Текст книги "Кот с Монмартра. История давно минувших дней"

Часть IX

Он не производил респектабельного впечатления, этот доходный дом, где отец Лоренцо селил своих пансионеров, на улице Дефоссе-Сен-Бернар. Это было старое и чёрное шестиэтажное сооружение, намного более высокое, чем широкое, и беспорядочно пронзённое узкими окнами, из которых ни одно размерами не совпадало с соседними. Своим фасадом, позеленевшим от дождей, и задушенным двумя зданиями гораздо лучшей внешности по краям, дом походил на кусок заплесневелого пирога.

Жители входили в этот барак через тёмную аллею, которая приводила во влажный и плохо освещённый двор, похожий на дно колодца.

На цокольном этаже, было два помещения. В одном располагался кабачок, дверь которого напрямую выходила на улицу, так что Лоренцо имел возможность заманивать к себе прохожих дешёвым алкоголем, другое служило столовой для натурщиц и натурщиков, которые нашли пристанище у этого пройдохи.

Вечером, с наступлением темноты, и утром, на рассвете, там можно было встретить за столами пёструю компанию, состоящую из калабрийских разбойников и крестьянок из Абруццо. Были там целые семьи, начиная от старца с седой бородой до маленьких девочек в возрасте четырёх лет, сидящих на коленях пышных матрон.

Там говорили на диких местных диалектах Апеннин, выдыхая при этом запах чеснока и табака, который можно было чувствовать вплоть до Ботанического сада.

Все они засыпали по ночам в своих комнатках, устроенных, как монастырские дортуары, и жили в довольно хорошем взаимопонимании. Свары, заканчивающиеся ударами ножом случались там редко, хотя ссорились жильцы его дома частенько.

Отец Лоренцо дисциплинировал своих арендаторов, и внушал им уважение и благоговейный ужас. Ещё сильный, несмотря на свои шестьдесят пять лет, этот человек не спускал ни насмешек в свой адрес, ни задержек в платеже арендных выплат. Он ежедневно занимался своим доходным домом и пристраивал его жильцов на работу уже на протяжении пятнадцати лет, и никогда у него не было проблем с французской полицией. А между тем, в давние времена отец Лоренцо возглавлял банду разбойников, которая промышляла грабежами путешественников и владельцев доходных мест в окрестностях Террачины в Италии.

Но деньги меняют людей. Накопив этой профессией порядочный капитал, и узнав, что его голову в Римских краях оценили в кругленькую сумму, отец Лоренцо вдруг прямо средь бела дня испытал отвращение к ночёвкам под открытым небом под звёздами и питанием сырыми каштанами.

И так как он был честолюбив, вместо того, чтобы спокойно отойти от дел, отец Лоренцо совершил переход к Неаполю и сел на пакетбот до Марселя, откуда добрался в Париж, чтобы его сбережения начали плодоносить.

Бог благословил его усилия. Предприятие, которым он управлял, процветало. Отец Лоренцо купил здание с побочными доходами, которые он получал, принимая и кормя своих соотечественников. И пансионеры не обходили стороной его заведение, так как у него были корреспонденты во всех деревнях на юге Италии, да и сам он время от времени туда наведывался, вербуя постояльцев.

Это был, впрочем, совсем неплохой человек. Отец Лоренцо открывал разумные кредиты, и даже просто безвозмездно предоставлял маленькие суммы моделям, временно оставшимся без работы. Он брал также на себя труд найти им эту работу, и ему это всегда удавалось, поскольку он был вхож в ателье почти всех художников, а когда модель уже исчерпала свои возможности, попозировав уже везде, где только можно, он за свой счёт отправлял её на родину.

Именно к нему Амьен в своё время обратился относительно жилья и содержания Пии.

И так как сделка, предложенная художником, была очень выгодной для Лоренцо, этот честный бандит отнёсся к девушке с бесконечными уважением и вниманием.

Он даже привязался к ней, и мог рискнуть своей жизнью, чтобы защитить её, если бы он заметил, что какой-нибудь негодяй близко приблизился к ней, или, не дай-бог, оскорбил бы её.

