Текст книги "Дневник добровольца. Хроника гражданской войны. 1918–1921"

Вдруг левый фланг сотни, которая была с нами, побежал. Я побежал туда, наорал на казачьего офицера, сказал ему, что такой пехоты я еще не видел, и потребовал, чтобы он остановил это безобразие. Тот начал останавливать пластунов и даже стрелял в своих, но ничего не помогло, и было уже слишком поздно. Наше орудие не успело еще как следует сняться, как на наших буграх появились цепи красных и осыпали нас градом пуль. Расстояние было близкое, и, кроме того, у них должно быть были хорошие стрелки, так как все пули «шли» на уровне пояса. Орудие с ящиком пошло рысью. В этот момент был ранен в верхнюю часть ноги наш наводчик, которого подобрали на нашу пулеметную повозку. Казаков и след простыл. Красные, не встречая с нашей стороны отпора, спокойно обкладывали нас пулями.

Я втянул шею в плечи и скорым шагом пошел вслед за орудием. Одно счастье, что они не зацепили наших лошадей, так как под таким огнем перепрячь другую лошадь было бы невозможно. Нам приходилось спускаться в лощину, а потом подыматься вверх на гору. Под таким огоньком мы шли версты две. Когда мы проходили мимо окраин селения, нас обкатывали с улицы пулеметным и ружейным огнем те красные, которые слева заняли Барвенково. Пришлось отходить без задержки, это уже было похоже на бегство. Мы бывали в солидных переплетах и раньше, но так никогда не отступали. Тогда были наши полки, а не пластуны.

В тот момент, когда мы выезжали на бугор, большевики ахнули по самой дороге впереди нас 2 гранаты. Казалось, что наше положение стало весьма скверным, но и эту комбинацию мы прошли благополучно.

В Славянске к нам поступило несколько добровольцев-студентов. Один из них был прямо вне себя. Этот переплет на него так подействовал, что он от страха не мог даже идти и решил проситься в нестроевую часть. Да, теперь артиллерия сплошь и рядом попадает в такие переплеты, которые не снились артиллеристам в германскую войну.

Верстах в 5 от Барвенково привели наконец в порядок пластунов, и мы остановили красных. Стреляли мы очень много и очень удачно. Вечером подбили пушку противника, которую они все-таки сумели вывезти, оставив на этом месте 9 трупов и 32 снаряда. Это наступление им стоило солидно. У нас кроме Луковникова ранен еще подпоручик Петр Петрович Зиновьев; у пластунов потери тоже очень невелики. Устали мы солидно, я, кроме того, не спал эту ночь. Когда бой затих, то буквально все заснули мертвецки тут же, у наших орудий. Работали мы, в общем, не за страх, а за совесть. Но с пластунами трудно становиться в пехотной цепи, так как благодаря их «драпу» мы в один момент очутились между своими и большевистскими цепями и едва вышли из этой истории с нашей пушкой.

31.05.1919. Большевики опять начинают нажимать. Мы стреляли очень много и очень удачно и все-таки только на время задерживали цепи красных, которые лезли со всех сторон и в несметном количестве. Сюда прибыло несколько полков из Москвы и из центральных губерний. Мне по приказанию полковника пришлось ехать с зарядным ящиком за снарядами на разъезд Гусаровку. Благодаря тому, что пластуны очень быстро отошли налево, я чуть не въехал в большевистскую цепь, которая неожиданно выросла перед моими глазами из-за бугра. С трудом выскочил оттуда на рысях со своей запряжкой. На Гусаровку я попасть не мог и, кроме того, оттуда ушли уже все составы. Снаряды пришлось получить на станции Бантышево в 9 верстах сзади Гусаровки. По дороге встречал группы казаков, которые не могли мне объяснить, почему собственно они в данный момент находятся не в цепи, а в этом месте. Возвращаясь из Бантышево, я с трудом нашел свой взвод, они продвинулись на несколько верст. Не могу сказать, чтобы было интересно, не зная совсем обстановки, ездить с запряжкой по фронту и разыскивать свой завод. Вся беда в том, что как-никак, а ящик со снарядами приходится везти осторожно, не подвергая его лишнему обстрелу. Вечером мы устроили обыск в деревне Ивановка и захватили там какого-то комиссара, но за недоказанностью его преступления, его отпустили.

