Текст книги "Тест на ДНК. С чего все начиналось? О наследственности, изменчивости и эволюции"

Как я уже упомянул, качества условия, действующего в различных событиях, должны быть одинаковыми. Без сомнения, если бы мы стали комбинировать величины роста людей, принадлежащих к двум различным расам, мы не можем ожидать, чтобы подобная комбинация выказывала такое же постоянство общих результатов. Соединение двух различных систем отметок должно повести к такой же неясности, как употребление двух различных мишеней при стрельбе из пушки. Но ближайшее рассмотрение отметок должно непременно свидетельствовать о таком смешении, и указанный нами закон должен способствовать к разделению двух или нескольких совмещающихся систем отметок. Таким образом, этот закон может служить весьма достоверным способом поверки относительно того, относятся ли события, для которых выводится средняя величина, к одному и тому же, или к различным разрядам условия.

Я взял гипотетический случай человеческой расы, живущей на острове и свободно заключающей браки в своей среде, потому именно, что мы находим здесь полное обеспечение однородности окружающих условий. Теперь я постараюсь показать, что и обитатели Британских островов представляют достаточно однообразия, чтобы указанный закон мог быть приложен и к ним.

С этою целью, я прежде всего обращу внимание читателя на относящийся сюда пример, помещенный в названном сочинении Кетле. Я говорю об измерениях окружности груди у обширного числа шотландских солдат. Шотландцы никак не могут считаться вполне однородной расой, и условия, которым они подчинены, также весьма различны. Они представляют смесь кельтов, датчан, англосаксов и др. в различных пропорциях; из них голландцы почти чистые кельты. С другой стороны, эти расы, при всем различии своего происхождения, имеют достаточно сходных признаков. В силу этого оказывается, что уклонения от средней величины в данном случае с замечательной точностью совпадают с теоретическими вычислениями. Кетле извлек эти факты из ХIII т. Edinburgh Medical Journal, где приведены такие измерения 5738 солдат, сгруппированные в порядке возрастания этих величин на каждый дюйм. Проф. Кетле сравнивает эти результаты с теми, которые приведены в его таблицах, и, как мы увидим ниже, это сравнение обнаруживает замечательное совпадение между фактом и теорией, поразительное даже для самого неопытного глаза. Для удобства сравнения все измерения и расчеты сведены к тысячным частям.

Другой пример, к которому я обращаюсь теперь, представляет большее разнообразие элементов, из которых были выведены средние величины, – это рост 100 000 французских конскриптов. В населении Франции мы находим такую же разнородность, как и в населении Англии, так как еще сравнительно недавно Франция была разделена на совершенно независимые королевства. В числе различных рас ее мы находим нормандцев, бретонцев, эльзасцев, провансальцев, беарнцев, овернцев – с особыми характеристическими признаками. Тем не менее следующая таблица показывает поразительное совпадение между результатами опыта и результатами вычисления на основании чисто теоретического предположения:

Наибольшее число различий мы встречаем в рядах людей более мелкого роста. К ним относятся те, которые были забракованы как непригодные для военной службы. Кетле смело объясняет эти различия недобросовестностью при выборе рекрутов. Действительно, весьма возможно, что многие подходившие ко второй категории попадали в первую и таким образом избавлялись от военной службы. Но во всяком случае и в этом примере мы видим совершенно достаточное для нашей цели совпадение между фактом и теорией.

Из результатов, полученных от измерения французов и шотландцев, я заключаю, что измерения взрослых мужчин Великобритании также располагались бы в строгом соответствии с законом уклонения от средних величин, хотя население Англии так же разнообразно по своему составу, как и население Шотландии, и Ирландия почти исключительно населена кельтами.

Далее, если это отношение оказывается справедливым для высоты роста, оно должно быть не менее верно и для других физических признаков, напр., для окружности головы, объема мозга, веса серого вещества его, количества его волокон и т. п.; а отсюда ни один физиолог не затруднится сделать еще шаг и признать верность этих заключений и для умственных способностей.

