Текст книги "Кот с Монмартра. История давно минувших дней"

– Абсолютно точно, месье, и я буква в букву придерживаюсь условий этого соглашения.

– Очень хорошо. Тогда, вы никогда не получите ваши сто тысяч франков, потому что я никогда не получу ни одного су из наследства моего брата.

– Почему вы так думаете?

– О! Прошу вас, не нужно никаких двусмысленностей. Вы, полагаю, не возьмёте на себя смелость утверждать, что если эта Пия исчезнет из этого мира так же, как и её сестра, то я получу наследство брата. Пия Романо пережила завещателя, и следовательно, она унаследовала его имущество, и следовательно даже её смерть не сделает меня наследником состояния моего брата. Это состояние перейдёт, в этом случае, её родителям, а, за неимением таковых, к государству, так как итальянский закон, вероятно, аналогичен на французскому законодательству.

– Я тоже так думаю.

– Так что вы тогда ожидаете от будущего?

– Это – моя тайна.

– Мне кажется, что я имею право знать эту вашу тайну. Я не хочу, чтобы моя рука увязла в нечистых делишках, которые вы, без сомнения, задумали, чтобы запутать очень ясное… явное дело.

– Вы не будете нести ответственность за то, что я делаю и сделаю.

– Я на это очень надеюсь.

– Тогда, позвольте мне действовать так, как я считаю нужным это делать.

– Я не могу вам в этом помешать, но я вам заявляю, что вам не оплатят ваше старание. Меня больше не интересует это наследство. Я смирился с тем, что потерял его, и не хочу больше слышать о нём от вас.

– Вы услышите об этом от меня только тогда, когда я буду в состоянии вам доказать, что ситуация полностью изменилась. И для начала скажу вам о том, что это не произойдёт ни через неделю, ни через месяц, ни даже через год. Я хотел бы лишь добавить, что оставляю на ваше усмотрение оценку, которую вы дадите моим усилиям, чтобы вознаградить услугу, которую я вам окажу.

– Если это так, что вы собираетесь сделать с бумагой, которую я вам подписал?

– Покажу её, если вы когда-либо… или кто-нибудь другой начнёт сутяжничать… придираться к методам и средствам, которые я использовал. Эта бумага, месье, моя гарантия. Она доказывает, что мы с вами всегда все делали согласованно. Природа действий, которые вы мне поручили, там не указана, вы это признали только что сами. Из этого следует, что все, что я сделал до сих пор и сделаю в будущем… сделано мной по вашему указанию.

– Иными словами, вы меня пытаетесь убедить, что если юстиция заинтересуется вашими делами, вы попытаетесь меня скомпрометировать. И я вас заранее предупреждаю, что вы в этом не преуспеете. У меня слишком устойчивая репутация в обществе, чтобы меня обвинили в том, что я дал согласие на неправомерные махинации. Давайте остановимся на этом месте, месье. Не хотите ли Вы мне отдать подписанную мной бумагу?

– Нет, не более, чем письмо, которое вы мне написали месяц тому назад, и в котором дали мне ваши инструкции по поводу Бьянки Романо, и в котором шла речь о том, чтобы любой ценой помешать ей приехать во Францию, или, если она уже успела добраться туда, остаться там.

– Очень хорошо, – гневно воскликнул месье Дюбуа.– Храните всё… это смешно… и я не боюсь вас.

– Я убеждён, – спокойно возразил месье Бланшелен, – что вы не смеялись, когда узнали, что шестьсот тысяч франков не попадут в ваш карман, потому что у вашего брата оказалось две дочери, а не одна, и теперь вы рискуете их окончательно потерять. Итак! Месье, вместо того, чтобы ссориться со мной и приписывать мне намерения, которых у меня нет, вы поступили бы гораздо лучше и несомненно, более правильно, если бы вы доверились мне… моему умению улаживать самые сложные проблемы. Я, конечно, затрачу на это моё время, но я вам отвечаю за конечный успех. Настанет день, когда я вам принесу наследство покойного месье Франсуа Буае на блюдечке с голубой каёмочкой, как ключи от завоёванного города, и вы не должны мне мешать его завоевать. Единственное, что я у вас хочу попросить. Ещё… дать мне… справку… банальную справку.

– Справку! – эхом повторил за ним месье Дюбуа.– мне нечего вам сообщить. Берите справки, где хотите. Меня это не касается.