И Пия приспособилась, не испытывая никаких неудобств, к жизни в этом гадком караван-сарае, где бы не захотела поселиться даже самая бедная парижская работница.

Справедливости ради нужно сказать, что она жила совершенно обособленно, ни с кем не поддерживая никаких отношений, хотя и не пренебрегала обменом односложными фразами с соседями по дому, если они встречались на её пути в коридорах или на лестницах дома.

Пия занимала комнату на последнем этаже дома, под крышами, мансардную комнату, в которой раньше ютились шарманщики и их ручные обезьянки во времена, когда у бедняков из южной Италии ещё была возможность посылать своих детей просить милостыню во Франции.

И этого убогого жилища Пия смогла сделать прелестное гнёздышко.

Но не богатством меблировки сверкала мансарда, которая столь нравилась Пие.

Железная кровать, несколько стульев из соломы, стол белого дерева, зеркало, сундук, где она держала своё белье и одежду, большой кувшин и широкая миска для умывания, а на побеленных стенах висели два эскиза, нарисованных карандашом и подаренных ей Амьеном. Но было не все.

Пия извлекла пользу и из водостока, который окаймлял единственное окно её мансарды, так как она там создала в нарушение всех городских правил вольер и сад. Сад она разбила в ящике из под зелени, а в вольере поселила лишь одного зяблика, но цветы всегда были свежими, а зяблик пел с утра до вечера.

И затем, из этого слухового окна был чудесный вид, ведь дом отца Лоренсо смотрел на северо-восток.

Справа, на другой стороне улицы, расположились магазины и винные склады, а чуть дальше начинали зеленеть старые деревья Ботанического сада.

Слева, за мостами и над неровными крышами домов, возвышался холм Пер-Лашез, увенчанный кипарисами, чьи тёмные силуэты выделялись на фоне ясного неба.

Каждый уголок Парижа был виден из её окошка таким, как его видят летающие возле крыши дома птицы.

На следующий день после поездки в Сен-Уэн Пия, которая встала до рассвета после бессонной ночи, погрузилась в мечтания, облокотившись на подоконник своего окна и глядя на предрассветный Париж.

Воздух был тёплым, и утренний туман рассеивался в первых лучах весеннего солнца, позолотившего крыши домов.

Зарождался прекрасный день, один из тех праздников, которые Бог иногда дарит обездоленным персонам большого города, тем, кто не имеет возможности обсуждать иной спектакль, кроме спектакля пробуждения природы.

Торговцы болтали на пороге своих лавок, а дети играли на улице.

Жильцы Лоренцо готовились вылететь из своих комнатушек, чтобы до полудня оказаться в мастерских квартала Пигаль и квартала Люксембург.

Были слышны резкие звуки бегущих по лестнице ног моделей, и даже прыжки через окна дортуаров с нижнего этажа, под радостные взрывы смеха, заставлявшие прохожих поднимать голову от тротуара. Старый бандит, ставший почтенным владельцем доходного предприятия, курил трубку на пороге своего кабачка и улыбался от удовольствия в зарослях своей бороды, прикидывая свой месячный доход и денежки, которые он положит в карман этим вечером.

Это было время, когда все его жильцы получали деньги, и поступления Лоренцо не заставили бы себя ждать.

Лоренцо лишь немного удивлялся тому, что не увидел, как спустилась Пия, которая всегда была готова отправиться на работу первая, но он никогда не входил к ней в комнату сам, если только она сама его не приглашала.

А Пия и не думала о том, чтобы позвать его, как и не думала о том, чтобы пойти купить себе какой-нибудь скромный завтрак.

Её мысли витали далеко от этого доходного дома… в том месте, где Поль оставил её накануне, заставив поклясться, что она не уедет, не повидавшись с ним снова.

И Пия спрашивала себя о том, что Поль имел в виду, говоря ей, что она будет позировать ему в другом месте, не в его мастерской.

Продолжать позировать ему, стоять наедине только с ним одним, это было её единственной надеждой… но она почти не верила в это.

