Текст книги "Ариэль"

– Где обнаружено тело?

– Всего в десяти метрах от того места, где парни сперли автомобиль – или, как сказано в законе, самовольно завладели транспортным средством. И примерно в километре от песчаного карьера, в котором ты был утром.

– При убитом нет никаких документов, по которым его можно опознать?

– Израильский паспорт. По паспорту убитый – Бен Вейсс, из Иерусалима.

– Сейчас приеду. С дороги позвоню, расскажешь, как добираться.

Хуовинен смотрел на меня выжидательно. Когда я пересказал ему услышанное, он пробурчал:

– Да уж, кто-то задолжал нам обстоятельный и интересный рассказ.

Глава 11

В третий раз за день ехать в Кераву – терпение мое было на исходе. Теперь со мной отправился Симолин. Он был увлечен расследованием и по дороге дополнял в своем блокноте «хронологию событий».

– Мы в большом дерьме. Сил полицейского управления Хельсинки недостаточно для урегулирования ближневосточного кризиса, – сказал мне на прощание Хуовинен. – Если на тебя выйдет посольство Израиля, скажи, чтобы звонили мне. Не надо им выкладывать все вплоть до размера трусов.

Я встречался с израильским послом и знал, что при желании он умел и давить, и хитрить. Я был знаком и с начальником службы безопасности посольства и не сомневался, что он, не колеблясь, попытается использовать наше шапочное знакомство. В таких делах о слове «конфиденциальность» начисто забывают.

Столь же очевидно и то, что убитый выстрелом в голову Бен Вейсс явно приехал в лес не за грибами, что бы там посольство ни говорило.

Тойвола очень точно объяснил, как добраться. Место, где закончились дни Вейсса, было нетрудно найти. Недавно здесь прошла выборочная рубка. У края дороги лежали сваленные в кучи пни. У одной из таких куч стояла «тойота» Тойвонена. Тут же были еще полицейская машина и автомобиль-катафалк. Трактор лесозаготовителей расчистил вокруг кучи небольшое пространство, за которым начинался редкий ельник и стояла крутая скала. Репортер из местной газеты слонялся за ограждающей место происшествия полицейской лентой и, заметив меня, сфотографировал.

На лице Тойволы читалась усталость. Похоже, это был самый серьезный случай в его жизни.

– Хорошо, что от всего этого хоть погода не портится, – сказал Тойвола.

– Будем надеяться, что так.

Я проследовал за Тойволой в заросли. Вокруг было множество полицейских в форме, прочесывавших лес. Тело лежало под небольшой елочкой. На лбу – кровоподтек от удара, на щеке – глубокая рана, по-видимому, от ножа, на виске – пулевое отверстие. На лице я заметил и другие признаки рукоприкладства.

Покойнику было не больше тридцати пяти лет. Волосы светлые, на щеках уже изрядно отросшая щетина, одет в темно-синий спортивный костюм.

– Судмедэксперт предполагает, что он убит вчера днем, – сказал Тойвола. – И перед этим над ним поизмывались, пытались заставить говорить. С вашими убитыми не было ничего похожего?

Я рассказал, что владельца автомастерской Али Хамида пытали, перед тем как убить.

– Чем-то этот Вейсс был не на шутку интересен убийце, – предположил Тойвола.

Вдруг что-то мелькнуло у меня в голове, и я глянул на подошвы убитого. В протекторе застряли кусочки щебня, такие же, как и у другой жертвы – в Линнунлаулу. Тойвола удивленно посмотрел на меня.

– Криминалист считает, что его притащили сюда волоком, то есть убийца был один. Земля тут твердая, других следов не осталось.

Симолин наклонился над трупом и потрогал его волосы.

– Крашеные. В основании темные.

– Что при нем было?

– Кроме паспорта – бумажник, в котором находились немного денег, складной нож с многочисленными лезвиями, часы «Сейко»… Больше ничего, кроме одежды… и вот этого… – Тойвола показал маленький пакетик, в котором лежала гильза от пистолетного патрона. – Гильзу нашли на лесной дороге. Его застрелили на обочине, но пули не нашли, хотя искали металлоискателем.

– А кто-нибудь им интересовался?

