Текст книги "Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 2"

К 23 декабря 1934 года в ленинградских и московских тюрьмах оказалось 843 оппозиционера. Им предъявили обвинение в подготовке серии политических покушений. Никто из них не ждал ареста, о чем красноречиво свидетельствует письмо Зиновьева, на момент производства у него на квартире обыска (16 декабря 1934 года) – члена редколлегии журнала «Большевик»:

Тов. И. В. Сталину.

Сейчас, 16 декабря в 19.50 вечера, группа чекистов явилась ко мне на квартиру и производит у меня обыск. <…> Ни в чем, ни в чем, ни в чем я не виноват перед партией, перед ЦК и перед Вами лично.

Клянусь Вам всем, что только может быть свято для большевика, клянусь Вам памятью Ленина. Я не могу себе и представить, что могло бы вызвать подозрение против меня. Умоляю Вас поверить этому честному слову.

Потрясен до глубины души645645
  Реабилитация: политические процессы 30–50‑х годов / Под общ. ред. А. Н. Яковлева. М.: Издательство политической литературы, 1991. С. 154–155.


[Закрыть].

В ходе расследования состав заговорщиков все время расширялся. В сетях следствия оказались родственники, друзья, знакомые арестованных и случайные лица, когда-либо встречавшиеся с ними. Всем им приписывались связи с троцкистами, правыми белогвардейцами и меньшевиками, а иногда даже с русскими эмигрантами и иностранной разведкой. После окончания следствия в газетах было опубликовано сообщение, указывавшее, что НКВД вскрыл ленинградский зиновьевский центр, ставивший задачей террор против руководства партии.

5 декабря 1934 года был арестован первый из обвиняемых – Иван Иванович Котолынов – студент Ленинградского индустриального института. Было ему в это время 29 лет. Котолынов родился в 1905 году в Петербурге в семье портного, в ВКП(б) вступил в 1921 году. Совсем молодым он принялся за комсомольскую работу, стал ответственным организатором Выборгского райкома комсомола, секретарем Ленинградского губкома комсомола, затем членом ЦК комсомола. После XV съезда ВКП(б) контрольная комиссия исключила его из рядов партии «за фракционную деятельность в составе „новой оппозиции“». Котолынов написал заявление об отходе, и в 1928 году ему вернули партбилет. Областной комитет ВКП(б) в числе так называемой «парттысячи» направил его на учебу в институт, где учились уже знакомые нам оппозиционеры Ширяев и Редозубов и где часто бывал Петр Тарасов; там Котолынов стал руководителем факультетского партбюро646646
  Шубин А. В. Вожди и заговорщики. М.: Вече, 2004. С. 279.


[Закрыть].

Обвиняли Котолынова в том, что он как «активный член подпольной контрреволюционной группы, образовавшейся в Ленинграде из бывших зиновьевцев, несет ответственность за это преступление». «Мне еще задавали вопрос, – говорил он на суде, – как вы скатились в контрреволюционное болото. <…> XV съезд нас одернул и предупредил, но мы не останавливались и продолжали вести борьбу против партийного руководства, входили в партию организованно, не разоружившись. <…> Выстрел в Кирова фактически остановил к/p зиновьевщину. Это чудовищная плата, но это сигнал к тому, что к/p зиновьевщина должна быть уничтожена».

На следующий день был арестован еще один бывший лидер ленинградских комсомольцев – уже знакомый нам 32-летний Владимир Васильевич Румянцев. Член оппозиционной, зиновьевской делегации на XIV партсъезде, оставшийся фракционером и далее, он по решению XV съезда партии был исключен из партии. В августе 1928 года партколлегия Ленинградской областной контрольной комиссии восстановила Румянцева в правах коммуниста ввиду «полного отхода от оппозиции». В 1930 году по партмобилизации был послан на стройку в Магнитогорск, где работал ответственным исполнителем по учету и распределению кадров и характеризовался как «настойчивый и энергичный работник». По возращении в Ленинград в 1931 году он стал счетоводом на фабрике им. Слуцкой, а на момент ареста являлся секретарем Выборгского райсовета. «Вел себя замкнуто и общественную работу не вел»647647
  Эхо выстрела в Смольном. С. 248.