1.06.1919. Суббота. Утром мы вследствие отхода левого фланга должны были тоже отойти. Слева большевики уже подошли близко к Гусаровке. В этом наступлении у большевиков принимали участие красные юнкера, так называемые «курсанты». Они дрались довольно стойко, но все-таки им влили солидно, остановили и заставили отступать. Мы крыли сегодня до того, что нельзя было дотронуться до пушки. Потери у них велики. По показаниям пленных, на этом участке у них было больше 1000 раненых и убитых. Между прочим 5 шрапнельными пулями мы сильно ранили командира советского 12‐го Московского полка, бывшего поручика князя Кикодзе, который скоро умер.

Днем мы перешли в наступление и к вечеру вновь заняли Барвенково. По дороге в пшенице встречали много неубранных трупов. Жители Барвенково говорили, что красные отправили 3 больших эшелона с ранеными. Это наступление им обошлось солидно.

Мы слышали, что Троцкий был теперь в Лозовой и приказал взять Славянск в 24 часа. После занятия ими Барвенково, они надменно говорили, что сегодня они будут обедать в Славянске, а между тем мы сейчас садимся ужинать в Барвенково. Красные отошли до Гавриловки; наш броневик проходил далеко вперед, так как они не успели взорвать нигде ни путей, ни мостов, – им было не до того.

2.06.1919. Мы двинулись обходной группой на ст. Панютино, которая находится сейчас за Лозовой в направлении на Харьков. До Лозовой отсюда 60 верст. Говорят, что там они выкопали окопы и решили ее основательно защищать. Мы пошли правее Лозовой, а слева на нее двинули, кроме пластунов, роту Дроздовцев, две батареи, 3 танка и бронепоезд. Принимая во внимание важность этой узловой станции, наше командование повело на нее наступление солидными силами.

В кооперативе в Барвенково я достал сукно на брюки и рубаху по 133 руб. 30 коп. аршин. Член кооператива преподаватель среднего учебного заведения отказался поместить свою резолюцию на бумажке, которую я ему представил от командира батареи, мотивируя тем, что если сюда войдут большевики, то они повесят его за это. Дело в том, что этот кооператив товары отпускает только потребительным обществам по оптовым ценам, а частным лицам совсем ничего не продает. Он просил меня, чтобы я устроил бутафорию с вооруженными солдатами, чтобы все видели, что он подписал, подчиняясь силе. Он мне сказал, что хуже всего для них, когда мы просим, а не требуем с оружием в руках. Я возмутился и сказал ему: «Жалкий вы человек, большевикам вы делаете всё потому, что вы их боитесь, нам вы не решаетесь делать ничего, потому что вы опять-таки боитесь большевиков. Не будьте таким безличным и станьте определенно на чью-либо сторону, чтобы мы знали кто наши друзья и кто наши враги». Младшие служащие мне с удовольствием отпустили сукно, хотя я не настаивал на этом, и тут же благодарили в моем лице всех нас за то, что мы выбили большевиков отсюда. Простые люди не боятся этого делать, а запуганный безличный интеллигент не решается. Позор!

Двигались мы вперед с излишней пластунской осторожностью. За день прошли меньше 20 верст и остановились в колонии Рыжово, которая дала нам несколько добровольцев. В районе ст. Гавриловка шел солидный артиллерийский бой.

3.06.1919. До Панютино нам пришлось пройти 35 верст. Как и следовало ожидать, мы несколько запоздали. Несколько эшелонов успело уже пройти из Лозовой на Харьков, мы подбили только бронепоезд, который уходил по этому направлению последним. Все эшелоны большевиков, за исключением оставшихся, прошли по другой линии на Полтаву. Панютино мы заняли примерно на 1 час позже, чем наша левая группа заняла Лозовую. На защиту Лозовой приехали из Севастополя, но они тоже не помогли. Жители говорили, что большое впечатление на красноармейцев произвели эшелоны из Барвенково с ранеными, многие из которых умерли по дороге. В Лозовой наши захватили бронепоезд, погруженную в вагон 3-орудийную батарею с лошадьми, снарядами, упряжью, которую во всякий момент можно пустить в дело, так как оттуда ничего не взяли и ничего не испортили; около 700 вагонов с разными грузами, много паровозов под парами и пр. Артиллерийский огонь по станции вызвал среди красных невообразимую панику. Они поняли, что теперь с нами бороться не так просто. Занятие Лозовой большевистскому Крыму, очевидно, доставило немало огорчения и существенных неудобств. Заправилам красных придется подумать о своем положении.

