Текст книги "Дневник добровольца. Хроника гражданской войны. 1918–1921"

Я уже не слышал выстрелов и пуль сзади, потому что передо мной всё трещало, пули наших летели мимо меня и через мою голову. Мне стало жутко: в два счета при такой стрельбе меня могли уложить своей пулей, но в то же время я решил, что мы, то есть батарея, спасены. Пластуны вперемежку с нашими офицерами с криками «ура» бросились на товарищей, я тоже влился в эту цепь. Красные в момент оставили Песчанку и начали выскакивать и прятаться во ржи. Как оказалось, это отступал 2-й Золотоношский советский полк. По-моему, он имел полное основание сдаться, но они почему-то лезли на батарею.

Все основательно устали за эту схватку, которая продолжалась около 20 минут между 3 и 3 с половиной часами дня, и кроме того были основательно раздражены. Даже я в конце этой передряги, увидев большевика, шедшего по дороге без винтовки, остановил его и приказал прапорщику Лернеру расстрелять его.

Мы отделались очень легко от этой истории, потеряв 2 лошадей и 2 человек, у казаков тоже выбыло 2–3 человека. Золотоношский же полк был совершенно разбит. Около 200 человек остались в районе этого места, считая убитых и расстрелянных. Те, которые выскочили из Песчанки, были перехвачены спешившей нам на помощь офицерской ротой и сотней пластунов. Вообще было свезено более 500 трупов красных, а остальные попали в плен. Максимум, что могло остаться от полка, – это человек 20, и то едва ли. Красные, которые с трудом успели выскочить из этого грязного дела, теперь разведут панику в большевистских частях своими рассказами об этом бое.

Когда стрельба успокоилась, начали делиться впечатлениями. Почти все офицеры говорили, что за 4 года германской войны они ни разу не были в такой перепалке. Капитан Гриневич, который не мог бежать, схватил уже было револьвер и хотел стреляться, но его удержали. Капитан барон Майдель114114
  Барон Майдель Яков Христофорович. Сын генерал-майора. Суворовский КК 1911, Константиновское артил. училище 1914. Штабс-капитан. В Добр. армии и ВСЮР в 3-м отдельном артил. дивизионе. Капитан (11 янв. 1919). В Русской армии в Дроздовской артил. бригаде до эвакуации Крыма. Галлиполиец. Осенью 1925 в составе Дроздовского артдивизиона во Франции. Подполковник.


[Закрыть] тоже был близок к мысли о самоубийстве. Один из вновь поступивших вольноопределяющихся, преподаватель Харьковской гимназии, бежал и кричал: «Всё пропало, мы все погибли». Вольноопределяющийся Петрик говорил, что у меня было довольно спокойное и хитрое выражение лица с прищуренным левым глазом, когда я отходил с лошадью и стрелял примерно через шаг. Откуда он нашел хитрое выражение – не знаю, а спокойным я мог быть только наружно, потому что, должен сознаться, волновался. После я нашел у себя в кармане около 10 пустых обойм, я зачем-то собирал их, не знаю для чего. Из винтовки я выпустил около 50 патронов. Одно счастье, что у нас у всех были винтовки, а то пришлось бы лечь костьми. Почти ни одной роже мы не давали высунуться из-за угла, и они могли стрелять, только перебегая от хаты к хате. Этим и объясняется, что, несмотря на такой сильный огонь, у нас так мало потерь.

Вообще нужно сказать, что поведение батареи в этой схватке более чем удовлетворительное. Нашей ошибкой было то, что мы повернули на площадь у мельницы, а не сразу проскочили к площади у церкви, но туда в первый момент не было оснований двигаться, если нас оттуда покрывали из пулемета. Вначале пластуны открыли огонь из пулеметов, но поскольку мы с красными перемешались, то они попадали и по нам и по своим. Хорошо, что капитан Шарай приказал им прекратить эту стрельбу и перейти в атаку.

Баженов оказался тяжело раненным и, почти не приходя в сознание, вечером скончался. На таком близком расстоянии пуля делает страшную рану.

Под вечер через Песчанку вели внушительные партии пленных. Большевикам основательно обошлось взятие Константинограда. Вся их группа, насчитывавшая 30 000, теперь бежала.