[Закрыть].

Арестованным было сложно выдержать давление следователей. Допрос обвиняемых вел заместитель начальника НКВД Агранов, а ему ассистировали заместитель председателя КПК при ЦК ВКП(б) Н. И. Ежов и генеральный секретарь ЦК ВЛКСМ А. В. Косарев. Последний присутствовал на допросах почти всех бывших комсомольских лидеров, убеждая их сознаться в содеянном.

На следствии Румянцев признал себя «виновным лишь в принадлежности к подпольной группе зиновьевцев», но категорически отверг свое участие в «ленинградском центре».

Еще день, еще аресты. 8 декабря во внутреннюю тюрьму на Литейный, 4 были доставлены Василий Иванович Звездов, Лев Осипович Ханик, Андрей Ильич Толмазов. Представитель питерской молодежи еще на I съезде РКСМ, Толмазов был связан с Николаевым по работе в Выборгском райкоме комсомола. Сын тверского крестьянина, он начал трудовой путь 13-летним мальчиком на заводе «Красный арсенал». После службы в Красной армии он несколько лет выполнял должность секретаря Выборгского райкома комсомола, избирался делегатом на первые шесть комсомольских съездов. Когда в феврале 1925 года в актовом зале Смольного открылась XI партконференция комсомола, Толмазов был уже ответственным секретарем губкома комсомола. Он был среди ответственных за не авторизированное ЦК приглашение на конференцию делегатов из 17 губернских и областных организаций комсомола, что послужило поводом для обвинения руководства ЦК РЛКСМ в оппозиционной деятельности. С нарастанием трений в Политбюро ленинградский комсомол все более активно продвигал линию Зиновьева. Вскоре после октябрьского пленума ЦК и ЦКК РКП(б) комсомольская канцелярия разослала для ознакомления 30–40 ответственным организаторам местных комсомольских организаций материалы с критикой партийной политики в деревне, способствующие консолидации оппозиционных настроений среди комсомольского актива. Среди особенно «наэлекризованного» комсомольского актива гуляла прославившаяся на XIV съезде «синяя папка», содержавшая специально подобранный и обработанный материал против партийного руководства648648
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 426. Л. 66.


[Закрыть].

Самочинное поведение Толмазова на комсомольской конференции послужило для ЦК основанием снять его с комсомольской работы. В его личном деле указано: «До XV съезда ВКП(б) был в оппозиции, дал свою подпись под платформу „13“. После XV съезда подал заявление о признании своих ошибок». Псковская контрольная комиссия поставила «на вид» за организационную связь с оппозицией; партвзыскание было снято в 1931 году. По возвращении в Ленинград Толмазова направили на должность зам. директора по рабочему снабжению завода «Красный путиловец» (впоследствии – Кировский завод). На следствии он признал вину лишь «в принадлежности к подпольной группе бывших зиновьевцев»649649
  Кирилина А. А. Неизвестный Киров. СПб.: Нева, 2002. С. 95–105.


[Закрыть].

Активность оппозиции в комсомольской среде выглядела на 1935 год преступной. Зиновьев каялся:

В тогдашнем руководстве комсомола крупную роль играла группа «ленинградцев», тесно связанных с зиновьевской верхушкой. Мы рассчитывали через нее привлечь на свою сторону молодежь. Зиновьевская группа поставила перед своими сторонниками задачу: не выявляя пока отрыто действительных целей борьбы, закрепить свое влияние и обеспечить за «своими» людьми все руководящие посты в комсомольском движении.

Через несколько дней после январского [1925 года] Пленума ЦК партии состоялся Пленум ЦК Комсомола. <…> Зиновьевская группа в Комсомоле повела кампанию против сторонников партийного большинства и провела «расширение» бюро комсомольского ЦК путем включения туда еще двух своих «твердых» сторонников. Это был первый шаг к продолжению и углублению фракционного раскольничества – и вместе с тем первый акт политической маскировки. Для «непосвященных» все дело выдавалось за «внутреннюю» борьбу двух комсомольских групп. И лишь узкий кружок «посвященных» знал, что дело идет о захвате зиновьевцами позиций, необходимых для дальнейшей внутрипартийной (а по существу уже антипартийной) борьбы.