4.06.1919. Утром перешли в Лозовую. Здесь нам приказано войти в сторожевое охранение, т. е. просто говоря, слегка отдохнуть. В нескольких местах от Лозовой в направлении на Полтаву захватили еще 3 орудия без замков и панорам. Красные в панике вчера бросили их. Как оказывается, очень много красной артиллерии защищало Лозовую, у них здесь было без числа орудий, и не смогли они все-таки удержаться. На ст. Близнюки перед Лозовой у них отхватили солидное количество грузов. Нам выдали по 5 фунтов сахару на человека и по 1 бутылке спирта.

Я устроился на квартире у какого-то еврея, который сразу же завел со мной разговор относительно отношения Добровольческой армии, офицеров и казаков к евреям. Насколько мог я удовлетворил его ответами в этом вопросе, хотя указал ему, что известное озлобление наблюдается, в чем можно обвинить самих евреев, которые чересчур сильно присосались к большевизму. Он уверял меня в том, что только подонки еврейского общества пошли за большевиками.

Спал я в этот день на постели и разделся совершенно. Начиная с 4 мая, ни разу не удавалось спать неодетым.

5.06.1919. Днем я узнал, что в Лозовой осталось несколько чинов чрезвычайки. С разрешением командира и с ордером коменданта я отправился с прапорщиком Мардиросевичем111111
  Мардиросевич Валентин Маркович. Сергиевское артил. училище 1917. Прапорщик. Во ВСЮР и Русской армии; на июнь 1919 в 3-й батарее 3-го отдельного артдивизиона, затем – Дроздовской артил. бригады до эвакуации Крыма. Галлиполиец. Осенью 1925 в составе Дроздовского артдивизиона в Болгарии. Штабс-капитан.


[Закрыть] и несколькими солдатами ловить их в городе. Но, несмотря на все старания, не удалось зацапать ни одного из этой своры. Когда я вернулся после обысков, то комендант, хорунжий 8‐го пластунского батальона, с которым мы работаем последнее время, сказал мне, что офицера 3-й батареи он так просто не отпустит, и предложил мне выпить вместе с ним. Он всё время восхищался работой нашей батареи в бою, которая действительно чуть ли не каждый раз бывала не только в пехотных цепях, но даже впереди них. Я указал ему на то, что за эту неделю у нас 10 человек потерь (3 офицера и 7 солдат) и не постеснялся упрекнуть пластунов в их слабости и некоторой нерешительности, которая помешала нам нанести красным еще большие потери. Естественно, что он согласился со мной и обвинял главным образом своих казачьих офицеров.

Возвратился я от казачков в приличном подпитии и сразу отправился к портному, который за эти дни успел мне сшить рубаху и брюки. Ходил я последнее время в совсем ужасном виде. Брюки мои были зашиты в шести местах мною самим и притом белыми нитками. Кроме этого на колене была громадная дыра, с которой я никак не мог справиться. Всё это, вместе с разодранными локтями на рубахе, сообщало мне не совсем приличный вид, если не сказать хуже. Не успел я одеть нового костюма, как за мной прислали и сообщили, что мы выступаем на позицию.

Было уже почти темно. Слышалась какая-то стрельба. Большевики наступали со стороны Синельниково и были уже в 4 верстах от Лозовой. Наш первый взвод был послан раньше днем в этом направлении. Теперь они вернулись и сообщили, что в этом бою погиб разведчик Гордиевский, которого не удалось вывести, и ранен еще один вольноопределяющийся. Сегодня мы не выступили, но вследствие тревожного положения всем пришлось быть в сборе и спать у пушек на площади. Я с несколько тяжелой от водки головой лег на сырую траву и почти в момент уснул.

