Текст книги "Ариэль"

Глава 15

Количество товара, выставленного в витрине комиссионного магазина, могло натолкнуть на мысль, что целью всей жизни его владельца является коллекционирование старых вещей, а не торговля ими. Мы со Стенман вошли и представились.

– От вас поступила информация относительно убийства в Кераве, – сказала Стенман.

– Как вы сказали? Кафка?

Я знал, какой вопрос будет следующим.

– Нет, Кафка, который держал антикварную лавку на улице Пурсимиехенкату, мне не родственник.

– Нет?

Мужчина средних лет с редкими усиками пытался как-то расставить товар, грудой сложенный на прилавке. У него, по-видимому, была исключительная зрительная память или подробные записи. Вещей тут находилось больше, чем могла бы произвести за неделю пара заводов. Стенман поднесла к лицу продавца фотографию Бена Вейсса:

– Этого человека вы видели позавчера около двух часов?

– Похоже, сегодня славный солнечный осенний денек, – сказал мужчина, посмотрев на улицу через пыльное окно, взял фотокарточку и воззрился на нее через очки с видом близорукого человека.

– Да, очень похож. Они хотели разменять купюру, чтобы заплатить за парковку, но я им сказал, что у меня тут не разменный автомат. Если бы мне платили евро за каждую просьбу разменять деньги, то я мог бы не работать.

– Почему вы говорите «они»? – спросил я.

– Их было двое. Этот человек молчал, говорил другой.

В магазин, испуская сильный запах перегара, протиснулось двое мужчин лет тридцати.

– Здорово всем! Здесь, что ли, покупают и продают, меняют и обкрадывают?

– Если вы по делу, то говорите, что вам нужно, – сказал продавец.

– Есть бумага для самокруток?

– Можно я их обслужу? – спросил у меня продавец.

Я кивнул.

– Сколько?

– Пусть будет пять.

Продавец нашел на полке коробку с папиросной бумагой и положил на прилавок пять упаковок.

– Что-нибудь еще?

Мужчина поднял стоявшую у него под ногами большую сумку и вытащил ярко-красную гармонь.

– Детская гармонь. Фирменная вещь.

Он сыграл на инструменте динамичную трель.

– Нет, спасибо, у меня уже есть две гармони.

– А детская гармошка есть? Изготовлена в стране спагетти.

– Нет, спасибо. Что-то еще?

– Что же вы покупаете, если вам не подходит фирменный итальянский инструмент?

– Пока ничего, сначала надо продать то, что есть. Два евро и пятьдесят центов.

Второй, все время молчавший мужчина вытащил из кармана монеты и отдал точную сумму.

– До свидания, – сказал продавец.

Молчаливый покупатель вышел, другой извлек из гармони звук, который мог бы издать разве что страдающий метеоризмом гиппопотам, и тоже удалился с перекинутой через руку гармошкой. Она походила на свалившееся откуда-то из космоса животное, которому свернули шею.

– Почему вы запомнили мужчину? – спросила Стенман, как только стихли звуки гармони.

– Странные бродяги, – сказал продавец, задумчиво глядя вслед посетителям. – Из-за волос. Они были светлые, но, похоже, крашеные, и, кроме того, этот тип смахивал на иностранца.

– А что вы можете сказать про второго?

– Финн, во всяком случае, он говорил на хорошем финском. Совсем без акцента, ну разве что с едва заметным.

– Как он выглядел?

– Это – вторая причина, по которой я их запомнил. Он говорил как финн, но казался иностранцем. Я подумал, что он татарин или еврей. Тут рядом есть магазин ковров, который держит один татарин, и вот чем-то они похожи. По виду – строгий, серьезный человек.

– Какого примерно возраста? – спросила Стенман.

– Приблизительно лет сорок.

– Как он был одет?

– Аккуратно, кажется, на нем были джинсы, какой-то свитер и пиджак.

– А другой?

– Не помню, вроде так же. Обычно.

– Они разговаривали между собой? – спросил я.

– Нет. Светловолосый все время молчал.

– И значит, вы не разменяли им деньги?

– Нет, из принципа.

– Что было дальше?

– У окна вон лежит всякая мелочевка. Он взял маленькую отвертку и спросил, сколько она стоит. Отвертка стоила евро. Он дал десятку. Ну и на сдачу они получили монеты.

– Вы видели, на какой машине они приехали?

– Белый минивэн. Они припарковались вон там на горке, на Албертинкату.

