Текст книги "Возвращение Черного Отряда. Суровые времена. Тьма"

81

Шатер нам выделили вполне приличный, – должно быть, он принадлежал тенеземскому офицеру среднего ранга. Значит, гости мы достаточно почетные… К шатру прилагался человек, отвечавший за наш комфорт. Судя по принесенному им ужину, фуражировка в войсках Ножа проходила успешно. Давно мне не удавалось так прилично поесть.

– Чего я хочу больше всего на свете, – сказал я нашему денщику, чьего имени даже не запомнил, – так это вымыться.

Сари подкрепила мои слова улыбкой, которая наверняка могла бы расплавить пластины доспеха. К идее насчет мытья она отнеслась с энтузиазмом:

– До того грязью зарос, что даже мои блохи завшивели.

Должно быть, высокое начальство сознавало свою вину передо мной. Через час появились несколько солдат, где-то позаимствовавших каменную поилку для лошадей. Другие принесли ведра с горячей водой. Я сказал Сари:

– Мы, наверное, умерли и родились заново князьями.

Шатер был достаточно велик, чтобы вместить поилку и ведра. Даже осталось свободное место.

И тут появился Лебедь:

– Ну как?

– Если бы там не дрались насмерть мои друзья, согласился бы на пожизненное заточение.

– Не волнуйся, Мурген, все утрясется.

– Я знаю. Вот только не всем понравится, как оно утряслось.

– Что да, то да. Доброй ночи.

Ночь и вправду оказалась доброй. Начиная с принятия ванны, Сари ясно дала понять, что наши отношения видит именно так, как все и опасались – или же подозревали. Я не уставал дивиться ее умению объясняться без слов, а еще тому, что такой прекрасный цветок смог распуститься среди всего этого ада, не сдавшись на милость ночи.

Я спал долго и спокойно, чего со мной не бывало уже много месяцев; как будто некая часть меня просто подала в отставку и ушла. Проснулся я от пригоршни воды в лицо:

– Что такое?

Я приподнял веко – и резко сел. Сари приподнялась рядом:

– То Тан?! Ты что творишь, поросенок?!

Ребенок, склонившись над поилкой, шлепал ладонью по воде. Взглянув на меня, он разулыбался и пролепетал нечто вроде «дада».

– Что случилось?

Сари пожала плечами. То Тан повторил свое «дада» и заковылял к выходу.

Там, снаружи, что-то происходило. Я сгреб свою одежду, быстро облачился и высунулся посмотреть:

– Какой урод вас сюда пропустил?

Возле шатра, положив мечи – спасибо, хоть в ножнах! – на колени подобранных под себя ног, сидели Тай Дэй с дядюшкой Доем. Подивиться на них собралась толпа таглиосцев.

Судя по всему, нюень бао ждали меня недолго. И разрешения войти в лагерь у часовых не спрашивали.

Тут появились и Мэзер с Лебедем.

– Ночью переправилась лишь одна группа, – сообщил мне дядюшка Дой. – На нас напали черные. Много раненых. Повреждено немало плотов. Но их солдаты не хотят драться, среди них хватает желающих присоединиться к Бонхарджу.

– Это кто такие? – резко спросил Лебедь. – Как сюда по-пали?

– Члены нашего семейства. Так и знал, что они проберутся ко мне. Они это могут. Очевидно, охрана у вас ни к черту.

Нож крикнул что-то издали.

– Вашу мамашу… – с досадой буркнул Лебедь. – И что дальше?

С этими словами он потрусил прочь.

Мэзер окинул взглядом незваных гостей, пожал плечами и пошел вслед за другом. Дядюшка Дой что-то сказал Сари. Наверное, спрашивал, все ли у нее в порядке. Сари кивнула.

То Тан полез на руки к отцу.

– Ты сделал все как нужно, знаменосец, и гораздо больше, чем должен был сделать, – сказал дядюшка Дой. – Наши люди в безопасности, и эти солдаты ничего не знают о них.

– Правда? Это хорошо. А что с моими?