Для моей цели достаточно будет указать, что на основании аналогий мы имеем право предположить у обитателей Британских островов существование некоторого постоянного среднего уровня умственных способностей, отклонение от которого, как в сторону гениальности, так и в сторону идиотизма, должно следовать закону, управляющему уклонением от всякого рода средних величин.

Впрочем, я не ограничиваюсь одной только аналогией. Я подвергал поверке результаты таких экзаменов, в которых конкуренты принадлежали к одному и тому же классу. Я пользовался для этого списками успешных конкурентов при различных испытаниях для занятия общественных должностей с обозначением отметок, полученных каждым кандидатом. Такие списки от времени до времени печатаются в газетах, и читатели, вероятно, имели случай заметить их. Они содержат в себе слишком незначительное количество имен и потому не могут представить такого замечательного совпадения с теорией, какое мы видели в пример шотландских солдат. Каждое из упомянутых испытаний даст нам немногим более 100 имен, тогда как измерения груди были произведены у 5700 шотландцев. В то же время я не находил возможным соединить в одно отметки различных отдельных испытаний; так как различные экзаменаторы, без сомнения, могли пользоваться разнообразными способами оценки достоинства экзаменующихся; поэтому результаты каждого испытания я исследовал отдельно. Я сообщаю здесь вычисление, сделанное по последнему из дошедших до меня списков испытаний, который так же удобен для этой цели, как и всякие другие: это – списки приемного экзамена в Королевскую военную коллегию в Сандхерсте в декабре 1868 г. Сумма отметок у кандидатов по большей части приближается к 3000, и я принимаю эту цифру за выражение средней даровитости кандидатов. Исходя из этой цифры, а также и из того, что ни один кандидат не получил более 6500 баллов, я составил столбец В в прилагаемой таблице, пользуясь при этом числами Кетле. Эта таблица ясно показывает нам, что столбец В совпадает со столбцом А с такой точностью, какая только возможна при столь незначительном количестве экзаменовавшихся лиц.

Симметрия нисходящей ветви нарушается разом обстоятельствами, указанными в конце столбца А. Но во всяком случае мы можем считать несомненным, что, если бы каждый англичанин работал по какому-нибудь предмету и затем подвергался бы испытаниям, в которых употреблялись бы одинаковые знаки для обозначения достоинства экзаменующихся, – эти отметки располагались бы согласно закону уклонения от средних величин с такою же точностью, какую мы видели относительно роста французских конскриптов или окружности груди шотландских солдат.

Число различных степеней даровитости может быть установлено по желанию. Мы можем распределить англичан в большие разряды или более-менее, смотря по тому, что нам покажется удобнее. Я остановлюсь на такой системе классификации, которая легко может быть приведена к сравнению с количествами выдающихся людей, указанными в предыдущей главе. Мы видели, что из миллиона достигают выдающегося положения 250 человек; сообразно с этим в помещенной ниже таблице я расположил разряды таким образом, что два высших разряда F и G, вместе с разрядом X (заключающим в себе все случаи), выше G, не входящие в классификацию, приближаются к этой цифре, а именно составляют 248 человек из миллиона.

Классификация людей по их природным дарованиям
(продолжение)

Я надеюсь, мне не нужно доказывать, что число людей различных разрядов определяется не какими-либо гадательными предположениями. Оно установлено на основании вполне проверенного закона уклонений от средней величины. Действительно, если мы выберем из каждого миллиона одного человека наиболее способного и одного наиболее слабоумного, и остаток, т. е. 999 998 человек, разделим на четырнадцать категорий, причем средняя даровитость каждого разряда будет отделена от такой же даровитости соседних разрядов равными степенями, – тогда в каждой категории, выводя средний уровень из нескольких миллионов, окажется такое количество людей, какое обозначено в таблице. Это применяемо одинаково и к какой-либо специальной, и к общей талантливости. Это должно оказаться верным для всякого испытания, в котором может обнаружиться природная даровитость, будет ли дело касаться живописи, музыки или государственного управления. Отношения между различными разрядами будут тождественными во всех этих случаях, хотя к разрядам нашей классификации будут относиться различные индивидуумы, смотря по характеру и цели испытания.