На улице припекало осеннее солнышко, которое даже мрачные многоэтажки сумело превратить в симпатичные дома. Я расстегнул куртку.

– Хорошо бы понять, что им тут было нужно? – сказала Стенман и огляделась.

– Такие ребята не ездят на экскурсии по городу.

– Попробую угадать. Антикварный магазин Оксбау-ма, на который записан минивэн, замеченный владельцем комиссионки, находится всего в сотне метров… и пушная торговля Мейера почти на таком же расстоянии.

– И кого из них ты подозреваешь?

– Оксбаума. Зайдем по пути к нему переговорить.

Но мы сходили впустую. На остекленной двери висело объявление: «В отъезде».

– Укладывается в схему, – сказала Стенман.

Я немного подумал и сказал:

– Оксанен разыскивает «форд фокус». Поезжай на улицу Тойнен Линья в помощь Симолину. Нужно допросить соседей Таги Хамида и ремонтника. Я съезжу кое с кем переговорить.

Мой дядя Дэннис Кафка был моим самым близким родственником, если не считать брата. Дядя заменил мне отца после его гибели. Он во многом поддерживал нашу семью, не только предоставив маме ссуду на парикмахерскую. Дядя периодически давал деньги на учебу для меня, Ханны и Эли. Мне и Ханне он даже покупал коньки и велосипеды, когда у мамы не хватало на это денег.

Кроме того, он вносил значительные суммы в кассу взаимопомощи и кредитную кассу нашей общины, из средств которых оказывалась материальная помощь бедным еврейским семьям. Этим он заслужил большое уважение у членов общины, хотя и не принимал активного участия в ее жизни.

Больше денег я ценил то, что он общался со мной и с братом. Как и Саломон Каплан, дядя заметил мою застенчивость, но не сдался. Лишь позднее я сумел в полной мере оценить, как много он в свое время дал мне, хотя был очень занятым человеком, обремененным собственной семьей. Дядя разговаривал со мной до тех пор, пока не добивался ответа. Он всегда искренне интересовался мною и ни разу не проявил надменности. С ним можно было говорить о чем угодно.

Один из его детей умер от передозировки наркотиков в возрасте двадцати с небольшим лет, другой уехал в Израиль и теперь получил там гражданство, третий жил в Стокгольме. Жена его умерла лет десять назад.

Мы встретились в парке Сибелиуса. Стильно одетый, седой, с тонкими чертами лица, он шел мне навстречу в светло-серой фетровой шляпе и с тростью, увенчанной серебряным набалдашником, хотя она ему и не требовалась. Дядя был щеголем самую малость – или даже чуть больше.

– Я слышал, ты собираешься в четверг к Эли, – сказал я.

– Приятно, когда о тебе еще кто-то помнит.

Дядя улыбнулся, показывая, что это была шутка. Он знал, что пользуется популярностью в кругу родни, ему поступало приглашений больше, чем он мог принять.

– Но ты ведь сейчас занимаешься крупнейшим в своей карьере делом, зачем же попусту тратишь время на прогулки в парке со своим престарелым дядей?

– Именно поэтому.

Дядя встал и заложил руки за спину. Это была типичная для него поза.

– Не понимаю.

Я рассказал о Зильберштейне, Мейере, Оксбауме и Бене Вейссе.

– Я хочу знать, в чем они все замешаны.

– Ты думаешь, я это знаю?

– Если не ты, то кто?

– Полагаю, все проще, чем ты думаешь, – сказал дядя. – Кто-то обратился к ним за помощью, апеллируя к их еврейству.

– «Моссад», что ли?

– Предположение серьезное, но не невозможное. Визит министра иностранных дел – очень взрывоопасное дело.

– Ты когда-нибудь слышал о проживающих за границей евреях, помогающих «Моссаду»?

Дядя засмеялся:

– Мысли сходятся. Ты в это веришь?

– А ты? Веришь, что в этом участвуют наши?

– И это не исключено, но мне довольно трудно представить, чтобы Мейер или Оксбаум работали на «Моссад», они такие осторожные и чувствительные. Зильберштейн еще куда ни шло, как ты думаешь?

– Их могли попросить о помощи в форме, которая была бы для них естественной. Оксбаума попросили организовать машину и заявить о ее угоне, а Мейера – послужить декорацией для Вейсса. Это не очень сложно. Кроме того, дети обоих живут в Израиле. И это тоже можно использовать.

