Текст книги "Мимолето (сборник)"

– А где же скорая помощь, полиция? – съехидничал Саня.

– Заткнись лучше, – буркнул я, – я то получишь, как он.

Расплатившись, мы вышли на улицу. Саня с Надей предусмотрительно оставили нас впереди, рассматривая витрины кое-где попадавшихся магазинов.

Я не знал, с чего начать разговор.

– Слушай, – сказали мы одновременно, и от этого улыбнулись.

– Нет, – перебил я, – послушай меня. Я поступил не правильно, но любой на моем месте поступил бы так же. В любом случае, я хочу забыть это и все начать с начала. Как ты?

– Я тоже хочу все с начала. Наверное, это я по-дурацки поступила. Подговорила Надьку, рванула сюда. А когда здесь оказалась, поняла, что чушь спорола.

Таня остановила меня, взяв руку, и прильнула.

– Не знаю, как ты, но я сильно успела соскучиться. Мне без тебя не отдыхается.

– И мне без тебя…

– Но Панайотиса все-таки жалко, – смеясь, сказала она.

– А кто это?

– Ну тот мужик, Надькин кавалер.

– А, Морда. Не надо было ему так смотреть на тебя.

Таня поняла, почему я так обозвал его, Мордой. Надо сказать, что когда мы наедине, наш диалог несколько специфичен для чужим ушей, в принципе, как и других хорошо знающих друг друга пар.

Мы ушли далеко от домов, отелей, ресторанов и баров. Далеко от огней. Чтобы слышать только звук набегающих волн и шепот ветра, чтобы, черт подери, в конце концов провести эту ночь у моря.

…

– О, драгоценнейшая из всех женщин, проснулась ли ты? – щуря глаза от только что поднявшегося над морем солнца, спросил я.

– Да, – ответила та и еще сильнее прижалась ко мне.

– Ты устала? – спросил я опять с некоторыми нотами гордости в голосе.

– Я? Устала? Усталость – для неудачников!

Такой категоричный ответ мог означать только одно. Вот это мне нравится! Вот это я понимаю!

3. Смерть от нас

Все события, имевшие место в течение так прекрасно начавшегося дня я сознательно опущу по причине моей врожденной стеснительности. Свое дальнейшее хронологическое повествование я начну с утра следующего дня.

Устроившись в наших апартаментах, мы вчетвером любовались прекрасным видом моря с мансарды.

Чуть позже, завтракая на открытом воздухе, обдуваемые нежным морским бризом мы вели беседу относительно дальнейших планов.

– Надя, – я перевел разговор в другое русло, – а этот Апанотис случайно не звонил тебе больше?

Надя отрицательно покачала головой, на что Саня отреагировал безудержным смехом и заметил, что один раз связавшись с крейзи рашенз, желание сделать это повторно отпадает на всю жизнь.

Таня подала мне сок и сказала, что из всех рашенз я самый крейзи.

– Это уж точно, – сказал Саня. – Помните, я вам рассказывал, как лет восемь назад, когда мы с тобой вдвоем, – он посмотрел на меня, – поехали отдыхать, и нас выперли из гостиницы за пьяный дебош, который мы устроили в три часа ночи.

– Ты первый начал кидаться бутылками с балкона, при этом так громко пел какую-то дебильную немецкую песню, – заметил я, – поэтому неизвестно еще, кто из нас кре й зи и дебелее.

В таком же легком и бесшабашном духе прошло все утро и весь день, и почти весь вечер. Это «почти», надо заметить, в нашей ситуации скрывает в себе очень многое. Это «почти», также следует заметить, несколько изменило всю нашу жизнь. И это «почти» является, по сути, самым объемным смыслосодержащим словом в этих хрониках.

Пропустив в баре по пиву, мы, уже слегка навеселе, возвращались поздно вечером в приют скитальцев. Мне пришла в голову эта аллегория, так как я отчетливо помню, как Надя, идя по широкому тротуару, попыталась запеть:

«Спит ночлежный дом

С надписью отель…

Дальнейших слов никто из нас не знал. Поэтому решили перейти на более известную для всех нас песню. Но и такой не оказалось.