Более половины каждого миллиона подходит под средние разряды а и А; четыре средние разряда содержат более четырех пятых, а шесть средних – более девятнадцати двадцатых всего населения. Таким образом то обстоятельство, что высокая даровитость бывает редким явлением, а посредственность – крайне частым, оказывается вовсе не случайным, но истекает из необходимости, из самой природы вещей.

Слово «посредственность» в употребляемом мною смысле едва ли может повести к каким-либо недоразумениям. Я имею при этом в виду средний уровень умственной силы, проявляющейся в большей части провинциальных собраний, так как наиболее способные люди отвлекаются оттуда более деятельною жизнью столиц и т. п., а совершенно неспособные не принимают участия в собраниях. Остающийся за такими исключениями состав общества небольших провинциальных местностей является, вследствие того, довольно чистым типом посредственности.

Даровитость разряда с немногим превосходит тот уровень развития, который выказывается, напр., старшиной какого-нибудь обычного состава присяжных. К разряду D относится большинство людей, обыкновенно получающих различного рода премии и награды. Разряд Е стоит одною степенью выше. Затем мы доходим до разряда F, низшего из тех высших разрядов умственной силы, которые по преимуществу рассматриваются в этом сочинении.

Идя по нисходящим ступеням нашей лестницы и дойдя до определенного разряда, мы попадаем уже в разряд слабоумных и идиотов. Мы видели выше, что на каждый миллион обитателей Соединенного Королевства приходится до 400 идиотов и слабоумных, но из этого числа 20 не могут быть отнесены к идиотам в собственном смысле, так как их слабоумие является в сравнительно легкой степени. Таким образом, на каждый миллион приходится 280 настоящих идиотов. Это отношение довольно близко совпадает с тою цифрою, которая определяет численность разряда на основании вычисления. Без сомнения, некоторое количество их обратилось в идиотов в силу каких-нибудь случайных причин, которые послужили препятствием для нормального отправления мозга, совершенно здорового от природы, точно так же, как сор, попадая в самый лучший хронометр, может заставить его показывать время хуже самых простых часов. Но, основываясь на обычной малости головы и отсутствии болезненности у этих лиц, я предполагаю, что процент случайных идиотов не может быть значителен.

Таким образом, мы приходим к неоспоримому, хотя, быть может, и неожиданному для нас заключению, что люди выдающейся даровитости по отношению к посредственности стоят настолько же высоко, насколько идиоты стоят ниже ее. Этот факт с достаточной определенностью указывает громадные различия между людьми относительно их умственных дарований.

Сравнение предыдущих классификаций

Может ли репутация служить мерилом природной даровитости? Так как это единственное доступное для нас мерило, то в какой мере мы имеем право употреблять его? Насколько успех в жизни зависит от случайностей и насколько от прирожденной силы ума?

Все это весьма старые вопросы, по поводу которых было высказано бесчисленное множество общих мест, не заслуживающих того, чтобы повторять их. Я ограничусь немногими соображениями, достаточными лишь для выяснения того, что именно нужно для моей цели.

Прежде всего я должен с точностью определить, что я разумею под словами «репутация» и «даровитость». Упоминая слово «репутация», я имею в виду мнение современников, проверенное потомством, благоприятный вывод из критического анализа характера известного человека, – анализа, сделанного несколькими биографами, независимо друг от друга. Я не подразумеваю под этим одно лишь высокое общественное или официальное положение, или, напр., такое значение, какое имеет лев лондонского сезона: я всегда говорю о репутации вождя общественного мнения, новатора, одним словом, такого человека, которому свет охотно сознает себя обязанным.