«Поль понял, как я страдаю, и сжалился надо мной, – с грустью думала Пия.– Но это так хорошо! Он мне обещал вскоре сообщить новости, которые помогут мне утешиться и помешают уехать. Поль полагает, что мне не хватит мужества от него убежать, и что я вернусь…. Нет… он не придёт. Он обманул меня. Зачем ему приходить ко мне? Я – лишь бедная необразованная девушка из Абруццо, оказывающая услуги богатому художнику, которому стоит лишь махнуть рукой, чтобы у его дверей выстроилась очередь из итальянских натурщиц. Это мне нужно идти к нему и просить, как милость, чтобы он снова взял меня на работу.

Но я не пойду. Ведь я там найду эту женщину, и я предпочту умереть, чем вновь появиться перед нею. Нет, я не пойду. Я буду ждать два дня… если я его не вижу за это время, я ему напишу, чтобы с ним попрощаться, схожу помолиться в последний раз на могиле Бьянки, и тогда…»

Пия была погружена в эти свои мысли, когда в дверь её комнаты тихо постучали.

Она повернулась к входу, бледная и дрожащая.

– Господи, только бы это был он! – прошептала Пия, не в силах пошевелить и пальцем, прикованная к месту волнением.

После нескольких мгновений тишины стук раздался снова, на этот раз более громкий и требовательный.

Пия хотела ответить, но голос отказывался повиноваться ей. Затем одна мысль посетила её голову… это не мог быть Амьен. Поль был нетерпелив, а ключ был снаружи. Амьен бы вошёл.

В этот момент ручка двери повернулась и дверь медленно открылась.

Пия угадала. Это был не Поль. Но неожиданность, которую она испытала при виде входящей в её комнату персоны была ещё более живой.

Этой персоной оказалась очень изящно, элегантно одетая в чёрное женщина с довольно миловидной физиономией. Её вполне можно было принять за даму, которая занимается благотворительностью и обходит с этой целью лачуги бедняков.

Пия, которая не была приучена к визитам такого рода, решила, что это ошибка, и собиралась об этом громко сказать, когда неизвестная дама подошла к ней, взяла за обе руки и обняв, поцеловала в лоб.

И Пия, совершенно растерянная, не осмелилась уклониться от неожиданной ласки.

– Я вижу, моё дорогое дитя, – начала дама, садясь на один из трёх соломенных стульев, украшавших мансарду, – я вижу в вашем удивлении, что вы меня не узнали… что, впрочем, совершенно естественно, так как вы меня раньше видели только мельком.

– Извините меня, мадам… но я этого не припоминаю, – прошептала девушка.

– Вчера я была рядом с вами… хотя мне не следует напоминать вам об этих тяжких моментах… я была рядом с вами в то время, когда вы молились за ту, кого больше нет с нами.

Пия вздрогнула и внимательно посмотрела на женщину.

– На кладбище Сент-Уэн… около могилы вашей сестры.

Память возвратилась к девушке. Накануне она едва заметила, после бессонной ночи, даму, которая беседовала с Софи Корню, но теперь ей показалось, что это была действительно она.

– Я как раз перед этим молилась на могиле нашей дорогой Бьянки…

– Вы, мадам…! – произнесла изумлённая Пия.

– Это вас удивляет, потому что вы не знаете, что я любила вашу сестру так сильно и нежно, как если бы я была её матерью.

– Вы её знали!?

– Да… вот уже два года как. Я встретилась с Бьянкой в Милане у друзей моего мужа, который тогда путешествовал со мной по Италии. Я привязалась к ней всей душой, и в итоге она ответила мне взаимностью.

– Бьянка мне никогда не говорила о вас.

– Не более, чем она вам сказала, почему она приехала в Париж.

– Простите меня, мадам, но Бьянка мне об этом сказала.

Дама закусила свою губу от неожиданности, но не потеряла хладнокровия, и быстро нашлась после этого неожиданного удара.

– Таким образом, – продолжила она, – вы знали, что Бьянка искала своего отца… который был также и вашим!

– Я это знала.

– Но вы не знаете, что именно благодаря мне она его нашла.

– Наш отец! Что! Она с ним виделась… и не сказала мне об этом! Нет, нет, это невозможно.