– После смерти Вейсса они немедленно попали под подозрение.

– Может быть, Оксбаум именно поэтому рванул в отпуск, а Мейер, не исключено, прямо сейчас пакует чемоданы.

– Забавно, не правда ли? – сказал дядя. – Два еврея, рассуждающих о еврейском заговоре.

– Мне не смешно. Кто-то пытается представить дело таким образом, чтобы дать мне отвод из-за моего происхождения, и если так пойдет и дальше, то скоро это случится.

– А ты веришь в то, что по нашей синагоге или министру иностранных дел Израиля действительно готовится удар?

– Во всяком случае, это очень похоже на правду. Сегодня мы нашли оружие и взрывчатку у человека, который связан с историей в Линнунлаулу и у которого были контакты с террористами.

Я знал, что раскрываю дяде секретную информацию, но он был моим единственным родственником, которому я доверял. Кроме того, дядя оставался единственным человеком, который наверняка мог как-то помочь мне.

– И вообще, все может быть именно так, как представляется. Израиль получил информацию о подготовке террористического акта и отправил сюда людей для его предотвращения. Израильтяне вышли на след террористов. В Линнунлаулу произошло столкновение, повлекшее жертвы с обеих сторон.

Дядя остановился и присел на скамейку. Он тяжело дышал. Деревья в парке уже пожелтели, лето было очень сухим. Море между Гребным стадионом и пристанью сверкало на солнце.

– Да, красивая в Финляндии осень. В молодости и я подумывал, не податься ли в Землю обетованную. В пятидесятых годах больше полугода проработал там на строительстве дорог, но мне хватило. Ездил туда три года назад, и все оказалось еще хуже, чем раньше. И вдобавок – эта атмосфера озлобленности. Но больше всего меня беспокоила жара, я никогда не смог бы к ней привыкнуть. Я бы скучал по финской осени и весне, а может быть, немножко и по зиме. После полугода жары и пота я истосковался по холоду. Если холодно, всегда можно одеться потеплее, но если жарко, то никуда не денешься, кроме одежды, с себя ничего не снимешь. Честно говоря, я считаю, что Бог мог бы подыскать для Земли обетованной место получше.

Дядя подобрал упавший на скамейку кленовый лист:

– Удивительное создание Божие. Этот маленький лист красивее любой синагоги. Мне всегда казалось, что когда я просто сижу на скамье в этом парке под дрожащими осенними листьями, то нахожусь ближе к Богу, чем в синагоге, каким бы золотом она ни была украшена.

– Ты поможешь мне? – спросил я.

– Ты подумал о том, насколько далеко ты готов пойти в расследовании, если против тебя будут твои друзья и родственники или люди, которые делают доброе дело?

– Я помню, что я еврей, но прежде всего я финский полицейский.

– Значит, я на твоей стороне.

Я смотрел в морщинистое лицо дяди и не сомневался. Он был на моей стороне.

Дядя уже вышел из того возраста, когда от изумления всплескивают руками или вскрикивают не в силах сдержать свои чувства. Он просто кивнул.

– Ты имел в виду его, когда сказал, что моими противниками могут оказаться друзья?

– Нет. Я говорил вообще. Этот Дан Каплан, он ведь был твоим лучшим другом?

– Да, был.

– И потом уехал в Израиль. Поступил на службу в армию и преуспел на этом поприще. Сын Саломона Каплана, герой ливанской войны. Что он натворил?

Я рассказал все, что знал, о совершенном Даном Капланом в Хельсинки, и о том, что он объявлен в розыск.

– Ты знал, что он здесь?

– Нет, не знал. Дела неважные… у сына Каплана.

– Похоже на то.

– Что ты собираешься делать? – спросил дядя.

– Найти и арестовать его.

Дядя вперился взглядом в женщину, выгуливавшую собаку в паре десятков метров от нас.

– Ты подумал еще об одном деле? Если тут действительно то, что ты предполагаешь, то ты являешься важнейшим лицом во всем расследовании и твои действия интересуют многих. Например, ее.

Женщине было лет тридцать, брюнетка. Одета в кофту с воротником, отороченным мехом, и низкие туфли. В том, что она брюнетка, не было ничего странного, поскольку в окрестностях жило много работников посольств. Когда маленький жесткошерстный терьер покончил со своими делами и метнул несколько раз песком в сторону оставленной им кучки, женщина направилась к нам. Мы замолчали и ждали. Пес остановился у ножки скамьи, и женщина посмотрела на нас. Она была красива, но не столь совершенна, как та израильская девушка в военной форме. Дядя приподнял шляпу, и женщина улыбнулась.