Под «природною даровитостью» я разумею такие качества ума и характера, которые дают человеку возможность и способность совершать действия, ведущие к высокой репутации. При этом не только способность должна быть соединена с энергией, но и, кроме того, необходимо, чтобы с ними была связана выносливость в труде, т. е. способность совершать трудную работу в течение продолжительного времени. Впрочем, и этих качеств еще не вполне достаточно: нужно, чтобы человек, предоставленный самому себе, в силу некоторого внутреннего, присущего ему стимула, мог восходить по тропинке, ведущей к вершине человеческого величия, и мог бы достигнуть этой вершины, преодолевая и уничтожая препятствия, мешающие свободному проявлению его деятельных стремлений. Требовать доказательства того, что именно люди, одаренные такими качествами, должны достигать знаменитости, значило бы извращать прямой смысл слов. Из множества примеров, приводимых в этой книге, читатель увидит, что из тех, которые достигали высокой репутации, только незначительное число было лишено описанных нами качеств. Отсюда можно заключить, что люди, достигающие известности, и люди одаренные от природы по большей части совпадают между собою.

То особое значение, в котором я употребляю слово «даровитость», не должно оказывать влияния на более обширное применение моих аргументов. Если мне удастся доказать, – в чем я не сомневаюсь, – что тройственное условие: сочетание даровитости, энергии и способности к тяжелому труду, может переходить по наследству, в таком случае будет тем вероятнее, что каждый из этих трех элементов (даровитость, энергия и способность к тяжелому труду) также может быть унаследован.

Я вполне убежден и всеми силами постараюсь доказать это, что если бы все выдающиеся люди какого-либо периода были подменены в колыбели, те из них, которые остались бы в живых и сохранили свое здоровье до пятидесяти лет, несмотря на такую перемену обстоятельств, в большинстве все-таки достигли бы выдающегося положения. Так, невозможно допустить, чтобы какая бы то ни была комбинация обстоятельств могла понизить лорда Брума до уровня незаметной посредственности.

Я основываюсь на следующих аргументах, ограничиваясь пока приложением их к писателям и художникам. Во-первых, несомненно, что множество людей ранее достижения среднего возраста возвышаются из низшего состояния до такого положения в обществе, когда для их последующей карьеры становятся безразличными условия их жизни в детском возрасте. Они уже преодолели главнейшие трудности и в жизненной конкуренции стоят совершенно наравне с теми, которые получили лучшее образование в детстве. Тщательно воспитываемый мальчик посылается в хорошую школу, где он, быть может, получает немного полезных сведений, но где он выучивается искусству заниматься наукой. Тот, которому не пришлось быть в школе, выучивается тому же в школе жизненной борьбы. По достижении зрелого возраста и тот, и другой оказываются в одинаковых условиях. Они добиваются одинаковых преимуществ и обнаруживают свои способности, совершая известные усилия в одном и том же направлении; поэтому относительный успех их с того времени становится в зависимость от их относительной природной даровитости. Как показывают нам биографии, в разряде «выдающихся» людей мы встречаем немало подобных примеров. Далее, если препятствия к успеху были очень значительны, мы должны были бы предполагать, что те, которые сумели преодолеть их, достигают феноменальных успехов. Препятствия, по-видимому, должны образовать нечто вроде системы естественного подбора, не давая возвышаться тем, дарования которых стоят ниже известного высокого уровня. Но что же мы видим на деле? Мы видим многих, поднявшихся из низкого состояния и в то же время не обнаруживающих феноменальной даровитости, и даже многих, легко победивших всевозможные препятствия и, однако, не имеющих никакого притязания на выдающееся положение. Без сомнения, препятствия составляют род естественного отбора, устраняющего людей с посредственными и способностями и даже с некоторою некрупною талантливостью, одним словом, людей разрядов ниже D; но из разряда D уже многие достигают успеха, еще большее число из разряда Е и уже значительное большинство из высших разрядов.

Если человек одарен обширною умственною даровитостью, энергичностью в работе и способностью к тяжелому труду, едва ли какие-нибудь причины могут помешать ему выдвинуться. Мир вечно томится затруднениями, выхода из которых он ищет, непрерывно борется с идеями и чувствами, для которых он не умеет найти должного выражения. Поэтому, если является человек, способный разрешить эти трудности или выразить словом эти скрытые чувства, он наверно будет встречен общим сочувствием. Ему нужно только взяться за перо, и дело будет сделано. Впрочем, я должен прибавить, что, говоря это, я имею в виду людей перворазрядной, феноменальной даровитости, таких людей, которых встречается не более одного в миллионе, даже в десяти миллионах. Представляя примеры наследственности таланта, настоящее сочинение преимущественно касается людей этого разряда.

