Текст книги "Фотографическая карточка"

VI. Нид дает Совет

Герберт Морант вдруг пришел к тому мнению, что жил все это время неправильно. Эта мысль посетила его одним летним утром, когда он, попивая кофе, лежал в постели и читал письма с просьбами вернуть долг. Мистер Стертон уже не раз напоминал ему, что срок векселя на сто фунтов заканчивается, и выражал надежду, что уплата по нему будет произведена по истечении дополнительных трех дней.

Морант имел небольшое состояние, достаточное, по его выражению, для того, чтобы он мог ничего не делать, но слишком малое для того, чтобы он мог жить в свое удовольствие. Морант не был расточителен, однако старался ни в чем не отставать от своих друзей. В итоге выходило так, что тратил молодой человек куда больше, чем получал. Он уже дважды запускал руку в свой капитал, что неминуемо оборачивалось уменьшением дохода, и теперь Моранту вновь не оставалось другого выхода.

– Надо это прекратить! – воскликнул он, вскочив с постели.

Молодой человек оделся и, закурив сигару, принялся размышлять, что же ему делать. Заплатить долги нетрудно, но для этого опять приходилось жертвовать капиталом, а для человека, едва сводившего концы с концами и имевшего лишь пятьсот фунтов годового дохода, это было весьма обременительно. Нужно было откинуть всякие сомнения и начать наконец чем-то заниматься. Если бы не Нид, он решился бы попытать счастья в Австралии или Новой Зеландии, но он не мог отказаться от надежды жениться на этой прекрасной девушке. Он имел причины полагать, что ни она, ни ее мать ему не откажут. Но что же ему делать с финансами? Если бы он по окончании университета выбрал какую-нибудь профессию, то теперь наверняка располагал бы таким доходом, который позволил бы ему обзавестись семьей. Он же поступил весьма опрометчиво, но поздно было рвать на себе волосы; вопрос состоял в том, за что приняться. В двадцать восемь лет еще можно сделать карьеру.

Морант нервно курил и усиленно думал, однако проблема не близилась к разрешению.

– Черт возьми! – воскликнул он. – В Кембридже Фил Сомс говорил мне, что человек с приличными способностями и воспитанием всегда найдет, как заработать себе на жизнь, если он энергичен. И помешать ему в этом может только недостаток решимости. Мне просто необходимо занятие, но я не знаю какое, знаю только, что оно должно дать мне средства к существованию. Интересно, где теперь Фил! Хорошо ему было рассуждать о таких вещах – он не знал моих забот. Съезжу-ка я к миссис Фоксборо, она умная и практичная женщина.

В Тэптен-коттедже он нашел только одну Нид.

– Маменьки нет дома, – сказала Нид, встречая Моранта с улыбкой, – так что вам пока придется довольствоваться мной.

– Это меня очень радует, однако мне необходимо видеть вашу матушку.

– Ничего не может быть проще: вам нужно лишь немного подождать. Я думаю, она скоро вернется. Но тогда вам предстоит чем-нибудь меня занять.

– Не могу сказать, чтобы я был к этому расположен… Дело в том, что я попал в беду, Нид.

– Мне очень жаль, но как вы думаете, следует ли вам называть меня Нид? – спросила девушка нерешительно.

– Разве это не ваше имя?

– Нет, сэр. При рождении меня назвали Нидией Фоксборо. Но в какую же беду вы угодили?

– Не то чтобы что-то непоправимое… Просто я истратил больше денег, чем следовало, и теперь мне придется искать работу.

– В этом нет большой беды, – возразила девушка, привыкшая к тому, что все женщины и мужчины, известные ей, зарабатывали на хлеб своим трудом; она и сама собиралась заняться тем же через год или два.

– Конечно, нет, но я не знаю, за какое дело мне приняться. У меня был друг, который утверждал, что любой человек с самыми обычными способностями и образованием всегда заработает себе на хлеб, если он действительно того хочет.

– Не посчитаете ли вы меня слишком самоуверенной, если я дам вам один совет? – робко спросила Нид.

– Ничуть.

– На вашем месте я посоветовалась бы с этим другом.