6.06.1919. В 2 с половиной часа двинулись, чтобы ликвидировать это наступление красных. Двигались мы всё время по северной дороге, с горы на гору. Получились откуда-то сведения, что красные большими силами пошли нам в обход с целю занять ст. Близнюки и отрезать Лозовую. Туда была послана сотня пластунов на тачанках, а мы пошли вперед дальше. Когда мы дошли до ст. Самойловка, то оказалось, что левая группа заняла Павлоград. Синельниково тоже занято нами; таким образом, вся линия Лозовая-Синельниково теперь освободилась. В довольно интересном положении теперь очутилась Красная армия большевиков. В 3 верстах от Самойловки мы нашли место, где красные зарыли вчера труп нашего разведчика Гордиевского. Говорят, что они сначала сильно издевались над ним, а затем один из них предложил бросить это гнусное занятие и зарыть.

Из Лозовой мы потребовали состав, погрузились и вернулись обратно. На станции в буфете мы закатили приличный ужин с солидной выпивкой. Кончили мы это занятие в 3 ночи, после чего я отправился будить своего квартирохозяина-еврея.

7.06.1919. Вышел приказ генерала Деникина о том, что он подчиняется генералу Колчаку, как Верховному Правителю. Как видно, у Колчака в настоящее время военные дела идут не так гладко, как раньше. В центре он как будто продолжает отступать. Говорят, что там у него подняли волнение пленные австро-германцы и, кроме того, взбунтовались пленные красноармейцы в его армии. Теперь эти восстания уже ликвидированы. Интересно то, что подчинение генерала Деникина адмиралу Колчаку произошло в то время, когда операции нашей армии, в связи с нашим успешным продвижением, начали иметь первенствующее значение.

По Полтавской линии наши части пока не продвигаются и держатся совершенно пассивно. Всё время говорили относительно Царицына, но он до сих пор еще не взят. Почти все бронепоезда пошли туда. Там красные, сосредоточив большие силы и много артиллерии, упорствуют.

Донцы за это время тоже очень сильно продвинулись и почти восстановили декабрьское положение. Украинцы тоже где-то слегка продвинулись. Одним словом, советские войска что-то не совсем хорошо начали себя чувствовать, везде их начали малость поколачивать.

8.06.1919. Приехал Андрей. Он, оказывается, под конец был в школе и изучал на курсах английскую пушку. Говорит, что почти совсем поправился. Командир назначил его начальником учебной команды. Теперь к нам поступает много добровольцев: с ними и будет заниматься Андрей, чтобы сообщить им воинский вид и необходимые сведения по артиллерии и строю. Будет он пока находиться с командой в обозе 2‐го разряда.

Нашими войсками занят город Белгород верстах в 80 севернее Харькова по Харьково-Курской линии. Таким путем наши части вышли в тыл Харькову. Жиды заговорили уже о том, что, по слухам, занят уже и Харьков и якобы там, внутри города, восстали против большевиков рабочие в момент подхода наших войск.

9.06.1919. Выехали на разъезд Страстное по Полтавской линии верстах в 12 от Лозовой. Дальнейшее продвижение пока не предполагается. Поставили нас здесь только на случай появления бронепоезда красных. Расположились мы в деревушке, в половине версты от линии железной дороги. Жители здесь какие-то удивительно неласковые и страшно скупые. Только по дороге сюда нас пригласили к себе две старушки-помещицы и угостили простоквашей и кофе. Основной нашей заботой здесь стало наладить вопрос с питанием, и все довольно усердно принялись за организацию этого дела.

Хочу, между прочим, сказать, что уцелевшие имения после прихода наших войск попали не в совсем интересное положение. Дело в том, что почти во всех усадьбах были коммуны, благодаря этому весь скот и имущество, оставшееся в этих имениях, совершенно ложно рассматривается как коммунистическое и разбирается проходящими частями. И хозяину, которому действительно всё это раньше принадлежало, почти ничего не остается, даже если красные не успели ничего захватить при своем паническом отступлении.

Хотел поспать на вольном воздухе, но дождь помешал. Надоели страшно эти вечные непроходящие дожди.

