Текст книги "Фотографическая карточка"

XXX. Сватовство Кодемора

Как ни упорствовал Кодемор в своем намерении жениться на Нид, он видел, что это ни к чему не ведет. Он рассчитывал, что с исчезновением Фоксборо его жена, боясь потерять «Сирингу», окажется у его ног и совершенно подчинится его воле, а рука Нид станет наградой за его помощь. Но миссис Фоксборо оставалась безразличной к возможной потере «Сиринги», а с Нид Кодемору трудно было увидеться. Еще одно обстоятельство тревожило ростовщика: зачем его клерк Тим поднимался наверх? Он никогда не ходил за ним туда – почему же пошел теперь? Служащие всегда знали, дома он или нет, а если сомневались, то искали его в гостиной на первом этаже. Кодемор никак не мог допустить, чтобы кто-то вмешивался в его дела, и быстро смекнул, что может обойтись и без Тима. Ростовщик пригласил клерка в свой кабинет и благодушно заметил:

– Вы очень смышленый и хороший молодой человек, Тим, но вы забыли, что служащий должен заниматься только своим делом. Я взял вас младшим клерком и щедро платил вам – пятнадцать шиллингов в неделю, – и ваши обязанности ограничивались только тем, чтобы принимать посетителей и узнавать у меня, желаю ли я их принять.

– Как же я мог узнать, на месте ли вы, если бы не пошел спросить?

– Это верно, но вы не были обязаны искать меня под кроватью, в ванне или, к примеру, чистить мое платье или сапоги. С вашей стороны был очень любезно взять на себя обязанности не только клерка, но и камердинера, но, видите ли, я предпочитаю, чтобы мои служащие исполняли только то, за что я им плачу. Так что, мой юный друг, вот вам жалованье за неделю, а ваши бесценные услуги мне больше не нужны.

– Стало быть, мне уже не надо завтра приходить? – сердито спросил Тим.

– Именно так. Я не прочь дать вам рекомендацию и подтвердить, что вы умны и усердны, даже чересчур. В следующий раз, мой милый, занимайтесь только своим делом.

Тим не сказал ни слова, но деньги взял и, спокойно поклонившись хозяину, вернулся в контору. Это привело ростовщика в еще большее недоумение. Он ожидал, что юноша будет просить оставить его, но Тим ничего этого не сделал, а безропотно покорился решению хозяина. Вряд ли его увещевания могли бы изменить мнение Кодемора, но все-таки ростовщик ожидал этого, и поведение слуги дало его подозрительному уму пищу для размышлений. Кодемор занимался разными делами – они не являлись незаконными, но их вполне можно было назвать «темными». Ростовщик не имел привычки доверять своим клеркам, а тем более таким мальчишкам, как Тим. Кодемор не мог припомнить ни одного важного обстоятельства, которое было бы известно Тиму, но его все же беспокоило то, как легко клерк примирился с увольнением. Странным ростовщику казалось и еще кое-что: таинственный господин, не назвавший своего имени, больше не приходил.

С такими мыслями Кодемор схватил шляпу и отправился в Тэптен-коттедж. Он так решительно потребовал немедленного свидания с миссис Фоксборо, что девушка, отворившая дверь, тотчас провела его в гостиную. Нид, сидевшая в большом кресле перед камином с романом в руках, не успела убежать.

– Мисс Фоксборо! – обрадовался Кодемор. – Вот неожиданное удовольствие! – И он подошел взять руку девушки, хотя она не протягивала ее.

Нид вскочила с места и церемонно поклонилась гостю, но Кодемор был наглым развратником, к тому же, сходил с ума по этой девушке, так что ее холодность его нисколько не обескуражила.

– Элен, доложите маменьке, что мистер Кодемор здесь, – сказала Нид.

– Сию минуту, мисс! – ответила служанка, догадавшись по тону своей госпожи, что ей не следовало пускать этого гостя без доклада.

– Пожалуйста, передайте миссис Фоксборо, что ей не к чему торопиться, мое время к ее услугам, – смело сказал Кодемор, когда Элен выходила из комнаты.

Нид очень рассердилась, но все-таки Кодемор был гостем, и с ним пристало обходиться вежливо. Она пригласила его присесть.

– Если бы вы знали, мисс Фоксборо, как я ждал этого случая!