– Она его не успела увидеть… после долгих розысков я узнала, что он жил в маленьком городке на юге Франции… и Бьянка, проинформированная мной… ему написала…

– И она от меня это скрыла!? Странно…

– Она и от меня скрыла, что у неё была сестра… от меня… а ведь я ей предоставила столько доказательств моей дружбы и преданности. А буквально только вчера я случайно узнала, кем вы для неё были. Она была излишне скромна, или скорее сдержанна и осторожна. Ведь она вам никогда не говорила, где она жила.

– Нет, хотя я часто спрашивала.

– Это я рекомендовала её этой доброй женщине, которая держит дом с меблированными комнатами на улица Аббатисс и которая вчера принесла цветы на кладбище. И ей тоже, этой превосходной мадам Корню, Бьянка никогда не говорила о вас… Бьянка ей рассказывала, что она по вечерам ходила брать уроки пения, а сама в это время встречалась с вами. А я, в свою очередь, не знала, что Бьянка уходила из дома по вечерам. Ко мне она приходила только по утрам. И со мной она говорила только о вашем отце. Бьянка мечтала лишь о том, чтобы снова его увидеть.

– Но она с ним не встретилась? – спросила девушка с волнением.

– Увы! Нет. И это её убило.

– Что хотите этим сказать?

– А вам разве не рассказали, как умерла ваша сестра? – спросила дама после некоторого молчания.

– Мне только сказали, что она умерла внезапно, – прошептала Пия со слезами на глазах.

– Она умерла от печали и горя.

– Что!…

– У неё было больное сердце… и оно разбилось. Она узнала прямо перед своей гибелью, что ваш отец отказался принять её… он отрёкся от Бьянки…

– Возможно ли это?

– Это сущая правда. В своём письме Бьянка умоляла отца признать их родство, напоминала, что у него есть две дочери, но он ответил очень грубым письмом. У бедного ребёнка не хватило сил пережить этот удар.

– Ах! Это ужасно! – Зарыдала девушка, оседая на стул, который оказался там очень кстати, так как иначе она бы снова упала на пол, как накануне в мастерской Поля Амьена.

Дама встала, вытерла батистовым платочком слезы, которые наводняли лицо Пии, и тихо сказала:

– Не отчаивайтесь, моё дитя. Мужчины забывчивы, и ваш отец подчинился, без сомнения, первому порыву гнева, узнав, что та, которую он оставил много лет назад, стала певицей, чтобы у неё были средства на жизнь, но мужчины отходчивы, и его сердце может измениться… оно изменится… и я надеюсь, что хотя он отклонил руку своей старшей дочери, он не отклонит порыв сердца и руку младшей… вашу… и придёт вам на помощь…

– Нет… потому что я у него ничего не попрошу, – сказала Пия, выпрямляя плечи.– Он никогда не услышит обо мне.

Дама при этих словах изменилась в лице.

– Мне нравится ваша гордость, – сказала она после некоторого молчания, – и у меня не хватит мужества вас осуждать за это решение. Но настала пора вам узнать, кто я и почему пришла к вам. Меня зовут мадам Бланшелен. У моего мужа приличное состояние. Мы живём в Париже, но каждый год весной совершаем путешествия в разные страны. И вот уже три раза мы были в Италии, и мы вернёмся туда ещё не раз, разумеется, так как мы полюбили вашу прекрасную страну. И как я вам уже говорила, во время одного из наших путешествий мы познакомились с вашей сестрой, и я подружилась с ней. Известие о её смерти потрясло меня, но я благословила случай, который донёс до меня известие, что у моей дорогой Бьянки была сестра, и я поклялась себе, что перенесу на эту сестру всю привязанность, которую мне внушала та, кого мы сейчас оплакиваем. Я узнала, где вы живете. Госпожа Корню мне об этом сказала, а ей об этом сказал вчера на кладбище кто-то из знакомых. Это я попросила её расспросить о вас и о вашем знакомом художнике, и месье Верро ей рассказал, что у вас не было другой возможности выжить, кроме как позировать в мастерских художников. Тогда, я подумала о том, чтобы предложить вам лучшие условия для жизни.