– Наверное, мы не дошли до кондиции, – сделал вывод Саня. – Надо еще по пиву.

Мы, как бы не хотя, но в душе-то ликуя от такой перспективы, согласились и завернули в первую попавшуюся на пути забегаловку. Ничего страшного там на этот раз не произошло. Даже не верится. Мы благополучно выпили по пол литра янтарного грольша и побрели в сторону ночлежного дома. В голову лезли какие-то пошло-примитивные эстрадные мотивы, поэтому мы так и не распелись.

Вдруг Саня остановился, повернулся к нам лицом и выпалил:

– Чур я первый в душ! – После чего рванул оставшуюся до отеля стометровку.

Мы стояли на том же месте, где он нас оставил, и проржали еще минут пятнадцать. Я все забываю спросить его об истинной причине того срыва. Наверняка, он просто сильно хотел в сортир.

В холле гостиницы было достаточно многолюдно, что в принципе соответствовало времени суток. Мы опять же без приключений добрались до номера, где развалились прямо на диване. Всю тишину нарушал звук падающей воды и какая-то гнусная песня. Это пел Саня в душе.

– Вы слышите? – Надя подняла палец вверх, заставляя нас с Таней сосредоточиться.

– Что? Я ничего не слышу. Шура поет. – Сказала моя.

– Нет, нет. Прислушайтесь, за окном… Сейчас притих… Там кто-то на полу мансарды шуршит. Вот опять! – Надя привстала.

– Подожди, не вставай, – вмешался я, – давай выключим свет, чтобы этот кто-то нас не видел, и напугаем его.

– Давайте, – согласились девчонки, и я направился к выходу.

Вот тут-то все и началось.

Как только я выключил свет, и Надя с Таней привстали, с грохотом открылась дверь в ванную. Так как везде, кроме этой ванной, было черным-черно, то есть темно, то свет оттуда осветил нас. И не просто осветил, а предательски осветил. Все мы, включая Саню, стояли у кажущегося нам незнакомца на виду.

В общем, полное обозрение, а со стороны Алехандро – полное оборзение. Он выбрал самый подходящий момент.

В следующий момент раздался странный хлопок, смешавшийся со звуком бьющегося стекла. Мне с Саней не стоило труда определить истинную природу этого хлопка. Это был выстрел. Самый настоящий выстрел. Из огнестрельного оружия.

Я успел в два прыжка налететь на своих девчонок и повалить их на пол.

Они, как потом оказалось, были уверены, что стекло разбилось от чего угодно, от камня, например, но никак не от огнестрельного снаряда, и были больше ошарашены моим нестандартным поступком, нежели вероятностью вернуться на родину в гробу.

Саня не подвел, – он резко захлопнул дверь ванной и припал к полу, будучи уверенным, что я сделал все необходимое по отношению к нашим прекрасным приложениям.

Казалось, мы пролежали так на полу целую вечность, хотя от силы это было минут пять. Я лежал и ждал второго выстрела, а его все не было и не было.

– Не шевелитесь, – распорядился я и пополз к окну, чтобы закрыть портьеры с помощью той веревки, которая всегда к ним крепится.

Справившись с этой нетрудной задачей, и зная, что по ту сторону окна мы уже не видны, я включил лампу, стоявшую там же в углу. Свет ее, хотя и неяркий, все же ослепил нас.

– Все живы? – Спросил Саня, и услышав утвердительный ответ, продолжил, – тогда ползком к выходу.

Как утята, мы стали передвигаться к двери: впереди Саня, потом Надя с Таней и я.

Рядом с дверным косяком, в десяти-пятнадцати сантиметрах от места, где находилась несколько минут назад моя голова, я заметил пулевое отверстие и мысленно поблагодарил Бога. «Основной след от огнестрельного оружия», – всплыло у меня остаточные знания от курса криминалистики.

После того, как все выползли в длинный коридор отеля, я крепко обнял Таню и еще раз мысленно поблагодарил Бога.

– Быстрее к администратору, вызывать полицию, – скомандовал Саня, и мы побежали с таким рвением, что марафонский посланец и рядом не стоял.

Появившись в холле, мы устроили настоящее представление.