– Решили задержаться. Колдуны хотят отомстить Могабе. Возможно, они приплывут этой ночью.

82

Они не приплыли ни этой, ни следующей ночью, хотя переправили множество таглиосцев и джайкури.

На третье утро Мэзер наконец-то сообщил мне, что за суматоха прервала наш спор с Ножом по поводу дядюшки Доя с Тай Дэем.

– Костоправ приезжает, – сказал он. – Будет через час или два. Ему все и расскажешь.

– Что?

Впрочем, приехал он не через два часа, а гораздо позже, да еще и не один. Костоправ путешествовал в обществе самого Прабриндра Дра. Судя по всему, Старик очень устал в пути. Я подошел к нему и доложился по всей форме, не будучи уверен, на каком мы теперь свете.

Он тяжело спрыгнул с седла:

– Я это, я. Не призрак.

– Но я же видел, как ты умер…

– Нет. Ты видел, как меня подстрелили. Я еще дышал, когда ты умчался.

– Да? Но с такой раной…

– Ладно, после. Это история долгая. Как-нибудь за пивком все расскажу.

Он махнул рукой, и к нему подбежал солдат. Старик взял у него копье – длинное, почти как пехотная пика, – и подал мне:

– Держи. Это ты оставил, когда удрал изображать Вдоводела.

Я не верил глазам. Копье, служившее древком нашему знамени!

– Тебе и вправду нужно с ним обниматься?

– Это оно! Настоящее! А ведь я почти смирился с тем, что его не вернуть! – Хотя Могабе я говорил другое. – Ты не представляешь, как я себя казнил… Хотя, пожалуй, с тех пор я уже разок видел его. Слушай, это действительно ты?

Навидавшись иллюзий, создаваемых Гоблином и Одноглазым, ты бы тоже не очень-то верил собственным глазам.

– Действительно я. Живой и настроенный кое-кому надрать зад. Но не прямо сейчас. Где Госпожа?

Бедняга! Только теперь Нож сообщил ему неприятную новость. Возлюбленная Костоправа больше недели назад уехала на север. Разминулись по дороге.

Лебедя с Мэзером изрядно впечатлило прибытие князя, их непосредственного начальника. И чего ему во дворце не сидится?

Я заметил, что Костоправ смотрит на Синдху, оставшегося в лагере после отъезда Госпожи, с откровенной неприязнью.

– Ладно, Мурген, кончай заниматься любовью с этой палкой, – зарычал Старик. – Я малость отстал от жизни, нужно ввести меня в курс. Кто-нибудь заберет эту жополомку?

Один из солдат принял у него поводья.

– Идем куда-нибудь в тень.

– Я хочу послушать твою историю, – сказал я. – Пока она еще свежа.

– И вписать ее в Анналы? Ты их продолжаешь?

– Пытаюсь. Только все бумаги пришлось оставить в городе.

А ведь ужасно не хотелось. Одноглазый наобещать-то может, что позаботится и все такое, но вот привезет ли?

– Жду не дождусь, когда доведется прочесть Книгу Мургена. И если она не совсем плоха, считай, что обеспечил себя работой до конца жизни.

Лебедь говорил, что Госпожа тоже хочет написать свою книгу, когда у нее будет время.

Костоправ пустил камнем в ворону. Кстати, первую, что я увидел после той, белой, хохотавшей в квартале нюень бао. Может, птицу Старик с собой привез?

Я вкратце рассказал, что творилось в Дежагоре.

– Вижу, радостей вам выпало немного. И главная проблема, пожалуй, Могаба. Им и займемся в первую очередь. Сколько людей там осталось?

– У наров от тысячи до полутора. Про наших точно не скажу. Переправляются понемногу каждую ночь, но я здесь на положении пленника, так что ничего толком не знаю. Гоблин с Одноглазым и большая часть Отряда все еще в городе.

Хотелось верить, что Тай Дэй с дядюшкой Доем при появлении Костоправа улизнули под шумок, прихватив Сари и То Тана.

– Почему же остались колдуны?