– Я вас благодарю, мадам, но я не нуждаюсь ни в ком и ни в чём, – прошептала девушка.

– Я это знаю, моё дитя. Мне известно также, что вы разумны, экономны, что вы всегда отличались образцовым поведением, и что благодаря вашей работе вы смогли сделать некоторые накопления. Но простите меня за то, что я вам говорю об этом, но я не вижу будущего для вас в этой профессии… ведь вы не всегда будете так красивы, и когда достигнете того возраста, когда вы не сможете больше служить моделью для художников…

– Я не буду дожидаться этого момента… и решила больше никогда не позировать.

– А что вы намереваетесь делать?

Я собираюсь возвратиться в Субиако, где родилась я и где умерла моя мать.

– В Субиако! Какое странное совпадение! Мы оказались там с мужем однажды проездом, но были так очарованы вашими прелестными горами, что решили весной расположиться там и остаться до конца лета. Почему бы вам не поехать туда вместе с нами?

– С вами, мадам!? О, разве вы не видите, что я – всего лишь бедная девушка, которая там должна будет заняться своим прежним делом, тем, чем я занималась перед отъездом во Францию… чтобы прожить… выжить… пасти коз!

– Тогда… наших коз, – сказала госпожа Бланшелен с доброй с улыбкой.– Мы срочно купим стадо коз. Так как мой муж исполняет все мои желания, а я постараюсь быть вместе с вами. Послушайте меня, моя дорогая Пия. Вы одиноки в этом мире, так как ваш отец отверг Бьянку, и поскольку вы не хотите вновь затронуть родственные струны его сердца…

– Никогда! – громко произнесла Пия.– Он никогда не узнает о моем существовании.

– Ну хорошо! А я, женщина, у которой есть все, что необходимо для счастья в этом мире… но мне его недостаёт, на самом деле… признаюсь вам… ведь у меня нет детей, и это самая большая печаль в моей жизни… и у меня была мечта… которая рухнула в вечность… я мечтала удочерить вашу сестру, если бы её отец отказался её признать… и обсуждала это с моим мужем, который разделил мои идеи, и мы представляли, что однажды выдадим Бьянку замуж и позже оставим ей все наше состояние. Смерть похитила у нас вашу сестру, но случай подарил нам вас, и теперь только от вас, моё дитя, зависит, вернётся ли к нам надежда, которую мы, казалось уже безвозвратно потеряли. Пия, моя дорогая Пия, хотите ли вы, чтобы я стала вашей матерью?

– Моей матерью! – повторила Пия, опуская голову, – Увы! Я её потеряла.

– Я вам её заменю, – взволнованно сказала дама. – Ваша сестра, которую я столь нежно, по-матерински любила, не отклонила бы это предложение, если бы это от неё зависело, осчастливить этим меня или нет. Я не осмеливалась предложить ей удочерение, потому что думала, что её отец не посмеет отказаться от своей дочери. Но когда я узнала, что у этого человека нет сердца, что он оттолкнул свою дочь, моё решение было моментальным. Если бы смерть не поразила Бьянку, я бы уже была у неё и непременно сказала бы: «Придите, двери нашего дома открыты для вас. Приходите, и мы больше никогда не расстанемся.» И я уверена, что Бьянка уже жила бы с нами.

– Моя сестра никогда не оставила бы меня.

– О! Конечно же нет. Бьянка мне рассказала бы о вас… она бы непременно привела бы меня сюда… и я умоляла бы вас не оставлять её, и я уверена, что вы не сопротивлялись бы моим просьбам и согласились бы жить вместе с нею у меня… и у меня было бы две дочери вместо одной. Бог призвал Бьянку к себе, но вы продолжаете жить, Пия, и вы теперь круглая сирота, одна в этом жестоком мире, без друзей, без родителей, так как у вашего отца хватило варварства отказаться от своих детей. И я уверена, что вы не откажетесь от новой семьи, которая вам протягивает свои руки.

– Я вас благодарю за вашу доброту, мадам, – прошептала Пия, – но я вам уже сказала, что я хочу возвратиться в Италию.

