Текст книги "Портрет рассказчика"

От издателя

Взявшись хлопотать об издании «Повестей И. П. Белкина», предлагаемых ныне публике, мы желали к оным присовокупить хотя краткое жизнеописание покойного автора, и тем отчасти удовлетворить справедливому любопытству любителей отечественной словесности…

Почитая долгом уважить волю почтенного друга автора нашего, приносим ему глубочайшую благодарность за доставленные нам известия, и надеемся, что публика оценит их искренность и добродушие. А. П.

Сразу после эпиграфа из Фонвизина следует вступление «От издателя», подписанное инициалами Пушкина. В предисловии обращает на себя внимание официально-торжественный и нехарактерный для А. С. Пушкина строй речи: архаичное «к оным присовокупить», дательный падеж после глагола «удовлетворить», инверсия «уважить волю почтенного друга автора нашего», который можно рассматривать как признак некоей литературной игры, начатой автором.

Помещаем его безо всяких перемен и примечаний, как драгоценный памятник благородного образа мнений и трогательного дружества,… Почтеннейшее письмо ваше от 15-го сего месяца получить имел я честь 23 сего же месяца,… С истинным моим почтением и проч. 1830 году Ноября 16. Село Ненарадово*.

Как следует из приведенных дат, ответ на письмо был написан раньше, чем оно получено. Путаница с датами – еще одно указание на литературную игру и на фиктивную роль «издателя» А. С. Пушкина в повествовании.

* Следует анекдот, коего мы не помещаем, полагая его излишним; впрочем уверяем читателя, что он ничего предосудительного памяти Ивана Петровича Белкина в себе не заключает.

Третий намек на литературную игру – издатель изъял из письма описание какого-то эпизода из жизни Ивана Петровича и добавил собственный комментарий, хотя ранее уверял читателей, что изъятий и искажений не будет.

Иван Петрович Белкин родился от честных и благородных родителей в 1798 году в селе Горюхине. … В 1815 году вступил он вслужбу в пехотный егерской полк (числом не упомню), в коем и находился до самого 1823 года. … Иван Петрович осенью 1828 года занемог простудною лихорадкою, обратившеюся в горячку, и умер, не смотря на неусыпные старания уездного нашего лекаря…

Пушкин не просто вводит в повествование Белкина в качестве рассказчика, но создает его биографию и, прежде чем познакомить читателя с сочинениями Ивана Петровича, сообщает о некоторых особенностях его характера со слов соседа. Биография Ивана Петровича оказалась довольно короткой: родившись в дворянской семье, он в 17 лет поступил на военную службу и служил восемь лет до смерти родителей. В 25 лет Белкин вышел в отставку и стал помещиком. Умер в 30 лет от болезни.

Сын их получил первоначальное образование от деревенского дьячка. Сему-то почтенному мужу был он, кажется, обязан охотою к чтению и занятиям по части русской словесности. … Иван Петрович оставил множество рукописей, которые частию у меня находятся, частию употреблены его ключницею на разные домашние потребы. … Сие произошло не от злого какого-либо намерения, но единственно от недостатка воображения.

Специальных воспитателей и учителей Ивану Петровичу в детстве не нанимали – начальное образование он получил от местного дьячка, который, впрочем, сумел привить Белкину любовь к литературе. Видимо, от него же Иван Петрович получил и особенности своего стиля рассказчика – склонность к устаревшим словам и строю речи с инверсией. Очевидно, дьяк дал Белкину собственное понимание правильного литературного стиля.

Вступив в управление имения, Иван Петрович, по причине своей неопытности и мягкосердия, в скором времени запустил хозяйство и ослабил строгой порядок, заведенный покойным его родителем. … с великою моею досадою услышал я Ивана Петровича крепко храпящего на своем стуле.

В качестве помещика Иван Петрович не отличался склонностью к хозяйственным делам и не испытывал желания научиться управлять своим имением. У него были другие приоритеты.

Они, как сказывал Иван Петрович, большею частию справедливы и слышаны им от разных особ.** В самом деле, в рукописи г. Белкина над каждой повестию рукою автора надписано; слышно мною от такой-то особы (чин или звание и заглавные буквы имени и фамилии). Выписываем для любопытных изыскателей: Смотритель рассказан был ему титулярным советником А. Г. Н., Выстрел подполковником И. Л. П., Гробовщик приказчиком Б. В., Мятель и Барышня девицею К. И. Т.