Спать я лег с большим удовольствием; как ни говори, а за сегодняшний день все устали весьма основательно. Сегодня день именин Генриха; он у меня надолго останется в памяти, также как день моего Ангела под Ясиноватой. В будущем во время празднования этих дней будет что вспомнить и о чем поговорить. Пока мне везет.

13.07.1919. Пластунский батальон остался отдыхать, а мы вместе с остальными утром выступили дальше, с целью вести наступление на Карловку. С пластунами мы теперь расстались если не навсегда, то надолго. Жаль, что не было времени на прощанье выпить с капитаном Шараем, он очень дельный и боевой офицер. Произведен он из подпрапорщиков и, несмотря на это, заворачивает боевым участком лучше всякого другого офицера. За вчерашний случай мы получили много благодарностей, и командир бригады в телеграмме указал, что он гордится нашей батареей. Слышать всё это очень приятно, но сам по себе случай хотя и лихой, но не очень приятный. Повторение его ни для кого больше не желательно.

Теперь наступали мы через деревню Нижнюю Ланную. Без всякого труда подошли верст на 6 к Карловке. На этот раз мы шли правее, чем 26 июня. Здесь можно было найти закрытые позиции. Как я уже указывал раньше, взобраться на этот карловский бугор очень трудно. И сегодня нам тоже не удалось сбить красных оттуда. Осетины страшно боятся артиллерийского огня; на меня они сегодня произвели не совсем хорошее впечатление; мне казалось, что это очень стойкие люди. Ружейных пуль они, действительно, совершенно не бояться, а гранат не переваривают. Русские солдаты-крестьяне все-таки дерутся гораздо лучше казаков и всяких туземцев. В батарее у нас после вчерашнего случая тоже было более нервное настроение во время сегодняшнего боя, чем обычно. Ночевали мы в Мариановке. Я расположился у того же хозяина, как и в прошлые два раза, и пил вишневый чай из веток вишни.

14.07.1919. Вчера Терская дивизия, которая вот уже 2 недели бродит по тылам красных и основательно их беспокоит, приблизилась к нашему участку и начала брать деревню Максимовку. Под влиянием ее операций красные оставили ночью эти бугры. Мы не рассвете прошли через Варваровку и наконец взобрались на эти весьма основательные бугры. Тут у них сплошной линией тянулись глубокие окопы; было построено много шалашей и укреплений вроде легких блиндажиков. Нужно быть идиотом, чтобы так скоро сдать такие позиции с таким хорошим обстрелом и естественными препятствиями. Через реку мудрено было переправляться в то время, когда в их руках были высоты. У деревни Максимовки мы задержались больше чем на полдня. Тут впервые мне пришлось видеть крайне нахальную батарею красных. Она отстреливалась до последнего, потом снималась и через какие-нибудь 15 минут снова открывала огонь из другого места. Правда, условия местности позволяли ей незаметно передвигаться и оставаться во время стрельбы не открытой.

Часов около 7 мы прошли Максимовку и двинулись на Ладыженские хутора. Когда стемнело уже совсем, во время похода было получено сообщение, что сюда должен приехать и посмотреть нас начальник всей нашей операционной группы командир 7-й дивизии ген. Бредов. Мы выстроились в поле и часа 3 ждали его. Хорошее занятие стоять в голом поле ночью после боев и похода, когда валишься с седла от сна и усталости. Он не приехал, и мы наконец двинулись. Дошли до Ладыженских хуторов мы около 1 часа ночи и расположились спать под повозками и орудиями. Слева от нас гвардейцы всё постреливают. Они что-то последнее время доставляют красным такое приятное удовольствие как ночные бои и основательно их нервируют.

Сегодня левой группой занято Селещино. Там был громадный запас снарядов, но красные за этот месяц успели, кажется, всё вывезти из всех 150 сараев, которые наполовину были эвакуированы немцами.

15.07.1919. Мы начали принимать вправо с целью выйти на дорогу Полтава–Харьков. Те группы, которые были правее нас и с которыми мы вошли уже в связь, забрали еще правее. Часа в 2 мы заняли имение инженера Старицкого, в котором помещался штаб больщевицкой дивизии. Видно было, что этот штаб слегка торопился выехать, так как на дворе осталось брошенными около 200 снарядов в ящиках. С некоторых бугров на горизонте верстах в 25 уже видна Полтава. Позиция у них там такая же, как у Константинограда и у Карловки. Тут у них три таких линии роскошных позиций с высотами и рекой, из которых две мы уже прошли благополучно, а третья – Полтава – должна быть занята нами, согласно приказу, 17‐го числа. К вечеру мы вышли на железную дорогу и заняли ст. Божково. До Полтавы остается около 17–18 верст. Во время ужина была предложена офицерам водка, но у меня не было настроения, и я не выпил ни одной рюмки.