– Существует одна, которую предоставить мне можете только вы, – сказал торговый агент равнодушно, – и я уверен, что вы не откажетесь, так это не в состоянии вас скомпрометировать. Много ли человек уже успели узнать, что Бьянка Романо была сестрой этой Пии, которая позирует художникам?

– Можно сказать, что сегодня это будет известно всем… это обнаружилось вчера в мастерской художника, который пользовался этой второй дочерью моего брата, как моделью… в мастерской месье Поля Амьена.

– Это тот самый молодой человек, который был с вами на спектакле в театре Порт-Сент-Мартен?

– Да, и у него нет никакого мотива, чтобы хранить тайну этого родства. Но кроме того, был там один из его товарищей, пачкун красками, называемый Верро, который мне показался чрезвычайно болтливой персоной. Вы можете смело считать, что в этот час во всех мастерских квартала обсуждают эту новость.

– Это вероятно, но для меня не так важно. Я стараюсь сосредоточиться только на одной детали.

– Какой? – внезапно спросил месье Дюбуа, который позволил себя понемногу втянуть в расспросы человеку, с которым он, как ему казалось, только что порвал всяческие отношения.

– Кроме вас, месье, кто ещё знает, что месье Франсуа Буае оставил своё имущество обоим девицам Романо?

– Нотариус знает. Именно он меня об этом оповестил. Моя дочь также это знает. Она была там, когда он мне об этом сообщил.

– А другие? Те, кого вы назвали только что… месье Амьен…? Месье Верро…?

– Они не знают этого, черт возьми! Я был не в восторге от этой новости, и, естественно, не развлекался тем, что рассказывал всем подряд о случившемся.

– Естественно, что вы им об этом и не расскажете. Но сестра покойницы, Пия…?

– Ей ничего не известно. Но она, конечно, всё узнает.

– Кто её предупредит? Это будете не вы, я надеюсь.

– Это будет нотариус, вероятно.

– Значит он знает, что она сейчас в Париже?

– Да, я ему сказал, что видел её только что. Она была как раз у месье Амьена, когда этот нотариус, который меня везде искал, представился там.

– Чёрт! Это неприятно. Но, наконец, ему ведь не известен адрес этой девушки?

– Не более, чем мне. Только, чтобы его получить, нотариусу будет достаточно осведомиться о нем у месье Амьена.

– И вы полагаете, что он это сделает?

– Я этого не знаю. Но, мне кажется, что это его долг.

– Почему? Он что, – исполнитель завещания?

– Нет. Он даже не составлял это завещание. Мой брат его написал лично, не консультируясь ни с кем, и это несчастное, прискорбное завещание лично вскрыл президент суда.

– Тогда… этот нотариус не обязан искать наследников.

– И тем более, что он всегда защищал мои интересы… даже при жизни моего брата. Я ему возместил ущерб от его командировок, и не думаю, что у него будет желание надолго оставаться в Париже.

– Не могли ли бы Вы мне сказать, в каком отеле он остановился?

– В маленьком отельчике на улице Булуа 75. Я очень надеюсь, что вы не отправитесь беседовать с ним, чтобы ввести его в курс ваших проектов, о которых я ничего не знаю и знать не хочу.

– Я остерегусь делать это… но я вас прошу верить, что в моих проектах нет и не было ничего постыдного. Я хотел бы только убедиться, прежде чем он уедет, что он не стал заботиться о делах Пии Романо. И я могу справиться у вас вслед за этим… осмелюсь ли я у вас спросить его имя?

– Мэтр Дрюжон, – ответил месье Дюбуа, вставший на путь признаний.

Самоуверенность, апломб месье Бланшелена гипнотизировала Дюбуа, уверения торгового агента в собственной честности успокаивали его совесть… и затем, хотя Дюбуа и утверждал обратное, но он полностью не отказался от призрачной надежды вернуться в свои права наследника огромного состояния.

Чтобы окончательно успокоить свою совесть, он решил не вмешиваться ни во что… но, секунду поразмыслив, Дюбуа решил, что будет глупо окончательно порвать с человеком, который обещал ему вернуть казалось навсегда потерянное наследство.

– Я вас благодарю, месье, – сказал агент, – и клянусь, что вы не пожалеете о том, что решили воспользоваться моими услугами.