Во-вторых, обращаясь к Англии, ми видим, что препятствия ее общественной жизни не могут подавлять высокой даровитости, так как число выдающихся людей в Англии нисколько не менее того, какое мы находим в странах, где эти препятствия менее значительны. Так, напр., в Америке образование распространено гораздо более, нежели в Англии: в первой средние и низшие классы получают несравненно лучшее воспитание, нежели в последней; тем не менее Америка далеко не берет верх над Англией в области первоклассных произведений литературы, философии и искусства. Лучшие из книг, которые читаются в Америке даже в настоящее время, по большей части исходят из Англии. Америка изобилует писателями газетных статей и достаточно способными членами митингов, но число действительно выдающихся авторов или ораторов ее довольно ограниченно в сравнении с Англией. Отсюда я заключаю, что если бы препятствия, являющиеся на пути талантливых людей, были устранены в Англии настолько же, насколько они устранены в Америке, это едва ли обогатило бы ее выдающимися людьми высокой даровитости.

Обыкновенно принято думать, что путь к выдающемуся положению есть путь самоотвержения, с которого различные искушения легко могут совратить, что на этом пути в детстве человек удерживается только строгостью учителей или беспрерывною бдительностью родителей, а в последующей жизни – счастливым выбором друзей и другими благоприятными обстоятельствами. Это действительно верно по отношению к огромному большинству обыкновенных людей, но это никак не может быть отнесено к большинству тех, которые достигали высокой репутации. По свидетельству биографов, их никогда не покидает инстинктивная жажда умственного труда. Если их насильно заставить покинуть путь, который ведет к выдающемуся положению, они так или иначе вернутся на него. Они станут работать не ради достижения известности, а ради удовлетворения естественной жажды к мозговой работе, точно так же, как атлеты не могут выносить покоя вследствие раздражимости их мускулов, требующей упражнений. Трудно предположить, чтобы какое бы то ни было сочетание обстоятельств могло подавить стимул к умственной деятельности, лежащей в самой организации этих людей. Действие внешних стимулов, по самому свойству их, может быть только неопределенным и прерывистым, но двигатели, лежащие в характере человека, никогда не покидают его. Они постоянно заставляют его работать, то с целью преодолеть встречающиеся ему трудности, то с целью развития наполняющих его еще, быть может, незрелых идей, заставляя его в то же время живо и энергично прислушиваться к бесчисленным, хотя и малозаметным урокам, встречающимся на каждом шагу и оставляемым без внимания менее проницательными людьми.

Эти соображения приводят к моему третьему аргументу. Я показал, что общественные препятствия не могут помешать высокодаровитому человеку достигнуть выдающегося положения. Теперь я постараюсь доказать, что, с другой стороны, общественные преимущества не могут доставить этого положения человеку посредственных способностей. Нам нетрудно было бы представить целые ряды людей, обладающих изрядными способностями, пользующихся всевозможною поддержкою извне, людей честолюбивых и напрягающих весь свой наличный запас сил, – и которые между тем не достигают выдающегося положения. Будучи пэрами, они могут сделаться лордами, наместниками какого-нибудь графства. Принадлежа к знатной провинциальной фамилии, они могут сделаться влиятельными членами парламента или играть видную роль в своей провинции. После их смерти остается пустота, ощущаемая некоторое время весьма многими; но Вестминстерское аббатство остается для них закрытым обществом, не облекается по ним в траур; их почтит разве только краткая биографическая заметка на столбцах ежедневных газет.