– Кроме меня и здесь присутствующих – только мой начальник, да вы и сами знаете.

– Больше никому не надо ничего знать.

– А как насчет СУПО? – спросил Симолин.

– Им – в последнюю очередь. Где паспорт?

Тойвола протянул мне паспорт, упакованный в пакетик.

Я взял документ и просмотрел его. Бен Вейсс, родился в Иерусалиме 26.04.1969. На фотографии в паспорте Вейсс с вызовом выдвинул подбородок в сторону фотографа. На фото у него были темные волосы. Интересно, какой смысл их обесцвечивать? Я сказал Тойволе:

– Отвезу паспорт на экспертизу. Может быть, он фальшивый.

Послышался низкий вибрирующий звук дизельного двигателя. Рядом с моей машиной остановился темно-зеленый «лендровер». Из автомобиля вышли двое. Я сразу узнал обоих – инспектора Силланпяя из СУПО и начальника службы безопасности посольства Израиля Симона Клейна.

Тойвола посмотрел на меня:

– Судя по выправке – чиновники. Знаешь их?

– СУПО и израильское посольство.

– Вот уж воистину – не буди лиха, пока лежит тихо…

Увидев Силланпяя, размашистой походкой приближающегося к нам в сопровождении Клейна, я едва сдержался, чтобы не выматериться. Я-то уже понадеялся натянуть СУПО нос, и тут же какая-то скотина «протекла». Мое негодование усиливало и то обстоятельство, что Силланпяя приволок с собой представителя чужого государства.

Я приказал Симолину сфотографировать на цифровую камеру лицо покойного и пошел навстречу прибывшим.

– Место преступления закрыто для посторонних.

– Ты имеешь в виду его? – спросил Силланпяя, кивнув в сторону Клейна.

– Насколько я знаю, он не является работником полиции.

Клейн понял всю шаткость своего положения и прикинулся овечкой:

– Я просто предложил свою помощь. Если покойный – гражданин Израиля, я, возможно, мог его знать.

Клейн, женатый на финке, жил в Финляндии уже больше двух лет и говорил по-фински почти безупречно. Начальники службы безопасности израильского посольства сменялись каждые три года. Возможно, посольство опасалось, что за более длительный срок они превратятся в финнов.

– В Израиле проживает больше пяти миллионов человек. Вам не кажется, что вероятность очень мала? И если нам потребуется помощь при опознании, мы, безусловно, предоставим вам фотографию.

Клейн пожал плечами. Силланпяя посмотрел мне в глаза:

– Такие дела продвигаются лучше, если проявить немного гибкости и доброй воли с обеих сторон. Мелочность никому не приносит пользы.

– Я руковожу расследованием и сам принимаю решения, когда мне проявлять добрую волю и гибкость, а в каких ситуациях быть мелочным. Вы не могли бы подождать в машине, господин Клейн?

Я встречался с Клейном несколько раз. Однажды мы даже были вместе в сауне на базе отдыха полиции на острове Лауттасаари, но сейчас при разговоре с ним я намеренно выбрал сухой официальный тон. Это позволяло сохранить дистанцию.

Клейн улыбнулся, но затем, метнув взгляд «я тебе это припомню», повернулся и зашагал обратно.

– Какие мы крутые, – пробормотал Силланпяя. – Клейн всю дорогу говорил о тебе только хорошее. Больше не будет.

– А что, если убитый работал на Израиль? Не глупо ли сразу открывать карты?

– Довольно смелый вывод. И, даже будь так, ты не думаешь, что мы этот аспект контролируем?

– Не хочу рисковать.

Силланпяя поздоровался за руку с Тойволой, обошел труп кругом и осмотрел его со всех сторон.

– На еврея не похож.

– Волосы крашеные, – заметил Симолин. Он стоял позади тела с напряженным видом, ситуация ему не нравилась, как и мне.

Силланпяя протянул руку и попросил паспорт.

– Какой паспорт? – попытался я прикинуться дурачком.

– При нем обнаружен паспорт.

У Силланпяя был хороший источник информации.

Я показал паспорт и сказал:

– Не залапай.

Силланпяя натянул перчатки.