Месье Дюбуа не придал никакого значения этому заявлению. Он довольствовался тем, что сказал:

– Помните, что не может быть никаких отношений между нами в деле о наследстве, пока оно не будет в той или иной мере разрешено.

И Дюбуа встал с важным видом.

Бланшелен очень смиренно попрощался с ним и молча проводил его до двери квартиры.

Хитрец знал истинную цену протестам и показной незаинтересованности месье Дюбуа.

Хозяин квартиры спровадил своего маленького слугу, который грыз лесные орехи в прихожей, и возвратившись в свой кабинет, вместо того, чтобы сесть на стул перед своим бюро, приставил своё ухо к перегородке, и минутой спустя трижды, с определённым интервалом, постучал в нее.

В ответ на этот сигнал ему ответили тотчас же тремя скромными ударами с равными интервалами.

Бланшелен продвинул вперёд правую руку, и нажал на медную кнопку, очень искусно скрытую в резьбе деревянной обшивки. Тотчас же панель выскользнула из пазов и обнаружилось довольно широкое отверстие, в которое свободно мог пройти человек, и в эту тайную дверь в кабинет Бланшелена прокралась женщина, одетая в длинный чёрный халат и тюрбан красного шелка. Под этим странным и нелепым нарядом Поль Амьен, будь он там, лишь с большим трудом мог бы узнать персону, которую видел на кладбище Сент-Уэн и в партере у оркестра в театре Порт-Сент-Мартен.

Это была действительно та самая женщина, и по правде говоря, костюм гадалки был ей к лицу. Чёрный цвет волос подчёркивал пламенность кожи её лица, а свободное платье на удивление подчёркивало её талию.

Только у неё было озабоченное выражение лица.

– Я её видела только что, – произнесла она без предисловий.

– Кого? – спросил Бланшелен нетерпеливо.

– Софи Корню, чёрт возьми! Она пришла ко мне на сеанс, и я воспользовалась случаем, чтобы разузнать у неё детали. Но те, что она мне поведала, не очень интересны.

– Да что же она, в конце концов, тебе сказала?

– Что это Верро ей вчера на похоронах сообщил о том, что у Бьянки была сестра. Только Софи её раньше не видела, эту сестру, и впервые с ней встретилась сегодня на кладбище.

– Ты мне уже рассказывала это недавно, и если тебе больше нечего к этому добавить…

– Я знаю, как Верро обнаружил родство натурщицы. Он всё объяснил Софи, которая мне повторила слово в слово только что историю, которую этот холстомаратель ей выложил. Кажется, что позавчера он навестил художника, который живёт на пляс Пигаль.

– Поля Амьена, того самого, которого посетила идея проследить за ними однажды, тем вечером, когда мы выходили из театра, и которого мы столь славно покатали по Парижу.

– Я до сих пор смеюсь, вспоминая это. Ведь это я придумала трюк с фиакром… Итак! Этот Верро, войдя в мастерскую к своему другу, принялся вопить во весь голос, что ему известно имя девушки, тело которой демонстрировалось в морге, и что её зовут Бьянка Романо.

– Ах! Негодяй! Я же запретил ему болтать.

– Услышав это, эта Пия, которая позировала в это время художнику, свалилась на пол, вопя: «Это – моя сестра!» Вот так всё и выяснилось.

– Я надеюсь, что эта скотина Верро не говорил обо мне в присутствии Амьена!

– По крайней мере, он этим не хвастался. Иначе Софи бы мне об этом рассказала.

– И ты думаешь, что он не назвал моего имени этой старухе?

– Что касается этого, то нет, я уверена. Софи тебя не знает, так она меня всегда называет госпожой Бланшелен. Упоминание твоего имени поразило бы её воображение…

– Верро его и не знает, моего имени. Для него, и для завсегдатаев Гранд Бока меня зовут Фурнье.

– Это правда, я об этом не подумала.

– И он никогда не знал, где я живу. Лишь бы только твоя Софи Корню не указала мой адрес!

– Никогда в жизни. Почему ты решил, что она впутает тебя в это дело? Она думает, что ты даже не подозреваешь о существовании всех этих людей.