– Я уверена, что мама придет очень скоро, – ответила Нид, умышленно придав другой смысл его словам.

– О, я желаю побеседовать с вами, а не с вашей матерью, – ответил Кодемор. – Женщины не слепы, и мне нет никакой надобности говорить о том, как страстно я люблю вас.

– Вы ожидали, что я стану слушать такие признания при теперешних обстоятельствах? – возмутилась Нид. – Вы, кажется, забываете, сэр, какое горе постигло нас, какая беда пришла в наш дом.

– Я говорю об этом, Нидия, потому что вам может грозить еще большее несчастье. Вы можете лишиться «Сиринги», если не послушаетесь моего совета.

– Значит, – вскрикнула Нид, и щеки ее запылали, а глаза засверкали, – вы хотите, чтобы моя рука стала наградой за вашу помощь?

– А знаете, вы ведь чертовски хороши! – дерзко заметил Кодемор. – И никогда не были прелестнее, чем в эту минуту!

– Я ухожу, не хочу слушать ваши дерзости! – воскликнула Нид. – Будь жив мой отец, вы никогда не посмели бы говорить со мной так; но и теперь вы еще можете раскаяться в этом!

– Я не знал о смерти вашего отца, – грубо ответил Кодемор, встав между Нид и дверью, – а если вы грозите мне мщением вашего рыжего обожателя, то я его не очень-то боюсь.

– Он джентльмен, сэр, а вы нет, – с яростью произнесла Нид, – и будь он в этой комнате, он сию минуту вышвырнул бы вас вон.

– Ну, это еще неизвестно! – хмыкнул Кодемор. – Выслушайте меня, Нидия! Герберт Морант – человек погибший. Денег у него нет и не будет; есть люди, не способные разбогатеть, так вот он из таких. Выходите за меня, и у вас будут бриллианты, экипаж – все, что радует женскую душу.

– Ступайте на рынок, мистер Кодемор, – ответила Нид с презрением, – и купите себе таких женщин, о которых вы говорите, но никогда не смейте оскорблять меня тем, что вы называете вашей любовью. Вы даже не понимаете значения этого слова.

– Я понимаю его, но по-своему, – засмеялся ростовщик. – Не выставляйте себя на посмешище, дитя мое. Неужели вы думаете, что сентиментальный идеал вашей страсти переживет штопанье чулок и приготовление котлет для этого рыжего теленка? Я предлагаю вам хороший дом, французского повара и уплату по счетам модистки без всяких пререканий. Что вы в нем такого находите, что бы могло все это перевесить?

Нид выпрямилась и с гордостью за своего возлюбленного проговорила:

– Я повторю, сэр: он – джентльмен, а вы никогда им не будете. Он любит женщину, а вы хотите купить ее. Меня никто никогда так не оскорблял. Позвольте мне пройти!

– Прежде вы должны поцеловать меня, моя красавица! – заявил ростовщик, грубую натуру которого только распалили эти слова.

Он схватил девушку и раза три или четыре страстно поцеловал в обе щеки.

– Маменька, на помощь! Где же вы? – пронзительно закричала Нид.

Дверь отворилась, и вошла миссис Фоксборо.

– Как вы посмели, мистер Кодемор? – воскликнула она, вспыхнув при виде Нид, вырывавшейся из объятий злодея.

– Прошу меня простить, – ответил ростовщик, – моя страсть вышла за рамки приличий. Я извиняюсь перед вами, извиняюсь перед мисс Фоксборо, хотя ее прелестное личико сведет с ума любого. Меня оправдывает то, что я предлагал ей свою руку и роскошный дом.

– Что было с негодованием отвергнуто! – закричала Нид сквозь слезы. – Я скорее согласна мести пол, чем стать его женой!

– Милая, я старался прельстить вас обещаниями, но ничего не вышло. Что ж, попробуем иначе. Выходите за меня, или ваша мать лишится «Сиринги».

– И пусть! – ответила миссис Фоксборо. – Я даже жалеть не буду. Попрошу вас сейчас же оставить этот дом и никогда не переступать его порога.

– Хорошо! – ответил ростовщик, сотрясаясь от гнева. – Вы выгоняете из дома единственного человека, который мог обелить репутацию вашего мужа. Вы теперь ставите ее высоко, но, может быть, скоро перемените ваше мнение.

