Текст книги "Кот с Монмартра. История давно минувших дней"

– Открывая дверь, Поль оказался лицом к лицу с Лоренцо, согнувшимся под весом холста и мольберта, с которыми он наконец добрался до комнаты Пии.

– Женщина, которая пришла за Пией… не было ли у неё красных пятен на лице? – Вдруг спросил он внезапно у старого разбойника.

– Да… и ещё у неё были черные глаза… как уголь… и большой нос… римский, – сказал старик. – Если бы она захотела позировать в образе Медеи, я без труда нашел бы ей работу у богатого художника.

– Это она, – прошептал Амьен. – Послушай меня, мой добрый человек. Ты сейчас оставишь здесь все, что ты принёс, закроешь комнату и заберёшь с собой ключ. Если Пия вернётся, ты ей помешаешь вновь уйти, если же она попытается это сделать, ты немедленно пошлёшь кого-нибудь разыскать меня. И если женщина, которая её увезла, осмелится вернутся сюда, тебе следует найти комиссара полиции и задержать её. Понял ли ты меня?

– Sì, синьор, да, – ответил Лоренцо, который никогда и ничему не удивлялся.

Амьен был уже на лестнице. Нотариус последовал за ним. Он принял близко к сердцу это дело, и хотел внести и свою лепту в его разрешение, внести в него ясность.

– Идите, дети мои, – бормотал Верро, оставшись позади, – консультируйтесь с вашим буржуа. Существует ещё такой мой товарищ Фурнье, и только он в состоянии распутать это дело, и когда я пожму его руку при встрече, он задаст вам жару…

Часть X

Верро последовал совету, данному ему Амьеном при расставании на пороге дома отца Лоренцо.

В то время как его друг Амьен и нотариус Дрюжон начали собственную охоту и пустились по следу преступников, он прямиком отправился в кабачок Гранд-Бок, где надеялся, наконец-то, встретить месье Фурнье, и он рассчитывал, благодаря этому своему умелому помощнику, прийти на финиш расследования раньше остальных защитников Пии.

Речь шла прежде всего о том, чтобы её обнаружить и освободить из рук, как все на это указывало, её врагов.

У Верро была очень большая вера в таланты Фурнье, и ему не терпелось бросить их по следу пропавшей Пии Романо.

Только Фурнье, который менее, чем за один час смог обнаружить адрес места жительства Бьянки, был в состоянии обнаружить вертеп, в котором удерживали сейчас её сестру.

Верро, впрочем, имел целую кучу других вопросов, ответы на которые он хотел бы получить у этого своего ценного товарища, так как он его не видел со времени их экскурсии на улицу Аббатисс, и даже не знал в настоящее время, закончил ли его знакомый химик, который должен был исследовать булавку, свои опыты.

Итак, он бегом примчался, полный иллюзий, в Гранд-Бок, где нашел лишь патрона этого заведения, меланхолически сидящего у своей стойки, и Верро ничего не оставалось делать, кроме как лишь справиться у него о своём товарище и узнать о том, что Фурнье больше не показывался в этом кабачке.

Отец Пуавро, который пребывал, как всегда, в промежутке между двумя порциями абсента, начал изливать изумлённому горе-художнику свои печали, жалуясь на то, что вот уже несколько дней, как вся его клиентура таинственным образом пропала.

Бильярд пустовал без игроков, а питейный зал оставался пустым. Ушёл в отставку самый верный из завсегдатаев-торговец аптекарскими товарами, Морель, второй в этом списке верных посетителей, который тоже забыл дорогу к бедному Пуавро.

А тот приписывал это дезертирство неким слухам, которые распространились среди потребителей его алкоголя.

Шептались, что один полицейский стал посещать его кабачок, а эти господа завсегдатаи, которые не любили полицию, пошли пить и играть в другое место.

Этот агент, персону, которого никто не мог вычислить, но утверждали, что он приходил каждый день в Гранд-Бок, и маскировался таким образом, чтобы никто не мог догадаться, кто он есть на самом деле.

Из чего следовало, что подозревали всех, и особенно мирных буржуа, для которых Гранд-Бок служил местом ежедневных встреч.