Еще недели через две или три состоялась Ленинградская конференция Комсомола. Ленинградские комсомольцы, минуя свой ЦК, созвали на нее представителей целого ряда крупнейших провинциальных комсомольских губкомов. В чем была цель это раскольничьего шага? В том, чтобы закрепить за Ленинградом значение «второго центра» в комсомоле, непосредственно влияющего на всю Россию; в том, чтобы противопоставить «твердую» на зиновьевских позициях верхушку ленинградской молодежи – ненадежному по нашей оценке ЦК Комсомола.

ЦК партии, превосходно понимая действительные цели этих «шахматных ходов», решил пресечь в самом зародыше «попытки отравить фракционным ядом комсомольское движение». «Обращает на себя внимание еще роль некоторой части партийцев из комсомола, которые на некоторых собраниях, оставаясь маленькой кучкой, однако, немало мешали нормальному ходу собраний, а иногда с их стороны делались попытки срыва отдельных выступлений», – заметил легат ЦК в Ленинграде в январе 1926 года В. М. Молотов. «Наиболее воинственные из зиновьевцев» были сняты с руководящей работы в комсомоле. «Наша попытка натравить комсомол на руководящее большинство ЦК партии была отражена <…>»650650
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 426. Л. 78.


[Закрыть].

Было время, когда этот «комсомольский эпизод» казался Зиновьеву маловажным звеном в ходе развернувшихся дальше событий.

Но теперь кровавое дело 1‑го декабря бросает зловещий отблеск и на эту «прелюдию» нашей борьбы. Только теперь стало до конца ясным все роковое значение этого шага. Чтобы сделать вполне понятным то, о чем я говорю, мне достаточно будет назвать имена комсомольцев и работавших тогда в Комсомоле зиновьевцев, которые проводили в это время нашу раскольническую политику среди молодежи. Это были Сафаров, Гессен, Файвилович, Цейтлин, Котолынов, Толмазов, Румянцев, Иван Тарасов, Середохин и другие.

Зиновьев понимал теперь то, что не понимал тогда:

Все эти имена прошли через десять лет в обвинительных актах по процессам зиновьевцев, на этих заключительных страницах истории наших преступлений. Трое из них (Котолынов, Румянцев, Толмазов) предстали перед пролетарским судом как участники и руководители той группы, которая прямо выдвинула и подтолкнула Николаева. Тогда, десять лет тому назад, мы подняли против ленинского большинства ЦК группу молодежи, для которых начавшаяся борьбы была первым серьезным участием во внутрипартийных делах, а создаваемая нами атмосфера враждебности к партийному руководству была иногда и первым глубоко-запавшим политическим впечатлением. Уже тогда мы стали обучать молодежь, как бороться против партии, как обманывать партию, как конспирировать от партии. Уже тогда мы положили начало тому очагу, который вырастил будущего убийцу С. М. Кирова651651
  Там же. Л. 21–22, 76.


[Закрыть].

10 декабря НКВД арестовал Николая Петровича Мясникова, Владимира Соломоновича Левина и, последним, Сергея Осиповича Мандельштама. Все эти молодые люди в той или иной мере были знакомы Петру Тарасову. С некоторыми из них он дружил. Кого-то встречал по мобилизации на стройки Сибири. Скажем о каждом пару слов: все эти персоналии важны для понимания деятельности бывших зиновьевцев накануне событий.

