Текст книги "Марки. Филателистическая повесть. Книга 2"

– Он будет молчать, – покачал головой Попов. – Мне кажется, нам не стоит больше лезть вдвоём на гору и рисковать.

– Не зная местного броду, не стоит лезть на рожон, – кивнул я.

– Надо разузнать, что замышляют оставшиеся генералы и предотвратить. Быть может, там ещё большее зло, нежели исчезновение двоих горе-террористов. Вспомните попытку подрыва мавзолея. Боюсь, как бы они снова не занялись подобными штуками. Давайте, вы останетесь в доме и займётесь генералами, а я попробую обыскать поляну и узнать, кто там пляшет ночами.

– Будьте предельно внимательны, – напутствовал я Александра Степановича.

И вот наступил роковой день, когда должно было состояться очередное заседание. Попов на глаза генералам показываться не имел права. Приходилось рассчитывать только на свои силы и на помощь Эйвазова, которому я не доверял.

– Как мне лучше себя вести? – спросил я старика. – Вы меня познакомите с генералами? Или мне самому?

– Хочешь, уважаемый, посиди в углу. А потом я зайду и их спрошу. Захотят с тобой познакомиться, выйдешь. Не захотят – так посидишь, послушаешь.

Слова Багир-оглы показались мне разумными. Дед повёл меня в заветную комнату и показал место, где обычно собираются заговорщики. И как лучше всего незаметно подслушивать.

Эйвазов устроил над моим укрытием широкий полог из пыльного ковра, прикрывающий угол комнаты. Если полог раздвинуть, за ним вполне можно спрятаться. Я так и сделал. Устроил наблюдательный пункт. Нарядился в свой излюбленный азербайджанский костюм, длинный тулуп и простреленную местными бандитами баранью шапку. Перед собой я поставил ведро с картошкой на случай, если меня спросят, зачем я тут. Тогда я покажу рукой на картошку. Буду выдавать себя за глухого азербайджанца, который готовит суп. А если Эйвазов спросит их про меня, и они согласятся познакомиться, тогда я выйду и расскажу, что хочу вступить в их организацию. Довольный своей выдумкой, я задёрнул одеяло, уселся на заранее приготовленную скамеечку и принялся за работу, складывая очистки рядом с ведром.

Вкоре за дверью раздались голоса, и послышался стук сапог. Я занервничал. Не откроется ли моё шпионство в первую же секунду? Но нет. На моё счастье, господа генералы и не думали заглядывать в моё укрытие

Первым делом они установили стол на середину комнаты и стулья вокруг. Потом на стену повесили царский флаг, сшитый из разноцветных тряпиц и портрет Государя. Внесли самовар, тюки с едой и тарелками, поставили провизию на стол. Я различал голос Май-Маевского. Он суетился, отдавал распоряжения. Я глядел в узкую щель моего укрытия.

Генералы прикрепили рядом с флагом на стене русские лапти и большой плакат. Плакат был куском от почтовой марки, рамкой с красиво выполненной надписью «ВОЗРОЖДБНАХ РОССИХ».

Потом генералы исполнили хором «Боже, царя храни». Расселись, стали кушать. Когда насытили желудки, вновь потянуло к музыке. Спели бравую «Вперёд, дроздовцы удалые» и перешли к спорам о том, какой строй сейчас в России. Надо ли всех теперешних правителей расстрелять или лучше приговорить их к другой мере наказания.

Один генерал, кажется, Алексеев, насмерть схватился с другим генералом – кажется, с Корниловым.

И до того дошла дискуссия, что генералы чуть не подрались. Корнилов предлагал для нынешних руководителей России расстрел на месте без суда и следствия. Противник Корнилова – суд и последующую депортацию в Сибирь. Тут встал со своего места небольшого роста человечек с раскосыми глазами и смешными бровями домиком, и заявил: – Господа, если вы хотите убивать друг друга, выйдите во двор и стреляйтесь.

– Если вопрос касается чести, я готов драться с кем угодно и когда угодно, – петушился Корнилов.

Китаец полез под стол, достал откуда-то два пистолета и протянул их спорщикам.

– Вот вам пистолеты.