Четыре, орущие «полиция! полиция!», глотки вбежали, сметая все на своем пути. Саня не смог во время затормозить, и налетел на кресло, прихватив с собой Надежду. Кресло грациозно перевернулось и приняло на себя двоих, причем один из них явно с недостатком тормозной жидкости. Это падение не отняло у Нади способности кричать, и на весь отель продолжало сокрушительно воздействовать злополучное «помогите! полиция!». Я, наконец, оторвался от такого зрелища и попытался почти на пальцах объяснить девушке-администратору причину всего происходящего. Было очевидно, что у меня ничего не получилось. Девушка смотрела не на меня, а на парочку беснующихся на полу, которые никак не могут подняться сами и поднять кресло. Я постарался доходчиво объяснить ей, что необходимо как можно скорее вызвать полицию, сам при этом понял из своих слов только «хэлп» и «мэниак». Администраторша продолжала воспринимать все как одну большую и глупую шутку. Наверняка она подумала про нас минимум как про перебравших свое наркоманов.

Наконец, Саня с Надей поднялись, а я смог вырвать из чужих рук телефон. Но одно дело вырвать, другое – знать номер полиции в Греции. Стоял я тогда в холле отеля с телефонной трубкой в руках, напоминая мартышку и очки из басни.

– Ну чего же ты ждешь? – почти одновременно закричали Саня с Надей.

Половина моя почему-то молчала. Я повернул голову в ее сторону и оцепенел.

К ребрам моей ненаглядной был приставлен огромных размеров пистолет (размеры его, несомненно, в тот момент были гиперболизированы из-за специфического эмоционально-психического состояния). Держал этот долбанный пистолет странный тип, явно напоминавший мне какого-то известного турецкого певца. Причем делал он все это так, что оружие, кроме Тани, конечно, мог видеть только я и никто другой. Этот маньяк-исламист мотнул головой, давая мне понять, что надо выходить. Помню, в тот момент меня мучила странная мысль, – как бы выхватить у этого урода его же пистолет и выстрелить ему прямо в бесстыжую рожу. Слава Богу, что я не попытался тогда этого сделать. Вместо этого я временно капитулировал и побрел к выходу, идя впереди этого подлейшего из людей. Надей с Саней занялся сообщник; им тоже было мило предложено выйти на свежий воздух.

Как оказалось, на улице нас ждал большой внедорожник додж с открытыми дверями. Признаюсь, я никогда не питал особой любви к американским машинам, особенно к доджу, – понтов много, а стиля никакого. А какое авто, такой и хозяин. Здесь и спорить не о чем. В тот момент я бы с большим удовольствием сел в свой старенький сааб. Но судьба, что уж говорить, распорядилась иначе.

После того, как нас четверых впихнули в нутро этого стального быка, я счел своевременным задать вопрос:

– Что все это значит?

Сказал я это по-русски, но после того как понял, что ответа не последует, повторил по-английски и по-немецки.

Саня же выпалил следующее:

– Что ты разговариваешь с этими хмырями? Они шестерки, у них и родного языка-то нет. Пусть везут нас к главарю, мы только с ним будем говорить.

Таня с Надей, судя по их виду, находились в полуобморочном состоянии.

В машине закрылось все, что только могло закрыться, и от этого я стал ненавидеть додж еще больше.

Два прихвостня, казалось, не замечали нас, но готов удариться головой о стену, они готовы были придушить любого из нас за малейшее опрометчивое движение.

Мы выехали за пределы городка, который уже успел нам понравиться, и продолжали двигаться параллельно морю в неизвестном направлении.

Надя не выдержала и ударила со всей силы по стеклу. Рука ее отскочила, и Надюха смачно сматерилась. Урод на переднем сиденье посмотрел на нас с ухмылкой, означавшей только одно, – не дергайтесь, все вы там будете.

Подъехав к аккуратной небольшой пристани, под дулами пистолетов нам предложили выйти из доджа-проходимца и перекочевать в яхту, которая не вызвала у меня таких отрицательных эмоций, как ее наземный собрат.