– Я не сомневаюсь в том, что никогда больше не увижу своего бедного мужа, – гордо ответила миссис Фоксборо. – А вы не можете ожидать, чтобы его жена и дочь спокойно слушали, как оскорбляют его память. Своей грубостью и дерзостью вы до смерти перепугали бедного ребенка, – продолжала миссис Фоксборо, прижав к себе взволнованную Нид. – Убирайтесь сию минуту, или я пошлю за полицией, и знайте, что я не желаю больше управлять «Сирингой», если из-за этого вынуждена встречаться с вами.

– Я избавлю вас от необходимости звать полицию, – грубо ответил Кодемор, – у нее и без того было достаточно хлопот, когда приходилось караулить ваш дом. Поверьте мне, вы скоро пожалеете, что отвергли мое предложение.

Миссис Фоксборо молча указала ему на дверь, и Кодемор, деланно раскланявшись, ушел. Нид вытерла лицо платком и проговорила сквозь слезы:

– Я пойду умоюсь, его противные поцелуи будто пятно на моем лице… Они оскорбляют Герберта…

– Пойди умойся и приляг, милая. Тебя слишком потрясла эта сцена. Только, дорогая, на твоем месте я бы не упоминала о случившемся в письмах Герберту. Ему будет неприятно узнать об этом. Я позабочусь о том, чтобы впредь тебя никто не оскорблял. Положись на свою мать.

– Разве я не полагалась на нее до сих пор? Разве она когда-нибудь предавала меня? – воскликнула Нид, обнимая мать.

– Черт побери, – бормотал между тем Кодемор, – как я все испортил! Она была такой хорошенькой сегодня и так выводила меня из себя, что мне хотелось усмирить ее. Притом кто бы мог подумать, что эта дурочка так переполошится из-за поцелуя? Насколько я знаю женщин, они из-за этого шума не поднимают.

Ростовщик набрался опыта в таком кругу, где смелый, наглый, а особенно богатый любовник не имеет цены.

XXXI. Верный след

Практичные люди быстро принимают решения и так же быстро претворяют их в жизнь.

«Прежде всего, – рассуждал Сайлас Ашер, – я должен увидеть мисс Лайткомб. Чтобы узнать, где она выступает, мне понадобится театральная газета, потом я отдам кое-какие распоряжения в Скотленд-Ярде и отправлюсь в путь».

Приехав в Лондон и купив на станции номер «Эры» – лучшей театральной газеты, – сыщик выяснил, что мисс Лайткомб играет в Плимуте.

– Неприятно! – пробормотал сержант. – Но я уже привык к тому, что важные свидетели вечно прячутся в самых отдаленных уголках. Когда эта актриса оказалась мне не нужна в первый раз, она играла в Маргете, а теперь очутилась на другом конце Англии. Ничего не поделаешь, завтра придется поехать в Плимут.

Прибыв в город, Сайлас Ашер сначала, конечно, отправился в театр – узнать адрес мисс Лайткомб. Но тут он опять наткнулся на препятствие. Сержант не застал актрису дома: она уехала на пикник и должна была вернуться только к вечернему выступлению. Сыщик остался недоволен поведением свидетельницы, предающейся веселью в такой важный момент, но вспомнил, однако, о том, что и ему пора поддержать свою слабую человеческую натуру и поесть. Как индеец на войне, Сайлас Ашер мог обходиться без пищи и воды, если того требовала необходимость, но, как старый воин, он понимал, как важно поддержать свои силы, и не пренебрегал этим, особенно когда время позволяло. Сыщик намеревался отбыть в Лондон с последним поездом, но, не поговорив с мисс Лайткомб, он, конечно, никуда не поехал бы. Актриса вернулась так поздно, что едва успела переодеться к своему выступлению. Получив карточку Сайласа Ашера, она попросила передать, что сможет увидеться с ним только после представления, так что сыщику пришлось задержаться в театре и подвергнуть критике игру мисс Лайткомб в «Кавказской невесте». Как только занавес опустился, мистер Ашер поспешил отправиться за кулисы.

– Не могу сказать, что я рада видеть вас, – честно призналась актриса, когда сыщик вошел в гримерную. – Вы пугаете меня! Я, право, ничего не знаю о бенберийском убийстве.