На китайце была белая рубашка, галстук и серый поношенный костюм. Когда он вошёл, я принял Чингисхана за случайно оказавшегося в чужой компании председателя колхоза. Но внешнее впечатление было обманчиво. Этот колхозник держался свободно и с достоинством, говорил с генералами на равных. «Наверняка это тот китаец и есть, – мелькнуло у меня в голове. – Сам Чингисхан, про него писал Владимир Зенонович». Я сумел хорошо разглядеть Чингисхана. Когда он вошёл, на нём красовалась шляпа с полями, кои продают у нас специально для пенсионеров. Шляпу он снял и оставил на полу возле своего стула. Сам – росту среднего, широкий в кости, крепко сколоченный. Такими типами населены сейчас не только колхозы, но и книги направления соцреализма, к которому и я в своё время приложил руку.

– Или вы боитесь честного поединка? – не отставал от спорщиков раскосый человечек.

Никто ему не ответил.

– Так вы собираетесь драться, господа? – повторил Чингисхан свой вопрос.

– Хорошо, – вдруг заявил подавленно Алексеев, глядя на Чингисхана, – я согласен с вами, пусть будет расстрел. Но только после военно-полевого суда!

Корнилов неожиданно встал, энергичным пинком отшвырнул от себя стул и через стол так крепко поцеловал своего недавнего противника, что ордена на груди последнего звякнули.

– Рад, что вы проявили благоразумие! – с пылом заявил Корнилов.

Алексеев вытер щеку, приоткрыл рот буквой „О“, но Корнилов уже отвернулся в другую сторону.

– К делу, к делу, господа! – раздался чей-то громкий возглас.

Я чуть двинул скрывавшее меня одеяло, пытаясь рассмотреть, кому могли принадлежать последние слова, но из-за моего полога не вся комната была видна. Я увидел, как один из заговорщиков встал во весь рост. Кажется, Деникин.

– У нас на носу новая операция. От пропавших никаких вестей. Высказываем мнения!

– Произвести разведку пока нас не лишили мужских половых органов! – раздалось сбоку.

Я узнал голос Владимира Зеноновича.

– Володя, мы разведкой только тешимся. Третий месяц кряду не можем справиться с одиночками, с гуляющими по лесу большевиками, – закончил обладатель громкого голоса.

– Да, но где же Колчак? – не унимался Деникин.

Китаец поднялся со своего места и сделал знак рукой, требуя внимания. Стало тише.

– Это я у вас хотел спросить, Антон Иванович. Я думал, русские генералы способны на большее. Или, может, господин Май-Маевский струсил? Тогда мне стоило с самого начала ангажировать моих людей.

За столом повисло тягостное молчание. Все повернулись к Май – Маевскому.

– Я вовсе не отказываюсь и готов пойти, – дрогнувшим голосом сказал Владимир Зенонович.

Я увидел, что Чингисхан оживился.

– Вот и хорошо, – чинно кивнул он.

Тут же вскочил с места Деникин и произнёс прочувствованно:

– Тогда по коням. За мужество нашего Владимира Зеноновича предлагаю выпить!

– Сперва за Россию, за Россию! – раздались крики.

– За Россию пьём только стоя, – важно встрял Деникин, наливая себе полную чарку.

Вслед за Деникиным поднялись со стаканами в руках остальные. Молча осушили их. Крякнули, сели и снова зашумели. Потом я снова услышал голос Чингисхана.

– Приступим к обсуждению детального плана. Итак, вылазка завтра, в семь вечера. Владимир Зенонович, вы получили от меня «колесо счастья»?

– Да, – подтвердил Май-Маевский.

– Тогда всё в порядке, – объявил китаец. – Вы появляетесь на советской марке «Станция метро Калужская» ровно в девятнадцать ноль ноль. У меня есть сведения, что возле станции будет стоять красноармеец с винтовкой с известной марки «Будь героем». Подходите к нему, достаёте ваш пистолет и пристреливаете негодяя выстрелом в сердце. А в карман убитому засуньте «колесо счастья». Пусть знают нашу организацию.

– Так прямо? – захлопал глазами Май-Маевский, лицо его разом стало красным и мокрым.

– Спроси его вначале что-нибудь! – крикнул Алексеев.

– Что я могу спросить? – растерянно бормотал Май-Маевский.

Голоса за столом зашумели.

– Неважно! – крикнул кто-то.

– Али скажи: «Какой ты части, какого пехотного полка?»