– Все, сейчас нас перебьют как мышат и выбросят за борт, а ты ничего не сделаешь, не спасешь меня. – Жалобно проговорила Таня, а потом вдруг как крикнет, – я ненавижу это море! Я не хочу умирать в море неизвестно из-за чего! Я хочу умереть старой, под какой-нибудь елочкой! – и кинулась прочь от пристани и моря.

– Таня! – Только и успел я закричать и бросился за ней. Но раздался выстрел, и я услышал Надино «а!», а потом увидел, как тело моей половинки падает на землю…

Я подбежал к ней. Не возможно описать, что в то момент творилось у меня в голове. Я схватил ее за плечи и перевернул на спину. Таня, как мне показалось, судорожно рыдала. Следов крови на ней я не обнаружил.

– Ну что ты стоишь как истукан? – сказала она чересчур спокойно. —Не попали они в меня, слышишь, не попали. Дай мне руку!

Я, мягко сказать, недоумевая, посмотрел в сторону стрелявшего. Тот пожал плечами и сказал, что стрелял в воздух. Надя с Саней подтвердили это. Я готов был взорваться.

– Ты, сука. Ты понимаешь, как ты меня напугала? Ты понимаешь? У меня вся наша жизнь перед глазами пробежала! Я уже думал все, конец!

Сев рядом с ней, я обнял ее, и она разрыдалась.

Два идиота-громилы посмеялись над всем происходящим и приказали нам пройти в яхту, «и побыстрее». Медленно, как будто по дну бурной реки, мы прошли в яхту, которая носила гордое название «Аврора».

– Да, умрем мы красиво. – Сострил Саня, после чего Надя испепелила его взглядом, а Таня отрезала: «Заткнись ты, и так тошно!».

Внутри Аврора выглядела так же шикарно, как и снаружи. Количество и качество дерева и кожи впечатлило даже нас.

Видимо, безвыходная ситуация придала нам кое-какие силы (правильно говорят, что свечка, перед тем как потухнуть, ярко вспыхивает), и мы бесцеремонно уселись на мягкие диваны, а Саня вообще направился к бару.

Яхта тронулась, и я решил еще раз попытаться выяснить всю бессмысленную суть происходящего у тупого здоровяка:

– Ты скажешь, наконец, чем мы так прогневили Олимп? – говорил я это с явным злорадством, ведь тот тип недостоин был стать даже дохлым червем в земле Олимпа.

Амеба не замечала меня, вернее делала такой вид, сосредоточив свое внимание на Сане, который уже успел разлить в четыре стакана.

– Эй ты, Кинг Конг, ты слышишь?

Туша повернулась и направила пистолет мне в лицо.

– Расслабься, парень, иначе я убью тебя, а это мечтает сделать хозяин сам, лично.

Сказано это было безапелляционным тоном, не допускающим никаких возражений. Надо сказать, что его английский был отвратителен. Хуже я еще никогда не слышал.

– А кто твой хозяин, и что ему надо? – не унимался я.

То, что держало оружие, усмехнулось своему напарнику и спросило у меня:

– Вы это должны знать лучше нас. Это же вы убили Панайотиса, сына моего хозяина.

Я открыл рот, и дальше, как не старался, не смог его закрыть.

Удивление тоже может быть страшной силой.

– Что, что он сказал? – спросила Таня, не понимая смысла всего происходящего. – Ты убил Панайотиса?

– Да что ты говоришь-то? – вмешалась Надя. – Когда он выходил из бара, то был живее всех живых. А тут вдруг умер! И на нас решили это повесить!

– Хорошо же нас подставили, ничего не скажешь, – Саня попивал что-то типа виски и продолжал разглагольствовать. – Значит, кто-то убил Панайотиса. А раз все видели то шоу в баре, – логично предположить, что убийца один из нас. И вероятнее всего, что убийца, – он посмотрел на меня, подал стакан и продолжил, – что убийца – ты.

Тут Таня ахнула, а Саня далее строил версию:

– Оказалось, что этот Панайотис – сын какого-то шишки, или нет – главаря мафии. Наши шансы на смерть с пытками увеличиваются, ведь если нас везут к нему на встречу, значит этот мафиози задумал что-то жестокое. Как это называется…

– Вендетта, – проговорила Надя и закрыла рот рукой.