16.07.1919. Ночью была занята Полтава. Того сопротивления, которого ожидали, мы здесь не встретили. Очевидно, красные не успели еще оправиться от удара, нанесенного им у Константинограда. Все бежали оттуда в страшной панике. Большую роль сыграли здесь наши бронепоезда. Все мосты остались целыми. Начиная от Константинограда, красные не успевали взорвать ни одного моста. Мы почему-то простояли несколько часов в предместье города, из-за этого не видели той встречи, которую устроило население нашим войскам. Говорят, что в центре на улицах дамы целовались с офицерами, плакали и т. д.

В городе красные бросили или, как я постоянно говорю, «забыли случайно», 20 орудий, несколько площадок-пульманов, приспособленных для бронепоездов, 4 эшелона со снарядами, эшелон с ранеными, очень много автомобилей, склады летних рубах и палаток, которыми мы разжились, и много другой военной добычи. Всюду на улицах стояли повозки с патронами, множество кухонь и всего, чего хотите.

За несколько дней до нашего вступления в Полтаву приезжал Троцкий. Военный комиссар поклялся ему, что Полтаву красные войска не отдадут, и что только через его труп мы можем войти в город. Троцкий устраивал парад войск на шведской могиле, на который, как говорят, все части опоздали на один час, чем привели его в бешенство.

Занятно то, что в первом приказе, который был расклеен по городу, указывалось на то, что Полтава занята доблестными частями гвардии. Интересно было бы видеть, как гвардия заняла бы Полтаву, если бы не было других групп. Входили они даже не первыми, так как Терская дивизия с другой стороны вошла раньше. Мы, не останавливаясь, прошли через город и к вечеру заняли д. Полуозерье-Рипчанское в 13 верстах за Полтавой, и таким путем вышли еще сегодня на ту линию, на которую должны были прийти только 17‐го, так как по приказу сегодня должны были идти в бой за переправу через реку Ворсклу у города. Большевики же решили отдать нам город раньше, чем мы на это рассчитывали.

17.07.1919. Красных что-то совсем не слышно. По всем данным они откатились довольно далеко. Днем варили разные варенья, вареники, и ели вишни и вообще насыщались, насколько можно. Пластуны и осетины основательно тряханули жидов в Полтаве за вчерашний день и ночь. Говорят, мало можно найти среди непострадавших «правоверных», как я их называю. В Константинограде тоже теперь им устроили основательный «гермидер» <суматоха, кутерьма (укр.) – Ред.> Красные Константиноград тоже дочиста разделали: до 400 квартир тех семейств, которые выезжали вместе с нами при нашем отступлении. В особенности они набрасывались на квартиры священников, которые тоже все выезжали.

Полтавская операция теперь закончилась и мы скоро уже должны будем уйти в свою дивизию. За последний месяц, со дня взятия Константинограда 15 июня до взятия Полтавы 15 июля, наша батарея понесла очень большие потери, как людьми, так и лошадьми. В некоторых боях мы теряли больше, чем наша пехота. Работали, одним словом, на совесть и наступали хорошо. С 11‐го по 16-е мы прошли с боями больше 100 верст – от Крутояровки до Приозерья-Рипчанского.

Ночью осетины открыли какую-то здоровую стрельбу в деревне. Оказалось, что сюда подъезжал разъезд красных. Они его и он их обстреляли. Кого-то поймали, повели в штаб, тот бросился бежать, один хотел его догнать, а другие открыли огонь. В результате тот убежал, а их огнем был убит свой же прапорщик. Это довольно неинтересно, если по ночам устраиваются такие тревоги. Кроме того, они сильно грабят население, и ничем это приостановить нельзя. Их били, пороли, – не помогает. Начали теперь от нас высылать по улицам патрули.