Классический тип итальянской новеллы, разработанный Д. Бокаччо предполагал переосмысление старых сюжетов. Пушкин пользуется тем же приемом – все без исключения новеллы из сочинений Белкина являются пересказом уже известных историй, и каждая из новелл имеет, помимо Белкина, еще одного рассказчика – чиновник, путешествовавший по делам службы, рассказывает ему историю станционного смотрителя, военный офицер пересказывает случай в армии, некая девица – любовные истории, приказчик – городскую легенду из быта петербургских ремесленников.

…да нельзя было и не любить молодого человека столь кроткого и честного. С своей стороны Иван Петрович оказывал уважение к моим летам и сердечно был ко мне привержен. … к женскому же полу имел он великую склонность, но стыдливость была в нем истинно девическая.

Сосед характеризует Белкина как мягкого в обращении, покладистого, без склонности к вранью и лицемерию человека. Эти особенности характера Ивана Петровича скажутся на стиле его повествования – вместе с заимствованной фабулой Белкин передает интонации, суждения, настроения и некоторые оценки тех рассказчиков своих историй, от которых он их услышал. Таким образом, рассказчик для каждой повести – это сам Белкин по форме и стилю изложения, но с некоторыми особенностями и добавлениями от другого рассказчика.

«Выстрел»

История рассказана Белкину подполковником И. Л. П. как подлинная, хотя в литературе существуют по меньшей мере три рассказа с похожим сюжетом отложенного выстрела (Марлинский, Сомов и переводной рассказ с немецкого – по В. Э. Вацуро). В качестве анекдота рассказывают, что сам Пушкин один раз дрался на дуэли, поедая черешни. Эту повесть, как и остальные, также созданные на пересказе услышанного, Белкин излагает собственным языком, но под сильным влиянием первого рассказчика. Композиция новеллы необычна – она двухчастная, ее части образуют симметричную пару, каждая часть построена как самостоятельная история, также из двух повествований, и каждая заканчивается выстрелом на дуэли. Последний выстрел является пуантой всей новеллы.

Ему было около тридцати пяти лет, и мы за то почитали его стариком. Опытность давала ему перед нами многие преимущества; к тому же его обыкновенная угрюмость, крутой нрав и злой язык имели сильное влияние на молодые наши умы. Какая-то таинственность окружала его судьбу; он казался русским, а носил иностранное имя.

Иван Петрович вводит в повествование Сильвио, наделив его внешностью и склонностями злодея: угрюмостью, крутым нравом и злым языком. Автор не сообщает читателю своих оценок напрямую, а дает характеристику персонажу через его внешность. Что же касается таинственности, окружавшую судьбу Сильвио, то она также происходит от Белкина, решившего не прибегать к детализации портрета своего героя. Таинственность персонажа у начинающих литераторов обычно призвана сократить повествование и скрыть недостаток изобразительных средств, которыми располагает автор. У более опытных – указывает на определенную сюжетную линию в повествовании. Та таинственность, о которой сообщает Белкин, связана с какими-то обстоятельствами биографии персонажа, который казался русским, но носил иностранное имя, а вовсе не с прежней дуэлью. Белкин допускает огрехи в композиции своей новеллы – таинственность Сильвио так и останется нераскрытой полностью, читатель не узнает, при каких обстоятельствах Сильвио оказался в России. Инверсия «молодые наши умы» – признак неотточенности стиля Ивана Петровича.

Главное упражнение его состояло в стрельбе из пистолета. Стены его комнаты были все источены пулями, все в скважинах, как соты пчелиные. Богатое собрание пистолетов было единственной роскошью бедной мазанки, где он жил.

Стиль изложения – бедноватый и лаконичный, предложения краткие, лишены художественной описательности, эпитетов. В единственном сравнении при описании жилища «как соты пчелиные» допущена инверсия. Белкин также в дальнейшем часто допускает стилистические и композиционные огрехи: использование архаичных слов и оборотов речи, непроработанность некоторых сюжетных линий повествования.

Рассеянные жители столицы не имеют понятия о многих впечатлениях, столь известных жителям деревень или городков, например об ожидании почтового дня: во вторник и пятницу полковая наша канцелярия бывала полна офицерами: кто ждал денег, кто письма, кто газет.