– И я вам тоже сказала, что это лето мы, мой муж и я, собираемся провести именно в вашем родном городе… и будет вполне естественно, если мы совершим поездку в Субиако все вместе. Когда вы хотите уехать, моя дорогая Пия?

– Я не знаю.

– Мы вместе выберем день, который вас удовлетворит, моё дитя.

– Вы слишком добры, мадам, но я не могу вам обещать, что поеду вместе с вами.

– Почему? Вы не знаете, когда покинете Францию?

– Да… пока не знаю.

– Мне кажется, что вам это лучше сделать как можно раньше… особенно, учитывая то обстоятельство, что как только что вы мне сказали, что больше не хотите позировать художникам… ведь вы быстро исчерпаете ваши ресурсы и вам не на что будет жить.

– Я не останусь здесь. Вы правы… Возможно, что я уеду завтра. Но я не могу покинуть Париж прежде, чем увижусь с одним человеком, который зайдёт ко мне попрощаться.

– Кто-то ещё интересуется вашей судьбой! Ах! Я очень счастлива. Я хотела бы с ним познакомиться, с этим вашим другом, который остался вам верен в этом несчастье и поддерживает вас. Я хочу поговорить с ним о вас и моей идее поехать вместе с вами в Италию и пообещать ему заменить его рядом с вами.

– Тогда, – спросила её Пия, – вы не найдёте ничего плохого в том, что я сначала посоветуюсь с ним.

– Не только не найду это плохим, но и призываю вас сделать это. И если вы сочтёте возможным назвать мне имя вашего друга и его адрес, я сама отправлюсь к нему и все объясню, в деталях расскажу о том, что я хочу сделать для вас, и попрошу его присоединиться ко мне в моих усилиях помочь вам принять моё предложение. Если он испытывает к вам настоящую дружбу, то обязательно поддержит моё предложение, так как увидит, что оно идёт из самого моего сердца.

– Хорошо, мадам, я вам его назову. Это тот художник, который меня вчера привёз на кладбище Сент-Уэн.

– Что! Это месье Верро! – воскликнула дама, которая прекрасно знала, каких слов ей стоит ожидать из уст Пии.– Но это-не серьёзный художник. Госпожа Корню, которая поселила у себя вашу сестру, мне сказала, что он проводит все своё время в кафе наедине с бутылкой, вместо того, чтобы работать. И мне кажется, моя дорогая Пия, что если именно у этого бедного гуляки вы хотите спросить совет…

– Я вам говорю не о нём, мадам. Мне известен месье Верро и я знаю, чего он стоит, и надеюсь, что больше никогда в жизни не увижу его. Я вам говорю о другом человеке… о месье Поле Амьене.

– Художнике, который живёт на пляс Пигаль?

– Да, мадам.

– Именно в его мастерской, насколько мне известно, вы узнали о смерти вашей сестры… и только у него одного вы позировали со времени вашего прибытия в Париж.

– Кто вам сказал об этом? – спросила достаточно удивлённая Пия.

– Госпожа Корню, которая сама узнала это от Верро.

– Тогда он должен был ей также сказать, что я всем обязана месье Амьену, и что я жила только благодаря его щедрости, и что без него…

– Месье Амьен вам также кое-чем обязан. Где бы он ещё нашел такую модель… такую, как вы? Но он вам действительно обещал, что придёт к вам до вашего отъезда из Парижа?

– Настолько, что заставил меня поклясться, что я не сделаю этого, не повидавшись с ним.

– И вы ждёте, что он выполнит своё обещание?

– Без сомнения. Почему я должна сомневаться в его словах?

– Мой Бог! Я не утверждаю, что он забудет о своём обещании, но я была бы очень удивлена, если он действительно найдёт время, чтобы его сдержать. Разве вы не знаете, что месье Амьен собирается жениться в самое ближайшее время?

– Месье Амьен собирается жениться… вы это сказали? Нет, это не возможно, – прошептала ужасно побледневшая в одно мгновение Пия.