– Не пугайтесь, мисс Лайткомб. Никто и не думает, что вы что-то знаете или что-то недоговариваете.

– Я уже говорила, что не могу припомнить всех, кто беседовал со мной в тот вечер. Многие тогда желали осыпать меня комплиментами… – заметила мисс Лайткомб без ложной скромности.

Актриса устала и от поездки, и от игры. Ей не терпелось поскорее поужинать и лечь спать, и, уж конечно, она не имела ни малейшего желания подвергаться допросу сыщика.

– Не волнуйтесь, мисс Лайткомб, – сказал Сайлас Ашер, догадавшись, в чем дело. – Я не задержу вас надолго. Уделите мне всего пару минут. Знаете ли вы, кто запечатлен на этой фотографии? – спросил он, показав актрисе карточку Джона Фосдайка.

– Нет, – ответила та.

– Я так и думал. А знаете ли вы мистера Кодемора?

– Знаю. Что ж с того?

– Не беседовали ли вы с ним за кулисами в день открытия бомборского театра?

– Да, было дело, – ответила актриса после минутного размышления, – я помню, что удивилась, увидев его там.

– Что ж, не стану вас больше задерживать, мисс Лайткомб, только это мне и было нужно. Пока мне больше нечего вам сказать, но если мои предположения верны, то вы узнаете обо всем из газет через три дня. О, если бы вы припомнили это обстоятельство тогда, когда я приезжал к вам в Маргет!

– Мне очень жаль, мистер Ашер, но мне и в голову не приходило, что это настолько важно!

– Конечно, когда вас окружает множество людей, трудно вспомнить, с кем вы говорили и в какой день, а я, к несчастью, не мог тогда помочь вашей памяти.

– Но меня же не вызовут в суд?

– Боюсь, что это случится, но вас не задержат там больше чем на пять минут. Пусть это и не слишком приятно, но так вы приобретете еще большую известность у публики. Если у вас есть друзья среди газетчиков, то это точно принесет вам выгоду. А теперь прошу меня простить и желаю вам спокойной ночи.

С первым утренним поездом вездесущий Ашер прибыл в Лондон. Разумеется, он сразу же отправился в главную квартиру – узнать, как проходит наблюдение за Кодемором, которое установили по его приказанию. Оказалось, что ростовщик и не думает скрываться и что его можно арестовать при первой же попытке к бегству.

– Оставим его в покое на денек-другой. Дело преинтересное, и когда все устроится, я сам надену на него браслетики, – заявил сыщик, – только не выпускайте его из виду.

– Это рискованно, Ашер, – возразил один из его коллег. – Этот хитрый лис с такой кучей денег может ускользнуть в любую минуту. Вам, конечно, лучше знать, оставлять его на свободе или нет, – но помните, если он улизнет, его трудно будет поймать.

– Вы правы, Дикинсон, – ответил Сайлас Ашер, потирая руки, – но на моем месте вы поступили бы так же. Это одна из самых запутанных загадок, какую мне когда-либо приходилось разгадывать. Мне осталось разобраться только с двумя вещами: одна из них здесь, в Лондоне, а другая – в Бомборо. Может быть, это излишне, и все само собой разрешится после поимки важной птицы, но я хочу располагать всеми уликами, прежде чем схвачу виновного.

– Да, это я знаю, – ответил Дикинсон, посмеиваясь, – только смотрите, чтобы не оказалось слишком поздно.

– Не волнуйтесь, этот от нас не убежит! – С таким замечанием Сайлас Ашер отправился обедать в ресторан «Веллингтон».

Сайлас Ашер любил это место. Ресторан был тихий, скромный и располагался поблизости от его квартиры. Это заведение посещали люди степенные: банковские клерки, адвокаты; щеголей и гурманов там сложно было встретить. Сыщик по роду службы не любил выделяться из толпы и притворялся эдаким безликим существом, серой тенью, но все-таки в ресторане «Веллингтон» его знали и уважали.

– Что-нибудь поесть, и поскорее, Уильям, – сказал Сайлас Ашер официанту, направляясь в свой любимый уголок.

– Гороховый суп, треска и баранина, – отчеканил любимый всеми посетителями Уильям.

– Хорошо, и портер, а потом горячий грог, – прибавил сыщик.