Подозревали мраморщика, подозревали торговца аптекарскими товарами, в числе подозреваемых был и Фурнье, и патрон думал, что эти приличные люди, услышав оскорбительные намёки в свой адрес, бежали прочь, не желая быть измазанными с головы до ног этими потоками клеветы.

Так, что несчастный Пуавро, покинутый всей своей клиентурой, имел в перспективе лишь только одни неумолимо приближающиеся очертания руин его банкротства.

– Когда я думаю о том, что в стукачестве обвинили даже вас, мне хочется грязно выругаться…! – воскликнул Пуавро, ударяя кулаком по стойке.– Ах! Если бы я знал негодяя, который изобрёл эти истории, чтобы сделать меня нищим, я бы с огромным удовольствием его убил.

Верро мало волновали эти признания и переживания кабатчика. Слова о том, что подозрения о работе на префектуру полиции затронули и его были неудачливому художнику безразличны, а финансовые несчастья Пуавро его трогали ещё меньше. Но он подумал, что завсегдатаи этого заведения не так уж были и неправы в своих подозрениях, потому что лично он сам был убеждён в том, что Фурнье работает или ранее работал в полиции. Но неприятной стороной этих слухов стало то, что вероятно Фурнье, предупреждённый о них и подозрениях в его адрес, больше сюда не возвратится.

Где теперь его искать? Верро безутешно сожалел о своей глупой промашке, о том, что он не настоял на том, чтобы узнать, где жил Фурнье, и не видел больше иного средства выяснить его адрес, чем отправиться за этими сведениями в префектуру. Правда, он сомневался, что там захотят ему этот адрес сообщить.

Так как больше ничего интересного вытянуть из патрона кабачка не было никакой возможности, Верро ушёл, попросив его на всякий случай сказать Фурнье, если случайно тот вдруг появится в его заведении, что его друг Верро желал его увидеть, и чем раньше, тем лучше, и он будет ждать его каждое утро у себя на улице Мирра, в антресолях над пятым этажом.

По правде говоря, Верро не чересчур полагался на свой визит в кабулё, и подумал, что может быть сейчас было бы лучше всего попросту пойти к Софи Корню, и рассказав ей об исчезновении Пии, попытаться получить от домохозяйки несколько полезных указаний.

Он задумчиво шёл по бульвару Рошешуа, когда заметил сидящего на скамейке и беседующего с двумя индивидами довольно скверной наружности бывшего аптекаря Мореля, о чьём отсутствии так сожалел совсем недавно бедный Пуавро.

Тотчас же в голову Верро пришла идея спросить у него, не мог ли бы он ему сообщить какие-нибудь новости о Фурнье.

Морель сидел спиной к Верро и не видел, что художник приближается к нему, но Верро его узнал издалека, по особой манере сидеть и, главным образом, по большой конусообразной шляпе тромблон, которую в их квартале, где любимым украшением причёски служила шёлковая фуражка, носил только один человек-бывший аптекарь.

«С кем, черт возьми, он там беседует? – спросил себя Верро, рассматривая двух мужчин, застывших перед бывшим аптекарем. Для бывшего торговца это не самые лучшие знакомые.»

Эти люди, действительно, были довольно плохо одеты, и они сознавали, без сомнения, своё социальное положение, поскольку стояли навытяжку перед аптекарем, а Морель, сидящий на муниципальной скамье, казалось, давал им какие-то распоряжения.

Верро, ни мало не смущённый этой странной сценой, подошёл к ним, совершенно не переживая по поводу того, что его появление прервёт этот разговор.

Но он не заметил, что оба индивида, которые ему противостояли, наблюдали тайком за каждым его движением.

Они предупредили, без сомнения, отца Мореля, что какой-то господин приближается к ним, так как этот респектабельный старик друг повернул голову и узнал тотчас же Верро, поприветствовав его поощряющей улыбкой.

Незамедлительно оба собеседника попрощались с аптекарем и направились медленным шагом к пляс Пигаль.