– Я вас уверяю, моё дитя, что он вскоре женится, – сказала госпожа Бланшелен. – Объявления об этом уже были в газетах, и церемония бракосочетания состоится на следующий день после открытия Салона.

– Откуда вам стало это известно?

– Месье Верро об этом рассказал мадам Корню, а она мне. Месье Амьен сочетается браком с мадемуазель Авророй Дюбуа, дочерью богатого домовладельца. Это – очень выгодная партия для него, ведь у него нет ничего за душой, а у невесты очень хорошее приданое и, к тому же, она прелестна. Но что это с вами, моё дорогое дитя?

– Ничего, мадам, – ответила Пия, с трудом сдерживая душившие её рыдания.

– Так значит Вы привязаны к месье Амьену… а я то думала, что эта новость вам доставит удовольствие… но вижу, что ошиблась.

– Я в это не верю… если бы он должен был жениться… он бы мне не обещал прийти ко мне.

– Почему? Напротив, это вполне логично. Разве он не хочет закончить картину, которую начал? Если эта картина будет закончена, она будет иметь большой успех, и месье Амьен очень беспокоится о том, чтобы не пропустить выставку. Как он её закончил бы, если вы откажетесь позировать ему?

– Получается, что он придёт сюда лишь потому, что нуждается во мне…

– Вас это не должно удивлять, моя дорогая малышка. Великие художники эгоистичны. Месье Верро все эти детали разболтал этой доброй Софи Корню. Он даже добавил многие другие детали. Вы его знаете… вы должны знать, что этот болтун расскажет всему свету не только о своих делах, но и даже о делах своих друзей.

– И о чём он ей рассказал?

– О тех вещах, повторить которые было бы ошибкой с моей стороны.

– Ничего не бойтесь, мадам… я готова выслушать все. И, если вы питаете дружеские чувства ко мне… вы должны меня просвятить относительно намерений месье Амьена.

– Мой Бог! Дорогая Пия, вы меня привели в замешательство. Разве это стоит того, чтобы лишить вас одной иллюзии… Но с другой стороны, если вы должны были пожертвовать будущим, которое я вам предлагаю, ради человека, который думает только о том, как вас использовать в своих интересах…

– Говорите, я вас умоляю!

– Дело в том, что я опасаюсь не только вас огорчить, но ещё и глубоко ранить ваши чувства.

– Рана уже нанесена, – ответила Пия глухим голосом.

– Итак, моё бедное дитя, кажется, что месье Амьен заметил… или подумал, что заметил… даже не знаю, как вам это сказать… он решил, что внушил вам чувство, которое…

– Заканчивайте, мадам. Он решил, что я его полюбила.

– Вы сами об этом сказали.

– Это правда…. Я его люблю.

– Увы! Я это подозревала. И благословляю Бога, который вложил в мою голову мысль прийти сюда… потому что может быть ещё осталось время, чтобы… спасти вас от самой себя… излечить вас от этой гибельной страсти. Я не решалась вам сказать жестокую правду, но теперь я больше не колеблюсь. Поэтому, знайте, моя бедная девочка, что если этот человек от вас скрыл, что он собирается жениться, то лишь потому, что опасался, что вы покинете его, не закончив работу. После сцены, которая произошла в его мастерской, мадемуазель Дюбуа устроила другую Полю Амьену перед месье Верро. Она ревнует его к вам, и запретила своему будущему мужу видеться с вами. И он ей поклялся, что вашей ноги больше не будет у него в мастерской.

– Но… я в это не верю… это было бы недостойно… и, кроме того, я его снова видела следующим днём.

– Потому что он был заинтересован в том, чтобы не ссориться с вами. Месье Амьен ведёт двойную игру. Как мужчина, он заинтересован не потерять свою богатую невесту, а как художник он не хочет лишиться своей натурщицы, которую он не сможет заменить. И я разгадала его план. Скажите мне откровенно, Пия, не предложил ли он вам позировать для него в другой мастерской… не в его?

– Он не говорил о другой мастерской, а лишь спросил у меня, не согласилась ли я ему позировать в месте, где мы будем с ним наедине… только он и я.

– И вы приняли его?