18.07.1919. Поехал с компанией в Полтаву. Город интересный очень много зелени, красивое местоположение. Смотрел и удивлялся, что несмотря на такие позиции, мы так скоро смогли взять город. Осматривал памятник «Славы», на котором 5 дней тому назад ораторствовал Стеклов-Нахамкис, памятник на месте отдыха Петра Великого после Полтавского боя. Встретил здесь двух наших студентов – Вагачова и Иванова. С первым поехал на поле Полтавского боя. Был на Шведской могиле, на редутах, на месте которых стоят теперь обелиски. Заходил в церковь и в музей в память Полтавского боя. В ограде – могилы русских павших воинов, которых похоронили здесь, – 1345 человек. Говорят, что шведов похоронено до 13 000. Большевики и тут не постеснялись и основательно разграбили музей. Был у дуба, под которым Карл XII перевязывал себе ногу. Какое-то особое чувство охватывает тебя, когда бываешь на таких исторических местах. Я очень доволен, что мне удалось побывать на историческом поле, большая часть которого в настоящее время засеяна различным хлебом. На небольшом участке сражались 27 июля 1709 года 9 тысяч наших войск и 18 000 шведов. Совсем не похоже на то, как происходят теперь боевые действия. Бой с таким количеством участников теперь назвали бы стычкой.

Цены в Полтаве, однако, серьезные. Мы вчетвером зашли в ресторан со своей водкой. Взяли по порции жаркого и за это удовольствие заплатили 250 рублей. В городе по вечерам, и в особенности ночью, всё время слышна ружейная стрельба.

19.07.1919. Днем получили приказание: завтра с рассветом перейти в наступление и продвинуться вперед верст на 20–30. Очевидно, другие наши группы уже выровнялись с нами, и мы опять начнем планомерное движение, чтобы не давать красным особенно отстаиваться и приходить в чувство. По чьему-то доносу было задержано 8 человек из этой деревни, якобы принимавших участие в организации советской власти. Полковник Самуэлов приказал мне допросить их и предложить им ряд сбивчивых вопросов, в чем, по его мнению, я являюсь большим специалистом. Определенных и точных обвинений у меня против них не было, поэтому после допроса я их отпустил. Часов в 8 вечера прибыл к нам командир одной из гвардейских батарей и сообщил, что его батарея идет нас сменять. Мы теперь, согласно приказу, который был чуть ли не месяц тому назад, возвращаемся в свою дивизию. Приятно расстаться с осетинами. Они сегодня ночью опять закатили здоровую стрельбу с криками по деревне, нас всех разбудили. Оказалось, что это они кого-то собирались обобрать, но это им не удалось. Пришлось наших солдат выслать на усмирение всей этой весьма неприятной истории.

20.07.1919. Встали мы сегодня в 9 часов, и не торопясь, двинулись в Полтаву. Остановились мы в центре города. Часа в 3 все офицеры батареи собрались в ресторане Чиновничьего сада, где хозяин собрания устроил нам обед с водкой. Случайно встретил в саду Колю Тарасевича. Он служил в каком-то советском управлении и остался в Полтаве. Говорит, что Борис Сазонов служит у большевиков в управлении инженерных войск. Ведь он собирался со мной ехать в Добрармию и имел возможность это сделать…

Вскоре после обеда пошли всей компанией в городской театр на балет. Балет под рояль в исполнении учениц школы Райской, сам по себе не представлял ничего интересного. Это еще совсем маленькие девочки исполнили довольно неважно несколько танцев и отдельных сцен. Но побывать в театре было особенно приятно. С грустью вспоминалось то время, когда я с Олей и Генрихом при совсем других обстоятельствах посещал московские театры. После балета пошли в тот же сад на общий ужин на открытой веранде. Выпили довольно основательно. Все разошлись в очень веселом настроении. Перед концом ужина наш край стола приказал подать порцию мороженого сидевшей недалеко от нас с выпившими офицерами даме, как будто довольно легкого поведения. Она взяла мороженое и начала есть. Офицер закатил ей сцену и начал бить посуду, что нам в этот момент замечательно понравилось; в общем, слегка разыграли эту компанию. Когда мы возвращались домой, то у меня на улице чуть-чуть не разыгрался скандал с одним выпившим капитаном, который первый задел меня. Кончилось дело тем, что он предложил пойти и выпить вместе, от чего я отказался. Ночевал я у Коли Тарасевича, так как за весь день не успел перенести своих вещей в реквизированный для нас номер гостиницы «Тулон».

