сделал пару-тройку упражнений на брюшной пресс. В гримерную под мои пыхтения зашла та девочка танцовщица. Когда закончил, я подошел к ней и поздоровался, сказал, что работаю недавно и что мы еще не знакомы. Она была очень мила и красива, ее большие длинные ресницы хлопали будто в ладоши.

– Я видел тебя на сцене, прикольно ты заводишь публику, – сказал я.

– Да ладно тебе, это же место соответствующее, тут так и должно быть.

– Сегодня много народу будет? Я имею в виду танцоров.

– Сегодня суббота, а в субботу почти все выходят. В клубе народа будет столько, что задохнешься на фиг. Да, кстати, меня зовут Ира, – и она уставилась на меня с вопросом в глазах, мол, как твое имя, а я просто любовался ею. Меня уже подцепило то, как она разговаривает, ее тембр голоса, изящные движения руками, но я опомнился:

– Михаил.

– Михаил? – переспросила она.

– Да, просто Миша.

– ОК, просто Миша.

Как-то неожиданно для меня в гримерке собралось полно народу.

Слились все кому не лень: и танцоры, и менеджеры, и даже диджеи. Тут и Кэт, и Валерка, и куча остальных. Многих я видел впервые. Рома, менеджер, выглядел сегодня довольно свежо, ведь я не видел его с того дня, как отработал в первый раз.

– Ну как, Мих, ты уже освоился немного?

– Стараюсь!

Это был весь наш диалог, он был очень суетной и перетер двумя, тремя словами чуть ли не с каждым танцором и танцовщицей, а сегодня их было хоть отбавляй. Я хотел спросить что-то у Иры, но она исчезла так же быстро, как и появилась.

Диджеи зарядили музон, и в гримерку из зала били басы, играла какая-то заводная быстрая мелодия, и некоторые дансеры начали пританцовывать, синхронно.

Игорь с Сашкой, которые пришли одними из самых последних, стоя полуголые, только в нижнем белье, напротив большого зеркала, смеясь и стебаясь, начали вытанцовывать свои заученные новомодные финты.

– Вот! Сейчас тема пойдет, ты помнишь, нет? – импульсивно кинул Игорь в сторону Сашки.

– Помню, конечно, клевая тема, жаль, что этот мудак сейчас ее зарядил, лучше бы через часик поставил, мы бы на сцене ее колбаснули.

– Да он лох какой-то новенький, ставит нормальные темы не в фартовое время. – Игорь завизжал как дитя: – Колбаса пошла.

И тут началась убойная мелодия, под которую ноги сами прыгают. И у этих пацанов все складывалось ништяк, круто работали. Причем перед зеркалом, играя мышцами и рельефом булок, однозначно, они торчали от самих себя.

Прикольно, думал я, молодые парни, любимцы прекрасных дам в шутку и с приколом трясут своими жопами в трусах и абсолютно счастливы, как мало надо человеку. И так оно и было, по-своему, я был тоже счастлив, в том числе потому, что не уехал обратно в свой серый, мертвый городишко, а остался здесь. Но я двигаюсь пока неуклюже, да и опыта ноль, завести толпу не сумею и поэтому отправляюсь с поникшей головой вниз, в «Детище».

Спустившись по обыкновению в малый зал, я просто ошизел, сколько там было народу. Вся круглая барная стойка, которая вальяжно располагалась около сцены, просто трещала, два худеньких бармена буквально разрывались от количества заказов. В этом особенном месте многие мужчины вели себя как женщины в прямом смысле, но я не осуждаю, это просто забавно. Каждый живет так, как ему нравится. Мне, например, глубоко не все равно, с кем спать. Во-первых, только противоположный пол, во вторых, лучшие его представительницы.

– Привет, это ты? Ты сегодня опять на сцене? – прервал мои мысли тот долговязый мужик, с которым у нас уже состоялся один диалог днем раньше.

– Да, сегодня снова моя смена, буду вас радовать.

– Обалдеть, Михаил, а сегодня ты сможешь составить нам компанию? Мы вдвоем с Веркой здесь.

– С кем? С Веркой?

Он слегка покосился на того парня, который был с ним в прошлый раз. На вид лет 30-ти, коротко стриженный парень в белой очень обтягивающей майке, которая подчеркивала его стройность и абсолютную безмышечность.