«Хорошо! – подумал художник-недоучка, – теперь, когда старик остался один, я могу у него спросить, не видел ли он Фурнье. Придётся кричать во все горло, но мне все равно. На бульваре больше никого нет, и впрочем, у меня нет тайн которые мне нужно было бы ему сообщить.»

– Добрый день, мой дорогой месье Верро, – сказал ему аптекарь на пенсии.-Я вас не видел целую вечность и очень доволен тем, что снова встретил.

– Я тоже, папаша, доволен, так как вы не приходите больше в Гранд-Бок, а мне нужно с вами поговорить, – ответил Верро, повышая свой голос насколько это только возможно. – Скажите мне, почему вы покинули отца Пуавро? Я зашёл сегодня в его кабулё, и нашел бедного отца Пуавро с глазу на глаз лишь с бутылкой абсента, но не с его любимыми завсегдатаями. Он собирался её опустошить, чтобы успокоить нервы, расшатанные потерей вашей персоны.

– Мой Бог! Я могу вам честно сказать, что Пуавро неплохой человек, но у него довольно своеобразная клиентура… в основном из мира, так сказать, отверженных и, между нами говоря, это общество не слишком привечает таких как я. Я ходил к нему из-за вас и из-за месье Фурнье… но вот уже несколько дней, как он покинул это заведение, и мне показалось, что вы тоже незамедлительно сделаете тоже самое.

– Я… это будет зависеть… от решения моего друга Фурнье, которого я безуспешно везде разыскиваю.

– Серьёзно? Получается, что вы не знаете, где он живёт?

– Нет, а вы? – проорал Верро.

– Нет… и это не удивительно. Я его видел только в этом кабачке… да и там он не часто общался со мной… вы ведь понимаете, что мало удовольствия беседовать с глухим…

– Кто бы это говорил, скотина безухая! – проворчал Верро.

– Кажется, что вы имеете такое же просвещённое мнение, – сказал Морель, громко рассмеявшись.

– Вы же прекрасно видите, что это не так, ведь я специально остановился, чтобы поговорить с вами, – закричал ему в ответ Верро.

– Это очень любезно с вашей стороны, но вряд ли вас развлекает, раз вы называете меня скотиной.

– Как! Вы это услышали? – поразился Верро, всего лишь на мгновение смутившись.

– Да, и вас это удивляет лишь потому, что вы никогда не жили вместе с глухими.

– Нет… И слава богу!

– Если бы вы провели некоторое время с ними, вам было бы известно, что на открытом воздухе у нас совершенно другой слух, чем в четырёх стенах здания, например. Здесь, на улице, на свежем воздухе, или в карете с открытыми окнами, например, мы слышим все.

– Хорошо! Я прекрасно понял, что как только мне нужно будет с вами о чём-нибудь поговорить, я найму фиакр, и мы будем кататься столько времени, сколько нам потребуется, чтобы побеседовать… только вы оплатите эти часы.

– О! Весьма охотно… но тем временем мы можем всегда поговорить немного здесь… в хорошую погоду я всегда провожу здесь несколько часов, и вы не будете нуждаться том, чтобы надрываться и драть горло во время нашей беседы.

– Это меня устраивает, так как я не люблю привлекать внимание прохожих. Я у вас хотел спросить, не могли бы вы мне сообщить новости о Фурнье. Вы не знаете его адреса, но, возможно, вы его видели в последнее время.

– Нет, к несчастью… так как я его очень люблю, этого мальчика, хотя он почти не ищет встречи со мной. Но я вам клянусь, что если бы я его заметил на улице, то обязательно подошёл бы к нему. Мне кажется, что он не живёт в нашем квартале.

– Ба! Странно, ведь Фурнье постоянно торчал в Гранд-Боке, а рыбак обычно не ходит на рыбалку далеко от своего дома. Так что он должен вскоре найтись, и ради того, чтобы узнать, где он живёт, я готов пожертвовать своей любимой трубкой.

– Значит вы в нем так сильно нуждаетесь? Спорим, что я догадываюсь, почему!

– Ах! Я вам бросаю вызов, папаша.