– Тем лучше! Потому что если бы она болтала, у нас в колоде появилась бы плохая карта. Итак Верро начал взрывать существующее положение. Он связан с этим Амьеном, который уже начал выслеживать нас, и лишь чудом не преуспел в этом. Если бы он выяснил, что Фурнье зовётся на самом деле Бланшеленом, и что у него агентство на улице Сурдиер, нам бы ничего не оставалось, кроме как собирать наши сундуки и чемоданы.

– Ну нет! Этого не случится. И затем, хоть у Бьянки и появилась сестра, это не имеет никакого значения… Дюбуа все равно получит своё наследство, а ты получишь свои сто тысяч франков.

– Ты на самом деле веришь в то, о чем говоришь? – гневно воскликнул Бланшелен.

– Что? Что случилось? – спросила взволнованная его словами Стелла.

– Только что от меня ушёл Дюбуа, сообщивший, что у его брата было две дочери, Бьянка и Пия, которым этот дурак его брат оставил все своё состояние равными долями, и теперь, когда старшая сестра отправилась в мир иной, все состояние переходит к её младшей сестрице.

– Ах! – прошептала потрясённая этим известием гадалка, – стоило ли тогда так рисковать!

– Да, ты права, нам нанесли тяжёлый удар. Но я не признаю своё поражение. Если мне суждено потерять сто тысяч франков, которые Дюбуа обязался мне выплатить после того, как получит наследство, я возьмусь за это дело иначе. Я не собираюсь компрометировать себя даром.

– Я тоже не успокоилась бы на твоём месте, но как поступить? Ты же не намереваешься, я надеюсь, переиграть по второму разу историю Бьянки. Это слишком опасно.

– И было бы бессмысленно, не приведя ни к чему хорошему. Но есть не один способ нейтрализовать женщину, которая затрудняет тебе жизнь.

– Я знаю только об одном, – сказала мрачно Стелла, – и мы его уже использовали, поэтому, если мы вернёмся к нему вновь, то это было бы чересчур рискованно.

– Об этом речь не идёт, – решительно возразил Огюст Бланшелен.– Ситуация изменилась с тех пор, как её отец умер. Даже если бы Пия завтра умерла, все, что она унаследовала, если у нее нет родителей, перейдёт в пользу государства. Мы, напротив, заинтересованы сейчас, чтобы она была жива и ни один волосок не упал с её головы. Я предпочитаю иметь дело с нею, а не с итальянским правительством.

– Так как ты тогда надеешься вытянуть всё с этой малышки?

– В настоящий момент, никак. Потом… посмотрим. Это – долгосрочное дело.

– Я не понимаю твоей идеи.

– Мой замысел состоит в том, чтобы использовать для достижения цели и к нашей выгоде непосредственно саму эту Пию Романо. Мой план построен на том, что мы должны воспользоваться тем, что Бьянка была её сестрой, и Пия знает, что сестра умерла, но, что очень важно, не знает о завещании в её пользу. Вообще о нем ничего не знает. И никто о нем не знает, за исключением господина Дюбуа и его нотариуса. Дюбуа воздержится от того, чтобы предупредить малышку о привалившем ей богатстве, а нотариус собирается возвратиться в свою богом забытую провинцию. Наследство на некоторое время останется открытым в связи с отсутствием претендентов на него, и никто его не получит, пока наследница не объявится. А мы ей помешаем это сделать.

– Хорошо! А потом?

– Потом… потом нужно будет играть очень осторожно. В дипломатическом ключе.

– Дипломатическом…? Я не понимаю.

– Нужно, чтобы ты поняла, что действовать нужно очень ловко… так как именно ты должна кое в чем убедить малышку. И я уверен, что ты будешь иметь успех, если возьмёшься за дело с умом.

– Ты забываешь, что я с ней не знакома.

– Ты её видела, и она тебя видела.

– Да, на кладбище, но я с ней не разговаривала.

– Это не имеет никакого значения. Ты пойдёшь к ней, и это сделать очень просто, потому что я знаю, где она живёт.

– Я тоже. Она живёт на улице Дефоссе-Сен-Бернар. Художник назвал адрес в присутствии Софи Корню, а она сказала об этом мне.

– Значит это именно к ней Бьянка ходила каждый вечер. Если бы мы узнали об этой детали раньше, могли действовать иначе. Но что сделано, то сделано. Примем ситуацию такой, как она есть, и постараемся выжать из нее максимум в нашу пользу.