Мы выслушали все это, надеясь, что Саня пересказал какой-то дешевый боевик.

– Послушайте, – сказал я, – почему же они хотели убить нас в отеле?

– Да, странно… – Саня глубоко затянулся дорогой сигарой хозяина А в роры.

– Может быть, случилось такое… – Надя не находила слов. – Такое, что изменило все. Сначала нас хотели убить, а потом…

– Потом, – Саня затянулся еще раз, – потом они решили, что нельзя нас отпускать так просто, всадив пулю в лоб. Надо помучить нас, отомстить за смерть сына сполна.

Таня издала глухой стон.

– Кто-нибудь будет кофе? – спросила наблюдавшая за нами говорящая куча дерьма.

– Не будем пить, – посмотрела на нас Надя, – кофе может быть отравленным. А их планы меняются слишком часто.

– Пожалуйста, две чашки! – громко крикнула Таня, обрадовавшись, что появилась возможность умереть почти безболезненно.

– Дура! – как отрезала Надежда и показала рукой, что кофе здесь никому не нужно.

Так мы провели на борту яхты целую ночь. Таня обвиняла меня, что если бы не мой комод, то эта ночь не была бы для нас последней. Саня рассказывал о достижения китайцев в искусстве пыток. Надя выдвигала новые версии, самая правдоподобная из которых – все это одна большая телепередача, одна из тех, которые снимаются скрытой камерой, чтобы потом миллионы зрителей могли наблюдать комичное поведение людей, оказавшихся в нестандартной ситуации. Мне, конечно, стыдно признаться, но лично я всю ночь провел за дегустацией бесподобных напитков бандитского бара. Встречались даже такие коньяки, которые я не смог бы себе позволить, работая весь год без выходных и перерывов на обед.

– Скорее, скорее, все идите сюда! – Надя зачарованно смотрела в один из иллюминаторов.

Я также подошел и стал свидетелем одного из красивейших восходов солнца в своей жизни. Цвет моря и неба был практически одинаков. Создалось впечатление, что на чистом, лазурного цвета листе бумаги нарисовали золотой диск. «Поэзия», – только и смог проговорить я.

Через минут пятнадцать в иллюминаторах западной стороны яхты стали заметны очертания берега. Мы затихли и сидели так до момента, когда Аврора, уже пришвартованная, плавно покачивалась в водах какой-то небольшой бухты.

– Что мы теперь будем делать? – спросила меня Таня.

– Или бежать, или пытаться доказывать свою невиновность, – ответил я.

– Это невозможно, – Саня усмехнулся, – судя по размаху проведенной операции, организация эта очень крута, а значит у нас большие неприятности.

Нас вели по пристани, и оружие, направленное в нашу сторону, выглядело так естественно, так к месту, без боязни быть замеченным посторонними глазами, что это давало основания предположить следующее – мы находимся на земле, где контроль над всем только в одних руках. И именно эти руки в скором времени доберутся до нас.

Мне достаточно трудно описывать те события, поскольку, шагая в неизвестность, не акцентируешь свое внимание на множестве мелочей. Все вспоминается как в медленном кино. Вот я посмотрел туда, вот повернул голову сюда…

Перед нами на возвышении стоял ослепительной белизны и невероятных размеров дом. Нас провели мимо сада, описание которого могло занять у хорошего писателя несколько глав. Я же просто скажу, что тот сад был необычайно прекрасен, но лучше бы мы его никогда не видели.

Пока нас вели в библиотеку, на пути попалась только одна единственная женщина, вся в черном и с самыми печальными глазами на свете. Я видел такой взгляд всего у нескольких людей. Скажем так, это врожденное явление, печать судьбы.

Женщина в черном быстрым шагом прошла мимо нас, взглянув при этом только однажды, а потом опустила глаза. Сделала она это, как мне показалось, несколько виновато.

Нас завели в библиотеку и закрыли дверь, оставив наедине друг с другом и многочисленными рядами книг.

– Нет, – первым нарушил тишину Саня, – все-таки мы умрем в красивом месте. Это радует. Вы так не думаете?