21.07.1919. Попав в Полтаву, мы все сразу набросились на развлечения. Оно и понятно, если сказать, что с февраля месяца мы непрерывно были на позиции. Встал я сегодня не рано и попал прямо на обед с возлиянием в собрании. Вечером почти все собираемся пойти в кабаре с участием Кавецкой. Так как водка там страшно дорога, то нам выдали из собрания по ³/₄ бутылки на человека, чтобы можно было взять с собой. Идя домой, я встретился с одним инженером, у которого было полбутылки спирту. На этом мы объединились, пошли в номер и под приличную закуску выпили. Сразу после окончания этой истории пошли в кабаре. Я был уже слегка нагрузившись. Ничего интересного не видели и обратили внимание только на Кавецкую, которая несмотря на свои 53 года всё еще хорошо поет и замечательно свистит. Столик получить было совершенно невозможно и, кроме того, в буфете совсем ничего не было. Мы с трудом раздобыли два столика, послали за своим поваром, яйцами и служителями и в кухне этого ресторана наладили себе «закусон». К этому времени раздобыли неизмеримое количество водки и прочно обосновались целой компанией во главе с полковником Самуэловым. Когда нам подали второй раз блюдо с яичницей, к нам подошли какие-то артисты местной труппы. Мы все встали и, перейдя на одну сторону нашего стола, начали с ними о чем-то говорить. В этот момент какая-то штатская компания налетела на наш стол и стала с большим удовольствием и аппетитом наскоро уписывать нашу яичницу. Случай, конечно, характерный для настоящего голодного времени, но он нам не совсем понравился, и полковник Самуэлов, схватив одного за шиворот со словами: «Это черт знает что такое», оттолкнул его из-за стола. После этого мы без особых приключений досидели до рассвета и разошлись по домам в таком состоянии, которое совсем не удерживается в человеческой памяти. Я опять ночевал у Коли, так как опять не успел перенести вещи в свой номер.

22.07.1919. Чувствовал себя довольно скверновато и только после купания в Ворскле отошел от вчерашнего окончательно. Днем в один из еврейских магазинов зашел какой-то пьяный поручик, набрал товару на 1240 рублей, а заплатить хотел только 240 и на этой почве устроил целый скандал. Я случайно проходил мимо, и хозяин обратился ко мне за помощью. Я прекратил это безобразие и отправил его к коменданту. После этого хозяева магазина, которые собрались к этому скандалу целиком со всеми родственниками и знакомыми, начали называть меня своим спасителем и избавителем. Приглашали пойти к ним обедать, выпить чаю с вареньем, покурить и т.д. и всё с такими чисто еврейскими привычками и обращениями: «А может Вы есть хотите, а может Вы чай пить хотите, зайдите пожалуйста к нам». Но я ни на что не соглашался.

Вечером решил уже не идти на симфонический концерт, на который собирались наши, а слегка отдохнуть. Разговорился с Колей Тарасевичем относительно его положения. Теперь застрявшие в городах бывшие офицеры принимаются к нам в армию не так просто, как раньше. Они все проходят через контрразведку и, кроме того, должны дать вполне точный письменный ответ на 5 предложенных им вопросов, среди которых есть один такой: «Почему названный офицер до сих пор не пробрался в Добровольческую армию». Причины этого должны быть выставлены вполне удовлетворительные и заслуживающие внимания. Это вполне правильно: каждый должен ответить за то, что он делал во всё это время.

23.07.1919. Вечером погрузились и уже ночью отправились в Люботин. Там мы получим распоряжение о дальнейшем нашем следовании и направлении. На станции встретил студента приема 1913 г. Ильина. Он мне сообщил, что человека 2–3 из нашего приема уже закончили в этом году. Сам он работает здесь, в Полтаве, на железной дороге и воевать, как будто, совсем не хочет. В Институте занятия совсем замерли, посещают их человек 5, не больше и то не всегда. Балловая система отменена, экзамены же можно держать каждую неделю, но заниматься некому. Несмотря на весь этот круговорот в Полтаве я успел все-таки сшить себе летний костюм из палаток. За время этой войны привык всё делать наспех. Хотелось бы хоть раз иметь в своем распоряжении достаточно времени, чтобы совсем не торопиться, а то такая спешка всегда действует на нервы. Устроился на платформе с сеном и основательно уснул. По ночам уже начинает чувствоваться холод.