Знакомый нам по делу Самарца, рассмотренному нами в прошлой главе, Владимир Соломонович Левин был активным зиновьевцем в 1926 году, пытался приостановить проработку решений XIV партийного съезда в Ленинграде. В 1927 году активно поддерживал объединенную оппозицию и был из партии исключен. 3 января 1928 года подал заявление в ЦКК, в котором солидаризировался с заявлением «23‑х об идейном и организационном разоружении, и на этом основании был в партии восстановлен со следующей формулировкой: «Принимая во внимание, что т. Левин В. С. сделал заявление, в котором он признал свои принципиальные ошибки, отмежевался от платформы троцкистов, осудил фракционную деятельность троцкистской оппозиции, <…> восстановить его в рядах ВКП(б) с прежним партстажем, отметив в личном деле перерыв в его пребывании в партии со времени исключения». Мы помним Левина по случаю с Самарцем как известного военного комиссара, первого коммуниста Толмачевки, но в 1934 году он нашел себя на скромной должности председателя Ленинградского жилищно-арендного кооператива. При аресте у Левина была отобрана написанная им автобиография на 3 листах, в которой он излагал свои прошлые ошибки и утверждал, что полностью порвал с оппозицией. Левин писал: «На протяжении всех лет с момента восстановления меня в партии в 1928 году я как в своей практической хозяйственной работе, так и в работе общественной руководствовался решениями партии, горячо их отстаивал в твердом убеждении, что эти решения являются единственным путем, гарантирующим победу социализма в нашей стране, что всякое уклонение от этой линии приводило и приводит к скатыванию на путь контрреволюции»652652
  Эхо выстрела в Смольном. С. 252.


[Закрыть].

Как и остальные, член ВКП(б) с мая 1917 года, комиссар полка и штаба дивизии в Красной армии, а затем заместитель начальника политотдела ЛВО, Мясников исключался из ВКП(б) за фракционную работу в 1927 году. Мы его встречали в Новосибирске в роли консультанта в Новосибирском краевом плане и все еще активного оппозиционера. В мае 1927 года Новосибирским партийным комитетом Мясников был исключен из партии «за фракционную работу по участию в зиновьевской оппозиции», но восстановлен решением краевой контрольной комиссии. В ноябре 1927 года он был повторно исключен по тем же мотивам. Восстановлен в июле 1928 года решением ЦКК с объявлением строгого выговора. В своем заявлении на имя ЦК и ЦКК Мясников указывал: «Солидаризируясь с заявлением 23‑х товарищей (Л. Каменев, Г. Евдокимов, Г. Зиновьев и др.), поданным XV съезду партии 19 декабря о полном подчинении всем решениям съезда, я также присоединяюсь к просьбе указанных товарищей о возвращении в члены партии исключенных за оппозицию». В марте 1928 года Ленинградская областная контрольная комиссия дала о Мясникове нелицеприятный отзыв: в своих объяснениях, представленных Ленинградской областной контрольной комиссии, тот заявляет, «что обязуется проводить решения съезда в жизнь, но в то же время сказать, что окончательно переубедился, не может, т. к. это было бы лицемерием. Имеет ряд сомнений по вопросам построения социализма и китайской революции». По апелляции в ЦКК Мясников в партии восстановился, работал заведующим организационным отделом Московско-Нарвского районного совета653653
  Там же.


[Закрыть]. Мандельштам, в 1921–1923 годах заведующий агитпропом Нарвско-Петергофского райкома партии, организатор партколлектива Путиловского завода в Петрограде, в 1923–1926 годах военком и начальник политотдела дивизии, был исключен из партии в ноябре 1927 года за принадлежность к «Новой оппозиции» и «неискренность». После подачи заявления об отходе он был восстановлен Ленинградской областной партколлегией, а в 1930 году уехал в Магнитогорск, где работал помощником управляющего строительством. По возращении в Ленинград в 1932 году Мандельштам стал заведующим сектором в Государственном институте по проектированию металлургических заводов при Наркомтяжпроме СССР.