– Черт возьми! Это не сложно. Вы хотите, чтобы он вам вернул позолоченную булавку, которую вы ему накануне отдали у отца Пуавро?

– Булавка! Как!? Вы это заметили…

– Глухие замечают всё. Черт возьми! Это совершенно ясно. Они не рассеянны, в отличии от других, так как не слышат ничего, и компенсируют этот недостаток внимательностью к мелким деталям.

– Тогда… значит вы не слышали того, о чем я с ним говорил?

– Ах! Этого… нет. В зале, где мы сидели, очень низкие потолки, а вы уже знаете, что нам нужно открытое пространство, чтобы наши уши открылись. Но иногда мы догадываемся о сказанном по жестам, по движениям губ, по выражению физиономии.

– И догадались ли вы тогда, о чем мы разговаривали с Фурнье? Вам с вашего места было удобно нас рассматривать, так как мы сидели за одним с вами столом.

– О! Я не могу сказать, что понял все, могу и ошибиться, но общее представление имею. Мне показалось, что вы ему рассказывали о том, что кого-то убили или поранили этой булавкой, и которую Фурнье обещал отдать на исследование, чтобы выяснить, не была ли она отравлена.

– Вы смогли понять это? Ах! Думаю, это было трудно!

– Ну нет, это, напротив, было совсем просто. Я хотел взглянуть на эту булавку, но вы остановили мою руку. Я сразу же подумал, что вы опасаетесь несчастного случая. И дальше!… Вы показали ему разорванное пополам письмо, и я предположил, что вы его нашли вместе с булавкой.

– Честное слово, отец Морель, я начинаю думать, что вы хитрец. А я то вас принимал за наивного человека!

– Ба! Лучше скажите… дурака. Это бы нагляднее проиллюстрировало вашу мысль.

– Мой бог! Это вполне возможно, – цинично сказал Верро, – но я не стыжусь провозгласить, что ошибся. Человек, который понимает, ничего не слыша, способен на многое… на всё.

– Вы очень добры… Так значит, я все понял правильно. Булавкой воспользовались, чтобы совершить преступление.

– Ею убили девушку в омнибусе.

– Наверное, вы имеете ввиду случай в омнибусе на пляс Пигаль. Я читал об этом в Пети Журналь.

– Точно, мой старый друг. И с того самого дня мы, я и мой друг Амьен, ищем негодяйку, которая сделала своё мерзкое дело, а также и бандита, который ей в этом помог. Амьен был в том омнибусе, и он их видел. К несчастью, Поль решил, что это был несчастный случай… и перестал заниматься этим делом. Что касается меня, то я продолжал считать, что было совершено преступление и сообщил о своих подозрениях Фурнье, и он согласился со мной. А в это время преступники продолжают свою деятельность. Они только что похитили сестру бедной девушки, которую они убили, и если мы не сумеем их схватить, то они разыграют с ней дурную комбинацию.

– Почему? Что они имеют против этих бедных сестер… это какая-то месть…?

– Слишком долго объяснять… и вряд ли вас это заинтересует. Небольшая история большого наследства. Один богатый буржуа, который был биологическим отцом обеих малышек, умирая, оставил им все своё немалое состояние.

– И тогда родители этого буржуа… или другие родственники, претендующие на это наследство, заплатили бандитам, чтобы их убить и получить это состояние?

– Это вполне возможно… хотя… нет… у покойника не было никого, никаких родных, кроме брата, месье Дюбуа, который очень богат и потому не должен быть, казалось, заинтересован в этом деле.

– Кто его знает. Ради денег совершаются и не такие дела! Вы сказали, что его зовут Дюбуа… на вашем месте, я поискал бы адрес вашего друга у него… Вы знаете, где живёт этот месье Дюбуа?

– Нет, но мой друг Амьен знает. Поль близко с ним знаком. И вы мне напомнили об одной вещи, которую он упомянул в этим утром в моем присутствии. Кажется, что месье Дюбуа прежде использовал одного торгового агента, который мог бы быть сообщником женщины с булавкой. Амьен видел этого человека в театре на следующий день или через день после преступления, и он его узнал… они вместе ехали в том самом омнибусе… только,… он не знает его имени.