– Хорошо! Но под каким предлогом я проникну в квартиру к этой Пие?

– Ты скажешь ей, что бывала раньше у её сестры Бьянки в меблированной комнате, в которой она жила на улице Аббатисс. Она будет рада тому, что сможет поговорить с тобой о покойнице.

– Очень хорошо, но что я могу ей рассказать?

– А не нужно ничего рассказывать. Ты начнёшь с того, что примешься её утешать. Ты её будешь жалеть, ты ей поклянёшься, что её сестра тебя очень любила, ну и дальше… по обстоятельствам.

– Это будет трудно. В Сент-Уэне она оплакивала сестру, как Мария Магдалина Христа на Голгофе, и когда она встала на колени на её могиле, я подумала, что у неё не будет сил подняться на ноги.

– Это как раз то, что нам нужно. Она должна быть такой же экзальтированной, пылкой, как и все итальянки. Тебе не составит труда втереться к ней в доверие.

– Для чего?

– Первым делом нужно вынудить её поменять профессию. Очень важно, чтобы она больше никогда не вернулась к этому Полю Амьену, который, судя по всему, хочет её поддержать в этом деле. Ты должна придумать какую-нибудь историю, чтобы добиться этого… Какую? Не знаю. Прощупай, как говорится, местность. Если, например, ты заметишь, что она влюблена в него…

– Так оно и есть. Она и так уже влюблена в него. Верро об этом сказал Софи Корню.

– Тогда, всё очень просто. Ты ей расскажешь, что художник публично насмехался над нею.

– Верро рассказывал также, что она ревнива… и ты не поверишь, к кому она его ревнует… к мадемуазель Дюбуа…!

– Невозможно!… Но если это правда, Амьен выиграет в этой борьбе много денег, ведь этот дурак Дюбуа мечтает отдать ему в жены свою дочь. Амьен уже запросто сидит в его ложе в театре…

– А мадемуазель Дюбуа заставила своего отца отвести её к этому Амьену в студию. Она нашла там Пию, которая тут же в ярости ушла прочь. Верро уверяет, что она громогласно поклялась больше не позировать Амьену.

– Восхитительно! Наше дело в шляпе. Ты должна найти эту Пию Романо вполне расположенной выслушать все твои истории и легко завоюешь её доверие. Ты у неё попросишь разрешения перенести на неё привязанность, которую ты питала к её скончавшейся сестре, и в конечном счёте ты сделаешь ей предложение переехать к тебе домой, или, что ещё лучше, сопроводить Пию тут же на её родину, в Италию, если она хочет возвратиться туда.

– Как! Ты хочешь отослать меня в Италию?

– Нет. В принципе, я просто предпочитаю, чтобы наследница всегда была у нас под рукой… но нужно все предусмотреть. Важно, чтобы мы все время с ней общались, где бы она не была, и заставили её прекратить общение со всеми людьми, которых она до сих пор знала. Я хочу, чтобы она больше никогда не увидела ни месье Амьена, ни Верро, и чтобы исполнитель завещания покойного Франсуа Бойе, нотариус, не узнал, что с ней стало.

– Очень хорошо! Но, предположив, что мы сумеем сделать все это, что нам это даст?

– Я тебе объясню мой план, – сказал Бланшелен.– У него две цели, и он сможет быть изменён, в зависимости от того, какой поворот примут события. У меня есть, как ты знаешь, подписанное Дюбуа обязательство вручить мне сто тысяч франков в тот день, когда он вступит во владение наследством своего брата. И он может его получить только в том случае, если Пия Романо откажется от него.

– Но этого не случится никогда.

– Почему? Всегда можно отказаться от выгод, которые вам несет завещание, результатом чего станет восстановление в правах наследников по закону.

– И ты полагаешь, что можно склонить Пию отказаться от денег в пользу человека, которого она не знает?

– Если бы она его знала, это было бы намного труднее, так как она ревнует художника к мадемуазель Дюбуа. Но ей совершенно не известно, что её родной отец – сводный брат месье Дюбуа… к тому же у них, слава богу, разные фамилии, и я устрою так, чтобы она этого никогда не узнала. И я добавлю, что для того, чтобы подписать надлежащим образом акт об отказе от наследства, Пия должна быть совершеннолетней, а сейчас, вероятно, эта девушка ещё таковой не является.