10.06.1919. Утром было приказано грузиться и двигаться дальше. Наш 1-й взвод проехал уже на ст. Орелька. Но потом вдруг всё изменили. Наши войска были оттянуты без всяких видимых причин назад, и снова наши передние части остались у разъезда Страстное, и мы естественно с двумя нашими пушками опять застряли в этой самой деревушке. Поговаривают о том, что нашу батарею должны сменить, и мы уйдем в дивизионный резерв. Хотя мы работаем с февраля месяца без смены, но отдых теперь совсем не интересен и отнюдь не желателен. С одной стороны, мы теперь не так уж и устали во время нашего наступления, а с другой, в такое время совсем не хочется отдыхать, когда всё стремится и движется вперед. Совсем иначе мы посмотрели бы на отдых в середине апреля, когда нас действительно выматывали почти в конец непрерывными и притом крайне тяжелыми боями с 8 с половиной часов утра и до 8–9 вечера каждый день. Тогда нам смены не было, а теперь она нам не нужна. Едим мы здесь прямо до неприличия много. Садимся есть 6–7 раз в день. То баранина, то свинина и кроме того молоко, яйца, сметана, простокваша и творог в произвольном количестве. Сверх всего еще 2 раза в день казенная еда из котла.

11.06.1919. Живем по-прежнему, как на даче. Одни читают, другие спят, третьи играют в преферанс и т. д. Штабс-капитан Касенский ловит по вечерам на пищик в сетку перепелов. Хотел и я посмотреть и поучаствовать в этом деле, но мне не удалось.

В 10 часов вечера занят Харьков. Подробностей я не знаю, потому что газет мы уже давно не видели, но говорят, что, по официальной телеграмме, количество добычи не поддается учету. Захвачено 3 бронепоезда, броневые автомобили и даже танк, который попал в руки Красной армии под Одессой. Говорят, что там французы бросили только подорванные танки; в каком виде был этот танк – не знаю. Всё последнее время большевики кричали о необходимости защищать красный Харьков. Появилось много статей вроде «Рабочий, подтянись», «Рабочий, равняйсь». Тон у них опять очень нескромный: всё время ругаются и угрожают красным террором. Но, как видно, им и это не помогает. При некотором нажиме они быстро уходят. В Харькове, говорят, были бои все-таки в центре города и даже упорные.

12.06.1919. Утром начальник участка сообщил, что на станции Орелька появились цепи противника. Мы выехали на позицию; было страшно жарко и невыносимо душно. Нельзя было найти себе места, пришлось спасаться в незначительной тени под осью пушки. Тревога оказалась ложной, как это выяснилось через несколько часов. Мы опять перешли на дачное положение до конца этого дня. Завтра предположено наше продвижение.

В Крыму зашевелились наши части. По официальным сведениям, наши войска перешли в наступление и заняли Феодосию. Говорят, что туда переброшена конница генерала Покровского. Красные, в связи с нашим наступлением, едва ли будут в состоянии оказать упорное сопротивление нашей Керченской группе. Эвакуировать Крым им тоже едва ли удастся.

13.06.1919. Погрузились и двинулись эшелоном дальше, через Орельку на станцию Сахновщина. Впереди шел бронепоезд с 4-й сотней пластунов. За Сахновщиной, у разъезда Вольный, он довольно неожиданно подкатил близко к большевистскому бронепоезду «Гром» и закатил туда 6 гранат, которыми два орудия из 10 были разбиты и поковерканы пулеметы. Большевики почему-то любят нагромождать на бронепоезда бесчисленное количество орудий. Интересно то, что с большевистским «Громом» состязался только что захваченный большевистский бронепоезд «Гром», который у нас ходит под тем же названием.

Ехал я до Сахновщины на платформе. Тут панорама делается уже несколько веселее и разнообразнее, начинают встречаться кусты и деревья, хотя и не особенно часто, но все-таки приятно ласкают взгляд, уставший от всего этого степного однообразия, жары и пыли.

14.06.1919. Двинулись дальше, на разъезд Вольный. Совсем небольшой разъезд и вблизи него нет селения. Здание же очень хорошее и чистое. Объясняется это близостью нескольких имений, владельцы которых позаботились о своем разъезде. Здесь мы разгрузились и пошли левее железной дороги с тем, чтобы наступать на Константиноград «в лоб».