– Сию минуту, сэр.

Подав гостю суп и портер, Уильям сказал:

– Вчера и сегодня сюда приходил молодой человек, который очень желает вас видеть, сэр. Не знаю, кто он, должно быть, служащий какой-нибудь конторы, что находится здесь поблизости. Он иногда завтракает у нас холодным мясом и ужасно любит овощи. Добрый малый – никогда не забывает дать мне на чай, хотя денег у него не особенно много.

– Так зачем же вы берете? – сухо спросил сыщик.

– К чему вы спрашиваете, мистер Ашер? Какой официант откажется от чаевых? – проговорил Уильям вполголоса.

– Ступайте за рыбой, – коротко приказал сыщик.

– Сейчас, сэр, сейчас! – И Уильям удалился, но очень скоро вернулся с большим куском трески.

– А вот и тот молодой человек, о котором я вам рассказывал, – заметил официант.

В ресторан вошел Тим и сразу увидел Ашера в пустом зале, потому что тот обедал в неурочное время.

– Мистер Ашер? – спросил Тим, подходя к известному сыщику.

– Точно так, – спокойно ответил сержант.

– Я читал в газетах, что вы ведете дело о бенберийском убийстве.

– Верно.

– Кажется, тому, кто располагает какими-либо сведениями, обещано большое вознаграждение?

– Послушайте, милейший, не стоит заблуждаться на этот счет. Двести фунтов получит тот, кто предоставит такую информацию, которая повлечет за собой поимку Джеймса Фоксборо. Но это обещание было в силе вплоть до сегодняшнего дня, потому что я уже выяснил, где его найти.

– Стало быть, если я и сообщу вам нечто важное, то ничего не получу? – спросил Тим разочарованно.

– Я этого не говорил. Что-то вы получите, но не двести фунтов. Уильям, вам лучше пойти позаботиться о баранине, и не торопитесь ее приносить, – сказал сыщик официанту многозначительным тоном. – Послушайте, молодой человек, – продолжал он, – я знаю, кто вы. Вы клерк мистера Кодемора.

С минуту Тим удивленно смотрел на Сайласа Ашера, но потом проговорил:

– Я был его клерком, но он уволил меня.

– Вот как? За что же?

– Не знаю, может быть, он думал, что я слишком много знаю. Он застал меня на пороге его спальни, куда, не спорю, мне незачем было ходить. Мистер Кодемор заявил, что нанял меня в клерки, а не в лакеи, и рассчитал.

– И правильно сделал, – высказал свое мнение сыщик. – Вы один из тех юных джентльменов, которых отличает излишнее любопытство.

– Если я вам скажу, мистер Ашер, где был мистер Кодемор в день бенберийского убийства, что вы мне за это дадите?

– Ничего. Какое это имеет отношение к делу?

– Стало быть, не стоит и говорить? – спросил Тим.

– Вам лучше знать. Да и почему вам пришло в голову, что поездка мистера Кодемора в Бенбери имеет отношение к убийству в «Веточке хмеля»?

– Вы знаете, что он там был? – воскликнул Тим, и его разинутый рот и полнейшее изумление польстили тщеславию сыщика.

– Разумеется, знаю. Послушайте, молодой человек, я прекрасно могу обойтись и без вас. Однако если вы располагаете какими-то сведениями, то поделитесь ими со мной, а я уж оценю их важность. Может быть, это будет стоить мне пятерки, но я сомневаюсь. Да и не стоит забывать о том, что я могу найти вас в любое время и заставить дать показания.

Тим был поражен. Он понял, что тягаться с сыщиком бесполезно, и тихо проговорил:

– Я знаю только то, сэр, что на чемодане мистера Кодемора был бенберийский ярлык и что он вернулся в Лондон на другое утро после убийства.

– Хорошо, молодой человек, вы получите за это фунт или два. Оставьте здесь ваш адрес и можете идти; я устал. Подайте баранину, Уильям, и принесите горячий грог.