– Ему ничего не стоит спросить об этом месье Дюбуа.

– Это как раз то, что он должен сделать сегодня… сейчас… а я в это время, когда заметил вас, шёл на улицу Аббатисс, повидаться с женщиной, которая поселила у себя покойную девушку… а потом намеревался отправиться к Амьену, чтобы понять, где мы находимся в процессе нашего расследовании.

– Хотите ли бы Вы, чтобы мы пошли к нему вместе?

– Как,…Отец Морель, вы думаете о том, чтобы вмешаться в это дело! Вот это новость! Я понимаю, что это вас развлечёт, но я спрашиваю себя, чем вы можете нам пригодиться…?

– Вы несколько мгновений тому назад сказали, что я способен на все, – ответил, улыбаясь, аптекарь.– Итак! Попробуйте. Подвергните меня испытанию. Вы увидите, что глухота имеет и хорошие стороны. Таких людей никто не опасается. И затем, чем вы рискуете? Речь идёт только о том, чтобы сообщить мне адрес этого торгового агента. Я нанесу ему визит, и если во время беседы с ним я узнаю что-то новое, я вам обязательно сообщу.

– Мой бог! – Воскликнул Верро, – я не вижу причин, почему я должен отказать вам… и почему бы мне не воспользоваться вашими услугами. Амьен, возможно, опять посмеётся надо мной, но мне все равно. Впрочем, я тоже, как и он, имею право взять себе помощника, и я надеюсь, что вы будете также хитры, как и нотариус, который ведёт поиски вместе с Полем.

– Это для меня новость! Какой ещё нотариус?

– Да один нотариус из провинции, который получил в своё распоряжение завещание отца обеих малышек. Ах! Он добрый малый, не волнуйтесь. Без него мы бы никогда не узнали последнюю волю покойного… и о том, что наследовали обе сестры Романо, а не одна… и с тех пор, как нотариус узнал, что наследница исчезла, он думает только о том, чтобы её найти. И, послушайте! Нотариус, возможно, в этот самый момент находится у месье Дюбуа, чтобы спросить адрес этого торгового агента.

– Это очень хорошо, но месье Дюбуа, захочет ли он его ему сообщить?

– И вы полагаете, что если он откажется сообщить его нотариусу, то он даст его вам? Впрочем, это возможно. Во всяком случае, ничего не стоит попробовать.

– Ладно, мне будет любопытно посмотреть, как вы возьметесь за дело. Я не знаю в точности, где живёт буржуа, но Амьен нам подскажет. Пляс Пигаль не далеко. Давайте, папа, вперёд.

Морель стоял уже рядом с ним. Он вскочил со скамейки с юношеской живостью, и Верро не мог поверить изменениям, которые произошли в одно мгновенье в походке и даже лице аптекаря-пенсионера. Его спина внезапно распрямилась, лицо приняло умное выражение, а маленькие глаза засверкали. Перед ним стоял уже совершенно другой человек.

– Морель, мой друг, вы неузнаваемы, – воскликнул Верро. – Если бы этот дорогой Фурнье, наш друг, вас сейчас повстречал, он бы принял вас за другого человека и не узнал. И я не могу поверить в это чудесное превращение. Раньше я никогда не видел, чтобы свежий воздух столь целебным образом воздействовал на глухих.

– Вы увидите ещё и не такое, – сказал этот добрый человек, мягко улыбаясь кончиками губ. – Но, не будем терять время. Месье Дюбуа живёт, возможно, очень далеко, и кто его знает, куда он нас пошлёт, на какую окраину Парижа, чтобы мы нашли его торгового агента? Придётся взять фиакр, так как…

– Послушайте! Смотрите, ваши друзья нас преследуют, – прервал его Верро, указывая пальцем на обоих индивидов, коих совсем недавно его прибытие к аптекарю обратило в бегство.

– Не беспокойтесь о них, мой дорогой. Эти бедные люди работали у меня в те времена, когда я ещё держал свою лавку, и, когда они меня встречают на улице, то всегда подходят ко мне и справляются о моем здоровье.