Обвинение бывших оппозиционеров в терроре было сфабриковано начальником секретного отдела органов Аграновым по прямому указанию Сталина. О том, что убийца Кирова Николаев не принадлежал к группе Зиновьева, свидетельствует опубликованное 3 июля 1938 года в японской газете «Иомиури» заявление бежавшего в Японию бывшего начальника УНКВД ДВК Г. С. Люшкова, принимавшего участие в расследовании дела «ленинградского центра»: «Перед всем миром я могу удостоверить с полной ответственностью, что все эти мнимые заговоры никогда не существовали, и все они были преднамеренно сфабрикованы. Николаев, безусловно, не принадлежал к группе Зиновьева. Он был ненормальный человек, страдавший манией величия. Он решил погибнуть, чтобы стать историческим героем». В молодости Николаев установил контакты с Выборгским райкомом комсомола, где заметную роль играли И. И. Котолынов и А. И. Толмазов. Вероятно, с их помощью он стал управделами Выборгского райкома комсомола. Но в агентурных материалах органов НКВД по разработке зиновьевцев Николаев вообще не упоминается и на оперативном учете чекистов он не состоял. Бывший помощник начальника первого отделения СОО УКГБ Ленинградской области П. И. Малинин в заявлении в высшие партийные органы от 10 апреля 1961 года показал, что о разработке «группы Румянцева» он узнал в 1933 году. «По этой разработке проходили бывшие руководящие комсомольские работники, которые в период зиновьевской оппозиции 1926–1927 гг. активно поддерживали оппозицию. После прибытия в Ленинград членов ЦК ВКП(б) для разоблачения зиновьевской оппозиции, Румянцев, Ханик и др. признали свои ошибки и отказались от поддержки Зиновьева и Каменева. ЦК ВКП(б), учитывая искренние признания своих ошибок и молодость Румянцева и др., оставил их на руководящей комсомольской и советской работе и в партии». Малинин не помнил «ни одного случая, чтобы в материалах разработки были сведения, указывающие на антисоветскую работу группы, не говоря уже о каких-либо террористических намерениях против руководства партии и Советского правительства». Каких-либо данных о проводимой зиновьевцами практической подпольной антисоветской работе у НКВД не было. Военная коллегия Верховного суда СССР констатировала 23 августа 1957 года: «Репрессированные по данному делу лица допрашивались в основном по вопросам знакомства с Николаевым, Румянцевым, Котолыновым и другими арестованными в связи с убийством С. М. Кирова и их прошлой принадлежности к „зиновьевской“ оппозиции». Конкретных обвинений им не предъявлялось, и обвинительное заключение по делу не составлялось. ’Никаких материалов, которые свидетельствовали бы об их принадлежности к антисоветской организации, в деле не имеется <…>»654654
  Реабилитация: политические процессы. С. 146.


[Закрыть].

Допросы производились пристрастно, с применением сильного психологического воздействия. Признания многих арестованных носили бездоказательный, декларативный характер. В ходе следствия они не перепроверялись и никакими уликами не подтверждались. О закулисной стороне следствия рассказывал в 1956 году А. А. Харитонов – один из немногих уцелевших осужденных. Он вспоминал, что следователь на допросе сказал ему: «Протокол – это формальная сторона дела, а по существу, дело все в том, что весь ленинградский пролетариат, возмущенный убийством Кирова, требует высылки всех, кто прямо или косвенно был связан с оппозицией, что, несмотря на непричастность к убийству, их хорошую работу, они все равно будут подлежать наказанию, хотя бы самому легкому – ссылке». Я. И. Богомольный жаловался в Президиум Верховного Совета СССР: «Никто никогда и не пытался даже пояснить мне, за что меня арестовали. <…> Обвинение мне не могло быть предъявленным, так как я никогда не нарушал советского закона». На бланке с постановлением о предъявлении обвинения в участии в «контрреволюционной зиновьевской группе» арестованный студент Ленинградского индустриального института, член партии с 1921 года, Михаил Семенович Надель написал: «В природе не было, нет, и не будет материалов. Категор…», – фраза осталась недописанной655655
  Там же. С. 142.


[Закрыть].

Некоторые историки отмечают, что у следствия не могло быть никаких сведений об антисоветской подпольной деятельности членов бывшей оппозиции. Ведь у сторонников Зиновьева «…не было прежней силы, власти и былого влияния. Поэтому они прибегали к извечным методам борьбы в подобных ситуациях: распространяли нелепые слухи по поводу недостатков, просчетов и ошибок ЦК ВКП(б), собирались на квартирах отдельных оппозиционеров и рассуждали, рассуждали, рассуждали»656656
  Кирилина А. А. Указ. соч. С. 365.