– Трусят. Будто бы их здесь кто-то подстерегает. Говорят, намерены дождаться, когда Госпожа полностью восстановит свои силы.

– Восстановит силы?..

– Она уже это сделала, – заметил Нож.

– Гм… Так кого же они боятся, Мурген?

– Ученицы Меняющего Облик. Той девки из Можжевельника. Она уже разок едва не добралась до Одноглазого.

Интересно, почему я верю нашему недомерку сейчас, если не поверил, когда он говорил мне о форвалаке?

И тут перед мысленным взором мелькнула картина: Одноглазый мчится в ночной мгле, спасаясь от настигающей его клыкастой смерти… Видение было предельно четким, словно настоящее воспоминание.

– Я помню ее. Еще та оторва. Зря Маррон Шед с ней не разобрался, когда еще мог это сделать.

– Очевидно, Лиза хочет поквитаться с нами за Меняющего Облик. Возможно также, что она просто навечно осталась в облике форвалаки. Небось от такого кто угодно взбесился бы. Но если хочешь знать мое личное мнение, то она всего лишь предлог. Им не хотелось уходить, потому что иначе пришлось бы кое-что бросить.

– Что именно?

Я пожал плечами:

– Ты же знаешь Гоблина с Одноглазым. У них была уйма времени на воровство и разные торговые махинации.

– Понятно. Теперь давай о Могабе.

Вот и до самого плохого дошло.

Прежде чем я закончил рассказ, даже мутный Синдху проникся презрением к нарам.

– Ну, я положу этому конец. Хочешь доставить письмо Могабе?

Я оглянулся. Нет, за моей спиной никого не было, стало быть, вопрос адресовался мне.

– Шутишь? Разве что по приказу. И то неизвестно, подчинюсь ли. Могабе нужна моя голова. Не говоря уже о сердце и печенке на завтрак. Он совсем спятил, может и тебя не постесняться.

– Ладно, пошлем кого-нибудь другого.

– Хорошая мысль.

– Я могу, – вызвался Лебедь.

И они тут же заспорили с Мэзером. Очевидно, Лебедь хотел что-то доказать самому себе, а Корди был уверен, что не стоит утруждаться.

83

Мое положение в лагере резко изменилось. В одночасье я перестал числиться пленным и получил возможность делать все, что считал полезным для общего блага.

Вот разве что в шатре было холодно. На память о Сари и нюень бао мне остался только нефритовый амулет, снятый красавицей с руки Хонь Трэй, когда мы выносили детей из их квартала в ту кровавую ночь.

– Ну, закончил? – раздраженно спросил Костоправ, обнаружив меня сидящим возле шатра и работающим над знаменем.

Я показал, что у меня получилось:

– Годится?

– Отлично. Ты готов?

– Как никогда. – Я коснулся амулета.

– Необычная женщина?

– Не то слово.

– Мне нужно знать об этом народе все.

– Как-нибудь расскажу.

Пройдя через холмы, мы спустились к берегу. На воде покачивалась вместительная ладья. Солдатам Ножа, не сумевшим провести ее сюда по ирригационному каналу из ближайшей реки, пришлось тащить волоком. Мы со Стариком заняли позицию на приметном бугорке. Я развернул знамя. Его наверняка увидят из города, даже если не узнают нас.

Могаба интересовался, где штандарт Черного Отряда. Теперь сам увидит.

Пока ладья пересекала озеро и возвращалась, мы с Костоправом рассуждали о том, откуда у Могабы и Госпожи такое сильное стремление к власти.

– О! Похоже, Лебедь справился. Можешь разглядеть, что это там плывет?

– Лодка, а в ней кто-то черный.

Этот кто-то оказался Синдавом.

– Он всегда был с нами честен, – сказал я. – Насколько это было возможно, находясь у Могабы в подчинении. Очиба, Иси и еще несколько парней тоже не подлого нрава, однако приказам подчиняются.

Синдав ступил на берег. Костоправ отдал ему честь. Тот неуверенно ответил тем же, вопросительно глядя на меня. Я лишь пожал плечами. Пусть думает сам; я понятия не имею, к чему все клонится.