Впрочем, пока не ясно, в какой степени стиль изложения рассказчика И. Л. П. влияет на характер повествования, пересказывает ли Белкин его историю целиком и без изменений, как слышит, или делится собственным опытом, приобретенным во время военной службы.

Я слушал его неподвижно; странные, противуположные чувства волновали меня.

Автор придерживается нейтральной манеры повествования без какой-либо описательности и не говорит прямо, что Сильвио ревнив, тщеславен, завистлив и крайне мстителен, предоставляя читателю делать об этом собственные выводы на основании поступков своего персонажа. Слово «противуположные» является архаичным.

До обеда кое-как еще дотягивал я время, толкуя со старостой, разъезжая по работам или обходя новые заведения; но коль скоро начинало смеркаться, я совершенно не знал куда деваться.

Во второй части повести становится ясно, что рассказ ведется от лица рассказчика И. Л. П., поскольку он и Белкин по-разному проводили время в деревне.

Двери отворились, и вошел мужчина лет тридцати двух, прекрасный собою.

Внешность и манеры графа – полная противоположность его визави Сильвио. Антагонизм героев передается через их внешние различия – частый прием начинающих писателей.

– «Сильвио!» вскричал граф, вскочив со своего места; «вы знали Сильвио?»

В повествовании появляется Сильвио, и в дальнейшем оно строится на коротких репликах персонажей, а завершает его взволнованный рассказ графа.

Я выстрелил, продолжал граф, и слава богу, дал промах; тогда Сильвио… (в эту минуту он был, право, ужасен) Сильвио стал в меня прицеливаться. Вдруг двери отворились. Маша вбегает, и с визгом кидается мне на шею. Ее присутствие возвратило мне всю бодрость.

Короткие предложения, лишенные описательности. Действие строится на глаголах, эпитеты отсутствуют. Подобный стиль повествования не только хорошо передает волнение графа, но и удачно ложится в литературную форму новеллы.

Тут он было вышел, но остановился в дверях, оглянулся на простреленную мною картину, выстрелил в нее, почти не целясь, и скрылся.

Драматическая развязка новеллы с пуантой – выстрелом, который обрисовывает вероятный финал – гибель графа на глазах его молодой жены, – если бы Сильвио воспользовался своим правом на ответный выстрел. Реализм в развязке приносится в жертву художественности. Дуэль проведена наспех, без секундантов, а выстрел Сильвио в сторону позволял считать ее несостоявшейся.

«Метель»

Пересказ этой повести, равно как и «Барышни-крестьянки», выполнен Белкиным со слов девицы К. И. Т., чье присутствие и влияние весьма заметно: в центре повествования обеих повестей находится женский персонаж, с которым рассказчик неявным образом отождествляет себя; обе повести определяются наивной эстетикой сентиментальных романов; они чувственны в большей степени, чем остальные, и обе имеют счастливый финал условного соединения влюбленных. В литературе фабула «случайного жениха» была ранее использована по меньшей мере трижды (по В. Э. Вацуро).

В повести присутствует третий рассказчик – сам Пушкин, который вносит в повествование собственный юмор, не свойственный ни девице К. И. Т., ни рассказчику – Белкину. Юмор Пушкина уравновешивает некоторую сентиментальность девицы-рассказчицы в обеих повестях, а в начале «Метели» – еще нейтрализует некоторую банальность экспозиции.

…чтоб поглядеть на дочку их, Марью Гавриловну, стройную, бледную и семнадцатилетнюю девицу.

Внешние и биографические достоинства Марьи Гавриловны перечислены через запятую.

Марья Гавриловна была воспитана на французских романах и следственно была влюблена.

Автограф Пушкина, не без юмора указывающий на его присутствие в повествовании, представляет собой отсылку к известной фразе из оды Ж.-К. де Мальфиатра, использованной ранее А. С. Пушкиным в качестве эпиграфа к третьей главе романа «Евгений Онегин»: «Она была девушка, она была влюблена». При этом слова «и следственно» являются речевой меткой рассказчицы К. И. Т. – они встречаются в обеих ее повестях.

Чтение французских романов было самым обычным времяпровождением для представителей образованных сословий, в качестве примера можно вспомнить Татьяну Ларину. Марья Гавриловна не составляла исключения.