Чрезвычайно трудно указать два обширных класса людей, пользующихся одинаковыми преимуществами общественного положения, из которых в одном проявлялись бы высокие наследственные дарования, между тем как в другом таких дарований не было бы. Я не буду сравнивать сыновей выдающихся людей с сыновьями людей ничем не выдающихся, потому что многое, что я приписал бы происхождению, другие могли бы приписывать поддержке и примеру родителей. Вследствие этого я буду сравнивать сыновей выдающихся людей с усыновленными детьми пап и других высших сановников римско-католической церкви. Обычай непотизма распространен повсеместно между духовными лицами. Он состоит в том, что лица эти оказывают своему племяннику или другому более отдаленному родственнику ту общественную поддержку, какую люди обыкновенно дают своим детям. В настоящем сочинении я буду иметь случай привести множество доказательств того, что племянник выдающегося человека может гораздо менее вероятно сделаться выдающимся человеком, чем его сын, а более отдаленный родственник еще менее, чем племянник. Таким образом, для проверки справедливости моего положения мы можем сделать вполне справедливое сравнение между успехами, достигаемыми сыновьями выдающихся людей, и теми, которых достигают племянники, заменяющие сыновей безбрачным сановникам римско-католической церкви. Если поддержка, доставляемая благоприятным общественным положением, действительно имеет такое важное значение, тогда племянники пап должны становиться выдающимися личностями так же, или приблизительно так же, часто, как и сыновья выдающихся людей; если же эта поддержка не имеет такого значения, мы увидим совершенно обратное.

Представляют ли на самом деле племянники и более отдаленные родственники пап такие же примеры высоких отличий, как и сыновья других, одинаково выдающихся людей? Я решительно говорю «нет». История показывает нам нескольких пап, которые были отпрысками знаменитых родов, как, напр., Медичи, но в громадном большинстве случаев папа является самым даровитым членом своего семейства. Я не могу сказать, чтобы я проследил с особым тщанием генеалогию знаменитых итальянцев, но во всяком случае я ознакомился с нею на столько основательно, чтобы утверждать с полным правом, что лица, обязанные своим выгодным общественным положением непотизму, поразительно мало выделяются из общего уровня. Мы видим очень часто, что выдающийся отец имеет способного сына; но в среде римско-католического духовенства мы не встречаем соответствующей комбинации выдающегося дяди с выдающимся племянником. Общественная поддержка в том и другом случае одинакова, но в последнем случае наследственных дарований не замечается.

Повторю все изложенное вкратце. Я пытался доказать в применении к выдающимся литературным и художественным известностям:

1) Что люди, одаренные высокими дарованиями, даже разряда Е, легко возвышаются, преодолевая все препятствия, представляемые низким общественным положением.

2) Страны, в которых такого рода препятствий менее, чем в Англии, дают гораздо большую пропорцию людей образованных, но не таких людей, которых я называю выдающимися.

3) Люди, поддерживаемые общественными преимуществами, не могут сделаться людьми выдающимися, если они в то же время не обладают высокими природными дарованиями.

К этому небесполезно будет присовокупить несколько дополнительных замечаний о незначительном влиянии хорошего воспитания на умы высшего разряда. Юноша, обладающий дарованиями степеней F и Н, почти совершенно независим от обыкновенного школьного воспитания. Ему не нужен учитель, который постоянно сидел бы над ним, объясняя ему трудности и подбирая подходящие для него уроки. Он, напротив, сам воспринимает знание всеми порами своего существа. Он научается из намеков, схваченных на лету, с быстротой и основательностью, для других непостижимыми. В деле умственной пищи он является всеядным, поглощая гораздо более потребного количества, но при этом выделяя всегда небольшой процент питательного материала, что в общей сложности составляет громадный запас. Лучшее, что может сделать учитель для такого мальчика, это предоставить его самому себе, давая ему лишь там и сям некоторые указания и удерживая его от бесполезных стремлений.