Синдав убедился, что перед ним настоящий Капитан. Удовлетворившись этим, предложил:

– Давай отойдем и поговорим.

Старик дал мне знак оставить их наедине. Обогнув бугорок, они присели на камень. Говорили довольно долго, ни разу не повысив голос. Наконец Синдав поднялся и пошел обратно к лодке, словно обремененный неимоверной тяжестью.

– В чем дело? – спросил я у Старика. – Похоже, ко всем напастям, пережитым в осаде, он еще и состарился разом на двадцать лет.

– Это старость сердца, Мурген. И с тобой произошло бы то же, если бы ты считал себя морально обязанным предать человека, с которым дружишь с самого детства.

– Что?

Но он не пояснил.

– Мы отправляемся туда. Хочу взглянуть в глаза Могабе.

У меня моментально родилась уйма доводов против. Но я их не высказал – все равно Костоправ не стал бы слушать.

– Это без меня.

Я содрогнулся, по спине пробежал мерзкий холодок, – говорят, так бывает, если кто-нибудь пройдет по твоей могиле.

Взгляд Костоправа сделался жестким. Я с силой воткнул древко копья в землю, и это означало: с места не тронусь!

Он что-то буркнул под нос и пошел к ладье. Этот гад Синдху появился словно из-под земли и присоединился к отплывающим. Интересно, много ли ему удалось подслушать из беседы Костоправа с Синдавом? Скорее всего, ни слова. Старик наверняка говорил на диалекте Самоцветных городов.

Когда ладья отошла от берега на порядочное расстояние, я присел на землю подле знамени, сжал в руке древко и принялся размышлять, что же внушило мне такое нежелание плыть с Капитаном.

84

Припадков больше не случалось, и поэтому я перестал остерегаться. Следующий подкрался незаметно, хитро прикинувшись банальной ленивой дремотой. Я смотрел в сторону Дежагора, но больше не видел его. Я размышлял о молодой женщине, вошедшей в мою жизнь, и о старой, что лишилась своей. Мне здорово не хватало Сари и столь серьезного То Тана…

Белая ворона, усевшись на перекладину копья, каркнула на меня. Я не обратил на нее внимания.

Я стоял на краю сияющего золотом пшеничного поля. Посреди него торчал потрескавшийся, трухлявый черный пень, а вокруг кишмя кишели, бранились вороны. Вдали, в нескольких днях пути от меня, блестели на солнце чудесные башни Вершины. Я узнал их сразу, хоть и не понял почему.

Внезапно птицы взмыли, описали круг над полем и полетели к Вершине, выстроившись совсем не по-вороньи. Только белая продолжала кружить неподалеку.

Пень засиял черным глянцем. Окружающая красота поблекла.

На месте пня стояла женщина, очень похожая на Госпожу, только еще прекраснее. Казалось, она смотрела сквозь меня. Или же на меня, вглубь меня… На губах играла порочная, соблазнительная и, пожалуй, даже безумная улыбка. Белая ворона сразу опустилась к ней на плечо.

– Невероятно!..

Улыбка рассыпалась осколками смеха.

Если только я не полный и окончательный безумец, то эта женщина не может быть никем иным… Но она же умерла задолго до того, как я записался в Отряд!

Душелов…

Костоправ присутствовал при ее смерти.

Душелов…

Это многое объясняет. Это раскрывает сотни загадок. Но как такое может быть?

Из-за моей спины, мягко ступая, вышел громадный зверь, похожий на тигра, но черный как смоль. Подойдя к женщине, сел рядом. И держался он совершенно раскованно – это не слуга и не раб.

Я испугался. Если Душелов жива, находится в этих краях и склонна вмешиваться в события, может случиться много ужасного. Когда-то она была гораздо могущественнее Длиннотени, Ревуна или Госпожи. Однако предпочитала использовать свой дар малыми порциями, чтобы кому-нибудь досадить или развлечься самой.