– Я ещё не дала ответ, так как жду новостей от месье Амьена…

– И ещё вы ему пообещали не уезжать, не повидавшись снова с ним. Это – именно то, чего он добивался. И он придёт.

– Сюда? – спросила девушка, поёживаясь от озноба, вдруг охватившего её тело.

– Несомненно. Он знает, что в этой комнате вы будете в его власти до тех пор, пока он не закончит свою картину… всё, как ему нужно, и за спасибо…

– Я не буду его ждать, – решительно сказала Пия.

Девушка внезапно встала и, так как она зашаталась, добрая госпожа Бланшелен обхватила её своей рукой вокруг талии, чтобы поддержать.

– Вы правы, моё дитя, – сказала она мурлыкающим голосом.– Не нужно, чтобы месье Амьен вас здесь нашел, нужно расстроить гадкие замыслы злодея. Пусть он женится на мадемуазель Дюбуа, потому что она богата… но пусть, по крайней мере, он не злоупотребляет вашей доверчивостью. Позировать, чтобы оказать услугу этому человеку, который недостойно насмехался над вами… в этом было бы проявление вашей слабости… и если я верю тому, что ещё сообщил месье Верро… который знает все… что Поль Амьен способен воспользоваться вашей изоляцией, чтобы попытаться вас соблазнить… Ему было бы трудно попытаться сделать это в его мастерской, куда его невеста могла прийти в любой момент, но здесь…

– Я хочу уехать, – прервала её девушка, – уехать сегодня же вечером.

– Этим вечером, возможно, мы уже не успеем это сделать, но и здесь вам оставаться нельзя. Вчера месье Амьен вам сообщил о своём предстоящем визите. И он придёт, разумеется, сегодня. Если вы стараетесь избегнуть встречи с ним, у вас нет ни одной свободной минуты, чтобы покинуть этот дом. А двери моего дома открыты для вас, Пия. Я вас туда отведу, и я вам клянусь, что не буду пытаться оказать влияние на ваши решения. Вы останетесь у меня ровно столько времени, сколько пожелаете сами… навсегда… или на несколько дней, которые вам понадобятся, чтобы разобрать вещи или документы, которые остались от вашей сестры, и которые необходимо забрать из комнаты вашей несчастной умершей сестры у мадам Корню.

– Зачем? – прошептала Пия.

– Это абсолютно необходимо, моё дорогое дитя. Вы не можете оставить в том доме принадлежащие вашей сестре вещи, ведь подумайте сами, что иначе они будут проданы с аукциона… её одежда, её белье… это было бы надругательством над памятью сестры… и затем… там могут быть документы, в которых вы можете нуждаться впоследствии. Я понимаю, что у вас не хватит мужества войти в дом, где жила Бьянка, да этого и не требуется. Я предупрежу мадам Корню, чтобы она все доставила ко мне домой.

– Хорошо, пусть будет так! – Произнесла Пия, которая больше не могла думать ни о чем другом, кроме как о том, чтобы быстрее уйти из этого дома и избежать встречи с Полем Амьеном. Теперь она твёрдо полагала, что Поль её обманул.– Увезите меня, мадам, я готова за вами следовать, если вы мне обещаете, что завтра вечером я смогу уехать из Парижа.

– Я вам это обещаю, и хотя мне это будет стоить расставания с вами на некоторое время, я не буду вас отговаривать от этого путешествия, если вы не хотите ждать, пока мой муж закончит свои приготовления к отъезду. Вы будете свободны, абсолютно свободны, Пия. Мы к вам присоединимся в Субиако, и я надеюсь, что там вы не откажетесь от того, чтобы нас увидеть. Но время летит быстро. Пойдёмте, моё дитя, я вас умоляю!

Пия была так возбуждена обрушившимися на неё новостями, что была уже не в состоянии здраво рассуждать… и не здраво тоже.

– Я готова, мадам, – сказала она, устремляясь к двери, которую мадам Бланшелен открыла только что перед нею.

Пия пропустила вперёд эту женщину, и не позаботившись даже о том, чтобы забрать ключ, спустилась вслед за ней по лестнице.