XXXII. Тим

«Теперь остается только спросить Стертона, знаком ли ему этот почерк, – рассуждал Сайлас Ашер, покуривая трубку в своей квартире. – Интересно, узнает ли противный старикашка Тотердель на этой фотографической карточке того, кто сидел рядом с ним в театре? Конечно, нет. Ах, если бы я мог достать фотографическую карточку Кодемора и показать ее Тотерделю! Как бы мне это сделать? Думаю, мой новоиспеченный приятель, мечтающий о двухстах фунтах, будет не прочь заработать на этом дельце фунтов десять, а пока, – продолжал рассуждать Ашер, хихикая от удовольствия, – такой светский человек, как я, непременно должен заказать себе костюм у Стертона».

Фотографическая карточка Кодемора казалась Сайласу Ашеру не очень надежным доказательством. Мисс Лайткомб, Тотерделя, свидетелей из гостиницы и ярлыка на чемодане было вполне достаточно, чтобы не сомневаться в том, что ростовщик и был тем самым человеком, который находился в Бомборо и Бенбери. Но, как мы уже говорили, Сайлас Ашер – профессионал в своем деле – любил передать бумаги в суд в таком виде, чтобы к ним невозможно было придраться.

Прежде всего сыщик послал за Тимом, бывшим клерком Кодемора. Хотя юноша и не получил желанной награды, он все еще лелеял надежду что-нибудь да заработать, так что поспешно являлся на призыв Сайласа Ашера. Конечно, сыщик пригласил его не в свою квартиру, а в ресторан «Веллингтон». Тим пил эль и ел бутерброд с сыром.

– Вы необычайно смышлены для своего возраста, – сказал Ашер. – Соображение насчет чемодана делает вам честь, для нас оно уже не имеет значения, но вы можете этим гордиться. Не исключено, что вы заработаете десятку на этом деле, хотя мы можем обойтись и без вас. Помните, если я поручу кое-что, то вы будете действовать исключительно по моему распоряжению. Кстати, если люди моих приказаний не исполняют, то им приходится вести жизнь добродетельную и весьма осторожную. Я не думаю, что вам придется это по душе. Если вы не лесничий, то браконьер; если вы не присоединитесь к нам, вы пополните ряды преступников.

– Я непременно исполню все, что вы прикажете, мистер Ашер, – кротко ответил Тим.

– Прекрасно, молодой человек, прекрасно! Итак, слушайте. Мистер Кодемор вас прогнал, но мне нужно, чтобы вы достали его фотографическую карточку. Вы сможете это сделать?

– Не знаю, сэр, точно не могу сказать. У него есть альбом в гостиной, но теперь я уже не могу попасть в эту комнату.

– Вы получите десятку, если устроите это, а для молодого человека без места такое предложение довольно выгодно.

Тим поблагодарил сыщика и пообещал, что сделает все возможное.

– Это не так уж и важно, – пробормотал сыщик себе под нос, – но я люблю, чтобы улики были неоспоримы.

Теперь Сайласу Ашеру оставалось только встретиться с портным. Сержант отправился к нему и передал свою карточку. Стертон был дома и пригласил сыщика войти.

– Что я могу для вас сделать, мистер Ашер? – вежливо осведомился портной.

Сайлас Ашер не мог не улыбнуться, когда говорил такие слова:

– Вы знаете, что человеку моей профессии порой необходимо измениться до неузнаваемости… Я попрошу вас сделать из меня щеголя.

Великий мастер кройки и шитья замолк на несколько минут, внимательно разглядывая своего посетителя, но потом ответил отказом:

– Не обижайтесь, мистер Ашер, но в таких случаях откровенность необходима. Я сделаю для вас все, что смогу, но щеголем вам не быть. Прошу вас не сердиться, я, право, всей душой был бы рад помочь вам. Я могу одеть вас, как немного эксцентричного или радикального депутата, но светский господин, мистер Ашер, из вас не выйдет.

Сыщик позволил себе посмеяться над своей маленькой шуточкой, а затем сказал:

– Ну, мистер Стертон, стало быть, это неправда, что люди таковы, какими их делают портные.

– Боже мой, мистер Ашер, – вскрикнул Стертон, не мысливший себя без своего дела, – не всякий материал подойдет для портного – как для скульптора! Из сукна, твида и саржи лорда не получится!

– Совершенно верно. Теперь, мистер Стертон, перейдем к сути. Я полагаю, вы умеете различать почерки?

– Я вас не понимаю, – удивленно ответил Стертон.

– Я хочу сказать, что в вашей профессии вам иногда случается сталкиваться с поделками.