Она подмигнула мне – и закрутилась волчком, и растворилась в воздухе, оставив после себя лишь пронзительный хохот, перешедший в карканье белой вороны.

Форвалака, насладившись зрелищем, скрылась вдали.

И я исчез.

85

Над головой каркнула ворона.

Чья-то рука не слишком бережно тряхнула меня за плечо.

– В добром ли ты здравии, сударь? Или тебе плохо?

– Что?

Я сидел на каменных ступенях, привалившись к косяку массивной двери. По верхнему краю створки расхаживала взад-вперед белая ворона. Человек, державший меня за плечо, замахал на нее свободной рукой, разразившись грязной руганью. Был он огромен и волосат.

Единственным источником света был фонарь, поставленный здоровяком на булыжную мостовую. Через улицу, над самой землей, мерцали чьи-то глаза. Мне вдруг показалось, будто за угол, во тьму, скользнула огромная кошка.

Человек оказался одним из шадаритов-патрульных, нанятых Освободителем для поддержания порядка на ночных улицах и надзора за подозрительными чужеземцами.

С той стороны улицы донесся смех. Патрульный явно оплошал при исполнении обязанностей: ведь это я – свой! А она – как раз из подозрительных чужеземцев!

Я снова в Таглиосе.

Запахло дымом. Фонарь?

Нет. Дымом тянуло с лестницы за моей спиной.

Я вспомнил, как уронил лампу. Вспомнил дикую мешанину мест и времен.

– Я в порядке. Просто голова закружилась.

Смех повторился.

Шадарит оглянулся, но, похоже, остался к смеху равнодушным. Он не хотел верить моим словам. Он желал найти некий непорядок сию минуту и не сходя с места. Пришлых он не любил, а нас, северян, полагал безумцами и пьяницами. К несчастью, во дворце нас жаловали.

Я поднялся. Надо двигаться. Сознание мало-помалу проясняется, возвращается память. Нужно во что бы то ни стало отыскать знакомый вход во дворец, ведь я должен поскорее попасть домой.

Внезапно луна брызнула на мостовую холодным светом. И я увидел женщину, стоявшую через улицу. Хотел было сказать об этом шадариту, но издали, с той стороны, куда удалилось чудище, прилетел пронзительный свист. Другому патрульному требовалась помощь.

– Поостерегись, чужеземец.

С этими словами шадарит поспешил прочь.

Я тоже побежал, не тратя времени даже на то, чтобы захлопнуть за собой дверь.

Вскоре я добрался до знакомого входа, однако что-то было не так. Там должны были стоять на часах гвардейцы Корди Мэзера.

Оружия при мне не было, кроме обычного ножа на поясе. Я обнажил его, приняв вид отчаянного бойца. Отряд Мэзера ни при каких обстоятельствах не должен был оставлять пост. И подкупить этих ребят невозможно.

Я нашел часовых в караульном помещении. Они были задушены.

Необходимость в допросе пленника отпала. Но кто же нужен душилам? Старик? Почти наверняка. Радиша? Возможно. Ну и прочие важные персоны, кто под руку подвернется.

Мне едва удалось одолеть страх и соблазн помчаться сломя голову домой. Там же Тай Дэй с дядюшкой Доем.

Сняв с одного из убитых рубашку, я обернул ею шею. Хоть какая-то защита от платка душилы. Затем заскакал вверх по лестнице, словно горный козел, уже много лет в этом не упражнявшийся. Достигнув своего этажа, я успел так запыхаться, что был вынужден прислониться к стене и отдышаться, сдерживая тошноту. Ноги стали ватными.

Во дворце тем временем поднялась тревога. Малость придя в себя, я направился в коридор – и наткнулся на мертвеца.

Он был грязным и исхудалым. Клинок развалил его от левого плеча до правого бедра. Правая рука, сжимавшая черный румел, отлетела футов на десять в сторону. Все вокруг было залито кровью, продолжавшей вытекать из разрубленного тела.

Я взглянул на платок. Покойный загубил немало людей, а теперь Кина предала своего слугу.

Предательство такого рода – одно из самых привлекательных качеств этой богини.