– Лучше: «Почему не отдаёшь честь?», – предложил другой голос. – Так натуральнее.

– И стреляете, – покрыл шум голосов Чан Кай Ши.

– Или кляп в рот – и к нам его тащи! – заорал Деникин.

Чингисхану пришлось опять успокаивать присутствующих.

– Что за чушь вы мелете, Антон Иванович, – тихо произнёс он, глядя на Деникина, и узкие глаза сверкнули злобой. – Зачем нам тут красноармеец? Господин Май-Маевский, вы стреляете и уходите. В плен брать никого не надо. Вам всё понятно?

– Так точно! – ответил тот.

Из своего укрытия я хорошо видел Май-Маевского. Он стоял в нерешительности, явно намереваясь ещё о чём-то спросить.

– Ежели он так-таки окажет сопротивление? – с тревогой заявил новоявленный террорист. – Или будет не один? На марке «Будь героем!» красноармейца обнимает мать.

– С бабой не справишься? – раздались возгласы с разных сторон.

За столом поднялся несусветный шум.

– Тихо, тихо! – урезонивал генералов организатор в штатском костюме, – Операция заранее подготовлена. Мои люди проследят и помогут незаметно уйти.

Революционные генералы притихли.

– Близится час расплаты! Пусть они знают, кто такая «Возрождённая Россия», – тихо произнёс Корнилов.

И тут произошла катастрофа. Я до того увлёкся происходившим в комнате, что напрочь позабыл об осторожности. Видимо, я совершил неловкое движение, ведро картошки под моей ногой загрохотало и покатилось по полу. Вот как плохо быть неискушённым в делах шпионских!

Я скоренько надвинул шапку на самые глаза, поставил ведро и уселся на своё место с невинным видом. Шаги раздались совсем близко.

– Кто это такой? – отдёрнул полог Корнилов.

Я вскочил со своего места, когда передо мной возникло перекошенное злое лицо и мундир, расшитый серебряной ниткой. Я стоял и молча кусал кончики усов.

– А-а. Это родственник Эйвазова! – мигом нашёлся Май-Маевский, узнавший меня. – Он тут недавно. Внучка старика мне говорила.

Я в тот момент не мог не обрадоваться помощи Владимира Зеноновича в драматической ситуации.

– Ах, вот как! – вскрикнул Корнилов.

Он встал в боксёрскую стойку, делая в мою сторону угрожающие выпады и громко смеясь. Затем дружески двинул меня кулаком по плечу так, что я чуть не рухнул на пол вслед за ведром. Видимо Корнилов хотел поприветствовать меня таким неожиданным образом. Я поддержал корниловскую шутку весёлым смехом, сощурил один глаз и ткнул энергично в ведро ножиком, как бы говоря: «По-русски не понимаю, занимаюсь исключительно картошкой».

Корнилов тоже жестами указал мне на ведро, дескать, не отрывайся от работы. Я снова устроился на своём месте. Генералы рассматривали, как я чищу картофель и раскладываю на полу шкурки. Они почему-то повеселели, в мой адрес даже посыпались остроты. Из груди моей вырвался уже было вздох облегчения, как вдруг сзади ко мне подкрался Чан Кай Ши и стремительным рывком сдёрнул с моей головы шапку.

– А ну-ка, посмотрим, – прошипел он мне в ухо. – Чей ты родственник?

В комнате воцарилась гробовая тишина.

– Шпион! – услышал я возглас Алексеева. – Кто его сюда привёл?

В плену

Чингисхан, теперь я стану называть его Чан Кай Ши, поскольку так он официально именуется в нашем альбоме, повёл себя со мной с изысканной восточной вежливостью.

– Мне придётся допросить этого человека. Заседание считаю закрытым, – заявил он своим сообщникам.

Генералы поднялись и стали расходиться. Когда все террористы удалились, меня оставили одного, предварительно заперев дверь и предупредив: – Бежать отсюда вам не удастся. Все входы и выходы заблокированы. Поэтому ведите себя скромно. Мне же надо подготовиться к приёму столь неожиданного гостя..

Вот что сказал мне организатор террактов. Я страшно нервничал, готовясь к пыткам и издевательствам. Отсутствовал Чан Кай Ши минут пятнадцать. Потом мой тюремщик снова возник из ниоткуда с чайником в руках и уселся напротив меня.