Мы должны считать только простою случайностью то, что человек с самой молодости попадает в ту профессию, к которой он имеет призвание. Ниже, из моих кратких биографических заметок, читатель увидит, что самые знаменитые люди нередко бросали то жизненное поприще, которое было назначено им их родителями, и, несмотря ни на какие жертвы, следовали неодолимому внушению своей собственной природы: словом, они сами воспитывали себя. Д’Аламбер представляет поразительный пример такой самостоятельности. Он был найденышем (впоследствии оказалось, что относительно даровитости он был хорошего происхождения) – и отдан на вскормление жене бедного стекольщика. Неодолимое влечение ребенка к высшим наукам не уступало ни насмешкам и убеждениям женщины, заменившей ему мать, ни поддразниваниям школьных товарищей, ни охлаждающим внушениям учителя, который был неспособен оценить его, ни даже горькому разочарованию, которое он испытывал не раз, узнавая, что идеи, выработанные им вполне самостоятельно, вовсе не новы и были гораздо ранее открыты другими. Без сомнения, мы должны ожидать, что мальчик такого рода вынесет десять, а может быть более 6 лет, по-видимому, безнадежной борьбы, но равным образом мы должны ожидать, что в конечном результате он достигнет своей цели. И действительно, Даламбер добился успеха, сделавшись двадцати четырех лет от роду знаменитостью первого разряда. Читателю нужно только перелистать страницы моей книги, чтобы найти множество других примеров такого возвышения из темного положения, несмотря на величайшие препятствия ранней молодости.

Щедрая природа обыкновенно настолько продолжает период, в котором воспринимающие способности человека бывают наиболее деятельны, что недостатки воспитания, полученные в молодости, легко исправляются в позднейшей жизни. Образование великого механика Уатта было самое элементарное. В ранней молодости и в годы возмужалости он был поглощен различными частностями механики. Он уже был пожилым человеком, когда ему представилось досуга настолько, что он мог заняться своим образованием, а между тем к старости он уже успел приобрести замечательную начитанность и множество обширных и основательных сведений. Едва ли какой ученый пользовался в среде своих современников и ближайшего потомства такою завидною славою, как Юлий Цезарь Скалигер. Между тем, в своей молодости он, если я не ошибаюсь, не получил никакого образования. До двадцати девяти лет он служил в военной службе, а потом вел странствующую жизнь, пробуя заняться то тем, то другим, но не останавливаясь ни на чем. Наконец, он решился посвятить себя греческой словесности. Ему было сорок семь лет, когда появились первые его сочинения, и в период времени между этим возрастом и смертью, постигшей его довольно рано, он успел приобрести себе громкую известность, которая уступала только известности его сына. Отрочество и юность, период между пятнадцатью и двадцатью двумя годами, представляющий для большинства людей единственное время приобретения фактических сведений и умственных приемов, является в жизни людей высшего разряда семилетним периодом, не более и не менее важным, чем все остальные годы. Люди обыкновенно весьма склонны жаловаться на недостаточность своего воспитания, давая понять при этом, что они совершили бы великие дела, если бы были более благоприятно обставлены в молодости. Но если способность их к учению успела значительно ослабеть к тому времени, когда они осознали недостаточность своих познаний, можно сказать с большою вероятностью, что способности их не слишком высокого разряда и что они и при наилучшем воспитании успели бы в жизни немногим более настоящего.

Если человек даже долгое время не сознает своей силы, рано или поздно непременно представится случай, такие случаи являются неоднократно в жизни каждого человека, который обнаружит эти силы. Тогда этот человек быстро наверстает потерянное время и опередит своих соперников, вступивших на то же поприще многими годами ранее. Между людьми с сильным умственным развитием и людьми, обладающими большой мышечной силой, существует очевидное сходство в том безошибочном способе, каким они могут открывать и отстаивать свое превосходство над менее одаренными, но лучше подготовленными соперниками. Посредственный матрос взбирается на снасти, и обыкновенный альпийский проводник карабкается на утесы, с легкостью, которая кажется волшебной человеку, выросшему вдали от гор и кораблей. Но если этот человек обладает необыкновенными дарованиями, самое непродолжительное упражнение укажет ему их, и он быстро приoбpeтет то, чего ему не дало его воспитание. Рожденный гимнастом вскоре в свою очередь будет изумлять матросов своею ловкостью. Прежде чем корабль совершит половину своего пути, такой гимнаст будет лазить, как настоящая обезьяна. Я сам был свидетелем подобного случая. Каждое лето бывают примеры, что какой-нибудь молодой английский турист, который до того времени никогда не ступал на лед или утесы, подымается и спускается по Альпам с замечательным совершенством.