Столь чисто может рубить только Бледный Жезл. Еще один труп лежал возле моей двери. Третий – в дверном проеме, мешая двери закрыться.

Кровь была свежа, и раны все еще кровоточили. Даже мухи налететь не успели.

Сознавая, что мне очень не хочется этого делать, я вошел к себе. Я был готов рвать зубами все, что шевельнется.

И сразу учуял опасность.

Развернувшись, я успел пырнуть кого-то тощего, смуглого и немытого. Меня отшвырнуло назад. Черный румел обвил мою шею, но намотанная рубаха не дала ему выполнить задачу, для которой он предназначался.

Я ринулся к своему столу – и тут в затылке вспыхнула острая боль.

«Только не теперь!» – мысленно вскрикнул я.

И надо мной сомкнулась тьма.

Очнуться заставила боль. Рука была в огне.

Ударившись о стол, я перевернул лампу. Горели мои бумаги, мои Анналы. Горел я сам. Я с визгом вскочил и, едва потушив руку, принялся спасать рукописи. Кроме них, я ничего вокруг не замечал и ни о чем не думал – ведь это моя жизнь обращалась в дым! За дымом ее ждали лишь обитель боли да суровые времена…

Где-то вдалеке, словно в конце длинного страшного тоннеля, я видел дядюшку Доя, опустившегося на колени возле Тай Дэя. Между ними и мной лежали три мертвых тела. Пол был невидим под их кровью. Двоих, судя по аккуратным разрубам, сразил Бледный Жезл. Третий был рассечен на куски, – похоже, его противник вышел из себя.

Дядюшка Дой прижимал голову Тай Дэя к груди. Левая рука парня висела, словно была сломана. Правая – обнимала То Тана. Голова пятилетнего мальчонки была как-то неестественно склонена в сторону. Лицо Тай Дэя было бледным. Сознание моего телохранителя витало в каких-то иных мирах.

Дядюшка Дой встал и пошел ко мне. Заглянув в глаза, покачал головой и обнял сильными руками:

– Их было слишком много. И все произошло слишком быстро.

Я осел на пол.

Это настоящее. Это сегодняшний день. Это новый ад, где мне очень не хочется оставаться.

Обрывки…

Почерневшие клочки, со слабым хрустом крошащиеся в пальцах…

Побуревшие уголки страниц с полудюжиной слов, чей контекст более неизвестен.

Все, что осталось от двух томов Анналов. Тысяча часов работы. Четыре года нашей истории. Все это пропало навсегда…

Дядюшке Дою что-то нужно. А, хочет напоить меня каким-то целебным зельем нюень бао.

Обрывки…

Повсюду вокруг – обрывки моей работы, жизни моей, любви и боли, разметанные суровым временем… Тьма. И лишь черепки времени во тьме…

Ну, здоро́во! Добро пожаловать в город мертвых…

86

В помещении полно стражников.

Что происходит? Мысли смешались. У меня снова был припадок?

Дым. Кровь. Настоящее. Жестокое настоящее, изрыгающее боль, как дракон изрыгает огонь.

Я обнаружил присутствие Капитана. Покачивая головой, он вышел из соседней комнаты и с любопытством взглянул на дядюшку Доя.

Ворвался Корди Мэзер, и вид у него был – словно перед лицом самого наиужаснейшего ужаса за всю его долгую и безрадостную жизнь. Он направился прямо к Старику. Я разобрал лишь:

– …всюду мертвые.

Ответа Костоправа я тоже не расслышал.

– …за тобой?

Костоправ пожал плечами:

– Ты просто прогнал последних…

Вбежавший гвардеец что-то шепнул Мэзеру.

– Слушайте! – рявкнул тот. – Там еще остались живые! Всем соблюдать осторожность! – Они со Стариком подошли поближе ко мне. – Душилы заблудились в лабиринте. Чтобы всех разыскать, нужен Одноглазый.

– Ох-хо, когда же это кончится? – Судя по голосу, Капитан страшно устал.