24.07.1919. Утром прибыли в Люботин. Как оказывается, нас поставят в Харьков в армейский резерв недели на 2–3. В корпусе все уверены, что нас очень сильно замотали, и нам хотят дать небольшой отдых. Правда, мы ни разу не отдыхали с февраля месяца, и в период стояния и отступления нам очень тяжело приходилось, в то время как за наступление мы уже успели оправиться. Отдохнуть в Харькове, только не так долго, все-таки будет очень приятно.

Командир дивизиона сообщил нам не очень приятную новость о том, что полковник Самуэлов получает батарею и уходит от нас. Очень жаль расставаться с таким спокойным и боевым командиром взвода, каким он был. Весь 2-й взвод опечален этим событием. Вместо него у нас будет капитан Гриневич, но это далеко не то.

В Люботине простояли почти до вечера и только в сумерки попали в Харьков. На вокзале мельком видел Турчанинова115115
  Турчанинов Всеволод Вячеславович, р. 1893. Гимназия, Моск. ин-т путей сообщений (не окончил), 1-я Одесская школа прап. 1916. Прапорщик. Арестован летом 1918 в Москве, содержался в манеже Алексеевского ВУ.


[Закрыть] – нашего студента, с которым были вместе в школе в Одессе. Он в железнодорожном батальоне с марта месяца. Когда он у меня спросил, почему я не ушел в железнодорожный батальон, я ему ответил: «Вам в этой войне нечего делать и, кроме того, я ни разу не видел на фронте за всё время никого из вашего батальона». На это он обиделся. Ловчиться в эту войну я лично считаю недостойным человека. У каждого должно быть достаточно самолюбия для того, чтобы при упоминании всех оскорблений и произвола красных, его незамедлительно тянуло на фронт. Тут, кроме других высших целей, дерешься за свое собственное существование, за право жить. А это почему-то не хотят понять очень многие люди. Сегодня мы не разгружались, и на ночь нас поставили на Сортировочную станцию верстах в 3 от города.

25.07.1919. Утром выгрузились в каких-нибудь 15–20 минут. Все приоделись, подтянулись и стройно проехали через центр города в Москалевскую улицу, где мы будем пока стоять. Со стороны батарея производила очень хорошее впечатление. Нельзя и сравнить с тем, что было в апреле и мае, когда все ходили грязные, оборванные, босые, совершенно уставшие и полуголодные. Харьков – город очень приличный. По-моему ему совсем не подходит слово «красный», как об этом до его сдачи всё время кричали большевики. Тут очень много роскошных зданий и домов. Трамваи очень похожи на московские, в особенности номера линий на вагонах совсем такие же. Я как увидел цифру «4», так у меня прямо замерло сердце; с болью в душе вспоминал Москву. Оживления и движения на улицах куда больше, чем в Полтаве. Посмотришь на людей на улице и забываешь про все эти ужасы и эту войну. Население здесь уже окончательно успокоилось.

После того как мы разместились, я с прапорщиком Лернером пошел побродить по городу. Прошли мы в центр. Ходили по главной Сумской улице. Всё время останавливались и отыскивали похожие на Москву места, улицы и дома. Даже страховое общество «Саламандра» сильно напоминает дом, кажется, этого самого же общества на углу Сретенки и Кузнецкого моста. Настроение какое-то грустное, хочется к своим, и их вспоминаешь на каждом шагу. Мы добродились до того, что идти ужинать в батарею было уже поздно. Тогда мы решили пойти и поужинать в человеческой обстановке в приличном ресторане. Зашли в отель «Стелла» на Екатеринославской улице и довольно вкусно поели с водкой в саду под музыку. Подают там очень хорошо, но зато всё стоит основательно. Бутылка водки – 300 и нет ни одного блюда дешевле 75 рублей. Ужин этот нам обошелся в 960 рублей, но зато вспоминали хорошее старое время и в приличном подпитии уже на рассвете вернулись домой. Вещей своих мы не успели перенести в отведенную нам комнату, так что пришлось спать на голых постелях без подушек, без всего, и ничем не укрываясь.

26.07.1919. В 9 часов встали на занятия. В этом отношении стоять в резерве отвратительно: начинаются эти мирные занятия, которых я прямо-таки не выношу. Среди наших солдат сразу поднялась дисциплина, которая уже близко подходит к дореволюционной. Температура стоит основательная в смысле жары. После вчерашнего ужина чувствую себя скверновато. Плохо еще то, что нет денег. Пришлось занимать, для того чтобы облегчить свое состояние несколькими стаканами молока, что я всегда делаю. Всё это время я каждый день выпивал, по крайней мере, горлач молока, а то и больше в разных деревнях, а тут, в городе, не особенно разопьешься, если стакан стоит 5 рублей. После занятий мы с Лернером легли спать, проспали обед и ужин. Пришлось с голодным желудком оставаться всю ночь. Ведь ни в «Стеллу», ни в какую-либо столовую поесть без денег не пойдешь.