– А почему они так быстро ушли, когда увидели меня?

– Потому что плохо одеты. Это их делает робкими.

– По сравнению со мной, конечно, я ведь стараюсь следить за модой…! Да, вы правы, они действительно находят, что я выгляжу зажиточным господином. Это мне льстит.

– И эти речи, и некоторые другие, не менее незначительные, веселили их по пути на пляс Пигаль.

– Отец Морель, все более и более подвижный, шёл столь быстро, что Верро с трудом за ним поспевал.

– Когда они подходили к дому художника, прямо перед ними у подъезда остановился фиакр, из которого спустились два господина.

– Отлично! – воскликнул Верро, – вот как раз и Амьен с нотариусом. Черт! На них лица нет. Наверное, что-то случилось? Лишь бы только они не узнали, что Пия уже отравлена… так же, как и её сестра!

– Спросите у вашего друга, что произошло, – сказал Морель.– А пока вы будете говорить с ним, я собираюсь побеседовать с нотариусом.

– Так и было сделано. Верро потянул Амьена в сторону, а бывший аптекарь со шляпой в руке подошёл к мэтру Дрюжону, который, казалось, не был слишком удивлён, увидев его. Можно было даже предположить, что они были ранее знакомы.

– Итак, – начал Верро, – ты узнал адрес агента?

– Нет, – мрачно ответил ему Амьен. – Месье Дюбуа утверждает, что он его не помнит. Так что у нас осталось только одно средство узнать его: нам необходимо найти хозяйку доходного дома на улице Аббатисс. Она знает женщину из омнибуса, так как с ней вполне приятельски разговаривала на кладбище. Нужно будет добиться, чтобы она нам сказала, где её приятельница живёт. А что ты сделал хорошего…? Ничего, не правда ли? Твой знакомый из пивной посмеялся над тобой.

– Я его не смог увидеть. Но смог завербовать ещё одного умного помощника.

– Это этого маленького старичка, которое разговаривает сейчас с мэтром Дрюжоном?

– Да, у него не самое умное лицо, но я полагаю, что он, тем не менее, достаточно проницателен. Я уже имел возможность в этом убедиться.

Амьен чуть не вскрикнул от ярости, но тут его глаза упали на крупную женщину, которая подходила к нему, качаясь на своих бёдрах, как судно на волнах.

– Мне кажется, или ошибаюсь, – прошептал он. – Это ведь та самая продавщица апельсинов, с которой я ехал в тот злополучный вечер в омнибусе и которую я потом встретил возле театра Порт-Сен-Мартен.

– Похоже, что вы меня не слишком запомнили, – сказала торговка-сплетница. – Черт! Понятное дело… сегодня я не продаю апельсины. Но я то вас сразу же признала, и если я позволяю себе с вами заговорить, то только потому, что теперь я знаю, где жила малышка из омнибуса.

– Я тоже это знаю.

– На улица Аббатисс, да? У Софи Корню. Тогда, я вам не сообщила ничего нового… но… это не все. Представьте себе, что я нашла женщину, которая была в омнибусе рядом с малышкой… ну вы знаете, ту, которая вышла из театра, в тоже самое время, что и вы… ну та, которой предлагал руку мужчина с верхней площадки омнибуса, с империала. И вы в жизни не догадаетесь, чем она занимается, эта красотка?

– Нет, но если бы вы могли меня проинформировать о ней, вы мне оказали бы неоценимую услугу.

– Она предсказывает большие приключения… гадает на картах… это госпожа Стелла с улица Сурдиер, 79. Мадам Корню её клиентка и вчера я их встретила, когда они разговаривали на бульваре Рошешуа, и так как я знаю уже давно эту бравую мадам Софи Корню, я подошла к ним… и так как вторая женщина не вспомнила моё лицо, она предложила мне погадать… и я попросила у неё адрес, где она окажет мне эту любезную услугу… и она мне его дала…

– А вы ей не напомнили о происшествии в омнибусе?

– О, Господи! Нет, конечно. Если бы я начала с ней говорить на эту тему, разговору не было бы конца, а у меня было мало времени. Но я ей обещала прийти к ней на сеанс спиритизма.