– Похоже, настоящий. Клейн мог бы определить его подлинность за несколько секунд. У него в машине ноутбук и прямая связь с реестром населения и паспортной службой Израиля, но если помощь не нужна, то…

Силланпяя умел капать на мозги. Но я не повелся на его приманку. Забрал паспорт.

– При нем было что-нибудь, кроме паспорта?

– Обычные вещи, часы и бумажник, но там только деньги, евро. Одежда международных брендов.

– Как думаешь, этот тип был в Линнунлаулу?

– Думаю, да. Видимо, один из тех двух на мосту.

Силланпяя взглянул на Клейна, который говорил по мобильному телефону, стоя рядом с «лендровером». Затем спросил:

– Я правильно понимаю, что этот и те двое покойников из Линнунлаулу были по разные стороны баррикад?

– Я, во всяком случае, думаю именно так.

– А как он оказался здесь?

– Сначала скажи мне одну вещь.

– Что именно?

– Это Клейн на тебя вышел или ты ему позвонил?

Силланпяя на мгновение задумался.

– Я на него. Мне показалось, что от него может быть польза следствию. Твоя очередь.

Я думал об этом всю дорогу и нашел только одно разумное объяснение.

– У нас есть свидетельница, по показаниям которой двое мужчин в спортивных костюмах пробежали в сторону Городского театра вскоре после ссоры. Вероятно, поблизости в зеленом «ситроене» ждал мужчина, доставивший туда человека, впоследствии погибшего под поездом. Каким-то образом водитель заставил одного из «бегунов», то есть Вейсса, сесть в машину. Возможно, «бегуны» разделились на Эляйнтархантие, один из них заметил машину и попытался поймать водителя, но получилось наоборот. Я на девяносто девять процентов уверен, что покойный был доставлен сюда на «ситроене», который рано утром сгорел тут неподалеку.

– Я слышал об этом. Какое это имеет отношение к делу?

Я рассказал.

– Не повезло парню.

Силланпяя кивнул в сторону Клейна:

– Может быть, все-таки разумно воспользоваться помощью Клейна и проверить паспорт Вейсса?

Силланпяя был прав, но я решил еще потянуть.

– Немножко повременим.

Тойвола тронул меня за плечо:

– Я съезжу пообедать. Хорошо?

– Конечно.

Отъезд Тойволы дал мне повод, не привлекая внимания, приблизиться к машинам.

– Держи меня в курсе, – попросил Тойвола, высунувшись в окно своего автомобиля.

Я пообещал. Подойдя к Тойволе, я сказал:

– Не забудь, что у покойника надо взять пробу на наличие пороховых газов, а гильзу сразу сравнить с гильзами, найденными в автомастерской. Калибр, во всяком случае, тот же.

Тойвола кивнул и газанул прочь. Я посмотрел вслед. Следовало признать, что Тойвола и его «тойота» были схожи своей незамысловатой харизмой.

Я разрешил сотрудникам морга увезти тело. Им уже надоело ждать, и они сразу принялись за дело.

Клейн вылез из своего джипа. Я протянул ему одноразовые перчатки и паспорт.

Он сначала тщательно осмотрел паспорт, потом взял лупу, залез в машину и ввел номер документа в ноутбук. Связь установилась за несколько секунд.

Клейн сравнил данные паспорта с информацией, поступившей на компьютер, и протянул паспорт обратно:

– Настоящий. Бен Вейсс, торгует пушниной. Живет и работает в Иерусалиме.

– Не очень вписывается в общую картину.

– У меня все вписывается. Он подал запрос на разрешение вывезти из страны триста тысяч долларов для закупки мехов. Возможно, попал в нехорошую компанию и его похитили и убили.

Версия у Клейна появилась слишком стремительно и была уже разжевана до готовности. У него было время подумать, какую лучше всего предложить.

– В очень нехорошую, на редкость плохую компанию, если те двое являются террористами, как вы предполагаете.

Он подвинул компьютер ко мне:

– Посмотрите сами. Вейсс не мог иметь никаких дел с этими головорезами.

На дисплее отразились сведения, о которых сообщил Клейн, но это меня не убедило. Если Бен Вейсс был человеком того масштаба, который виделся мне, то ему могли устроить документы хоть на имя Адольфа Гитлера.