– Давайте знакомиться, – сказал он дружелюбно. – Выпейте чаю. Вы, надо полагать, Алексей Максимович Горький?

Китаец наполнил себе и мне чашки. И я стал пить и беседовать со своим противником.

– Вам про меня рассказал Владимир Зенонович?

– Нет, я вас узнал. Ваша марка мне хорошо знакома. Как, впрочем, и ваше творчество.

– Значит, до Китая докатились мои произведения?

Чан Кай Ши посмотрел на меня изучающе.

– Сдаётся мне, вы никогда не бывали на Востоке, – полуутвердительно произнёс китаец.

– Вы правы, восток – дело тонкое, а мне всё некогда. Никак не доберусь.

– Настойчиво советую. Сделаете для себя немало открытий.

– Давайте перейдём к допросу, – перебил его я. – Вы хотите усыпить мою бдительность отвлечёнными разговорами.

– Давайте перейдём, – легко согласился Чан Кай Ши. – Тем более, вы явились к нам подслушивать, а не мы к вам. Кто вас сюда подослал?

– Я сам сюда пришёл. Мне интересно было.

– Ну, хорошо.

Я решил пойти конём. В конце концов, из дома Эйвазова пропадают непонятно куда люди, в горах засели бандиты, возможные похитители, а меня допрашивает на предмет благонадёжности какой-то китаец. Я был лишь в одном твёрдо уверен: Эйвазов связан с похитителями. И решил вести свою игру.

– Знаете что, уважаемый, господин Чан Кай Ши. Мне врачи для лёгких рекомендуют чистый воздух. «Наука и Жизнь» пишет об этом в каждом номере, – соврал я. – Мне сняли жильё у Эйвазова с почтовой марки. Вот почему я тут.

– Допустим, – процедил сквозь зубы Чан Кай Ши. – Но вы за нами подслушивали.

– А что мне остаётся делать? Здесь в горах бандиты.

– Какие бандиты? – не сразу понял мой противник.

– Послушайте, – наклонился я к китайцу. – Над всеми нами нависла опасность. Мы попали в сети к преступникам. Вы не видели ночью огни на соседней горе?

– Нет. Что за огни? – тоже шёпотом спросил Чан Кай Ши. Лицо его, как мне показалось, побледнело.

– Не знаю. Но там обитают дикари. Местные, азербайджанские. Но теперь я и в этом не уверен. И дед Эйвазов связан с ними, носит к ним еду на тайную базу.

– Но он же…

– Я тоже так думал. Он вовсе не такой глухой. Я вас прошу, уходите отсюда, иначе они перебьют вас всех по одному. Я и сам тут долго оставаться не намерен.

– Да с чего вы взяли? – недоверчиво вглядывался мне в глаза руководитель террористов. – Быть может, вам померещилось?

– В меня стреляли, – ответил я.

– Когда?

– Ночью. Палочкой с наконечником, – и я показал китайцу дырку в шапке.

– Чан Кай Ши присвистнул.

– Стреляли? Это в корне меняет дело. Значит, придётся сменить дислокацию, раз за нами началась слежка, – и он протянул мне руку для рукопожатия и добавил. – Спасибо вам. Теперь я убедился в вашей искренности.

Наш разговор складывался как нельзя лучше. Последние подозрения китайца мне удалось развеять. Чан Кай Ши ходил по комнате, смотрел в окно, будто ждал чего-то. Его узкие глаза теперь смотрели благожелательно.

– Ответьте теперь вы мне, – начал я осторожно, – зачем вы ведёте свою деятельность? Неужели верите, что путём терактов можно сломать существующий строй? Времена террористов-бомбистов давно прошли.

– Если вы пришли сюда по своей воле и с чистым сердцем, то я, пожалуй, отвечу вам, Алексей Максимович, – согласился Чан Кай Ши, – Мы действительно идём путём вооружённого террора, как в девятнадцатом веке и начале двадцатого. Вы слышали что-либо о партии эсеров?

– Слышал ли я о партии эсеров? Разумеется.

– Вот вам и ответ на вопрос, можно ли терактом сменить правительство, – и китаец уронил руку ладонью на стол, будто сваливая невидимого противника.

– Погодите, погодите, – принялся размышлять я. – Причём тут эсеры и нынешнее правительство?