– Не хотите ли Вы, чтобы мы пошли к ней вместе? – С некоторым усилием спросил Амьен.

– Если это может вам доставить удовольствие… сама то я не верю в такие глупости… но меня это развлечёт, тем не менее. Только, вы знаете, что я не богата, чтобы заплатить за такой визит…

– О! Не волнуйтесь, я оплачу этот сеанс гадания.

– Тогда это меня устраивает. Назначьте мне день и час.

– Прямо сейчас. И я вас отвезу туда на фиакре.

– Это меня устраивает ещё больше. Мне совершенно нечего делать до вечера. Я продаю мой товар только возле театров, когда начинаются вечерние спектакли.

– Отлично! Подождите меня буквально пять минут, мне нужно сказать пару слов вот тому господину.

– Тому, на котором белый галстук? У него хорошее лицо… Он походит на мирового судью из моей провинции. Но другой отличается от него… не так хорош.

– Вы наблюдательны, мадам, и все-таки, чуть-чуть подождите меня, пока я не переговорю с мэтром Дрюжоном, – сказал Амьен, делая знак Верро, который уже понял его намерение.

– Послушайте, мамаша, – начал художник-недоучка, подходя к торговке апельсинами, в то время, как его друг собирался присоединиться к нотариусу, начавшему с отцом Морелем очень живописную беседу, – скажите мне, откуда вы знаете эту прекрасную Софи?

– Это не так уж трудно. Её знает весь квартал. Надо вам сказать, что я живу на углу улицы Мюллер.

– А я на улице Мирра… получается, что мы соседи. И когда вы захотите сделать ваш портрет, то я…

– Значит, вы фотограф?

– Ни за что в жизни. Как вы могли подумать… такое низменное занятие… фотография… Нет… Я изображаю, но… но не карточках… и не на зданиях…

– Художник… значит? Мне нравятся художники. Ваш друг тоже художник?

– Он художник номер один в Париже, и зарабатывает этим такие же хорошие деньги, как и вы. И я это говорю не для красного словца, не для того, чтобы сделать вам комплимент, но не могу удержаться от того, чтобы не сказать вам, что вы прекрасно выглядите… и сразу видно, что вы крепко стоите на нашей бренной земле.

– Ну да… неплохо, но?… Но скажите мне запросто… не скрывая ничего от меня… почему и о чем ваш друг хочет проконсультироваться с гадалкой?

– Он хочет узнать, от какой болезни умерла малышка из омнибуса.

– Ничего себе… это – странная мысль. Что касается меня, то я неё собираюсь попросить средство, способное вылечить от тяжёлой болезни моего мужа, который не встаёт с постели уже месяц. Ах! А вот и ваш товарищ, который закончил говорить с этими двумя стариками.

– Он высматривает вас, мамаша.

Амьен подошёл к ним с совершенно преображённым лицом, на котором сияли блестящие глаза. Верро был совершенно изумлён этим внезапным преображением.

«У него такое довольное выражение, как будто он уже нашел Пию, – подумал он.»

– Моя прекрасная госпожа, – сказал Амьен торговке апельсинами, – эти господа хотят с вами поговорить.

– Они очень вежливые с виду. И чего они хотят от меня?

– Сведений, в которых они нуждаются. Они вам объяснят, в чем дело.

– Тогда, пошли к ним… чего тянуть, – воскликнула толстуха.

И в то время как она двинулась вперёд, Верро проговорил сквозь зубы:

– Если я понимаю то, что всё это означает, пусть тогда мне в нос воткнут ту булавку, которую я отдал Фурнье.

– Ты поймёшь это позже. Сделай мне милость, поди, найди фиакр, – сказал ему Амьен.

– Как! А где тот, на котором ты приехал? Смотри-ка! Папаша Морель и нотариус заставляют подняться в твой фиакр эту апельсиновую бочку, и сами садятся в него следом за ней. Там не хватит места для нас. Черт возьми, нет! Не может быть. Они хотят уехать без нас… но куда, черт возьми?

– Ты это сейчас увидишь, так как мы поедем вслед за ними.