Клейн посмотрел на меня оценивающе.

– Это конфиденциальная информация, – сказал он. – Согласно заявлению на вывоз валюты, его партнером по бизнесу является предприятие под названием «Арктик фёрз». Находится в Хельсинки. Там вы наверняка получите какую-то дополнительную информацию о Вейссе и его бизнесе.

Услужливость Клейна казалась мне подозрительной. Еще большую подозрительность делу придавало то, что, как я знал, владельцем «Арктик фёрз» являлся еврейский бизнесмен Йозеф Мейер, член совета еврейской общины Хельсинки и управляющий ее фонда. Дочь Мейера, моя бывшая девушка Кармела, жила в Израиле и была замужем за капитаном израильских военно-воздушных сил.

Родственные отношения у нас со стариком Мейером не сложились, а он в свое время хотел, чтобы я продолжил его меховую торговлю. Я страдал аллергией на мех животных, да и вообще эта сфера деятельности меня не привлекала. Поэтому сразу по окончании университета я отправился в армию, а когда вернулся, Кармела уже встречалась с сыном владельца магазина ковров. Парень был татарином. Через полгода татарин исчез из поля зрения, а Кармела поехала залечивать душевные раны в Израиль, где встретилась со своим будущим мужем.

– Спасибо. Мы свяжемся с Мейером.

Я подозвал стоявшего в стороне Симолина:

– Мы можем возвращаться в Хельсинки.

Клейн заволновался:

– Я хотел бы поговорить об убитом.

– Слушаю.

– Вы знаете, кто его… как произошло убийство?

– Я не могу раскрывать конкретные обстоятельства расследуемого дела.

– Я помог в установлении личности покойного и рассказал о том, о чем мне не следовало говорить, – напомнил Клейн.

– Я уже поблагодарил. Что-то еще?

– Убийцы, есть о них какая-нибудь новая информация?

Я помотал головой:

– Следственная информация. Еще что-то?

Клейн понял:

– Нет.

Мы молча доехали до шоссе, где Симолин сказал:

– Кто-то обо всем стучит в СУПО.

– Это правда.

– Но невозможно сообщать то, чего не знаешь.

Я посмотрел на Симолина. Он сжимал в пальцах белый листок.

– Квитанция за парковку. Была в кармане убитого.

Настроение мое улучшилось. Если повезет, из парковочной квитанции можно выжать массу информации.

Когда мы подъезжали к Хельсинки, Симолин позвонил в службу парковок. Мы узнали, что квитанция – из автомата на улице Ауроранкату в районе Тёёлё.

– Съездим посмотреть, – сказал я. – Но сначала сделаем еще одно дело.

Глава 12

Я предпочел бы не встречаться с Йозефом Мейером. Он считал меня главным виновником того, что расстроилась наша свадьба с Кармелой и его дочь уехала в Израиль. Мейер с самого начала наших отношений с Кармелой относился ко мне с прохладцей. Возможно, причина была во мне. Я явно не стал бы его любимым зятем. Мой дядя считал, что причина этой сдержанности заключалась в том, что еще раньше ему пришлось отказать Мейеру в ссуде, когда тот собрался расширить свой бизнес.

Когда-то Мейер был одним из самых успешных торговцев пушниной в Хельсинки, но время его прошло уже многие годы назад. Магазин своей мрачностью и старомодностью походил на похоронное бюро. Все начало разваливаться после смерти супруги Мейера и отъезда дочери в Израиль. Рентабельности бизнесу не прибавляло и то обстоятельство, что как защитники животных, так и неонацисты избрали своей мишенью витрину магазина.

Меха, которыми торговал Мейер, были столь же старомодны, как и манекены в витрине, и в магазин теперь заходила разве что пожилая публика. С Мейером произошло то же, что и с моей мамой. Когда она заканчивала работать в своей парикмахерской в семидесятых годах, в окне рекламировались прически, бывшие в моде в пятидесятых. Одну модель с жирными волосами представлял вылитый Джеймс Дин[21]21
  Джеймс Дин (1931–1955) – популярный американский актер.


[Закрыть], а другая была похожа на Мэрилин Монро.