– Какая же вы умница! Послушайте, Нид, я сделаю так, как вы сказали, а вы сохраните это в тайне. О, я мечтаю быть обязанным этим первым успехом в жизни именно вам, моя дорогая!

– Мистер Морант!

– Простите… Жаль, что я еще не имею права называть вас таким образом, но когда-нибудь надеюсь добиться этого права. Спросите вашу матушку, могу ли я прийти к вам в ложу в пятницу. Теперь я не стану дожидаться миссис Фоксборо, ведь я нашел столь мудрого советчика.

– Приходите в пятницу обедать, и проводите нас в театр.

– Благодарю, это будет чудесно. Прощайте, дорогая! – воскликнул Герберт, пожимая один пальчик Нид, который она ему, смутившись, протянула.

Если молодые люди еще и не сказали друг другу «да», то заключили безмолвное соглашение.

VII. Ссора в Дайке

– Все это очень хорошо, Джон, но ты не должен держать свою жену в полнейшем неведении насчет своих дел, – разразилась негодованием миссис Фосдайк, когда вечером вернулся ее муж; супруги сидели в гостиной вдвоем, так как мисс Хайд, сославшись на сильную головную боль, ушла спать. – Ты уезжаешь, и я вечно не знаю куда. Ты даже не сообщаешь мне, когда вернешься!

– Мери, тебе прекрасно известно, что я никогда не говорю о делах ни с тобой, ни с кем-либо другим.

– Но этими делами ты обязан мне! Ты устроил их на мои средства!

– Ты собираешься напоминать мне об этом всю оставшуюся жизнь? Послушай, что я тебе скажу. Я никогда не намеревался посвящать тебя в свои дела. Я не раз объяснял тебе это. Прежде тебя все устраивало, и у нас были прекрасные отношения. Теперь этот старый сплетник Тотердель наговорил тебе бог знает чего, и ты вздумала подозревать меня. Этот глупый старикашка зашел ко мне в контору в мое отсутствие и вздумал расспрашивать клерков о моих делах. Неужели ты думаешь, что я закрою на это глаза? Разумеется, мои клерки ничего ему не сказали, но, как только он явится сюда, я попрошу его уйти, а если он не поймет, я спущу его с лестницы.

– Джон, он же мой крестный! Как ты смеешь такое говорить? К тому же он старик! Весь Бомборо осудит тебя.

– Тотердель так всем надоел своим любопытством и болтовней, что в городе, вероятно, удивляются моему терпению. Но ты права: он старик и с ним нельзя так поступать. Однако я не хочу, чтобы он впредь бывал в Дайке, и чем скорее ты заставишь его это понять, тем лучше. Если ты этого не сделаешь, это сделаю я, и тогда выйдет несколько грубее.

– Не позволю! – вскрикнула миссис Фосдайк, притопнув ногой. – Не пускать моих родственников в мой же собственный дом! Если ты забыл, то я напомню: он куплен на мои деньги!

– Я не хочу беседовать со взбешенной женщиной.

– Да я в жизни не была спокойнее! – взвизгнула миссис Фосдайк. – Если уж кто и вышел из себя, так это ты, Джон! Вышвыривать моего родственника из Дайка!

– Он тебе не родственник – это первое, и я сказал, что не собираюсь его ниоткуда вышвыривать.

– Что ж, мистер Фосдайк, тогда я попрошу у вас объяснений насчет мисс Хайд.

– Я уже говорил тебе, что объяснять здесь нечего. Бесси может оставить нас, если ты так пожелаешь, и непременно оставит, если, по наущению дурака Тотерделя, ты будешь ей докучать.

– У меня ничего такого и в мыслях не было. Это ты доставляешь мне неприятности, потому что вечно что-то скрываешь и придираешься к моим родным.

– Тотердель тебе не родня.

– Может быть, формально это и так, но я думала, что существуют какие-то нравственные принципы, которыми мы должны руководствоваться.

– Было бы очень хорошо, Мери, если бы ты руководствовалась здравым смыслом, – сердито возразил Джон Фосдайк.

– Ты, наверно, думаешь, что я так же глупа, как мой бедный крестный, но я не идиотка, Джон, – горячилась миссис Фосдайк, бледнея от гнева. – Еще раз тебя спрашиваю, кто такая мисс Хайд?