– Мы все так его зовем. Верка.

– Понятно, я отработаю, а там увидим.

Пока у меня было немного времени, я воспользовался моментом и прошел через малый зал, чтоб позагорать в горизонтальном солярии. Там уже кто-то лежал. Сначала я подумал, что это кто-то из танцоров, но когда крышка солярия поднялась, оттуда вылез какой-то незнакомый парень с женской прической каре. Я стоял голый, потому что снял бандаж, и тут он выдал то, что не могло меня, мягко говоря, не шокировать:

– Слушай, можно взять его в рот? Он такой классный!

– Да ты че, парень, не гони, дай я лягу позагораю, а ты иди тусуйся дальше, – кое-как ответил я.

– Ну, может, дашь все-таки, я заплачу, и неплохо, 500 грина.

Я немного разозлился, но сдержался, чтобы не послать его матом.

– Слушай, иди отсюда, я мужчинам в рот не даю.

Чувак быстро оделся и, извинившись, ушел.

«Да не за что… 500 грина…», – я протер солярий очищающим раствором и лег на десять минут.

А в это время на главной сцене в большом зале во всей гейской красоте бушевало клубное травести-шоу, куда сплылись все из «Детища». Час ночи – это было единственное время, когда люди снизу приходили наверх. В образе певицы «Валерии» звезда травести «Кила» строила гримасы и открывала рот под фанеру. В принципе, издали она напоминала знаменитую певицу. Псевдо Валерия была на сцене даже с подтанцовкой. Голубые, короткие шортики на Валерке не подчеркивали его мужественность. Зато белые шортики на девочке подчеркивали ее сексуальность, да так, что голова кружилась.

– Кила – звезда, Кила – лучшая, – выкрикивали из толпы, и Кила это знал.

Она была лучшая звезда клуба, некий собирательный образ разных звезд. И это правда. Хотел бы забежать вперед и рассказать, как ребята из клуба провожали бухую Килу домой, та, в свою очередь, была в ноль и ничего не соображала, потому что всю ночь бухала и нюхала до чертей.

– Где твой подъезд? – спрашивали ее ребята, когда такси подъехало к дому, но Кила что-то бормотала себе под нос, что-то неразборчивое и абсолютно не въезжала, что происходит. Тут как раз нашелся путеводитель по «Киле»: рядом с подъездом жирными буквами черной краской было написано: «Здесь живет Кила-пидарас», что не могло не вызвать истерического смеха у провожающих ее. Этот забавный случай рассказал мне Кэт-котенок, который был в числе тех ребят.

Я вернусь к тому моменту, когда я выступал на сцене в «Детище» под Verve – «Горькая, сладкая симфония» назывался тот трек. Мне нравилась эта композиция, близкая мне по духу: сильная и наглая, открытая и дерзкая, под нее я работал на шесте. Мне было все равно, что об этом думают другие люди.

На мне была белая прозрачная рубашка, естественно расстегнутая, черные обтягивающие шорты и белый бандаж, который высовывался из-под них. Если честно, то я не чувствовал себя униженным или шлюхой. Я себя продаю? Нет. С виду оно может так и выглядело, но внутри я себя так не ощущал. Да и откуда взяться подобным ощущениям, я же в этот грязный мир окунулся совсем недавно и воспитан был в обычной культурной семье, где были свои традиции и уставы, которые я чтил и уважал. Просто у меня так сложилось, что на каком-то моменте своей жизни я попытался сам сделать свою судьбу, да и некому мне было помочь и показать, направить. Но, даже решившись на такую работу, я оставался самим собой и молился, чтобы в дальнейшем так и было.

Не успел я дойти до гримерки, как меня догнал менеджер Тишка. Выглядел он чрезвычайно запыхавшимся, как будто марафон пробежал:

– Слушай, ведь это ты только что танцевал внизу?

Я слегка насторожился:

– Ну, я! А что?

– Да ничего, просто у тебя приват.

– Что это такое?

– Ты не знаешь, что такое приват-танец? Это очень просто, надо станцевать одну песню клиенту.

– И чего?

– Что и чего?

В этот момент Тишкины маленькие крысиные глазки стали побольше и подурнее.