Знаменитый портной в недоумении уставился на сыщика.

– Вам приходится брать чеки от тех, кто забывает свое имя и подписывается чужим? – пояснил сыщик.

– Да, такое, разумеется, бывает, – ответил Стертон. – Но вы знаете, мистер Ашер, это дело не убыточное, а прибыльное; родные всегда заплатят, чтобы избежать огласки, да еще и приплатят.

– Именно, – согласился сыщик, – но вернемся к моему первому вопросу. Узнаете ли вы этот почерк? – И тут мистер Ашер показал письмо, которое чудом не сгорело в «Веточке хмеля».

Бумага была сложена так, что на виду осталась только подпись. Стертону хватило одного взгляда, чтобы узнать ее.

– Да, – сказал он, – я знаю этот почерк, но не намерен говорить вам, чей он.

Сайлас Ашер усмехнулся, а затем произнес:

– Мне и не нужно, чтобы вы мне это говорили, я и сам знаю, чей он, но недели через три вам придется сказать это в суде.

Стертон был ошеломлен не меньше Тима; он знал, что в суде ему придется рассказать правду о своих отношениях с Кодемором. Портной быстро сообразил: чем откровеннее он будет сейчас, тем меньше неприятностей ждет его в будущем и спокойно заявил:

– Это почерк Кодемора. Я не знаю ничего об этом письме, да вы и не дали мне такой возможности, но даже если бы и дали, мне кажется, что это вовсе меня не касается.

– Мне прекрасно известно, мистер Стертон, что это вас не касается, – ответил сыщик, взяв шляпу, – но вам придется засвидетельствовать это в суде. Прощайте, сэр, мне очень прискорбно, что вы не можете одеть меня как модного щеголя.

Мистер Стертон сильно разволновался, когда сыщик ушел. Он был неглуп и понимал положение дел. Портной, услышав о том, что ему предстоит признать в суде почерк Кодемора, живо представил себе, как неприятны будут вопросы адвокатов. Всем станет известно, что он давал деньги взаймы своим клиентам; это, конечно, не представляло большого секрета, однако он не желал, чтобы об этом написали в газетах. Стертон проклинал бенберийское убийство, хотя сначала оно заинтересовало его. Тогда портному не приходило в голову, что он будет замешан в расследование этого преступления.

«С одним дельцем покончено», – думал Ашер, направляясь к ресторану «Веллингтон», где он назначил встречу Тиму.

Молодой человек уже ждал его.

– Достали то, что мне нужно? – спросил его Сайлас Ашер.

– Достал, но каких хлопот мне это стоило! – ответил Тим. – Пришлось ждать, пока он уйдет, а потом искать удобного случая пробраться наверх. Но я достал, мистер Ашер, вот!

– Хорошо, – ответил сыщик, опуская карточку в один карман и вынимая из другого десятифунтовую банкноту, – вот вам и десятка, и помните, мой юный друг, что немногим из нас удавалось заработать столько в первом деле.

– Могли бы дать и побольше, мистер Ашер. Право, вы ведь сами меня надоумили украсть эту карточку. Подстрекательство-то дело наказуемое.

Надо было видеть выражение лица сыщика в этот момент. Он окинул Тима взглядом с головы до ног и сурово сказал:

– Молодой человек, ваша единственная возможность избежать виселицы – это поступить в Скотленд-Ярд. Я вам поручил достать карточку мистера Кодемора, если это возможно, но ни в коем случае не призывал к воровству. Мне следовало бы посадить вас за это под арест – тогда я всегда знал бы, где вас найти, и сберег бы десять фунтов.

Тут Тим начал извиняться и принялся уверять сыщика в том, что доволен вознаграждением, что он всегда к услугам мистера Ашера и будет очень благодарен, если сыщик рекомендует его стажером в полицию.

– Ну, мой милый, – сказал наконец мистер Ашер, – я полагаю, что когда-нибудь из вас выйдет хороший сыщик. Чем скорее вы отбросите самонадеянность и перестанете придумывать от себя, тем лучше. Таких качеств в наших подчиненных мы не допускаем. Придумываем мы, а они исполняют то, что им велят. Тот, кто с этим справляется, непременно поднимется на самый верх… Теперь, мой друг, извините, мне пора.