– Спроси об этом у нее самой.

– Неужели ты думаешь, что я не спрашивала? Она не хочет говорить со мной об этом. Бесси сказала только то, что ее отец умер, а мать жива. Я не сомневаюсь, что ты можешь кое-что поведать о ее матери.

– Сейчас же ступай спать, – холодно произнес мистер Фосдайк. – Ты понятия не имеешь, о чем болтаешь, а если когда-нибудь и узнаешь, то тем хуже для тебя. Ступай спать, говорю тебе, и прикуси свой язык.

На несколько секунд миссис Фосдайк оторопела от грозного тона супруга, но потом оправилась:

– Похоже, тебе все о ней известно. Что ж, в таком случае я отказываюсь держать у себя дома особу, чье прошлое окутано такой таинственностью.

– Это не твой дом! – закричал Джон Фосдайк, совершенно выйдя из себя. – И это мне решать, кому в нем жить, а кому – нет. И еще, кажется, я начинаю понимать, как мужчина может забыться до того, чтобы поднять руку на женщину!

Миссис Фосдайк была не робкого десятка, но эта тирада заставила ее поспешно удалиться. Хотя Джон и одержал победу на сей раз, он знал, что это ни к чему не приведет. Его жена легко могла сделать пребывание Бесси в Дайке невыносимым, и не только своими притеснениями: она могла пустить слух, что он покровительствует Бесси и что она живет у них по его приказанию. Что же тогда будет с репутацией бедной девушки? Все станут ее избегать, а миссис Фосдайк прослывет мученицей… И городской секретарь в этот миг проклял свою супругу.

А между тем она была женщиной весьма добродетельной и вовсе не капризной, но Тотердель… Он внушил миссис Фосдайк, что Бесси Хайд – незаконнорожденная дочь Джона и он покровительствует ее матери.

Когда Фосдайк приехал, Бесси показалась ему очень грустной. Она сослалась на головную боль и рано ушла спать. Джон Фосдайк из этого заключил, что его жена начала досаждать девушке, но оказался несправедлив к миссис Фосдайк: Бесси не на что было пожаловаться, кроме бесконечных расспросов о ее происхождении. Хозяйка Дайка приберегла весь свой гнев для мужа.

У Бесси Хайд и без того хватало поводов для расстройства. Девушка дала Филиппу Сомсу ответ на вопрос, заданный ей на крикетном поле, и теперь жалела об этом. Она сказала Филиппу, что не может быть его женой, не открыв своей тайны, – а на это она не решится.

«Послушайте, моя дорогая, – упорствовал тогда Филипп, – я не верю, что вы могли сделать нечто дурное. Просто скажите мне, что вы не запятнали своей репутации и что никто не имеет оснований презирать вас, и я больше не стану ни о чем спрашивать. Оставьте при себе эту тайну, которая кажется вам такой страшной, и поверьте, придет время, когда мы с вами посмеемся над ней».

Но Бесси лишь печально склонила голову и отказалась дать такое заверение Филиппу Сомсу. Тогда он обнял ее, торжественно поцеловал в лоб и понуро удалился. Бесси же пошла в свою комнату и, расплакавшись, все спрашивала себя, могла ли она чувствовать себя несчастнее, если бы открыла своему обожателю ужасную тайну. Он, может быть, не решился бы жениться на ней, но по крайней мере пожалел бы ее. Она хотела посоветоваться обо всем с Фосдайком, но его не было в Дайке в те злополучные три дня. Теперь уже поздно. Как пущенная стрела, сказанное слово не вернешь назад: Бесси отказала Филиппу Сомсу, и он подарил ей прощальный поцелуй. Девушка полагала, что теперь она должна оставить Дайк. Мисс Хайд была не в силах видеться с Филиппом, особенно теперь, когда он знал, что в ее жизни произошло нечто постыдное.

Пока Фосдайк в гостиной выяснял отношения с женой, Бесси в тишине своей комнаты решала, что ей делать. Девушка собиралась рассказать мистеру Фосдайку обо всем, что произошло между ней и Филиппом Сомсом, покинуть ставший родным Дайк и найти другое место, так как к тетке она и не думала возвращаться. Благодаря щедрости Фосдайка у нее были деньги, на которые она смогла бы прожить несколько месяцев, до тех пор пока не найдет себе какого-нибудь занятия.