Само по себе разумеется, что молодой человек пылал равною страстию и что родители его любезной, заметя их взаимную склонность, запретили дочери о нем и думать…

Литературная игра пересказа старой истории и связанный с нею комический эффект завязки создаются использованием архаичного стиля повествования, отделяющего речь рассказчика от естественного, разговорного языка.

Переписываясь и разговаривая таким образом, они (что весьма естественно) дошли до следующего рассуждения: если мы друг без друга дышать не можем, а воля жестоких родителей препятствует нашему благополучию, то нельзя ли нам будет обойтись без нее? Разумеется, что эта счастливая мысль пришла сперва в голову молодому человеку и что она весьма понравилась романическому воображению Марьи Гавриловны.

Дополнительный комический эффект создает обязательный для новеллы нейтральный стиль повествования рассказчика-Белкина. Идею молодого человека о побеге Марьи Гавриловны из дома, не встретившую возражений влюбленной девушки, трудно считать удачной и счастливой, поскольку она подрывает отношения с родителями невесты и в будущем обещает большие проблемы.

Владимир Николаевич в каждом письме умолял ее предаться ему, венчаться тайно, скрываться несколько времени, броситься потом к ногам родителей, которые, конечно, будут тронуты, наконец, героическим постоянством и несчастием любовников и скажут им непременно: «Дети! придите в наши объятия».

Планы героев определяются наивной эстетикой сентиментальных романов, стиль повествования – архаика, которую автор делает инструментом создания комического эффекта. Манера повествования при этом остается нейтральной, рассказчик не высказывает своего отношения к происходящему и не комментирует его явным образом.

Накануне решительного дня Марья Гавриловна не спала всю ночь…

Далее следуют подробные девичьи переживания, услышанные Белкиным от К. И. Т. и добросовестно им пересказанные.

Целый день Владимир был в разъезде…

Здесь начинается рассказ о Владимире самого Белкина.

Отчаяние овладело им. Он ударил по лошади; бедное животное пошло было рысью, но скоро стало приставать и через четверть часа пошло шагом, несмотря на все усилия несчастного Владимира.

В отличие от переживаний Марьи Гавриловны, чувства Владимира передаются в единственном коротком предложении: «отчаяние овладело им». Отсутствие психологизма, как свойство новеллы, совпало с неумением рассказчика-Белкина представить развернутую картину переживаний своего героя. Девице К. И. Т., видимо, было гораздо легче вообразить переживания Марьи Гавриловны, которые изложены в повести с очень большой детализацией, чем мысли Владимира, когда он заметил, что заблудился. По части воображения Белкин существенно проигрывал рассказчице К. И. Т.

Мало-помалу деревья начали редеть, и Владимир выехал из лесу; Жадрина было не видать. Должно было быть около полуночи. Слезы брызнули из глаз его; он поехал наудачу.

Констатация факта – слезы из глаз – это единственное указание рассказчика на переживаемые Владимиром чувства. Их описания в повествовании нет.

Владимир стал дожидаться. Не прошло минуты, он опять начал стучаться.

Нетерпение и смятение чувств Владимира передаются рассказчиком посредством действия; мысли и чувства не только не раскрываются, но даже и не обозначаются. Полное отсутствие детализации переживаний Владимира, хотя страдания Марьи Гавриловны переданы как раз весьма подробно, с описанием ее сновидений, можно считать композиционной оплошностью малоопытного рассказчика-Белкина.

Пели петухи, и было уже светло, как достигли они Жадрина. Церковь была заперта. Владимир заплатил проводнику и поехал на двор к священнику. На дворе тройки его не было. Какое известие ожидало его!

Сюжетная линия Владимира завершается коротким восклицательным предложением без сцены, когда он узнает о состоявшемся венчании Марьи Гавриловны со случайным человеком. Завершая эту часть повествования, автор вынужден полагаться на воображение читателя. Схематичность повествования, непроработанность основных сюжетных линий являются следствием недостатка писательского мастерства рассказчика-Белкина, у которого сложные эпизоды вызывают затруднения.

Открылась сильная горячка, и бедная больная две недели находилась у края гроба.

Сентиментальные мотивы повествования. Фраза «находится у края гроба» – устаревшее выражение для обозначения тяжелой болезни с неопределенным исходом.