В магазине не было ни одного покупателя. Все считали, что фирма давно умерла, и Мейер с этим смирился. Для Мейера магазин служил своего рода убежищем, где сохранилось то время, когда он был счастливее, чем теперь. Поэтому он не хотел, да уже и не в силах был ничего менять. Мейер предпочитал тонуть вместе со своим кораблем и воспоминаниями.

По дороге в Хельсинки я рассказал Симолину о том, что связывало нас с Мейером. Он слушал с интересом и задал несколько осторожных вопросов о моих отношениях с Кармелой Мейер. Симолин, похоже, считал, что общение между молодыми евреями происходит гораздо экзотичнее, чем у других людей.

Я не успел сделать и полшага, прежде чем начал чихать. Совсем забыл про свою аллергию. Я знал, что для меня будут пыткой даже несколько минут в магазине пушнины.

Мейер, одетый во все черное, вышел из своей комнатки позади торгового зала так тихо, что застал нас врасплох. Он сразу узнал меня:

– Кафка. Вы ли это?

После того как я расстался с его дочерью, он стал называть меня на «вы». Вообще-то так было проще, привычная близость создавала ощущение неловкости.

Я снова чихнул и почувствовал, что у меня потекло из носа. К счастью, в кармане нашлось несколько бумажных носовых платков. Я сразу объяснил, по какому мы делу. Мне хотелось как можно скорее убраться отсюда.

– Да, это так. Бен Вейсс приезжал сюда позавчера обсудить наше сотрудничество.

– Какое именно сотрудничество вы обсуждали?

– Он предложил мне выступить закупщиком на следующем пушном аукционе. Это произойдет в начале года.

– Почему?

– Потому что я хорошо знаю местный рынок и продавцов и поскольку Финляндия входит в число ведущих экспортеров пушнины в мире. Он не знал тут никого, поэтому раньше пользовался услугами немецких посредников.

– А он говорил, почему выбрал в компаньоны именно вас?

– По-моему, кто-то ему меня рекомендовал.

– И о чем вы договорились? – спросил Симолин.

Мейер взглянул на него, но отвечать повернулся ко мне.

– Я пообещал ему выяснить возможности сотрудничества, но предупредил, что потихоньку сворачиваю дело, поскольку мне не на кого его оставить.

Говоря это, Мейер посмотрел на меня осуждающе.

– Почему вы интересуетесь Вейссом?

– Он погиб.

Произнося это, я смотрел на Мейера. Он не выглядел удивленным, хотя и выпалил подряд три вопроса:

– Погиб? Вейсс погиб? Как?

– Его убили.

– Когда?

– Вчера. Вы не знаете, кто бы это мог быть и по какой причине?

– Нет, это какая-то ошибка, если не…

– Что «если не»?

– Он дал понять, что у него при себе крупная сумма. Сказал, что если мы договоримся, то он откроет здесь счет.

Мейер был плохим актером, не дотягивал даже до уровня кружка театральной самодеятельности. Он просто повторял ранее заученное.

– Вы с ним как-то связывались после его визита?

Из носа у меня текло ручьем, глаза чесались. Мне было трудно сосредоточиться. Это давало Мейеру преимущество.

– Нет. Он обещал еще вернуться к этому вопросу до отъезда.

Над кассой я заметил камеру наблюдения.

Я показал на нее:

– Мы хотели бы получить запись с этой камеры.

– Она неисправна, – сказал Мейер и принялся перебирать лисьи шкуры, висевшие на стойке.

– Как он связывался с вами – по телефону или у вас была переписка?

Мейер насторожился и на мгновение задумался.

– Перед тем как приехать, он позвонил из Иерусалима.

– Откуда он узнал ваш номер телефона?

– Думаю, что от кого-то из моих знакомых, живущих в Израиле. Я не спросил, от кого именно.

– Ну разумеется, нет, – пробурчал я. – Нет ли у вас еще каких-то соображений?

– Нет, я уверен, что это связано с деньгами. Ни у кого не могло быть других причин его убивать.

– Вы знаете, где он жил и были ли у него знакомые в Хельсинки?

– Нет, мы разговаривали только о деле.

– На каком языке? – спросил Симолин у меня из-за спины.