– Притом, что политика – шахматы, а комбинации – многоходовые. Вы убираете более слабые фигуры, так сказать, фигуры второго ряда, оставляя неприкрытыми фигуры более сильные. Они без прикрытия сваливаются сами или же в результате так называемых революций. Но я вам не стану объяснять всю механику.

Я задумался, слегка ошарашенный. Логика в словах моего оппонента, несомненно, была.

– Однако же, официальная литература, – начал было я.

– Официальная историография – слепая старуха, она не видит очевидного.

– Позвольте мне записать эту фразу, – сказал я, но Чан Кай Ши нахмурился и показал жестом, что он против.

– Знаете, вы выглядите усталым. Мне кажется, я наговорил лишнего, а вам пора отдохнуть.

– Но я проник в тайну «Возрождённой России», в тайну вашего заговора.

– Думаю, что нам это уже не повредит. На старом месте мы более собираться не станем. Вы нас предупредили. За это вам спасибо. Что прикажете мне с вами теперь делать? Полагаюсь на вашу порядочность.

Мне вдруг показалось, что Чингисхану наскучило наша беседа. Он снова подошёл к окошку, что-то там рассматривал и бормотал. Потом приблизил своё лицо к моему совсем близко и, улыбнувшись, с лёгким поклоном заявил, что отпускает меня с миром.

Последовавшее за этим видение мне трудно описать, настолько оно было волшебным и чарующим. Комната в один миг наполнилась приятной музыкой, окружающие предметы поплыли перед глазами. Передо мной буквально из воздуха возникла танцовщица в широких шароварах и с бубном в руке. Танцовщица кружилась, подыгрывая себе. Причём она была матерьяльна, а не соткана из флюидов воображения. Клянусь, её лёгкая одежда пару раз коснулась моего лица!

– Что это? – невольно воскликнул я. – Откуда она?

– Фокус, – невозмутимо ответствовал китайский предводитель. В ту же секунду танцовщица пропала. Чингизхан же отпер дверь и сделал приглашающий жест. Я вышел, китаец – следом.

Первое, что я испытал, выйдя на улицу, было огромное облегчение. Свежий воздух слегка привёл меня в чувство. Размышляя об увиденном, я потерял счёт времени. Голова у меня стала тяжёлой, будто наполнилась свинцом, ноги буквально подкашивались, веки закрывались сами собою. Мне не оставалось ничего иного, как направиться в свою комнату и прилечь на тюфяк. Едва голова коснулась подушки, я провалился в глубочайший сон. Мне снились странного вида люди. У одного из них была широкая круглая физиономия, напоминавшая блюдо для фруктов. Этот негодяй грубо хватал меня за руки, пока другие завязывали мне руки и глаза. Люди Эйвазова, та самая банда с поляны окружила меня со всех сторон!

Потом наступила тишина.

Сколько продолжался мой сон, я сказать не могу. Очнулся я на земле от холода и далёкого гула. И от того, что кто-то теребил меня за плечо.

Спина ныла, земля казалась сырой и холодной. Из полумрака проступали серые стены. Пол и стены были каменными, что-то капало сверху, рядом на полу валялись грязные тюки с соломой. Сквозь узкое отверстие высоко в стене, до которого невозможно было добраться, пробивался свет. Я привстал, держась за затылок и сел на пол. Пахло плесенью и мышами.

– Где это я? – не ожидая услышать ответа, простонал я.

– В плену, – ответил мне негромкий голос. Надо мной склонился молодой человек с большим орлиным носом и умным взглядом – Раз судьба свела нас, станем держаться вместе.

– Кто вы? – выдавил я из себя полушёпотом.

Но в ответ молодой человек не произнёс ни слова.

– Тут плохое освещение, – разглядывал я незнакомца. – Вы похожи на Керенского. Или я ошибаюсь, и такой марки не существует?

Лицо моего соседа по заточению при упоминании этой фамилии дёрнулось. Но лишь слегка, он умел замечательно держаться.

– Да, вы, пожалуй, правы. Чужое платье, чемодан в руке, автомобиль и американское посольство. Любой изгнанник немного похож на Керенского, кто-то больше, кто-то меньше. Позвольте представиться, Колчак Александр Васильевич, адмирал и Верховный Правитель. России.