[Закрыть]. Другие считают, что не могло обойтись без сопротивления. «Профессиональные революционеры не могли не обсуждать судьбы революции, даже под угрозой репрессий. И этим они представляли угрозу для Сталина, были законсервированным „теневым кабинетом“ левых коммунистов»657657
  Шубин А. В. Указ. соч. С. 284.


[Закрыть]. «По сложившейся во время перестройки официальной легенде», утверждают третьи исследователи, после разгрома оппозиции в конце 1927 года деятельность оппозиционеров прекратилась, «и десятилетие спустя, в годы Большого террора, они были репрессированы лишь за старые грехи». Однако, как свидетельствуют факты, после отказа многих бывших оппозиционеров от своих взглядов они не свернули свою деятельность658658
  Зейналов Э. Бакинские троцкисты [Электронный ресурс: https://eldarzeynalov.blogspot.com/ 2016/08/blog-post.html].


[Закрыть].

Есть мнение, что нельзя однозначно оценивать дела «московского центра» (19 человек) и «ленинградской контрреволюционной группы» (77 человек) как полностью сфальсифицированные. «Группы-то существовали, были настроены оппозиционно и выжидали, занимаясь осторожной антисталинской пропагандой»659659
  Шубин А. В. Указ. соч. С. 284.


[Закрыть]. В известном смысле проблематично говорить о «фальсификациях» в 1935 году без специальных оговорок. «Сфальсифицировано» – термин либерального понимания правовых норм, которые ВКП(б) в это время, по сути, отрицала: правовая механика была другой. Шла политическая борьба, и ЦК не имел права перед лицом мирового пролетариата не защищаться. Улики могли утаиваться; важна была главным образом историческая логика процесса.

Следствие 1934 года все сильнее «раскручивало» ядро зиновьевской фракции. Постепенно у НКВД оказалось много новых подробнейших сведений об активности зиновьевцев после XV партийного съезда. Материалы следствия содержат ценный для нас материал. Понятно, что свидетельства давались под давлением, не все сказанное записывалось в протокол, следователи старались выжать признания в персональной ненависти к вождям партии и правительства, что могло бы объяснить убийство Кирова. Но начисто игнорировать свидетельства нельзя. НКВД времен Ягоды – это еще не НКВД под руководством Ежова: арестанты часто отпирались, отказывались от показаний, мотивировали свою невиновность. Когда же они рассказывали о своих встречах и разговорах, материал был слишком детален и специфичен, чтобы отмести его как результат воображения следователей.

Надо помнить, что многие оппозиционеры действительно были шокированы убийством Кирова и ощущали себя в некоторой степени виновными. О поведении Каменева, на тот момент директора Института мировой литературы имени М. Горького, рассказывал в своем дневнике Чуковский. Вечером 5 декабря Корней Иванович был приглашен к Льву Борисовичу и после ужина отправился вместе с последним к гробу Кирова. «Красноармейцы, составляющие цепь, узнали Каменева и пропустили нас – нерешительно, как бы против воли, и процессия проходила мимо нас, и многие узнавали Каменева и не слишком почтительно указывали на него пальцами. К гробу Кирова он шел вместе со мною в глубоком горе, негодуя против гнусного убийцы»660660
  Знамя. 1992. № 11. С. 158–159.


[Закрыть].

Когда газеты начали трубить, что Николаев – бывший оппозиционер, Каменев, Зиновьев и их сторонники согласились, что им полагается пересмотреть свою политическую позицию: не скатились ли они невзначай во вражеский лагерь? Даже если тот или иной оппозиционер знал, что он совершенно невиновен, он не мог сказать то же самое про всех своих единомышленников: они работали слишком далеко от него, да и говорили иногда слишком туманно.