Между Вольным и станцией Кегичевкой мы ввязались в бой. Сперва мы подошли к неприятельским цепям на очень близкое расстояние, так что из-за наименьшего прицела по бугру не могли даже стрелять. Большевики попробовали наступать и вышли на бугор, с которого нас здорово обложили из винтовок и ручных пулеметов. Нам пришлось отъехать назад сажень на 200, а то они могли бы перебить нам всех лошадей. Мы стояли у высокой ржи, пули красных летели и срезали целый ряд колосьев. На новом месте грунт был настолько мягкий, что пушку было чрезвычайно трудно ворочать, благодаря чему стрельба стала задерживаться. Было крайне душно и жарко. Все были мокрые, как из воды. Пот стекал настолько крупными каплями, что они проходили даже сквозь ресницы и заливали глаза. Тем не менее, мы остановили красных и после 50–60 снарядов заставили их бежать. Как выяснилось, в этом бою с их стороны кроме обычных красноармейских частей принимали участие жидки и коммунистическая молодежь (гимназисты, реалисты и пр.). Троцкий приказал им наступать и во что бы то ни стало занять Лозовую. Бежали они на этот раз чрезвычайно панически, и, кроме того, мы своим огнем подгоняли их. Под влиянием жары они побросали винтовки, сапоги, шинели, рубахи, фуражки и всё, что могло помешать их бегству.

В результате они сели на подводы, и покатили рысью. Жаль, что у нас не было конницы. Наша пехота тоже села на подводы и за ними. Мы тоже шли на рысях. Прошли мы за этот день больше 33 верст, часам к 9 подошли к деревне Поповка, в 5 верстах от Константинограда. В этой деревне я имел удовольствие вместе с лошадью провалиться в полуторасаженную яму, однако выбрался оттуда благополучно и для себя и для коня.

Подступы к Константинограду защищали 15 с лишним тысяч советских войск. Нас же справа и слева наступало не больше 2 тысяч. Бежали большевики отменно, все коммуны из имений едва успевали спасаться за каких-нибудь 15–20 минут до нашего прихода. Они, очевидно, не рассчитывали, что уже сегодня им придется расстаться с их вольной, беспечной жизнью. В некоторых хуторах большевики целиком расстреляли всех членов семьи владельца. Вечером они взорвали железнодорожный мост, который имеет в длину 40–50 сажень. Пострадал только один пролет.

15.06.1919. В 3 утра мы снова начали наступление. До Константинограда всего 5–6 верст. Мы чуть ли не с места ночевки начали обстреливать станцию. У Шахово, в песках, они, попав под пулеметный огонь, бросили 2 пушки со станинами, только без лошадей и амуниции, зарядный ящик и 168 снарядов. Сейчас же нами был открыт огонь из их же пушек. Одним словом, весело!

Часов в 8 утра Константиноград <в наст. время Красноград> уже был в наших руках. Пластуны сразу не решились войти в город, первыми вошли в Константиноград наши разведчики и офицеры. Одна дама прямо на улице подошла и предложила пожертвование в 250 рублей. На вокзале красные оставили 11 трупов заложников, которых они расстреляли этой ночью. Как и везде, большевики здесь тоже утешали публику тем, что они вернутся не позже чем через 2 недели. Под городом они бросили еще одну пушку и зарядные ящики.

Из Константинограда мы поговорили по прямому проводу с Полтавой. Оттуда красные сильно ругались и пугали нас тем, что они через 2 дня выбьют нас, послав на нас матросов-курсантов, которые нам покажут. Мы предложили им в таком случае быть более осторожными со своими пушками, так как они им могут пригодиться, и не бросать их так легко.

По рассказам жителей, в артиллерии у них появилось много евреев. Как видно, красные здесь многим сильно надоели. Крестьян загнали в гроб коммуной, которой они совсем не хотят. Начинает наконец народ приходить в некоторое сознание. Я почти везде пользуюсь случаем, чтобы поговорить с населением, разъяснить им положение вещей и узнать их настроение и отношение к происходящим событиям.

16.06.1919. Вчера приводили в порядок мост, и мы уже рассчитываем на то, что сегодня на этом участке появится наш бронепоезд. Совсем уже вечером командир бронепоезда, несмотря на заверения инженера о том, что мост не выдержит, повел поезд. Две площадки прошли, а бронированный паровоз провалился. Мост осел. Теперь начали вытягивать паровозы броневика.