Дядюшка Дой объявил, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Они только приступили к расплате.

Его таглиосский был великолепен, учитывая, что еще вчера Дой не знал ни слова.

Из задней комнаты выбрела согбенная матушка Гота. Она, по обычаю женщин нюень бао, в момент катастрофы сварила нам чая. Наверняка это был худший день в ее жизни. Чего нельзя сказать о чае.

Капитан снова испытующе взглянул на дядюшку Доя и опустился возле меня на колени:

– Что здесь случилось, Мурген?

– Толком не знаю. Начало пропустил. Я заколол одного. Вон того. Но он успел швырнуть меня на стол. Я провалился в дыру во времени… Хотя не уверен. Очухался, а тут пожар.

Вокруг были разбросаны обуглившиеся страницы. Рука болела ужасно.

– И трупы. Что было и как, я не видел. В себя пришел совсем недавно.

Костоправ переглянулся с Мэзером и правой рукой резко указал на дядюшку Доя.

Корди Мэзер на отличном нюень бао попросил дядюшку рассказать, как было дело.

Поистине ночь тысячи сюрпризов!

– Это умелые обманники, – поведал дядюшка Дой. – Напали без предупреждения. Я проснулся лишь за миг до того, как двое набросились на меня.

Он объяснил, как избежал смерти, сломав чей-то хребет и чью-то шею. Содеянное он описывал цинично и даже критически. Себя винил в том, что, поддавшись гневу, пустился в погоню за обманниками, чье бегство оказалось уловкой. Тай Дэй, которого еще не успели унести, заслужил упрек тем, что поддался колебаниям, стоившим ему сломанной руки.

– Дешево заплатил за хороший урок, – заключил Костоправ.

Дядюшка Дой кивнул, пропуская мимо ушей сарказм Капитана. Сам-то он дорого заплатил за то, что позволил обмануть себя.

В моих комнатах обнаружили четырнадцать мертвецов, не считая погибших Анналов. Двенадцать обманников, моя жена и племянник. Шестеро были убиты Бледным Жезлом, трое – руками Тай Дэя. Двоих уложила матушка Гота, а одного заколол я.

Сжав мое плечо, что должно было означать умиротворяющий жест, дядюшка Дой сказал:

– Воин не губит женщин и детей. Это дело зверя. Когда звери убивают людей, люди вынуждены ловить их и уничтожать.

– Хорошо сказано, – кивнул Костоправ. – Но обманники никогда не называли себя воинами.

Дядюшкина речь не произвела на него впечатления.

Мэзер тоже не слишком растрогался:

– Такова их вера, старик. Таков их Путь. Они жрецы смерти. Ни пол, ни возраст тех, кого приносят в жертву, не значат ничего. Жертвы отправляются прямиком в рай, избегая нового оборота колеса жизни, как бы ни была отягощена их карма.

Лицо дядюшки Доя потемнело.

– Я знаю обычаи туга. Не говори больше о туга.

Он, судя по всему, не услышал ничего нового.

Корди зловеще улыбнулся:

– Должно быть, вы с Тай Дэем заняли почетные места в их списке наижеланнейших жертв. Обманник, расправившись с человеком, убившим много людей, приобретает высокое положение.

Я слушал болтовню Мэзера, но не воспринимал как нечто осмысленное:

– Вера туга не более безумна, чем любая другая.

Похоже, мои слова оскорбили всех, кто их услышал. Вот и хорошо.

Мэзер принялся орать на своих гвардейцев, не оправдавших доверия. Мое несчастье было лишь одним из многих, и число их продолжало расти.

Я тупо сказал:

– Мэзер, от таких нападений невозможно уберечься. Ведь эти люди – не солдаты. – Я швырнул обугленными бумажками, которые еще сжимал в руке, в ближайший труп. – Они пришли, чтобы в полночь устроить здесь свой рай. Возможно, не имели плана отступления. Капитан, – тут я понизил голос, – надо бы посмотреть, что с Копченым.

Костоправ нахмурился, словно я разом выдал все наши тайны, но спросил:

– Тебе что-нибудь нужно? Хочешь, кто-нибудь останется с тобой?