Городской секретарь не меньше Бесси желал поговорить с ней наедине, и после завтрака на следующее утро, не обращая внимания на дурное настроение жены, невозмутимо произнес:

– Бесси, пойдемте в сад, мне нужно кое-что сказать вам.

– А мне вам, мистер Фосдайк, – ответила она робко.

– Кому же из нас начать? – спросил Фосдайк, когда они дошли до розария и сели на скамейку.

– Я прежде выслушаю вас, – предложила мисс Хайд.

– Очень хорошо, я буду краток. Поверьте, я искренне сожалею, что должен вам это сказать, но мне ничего больше не остается. Мне кажется, Бесси, вам надо оставить Дайк: этот старый дурак Тотердель так настроил миссис Фосдайк, что вы не сможете здесь больше оставаться. Она не досаждала вам?

– Нет, миссис Фосдайк лишь проявляла любопытство относительно моей прошлой жизни, – ответила Бесси, склонив голову, – но по-прежнему оставалась добра ко мне.

– Так что же вы хотели мне сказать? – спросил Джон Фосдайк.

– То же, что и вы: я желаю оставить Дайк. Вы знаете обо мне все, мистер Фосдайк, – продолжала девушка, и краска бросилась ей в лицо, – вы были так добры ко мне, что я не могу не сказать вам: во время вашего отсутствия мистер Сомс сделал мне предложение.

– Милая моя, как я рад! Это же просто прекрасно! Он сможет хорошо вас обеспечить, к тому же во всем Бомборо не найти другого такого же славного парня. Вы можете гордиться, что заслужили его любовь.

– Но… но вы знаете, что я не могла согласиться, – ответила Бесси, и слезы заблестели у нее на глазах.

– Боже мой! Неужели вы отказали лучшему жениху во всем городе?

– Как же я могла поступить иначе? У меня не хватило мужества поведать ему мою печальную историю… Вы ведь знаете, мистер Фосдайк, я не могла этого сделать.

– Я не совсем понимаю почему. Происхождением вас попрекала злая пуританка – ваша тетка. Я посоветовал вам молчать, потому что иначе вы не получили бы места. Теперь отвечайте мне, что вы сказали Филиппу Сомсу? Вы думаете, что его любовь искренна?

– Я поведала ему, – ответила Бесси, – о своем настоящем положении здесь, в Дайке, сказала, что я вам не родственница, не приемная дочь, как думают в Бомборо, а просто компаньонка миссис Фосдайк.

– И что же он?

– Филипп заявил, что ему это безразлично, что он готов жениться на мне. Тогда мне пришлось уверить его, что это невозможно.

– В этом я не соглашусь с вами, милая Бесси. Если Филипп Сомс вам нравится, так почему же не выйти за него? Я не думаю, что ваше прошлое может что-то для него изменить. Вы совершенно правы в том, что он должен узнать вашу историю, и если он повторит свое предложение, то ваша судьба будет устроена. А открыть тайну Сомсу – уже мое дело.

– Мне, право, все это надоело! – воскликнула вдруг миссис Фосдайк, подкравшись по мягкой траве вместе с мистером Тотерделем; она уловила лишь последние слова супруга. – Если у мисс Хайд есть тайна, то я немедленно хочу ее знать. Я полагаю, что гораздо приличнее доверить эту тайну мне, чем мистеру Сомсу.

На лице мистера Тотерделя появилось живейшее любопытство, и он злорадно произнес:

– Давно пора вывести мисс Хайд на чистую воду.

Джон Фосдайк встал со своего места и, обращаясь к старику, с выражением крайней досады на лице проговорил:

– Кто такая мисс Хайд, вам должно быть решительно все равно, так как я надеюсь, что с этой минуты ваша нога не переступит порог моего дома. Мое терпение лопнуло. Ваш злой язык и ненасытное любопытство наделали уже достаточно неприятностей в Бомборо. Вы вторгаетесь в мои дела, а я не потерплю этого ни от кого. Уходите, и чтобы я не видел вас больше в Дайке!