Только теперь я смог рассмотреть этого человека.

Он протянул мне ладонь.

– Верховный Правитель России, которой более нет.

– Алексей Максимович, – назвался я Верховному Правителю, – Более известный, как Максим Горький. Я вас разыскивал. Куда же мы попали?

– Мы в каменном мешке, в пещере, откуда нет выхода. Чан Кай Ши – предатель, – ответил на мой вопрос Верховный. Голос его звучал глухо. – Мужайтесь. Боюсь, нас приговорили к смерти. И вина за вашу гибель ляжет на меня.

Я посмотрел на Верховного Правителя.

– Сколько же вы тут сидите? – спросил я.

– Признаюсь, потерял счёт времени. Иногда оттуда сверху на верёвке спускается корзина с едой и вином, – показал на отверстие высоко в стене Колчак.

– Эйвазов! – закричал я. – Вот она, тайна корзины!

– Тайна корзины? – Колчак был в недоумении.

– А вы, значит, пошли на задание, и местные бандиты в шапках вас поймали? – не дал я опомниться Правителю.

– Вам и это известно? – растерялся Колчак, но быстро пришёл в себя.

Но даже в тюрьме адмирал умел сохранять сдержанность и спокойствие.

– Мне про вас многое известно, – произнёс я ехидно. – К тому же от вас я и сам пострадал.

– На провокатора вы не похожи, – приблизил вплотную своё ястребиное лицо Верховный Правитель.

Я моргал, но не отстранялся.

– Какой из меня провокатор? Напротив, я и мой друг Попов явились сюда с тем, чтобы освободить вас!

– Опять Попов, – скривился адмирал, будто откусил лимон, – Лезет, куда не следует.

– Александр Степанович – наша последняя надежда, – проговорил я с достоинством.

И рассказал Колчаку всё с самого начала. Как ко мне в дом за помощью пришёл Май-Маевский, как мы отправились в дом к Попову, как Александр Степанович с моей помощью решил уничтожить организацию. И, наконец, про костры и Махмуда Эйвазова с корзиной. Потом про допрос Чингисхана. И про то, что я успел предупредить его. Про смену дислокации и про то, как меня, спящего, схватили люди. Колчак не проронил ни звука.

– Значит, еду нам спускает на верёвке старик. Зачем только? – задумался адмирал. – Чингисхан предатель, это он вас отравил.

– Отравил? – воскликнул я.

– Усыпил сонным порошком. Благородство вас и вашего друга достойно наивысшей почести, – произнёс Верховный Правитель. – К сожалению, мы в жалком положении. Боюсь, мне не скоро удастся наградить вас за службу.

– Вы не знаете Александра Степановича Попова, – сказал я. – Вот увидите, он что-нибудь придумает. Он уже начал вести наблюдение за шайкой на горе. А из пещеры никак не выбраться?

– Нет, – покачал головой Колчак. Я облазил её вдоль и поперёк. Она огромна. Большая часть недоступна и там страшный холод. Мы в самом тёплом месте. Слышите?

– Гудит, – ответил я.

– Это гудит ветер. Туда, дальше самый настоящий ледник.

– Как же вы смогли её исследовать?

– У нас имеются свечи. Старик позаботился и об этом. При случае я покажу вам пещеру.

– Авось, найдём выход, – произнёс я с надеждой

– Боюсь, мы здесь надолго, – возразил Колчак. – Если Попов вытащит нас отсюда, не знаю, чем смогу его отблагодарить, хотя и поклялся себе не принимать от Попова никаких одолжений. А отчаиваться глупо в любой ситуации.

Мне пришлось провести в обществе Колчака не так уж мало времени. Счёт времени я не вёл. Я закусил сыром и запил сыр вином. Со свечой в руке добрых два часа ползал вслед за Колчаком по пещере. Это была его инициатива. Я и так сразу понял, что из каменного мешка нам самостоятельно не выбраться.

Чем больше я общался с Верховным Правителем, тем больше он мне нравился. Сразу бросалось в глаза, что человек он был незаурядный, и не нам, простым людям, чета. А на таких людей у меня глаз намётанный.

Наконец, мы решили улечься на тюфяки и поспать. Я не мог сомкнуть глаз и невольно стал свидетелем странного разговора. Колчак говорил сам с собой.