– А что?

– Ну, он ведь не говорил по-фински. Вы говорили на иврите или на английском?

Вопрос поверг Мейера в ступор, и он вынужден был опять на минуту задуматься.

– На немецком и английском.

Я высморкался и встал, чтобы уходить.

– Кафка.

– Что?

Мейер обвел рукой магазин, глядя на меня с глубокой печалью:

– Все это принадлежало бы сейчас тебе, женись ты на Кармеле. Она была бы тебе хорошей женой. – Он искренне верил, что я переживаю утрату этой горы шкур. – Неужели лучше быть холостяком в сорок лет? – сказал он.

– В этом тоже есть своя прелесть.

Пока я шел к двери, еще трижды чихнул.

– Не получилось бы из тебя настоящего торговца пушниной, – заметил Симолин. – Чем теперь займемся?

Я высморкался.

– Съездим посмотрим на этот платежный терминал на парковке.

Автомат для оплаты парковки оказался за полукруглой пристройкой к зданию парламента. Напротив него находилось кафе-кондитерская. Мы зашли туда показать фотографию покойного Вейсса. Продавец его не опознал, хотя и работал в тот день.

Я остановился у автомата и осмотрелся. А когда повернулся в сторону здания парламента, то чуть не подпрыгнул от радости. Между пристройкой и старым зданием располагалась гранитная лестница, а в ее верхней части сверкала серебром камера наблюдения. Мы обошли здание парламента, поднялись по парадной лестнице и попросили дежурного, сидевшего в стеклянной будке, вызвать начальника охраны. Через пятнадцать минут в нашем распоряжении была запись двухдневной давности с камеры наружного наблюдения, выходящей на улицу Ауроранка-ту. Я неловко соврал, что мы расследуем драку, произошедшую на улице Ауроранкату, но начальник охраны, кажется, не поверил. Может быть, он видел мою фотографию в газете и знал, какое дело я веду на самом деле. Почему-то люди обычно запоминают мое имя. Впрочем, у него не было никаких причин не предоставлять нам запись.

Когда мы под моросящим дождиком вернулись к машине, я вдруг вспомнил вопрос, который давно хотел задать:

– А у кого был похищен минивэн, найденный у станции метро?

Симолин достал блокнот. У него очень аккуратный почерк, и строчки неизменно получаются одной длины. Мои собственные записи всегда очень неразборчивы. Слово тут, слово там. В них никогда не мог разобраться никто, кроме меня самого, да и мне не всегда это удавалось.

– Она зарегистрирована на какой-то антикварный магазин то ли на Фредрекинкату, то ли на Ээрикинкату.

– «Антикварная лавка Оксбаум»?

– Да, точно.

Я на минуту остановился. Мне стало нехорошо. Йозеф Мейер был евреем, владелец антикварного магазина Леви Оксбаум был евреем, и его сын Макс был соучредителем адвокатской конторы моего брата, которая находилась на улице Ауроранкату всего в пятидесяти метрах от парковочного автомата.

Было уже почти шесть часов, и морось перешла в настоящий дождь. Меня знобило.

– Едем прямо в Пасилу.

Хуовинен был еще на работе. Казалось, он нервничает, а чтобы заставить нервничать Хуовинена, должно случиться что-то серьезное.

– Звонил израильский посол и возмущался, что мы не предоставили достаточной информации Клейну, несмотря на то что жертвой является гражданин Израиля. Угрожал позвонить министру внутренних дел, с которым, по слухам, они играют в гольф.

– Не предоставили именно потому, что убитый – израильтянин.

– Они хотят получить тело. Ты ведь знаешь, как тщательно ваши блюдут похоронные традиции.

Я, разумеется, знал. Согласно еврейскому обычаю, покойник должен быть похоронен в течение суток. В каждой еврейской общине есть «хевра кадиша», погребальное братство, которое готовит умершего к погребению и проводит обряд похорон.

Когда в Лапландии умер мой отец, туда отправили двух человек из «хевра кадиша», которые дождались, пока судмедэксперт закончит свою работу, и после этого в срочном порядке доставили тело в Хельсинки для погребения. Традиция эта столь сильна, что покойник-еврей попадает на вскрытие, минуя очередь из других умерших.