По офицерским сообщениям, вчера наши заняли г. Екатеринослав. Когда-то Харьков, Екатеринослав казались нам какими-то далекими, почти недосягаемыми, а теперь оба этих города в наших руках. В Харькове большевики страшно свирепствовали перед приходом наших войск. Приехавшие оттуда рассказывают, что жители, не обращая внимания на бой на улицах, высыпали из своих домов и встречали наши войска. Большинство из них плакало от радости. Харьков красные почти не эвакуировали, так как Троцкий приезжал незадолго до этого и уверял, что Харьков ни под каким видом не будет сдан. Здесь тоже жители к нам очень хорошо относятся. Зашел в парикмахерскую, там меня угостили хорошей сигарой. Когда я пришел к портному починить мою новую рубаху, которая разлезлась уже в 10 местах, то меня угостили чаем, печеньем и вареньем. Часто приходится слышать от населения такие слова: «Наконец-то мы увидели свет», или «Помоги вам Бог делать ваше доброе дело», или «Спасибо, что освободили нас» и т. д. А казачки между тем ведут себя отвратительно и занимаются по-прежнему солидным грабежом. Кто-то из нашей батареи поймал еврея, который занимался реквизицией скота для Красной армии. Его привели к нам и всыпали 48 шомполов по предназначенному месту и при этом заставляли не кричать.

Часа в 3 дня нашим офицерам пришло в голову устроить сегодня вечером бал в бывшем коммунистическом клубе. Сразу все принялись за организацию вечера. Мне выпало отправиться на разъезд Разживьевка за ведром водки. Часов в 9 началось это увеселение. Была музыка, водка, баранина, мороженое, клубника, цветы. Веселия особого не было, но необычная (фронтовая) обстановка как-то странно на всех подействовала. Водки определенно не хватило. Вместе с дамами пьющих набралось более 100. Несмотря на это некоторые офицеры надрались до «положения риз». Нужно заметить, что публика порядком одемократизировалась и распустилась, что весьма печально. Было много ненужных и лишних тостов за 8-й пластунский батальон, который не так уж был «виновен в занятии Константинограда». Наш полковник Самуэлов, хотя и не был сильно выпивши, всё же как-то умудрился потерять свою фуражку и одну шпору. Это было весьма занятно.

17.06.1919. Занялся чтением большевистской литературы. Прочел «Жизнь и деятельность товарища Ленина» и несколько других брошюр. Отдел пропаганды у них действительно поставлен великолепно. Нам бы нужно было поучиться у них той неиссякаемой энергии, с какой они всё время забивают уже и без того одурманенную голову русского человека. Все старания у них направлены к тому, чтобы толкнуть и направить нужных им людей в наиболее выгодную и необходимую им сторону. Для этого они использовали сторону, кажется, дальше идти уже некуда. Говорят, что в Харькове оставшиеся большевики подстрекают к еврейскому погрому с целью подорвать престиж нашей власти. Нужно сознаться, что разными слухами и прокламациями они многого достигают. На ст. Ланной, в 10 верстах от Кон-града по направлению к Полтаве, захвачено много сахару. Наша батарея вывезла оттуда около 4000 пудов. Из интендантства нам уже перестали месяц тому назад отпускать этот продукт, так как в запасе у армии его уже нет.

18.06.1919. Прибыли к нам в батарею два новых офицера, мобилизованных в Харькове. Как-то невольно смотришь на них, да и думаешь, что если бы было поменьше таких нерешительных, уклоняющихся, то нам не пришлось бы переносить того, что мы перенесли. Все они говорят, что они не могли раньше приехать, так как это было невозможно, у каждого семья и так далее и каждый начинает чуть ли не сразу говорить, как ему было тяжело у большевиков, как он скрывался, как над ним издевались и что он пережил, а между тем во всём этом виноваты исключительно они сами. В старых добровольческих частях им все-таки будет трудно служить: нет, нет да кто-либо и пройдется по адресу таких офицеров, как выясняется. Расспрашивал их про Харьков. Большевики всё время пугали рабочих известной фразой, что сколько фонарных столбов в городе, столько там будет повешено рабочих после нашего прихода. Теперь рабочие говорят: «Добровольческую армию видим, фонарные столбы тоже видим, но повешенных не видим». Успокоившееся население они пугают тем, что якобы после прихода наших войск должны прийти наши карательные отряды (каковые не существуют в действительности), которые будут чуть ли не всех избивать. Про жизнь рассказывали они много интересных вещей; так дрова отпускаются только по рецептам врачей для больных, которые по состоянию своего здоровья должны принимать горячую пищу. Хоронят уже не в гробах и даже не в ящиках. Гроб за 100–800 руб. отпускается только напрокат. Андрей, со своей учебной командой, поймал какого-то комиссара-коммуниста какого-то советского полка и собственноручно расстрелял его из своего карабина.