27.07.1919. Днем занесли в один дом по соседству с нашим собранием 10 фунтов сахару, а к вечеру нас обещали там угостить китайским чаем, который мы давно не видели, коржиками и пирогами. Пошли мы туда небольшой компанией вместе с полковником Самуэловым, основательно навалились на чай, варенье, коржики, печенье и пироги и валяли дурака чуть ли не до полуночи. Обитатели этого дома нас мало интересовали, а поесть ни с того, ни с сего довольно много вкусных вещей было приятно.

28.07.1919. Утром получил приглашение от жены поручика Баженова зайти к ней вечерком. С ней я не был знаком, но должно быть, он писал ей обо мне. Прибыл Баженов к нам в батарею с капитаном Шинкевичем116116
  Шинкевич Виктор Антонович, р. 1887. Михайловское артил. училище 1908. Капитан. Во ВСЮР (перешел от красных в Харькове); с 18 июня 1919 в составе 3-й батареи 3-й (Дроздовской) артил. бригады. В Русской армии в той же бригаде до эвакуации Крыма. Полковник. Галлиполиец. Осенью 1925 в составе Дроздовского артдивизиона во Франции. В эмиграции там же. Ум. ок. 9 фев. 1953.


[Закрыть] очень недавно, 18 июня (я о них писал в этот день), и, несмотря на то, что оба они служили до взятия Харькова в окружном управлении артиллерии у большевиков, к ним наши офицеры отнеслись довольно хорошо. Это им очень понравилось, и они сразу полюбили батарею. Меня только несколько удивляло то, что Баженов всё время говорил о том, что он мог бы устроиться в тылу, но сам добровольно пошел на фронт, чтобы загладить свою вину перед нашей армией. В пребывании на позиции он видел какую-то особую заслугу. Я ему говорил, что все должны быть здесь, и никакой особой заслуги в этом нет. Он довольно сильно нервничал во время боев и своим поведением выделялся из нас, старых, основательно обстрелянных и побывавших в здоровых переделках добровольцев. Видно было, что наружное спокойствие ему трудно давалось даже при известном усилии воли. Мне как-то сразу казалось, что он скорее других должен быть задет неприятельским огнем, и 12 июля для него оказалось роковым.

Часов в 6 командир полковник Самуэлов Эдуард Карлович и я поехали к Баженовой. Увидев ее, я вспомнил, как он мне постоянно говорил, что он удивительно приспособлен к семейной жизни и что ему страшно жаль двух малолетних детей. Мне показалось, что она не очень удручена, хотя нужно думать, что я мог и ошибаться. Она рассказывала нам про любопытную психологию одного из знакомых ей офицеров, который тщательно спасается от того, чтобы попасть на фронт. Когда она получила телеграмму с извещением о смерти мужа и показала ему, он сказал: «Пустяки, не верьте, разве на этой войне убивают. Разве это война, это игрушки, а не война». А сам между тем только и думает о том, как бы не попасть на фронт, и наверно умер бы от страху, если бы попал в какую-либо основательную передрягу, которых в эту войну гораздо больше, чем в международную. Скоты, а не люди, и к сожалению таких подлых трусов у нас в России более чем достаточно; а после будут говорить, что тоже воевали. Жалкие наглецы. Когда ехали обратно, встретили на улице одного одноклассника по гимназии, Виктора Захарова. Он в Дроздовском полку. Наш выпуск и вообще наша гимназия дала Добрармии довольно много офицеров. Многих уже нет.