Хоть я и уважаю еврейские традиции, но всему есть предел. Если произошло преступление, «хевра кадиша» придется подождать.

– Тело отдадим только после того, как проведем все экспертизы и будем уверены, что личность установлена правильно.

– Я сказал то же самое, но ему это почему-то не понравилось. Посол говорит, что Бен Вейсс – честный бизнесмен, павший жертвой преступления и не имеющий отношения к событиям в Линнунлаулу.

– А фотографии?

– Они переданы в СТТ для публикации, и одновременно мы запрашиваем сведения, позволяющие установить перемещения Таги Хамида и Вейсса. Оксанен и Стенман весь вечер заняты сбором этой информации. Кое-что уже есть.

Я вспомнил о Тойволе и позвонил ему. Он все еще был на работе.

– Ты уже получил результаты экспертизы по пороховым газам?

– Нет еще. Я поторопил экспертов, обещали сегодня.

– А что насчет гильзы?

– Не раньше завтрашнего дня.

– Позвони сразу, как будут результаты… даже если очень поздно.

– Позвоню.

– Что там с пороховыми газами? – спросил Хуовинен.

– Если на руке Бена Вейсса будут обнаружены следы пороховых газов, значит, он наверняка участвовал в кровавой бане в Линнунлаулу.

– Хорошо бы обнаружились. Тогда можно будет заткнуть посла, – сказал Хуовинен с надеждой. – И еще звонил твой брат.

Эли был знаком с Хуовиненом, но не настолько хорошо, чтобы звонить ему без веской причины.

– Что хотел?

– Интересовался расследованием. До него дошли слухи, что эти убийства как-то связаны с еврейской общиной. Перед ним звонил председатель еврейской общины.

– Зильберштейн?

– Да. Спрашивал о том же. Что, все евреи Финляндии наняты вести у нас разведку?

– Похоже на то.

Я рассказал, что Мейер, подтвердивший алиби с пушной торговлей Бена Вейсса, тоже еврей, как и торговец антиквариатом, у которого украли машину, использованную в дальнейшем, как минимум, в Вартиокюля, а может быть, и в Линнунлаулу тоже. Сообщил и о том, что мой брат и председатель еврейской общины встречались со мной для беседы.

Хуовинен посмотрел на меня с серьезным видом:

– Ты говоришь это так, как будто не веришь в происходящее.

– Я верю, во всяком случае, в то, что Мейер мне врал. И если он врал, то покрывал Вейсса. Я не вижу для этого иной причины, кроме той, что Вейсс не был тем, за кого его выдают. Их деловые партнерские отношения выглядят странными и по другой причине. Мейер давно уже выпал из обоймы. Зачем он понадобился молодому и энергичному торговцу пушниной? В Финляндии можно найти компаньонов получше и тоже евреев.

– Ты думаешь, что твой брат и Зильберштейн могли по своим каналам получить какую-то информацию, которой у нас пока нет?

– Мне кажется, что они каким-то образом причастны к этим делам, но сами не знают, каким именно, так же, как Мейер и Оксбаум. Одно еврейство всего не объясняет.

Симолин постучал в открытую дверь и сказал:

– Пойдешь смотреть запись?

– Какую запись? – спросил Хуовинен.

Когда я рассказал о квитанции из парковочного автомата, обнаруженной у Вейсса, и записи камеры наблюдения на здании парламента, Хуовинен заинтересовался:

– Правда что ли? Я тоже пойду.

Мы перебрались в зал для совещаний, взяли стулья и уселись перед телевизором. Симолин включил видеомагнитофон. В нижней части экрана замелькали минуты и секунды. Время, указанное на парковочной квитанции, должно было наступить через пять минут. Симолин подвинулся вперед, и на экране промелькнул белый минивэн.

– Стоп! – скомандовал я.

Белый автомобиль находился на правом краю зоны наблюдения камеры.

Расстояние до автомата составляло метров десять. Номера машины было не разобрать, но Симолин уже высказал предположение:

– Видимо, похищенный минивэн.

Машина приблизилась и остановилась. Симолин только что не уперся носом в телевизор.

– Он, он, уже можно различить номер.