– Хорошо, сэр, я уйду и не вернусь к вам, – ответил с достоинством Тотердель, – но если вы думаете, Джон Фосдайк, что ваш гнев прекратит толки, то вы заблуждаетесь. Уверяю вас, весь Бомборо жаждет знать, кто такая мисс Хайд! – И, закончив эту тираду, старик ушел.

– А тебе, Мери, нечего больше волноваться о секретах и тайнах, – сурово продолжил Джон Фосдайк. – Бесси оставит нас через неделю, мы только что так решили.

Сказав это, Фосдайк повернулся и пошел к дому. Вместо того чтобы вылить весь свой гнев на мисс Хайд, как можно было ожидать, миссис Фосдайк села на скамейку и расплакалась от огорчения, что Бесси уедет от нее. Она даже решилась признаться, что если бы не ее крестный, то ей и в голову бы не пришло, что у Бесси есть какая-то тайна.

VIII. «Как вы любите докучать, Герберт…»

Когда миссис Фоксборо узнала от дочери о посещении Герберта Моранта, она приняла серьезный вид. Нид опустила некоторые подробности его визита, но матери все было прекрасно известно. По воодушевлению девушки она догадалась, что между Нид и Морантом состоялось объяснение в любви, и теперь миссис Фоксборо задавалась вопросом, благоразумно ли с ее стороны поощрять эти отношения. Она не желала, чтобы Нид выступала на сцене. Мать хотела видеть в женихах дочери человека с достатком. В ее мечтах Нид годилась в жены самому знатному аристократу, однако Герберт Морант ей нравился. Кроме того, и Нид была расположена к нему.

Узнав о финансовых затруднениях молодого человека, миссис Фоксборо сильно удивилась. Она никогда не считала его богатым человеком, но теперь оказывалось, что если Нид выйдет за него, то ей придется вложить немалую долю трудов в супружеский доход. Миссис Фоксборо знала много брачных союзов такого рода, когда жена зарабатывала деньги, а муж их проживал. Мать ничего не сказала дочери, но сильно пожалела о том, что позволила Моранту так часто бывать в их доме. Мистер Фоксборо опять умчался в провинцию, но, если бы он и был рядом, миссис Фоксборо вряд ли сочла бы нужным советоваться с ним об этом.

Она позволила Нид послать Моранту записку и пригласить его в пятницу на обед, но сама продолжала ломать голову над тем, как бы ей отдалить молодого человека от дочери. Миссис Фоксборо, как всякая аристократка и любящая мать, была озабочена тем, чтобы выгодно пристроить свое сокровище.

Между тем Герберт Морант, пребывая в восторге от идеи Нид, отправил Филиппу Сомсу письмо и вскоре получил такой ответ от старого друга:

«Я не только остаюсь при своем прежнем мнении о способности каждого заработать себе на хлеб, но даже могу предоставить тебе такую возможность. Приезжай погостить у меня недельки две, и мы с тобой все обсудим. Я буду очень рад тебе, старина. Место здесь, конечно, довольно унылое, но для тебя все будет ново. Только прошу, не насмехайся над нашим солодом. Этим ты нанесешь оскорбление нашему фамильному гербу, и тебя, пожалуй, опустят за это в заторный чан[7]7
  Заторный чан – чан, в котором происходит брожение зерна.


[Закрыть]. Еще раз скажу тебе, Герберт, приезжай; если ты остался хотя бы наполовину таким же, каким был в Кембридже, то я помогу тебе добиться многого.

Твой преданный друг, Фил Сомс.

Маллингтон-хауз, Бомборо».

Моранта восхитило это письмо. Пустая светская жизнь давно ему надоела. Любовь придавала ему сил, чтобы покончить с прежними привычками.

Герберт, конечно, надеялся побыть с Нид наедине в день, назначенный для обеда, но тщетно. Миссис Фоксборо была в гостиной одна, когда он вошел. Она приняла его радушно, сказала, что обед скоро будет готов, и пригласила сесть.

– Я пришел проститься с вами, миссис Фоксборо, – сказал Герберт, – я еду в провинцию.

– Верно, на охоту? – поинтересовалась хозяйка дома. – Я не особенно разбираюсь в таких вещах, но, кажется, в этом месяце стреляют куропаток.