Мы молчали, злобно уставившись на шутника.

Просидев в бездействии еще некоторое время, я подошел к окну и стал искать ручки на раме. Но тщетно, их там не оказалось.

– Успокойся, – сказала мне Таня, – мы наверняка на острове и никуда не сможем убежать.

Надя обследовала книжные полки в поисках потайного рычажка, который смог бы открыть нам какую-нибудь потайную дверь в стене, или любой другой выход.

Нас отвлек шум со стороны двора, и мы подбежали к окну, где увидели не очень приятную картину. Из машины четыре здоровяка вытаскивали закрытый гроб, за который держался еще один, коренастый, небольшого роста мужчина балканского типа, который то гладил гроб, то хватался за сердце. При этом он что-то тихо говорил, как бы причитая.

Подбежала женщина, та самая, которая встретилась нам в доме, с печальными глазами. Одной рукой она закрыла лицо, другую положила себе на грудь. Что-то нездоровое было в той мизансцене, посягающей на само солнце.

Я много думал о смерти, хотя, наверное, не стоит делать это так часто. И я пришел к таким выводам: в поведении людей в случае смерти их близких говорит эгоистичное начало. «Как я буду жить без тебя? Зачем мне все это, если тебя нет рядом?» Это так. Но если представить, что умершим будет лучше жить там, в другом мире, в другом состоянии, что им не о чем будет беспокоиться и не бояться потерять близких, то чем все это плохо? Я, конечно, сам не могу до конца согласиться с этими умозаключениями, но что-то в них есть. Наверное, это говорит о глубокой сублимированности моего «я».

Дверь библиотеки внезапно открылась, и наше внимание от происходящего во дворе переметнулось к человеку, стремительно шагавшего к столу.

Осмотрев нас, он сказал с небольшим акцентом:

– Садитесь, пожалуйста.

Мы отошли от окна и последовали примеру странного худого человека, усевшись в кресле напротив него.

Здесь я опять позволю себе отвлечься в пользу других обстоятельств, происходящих в момент написания этих хроник.

Эти обстоятельства – мой крестник Леня. Дело в том, что он и его родители – мои близкие друзья – приехали ко мне погостить на неделю.

Квартира в течение всей недели озарялась присутствием этого чертенка. По своей природе этот трехлетний мальчуган очень живой ребенок с вечным двигателем внутри.

Мы с ним видимся не очень часто, по крайней мере не так часто, как этого требует мой статус крестного отца – духовного наставника подопечного. По этой причине первые три дня он привыкал ко мне, называя только дядей, игнорируя просьбу называть меня по имени. А под конец недели он уже лазил по мне, просил почитать сказку, пускал со мною бумажные самолеты, и многие другие вещи, какие дети требуют от взрослых, которым они доверяют.

В общем, за это время мой крестник растопил мне сердце, и я разомлел от детского внимания (старость – не радость).

И вот я сижу в пустой квартире. Катастрофически не хватает детского шума. Каждый раз кажется, что сейчас Ленька выпрыгнет из-за угла и набросится на меня, визжа от удовольствия, что «напугал большого дядю».

Да, действительно, дети – цветы жизни. И мой крестник-репейник помог уяснить эту простую истину.

Но вернемся к нашим баранам…

Не говоря ничего более, худой мужчина показал нам всего лишь одну фотографию, от вида которой у всех четырех открылись рты.

Отдельный том можно было посвятить выражению моего лица на этой фотографии. Ах да, надо сказать, что в кадре был зафиксирован тот момент, когда я замахивался стулом на бедного Панайотиса, тогда еще Морду, в том злополучном баре. Как любитель искусства фотографии замечу, что то был замечательный кадр. Какой сюжет! А какое выражение лица! Ну просто варвар времен римской империи!

– Полагаю, вам не стоит отпираться от содеянного. Ваша вина очевидна. – Спокойно говорил бандитский поверенный.

«Видимо, все они нисколько не знакомы с теорией доказывания, иначе почему тогда допускают такие идиотские и глупые предположения?» – подумал я тогда, а сам спросил:

– Скажите на милость, а где же нашли труп хозяйского сыночка?