– Если ты не знаешь, то это хорошо оплачивается. Каждый такой приват стоит полтинник Грина, а ты получаешь девятьсот рублей чистыми.

– Неплохо, и что? Просто танцуешь, да? А никто приставать там, надеюсь, не будет?

– Да кому ты нужен? Все, давай готовься, я тебя позову.

Девятьсот рублей за песенку – это прикольно, решил я.

В гримерке я встретил Валерку, он был весь взмыленный и обтекал потом.

– Ты чего такой мыльный, со сцены, что ли?

– Да сейчас колбасился полчаса, тема была суперская.

– Понятно, это круто.

Тут радостный Валерка приблизился к моему уху и шепотом сказал:

– Я ща такую телку жарил в лабиринте, ну просто бомба.

Теперь я понял, почему он так улыбался.

– Ну, это классно, телка – это всегда хорошо!!!

И тут у меня как-то само собой вырвалось:

– А ты ее что, за лавешки отымел?

Тут он немного смутился, но не обиделся.

– Да нет, без денег, я просто безумно захотел. Да она сама ко мне подошла, когда я на сцене работал, штуку засунула.

И он показал мне мокрую смятую тысячную купюру.

– После того как засунула, прошептала, что хочет узнать меня поближе, я ее взгляд поймал, она все пялилась на мой член, ну а после колбасы я к ней подошел и, прикинь, она меня за руку буквально повела в лабиринт.

Что-то мне это напоминало до боли. И тут у меня снова вырвалось:

– Ну как тебе там, уютно было? По-моему, там чтоб встал, нужно обдолбаться чем-нибудь, чтоб никого не замечать.

– Да слушай, я ее так захотел, что никого и не заметил.

Валерку прямо переполняли эти мужские чувства победы и своей неотразимости. Ты сверху, значит, победил.

– Слушай, Валер, это классно, что ты кайфанул, я у тебя спросить хотел, у тебя когда-нибудь приват-танец был?

– Приват? Конечно, был. Что, у тебя сейчас приват будет?

– Видимо, будет, с кем не знаю, а что там делать надо?

– Фигня, помондишься слегка и все.

– А как это?

Что-то было в этом слове плохопахнущее.

– Ну, это значит, около клиента подвигаешься, подразнишь чуть-чуть, чай возьмешь и свободен. Будет предлагать деньги за секс, скажешь пять тысяч грина, и он сразу передумает.

Я чувствовал, как моя горячая кровь приплыла к голове, и я чувствовал нотки унижения, летающие в атмосфере, где-то очень близко. Единственное, что я смог выдавить из себя – это слово «понятно».

Тут вернулся Тишка и сказал, что меня уже ждут и что если я не в курсе, куда надо идти, то он с удовольствием мне покажет.

Оказалось совсем близко, там же внизу была дверь рядом с солярием. Я поглядывал на нее раньше и даже пытался открыть только из простого любопытства, но она была заперта. Когда я вошел в приват-комнату, то увидел там человека, незнакомого мне, правда, его лицо мне уже попадалось среди других, но мы не общались, и он ни о чем меня не спрашивал.

Комнатушка была небольшой, примерно три на два, но уютной: на полу тепло располагался серый ковролин, на синих стенах висели различные дешевые картинки, на полу стоял небольшой музыкальный центр на один диск рядом с кожаным диваном, на котором расположился этот чел.

– Здрасте, – сказал я ему.

– Здравствуй.

Я прошел до музцентра и нажал на «плей». Диск крутанулся, и какая-то попсовая мелодия заиграла. Я старался стоять немного в стороне, но катастрофически не понимал, как двигаться.

– Извини, тебя же Миша зовут? – начал чел.

– Ну да, а вы откуда знаете?

– Как не знать, ты же новенький, и о тебе уже многие судачат.

– И что судачат, если не секрет?

– Говорят, красивый, мужественный, робкий.

– Это я-то робкий?

– Ну, так говорят. Да ладно, ты можешь расслабиться, присядь сюда, – старик похлопал ладонью по дивану.

Почему старик? Да потому что лет ему на вид было под шестьдесят, средней длины курчавые седоватые волосы, сморщенный лоб, пухлые щеки и седые усы под крупным носом. Одет он был в белую лощеную рубашку и кожаные штаны.

«Дорогие, наверно, шмотки», – подумал я.