– Я еду не за развлечениями, – проговорил молодой человек несколько высокопарно: ему казалось, что зарабатывать своим трудом – это великий подвиг, – я хочу обсудить свою будущую карьеру с одним старым другом.

– Искренне желаю вам успеха, мистер Морант. Мне кажется, что вы прекрасно сумеете исполнить все, за что ни возьметесь. Жаль, конечно, что это стало для вас вынужденной мерой, но я думаю все к лучшему. Потеря денег – дело всегда неприятное, однако…

– Нет, миссис Фоксборо, я не потерял деньги, а сам их растратил. Вы видите перед собой раскаявшегося грешника, воодушевленного самыми добродетельными намерениями.

– Дайте мне поскорее взглянуть на него! – вскрикнула Нид, входя в комнату. – Пока эти добродетельные намерения не улетучились.

– Нид, душа моя! – с упреком сказала мать.

– Ваш совет принят, миссис Фоксборо. Я теперь буду вставать в половине девятого и рано ложиться – словом, сделаюсь настоящим тружеником.

– А что же это будет за дело и где? – спросила Нид, когда садились за стол.

– Еще не знаю, но вставать придется определенно рано. Я уже принял меры: сегодня все утро выбирал будильник. Я никогда еще не спал с этим орудием пытки.

По окончании обеда миссис Фоксборо послала дочь переодеться и велела принести ей плащ, чтобы ехать в театр.

Как только Нид вышла из комнаты, гостеприимная хозяйка со своей обычной прямотой тотчас приступила к делу.

– Вы покидаете нас, мистер Морант, – начала она, – и никто сильнее меня не желает вам успеха. Но, когда вы вернетесь, я должна буду просить вас бывать у нас пореже. Вероятно, ненамеренно, но вы уделяете моей дочери слишком много внимания. Она еще совсем юна и не знает света: пребывая в романтических мечтаниях, Нид принимает вашу добродушную вежливость за чувство более нежное.

– Я оказываю внимание вашей дочери, миссис Фоксборо, – возразил Герберт, – с решительным намерением получить ее руку. Если я до сих пор не сказал вам ничего, то только потому, что не знал, смогу ли я добиться расположения Нид.

– Мы не будем рассуждать об этом, мистер Морант. По вашему собственному признанию, вы не можете сейчас жениться, и было бы недобросовестно с вашей стороны связывать обещанием молоденькую девушку. Вы оба можете ждать. Добейтесь успеха в вашем новом деле, докажите мне, что вы можете содержать жену, и, если Нид решится, я не стану чинить вам препятствий. Теперь, мистер Морант, мы с вами все прояснили, и вот вам моя рука.

Пролепетав слова благодарности, Герберт пожал руку хозяйке дома. Почти сразу вслед за этим в дверях появилась Нид, готовая к поездке.

– О чем вы совещались с маменькой? – спросила у Герберта Нид, когда они сидели в ложе во время антракта.

– Вы и вправду желаете знать? Она давала мне позволение жениться, но лишь когда я приобрету достаточно средств, чтобы содержать жену.

Девушка покраснела и начала осматривать залу в свой бинокль, будто отыскивая кого-то.

– Затруднение состоит не в этом… Как бы получить согласие другой особы, – продолжал Герберт. – Я могу надеяться, Нид?

– Откуда мне знать? – не поворачивая головы, небрежно произнесла девушка.

Нид прекрасно знала, о ком он говорит. Она уже считала себя помолвленной с ним, но очень разволновалась, когда услышала прямое предложение. Надо помнить, что она была очень молода.

– Кому же знать? Не стану же я спрашивать вашу мать об этом, Нид. Так есть у меня надежда?

Ответа не последовало, мисс Фоксборо лишь с еще большим вниманием всматривалась в ложи.

– Вы не скоро увидите меня, моя дорогая. Скажите по крайней мере, что вы будете рады новой встрече…

Вдруг Нид опустила бинокль, вложила свою руку в руку Моранта и прошептала:

– Как вы любите докучать, Герберт…

Это нельзя было считать однозначным ответом на вопрос, но Морант все понял и просиял.