Как честные, преданные коммунисты, арестованные надеялись на понимание органов. Они давали признательные показания, предполагая, что между коммунистом и советским следователем должно быть взаимопонимание. Не веря, что следствие могло отнестись к ним как к несомненным врагам, они доверяли ему, что вынуждало их согласиться на принятые по отношению к ним следственные методы. Последовательно и методично следователь при этом создавал впечатление полной безнадежности положения упирающегося подследственного, ссылавшегося на юридические нормы и процедуры. Отпирательство считалось антипартийным поступком, а нераскаявшиеся приравнивались к контрреволюционерам. «У нас есть уникальный метод следствия, который мы обязаны применять, – словно говорили подследственным. – Если вы действительно раскаялись и отошли от оппозиции, вы должны нам полностью доверять». Подчеркнем, что протоколы допросов 1934–1935 годов писались самими подследственными и только чуть-чуть редактировались затем следователями НКВД. Язык протоколов жив и аутентичен, его стиль отражает индивидуальность конкретного человека. Любой, кто знаком с протоколами допросов времен Большого террора, не перепутает их с материалами, которые мы предлагаем в этой главе. В определенном смысле материалы следствия можно даже назвать говорящим источником. Прежде всего, зиновьевцы до последнего момента оставались в партии, были у дел, много знали. Этим они удачно отличались от троцкистов или «демократических централистов» (сапроновцев), которые сидели в политизоляторах и довольствовались крохами информации. Зиновьевцам было о чем рассказать и друг другу, и следователю. На основании этих свидетельств можно оценить степень осведомленности о событиях в стране, отследить нюансы реакции на происходящее, разобраться в том, как передавалась информация, кто и что знал, как вырабатывались политические установки в «теневых кабинетах» Москвы и Ленинграда.

Во всей своей совокупности материалы следствия выявляют сложный и запутанный клубок оппозиционных связей, должностей, мест работы и бытовых подробностей. Но когда в нескольких десятках протоколов детали начинают повторяться, то становится очевиден определенный паттерн деятельности зиновьевцев. Мы видим, как люди группируются, кто кого знает, кто кого навещает, иногда даже – кто на ком женится. Становится понятно, что оппозиционеров сплотила не четко артикулированная политическая позиция, а личные симпатии и антипатии. Огромную роль играли служебные связи: например, Тарасов и другие уезжали и приезжали на стройки первых пятилеток на основании путевок, полученных через личные знакомства.

Этот клубок можно разматывать с разных концов, в зависимости от важности той или иной фигуры. Мы начнем с Евдокимова, тестя Тарасова – одного из главных, если не самого главного фигуранта следствия. Мы ставим перед собой несколько целей. Начнем с характеристики политических убеждений Евдокимова и его ближайших сподвижников, поскольку говорившееся ими об экономической и социальной политике партии очень напоминало то, в чем признавался Тарасов в Кузбассе. Затем постараемся обрисовать манеру поведения оппозиционеров, оценить их связи. Наконец, вернемся к вопросу об оппозиционном центре – существовал ли он на самом деле, и если да, то в каком виде.

В июне 1928 года Евдокимов признал свои ошибки, отошел от оппозиции и был восстановлен в партии. С 1929 года он работал председателем Средневолжского областного краевого союза сельскохозяйственной кооперации в Самаре, был членом правления Хлебоживотноводцентра, затем начальником Главного управления молочной промышленности Наркомата пищевой промышленности СССР. «Мне кажется, что за последнее время среди нас особо выросла роль авторитетных руководителей – Евдокимова и Бакаева, мнение которых считалось так же обязательным, как и мнение Зиновьева и Каменева», – говорила на следствии студентка Московского историко-филологического института (МИФЛИ) Анна Евгеньевна Кожуро 8 января 1935 года661661
  РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 127. Л. 110–111.


[Закрыть]. Сергей Михайлович Гессен на допросе 1 января 1935 года соглашался, что Евдокимов являлся

…одной из руководящих фигур зиновьевского центра. Его политические взгляды во всем основном совпадали с позицией Зиновьева, Каменева и всей зиновьевской группы, которую я характеризовал уже в прежних своих показаниях. Связь с Зиновьевым и Каменевым в форме неоднократного посещения их на квартирах Евдокимов, как он сам мне говорил, поддерживал до последнего времени. Политическая позиция Евдокимова и в последний период продолжала оставаться враждебной партийной линии и партийному руководству. <…> Однако в этот последний период отрицательные высказывания Евдокимова по отношению к партийному руководству не были связаны с какой-либо практической установкой на возможность возобновления борьбы против партии. Что касается личных связей Евдокимова с более широкими кругами зиновьевцев, то они, по моим впечатлениям, не были особенно частыми. Во всяком случае, бывая у Евдокимова в последние годы, я почти никогда не заставал у него никого из зиновьевцев, что, возможно, отчасти объясняется самими условиями его жизни (позднее возвращение домой, проживание в стороне от центра города и прочее)662662
  Там же. Д. 126. Л. 111.