– А ты тут как оказался? Ты учишься где-нибудь?

– Нет, не учусь, просто работаю, танцую и все, вас-то как зовут? А то мое имя вам известно уже, а ваше я не знаю.

– Юрий Леонидович, либо просто Юрий.

Он спрашивал меня про то про се, где живу? С кем живу? Сказал даже, что я на него могу положиться как на друга.

– Если что, можешь мне всегда позвонить.

В дверь постучали, что означало время вышло. Перед тем как уйти, Юрий Леонидович всунул мне в руки свою визитку с номером мобильного телефона.

– Звони, буду ждать, – сказал он мне.

Я ушел, но, уже дойдя до первого мусорного ведра, выбросил эту визитку.

«На кой хрен она мне?» – подумал я.

Время было около четырех утра, и меня одолевало жуткое желание потанцевать на сцене. Роман сказал, чтоб я пока работал внизу и со временем, когда научусь правильно и задорно двигаться, могу перебраться на главную сцену. В эту ночь почему-то народу там было не много, и Роман разрешил мне забраться в стакан и поработать в нем.

«Колбасься только в стакане, на сцену не ходи пока. Рановато для тебя!»

И я полез в железный стакан, который стоял ближе к гримерке.

Вот это да, класс! Совсем другие ощущения, прямо как на американских горках, высоко в воздухе над головами маленьких существ, суетящихся где-то подо мной.

Несмотря на время, зал все еще был забит до отказа. И тут я разошелся и даже растанцевался, так как благодаря спорту с рефлексами и гибкостью у меня было ОК. Я все схватывал на лету, наблюдал, как кто-то танцевал и потом повторял. Тут все просто: чувство ритма и запомнить несколько незамысловатых движений.

Внизу скопились девчонки-танцовщицы и кто-то из гостей, также ребята-танцоры – все они снизу наблюдали за мной. Я заметил, как девочки зашушукались между собой, мои танцы вызывали улыбки у людей, но меня это не смущало, мне было очень хорошо, а самое главное, я был уверен в себе и чувствовал внутренний огонь. Долго меня колбасило, песен пять, шесть, семь, не знаю, но я был весь в мыле, да и чувства другие на этом танцполе, нежели внизу. Здесь как будто танцуешь в свое удовольствие и девчонок хватает. Работай и набирайся опыта. Весь этот танцевальный стакан обдувается снизу, поэтому, когда начинаешь потеть, тебя охлаждает, как в дорогом солярии. На большой сцене работали два танцора, и честно сказать, я заимствовал у них движения. Слегка подворовывал. В одном из танцоров я узнал Котенка. Он завязал белую рубашку на поясе и, к моему удивлению, зажигал на сцене с какой-то дамой лет 25, а другого танцора я видел в первый раз: здоровый, высокий, но мне показалось, что лет ему до фига, точно за тридцатку, даже пепельного цвета волосы редели с макушки, мне сверху-то видно все.

Я спрыгнул на пол, словно Тарзан с лианы, и довольный собой поплелся в гримерку. Зашел и плюхнулся на диван. С небольшого стеклянного столика набрал кучу салфеток и начал вытирать себя. Было ощущение, что даже похудел, пока танцевал. В гримерку зашла Ира и села недалеко от меня на тот же длинный диван. Она была сонная, и веяло от нее сигаретным дымом.

«Что бы спросить у нее?» – подумал я. В голову ничего не ползет, отупел, пока колбасился.

– Давно уже тут работаешь?

Она взглянула на меня:

– Что? Извини, не расслышала?

– Я спросил: ты давно тут работаешь?

– А-а это, да нет, два месяца.

– Любишь танцевать?

– Люблю.

– Чем-то еще занимаешься?

– Учусь в институте.

Не знаю почему, но спросил:

– А почему в стрип не пойдешь, на шесте крутиться, там денег-то побольше будет?

– Там и дерьма побольше, здесь никто себе дурного не позволяет, а если захочет что, то сразу выкинут. Да потом не люблю раздеваться. Тут как видишь, костюмчики всякие, шортики, штанишки, а в стрипе трусики и каблучки. Ненавижу эти железные палки, а я двигаться люблю быстро, люблю «колбасу», а не умиротворяющие, вяло текущие танцы на шесте.