29.07.1919. Встали в 4 с половиной утра. Сегодня парад, вернее смотр, нашей батарее и Сводно-стрелковому полку, с которым, по-видимому, мы будем работать в дальнейшем. К 7 мы уже выстроились в центре города на Павловской площади. В одной из рот этого полка увидел Петю Шуликова. Вышло так, что принимали участие в одном параде. Поговорить много не удалось, так как около 8 уже прибыл командир нашего корпуса генерал Кутепов117117
  Кутепов Александр Павлович, р. 16 сен. 1882 в Череповце. Сын надворного советника корпуса лесничих (усын.; наст. – личного дворянина Константина Матвеевича Тимофеева). Архангельская гимназия, С.-Петербургское пехотное ЮУ 1904. Офицер 85-го пех. полка. Полковник, командующий л.-гв. Преображенским полком. Георгиевский кавалер. В Добровольческой армии и ВСЮР с нояб. 1917; командир 3-й офицерской (гвардейской) роты, с дек. 1917 командующий войсками Таганрогского направления. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода командир 3-й роты 1-го Офицерского полка, Корниловского полка, с начала апр. 1918 командир Корниловского ударного полка, затем командир бригады, начальник 1-й пехотной дивизии, с 12 нояб. 1918 генерал-майор, с дек. 1918 Черноморский военный губернатор, с 13 янв. 1919 командир 1-го армейского корпуса, с 23 июня 1919 генерал-лейтенант, с дек. 1919 – Добровольческого корпуса. В Русской армии командир 1-го армейского корпуса, с авг. 1920 командующий 1-й армией. Генерал от инфантерии (3 дек. 1920). В Галлиполи командир 1-го армейского корпуса. В эмиграции во Франции. С 1928 начальник РОВС. Убит 26 янв. 1930 при попытке похищения в Париже.


[Закрыть]. Поздоровавшись с нами, он обратился к батарее с такими словами: «Вы всё время были в деле, но я следил за вами и радовался, узнавая про ваши дела и подвиги. Спасибо вам за вашу работу». Командир наш, полковник Ягубов, получил сегодня благодарность и услышал много лестных отзывов о нашей батарее от высшего начальства. Во время церемониального марша полил основательный «дождишка». Говорят, что прошли очень хорошо. Полк был отлично обмундирован и все в касках; у нас тоже всё сияло и горело. Получилось стройное впечатление.

Едва мы успели приехать к себе и лечь немного поспать, как нас разбудили и сообщили, что инспектор артиллерии армии, генерал Лахтионов118118
  Лахтионов Владимир Нилович, р. 1 июня 1872. Сын подполковника. Воронежский КК 1890, Михайловское артил. училище 1893, Михайловская артил. академия 1900. Офицер Туркестанской артил. бригады. Генерал-майор, инспектор артиллерии 8-й армии. 1918 в гетманской армии; 7 сен. 1918 назначен командиром 7-й тяжелой артил. бригады. В Добр. армии и ВСЮР; с 12 нояб. 1918 в резерве чинов при штабе Главнокомандующего ВСЮР, с 22 янв. 1919 – в резерве чинов при штабе войск Юго-Западного края, сен. – окт. 1919 инспектор артиллерии. В эмиграции в Югославии, член Общества офицеров-артиллеристов. Ум. 9 июня 1929 в Белграде.


[Закрыть], хочет нас посмотреть и едет уже на батарею. Едва успели построить батарею, как его превосходительство уже пожаловал. Он захотел посмотреть работу при орудиях и вообще познакомиться с английскими пушками, которые ему, как видно, не знакомы. Замечательно, что при орудиях сегодня в спокойной обстановке работали медленнее, чем на позиции под огнем. От него командир получил тоже много лестных отзывов о нас и благодарностей за нашу боевую работу.

После этого смотра генералу предложили пообедать с нами. Водку командир приказал давать до тех пор, пока не зашумят на столах во время разговора. Часа через 3 генерал ушел, видимо, очень довольный, и тогда мы принялись за наливку. Каждый принял довольно серьезную порцию. Напрасно солдатам не дали сегодня выпить. Народ они хороший, и угостить их совсем не мешает.

30.07.1919. Наши заняли Кременчуг, Знаменку и Елизаветград <позднее Кировоград. – Ред.>. В Кременчуге и Знаменке красные забыли, торопясь отходить, 61 исправное орудие, из которых 29 тяжелых, 6 бронепоездов, 2 броневика, 46 пулеметов, 2 парохода, 50 паровозов, 500 вагонов, из них 20 со снарядами и 240 груженых, инженерный склад с большими запасами и много испорченных орудий. Это слегка тряхнули советскую власть. На ст. Глобино они бросили громадные составы, растянувшиеся больше чем на 5 верст. Население Елизаветграда, в связи с нашим продвижением, восстало против советской власти и свергло ее.