[Закрыть].

Материалы следствия дают возможность встретить еще некоторых лиц, за чьей деятельностью мы следили в предыдущих главах. Начнем с Ивана Петровича Бакаева: за принадлежность к левой оппозиции 14 ноября 1927 года он был выведен из ЦКК, а 18 декабря 1927 года на XV съезде ВКП(б) попал, наравне с Евдокимовым, в число 75 активных оппозиционеров, исключенных из партии. Бакаев подал заявление об отходе от оппозиции в 1928 году и был прощен. Впоследствии он работал председателем Ленинградского СНХ и помощником председателя Леноблисполкома, а в момент ареста (9 декабря 1934 года) был управляющим Главэнергосетью Москвы. По оценке Гессена, на всем протяжении борьбы зиновьевцев против партии Бакаев был одним из наиболее видных членов зиновьевского политического центра. «До 1930 года он жил в Вятке и Горьком, а в Москве бывал наездами (довольно часто). <…> К характеристике его политической позиции может быть отнесено то же, что сказано выше о Евдокимове»663663
  Там же. Л. 114.


[Закрыть]. Встречаясь с Бакаевым вплоть до последнего времени, Петр Антонович Залуцкий, в прошлом рьяный зиновьевец, а ныне управляющий всесоюзным трестом «Строймашина», установил, «что он является твердым сторонником Зиновьева. Бакаев и его жена Костина поддерживали связи с довольно большим кругом зиновьевцев». По мнению Георгия Ивановича Сафарова, партийная биография которого подробно рассматривалась в прологе, Бакаев был «…одним из постоянных центральных организаторов зиновьевцев. Человек с очень сильно уязвленным самолюбием, чрезвычайно много воображающий о себе, он всегда был склонен распространять всяческие контрреволюционные клеветы против партии и ее вождей, и его возвращение в партию, вероятнее всего, было продиктовано соображениями о личной безопасности, карьере и жизненных удобствах, а не действительным разрывом с прошлым. Особенно охотно он занимался всегда мелким личным натравливанием против руководителей партии, считая всех их „много ниже“ себя», – заявил Сафаров на допросе 26 декабря 1934 года664664
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 253. Л. 88–89.


[Закрыть].

Чрезвычайно интересна фигура Александра Сергеевича Куклина, активного деятеля оппозиции в Новосибирске в 1927 году. Куклин был назначен на работу в СНХ Самарской губернии, затем, после восстановления в партии, стал заместителем председателя правления Хлебоцентра в Москве, все это время сохраняя связи с верхушкой оппозиции. По сведениям Гессена, в течение 1928–1932 годов «Куклин неоднократно бывал у Зиновьева, несколько реже у Каменева и принимал участие в обсуждении встававших перед зиновьевской группой политических вопросов». По оценке начальника лесоуправления Северокавказского земельного управления Петра Эдуардовича Роцкана, «политические настроения Куклина были такими же, как Зиновьева. От Куклина в тех же выражениях я услышал осуждение партруководства; ту же оценку хозяйственного строительства <…>, жалобы по адресу руководства партии в недоверии, гонениях». Куклин неоднократно заявлял, как говорил на допросе арестованный 13 декабря 1934 года ответственный редактор журнала Комитета заготовок при СНК СССР Борис Львович Браво, «что он предпочитает уйти на пенсию, нежели быть, как он выражался, „на положении батрака“, считая, что нынешнее партийное руководство „затирает“ его как участника бывшей зиновьевской оппозиции, отказывая в предоставлении работы, соответствующей его способностям»665665
  РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 120. Л. 197.


[Закрыть].