Слова я еле разбирал: «В Румынии было полно войск. Если бы мы решительнее действовали, ничего не случилось бы. А если в Румынии и сейчас верные люди? Только дать сигнал. Сколько времени упущено. Попробовать расшевелить старика Маннергейма? Виноват во всём… один.»

На следующий день произошло то, что и должно было случиться. Вдруг откуда-то сбоку раздался скрип, а через секунду вдали показался свет. И исчез. Потом к нам в темноту видимо втолкнули ещё одного узника. И с грохотом железная дверь снова захлопнулась.

– Кто вы? – вскрикнул я непроизвольно.

– Ох, собачья самка! – послышался знакомый голос из дальнего угла.

Мы зажгли фитиль и двинулись на голос. Владимир Зенонович Май-Маевский, собственной персоной оказался перед нами. Выглядел он несколько странно. Верхняя часть формы, китель и фуражка имелись в наличии, зато нижняя часть представлена была одними кальсонами и ботинками на босу ногу. Генерал стоял посреди комнатки, смахивая огромным платком с фуражки паутину и голубиный помёт. Из его рта пахло коньяком, смешанным с плохо переваренной пищей.

– Вы-таки напали на красноармейца? – закричал я.

– На красноармейца? – захлопал он глазами.

– В метро.

– В метро? Разумеется. Подождите вы с красноармейцами. О-о, кого я вижу, да тут все наши, и сам Главный!

Мы обнялись.

– Когда вы успели набраться? – спросил с осуждением Верховный, но не строго.

– Когда успел – маленький секрет, – ответила, жеманясь, «самка».

– В таком случае рассказывайте, как вы здесь оказались.

– А-а, – отмахивался Май-Маевский, стараясь дышать в сторону. – Сейчас, дух переведу. Рассказывать нечего. Заехал в Петровский парк в «Яръ», посидел немного отдохнул. Времени до операции полно. Выхожу на улицу, ловлю извозчика, ору: «Давай к Киевскому»

– Погодите, разве на «Киевской» было назначено? – спросил я неосторожно и тут же прикусил язык.

Май-Маевский посмотрел на меня из темноты так, что я сразу прочёл во взгляде: «Не выдавай!» Как мог я отплатить неблагодарностью человеку, выгораживавшему меня перед Чингисханом?

– Да, кажется, на «Киевской», – выдавил я из себя. – Вылетело из головы.

– На «Киевской» в полпервого ночи, где ж ещё. Спускаюсь в подземелье метро, ежесекундно боясь оступиться в кромешном мраке. Лестница предательски уходит из-под ног, буквально едет. Захожу на станции в лакейскую, бросаю епанчу вестовому…

– Лакейская зовется вестибюлем, – попытался я спасти Май-Маевского, – а вестовой – дежурным по станции.

Владимир Зенонович кивнул с облегчением.

– Вестибюли – жуткое место. Этот ваш вестовой – …

И он назвал слово, которое советский писатель не может заменить, не уронив своего достоинства перед Отечеством.

– Да, в метро тесно, – поддерживал я беседу.

– Толчея, как на Хитровке. Останавливаю подземную пролётку на электрическом ходу. И сразу вижу: он! С марки «Будь героем». «Братец, – говорю ему, – где ж твоя трёхлинейка, где котелок и скатка?

Врал он самозабвенно, но Колчак слушал серьёзно. Видимо, после возвращения из ссылки в альбоме ещё плохо ориентировался и совершенно не знал марки московского метрополитена.

– Вы с ним заговорили?

Красноречие Владимира Зеноновича разом иссякло. Он засопел и съёжился.

«Теперь ему конец, – пронеслось в моём мозгу, – его вранье в следующую минуту несомненно откроется». Однако не тут-то было.

– Разумеется! – радостно выкрикнул новоиспеченный барон Май-Мюнхгаузен и ударил для наглядности себя в грудь, – Достаю припасённый коньяк, угощаю им «героя» и себя. До этого момента всё складывается хорошо.

Дальше Май-Маевский строчил, как пулемёт.

– «Братец, говорю, почему у тебя хомут рассупонен, в грязи, подбрюшник рваный, шлея болтается?» Потом по русскому обычаю бутылкой бью извозчика по затылку, отнимаю винтовку и сбрасываю его с облучка вслед за котелком и скаткой.