– Мне показалось, что ей едва ли есть шестнадцать лет.

– Тогда нам придётся ждать несколько лет, чтобы добиться нашей цели. Но мы могли бы подтолкнуть её за это время к решению уйти в монастырь и стать монахиней.

– Плохое решение. Она отдала бы в этом случае все своё добро монастырю, который получит то, что должно стать нашим.

– Нет, ты ошибаешься, потому что она не знает, что богата.

– Тогда, скажи мне, как она может отказаться от состояния, о существовании которого она не знает?

– Можно сказать ей правду в самый последний момент, надлежащим образом её приготовив к этому. Нужно бить в одну точку, на её великодушие, требуется её убедить, что месье Франсуа Буае совершил неправедные действия, лишив наследства своего брата, и что эту несправедливость она должна исправить.

– Я очень сомневаюсь, чтобы она воспримет такие увещевания.

– Это зависит от многих вещей. От экзальтированной девушки, чувства которой к тому уже будут искусно возбуждены, можно многого добиться. Если, как это утверждает Верро, она в отчаянии, потому что Амьен её не любит, она будет слушать советы тех, кто её пожалеет, выслушает, обсудит происходящее и будет бережно к ней относиться.

– Возможно… со временем… но, если честно, столько хлопот в течении нескольких лет ради ста тысяч франков комиссионных… которые месье Дюбуа в конце концов может и отказаться отдать.

– Я этого не боюсь. У меня есть его письменное обещание и письмо, которое его компрометирует. Он никогда не осмелится меня обмануть. Но ты права, говоря, что сто тысяч франков это мало, в то время как этот Дюбуа унаследует шестьсот тысяч.

– Почему бы нам не оказаться на его месте и не получить все наследство?

– Молодец! Вот мы и добрались до главного, наконец! Если мы сможем заставить Пию отказаться от наследства, то тогда уже будет совсем легко убедить её завещать все её деньги нам. И именно этой цели мы должны добиться. Но, чтобы её достичь, нам потребуются большие средства и немалые усилия.

– Какие?

– Вначале… нам придётся оставить Париж вместе с нею.

– Это как раз будет нетрудно… кажется, она сама хочет возвратиться к себе домой в Италию. Софи Корню слышала, как она говорила художнику: «Я не хочу позировать больше, я хочу в Субиако.»

– Очень хорошо. Мы её сопроводим в Италию.

– В каком качестве?

– В качестве друзей, чёрт возьми! Ты заработаешь её доверие, предложив избавить от дорожных расходов. Я предполагаю, что она не купается в золоте. Ты ей расскажешь, что имеешь намерение провести два года в Риме в связи с проблемами со здоровьем, и ты нуждаешься в компаньонке, говорящей на итальянском языке, и что ты обращаешься к ней, потому что хозяйка квартиры, в которой жила её сестра, тебе её рекомендовала. Ты добавишь, разумеется, что уезжаешь вместе с твоим мужем, так как я совершу это путешествие вместе с вами.

– Ты бросишь все свои дела?

– У меня нет ни одного, которое могло бы принести мне столько денег, как это. И впрочем, очень хорошо, что мы оставим Париж на какое-то время. Я опасаюсь болтливости и любопытства Верро, и я боюсь Амьена. Если он все-таки нас выследит и обнаружит, что мы живём вместе, он вспомнит и события в омнибусе и нас в нем. И сопоставит все события и лица. Он вполне в состоянии сделать это. А через два года несчастный случай, приключившийся с Бьянкой Романо уже забудется, станет старинной историей.

– Как! Мы останемся в Италии на два года?

– На два или три года, а может и больше, если потребуется. Мы там останемся до тех пор, пока малышка не отпразднует вместе с нами день рождения, на следующий день после которого она получит право подписывать имеющие юридическую силу документы, то есть своё восемнадцатилетние.

– И ты веришь, что к этому времени её посетит идея составить завещание?

– Это я беру на себя. И кому она может оставить все своё имущество, если у неё нет родителей… и никаких родственников? Только нам, ведь за это время мы должны стать её семьёй.

– Хорошо! Но она моложе нас, и проживёт дольше нас, вполне вероятно?

– Я в это не верю, – рассмеялся Бланшелен. – Ты забываешь, что этот идиот Верро отдал мне булавку, которую ты потеряла.