Он понимал, что значила для меня Сари.

– Это отсюда я начал проваливаться в прошлое, Капитан. И когда в башке творилось черт-те что, семья меня успокаивала. Ты вправду хочешь мне помочь? Поправь Тай Дэю руку. А потом займись своими делами.

Костоправ кивнул и сделал короткий жест, обычно означавший: «Вперед!» Сейчас этот жест говорил куда больше. Он обещал, что однажды утром Нарайян Сингх проснется и поймет, какой страшный ветер посеял. Во всем мире для него не найдется безопасного места.

Я поднялся и угрюмо направился в спальню. Позади застонал Тай Дэй – Костоправ уже занимался его рукой. И при этом раздавал приказы, требуя значительно усилить военные действия.

Дядюшка последовал за мной.

Свершившееся причиняет меньше боли, чем предчувствие беды. Я снял с шеи жены румел – бессмысленный, в сущности, жест – и некоторое время стоял, держа в руке платок и глядя на нее. Душила был настоящим мастером. Ее шея не была сломана, даже кровоподтека не осталось. Казалось, Сари уснула. Но, взяв ее запястье, я не ощутил пульса.

– Дядюшка Дой, можно, я побуду один?

– Конечно. Но сначала выпей. Это поможет тебе отдохнуть.

Он напоил меня каким-то чудовищно пахнущим зельем.

В первый ли раз?

Он ушел. Я в последний раз лег рядом с Сари и подержал ее за руку, пока снадобье не растеклось по моим жилам, призывая ко сну. Я передумал все обычные мысли, выстроил обычные планы мести. Потом в голову пришло ужасное: может, и к лучшему, что это случилось до того, как Сари по-настоящему поняла, что значит принадлежать к Отряду?

Я вспоминал великое чудо нашего соединения. Об этом брачном союзе я не пожалею ни на миг. Он казался совершенно невероятным, но он возник благодаря загадочной прихоти старухи, обладавшей сомнительным даром пророчества.

Мысли мои были теперь и здравы, и безумны; я окунулся в благостную прострацию – ту самую, что ждет любого после преждевременной смерти. Я уснул. Но даже в царстве снов не мог убежать от боли. Снились жестокие сны, которых по пробуждении не вспомнить. Как будто сама Кина глумилась надо мной, намекая, что счастье было всего лишь ошибкой – из тех, за которые приходится очень дорого платить.

Когда я проснулся с трещавшей после Доева снадобья головой, Сари рядом не было. Я поплелся в другую комнату и обнаружил там матушку Готу. Старуха чаевничала, разговаривая сама с собой – абсолютно в таком же тоне, как и со всем остальным миром.

– Где Сари? – спросил я. – Налей и мне чая, пожалуйста. Что с ней случилось?

Гота воззрилась на меня, как на сумасшедшего:

– Она умереть.

И в первый раз не стала хулить дочь.

– Это я знаю. Куда исчезло тело?

– Ее забрать дом.

– Что?! Кто?!

Во мне поднялась волна кипучего гнева. Как они посмели?!

– Дой. Тай Дэй. Двоюродные братья. Дядья. Забрать Сари с То Тан дом. Меня – смотреть ты.

– Она была моей женой. Я…

– Она быть нюень бао прежде твоя жена. Она нюень бао сейчас. Она быть нюень бао завтра. Блажь Хонь Трэй это не менять.

Я подавил негодование. С точки зрения нюень бао, Гота права. К тому же прямо сейчас я ничего не могу поделать. Желания, лелеемые еще утром, улетучились, и хочется лишь одного – сидеть на месте и жалеть себя.

С чашкой чая я вернулся в свою комнату. Усевшись на нашу супружескую кровать, достал нефритовый амулет, принадлежавший Хонь Трэй. Он показался теплым и даже более живым, чем я сам. Я уже давно не носил его и теперь надел на левое запястье.

Злость можно будет выместить на дядюшке Дое, когда он явится.

Если только явится…