Когда она отошла метров на двадцать, дядя сказал:

– Я гуляю в этом парке почти каждый день уже на протяжении пяти лет и знаю, по крайней мере визуально, всех живущих поблизости владельцев собак. Эту даму я раньше не встречал. Она явно толком не знакома с собакой и не знает ее привычек. Уверен, что это не ее собака.

Если кто-то следил за мной, то делал это профессионально, поскольку я не замечал за собой никакого «хвоста». Машину я оставил на Ауроранкату примерно в том месте, где три дня назад стоял белый минивэн.

Офис Эли – «Кафка & Оксбаум» – располагался в стильных старинных апартаментах. К косяку двери была прикреплена мезуза, миниатюрный латунный ковчег с цитатами из Торы. Других символов иудаизма я не заметил, если не считать фотографии, на которой Эли и Макс были запечатлены с тучным человеком в кипе. Судя по заднему плану, снимок был сделан в Иерусалиме.

Эли занимался в основном юридическими вопросами, связанными с бизнесом, и специализировался на международном договорном праве. Время от времени он вел дела простых людей. По его собственному выражению, он брался за уголовные дела только для того, чтобы не терять квалификации. Его компаньон Макс Оксбаум избрал своей специализацией авторское право.

Эли не было в офисе, но Макс присутствовал. Он читал в своем кабинете толстую папку, и мое появление, похоже, его слегка озадачило.

Макс был в одной рубашке – голубой, в вертикальную белую полоску, – но при галстуке. Черный кожаный ремень утопал в паре десятков килограммов избыточного веса. В молодости он напоминал откормленный вариант Максвелла Смарта[25]25
  Максвелл Смарт – герой американского пародийного телесериала «Напряги извилины».


[Закрыть]. Лысина у Макса появилась еще до сорока, теперь же остатки волос сохранились только над ушами. Как и брат, он носил безумно дорогие часы.

Макс протянул мне руку и сказал:

– Я бы тебе сам позвонил, если бы ты не пришел.

– Зачем?

– Зачем… из-за Бена Вейсса, разумеется. Ты же расследуешь его убийство.

– Кто сказал?

– Мейер… Он был в ужасе. Кто бы мог подумать, что такое случится в Финляндии.

– Я. Такое может произойти где угодно за исключением Диснейленда. Зачем ты понадобился Бену Вейссу?

– Он хотел получить консультацию по практике применения законодательства об авторском праве в Финляндии. Планировал начать производство каких-то финских меховых изделий в Израиле.

– Что он рассказал о себе и своем бизнесе?

– Не много. Прощупывал возможности сотрудничества с Мейером и спрашивал, что тот за человек. Я рассказал, что знал. Он собирался в понедельник вернуться в Израиль. Как-то так.

– Где он останавливался?

– Наверное, в каком-то отеле, не знаю.

Я, в свою очередь, знал, что Вейсс в отеле не жил. Это мы уже проверили.

– Он знал здесь кого-нибудь?

– К сожалению, не могу сказать. Мы виделись всего полчаса.

Я сделал паузу и осмотрелся. Затем снова посмотрел на Макса, продолжая молчать. Макс нервно задергался:

– У тебя еще какие-то вопросы?

– Где твой отец?

– Отец?

– На двери магазина висит объявление, что он уехал.

– Во Франции. У них с мамой небольшая квартира под Ниццей.

– Когда он уехал?

– Позавчера.

– Ну разумеется.

Я встал, собираясь уйти. Остановился в дверях и спросил:

– Кто этот толстый тип на фотографии?

– Где… а-а-а, этот… Беньямин Харарин. Один из самых богатых бизнесменов в Израиле. Строительный бизнес, специальные химикалии и финансы. Мы встречались с ним, когда ездили с Эли в Израиль.

– У вас есть совместный бизнес?

Лицо Макса приняло одновременно хитрое и загадочное выражение.

– Может быть, на данном этапе это лучше не обсуждать.

По дороге в Пасилу я думал о Дане Каплане. Нашу детскую дружбу мы утратили уже годы назад. Когда я встречался с ним в свою прошлую поездку в Израиль около десяти лет назад, мы провели вместе пару вечеров. И хотя нам было весело, чувствовалась какая-то принужденность. Он стал агрессивен и циничен. Несмотря на это, мне было трудно воспринимать его как обычного преступника, охота на которого была просто моей работой.