19.06.1919. Утром пластуны создали какой-то ложный переполох. Мы совершенно напрасно стремились привести себя в боевую готовность. Большевики и не собираются наступать, наоборот мы ждем исправления моста, чтобы самим перейти в наступление на Полтаву. Скорее бы, так как сейчас без дела довольно скучновато. Хотелось бы не затягивая закончить всю эту большевистскую историю. Уже пора. Под Царицыном красные сильно защищаются. Наши опять были у самого города, но принуждены были отойти версты на 4, понеся большие потери, как сказано в сводке. Кроме большого числа бронепоездов, Царицын защищает очень много артиллерии: тяжелой и легкой. Говорят, что там сосредоточено до 100 батарей. Бои там весьма нелегкие.

20.06.1919. Красные что-то зашевелились на нашем участке. Оно и понятно, если мы держимся здесь пассивно. Они вытеснили наши разъезды из деревни Мариановки и Тишинковки и начали сосредотачивать силы против Константинограда. Третье орудие выехало под вечер на всякий случай на позицию, мое же орудие оставалось в городе. Пока всё тихо и спокойно. Андрея хотели взять казначеем в управление дивизиона, но он как будто предполагает остаться в батарее. Полковник Соколов ушел от нас, получив 3-й дивизион нашей бригады. Командовать батареей будет полковник Ягубов112112
  Ягубов Александр Георгиевич, р. 1884. Сын подполковника. Симбирский кадетский корпус 1902, Константиновское артил. училище 1904. Полковник, командир батареи 36-й артил. бригады. Участник похода Яссы – Дон в составе артиллерии отряда. В Добр. армии и ВСЮР в 3-й батарее 3-го легкого артдивизиона, с 3 янв. 1919 в 1-м броневом автомобильном дивизионе, затем в 3-й арт. бригаде, с 24 авг. 1919 командир 3-й батареи той же (впоследствии Дроздовской) бригады, затем командир 2-го дивизиона, 1920 врид командира той же бригады. Галлиполиец. Осенью 1925 в составе Дроздовского артдивизиона во Франции. В эмиграции в Болгарии и Франции, с 1923 нач. охраны вел. князя Николая Николаевича. Окончил Высшие военно-научные курсы в Париже (2-й вып.) и преподавал на них, затем зам. начальника, в 1938 руководитель (помощник руководителя) курсов; 1934 член правления Общества Галлиполийцев в Париже. Ум. 25 авг. 1955 в Париже.


[Закрыть]. Он сразу же предложил Андрею заняться заготовкой фуража для нашей батареи на зиму. Сегодня Андрюшка уже уезжает в какое-то имение на ст. Беляевка близ Харькова, чтобы начать эту работу, которой ему хватить месяца на три.

21.06.1919. В 2 с половиной ночи встал и повел свое орудие на позицию в Песчанку. Есть сведения, что красные хотят наступать, сосредоточив в этом районе сильный отряд, бронепоезда и броневой автомобиль. Наблюдательный пункт я устроил на колокольне Песчанской церкви. Жители начали сильно волноваться. Одна дама подошла к церкви, спросила у меня про положение и сказала дрожащим голосом: «Вы поймите, что если им удастся занять Песчанку и Константиноград даже только на 3 часа, то они наделают здесь столько зла и ужаса, что мы этого в 300 лет не забудем». Я ответил ей, что отступать мы пока совсем не собираемся, так как положение достаточно прочно.