Мужчина недоуменно посмотрел на меня.

– А вы разве не знаете? На мансарде вашего номера в отеле Санторини, прямо под окнами. С огнестрельным и смертельным ранением, – заметил он.

– Так вот что означают вчерашние выстрелы?! – Надя схватилась за голову.

– Нас все-таки подставили, – медленно проговорил Саня, мгновенно поняв под конец, в каком большом дерьме мы оказались.

– Ну а где же оружие, которым убили Панайотиса? – не унимался я.

– Его обнаружили в одной из ваших дорожных сумок.

– Вы что же, – выйдя из транса, завелась моя драгоценная, – думаете, что мы, приехав в отпуск к черту на кулички, решили от нечего делать пристрелить какого-то левого мужика. Мало того, каким-то образом достали на острове пистолет, выбрали в жертвы сына главаря мафии и решили завалить его? Да вы по меньшей мере пустоголовые идиоты и придурки!

– Кто вас русских знает. – Спокойно сказал поверенный. – Господин Андреас очень опечален таким исходом дела. Он в горе, как и его жена Алтея. Именно ей с трудом удалось уговорить хозяина не подвергать вас наказанию сразу же, а сначала воспользоваться вашими услугами.

– Нет, постойте! – Саня встал и повернулся к нам. – Нас же подставили, и нами еще хотят воспользоваться! Это же все как в дешевом сериале!

– Успокойтесь, молодой человек, – продолжал говорить один из героев этого сериала, – вы на Земле. А здесь за все свои поступки надо отвечать. Убил – умри и сам. Принцип Талиона. Господин Андреас снисходительно отнесся к вам, предложив оказать ему одну небольшую услугу.

– Да какую услугу, черт подери! – уже не выдержал я.

– Все очень просто. У нас проблемы на албанской границе. Ваша задача – пересечь ее как туристы, на автомобиле. Там, в Албании вам передадут кое-какие бумаги. Вы возвращаетесь обратно, и мы отравляем вас домой.

– Вы что, держите нас за умалишенных? – не выдержала Таня. – После всего этого вы сможете нас отпустить, просто так, да еще и купив билеты?

– Тихо ты, успокойся! – я вовремя постарался остановить поток брани и обратился к худому, – когда мы должны начать все это?

– Сегодня вечером, как отдохнете.

– Да, – сказал Саня, посмотрев на нас, – мы согласны.

Шакал господина Андреаса не спеша покинул библиотеку.

Оставшись одни, мы лихорадочно обдумывали наше будущее, которое, по своей глупости, приукрашивали в радостные тона.

– Я все поняла! – Таня хотела было поведать нам свой план спасения, но я остановил ее, прикрыв рот рукой:

– Пиши, нас могут прослушивать.

И она написала: «Как только мы уедем от них на достаточное расстояние, бросим машину, доберемся до Санторини за вещами и документами и срочно вылетим домой. Нет! Мы сразу позвоним в полицию и в посольство!»

Мы улыбнулись, прекрасно понимая, что просто так нам от всего этого не отделаться, но по-детски отвернулись от реального состояния вещей и радовались всяким глупостям.

Несмотря на опустошенное состояние присутствующих в библиотеке, я постарался использовать помещение по назначению, а именно – подошел к книжным стеллажам и глупо уставился в многочисленные ряды книг. Собрание, несомненно, было богатым, но сильно меня ничего не поразило. Хотя, я встретил любимую «Сферу» и томик японской прозы на греческом.

Все-таки надо отдать должное нашей компании, – все мы держались отлично. У всех в голове было одно и тоже, – это одно большое недоразумение, и скоро все уладится.

Таня подошла ко мне и тихо прошептала на ухо, как мне показалось – шутя:

– Я тебя ненавижу. Это все из-за тебя. Я уверена, мы все умрем. А я так хотела умереть красиво.

Надя стояла рядом и все слышала, поэтому решила вмешаться:

– Успокойся ты. Ну что они, звери что ли? Попугают нас и отпустят. Вот отвезем эти долбанные бумажки, – специально громко говорила она, – и нас отпустят. А еще денег дадут, чтобы мы потом где-нибудь на Сейшелах отдохнули.