– Ну? – поторопил адмирал.

– Гоню в потёмках вдоль по Киевской, по Тверской-Ямской. Фонари. Электричество. Мимо встречные пролётки. Ветер свистит в ушах. «Эй, залетные!»

– Дальше! Дальше!

– Дальше больше, – перевёл дух Владимир Зенонович, вытирая пот. – Слышу крики со всех сторон: «Стой, стой!» Загрохотали выстрелы. Над головой фонарь – вдребезги, стеклом всего обсыпало. С облучка пытаюсь стрелять…

– Эх, пулемёт бы! – тоскливо тянул адмирал.

– Только на станцию вылетел, сразу окружили. Вижу, со всех углов лезут с красными повязками.

– Красные в метро, – не скрывал Верховный раздражения. – Много их?

– Полная зала. Не русские, а какие-то узкоглазые уличные девки.

– Дружинники! – снова встрял я.

– Разношёрстная такая дружина, – кивнул Май-Маевский. – «Ваши документы, пройдёмте в отделение». Решаю открыть беглый огонь из винтовки. В винтовке, как назло, ни единого патрона!

– Проклятье! – взревел адмирал Колчак. – И это называется боевая операция? У вас всё?

– Всё, – развёл руками Май-Маевский. – Составили протокол за нахождение в пролётке в нетрезвом виде. Завязали, уличные девки, руки, глаза, потом украли штаны и – сюда. Как говорится, честь имею!

– Какая честь? Потеря штанов приравнивается в боевых условиях к спуску флага! Вам ясно? – рявкнул Правитель.

– Так точно, Ваше Превосходительство, – стоя по струнке и слегка покачиваясь, отрапортовал Владимир Зенонович.

– Нет, только подумать! Этот Чингисхан – хитрая лиса. Подослать китайцев, переодетых дружинниками! – Колчак глухо ударил кулаком по стене и отвернулся от нас.

– Так точно, – щёлкнул невидимыми каблуками Май-Маевский. – Мы его за своего держали, думали китаёза полезная, ничего никому не разболтает. А он уличная девка оказался. А вас, простите, как им ветром сюда занесло?

Но Колчак лишь отмахнулся. Дескать, даже рассказывать противно. Я же не утаил известие о том, как был схвачен прямо в доме старика во сне.

Для себя я решил, что где бы ни поймали Май-Маевского на самом деле, это тоже дело рук Чингисхана. Скорее всего, подумал я, генерал ни в какое метро не ходил, а его прямо из «Яра», пьяного, сюда и приволокли.

– Теперь нас трое, – высказался Александр Васильевич. – А это уже сила. Плюс Попов, готовящий наше освобождение снаружи. Не станем терять времени. Думаю в нашем положении, вполне возможно бежать или хотя бы оказать сопротивление тюремщикам.

– Каким образом мы станем оказывать сопротивление тюремщикам? – не понял я.

– Либо активным – пытаться с ними вступить в открытый бой. К сожалению, этой возможности мы лишены. Либо пассивным – например, отказываясь принимать китайскую пищу, – объяснил Александр Васильевич.

У меня сразу стало спокойнее на душе от мужественных слов адмирала. Май– Маевский, наоборот, глубоко вздохнул и заметно погрустнел.

– Владимир Зенонович, – прервал тишину Правитель России. – Предвосхищая ваши вопросы, Владимир Зенонович, скажу следующее. Открывшись Попову, человеку военного ведомства, вы поступили единственно верно, в данной ситуации в отличие от предыдущей, не посрамили честь офицера.

Май-Маевский ещё раз шумно вздохнул и тихо произнёс:

– Благодарю, Ваше Превосходительство. А то у меня, знаете, на сердце кошки скребут.

– Полноте, в наших рядах предатель, а когда вы приготовились стрелять, у красных был явный перевес в живой силе, – ответил Его Превосходительство примирительно. – Запомните на будущее, терять флаг, равно и форму, непозволительно ни при каких обстоятельствах.

Было понятно, что Правитель ничего не заподозрил в выдуманной истории.

– Итак, Владимир Зенонович, – продолжал Колчак. – Подведём итог. Вы дрались до последнего патрона, но сдались превосходящим силам противника. Отделаетесь служебным взысканием за невыполнение задания и утерю брюк.