Арестовать Дана Каплана – не такое просто дело. Он находился в стране под чужим именем, это уже установлено. То, что он не встретился со своими родственниками, даже с отцом, говорило о его желании скрыть свое пребывание в Финляндии. И если Дан в настоящее время служил агентом «Моссада», в чем я был уверен, его поддерживала могущественная организация. Все действия Дана были спланированы заранее, возможности конспирации продуманы.

Тем не менее я был убежден, что Дан все еще находится в Финляндии. Если его направили сюда, чтобы предотвратить теракт, то его работа еще не завершена, а Дан Каплан не из тех людей, кто бросает дело на полпути.

Я нашел Симолина в кабинете у Стенман. Оба повернулись ко мне.

Я спросил, как дела с «фокусом».

– Оксанен как раз этим занимается, – ответил Симолин. – Он любит автомобили.

– Пойдем, покажу что-то, – сказала Стенман.

На мониторе ее компьютера была фотография. Я подошел, чтобы рассмотреть получше.

– Таги Хамид, – подсказала Стенман.

– Где взяли фото?

Стенман увеличила изображение, показался текст на английском языке:

– Получили дополнительную информацию по нашему запросу через Интерпол в службе безопасности Дании, вернее, к нам это поступило через СУПО. Хамид жил там пару лет назад, и у него были связи со многими палестинцами, знакомыми с террористом по имени Исмель Сайед.

Я спросил у Симолина, что удалось узнать у соседей Таги Хамида.

– Сосед видел, как позавчера в квартиру вошли мужчина, похожий на иностранца, и женщина. Это все. Хамид вел тихий образ жизни и редко выходил. Многие жители дома его вообще ни разу не видели.

Я попросил Стенман продолжать.

– С тысяча девятьсот девяносто девятого до две тысячи первого года Сайед жил в Копенгагене, и у него был вот этот поддельный датский паспорт на имя Иссы Шамахдина.

Стенман вывела на монитор первую страницу паспорта. На фото – мужчина средних лет с вьющимися волосами и пушистой бородой, очки в толстой оправе. Уже простое бритье совершенно меняло его облик.

– Тамошние ребята предполагают, что у него могло быть несколько датских паспортов. Если он в Финляндии, как думают датчане и израильтяне, то, вероятно, использует эти паспорта и тут. Невероятное совпадение – Хамид прибывает из Дании в Финляндию в то же самое время, что, по-видимому, и Сайед.

– Все эти подозрения, разумеется, опираются только на оперативную информацию?

– Пока что да, – подтвердила Стенман. – По сведениям полиции Дании, Сайед в июне две тысячи первого года ездил в Афины и участвовал в теракте против самолета авиакомпании «Эль-Аль». Лайнер обстреляли одновременно из двух гранатометов, но одна из гранат не попала в цель, а вторая не взорвалась, лишь прошла навылет. В нападении участвовали члены нескольких террористических организаций. Израильтяне вышли на след Сайеда, но в дальнейшем он сумел скрыться. Сайед давно занимается террористической деятельностью. Начал, когда ему было около двадцати лет, и принимал участие в подготовке взрыва в Париже в восьмидесятом году. Бомба была взорвана перед синагогой, три человека погибли, и двадцать получили ранения.

– Будем надеяться, больше он никого не убьет, – сказал Симолин.

– По мне – интереснее всего конец истории, – отозвалась Стенман. – По сообщению датской полиции, у них есть данные прослушки телефонных разговоров, свидетельствующие, что террористы планируют теракт в Финляндии. Организаторами считаются Сайед и Хасан Бакр, который работал на Абу Нидаля[26]26
  Абу Нидаль, настоящее имя Сабри Хал иль аль-Банна, – палестинский националист и террорист, считавшийся до Усамы бен Ладена опаснейшим террористом в мире.


[Закрыть]. Бакр спланировал десятки взрывов. В тысяча девятьсот восемьдесят шестом двое террористов Абу Нидаля, вооруженные автоматами и гранатами, совершили нападение на синагогу в Стамбуле. Двадцать один еврей погиб, в том числе трое раввинов. Считается, что теракт спланировал Бакр. Чаще всего он нападает на предприятия, которыми владеют евреи, еврейские рестораны, синагоги и подобные объекты.

Стенман сделала паузу.