Саня истерически засмеялся от такого предположения, а Таня решила продолжить:

– Я больше никогда не поеду на острова.

Несколько подумав, она добавила:

– А все-таки нас убьют. Помните, как в Чечне? Нам сначала отрубят все, что можно отрубить, а потом сфотографируют все это и отправят родителям!

– Дура! Ну что ты говоришь?! – Надя оттолкнула ее и подошла ко мне, сделав вид, что книги ее внезапно заинтересовали.

Саня, успокоившись от возможной в будущем поездки на Сейшелы за бандитский счет, прикурил сигарету и обратился ко мне, вернее к моему уху:

– Что ты думаешь насчет всего этого?

– Помнишь, когда мы поехали отдыхать в Дагомыс, приехали, показали оплаченные путевки, а нам сказали – извините, но мест сейчас нет.

– Помню, – улыбнулся Саня.

– Так вот, я тогда почти ничего не понимал. Это было вне всех законов логики. Абсурднейшая ситуация, которая могла родиться только из российского дерьма. И сейчас также. Мне кажется, это спектакль, фильм, кино. Но я не Том Круз, и не получу за все это двадцать миллионов долларов, хотя должен был бы.

– А я не Джон Траволта! – подхватил Саня.

– А я не Джулия Робертс! – Надя даже закричала, сотрясая библиотеку.

– Ну тогда я… я не Елизавета II, хотя не отказалась бы от замка в Шотландии как компенсации за все мои потерянные нервы! – добавила Таня, и мы все дружно рассмеялись.

– Слушайте, – я рукой постарался приглушить громкий смех в комнате, – мне так кажется, что пора разбавить кровь спиртом. Ну, как вы?

– Ты прав, черт возьми! – Саня хлопнул меня по плечу и подошел к массивной двери.

Послышались два глухих удара. Это мачо Алехандро пинал дверь:

– Эй вы! Мы хотим пить! Вы слышите?

Дверь жалобно постанывала, но не сдавалась. А Саня не унывал, в ход пошли даже руки. Подбежала Надя и стала ему помогать. Мы с Таней тоже было поспешили, но не успели. Дверь немного приоткрылась, и появилась удивленная и врожденно наглая рожа:

– What do you want? – спросил, по-видимому, охранявший нас, но его речь мало походила на человеческую.

– Пить, гарсон. Понимаешь? – Саня пощелкал себя по щеке. – Алкоголь, понимаешь? Да понимаешь ведь, ты же по пьяни заделанный, это же очевидно!

Мы дружно загоготали удачной, как нам показалось, шутке Сани.

– Что вы хотите? – прервал нас учтивый голос худого человека, успевшего войти в библиотеку.

– Мы хотим водки. – Ответил я.

– Извините, но это невозможно. Зная пристрастие русских к алкоголю, мы не можем допустить, чтобы хоть одна капля попала к вам в рот.

– Это ты верно подметил, худышка. – Таня подошла к подосланному и взяла его за галстук. – Или ты нам принесешь что-нибудь перекусить и бутылку водки…

– Литровую, – подметил я.

– Да, – продолжала Таня, – литровую. Или мы никуда не поедем. Убивайте нас прямо тут!

– Да, убивайте! – подтвердили мы чуть ли не хором и встали в один ряд с Таней.

Глаза худого расширились до размеров стодрахмовой монеты, и он поспешно покинул библиотеку.

Ровно через восемь минут в нашу сырую темницу вкатили столик с большим количеством еды и поставили литровую бутыль узо. О том, что это узо, а не водка, мы догадались по быстро распространяющемуся аромату аниса. Запах этот не погасил нашего запала, а скорее наоборот, ведь, как правило, греческая самогонка намного крепче русской водки. Но русская самогонка, несомненно, крепче узо.

– Ребята, – Саня остановил нас, – если мы хотим напиться, то не стоит сначала набивать себе желудок.

– Но ведь мы не ели так долго, – почти простонала Надя, жуя листик салата.

– Покажем им класс, – продолжал Саня, – чтобы больше опьянеть, будем пить узо и заедать хлебными крошками.