Несколько месяцев уже спустя, нашед имя его в числе отличившихся и тяжело раненных под Бородиным, она упала в обморок, и боялись, чтоб горячка ее не возвратилась. Однако, слава богу, обморок не имел последствия.

Сентиментальное повествование, архаичное по стилю.

Между тем война со славою была кончена. Полки наши возвращались из-за границы. Народ бежал им навстречу. Музыка играла завоеванные песни: Vive Henri-Quatre, тирольские вальсы и арии из Жоконда.

Фразу «война со славою» можно было бы считать стилистической оплошностью рассказчика, если бы не упоминание о «завоеванных песнях», которое создает комический эффект в коротком отступлении от сюжета – описании общественного подъема в связи с победой в войне 1812 года.

Женщины, русские женщины были тогда бесподобны. Обыкновенная холодность их исчезла. Восторг их был истинно упоителен, когда, встречая победителей, кричали они: ура! И в воздух чепчики бросали. Кто из тогдашних офицеров не сознается, что русской женщине обязан он был лучшей, драгоценнейшей наградою?…

Приведено шутливо-ироническое описание общественного подъема с отсылкой к Грибоедову: «Кричали женщины: ура! // И в воздух чепчики бросали». Фраза «бросить чепчик» является аллюзией к французской поговорке «Jeter son bonnet par-dessus les moulins», которая буквально означает «зашвырнуть свой чепчик за мельницы», имея в виду женщин, пренебрегающих требованиями общественной морали с непредсказуемыми последствиями, позволяющих мужчинам чего не следует. На то же указывает последнее предложение «…что русской женщине обязан он был лучшей, драгоценнейшей наградою…». Это юмор Пушкина, его собственное суждение по поводу подъема патриотических настроений после победы в Отечественной войне, но не Белкина и не девицы К. И. Т.

Он казался нрава тихого и скромного, но молва уверяла, что некогда был он ужасным повесою, и это не вредило ему во мнении Марьи Гавриловны, которая (как и все молодые дамы вообще) с удовольствием извиняла шалости, обнаруживающие смелость и пылкость характера.

Интонации трех рассказчиков постоянно чередуются и сменяют друг друга: женская сентиментальность К. И. Т. переходит в шутливо-ироническое настроение Пушкина на фоне композиционных и стилистических огрехов Белкина.

Бурмин нашел Марью Гавриловну у пруда, под ивою, с книгою в руках и в белом платье, настоящей героинею романа.

Два уровня повествования наглядно видны в одном предложении. Рассказчик-Белкин делает Марью Гавриловну литературной героиней, проявляя к ней эмпатию и конструируя финальную сцену по литературным шаблонам, полагая это достоинством своей повести. Юмор Пушкина выражает его собственное отношение к созданной Белкиным мизансцене.

«Я поступил неосторожно, предаваясь милой привычке, привычке видеть и слышать вас ежедневно…» (Марья Гавриловна вспомнила первое письмо St.-Preux)

Вторичность, даже некоторая литературная шаблонность сцены объяснения не только не скрывается, но и нарочно выделяется автором: даже романтически настроенная Марья Гавриловна слышит в словах Бурмина отсылку к роману Жан-Жака Руссо «Юлия, или Новая Элоиза».

Бурмин побледнел… и бросился к ее ногам…

Пуанта романа задумана как эмоционально насыщенное объяснение героев с «узнаванием». Сцена такой психологической напряженности с мотивами вины Бурмина и одновременно радостного облегчения, разрешения тяготившей обоих тайны и соединения любящих друг друга персонажей была бы трудной для любого автора и является совершенно неподъемной для начинающего литератора Белкина. К счастью, новелла не предполагает психологизма, поэтому автор смог обойтись побледнением героя как указанием на переживаемые им чувства. Следует иметь в виду, что внезапная бледность персонажа художественного произведения является несомненным признаком недостаточного мастерства автора.

В этой повести, как и в предыдущей, реализм повествования снова принесен в жертву художественности. Поскольку при венчании с Марьей Гавриловной Бурмин присутствовал в качестве другого лица и не под своим именем, его согласие взять невесту в жены, равно как и ее согласие, не имело смысла и венчание не могло считаться состоявшимся. После того, как подмена обнаружилась, священник должен был объяснить это Марье Гавриловне, избавив ее от страданий.