Автомобиль сдал назад, подъехав прямо к автомату.

Открылась дверь со стороны пассажира, и из машины вышел светловолосый мужчина.

– Абсолютно точно, это он, он, – повторил Симолин.

– Это Вейсс? – спросил Хуовинен.

– Да.

Вейсс порылся в кармане и подошел к автомату, остановился, изучая лежащие на ладони монеты, взял из них пару и опустил в автомат. Стоя в ожидании квитанции, он осмотрелся и заметил камеру.

– Он заметил камеру, – констатировал Хуовинен.

Вейсс повернулся к камере спиной. Получив квитанцию, он пошел к машине. Одновременно открылась дверь машины с водительской стороны, и из кабины вылез темноволосый мужчина.

– Раздобыли обоих! – воскликнул Симолин восторженно.

Темноволосый направил на автомобиль брелок и закрыл двери. Поворотники машины мигнули, подтверждая, что замки закрылись. Мужчина сделал несколько шагов в сторону Вейсса. Лицо его было отлично видно. Вейсс поднял руку, как будто приказывая что-то. Мужчина, кажется, удивился, инстинктивно посмотрел прямо в камеру, отвернулся и провел левой рукой по подбородку. Мне показалось, что кто-то нажал у меня в голове кнопку «пауза», внутри все сжалось.

– Еще раз промотай на темноволосого, – сказал я.

Симолин отмотал назад и остановил воспроизведение на том месте, где водитель выходит из машины. Мужчина повернулся к тротуару и взглянул в сторону камеры.

Я увидел мясистое строгое лицо и коротко подстриженные волосы. Мужчина был высоким и стройным.

Хуовинен посмотрел на меня:

– Что?

– Мне нужны увеличенные изображения обоих.

– Можно уже смотреть дальше? – спросил Симолин.

– Давай.

Мужчины направились в сторону Маннерхейминтие и вышли из сектора обзора.

Я обдумывал увиденное. Изображение с камеры наблюдения было нечетким, и лица обоих мужчин запечатлелись не особенно хорошо. Но тем не менее я был уверен. Я узнал темноволосого, хотя он изменился и постарел за полтора десятка лет. Несомненно, это он.

Его звали Дан Каплан. Он уехал в Израиль в восемьдесят пятом, поступил там в армию и продолжил военную карьеру. До этого он был моим лучшим другом с первого класса. Эта привычка – в задумчивости поглаживать подбородок – появилась у него после фильма Клинта Иствуда, который мы ходили смотреть вместе.

Хуовинена не проведешь. Он спросил:

– Знаешь его?

Я кивнул:

– Думаю, что это мой друг детства. Его зовут Дан Каплан. В прошлый раз я видел его больше десяти лет назад, когда ездил в Израиль. Тогда он служил майором в армейском спецназе.

– Какого дьявола он тут делает? – не сдержался Хуовинен.

– Я сам хотел бы это знать.

– Во всяком случае, не пушниной торговать приехал, – сказал Симолин.

Заиграл мой мобильник. Звонил Тойвола.

– Ребята постарались и провели экспертизу на пороховые газы в рекордные сроки, заключение уже у меня. Результат положительный.

– Спасибо. Езжай домой, тебе пора отдохнуть.

– Да, сейчас поеду. Уже позвонил жене, чтобы затопила сауну.

– Ты уже десять раз ее заслужил.

Тойвола довольно засмеялся. Людей в наше время так редко хвалят.

Хуовинену и Симолину я сказал:

– На теле Вейсса обнаружены следы пороховых газов. То есть он был в Линнунлаулу и пользовался оружием.

Хуовинен вскочил так резко, что уронил стул:

– Проверь, Каплан ли это, и объявляй его в розыск по всем каналам… Как думаешь, он опасен?

– Если захочет быть опасным, то да.

– И как ты считаешь, он хочет?

– Похоже на то.

– При объявлении в розыск укажи, что он опасен и, возможно, вооружен.

– Есть его более качественные фотографии? – спросил Симолин.

– Я фотографировал его, когда был в Израиле, но снимкам уже десять лет.

– У родственников наверняка есть более свежие, – предположил Хуовинен.

– Постараюсь достать.