Я был уверен, что основную часть своей информации Дания получила от Израиля и СУПО знала об этом. Если СУПО хотела дополнительных сведений, ей необходимо было напрямую иметь дело с «Моссадом». Единственно, чего я не понимал, – зачем СУПО было играть в кошки-мышки с нами?

– У датчан есть и фотография из паспорта Бакра? – спросил я.

– Нет. И отпечатков пальцев ни того ни другого тоже нет.

– Тогда все было бы слишком просто. А о погибшем под поездом ничего нового?

– Отпечатки пальцев переданы в Интерпол, но никакого ответа нет. Могу их потеребить, – сказал Симолин.

– Да, попробуй.

Еще некоторое время я пытался переварить гору информации, которую на меня вывалила Стенман.

– То есть мужчина, который ждал Сайеда в «ситроене», мог быть Бакром?

– Мы тоже об этом подумали, – согласился Симолин. – И у него есть помощники или, как минимум, одна помощница – та самая женщина.

– Думаю, что женщина финка, – сказала Стенман. – Во-первых, мало у кого из арабок есть водительские права, и, во-вторых, трудно представить арабскую женщину во всей этой заварухе. Кроме того, арабские женщины, как правило, приезжают в Финляндию вместе со своими семьями. Надо искать араба, проживающего в квартире у своей подруги.

– Ты не запрашивал информацию у телефонного оператора? – спросил я Симолина. – Может быть, квартиру получится вычислить по входящим звонкам на номер автомастерской Хамида и на его домашний телефон.

– Если преступник звонил из квартиры, – добавил Симолин.

Из коридора донеслись торопливые шаги. Оксанен влетел в кабинет, на ходу дожевывая пиццу, в другой руке он держал банку лимонада без сахара.

– Думаю, я нашел машину.

Кажется, Оксанен впервые в жизни увлекся не только ралли, но и работой.

– Пришлось потрудиться, но в конце концов получилось. Я выяснил, что имел в виду этот тип, когда говорил про цвет «фокуса», что он как юбка у старой бабки. Довольно редкий цвет, но все равно таких машин ввезено в страну больше четырех сотен. Это ничего не дало, как и логотип «Стокманн Ауто». Кроме того, машина уже после приобретения в автосалоне могла поменять владельца. Помог короткий номер. Таких номеров на «фордах фокусах» в области Уусимаа всего шесть. Одним из владельцев оказался иностранец, марокканец по имени Мурак Лайя. На всякий случай проверил и остальных. Один – преподаватель в училище, другие – охранник в тюрьме, компьютерщик, физиотерапевт и заведующая детсадом. Все сходится только по марокканцу. Машина зарегистрирована на автомагазин в городе Вантаа, но Лайя внесен в систему учета автотранспорта как пользователь. Проживает в Койвукюле. Я объявил автомобиль в розыск, и через четверть часа пришло сообщение из Вантаа. Полицейский патруль обнаружил машину у дома Лайи. Я направил наряд присмотреть за машиной и ее владельцем.

Закончив рассказ, Оксанен откусил кусок пиццы и отпил из банки.

Я спросил:

– Ты успел выяснить, чем занимается Лайя?

– В разрешении на пребывание указано, что он работает на заводе по производству красок в Вантаа. И на нем висит условный срок за наркоту.

– Передай данные на него Карвонену и сообщи об оружии, найденном у Хамида. Пусть «медведи»[27]27
  «Медведь» – неофициальное название специального подразделения полиции Финляндии, выполняющего особые поручения.


[Закрыть] за ним съездят.

– Карвонену из «Медведя»? – спросил Оксанен.

– Да. Этот парень может быть опасен. Он должен знать кого-то – Бакра, Сайеда или Хамида, а может, и всех…

– У меня тут есть дело… Я думал, что…

У Оксанена зазвонил телефон. Он откусил еще пиццы и извлек телефон из кармана куртки с логотипом производителя автомобильной резины. Затем поставил на стол банку с напитком и переложил оставшуюся пиццу в левую руку. После завершения этой сложной комбинации он наконец ответил на звонок.

Послушав несколько секунд Оксанен заорал:

– Дьявол! Да ты что… Оставайтесь там, я сейчас пришлю людей. – Все повернулись к Оксанену, из которого только что искры не сыпались. – Какая-то женщина только что вошла в квартиру к Лайе, и в тот же момент квартиру разнесло взрывом в полное дерьмо.